Корабль Роботов

      Николай Бабич встал и отряхнулся. Он упал приблизительно в километре от нижней кромки снегов. Склон здесь был пологий, но немного выше задирался неприступными скалами. Внизу зеленела долина, иногда сквозь туманную дымку там блестели стекла в окнах домов. Он снова посмотрел вверх. Утесы высились над ним, как дворцы великанов, приближение к которым запрещено. Долина лежала в нескольких часах ходьбы. Постояв немного, он двинулся вниз. Там люди; он не привык быть один. Он был одет слишком легко и озяб на ветру, но не мог, чтобы согреться, идти быстрее. Скорость вязла в глубоком снегу. "Вы любите приключения?" Да, приключений хоть отбавляй.
      Все мешалось в его мозгу, когда он брел вниз по нетронутому белому снегу. Тоска по необычайному, накопившаяся за десять лет нудной возни с вычислительными машинами в штурманской "Земляники". Странная уверенность, что необходимо немедля вернуться в пространство. Крик обзорных локаторов, взявших цель. Причудливая маленькая ракета, не похожая на спасательную капсулу, уходившая на последнем дыхании прочь от далекой планеты. Александр Синяев, человек загадочный во всех отношениях, но великолепно разбирающийся в технике давно исчезнувшего народа. Черный оазис, чужой корабль, безмолвная переправа. Исправленный механизм, гонка по ночным коридорам, схватки с обитателями оранжерей. Сладкое чувство свободы. Возвращение к Дилавэру, прорыв сквозь испуганную толпу. Бесплотное существо переменной формы, люди с мордами ящеров, долгий сон, во время которого Бабич узнал язык и многое другое. Наконец, последний разговор с Синяевым на этом языке, когда они шли по внутренним переходам станции, чтобы через несколько минут спуститься сквозь атмосферу с помощью приспособления, подозрительно напоминающего обыкновенную канатную дорогу.
      – Вы их не бойтесь, они не кусаются, - сказал тогда Синяев, указывая на спину одного из трусивших впереди чудовищ.
      Чудовища эти были ростом с человека, но сходство здесь не заканчивалось. Они очень напоминали людей, только в маскарадных костюмах. Их спины были сплошь усеяны какими-то чешуйками, пластинками, костистыми гребешками, вдобавок спина переходила в нелепый толстый хвост, волочившийся по полу. Ноги заканчивались у них большими овальными копытами, которые звонко шлепали при ходьбе. Руки были трехпалые, пальцы кончались страшными большими когтями. Лица представляли собой оскаленные маски, казавшиеся выполненными из живого металла. Тем не менее повадки у них были вполне человеческие.
      – Да я и не боюсь, они симпатичные, - сказал Николай Бабич. - Я к ним уже немного привык. Чего их бояться?…
      – Это Квилла и Дзанг, - продолжал Синяев, убыстряя шаг, чтобы не отстать от чудовищ. - Они роботы, искусственные разумные существа, сделанные по образу и подобию своих творцов с планеты Пьерн. Очень древняя культура, цивилизация второго порядка поколения. В Галактике таких мало. Возможно, она уникальна.
      Он сделал паузу, потому что бесплотное существо, выглядевшее на этот раз сказочным великаном, трехметровым атлетом с могучими мускулами, но перемещавшееся странной дергающейся походкой, будто был переодетой каракатицей, исчезло в одной из боковых дверей. Чудовища и люди остановились, но существо тут же вернулось с большим мотком толстой белой веревки через плечо, и отряд продолжал прерванное движение.
      Синяев снова заговорил: - Вы привыкнете и к фантому. Он тоже робот, хотя и нематериален в том смысле, как вы это понимаете. Он не имеет постоянной формы, и при каждом изменении внешности у него целиком меняется все: и память, и программа, согласно которой он действует. Однако сменных программ у него не так много. А поведение Квиллы или Дзанга диктует одна-единственная - та, что вложена при создании. Она, конечно, не слишком жесткая. Квилла достаточно пластичен в отношениях со средой и другими разумными существами. Тем не менее это всего-навсего программа. Пусть она известна не всем, но она есть, она объективно существует. Так уж устроены роботы.
      – Чем же мы хуже? У каждого из нас есть такая программа, - подумав, сказал Николай Бабич.
      – У каждого из нас? - Синяев сделал ударение на последнее слово.
      – Да. У любого человека.
      – И кто, по-вашему, в нас ее вкладывает?
      – Ясно, никто! Сначала она как зародыш, как семя растения, а потом она сама формируется с годами, сама себя формирует. Постепенно становится все более и более конкретной, более цельной. Вещи, которые казались случайными, приобретают новый смысл. Разрозненные события и поступки сливаются в единую линию. Вы разве не замечали?
      – Не обращал внимания. Но что она собой представляет, эта программа?
      – Естественно, у каждого свое. Из одинаковых семян тоже получаются разные растения. Одни очень красивые, другие уродливые. Но одинаковых не бывает. И хотя эта внутренняя программа…
      – Внутренняя?
      – Разумеется! Внешние обстоятельства только мешают ее выполнению. И хотя она не всегда и не сразу осознается, хотя она подобна непроявленной фотографии или изображению, летящему через космос в виде бесплотного волнового пакета, однако ее реальность не менее объективна, чем обычной программы, вложенной в компьютер.
      – И что же это такое? Предначертание? Судьба? Цель жизни?…
      – Можно сказать и так, но это не очень точно. Что такое цель, если она не поставлена? Лучше выразиться иначе - свобода.
      – Что общего между свободой и целью?
      – Они две стороны одного и того же. Например, какой-нибудь сосуд изнутри выглядит совсем не так, как снаружи. Однако это один и тот же сосуд. Внутренняя свобода - единственное средство достижения внешней цели. Или комплекс средств. А внутренняя цель - единственный источник и стимул внешней свободы. А свобода в целом - это когда ты идешь к своей цели, невзирая на все препятствия, обходя их и сокрушая… Как река, текущая к устью.
      – Я?
      – Например, вы. Вам-то все это знакомо из опыта.
      – Вы так думаете?
      – Убежден. Слава богу, я уже немного вас знаю.
      – А если цель поставлена кем-то другим? Или другими? - спросил, помолчав, Синяев.
      – Высшими силами? - усмехнулся Николай Бабич.
      – Ну, можно назвать и так.
      – Цель, не ставшая твоей собственной, не есть настоящая цель, - убежденно сказал Николай Бабич. - И вообще всякая явная цель. Она может быть только средством. Если ты стремишься к ней, ты не человек и даже не робот. Ты просто чей-то орган, чей-то манипулятор, чье-то орудие.
      – Вы считаете?
      – Конечно. К сожалению, часто так и бывает. Особенно на первых порах. И толкают тебя вовсе не высшие силы, а что-нибудь гораздо более прозаическое. Например, руководство. Или коллектив. Или семья. Или обстоятельства, наконец.
      – Что значит "не человек"? И при чем здесь высшие силы?
      – Ты остаешься человеком только в другие моменты, - попытался объяснить Николай Бабич. - В те минуты, когда тебя никто и ничто не программирует. Ведь такие есть всегда, и у кого угодно. Будь ты хоть рабом фараона…
      – Не слишком ли сложно?…
      – Сложно? Многие вещи только кажутся сложными, - сказал Николай Бабич. - Свобода, необходимость, судьба… И вообще, разве может быть сложным то, что есть? Предмет или явление существует, а мы его как-то описываем или объясняем. Наши объяснения и описания, действительно, могут быть сложными либо простыми, причем любое сложное объяснение с течением времени стремится сделаться проще…
      – О, вы философ!
      – Отчасти. Думаете, меня удивляют таланты вашего друга? - Николай Бабич показал на бесплотное существо. - Нет. Так ли она поразительна, способность принимать различные формы? Что в ней такого? Вспомните вчерашний день. Полиморфизм - извечное качество насекомых. Когда-то я много размышлял об этом.
      – В связи с чем?
      – Да так. Я думал о сущности религий…
      – А что такое религия? - неожиданно спросил Синяев.
      – Религия? - удивился Николай Бабич. - Грубо говоря, это как раз и есть учение о высших силах. И почти любая религия основана на вере в загробную жизнь. Человек рождается, живет, копошась в грязи, потом умирает, а его крылатая душа блаженствует в райских садах, среди цветения и благоухания. Где мог человек подсмотреть это? Только у насекомых. Сначала червь, копающийся в навозе. Потом куколка - разве не похоже на смерть? Наконец, прекрасная бабочка, которая порхает с цветка на цветок, собирая нектар и амброзию…
      – Понятно. Но при чем здесь высшие силы?…
      – В общем-то ни при чем, - согласился Николай Бабич. Он снова посмотрел на трусивших впереди страшилищ. - Для роботов, например, бесспорно, есть высшие силы: это те, кто вложил в них программу. Любопытно, что вы в данном случае не являетесь высшей силой, поскольку вы этой программы даже не знаете. Вот и возникает вопрос…
      – Да?
      – Вопрос простой, - сказал Николай Бабич. - Какого дьявола вы, земной человек, делаете в этой компании? И вообще - как вы в нее затесались?
      Синяев ответил не сразу, и некоторое время они молча шли по бесконечному коридору, замыкая карнавальную процессию. Гулкое эхо шагов уже тогда делало происходящее весьма похожим на странный сон. Или даже на новую запись фантоматографа.
      – Это старая история, - сказал наконец Синяев. - Она началась задолго до нашего с вами рождения. Случилось так, что корабль, на котором летели мои будущие родители, попал в аварию. Взрыв инвертора, как обычно.
      – Все-таки инвертора?
      – Да. Их вынесло на другой край Галактики, очень далеко от Солнечной системы. Они не были космонавтами и не знали никаких координат: ни Земли, ни места катастрофы, ни района, где очутились. Звездных карт при них не было. Да и вообще ничего не было, кроме аварийной капсулы. Положение казалось вполне безнадежным. Но их спасли.
      – Каким образом?
      – Неподалеку случайно оказался один звездолет, - объяснил Синяев.
      – Вот, вот. Об этом я и говорил. Одна случайность, вторая…
      – Это был корабль, принадлежавший Кругу, - продолжал Синяев. - Удача получилась взаимной. Кругу повезло тоже. Ведь разумных существ, похожих на нас с вами, не так много в Галактике. Во всяком случае, Круг пока не включает миров, заселенных ими.
      – А Земля?
      – По-видимому, она пока еще тоже вне Круга.
      – Пока.
      – Разумеется, - сказал Синяев. - Круг постоянно расширяется. Но космическая активность Земли, вероятно, не так высока. Она пересеклась с Кругом только в тот раз, чисто случайно.
      – Опять случайно! Кстати, что такое этот ваш Круг? - поинтересовался Николай Бабич. - Объясните же, наконец. Объединение цивилизаций вроде ефремовского Великого Кольца? Или какая-нибудь развитая сверхцивилизация?
      Синяев отрицательно покачал головой.
      – Нет. Круг - это надцивцлизация, самая могущественная в Галактике. Сверхцивилизаций и объединений не существует.
      – Пускай надцивилизация, - охотно согласится Николай Бабич. - Разве дело в названии? Где она расположена?
      – Думаете, я смогу ответить на этот вопрос?
      Николай Бабич поискал глазами бесплотное существо. Оно, возглавляя процессию, бодро шагало сейчас метрах в десяти впереди них. Неужели оно способно уловить слабые звуки их голосов, заглушенные к тому же звонким топаньем роботов.
      – Ну, если нельзя…
 
      Синяев пожал плечами.
 
      – Не в этом дело. Фантом теперь не Посланник Круга, а Держатель Моста. Ему наш разговор безразличен. На ваш вопрос просто невозможно ответить. Где располагается космос? Откуда идет реликтовое излучение? Куда расширяется Вселенная?…
      – Вы хотите сказать…
      – Да, - кивнул Синяев. - Круг не имеет какой-то определенной дислокации. Он нигде и одновременно везде. Все точки Круга равны. У него нет ни центра, ни периферии. Он как бы растворен в цивилизациях Галактики и не может без них существовать. И далеко не каждая цивилизация подозревает о его существовании.
      – А какой тогда смысл вы вкладываете в выражение "корабль, принадлежащий Кругу"?
      – Самый обычный. Если я, например, возьму где-нибудь корабль и куда-нибудь полечу, это и будет корабль Круга.
      – А планета, где вы возьмете корабль, ни о чем не будет догадываться?
      – Почему же нет? О Круге, естественно, знают их отдельные представители. Те, что сами входят в Круг. Все точки Круга равны, это закон. Но именно Круг в большинстве случаев руководит космической деятельностью цивилизаций.
      – Руководит?
      – Да. Поскольку Круг - явление космическое, то его интересуют в первую очередь вопросы, связанные с дальними коммуникациями и звездоплаванием. Круг стимулирует, поощряет и направляет исследования и технические разработки в этих областях.
      – Значит, это нечто вроде мафии или тайного общества?
      – А что такое мафия?
      – Тайная преступная организация. Я читал о них. Сейчас их, конечно, нет, но они процветали еще пару веков назад.
      – Ну и пример! - усмехнулся Синяев. - Организованная преступность! Что общего с этим у Круга?
      – Не знаю. Но, по-моему, тайные организации всегда вне закона. И как бы то ни было, на каком основании вы так спокойно выдаете мне ваши секреты? Я ведь пока не давал никакой страшной клятвы.
      – Какая в ней необходимость? Вы уже вошли в Круг: он замкнулся на вас. "Земляника", когда вы меня спасли, превратилась в звездолет Круга. Когда мы шли к кораблю Маб, наш катер был катером Круга. А потом сам корабль Маб стал кораблем Круга.
      – Вот как?
      – Да. Если даже вы когда-нибудь вернетесь на Землю, вы уже никогда не выйдете за пределы Круга.
      – Вы убеждены в этом? - спросил Николай Бабич. - Думаете, я буду молчать? Почему? Я никому ничего не обещал. И, честно говоря, не собираюсь.
      – Зачем молчать? Говорите что угодно, вам все равно не поверят. Есть вещи, в которые нельзя поверить, пока не столкнешься с ними. Что вы знаете, чтобы рассказать об этом достаточно убедительно? По-моему, ничего.
      – А вы?
      – Достаточно, чтобы понять, что вы уже никогда не выйдете за пределы Круга. Круг только увеличивается, его площадь не сокращается.
      – Вы думаете, вам удастся заставить меня поступать вразрез моим убеждениям?
      – При чем здесь я? - сказал Синяев. - И никто не собирается вас заставлять. Все гораздо проще. На каждом круге два направления. Вы всегда будете делать только свое, нужное вам. Но одновременно это будет полезно Кругу. Круг достаточно велик для такого пересечения интересов.
      – Ну, это мы еще поглядим, насколько он у вас велик, - сказал Николай Бабич. - Неужели он присутствует действительно на всех планетах Млечного Пути?
      – Нет, конечно. В основном Круг интересуют миры, приступающие к нему. Чаще всего включение планеты в Круг происходит стихийно, но не всегда. Дилавэр, например, очень долго находился под наблюдением. Без Круга космическая эра началась бы здесь еще очень нескоро. Прогрессу в этой области весьма помогло спасение моих родителей. Вы сами видели, что здешние жители напоминают землян. Они почти как люди. Поэтому спасение моих предков обернулось для Круга большой удачей.
      – И что же? - спросил Николай Бабич, хотя разговор перестал ему нравиться. - Дело успешно закончилось?
      – Нет, операция началась сравнительно недавно, - объяснил Синяев. - Должен был родиться я, должен был вырасти и окрепнуть, пройти необходимую подготовку. Дилавэр - очень ценная планета. Миллиард лет назад здесь была крупная база цивилизации Маб. Двойного назначения: и наземная и космическая. Но она была жутко заброшена, в отвратительном состоянии. Космическую станцию, правда, частично восстанавливали до нас, а вот на поверхности пришлось поработать мне. Ни мать, ни отец, естественно, не были специалистами по технике Маб. А специалистов, похожих, скажем, на Квиллу, вряд бы кто-нибудь пустил на поверхность.
      – Я опять не понимаю, - пожаловался Николай Бабич. - Вы говорите, вас готовили. Вас готовили специалисты Круга. Но где это происходило? Ведь у Круга, как вы говорите, нет собственных планет?…
      – Точно. Меня готовили на Кноссе. Там, откуда фантом. И готовили меня местные эксперты по технике Маб, не имеющие к Кругу никакого отношения. Так, во всяком случае, они думали… Именно кносский корабль спае в свое время моих родителей.
      – А где они сейчас, ваши отец и мать?
      – Их давно нет в живых, - сказал, помолчав, Синяев. - Несчастный случай, так, по крайней мере, мне объяснили. Это произошло пятнадцать лет назад.
      Они долго молчали.
      – И вы никогда не были на Земле?
      – Нет.
      – Никогда не видели других землян?
      – Никогда.
      – И так легко ушли с "Земляники"?
      – Почему же легко? - сказал Синяев. - Но что делать, здесь я нужнее. Так я считал. И люди здесь, в общем, ничем не хуже. Но теперь… Вы же знаете, планете угрожает опасность.
      – Серьезная?
      – Смертельная. Пострашнее атомной войны.
      – И что вы будете делать?
      – Скорее всего, ничего.
      – Почему?
      – Вероятно, борьба бесполезна. Поэтому рекомендовано отсюда уйти.
      – Рекомендовано?
      – Да. А что вам не нравится?
      – Мне нравится все. Только…
      – Почему вы замолчали? Говорите.
      – Только там, в оранжереях, - сказал Николай Бабич, - я вам завидовал. Я думал… Думал, что вы самый свободный человек во Вселенной…
      Здесь их разговор прервался, потому что они вышли за двери шлюза. Крыша над площадкой - если она была - оставалась невидимой, и казалось, что они стоят в пустоте, лицом к лицу с космосом, только непонятно, чем дышат. Под ними громоздилась планета, задрапированная облаками. На площадке уже стояли оба зубастых страшилища и бесплотное существо, похожее сейчас на древнегреческого титана. Потом оно раскрутило над головой лассо, сделанное из толстой белой веревки, и метнуло его в направлении облаков. Конец веревки скоро скрылся из виду, и сама она уменьшилась в диаметре, став наконец тоньше самой тонкой паучьей нити. Одно из страшилищ пристегнуло к паутинке несколько одинаковых овальных колец. Вокруг него возникла прозрачная серебристая оболочка, похожая на пузырь воздуха вокруг водяного паука. Не выпуская кольца из трехпалых ладоней, оно оттолкнулось ногой от края площадки и исчезло внизу. За ним последовало второе страшилище. Потом Синяев рассказал Николаю Бабичу, как пользоваться переправой, и он тоже полетел вниз. А потом, уже под облаками, ему вдруг показалось, что это сон…
      Сейчас Николай Бабич брел по сугробам, оставляя за собой вереницу глубоких отпечатков. За десять лет работы штурманом он отвык ходить по снегу, ведь отпуск обычно приходился на лето, за зимой пришлось бы ехать в Южное полушарие, а в отпуске есть дела поважнее, чем гоняться за сугробами и метелями.
      Он брел в снегу по колено, иногда проваливаясь глубже. Долина внизу манила его, как море. Он уже забыл, что эта планета - далеко не Земля. Он остановился, любуясь ландшафтом. Безмолвные снеговые пики парили в воздухе над горизонтом. Между ними и Николаем Бабичем синела яма ущелья. Сквозь толстый воздушный слой оттуда просвечивала зелень. Край снежного щита был теперь совсем близко. Поверхность снега здесь обледенела, кое-где он подтаял до камня. Николай Бабич глубоко вдохнул морозный воздух и вдруг увидел людей.

2

      Их было человек десять, они поднимались навстречу ему из долины. Склон здесь был крутой, они шли, сильно наклоняясь вперед, и их лиц пока не было видно. За плечами у них возвышались тяжелые вещевые мешки. На шее у самого первого висел предмет, похожий на автомат. Обе его руки лежали на автомате, оттягивая голову книзу.
      Группа людей приближалась. Они еще не видели Николая Бабича. Они смотрели себе под ноги, чтобы не оступиться в грудах камней, оставленных подтаявшим краем ледника.
      Они шли удивительно ровно, в затылок друг другу, и тот, что шагал впереди, заслонял собой остальных. Они шли извивающейся в вертикальной плоскости змейкой по берегу ручья, вытекавшего из-под ледника. Приблизившись к краю снежного щита, они остановились, их строй распался, они встали полукругом и теперь совещались, как им идти дальше.
      Они показывали друг другу на скалы за спиной Николая Бабича. Его самого они пока не замечали, потому что он стоял неподвижно. Все они были одеты в одинаковую одежду: облегающие брюки темного цвета и светлые куртки с капюшонами. Их глаза скрывались за черными очками. На груди у вожака болталось оружие, но не автомат, а что-то вроде укороченного ружья. Такие же ружья свисали с плеч остальных. Некоторые держали в руках предметы, похожие на ледорубы.
      Они стояли компактной группой, показывая пальцами на утесы, и о чем-то вполголоса совещались. Ветер дул с гор, в спину Николаю Бабичу, и уносил слабые звуки их голосов. Они были похожи на людей, правда, их лица наполовину закрывали большие темные очки для защиты от блеска снега, очень яркого, когда солнце выходило из облаков.
      Они казались все на одно лицо, похожими как близнецы, когда стояли кружком, вполголоса совещаясь и показывая пальцами на утесы. Они напоминали альпинистов, собравшихся покорить какую-нибудь непокоренную вершину. Вот только зачем им ружья?
      Николай Бабич вспомнил о птице, которая недавно пролетела над его головой, направляясь к скалам. Наверное, на таких птиц они и собирались охотиться.
      Они совещались у кромки ледника, на фоне сине-зеленой долины, как им лучше подняться в горы. Они мысленно прокладывали маршрут с конца, с вершины большого утеса, и опускались мысленно все ниже и ниже, и руки их уже не задирались в небо, а вытягивались параллельно склону.
      Когда они, наконец, заметили Николая Бабича, ему показалось, что это получилось у них одновременно. Не было такого, чтобы один из них увидел его, закричал, и глаза всех остальных повернулись к нему. Нет, сейчас они смотрели на него, перестав разглядывать утесы, будто уже давно знали о его присутствии, а теперь просто решили все вопросы, связанные с подъемом, и перешли ко второму пункту повестки дня.
      Они разглядывали Николая Бабича сквозь черные очки, приветливо махали руками - он на это ответил - а когда он сделал движение, чтобы спуститься, кто-то из них громко крикнул на своем мелодичном языке, который Николай Бабич выучил сегодня во сне:
      – Оставайся на месте, приятель. Мы сами к тебе поднимемся.
      Они снова построились в колеблющуюся колонну и двинулись к нему, продолжая прерванное движение. Они вступили в полосу снега, начинавшуюся недалеко от Николая Бабича, и шли теперь прямо к нему по обледенелому насту, а он стоял неподвижно, еще не зная, что его ожидает.
      Вереница вооруженных людей пробралась между массивными валунами и вышла на открытое место. Здесь они снова рассыпались в полукруг и остановились, глядя на Николая Бабича. Их было восемь. Они одновременно сняли черные очки, - видимо, в знак приветствия - и молча стояли, разглядывая его, как заморское диво. Некоторые что-то жевали. Лица у них были вполне человеческие, восточного типа, темные глаза настороженно смотрели на Николая Бабича. Но губы уже расплывались в улыбках. Видимо, это был очень приветливый, добродушный народ. Однако первое слово принадлежало вожаку.
      – Долго шел? - спросил он певуче, выплюнув жвачку в снег. - Пять часов? Или больше?
      – Семь, - наугад ответил Николай Бабич, так как даже не знал, о чем идет речь.
      Вожак задумчиво пошевелил толстыми губами. Лицо у него было смуглое, загорелое, плоское. Глаза, привыкшие к черным очкам, смотрели на мир узкими горизонтальными щелками. Единственный в группе он был без головного убора. Он долго шевелил губами, обдумывая слова Николая Бабича, подсчитывая что-то в уме.
      – Семь часов, - повторил он наконец. - Через перевал всегда долго. А почему ты свернул с дороги?…
      Николай Бабич колебался, как правильнее ответить. Его выручил низенький плотный человек с круглым гладким лицом.
      – Наверное, захотелось побродить по чистому снегу. Когда я жил в Мильдсе, мне постоянно этого хотелось. Ведь в городе настоящего снега нет, даже зимой. Там его месят ногами и лопатами, посыпают солью, и он превращается в слякоть. Верно я говорю?
      – Верно, - подтвердил Николай Бабич, удивляясь, что его до сих пор не опознали по произношению. Видимо, оно было вполне правильно.
      – У города много недостатков, - вмешался третий. Кожа на его лице была темная, морщинистая, словно кора старого дерева. - Но там есть и свои преимущества. Там театры, музеи. Одним словом, культура.
      – Культура, - повторил тот, который раньше жил в городе, - А ты был когда-нибудь в музее?
      – Конечно. Когда приезжал в гости к родственникам.
      Бывший горожанин хмыкнул.
      – Когда я приезжал туда до того, как там поселился, я тоже проводил много времени в музеях и театрах.
      – Вот видишь, - сказал темнолицый защитник городской культуры.
      – Но это было еще до того, как я там поселился. Когда я переехал туда жить, все изменилось. На это не остается времени. Работа, обед, дорога туда и обратно. Восемь часов спишь. Где тут ходить в театры.
      – В городе много людей, - возразил темнолицый. - Ты с ними постоянно общаешься, все время узнаешь что-то новое.
      – И в городе много магазинов, - сказал еще один, самый молодой, в черной шапке. Его подбородок украшала узкая короткая бородка. - Там можно хорошо и модно одеться. И при этом совсем недорого.
      Все восемь, не сговариваясь, опять посмотрели на Николая Бабича, словно перешли к очередному вопросу повестки дня. Внезапно он осознал, что одет не только легко, но вдобавок не очень прилично. Скафандр он снял с себя еще на борту чужого звездолета, и был сейчас в одном нижнем белье. Разумеется, оно соответствовало лучшим космическим стандартам, чистая шерсть, никакой синтетики, но все-таки это было белье.
      Однако восемь альпинистов с видимым одобрением разглядывали его одежду.
      – Верно сказано, - проговорил, наконец, вожак, прикрыв глаза-щелки. - К нам такая одежда не поступает. Снабжение в нашем захолустье отвратительное, особенно в последние годы. И вообще, там сейчас делать нечего. Пойдем лучше с нами, приятель.
      – Какая от меня польза, - сказал Николай Бабич, удивленный таким поворотом. - Я и стрелять толком не умею.
      – Тебе на скалы необязательно, - сказал темнолицый. - Зачем стрелять? Посидишь внизу, посмотришь. Может, стрелять-то и не придется.
      – Разговорились, - сердито сказал вожак. - Придется, не придется… Пошли, а то и к вечеру не успеем. Так ты идешь с нами? - спросил он.
      Николай Бабич развел руками. Однако некому было правильно истолковать этот жест. Уговаривать его никто не стал.
      – Тогда становись, - сказал вожак.
      Все опять выстроились в колонну. Николай Бабич находился где-то в ее конце, за узкобородым юношей в черной меховой шапке. Они двинулись вверх по следам Николая Бабича. Бывший горожанин замыкал шествие. Они шли тесно один к другому, ступая след в след, и Николай Бабич слышал позади себя дыхание бывшего горожанина.
      – Снег здесь глубокий, - говорил тот. - Когда пойдешь через перевал в следующий раз, бери немного южнее. И надень горные башмаки. Ты пойдешь, я знаю. Тот, кто однажды понял, что есть другие места, кроме Мильдса, уже не может жить в нем безвыездно. Иначе чувствуешь себя как в тюрьме.
      – Это действительно так, - сказал Николай Бабич, чтобы поддержать разговор. - А куда мы сейчас направляемся?
      – За вражескими лазутчиками, куда же еще, - сказал бывший горожанин из-за его спины. - Они живут вон в тех скалах. Там у них база, такое гнездо вроде осиного. Они живут там и подготавливают вторжение. Но сегодня мы им покажем.
      – Если, конечно, найдем, - сказал темнолицый. Он покинул строй и шагал сейчас рядом с Николаем Бабичем, самостоятельно пробивая дорогу в глубоком снегу. - Если действительно что-то есть. Если все это не дезинформация.
      – Перестань ты, Старк, - сказал бывший горожанин. - Нельзя же не верить людям. Я своими глазами видел, как они садились на скалы.
      – О ком идет речь? - спросил Николай Бабич.
      Ему так хорошо было идти с этими добродушными людьми в одной цепочке, по белому снегу, утоптанному идущими впереди, что он уже окончательно забыл, на какой планете находится. А теперь они заговорили о каких-то вражеских лазутчиках.
      – Ты откуда свалился, приятель? - спросил темнолицый Старк. - Или ты не читаешь газет? Ведь штаб самообороны работает у вас в Мильсе, а не в нашей глуши.
      – Он просто пошутил, - объяснил бывший горожанин. - Конечно, он знает все об этом утесе и о вражеских лазутчиках.
      – Почему ты, Лотто, всегда во все вмешиваешься? - с раздражением сказал темнолицый Старк. - Я не понимаю таких шуток. Если он действительно все знает, то почему же он отрицает это?…
      – Я болел, - сказал Николай Бабич неожиданно для себя самого. - Я очень долго болел и лежал в госпитале. Мне не давали читать газет, совсем ничего не давали. Я вышел оттуда только вчера.
      – Вот как? - бывший горожанин Лотто легонько хлопнул Николая Бабича по плечу. - Выходит, ты не знаешь даже про таласское предсказание?
      – Нет, ничего не знаю.
      – Тогда слушай. Два года назад таласский оракул впервые в своей истории согласился отвечать на вопрос о будущем нашей планеты. Раньше на такие вопросы он заявлял, что ответ зависит только от нас. Все, мол, в ваших руках. Но два года назад он сделал следующее предсказание: "Если не помешаете, - это у него стандартное начало, - то через два года небо расколется и прольется металлическим градом. Станут градины яйцами, и вылупятся из них железные пауки. Пауки подрастут, размножатся, разбегутся по всей планете и сотрут все с ее лика. Потом на развалинах вашей цивилизации они что-то построят, но вас к тому времени не останется"… Вот такой прогноз. Как обычно, без комментариев.
      – Все точно, слово в слово, - подтвердил темнолицый Старк. - И два года уже на исходе.
      – Фантазия у вашего оракула могучая, - сказал Николай Бабич. - Но почему обязательно ему верить?…