Отелло с кочергой (рассказы и повесть)

      - Че эт зачастил?
      - Копать еще... то есть - сарайку строить помогаю.
      - Коль, слышь, я че думаю: че Петруха-то помер?
      - Ну? - укрываясь одеялом, недовольно спросил Никола.
      - Тамарка сегодня проболталась: она в день смерти нашла у Петрухи заначку: две тысячи долларов. Сердце у бедняги и схватило...
      - Как нашла?! - вылетел из-под одеяла Никола.
      - В пиджаке. Он из рейса ночью вернулся, а доллары у Тамарки. "Молодец, - говорит ему, - мне на операцию накопил!" Самое главное - у нее аптека, не дом, а нитроглицерину для Петрухи не оказалось.
      - Дай мне тринитроглицерину! - зашатался Никола. - Накрылся компьютер вместе с катером...
      ЯРМАРКА ЧУДЕС
      Когда-то машина Юрия Власовича Александрова была ослепительно вишневой и безремонтно молодой. Песня о четырех колесах. Бывало вырвутся вдвоем на загородную трассу, пламенный мотор и ликующее сердце сольются в восторженной мелодии скорости и летят вдоль полей, лесов и перелесков. В долгих командировках на космодроме, запустив очередную ракету и приняв хорошую порцию спирта, сладко мечтал Юрий Власович на гостиничных простынях, во-первых, о жене, во-вторых - о машине. Всеми фибрами ступней чувствовал за три тысячи километров упругость педалей, всеми фибрами ладоней - нежную ребристость руля.
      Возвращаясь из командировки в объятия жены, после оных вприпрыжку торопился в гараж. Пусть даже просто посидеть внутри возлюбленной, подышать ее волнующими запахами. И всегда что-нибудь привозил ей из дальних поездок: новую свечу, резину, хотя бы безделицу для украшения салона.
      Пролетели, просвистели годы. Юрий Власович уже не тот молодец с лихими усами, хотя сорок пять для мужчины отличный возраст. Тогда как для машины двадцать годков - глубокая старость. Ей бы гараж потеплее, бензин почище да скорость потише. Однако старость получилась не радость, беспокойнее беззаботной молодости. Жизнь взяла хозяина-инженера за горло, пришлось ему выйти на большую дорогу таксования. Старушка о четырех колесах в сравнении с "Мереседесами", "Вольво", "Фордами", конечно, проигрывала в скорости и комфорте, да ведь на "Мерседесах" никто и не таксует. Поэтому клиентура есть. Выходит Юрий Власович на большую дорогу после работы и в выходные.
      - Ну что, подружка, - говорит Юрий Власович, отворяя ворота гаража, крутанем?
      ...Гога махнул с обочины рукой, Юрий Власович остановился. Гога был с орлиным носом и бегающими глазками. В горах Кавказа взор его был тверже дамасской стали, туда-сюда забегал от плоских западносибирских пейзажей.
      - На ярмарка, - заказал Гога.
      "Тридцать тысяч как минимум", - прикинул счетчик, который включался в голове Юрия Власовича на тропе таксования.
      - Зачем такой барахло ездишь? - спросил Гога.
      - "БМВ" на покраске, - сказал Юрий Власович и попросил пристегнуть ремни.
      - Чихать, - беспечно махнул рукой Гога, - ГАИ заплачу.
      У ярмарки он пригласил Юрия Власовича помочь выбрать платье жене.
      "Тысяч пятнадцать, как пить дать, за советчика должен отслюнить, мгновенно отреагировал чувствительный счетчик. - А то и больше..."
      Ярмарка за обе щеки наяривала жвачку, источала запахи галантереи с потом, шуршала ногами и денежной макулатурой. Гога бегал глазками по товарам.
      - Во! - ткнул пальцем в платье Юрий Власович. - Пойдет?
      - Мой свокэр! - представил Гога продавщице своего спутника.
      - Я-я! - по-немецки согласился Юрий Власович.
      - Интэрэсная невестка! - продавщица окинула ироничным взглядом усатого Гогу.
      - Нэвэста пэрсик! - зацокал языком Гога. - Блэск.
      Платье было тоже "блэск" с шиком и стоило три месячных оклада Юрия Власовича.
      - Налезет на невестку? - спросила смешливая продавщица.
      - Натянем, - заверил Юрий Власович.
      После платья Гога выбрал туфли жене. Белый "блэск" на платформе в два оклада Юрия Власовича. Покрутив драгоценный башмак "свокэр" высказал сомнения:
      - Барахло, развалятся.
      - Туда-сюда сезон носить хватит! - отсчитал Гога два оклада.
      Они ходили по этажам ярмарки, Гога покупал кроссовки, брюки, куртку, футболки... Полиэтиленовые пакеты-кули, которые верно таскал за Гогой Юрий Власович, становились толще и толще.
      "Плюс за носильщика тысяч пятнадцать", - потирал руками неугомонный счетчик.
      Наконец, они вернулись к машине. Когда Юрий Власович укладывал кули на заднее сиденье, Гога спросил:
      - Ты зачем затылок лысый?
      У Юрия Власовича на затылке была широкая безволосая полоса, похожая на пергаментную заплатку.
      - Ракета на старте взорвалась, я в магазин мимо шел, - доходчиво объяснил Юрий Власович.
      - Вай-вай! - сказал Гога и назвал свой адрес.
      "Дорога туда-обратно шестьдесят, - сладко планировал доходы счетчик, плюс тысяч пятнадцать за советчика, да столько же за носильщика. Итого девяносто, как минимум, а то и все сто..."
      - Надо жене к лету тоже платье справить, - размечтался вслух Юрий Власович.
      - У меня "Мерседес" в Гантиади, - хвастанул в ответ Гога.
      Они подъехали к пятиэтажке. Гога отсчитал пять "десяток".
      - Малова-то, - разочаровался Юрий Власович.
      - Дарагой, - глазки у Гоги забегали, - сам смотрел сколько я тратил! На хлэб самый чуть-чуть остался, крэдит лэзть будем...
      "Ну что, моя радость, - обратился к машине Юрий Власович по уходу по-кавказски щедрого Гоги, - развели нас. Хотя пятьдесят тысяч тоже на дороге не валяются. Два кило колбасы мне или полбака бензина тебе. Что будем брать?"
      Съезжая под уклон на нейтралке, машина старчески прошелестела колесами: "Колбасу!"
      САЛОННЫЕ СТРАСТИ
      Костя Окладников такой журналист, что телезрителя не в бровь, а в глаз норовит задеть за живое. В каждом материале достает любезного так, что тот лишь головой мотает у "ящика", во, дескать, дает Костя стране телеугля. Как-то в КПЗ остриженный наголо, в замызганной майке блатнечком пел в телекамеру: "Сижу на нарах как король на именинах". Делал передачу об этом заведении.
      Другой раз по шею вылез посреди дороги из канализационного колодца и давай костерить в хвост и в гриву ремонтников: не закрывают люки, создают аварийные ситуации. Так вошел в обличительный образ, что, забывшись, топнул ногой: хватит! натерпелись! пора прекращать безобразие! Нога сорвалась со скобы и Костя улетел в канализационную преисподнею вместе с образом. Но и перебинтованный закончил репортаж. И тоже с прибамбасом - атлантом держал крышку люка над головой.
      Нина Рябушина была не хуже Кости молодой журналист, а работала по-старинке, без наворотов.
      - Придумай что-нибудь интересненькое? - ворчал главный редактор. Телезрителя надо каждый день по мозгам долбать! Тогда и рейтинг повысится, от рекламы отбоя не будет.
      Нина пораскинула умишком и придумала сделать репортаж с кондукторской сумкой на шее.
      На конечной остановке вошла с оператором в пустой автобус, предъявила документы и получила шум и гам. В ответ на просьбу дать на три минутки сумку с билетами, тетя кондуктор раскричалась как резанная:
      - Делать вам в телевизоре нечего! А вдруг выручка пропадет?! С кровью ее по крупицам вырываешь! Не дам сумку!
      Нина начала разряжать накал ситуации, мол, если на то пошло, она может и с пустой сумкой поработать, а за билеты дать расписку.
      И пусть водитель двери плотнее захлопнет.
      Кондуктор зло выгребла деньги, забрала рулон с билетами и ушла на переднюю площадку с видом: нате! подавитесь!
      Нина с сумкой на шее и оператором перед глазами разместились на задней площадке.
      - Лет двадцать назад, - начала она, - еще при социализме, кондуктора вымерли из автобусов, как доисторические мамонты. На их смену в салонах появились кассы. Бросил пятачок, крутнул ручку, оторвал билетик. Однако и кассы со временем уступили место более экономичным компостерам. Жизнь шла вперед и вдруг армия сборщиков транспортной дани, армия бойцов с рулонами билетов вновь решительно заняла движущиеся плацдармы автобусов, троллейбусов и трамваев. Требовательно полетело в уши пассажиров: покупайте билеты! покупайте билеты! А никто не хочет. Мало того, что племя зайцев расплодилось, как саранча, новые зайцы такие волки - горло кондуктору перегрызут, только бы не платить. Какие помои злобы, угроз обрушиваются ежедневно на голову кондуктора. Будто он виноват в задержках зарплаты, безработице и высоких ценах. А ведь кондуктор, господа, тоже человек. Он тоже существует по принципу: хочешь жить - умей вертеться.
      На этом Нина Рябушина закончила монолог.
      - Готова дочь попова! - опустил камеру оператор. Но вдруг глаза его полезли на лоб в испуганном темпе, он ломанулся в закрытые двери.
      За спиной у Нины раздался угрожающий топот.
      Нина обернулась - свят! свят! свят! - вся в слезах, с разматывающимся рулоном билетов летела на нее кондуктор.
      "Сумасшедшая!" - остолбенела Нина вместо того, чтобы следом за оператором рваться наружу.
      - Доченька! - упала ей на грудь кондуктор.
      - Отдам! Сейчас отдам! - хотела сорвать с себя сумку Нина. Ку да там! В кондукторских объятиях пальцем не могла шевельнуть.
      - Прости меня, доченька! - облила Нину слезами кондуктор. - Прости дуру! Как ты сердечно сказала! Это каторга, а не работа. Я ведь раньше радиомонтажницей была. Первая передовица в цехе. Медаленоска. Уважаемый на всех собраниях человек. А сейчас как собака цепная с утра до вечера гавкаю: приобретайте билеты! предъявите проездные! За что каждый на тебя как на врага народа смотрит! еще и в душу норовит плюнуть. Где с этим зверьем план сделаешь? А ведь дома безработные дети и муж.
      - Успокойтесь! - пыталась сдержать водопад слез Нина.
      - На днях наркоман с ножом пристал отобрать выручку. Еле скрутила его!
      Оператор не успел сломать двери и убежать, посему записал сцену объятий. Обалденный материал получился. Кондукторское лицо в горьких слезах... Нина, насмерть стиснутая благодарными объятиями...
      Главный редактор кондукторские слезы зарубил.
      - Переиграли вы, ребятки! - сказал по-отечески. - Зачем нам этот цыганский пережим. Берите пример с Кости Окладникова.
      В это время Костя, вцепившись в балконные перила, висел на руках над бездной загаженного двора и вещал в объектив об обострении проблемы самоубийств. Обалденно получалось. Балкон на 14 этаже... Когда камера брала Костю, одетого в желтые плавки, с земли, сердце у зрителя екало - это ведь телекостей не собрать, если сорвется.
      А внизу пожарники растягивали цирковую сетку, предстояло еще заснять свободный полет репортера.
      ЛИФЕРЕНДУМ
      В воскресенье главврача принесло. Сроду по выходным не было, тут приволокся с красным ящиком на замке, дырка в крышке.
      - Сейчас, - говорит, - проголосуем лиферендум за резидента-президента.
      - Кто, - спрашивает, - первый "за" будет? Барамыкин?
      Барамыкину, дураку лежачему, один хрен, что первым, что на будущий год. Он ведь ни бэ, ни мэ, ни на горшок сам сходить. Ему бы только пожрать с ложечки литровой да еще храпит, как старый дизель. Сколько раз говорил главврачу: зачем это жвачно-жрачное держать, когда другие голодные?
      Оказывается - для лиферендума.
      - По глазам вижу, - главврач диагноз ставит, - ты, Барамыкин, "за" резидента.
      И бросает бумажку в красный ящик. Тут в палату Александ Македонский заскакивает. Сабля наголо.
      - Иго-го! - заржал.
      Вчера у него швабру отобрали, он сегодня черенок от лопаты скомуниздил, на нем воюет.
      Главврач не стал Македонского ругать, что его Бурцилез опять пола копытьями бьет, спрашивает:
      - Ты, Македонский, "за" резидента?
      - Ага, - Македонский отвечает, - "за" коня!
      Главврач чиркнул бумажку, бросил "за" в красный ящик.
      - Кто следующий? - зовет.
      Все наши дебилы кувырком в очередь на лиферендум бросились. Первым Вовочка встал. Главврач гонит Вовочку:
      - Ты голосовать не имеешь права!
      Главврач Вовочку не любит. Мы как-то знакомиться начали, со всех углов представляются: Я - Наполеон! Я - Троцкий! Я - Чапай! А Вовочка как закричит:
      - Встать! Я самый главный! Я - Ленин!
      Все руки по швам вскочили, Троцкий честь отдал. И теперь на любую полундру: "Атас! Главврач идет!" - Вовочка плюет. Он все равно главнее.
      За конкуренцию главврач его не переваривает.
      - Отойди! - отгоняет Вовочку от лиферендума, - ты свою фамилию не знаешь! Тебя в списке нет!
      - Знаю! - Вовочка грязным пальцем в список тычет. - Смотри лучше! Я Ленин!
      Главврач смотреть не стал. Обидел дурака. Я в отместку воздержался.
      - Так и запишем, - бросил главврач бумажку в ящик.
      А как с ним ушел, Вовочка перестал плакать, сказал, что сам проведет лиферендум против главврача.
      Хотел с улицы красную урну принести, но она приваренная оказалась. Тогда Вовочка красную утку нашел.
      - В утку, - говорит, - проголосуем.
      Сидит, рвет газету на бумажки для лиферендума, а я лежу и думаю: против голосовать или опять воздержаться? Я ведь все-таки не псих в отличии от этих дебилов. Знаю - не взаправдешний лиферендум, а так - дурдомовский.
      ДИВО ДИВНОЕ
      По улице шла беременная Женщина. Не с театральных подмостков с подушкой в подоле. Настоящая. Живот до подбородка, лицо в пятнах. Махонькая, в сандалевидных туфлях, и походка утиная. Но на лице гордо написано "а вот я какая!"
      Подслеповатая бабулька, молодость которой прошумела в царскорежимные времена, со скамейки уставилась на беременную.
      - Эт че эт с бабочкой сделалось? - спросила у своей молодой (лет семьдесят) подруги. - Болесть кака?
      - Ага! Болесть! - засмеялась подруга. - Передается постельным путем. Смотри ночью со своим старичком не заразись!
      - Че буровишь-то, анделы тебе в сердце!
      - Че-че, ниче! Тяжелая бабочка.
      - А че еще рожают? - сказала бабулька и перекрестилась. А потом перекрестила Женщину:
      - Спаси тебя Господь.
      В магазине, куда зашла Женщина, кассир от удивления впервые за двадцать лет безукоризненного стажа передала сдачу. Сильно передала. А покупатель, увидев Женщину, вернул излишек... Дома бил кулаками по голове, а головой об стену...
      Видная мадам, завершающая период жизни, который называют средним возрастом, столкнувшись с беременной, крупно заволновалась и, забыв про солидность, забегала от одного телефонного автомата к другому, найдя исправный, зазаикалась в трубку:
      - Антон, тут, Петрович, такое, понимаешь... это... в сторону института идет, забыла как... беременная! Давай аврал по институту, студентов-гинекологов и всех на улицу, пусть посмотрят.
      Медицинский взорвался вулканом. Студенты сыпанули на крыльцо, гроздьями высунулись из окон. Живых беременных многие в глаза не видели, а кто и видел - забыл как выглядело.
      Выглядело впечатляюще. Студенты раскрыли рты на такое чудо природы, а чудо шло гордо выпятив живот.
      "Эт че такая пузатая? - удивился первокурсник. - Тройня что ли трехклеточная у нее, то есть - трехъяйцовая?"
      "Все, не дамся ему, - твердо решила первокурсница, - с сегодняшнего дня никаких рук ниже пояса и поцелуев взасос!"
      "Ой, предохраняться надо! - зашептала про себя пятикурсница. - Не залететь бы под аборт после вчерашнего".
      А преподавательница смахнула сладкую слезу о беременной молодости...
      Водитель "КамАЗа" затормозил, поравнявшись с Женщиной, аж задок взбрыкнул.
      - Слушай, - высунулся из кабины, - поехали моей тебя покажу. Она как спать так заливает: отменили беременных. Предохранитель спиральный поставила и таблетки для подстраховки пьет. Поехали, а?
      На отказ Женщины тяжко вздохнул:
      - Эх, времена! - и газанул, дым от колес заклубился.
      Да уж, времена! Город, который еще недавно даже не умилялся на мамашу с двумя карапузами, с уважением смотрел, когда вела трох, с восхищением, когда их было пятеро, - теперь на беременную разинул рот как на чудо-невидаль.
      А Женщина шла... Ух, как она шла!.. Эх, как она шла!..
      Спаси тебя Бог, Женщина!
      ЗАЩИТА РЕАКТОРА
      В студенчестве у Жени Прыткова был бзик - кровь из носа платить за проезд в общественном транспорте. Друзья-товарищи не особо считали копейки, когда касалось пива попить или вина в ресторане, зато в автобусе было делом чести сберечь студенческий пятачок. Женя принципиально брал билет всегда. Ну ладно бы, когда с девушкой едет, вроде как неудобно скупердяйничать. Джентльмен, в конце концов, не должен быть скрягой. Хотя даже в подобной ситуации имелись ухари экономии: на девушку билет берет, а сам зайчишкой...
      Давненько это было. Восемнадцать лет назад закончил Женя мехфак университета. После чего кандидатскую защитил. Не задницей, надо сказать, вымучивал ее, головой написал. Светлую Жене Бог дал голову. И с годами не темнела она. Однако солидности это не прибавляло. Лоску и презентабельности Женя не имел ни без степени, ни остепенившись. Он был по жизни всегда гонкий, звонкий, пацанистый. И спортивный, в любой момент оторви от стула, дай кроссовки, километров десять пробежит, не запыхается.
      Особенно в последние годы в форме был. Летом с метлой каждое утро разминался в соседнем дворе. Зимой в этом же дворе с лопатой и снегом регулярно тренировался.
      И не потому, что на олимпиаду метил попасть - с деньгами туго стало. И опять бзик, теперь относительно работы в НИИ. Не брошу, говорит, ее ради коммерции. Я, дескать, ученый, пусть не семи пядей во лбу, но тоже делами государственной важности занимаюсь. Даже, если государству сегодня наплевать с горки на эту важность.
      Через это бзик юношеский в отношении платы за проезд пришлось урезать. На работу Женя добирался с пересадкой. В день на транспортные расходы уходило в пересчете на харч больше двух буханок хлеба, или 200 граммов хорошего мяса, или два литра молока. Молоко Женя не пил, а мясо ел, когда были деньги. В НИИ их по полгода не давали. Женя перебивался за счет метлы и лопаты. За метлу платили не больше, чем в НИИ, зато аккуратно.
      Тем не менее, ездить полным зайцем Женя все равно не мог - покупал студенческий проездной.
      Женя подрабатывал дворником, Коля Селезнев - контролером. Был он, вообще-то, студентом. Учился неважненько, приходилось часто перед преподавателями дурочку гнать, юлить и лебезить. Зато в автобусах он был кум королю, зайцев не щадил. Физиономия "восемь на семь" и рост 188 позволяли многих брать за "шкварник", вытряхивая штраф. Обычно быстро делал дневной план, и навар оставался пиво попить.
      - Предъяви студенческий билет! - потребовал Коля, когда Женя показал свой проездной.
      Прищучил Коля Прыткова на конечной остановке, в опустевшем салоне.
      - У меня нет студенческого, - по-заячьи заколотилось Женино сердце.
      - Тогда давай сюда проездной! - строго сказал Женя. - Приедешь за ним со студенческим.
      - У меня нет студенческого.
      - Что значит нет? - сурово свел брови Коля.
      - Откуда быть в моем возрасте.
      Коля внимательно посмотрел на Женю и согласился: староват пассажир для сессий и зачетов.
      - Почему тогда по студенческому ездишь?
      - Потому, что он в два раза дешевле.
      - У тебя че, ку-ку замкнуло? - вышел из себя Коля, ему порядком надоела эта волынка. - Тогда тебе в дурдом надо на излечение. Но сначала штраф заплати!
      - Какой дурдом? - петушком прокричал Женя. Он страшно обиделся на "дурдом". - Я, если хотите знать, рассчитываю надежность автомата защиты ядерного реактора!
      - Кого ты можешь рассчитывать? - презрительно бросил Коля. - Ты на себя посмотри, тебе только по теплотрассам бомжевать. Академик нашелся! Плати штраф, а то в мильтонку отвезем.
      Хочешь не хочешь, а контролеры тоже встречают по одежке. На Жене были старенькие брючишки, рубашка пятилетней выдержки, кроссовки, оттоптавшие не одну сотню пыльных километров. Оно вроде как и не бич, но и на ученого слабо смахивает.
      - Реактор он рассчитывает. Это когда бутылки по помойкам собираешь?
      В этот момент открылась задняя дверь автобуса, водитель решил проветрить салон. Женя не хотел в милицию. Он отбросил контролера и ломанулся на свежий воздух.
      Все было против него в тот день, - двери захлопнулись перед носом. Женя ухватился двумя руками за створку и рванул что было мочи. Дверь подалась, приоткрывая путь к свободе от контролеров, милиционеров, позора. А уж на свободе попробуй его догони! Не пьет, не курит, с метлой тренируется. Шаг осталось шагнуть до воли вольной, когда последовал страшный удар в поясницу. В глазах потемнело, на сознание тоже пало затмение.
      И что обидно - ладно бы послал в нокаут контролер. Нет. Родной радикулит отключил от внешней действительности. Капризный и своенравный, он требовал уважительного отношения к себе в любой ситуации. Не переваривал резких телодвижений. И вдруг такое пренебрежение к его персоне - скачки, рывки, напряжения...
      Пришел Женя в себя от чужих рук, проворно обшаривающих его карманы. Коля-контролер надеялся найти штраф.
      - Уйди! - грозно сжал кулаки Женя.
      Однако махать ими радикулит не позволял. Не то, что махать пошевелиться было невмоготу.
      Коля-контролер беспрепятственно нашарил удостоверение кандидата наук.
      - Ты че, кандидат? - Коля сверил фотографию с оригиналом, скривившимся от боли.
      И пожалел оригинал.
      - Ладно, Евгений Михайлович, в милицию вас не поведу.
      "Бомжуйте дальше", - хотел сказать, но сдержался из уважения к ученым. А вдруг Прытков знаком с его преподавателями?..
      Неся, как хрустальную вазу, свой радикулит, Женя вышел из автобуса, доковылял до ближайшей стенки, притулился к ней с невеселой думой: "Надежность автомата защиты реактора я и в ракообразном состоянии рассчитаю, - прикрыл глаза от боли, - а вот метлой на пару с радиком много не наработаешь..."
      А без метлы только бомжевать оставалось в этой жизни...
      ВЫБИРАЙ, НЕ ТО ПРОЛЕТИШЬ
      Ситуация была "прощайте, красотки, прощай небосвод". Дуло пистолета холодно уперлось в грудь Владимира Арсентьевича Горячего.
      "От сессии до сессии живут студенты весело". Остальным россиянам тоже скучать не приходится. Выборы не реже, чем у студентов сессия. Только успевай лапшу агитационную с ушей стряхивать.
      Владимир Арсентьевич не стряхивал, сам развешивал направо-налево. Как-никак глава администрации сельского района, а губернатор Хазаров всей душой болел за победу демократии на местах.
      Но как ни бился Владимир Арсентьевич, его район в последнее время подкачивал.
      Сам Горячий голосовал за коммунистов. "Да ну?" - скажите вы.
      "Загну!" - ответил бы Владимир Арсентьевич, коснись вслух этого вопроса. Но вслух даже родимой жене не говорил правды, в чью копилку бросал свой голос.
      Данное явление можно расценить, как тщательно скрываемый политический мазохизм. Иначе как объяснить вопиющий парадокс? Да, при коммунистах Горячий, будучи директором совхоза, конечно, с хлеба на воду не перебивался, но слаще Болгарии с Венгрией ничего не видел. И то за свой счет. А тут на дармовщинку поглазел как в Пекине китайцы живут, в Нидерландах голландцы поживают. Коттедж двухэтажный дала новая власть, дочь любимица училась в коммерческом вузе с международным уклоном.
      И этот же самый папа, заходя в кабинку, голосовал за вчерашний день. Но агитировал за демократию и лично президента Ельцина.
      В день его выборов, 16 июня, Владимир Арсеньтьевич взошел на сцену клуба, в зале вместо кресел стояли кабинки для голосования, толпился народ. Взошел и произнес яркую речь. Дескать - выбирай, а то пролетишь мимо кассы. Решается судьба страны. Куда ей, болезной, оглобли направить - взад к застойному социализму или вперед - от него. И призвал голосовать за "вперед" и лично...
      Не дожидаясь рукоплесканий, Владимир Арсентьевич ушел за кулисы, где вместо аплодисментов уперся ему в грудь пистолет.
      - За что? - оборвалось сердце.
      Оборвется - пистолет находился в руках сержанта милиции.
      - Предъявите ордер на арест! - возмутился Горячий.
      - Вот тебе ордер! - сунул под нос "макарова" сержант. - Ты за кого агитируешь, гад? Вы мне 4 месяца зарплату не платите! Жена вообще разучилась, что такое деньги получать. Детские и то зажали...
      - Переходный период, - начал объяснять Горячий, - надо затянуть пояса.
      - А ты че его распустил в два обхвата? Я бы так всю жизнь в вашем переходе жировал! А нам заработанное не даете!
      - Пойдемте я из своих заплачу, - пытаясь разрядить обстановку, предложил Владимир Арсентьевич, - за все 4 месяца...
      - Хватит подачек. Нужно менять курс реформ. Сейчас ты у меня будешь за коммунистов агитировать.
      Милиционер снял пистолет с предохранителя, приставил к спине Горячего и повел главу администрации на сцену.
      - Принародно застрелю, если что не так, - грозно прошептал в ухо. Давай за Зюганова!
      И Владимир Арсентьевич дал! Ух, как дал!
      - Какая это к чертям собачьим демократия? - кричал он. - Зарплату задерживают по 4 месяца. Детские не платят. Когда я был директором "Октября", у нас в молочном стаде насчитывалось 500 голов, а сейчас одни рожки да ножки остались. Срамота - доярки в безработных ходят? Наркомания на селе появилась...
      Народ ушам своим не верил, про урны с бюллетенями забыл. Такое несет глава-голова! А он нес, пока не зашел начальник милиции.
      Горячий вниз головой прыгнул в толпу.
      - Вяжите его! - кричал на лету. - Он хочет меня застрелить!
      Клуб грохнул от смеха так, что пару листов шифера сорвало с крыши, унесло за реку. Сержант в момент, когда Горячий сиганул со сцены, упирался ему в спину уже не вороненым дулом, а прокуренным пальцем.
      Горячий не видел этого позора. Уходя от пуль, он зайцем петлял между сельчанами к выходу. Вынырнув за порог, резво заперебирал ногами вдоль села, невзирая на возраст, шестипудовый вес и весомую должность. Вырвавшийся из-под пиджака галстук, красным языком бил по животу, чуб лез в глаза. В голове кипели слезы: "За что судьба собачья? Сверху губернатор Хазаров, снизу пистолет Макаров".
      Заскочив домой, закрылся на все запоры и бросился к телефону.
      - Ты в своем уме? - с полоборота заискрил Хазаров. - Демократ лучше умрет стоя, чем на коленях перед коммуняками! Ты и под пулями должен был кричать: ГОЛОСУЙТЕ ЗА ЕЛЬЦИНА! Иди агитируй снова!
      - Сегодня нельзя!
      - Если хочешь жить хорошо, то можно!
      Владимир Арсентьевич поправил галстук и побрел в клуб.
      Тихохонько проголосовал за Зюганова, потом решительно поднялся на сцену агитировать за демократию...
      У ДЕДУШКИ МОРОЗА СНЕГУРОЧКА ЖИВЁТ
      Перед Новым годом директор фирмы "Фарт" постановил: поздравить "фартовых" деток Дедом Морозом. Не лицемерно-заказным - со стихами и бородой по прейскуранту, а чтоб от души и с экономией.
      - Дед Мороз, Дед Мороз, борода из ваты! - продекламировал маркетолог Александр Блохин. - Ты подарки нам принес, баламут лохматый!
      - Дед Мороз есть, - сделал первое праздничное назначение начальник.
      - С хорошенькой Снегурочкой и Кощеем могу выступить!
      -- Снегурочкой назначили спеца по рекламе Светку Горохову.
      Мужчины позавидовали Блохину. Только не Новоселов, он однажды получил от Светкиных ворот резкий поворот.
      И наступил день поздравления.
      Новоселова Валюша, шести лет от роду, с утра прилипла к окну в ожидании Деда Мороза. Но на маршруте гостей из леса их дом стоял последним.
      Первая остановка - внук начальника "Фарта". Дед Мороз со Снегурочкой вывернулись наизнанку под елкой главного внука фирмы: в песнях, плясках и хороводах. После чего довольный начальник изрек:
      - У Деда Мороза в лесу руки-ноги озябли, чайком их надо погреть.
      И пригласил на кухню.
      На месте самовара стояли коньяк и шампанское.
      Впереди Деда Мороза понеслась весть: ручки-ножки у путников зябнут, начальник обогревал конечности изнутри.
      К средине праздничного маршрута Дед Мороз уже не смущался при появлении на кухне ребенка.
      - О, летит! - тыкал в окно посохом.
      И пока ребенок таращил глазенки в поисках летательного аппарата, Дед Мороз лихо вздергивал бороду на лоб, вбрасывал в освободившийся от маскарадной волосни рот отогревающую "ручки-ножки" жидкость и возвращал декорацию на место. Грех дите обманывать, да и разбивать сказочные иллюзии о бутылку не меньший.
      Вскоре в "жигулевской" повозке Дед Мороз горланил: "В лесу родилась телочка!" - и декламировал: "Ручки-ножки не озябнут, если будем мы дерябнуть!" Заходя в дом, вместо: "Где тут елка?" - бухал: "Где тут дерябнуть?" А когда Снегурочка все же заворачивала его к зеленой красавице, падал в кресло и сидел красноносым истуканом пока внучка, злясь на немычачего деда, развлекала "фартовых" детей.
      Разнаряженная в пух и прах Валюшка Новоселова томилась у окна.
      - Наверное, Дед Мороз растаял, - успокаивали ее.
      - Нет! - кричала Валюша. - Не растаял.
      Уже в сумерках радостно посыпалась со стула:
      - Приехал! Приехал!
      Поднимаясь к Валюшке в искушающе-тесном пространстве лифта, Дед Мороз решил: Снегурочка за время поздравительного круга удалилась от кровосмесительных границ на безопасное расстояние, превратилась из девоньки-внучки в девицу-штучку. Отбросив посох и мешок, навалился на белоснежную красавицу, запустил руки под серебристую шубку. А вытянутые губешки нацелил в сахарные уста.
      Прицел был сбит ударом по ребрам.
      - Ну, че ты? - продолжал рваться сквозь шубу к плоти Снегурочки Дед Мороз. - Че как неродная!
      Они вывалились из лифта. Дед Мороз на Снегурочку. Поверженная на лопатки та и не думала сдаваться. Аэробически гибкая, всадила колено в живот пожираемого страстью Деда. Тот ухватил ее за прицепную косу...
      Выбежавшая встречать дорогих гостей Валюшка приняла возню перед лифтом за начало новогоднего действа, начала декламировать:
      У дедушки Мороза
      Снегурочка живет,
      Ее он гладит косы,
      И умницей зовет.
      Под стихи Дед Мороз оторвал косу и пропустил еще одну болезненную оплеуху.
      - Бл... - открыл ругательно рот.
      Гадость не успела вылететь, Снегурочка заклепала оскорбление бородой до самых гланд.
      Валюшина мама прыгнула в жар схватки разнимать новогодний турнир и словила под глаз удар, предназначавшийся Деду Морозу. С воплем: