Отелло с кочергой (рассказы и повесть)

      У меня руки ниже колен опустились. Двадцать лет Рыжего не видел и еще бы столько. Голова у него совсем пожароопасная стала. Смотреть жарко. Пора седеть, он все пылает. Чувствую, мои 800 тысяч тоже горят. На втором курсе я из-за Рыжего без стипендии остался. Как бы теперь из-за него газ с электричеством не перекрыли на подступах к квартире.
      Рыжий на меня ноль реакции, ни бровью, ни глазом не повел. Раздал карточки с вариантами, сел. Слава Богу, думаю, не узнал.
      Мы с Бориской, капитанским сынком, за одним столом расположились, но Рыжий стрижет глазами по всем углам, не дает взять Борискин вариант.
      Только я потянулся, он вскакивает и понесся в нашу сторону. У меня руки ниже колен опустились. В институте ему экзамен был не в тему, если никого не выгонит. Выйдет, бывало, за порог, протопает громко по коридору - ушел, - а через пять секунд рыжий глаз в щелке двери появляется и давай бесшумно пронзать аудиторию - кто там пользуется подручным материалом?
      Я на втором курсе шпаргалку из спецкармана вытягиваю, вдруг дверь с треском распахивается, Рыжий, как наскипидаренный, влетает.
      - Не двигаться! - кричит, вырвал шпаргалку и "до свидания".
      Получается, и через двадцать лет не угомонился.
      - Для вас экзамен окончен! - засек моего соседа через проход с фотографией формул.
      Тем временем я Борискин вариант схватил. Решаю. Соседка за спиной, лахудра этакая, как ткнет под ребро авторучкой.
      - Скажи формулу объема цилиндра.
      Сказал, чтоб спину не продырявила.
      Через пять минут снова ребра перфорирует:
      - Реши пример.
      - Разговорчики! - крикнул Рыжий в нашу сторону. - Что за коллективное творчество?
      У меня опять руки ниже колен опустились. Я-то знаю, Рыжий больше одного раза не предупреждает. Спалит, думаю, лахудра мою квартплату.
      - Реши пример, - опять она вяжется, - пузырь поставлю.
      Есть же такие нахалки. Из них потом жены сволочные получаются.
      Рыжий опять взвился на стуле:
      - Что у вас на коленях? - полетел по нашему проходу.
      Не успели мои руки опуститься, Рыжий за два стола от меня над девахой навис: "Встаньте!" - командует.
      Сейчас, думаю, опять шапито, как в институте, посмотрим?
      ...На четвертом курсе Рыжему померещилось - Наташка Шишкова с ног списывает. Она метр восемьдесят два ростом, из них - метр восемьдесят на ноги приходится. Рыжему привиделось, Наташка на ту часть своих эталонных ног, что в подъюбочном пространстве, нанесла нужную информацию, и, приподнимая край юбки, потихоньку считывает ее. У Рыжего от охотничьей радости, что засек, мозги заклинило. Соображать перестал. Подлетел к Наташке.
      - Встаньте! - кричит. - Поднимите юбку!
      Сам Шишковой по пояс. А та растерялась, подняла подол, раз экзаменатор требует. Тут до Рыжего дошло: "поднимите юбку" двусмысленно звучит. Запламенел от стыда. Хоть за огнетушителем беги. Тем более, ноги у Шишковой девственно, без теорем, чистые. Она в слезы, выскочила за дверь...
      На этот раз нечего было задирать. У Наташки юбка до колен была, а у этой девахи - два пальца до бесстыжести, ноги от основания координат на виду. Рыжий все равно выгнал. Лахудра за спиной примолкла. Пользуясь затишьем, решил я Борискин вариант. Свой тоже, на всякий подпольный случай, сделал. Лахудра видит, Рыжий не зверствует, опять начала авторучкой акупунктуру мне на спине выделывать - реши ей пример! От греха подальше решил. Тем временем Бориска разобрал мои записи. Ну, думаю, пора шабашить.
      Сдал листочки, вышел. Рыжий следом летит.
      - Что, - подмигивает, - гонорар пополам?
      - Какой гонорар? - делаю физиономию тяпкой.
      - Ты, Парамонов, и в институте всю дорогу норовил меня прокинуть.
      - Никаких гонораров, - стал я категорически отпираться, - и вас не знаю! И делить не буду!
      - Не надо дурочку-то гнать, Парамонов, - говорит Рыжий. - Не надо! На этот раз на халяву не выйдет. Не желаешь по-человечески, будет нулевой вариант - ни вашим, ни нашим.
      Развернулся и ушел.
      Может, думаю, и вправду, поделиться с Рыжим надо? Четыреста тысяч в два раза хуже, чем восемьсот, зато в четыреста тысяч раз предпочтительнее, чем шиш с маслом. Заспешил делиться, а из-за двери доносится: "Дайте-ка этот листочек! Ага, почерк Парамонова! Значит, он вам решал?!"
      У меня руки ниже колен опустились - плакали мои денежки.
      До слез обидно стало. А тут лахудра выскакивает. Красная, как Рыжий. Но веселая.
      - А, - машет рукой, - я и не хотела в институт, мать заставила.
      - Где, - спрашиваю, - Бориска, сосед мой?
      - Этот рыжий экзаменатор, - лахудра тарахтит, - у меня листочек с твоим решением нашел и выгнал. Но пиво, как обещала, все равно тебе ставлю!
      - Никакого пива! - наконец дошло до меня, что Бориску никто не выгонял. - Инженеры денег не берут. Я тебе ставлю шампанское!
      Не все же 800 тысяч в квартплату всаживать.
      ПОСИДЕЛКИ
      Пустырь на задах жилмассива не пустовал. Целый день его густо минировали Маркизы, Кинги, Императоры и другие твари о четырех ногах. По вечерам в дальнем углу, в кустах акации, соря упаковками одноразовых шприцов, кучковались двуногие наркоманы. Днем заглядывали компаниии "на троих". У труб теплотрассы забыто лежали друг на друге две железобетонные плиты. Чудная лавочка, подстели картонку и сиди. Здесь и сидели "на троих". В последнее время в половине девятого утра на железобетонной лавочке частенько собирались друзья-приятели: Лариса Егоровна Касимова, Антонина Петровна Лопатина, Иван Игнатьевич Карнаухов.
      В сумме трое, но не "на троих". Лариса Егоровна по утрам выгуливала дурковатого эрделя Гаранта, Иван Игнатьевич шел через пустырь в гараж, Антонина Петровна забегала покурить да покалякать о том о сем.
      Сегодня "тем-сем" были хозяева друзей. Антонина Петровна служила в горничных у молодого и холостого бизнесмена. Работа не пыльная. Пыль протереть, пол помыть и так далее, часа на два ежедневно. Получала за это неплохие по ее понятиям деньги - триста тысяч, что в переводе на обувь - три пары кожезаменительных туфель, в проекции на вареную колбасу тринадцать-пятнадцать килограммов.
      Плюс пятьдесят тысяч Антонине Петровне было положено за дополнительную услугу. По утрам варила своему шефчику, так звала хозяина, кофе. Че там работал при галстуке и папке шефчик, горничная не ведала, но раза два-три в неделю ухайдакивался вдрызг, на бровях возвращался со смены. Насчет кофе Антонина Петровна была мастерица, варила такой, что мертвого с похмелья поднимет, не то что двапдцатипятилетнего бугая...
      - Вчера мой шефчик надрался до свинячьего визга, - вкусно выдохнула дым Антонина Петровна, - прихожу сегодня, он весь зеленый на унитаз рычит. "Че уж так пить в стельку?" - спрашиваю. А у него, бедолаги, языком нет сил повернуть. Дала ему пару таблеток аспирина, сварганила кофе, порозовел голубчик.
      В отличии от Антонины Петровны у Ларисы Егоровны служебных хлопот по горло. Она работала домработницей. Готовка обеда-ужина, уборка, магазины. Получала за это пятьсот тысяч, плюс шестьдесят за выгуливание Гаранта, которого Лариса Егоровна непочтительно обзывала Гришкой.
      - Моя барынька похоже любовника завела, - рассказывает Лариса Егоровна, поглядывая за прыжками Гришки-Гаранта. - Да и то сказать - от безделья на стенки полезешь - не только в чужую койку. Ведь по дому палец о палец не стукнет. Полдня сношалки по видику смотрит, а полдня злая ходит, не знает куда себя деть. Хозяин до поздней ночи где-то по делам, вечером поди не до любовной гимнастики... Но в последние дни повеселела барынька, все какому-то Артурику звонит-хихикает, глаза масленые...
      Тут Гриша-Гарант засек крысу, выскочившую из-под теплотрассы.
      - Стой! - закричала Лариса Егоровна. - Отравишься!
      Гриша не испугался трагического конца своих дней. Тогда Лариса Егоровна вонзила в накрашенный рот два пальца и свистнула. Иван Игнатьевич испуганно выронил сигарету. Гаранта будто взрывной волной шибануло. Он контужено затряс мордой, разом утратив охотничий инстинкт.
      - В последнее время, - подобрал с брюк сигарету Иван Игнатьевич, - все хотят из меня инфаркт сделать.
      Иван Игнатьевич второй месяц работал водителем. Возил на дачу супругов-пенсионеров на их машине. Получал за это четыреста тысяч.
      Работа не совсем не бей лежачего, но и не на износ. Привез старичков, подшаманил машину, если надо, и лежи загорай. По условиям контракта в дачноземельных работах Иван Игнатьевич не участвует.
      - Теперь я понял, - загасил окурок Иван Игнатьевич, - почему моя бабулька наотрез запретила деду водить машину. Он за рулем каскадер-комикадзе, а не тихоня как по жизни. На даче шепотком ходит, а тут... Вчера отвез я днем бабульку в поликлинику, вернулся за дедом, а он просит: дай порулить. Как я могу отказать, хоть и божился бабульке: ни за что! Дедок коршуном в руль вцепился. Прямо пират перед абордажем. Глаза полыхают. "Иех!" - говорит и по газам. Полетели мы вдоль по питерской. У меня сердце в каблуки ушло. Впереди "КамАЗ" чадил. "Быстрый, как "Волга", дед кричит, - наглый, как "МАЗ", будешь в заду ты, татарский "КамАЗ!" Лихо "КамАЗ" обходит, а там "Мерседес" пылит. "Ах, ты, немчура! - дед мой стервенеет. - Сейчас я тебе устрою Сталинград!" И начинает доставать "Мерс", а навстречу рефрижиратор прет... Там товарняк без рельс! Нашу зажигалку раздавит, не поперхнется. Я глаза зажмурил, маму вспомнил... А дед как-то ухитрился проскочить в щелочку между товарняком и "Мерсом". Слышу кричит дед: "Сделал Ганса!" Ну, каскадер! В городе отстегивает мне 100 тысяч премиальных. Пятьдесят, говорит, в качестве компенсации за нервный ущерб, а Пятьдесят, чтобы старуха не узнала. Калым не дай Бог! Хорошо я лысый, так бы поседел.
      - Гришка! - позвала Гаранта Лариса Егоровна. - Домой!
      Друзья поднялись с железобетонной лавки и пошли по лакейским делам.
      Двадцать лет назад, в другой жизни, они учились в университете в одной группе. Потом работали в заводской контрольно-испытательной станции, испытывали космическую технику. Антонина Петровна и Лариса Егоровна в качестве телеметристов, Иван Игнатьевич был спец по системам управления.
      ЗОЛОТЫЕ РУЧКИ
      Кроме напряженных будней, случались в отделе чудные праздники. Бокалы поднимали даже в шибко строгие времена, когда не допусти, Господь, попасться на проходной с хмельным запахом. Как-никак режимное предприятие. А все одно, оглядываясь на дверь, опрокидывали чарочки. Даже в судорожные годы борьбы за горбачевскую трезвость наливали из конспиративного чайника праздничные сто граммов.
      Но не эти, второпях принятые грамульки определяли праздник. Особенно два главных - День Советской Армии и 8-е Марта. Накануне начинались таинственные однополые собрания по углам, репетиции после работы. Особенно изощрялись в театрализованных маскарадах мужчины.
      В один год они вышли в торжественный момент в строгих костюмах и в цилиндрах времен Евгения Онегина. Двадцать Онегиных и все в черных цилиндрах. Хотя последние были из бумаги, выглядели мужчины бесподобно. Каждый сама серьезность, и что-то прячет за спиной. По команде "три-четыре" все разом упали на левое колено и розы, прекрасные белые розы, волшебно выпорхнули из-за мужественно стройных спин и поплыли в трепетные руки cотрудниц.
      Каждый год в эти два праздника звучали стихи, песни и целые спектакли во славу женщин и мужчин. Но мужчины, как и подобает сильному полу, обязательно придумывали гвоздем программы забойный номер. Однажды был танец маленьких лебедей. Лебеди выплыли как на подбор. Впереди молодой специалист Саша Вялых, под стропила ростом и худой, как удочка. Следом Владимир Петрович Донцов, метр с пуантами вверх и столько же в ширину, замыкающий лебедь - Андрей Сергеевич Бойко, одновременно баскетбольного роста и тяжеловес в 130 кг. На всех белые пачки идеально торчат. Как-никак инженеры: сгофрировали кальку и такие классные пачки вышли над белыми спорт-трусами. Слаженно лебеди плывут. Па-па-па-па-па-а-бра-па!..
      Два вечера репетировали. Волосатые руки крест-накрест ангельски замерли, волосатые ноги крест-накрест в такт Чайковского синхронно вышивают. Головы в коронах, а взор скромно долу опущен. Па-па-па-па-па-а-бра-па!.. Плывут царские птицы. В одну сторону без запинки протанцевали, в другую! Па-па-па!.. И вдруг божественная музыка обрывается дрыгастым "Без женщин жить нельзя на свете, нет", и наши лебеди, варьетешно подбрасывая ноги под потолок, срываются в бешеный канкан.
      Женщины ладошки измозолили аплодисментами. Три раза кафешантанные лебеди танцевали на бис. Вызывали их и в четвертый, но Андрей Сергеевич, держась за сердце, сказал за кулисами: "Похоже отлебедился, только умирающего в ящик сыграть могу".
      Как-то на "сцену" разухабисто выскочили две оторвяжки. Сверху парики, снизу - колготки на подозрительно мужских ногах, яркая помада и бюсты киноголливудских размеров. Выскочили и айда, приплясывая, сыпать картинистые частушки: "Я пою и веселюся, в попу жить переселюся! Вставлю раму и стекло будет сухо и тепло!"
      При этом как бюстами поведут, а они не бутафорско-тряпочные. Технология передовая - в надувные шарики наливается вода и под бюстгальтер спецпошивочного наполнения... В результате рекордная пышность с ядреной упругостью. Женщины визжали от восторга, глядя на этих красоток. А те наяривали всеми частями тела и языками: "Ой, трудно мне, кто-то был на мне! Сарафан не так, а в руке пятак!"
      Было что вспомнить. Но наступили времена, что ни в сказке сказать, ни пером описать - непечатно выходит. Ни работы, ни денег который месяц. В непечатном настроении женщины подняли вопрос: а не перенести ли 23-е февраля до первых денег?
      - Вы что, девочки, хотите лицом в лужу сесть?! - встала наперекор тяжелому вопросу Анна Павловна Томилина. - Да чтоб у этих кремлевских мафиози, рак их побери, СПИД на лбу вырос! А мужчины-то наши причем? Придут в День Советской Армии, а мы им: фиг вам, расходитесь по домам, - праздник отменяем. Позор! Давайте скребанем по сусекам и назло врагам друзьям на радость каждая тортик...
      Зажигательная речь Анны Павловны высекла из коллектива идею - провести конкурс тортов под девизом: кто на что горазд. А дегустационное жюри - все мужчины.
      Женщины наскребли по сусекам кто баночку сгущенки, кто мед, на случай простуды хранимый, кто варенье, на случай гостей... Вечером накануне праздника, опаленные жаром плит, женщины молили своих кулинарных богов, чтобы поднялось, пропеклось, пропиталось...
      Анна Павловна вошла на кухню полная решимости, несмотря ни на что, выиграть конкурс, выставив на него "Птичье молоко". Атмосфера в доме была не дай Бог взрывная, чуть что - глаза закрывай да беги. Завод мужа на пути реформ встал нараскоряку - ни бэ, ни мэ, ни денег. Анна Павловна подыскала мужу место дворника. "Я что, Герасим из "Муму", метлой махать?!" - отказался от низкоквалифицированного труда. Четвертый месяц искал достойно квалифицированный, в то время как сын растет, ему хоть каждый час устраивай трехразовое питание - от добавки не откажется. Хорошо, мама-пенсионерка подбросила деньжат на мясо. Анна Павловна для разминки, перед выходом на торт, настряпала гору пирожков. Румяные да духовитые. В форме лодочки плоскодонки и размером не меньше. Пару съешь, и дышать нечем - желудок на легкие давит...
      Муж прибежал на дурманящий запах: "Эх! пирожочки!"
      Анну Павловну черт дернул за язык: "Ты не заработал". Муж взвился под потолок и, хряснув дверью, убежал до полночи. Настроение в доме повисло нетворческое. Руки на торт не поднялись.
      Утром, поколебавшись, Анна Павловна взяла на работу пирожки.
      На конкурс были выставлено 12 тортов. "Гвардейский" - со звездой, выложенной из клюквы. "Боцманский" - черемуховый с сине-бело-тельняшечьими полосами поверху. Из деталей, что идут на "Поленницу", было построено "Пулеметное гнездо"... От одного вида конкурсного стола слюна кипела, и глаза жюри разбегались. Мужчины с трудом собирали их для объективной оценки. Андрей Сергеевич Бойко, анализируя очередное произведение, ахал, охал, подводил глаза под потолок, а закончив дегустацию, вытирал губы платочком, по стойке "смирно" громыхал: "Служу Советскому Союзу!" - и церемонно целовал ручку мастеру. Женщины рдели от счастья.
      Но без Анны Павловны. С вымученной улыбкой она поставила блюдо пирожков на конкурсный стол и, почувствовав страшное желание провалиться сквозь землю, ушмыгнула в закуток за шкафы. Где ругала себя последними словами сама кашу заварила и сама первая "лицом в лужу села".
      - А это что за торт? - подошел к пирожкам Бойко.
      - "Артиллерийский"! - с полным ртом придумал название Саша Вялых.
      - А ты что, заряжающий? - строго спросил Бойко. - Прилип, не оторвешь!
      - Никак не распробую, - сказал Саша и потянулся за третьим пирожком.
      - Мне-то оставь, - завозмущался Владимир Петрович Донцов, - я в артиллерии служил и то всего два съел.
      Бойко отведал пирожок, хотел поцеловать ручку автору и, не обнаружив его, взял еще один.
      На объявление результатов конкурса мужчины вышли бравым строем, смертельно впечатывая башмаки в пол.
      - После бурных споров, перешедших в продожительные дебаты, - доложил председатель жюри Бойко, - единогласным решением первое место присуждается торту "Артиллерийский".
      - Ура! Ура! Ура! - троекратно проуракали мужчины. И вытащили на свет коробку конфет в качестве главного приза.
      Анна Павловна, на ходу смахивая едкую слезу горечи, вслед за коей набегала сладкая радости, вышла из-за шкафов.
      - Мальчики, девочки, ешьте, - сорвала целлофан с призовой коробки. - Я завтра "Птичье молоко" испеку.
      - По мне лучше "Артиллерийский" повторить, - сказал Вялых.
      - "Артиллерийский!" "Артиллерийский!" - единогласно поддержали мужчины.
      МОЗГОВАЯ ГРЫЖА
      Я пение Кудрявого давно по телевизору люблю. А тут он живьем к нам приехал, открывать "Ледовое побоище" - новый Дворец спорта. Мою жену на работе премировали билетами на концерт. "Надо их в деньги конвертировать, жена говорит, - лучше себе туфли куплю". Фирме, где она горбатится, билеты по взаимозачетам всучили, ну и в честь 1 Мая начальник передовикам раздал. Развлекитесь, дескать, господа, деньги все одно пропьете. А тут неизгладимые впечатления.
      Нам деньги были нужнее по неизгладимости.
      И не только нам. Предложение вокруг Дворца толпами ловило каждого прохожего в надежде на спрос. Мы цену вдвое скостили, а дураков нет.
      Пришлось идти на впечатления.
      Места премиальные были сбоку, сверху, на последнем ряду.
      - Ладно, - успокаиваю жену, - на халяву и уксус сладкий.
      Но не очень. У меня стопроцентное зрение и то - букашка разноцветная по сцене скачет. Жене с ее "орлиными" глазами и подавно ничего не видать. Сидит, щурится - резкость наводит - и психует. Пристала ко мне, кто о справа от руководителя ансамбля на гитаре играет - мужчина или женщина?
      А попробуй за километр различи невооруженным глазом.
      - Женщина, - брякнул, чтоб жена успокоилась.
      Но ей разве угодить.
      - Тебе, - говорит, - кругом одни бабы мерещатся.
      Рядом с нами девица сидела. Приятная девица, на коленях зонтик в чехле. Она говорит:
      - Мужчина по правую руку от руководителя ансамбля на гитаре играет. Видите - плечистый.
      Жене и этот вариант не по нутру.
      - Если, - говорит, - где и плечистый, то, извините, в попе.
      Парни, впереди нас сидящие, зашикали:
      - Не мешайте, - говорят, - слушать! Из-за вас понять не можем - под фанеру поет или по-настоящему.
      - Конечно, под фонограмму! - говорю им. - Видите, по сцене катается, как бревно на пилораме. Попробуй такие лиссажу выписывать да еще петь во все горло.
      Парни со мной согласились, а соседка с зонтиком спорится:
      - Кудрявый, - говорит, - честный певец, не из халявщиков. Живьем поет, видите, как работает!
      Кудрявый действительно не посидит на сцене. Туда-сюда с микрофоном мотается, пот градом льется, через кожаные штаны проступает. Не жалеет искусства для народа.
      - Видите! - повторяет девица. Тут с верхотуры гайка на пятьдесят пять свалилась, между мной и девицей просвистела, подлокотник - в щепки, мне в бок - заноза толщиной в палец. Свитер и рубаху насквозь прошила.
      Я и ойкнуть не успел - девица зонтик раскрыла, дальше концерт смотрит.
      - Ничего себе, - говорю, - следующая гайка полетит, от вашего зонтика срикошетит и точно мне на макушку приземлится. И без того, - шучу, - масла в голове нет.
      - А вы залазьте, - предлагает девица, - ко мне под зонтик.
      Жена категорически против "залазьте".
      - Спасибо, - говорит, - мы лучше в проходе досмотрим.
      - Тогда лучше вообще домой пойти, - вылез я из-под зонтика. - Тем более, - говорю, - у меня заноза в боку гноится начинает.
      - Потерпишь! - жена свое талдычит. - В конце объявят участников концерта. Узнаем - мужчина или женщина справа от руководителя ансамбля на гитаре играет.
      В конце и вправду объявили. Оказывается, Саша Крячко с правой стороны от начальника струны драл. А мужик Саша или женщина - ни слова ни полслова.
      Лично мне наплевать, где у Саши плечистость больше накачена - вверху или ниже пояса. Тем более, пока с "Ледового побоища" возвращались, я под рубаху залез, занозу вытащил. Довольный домой вернулся.
      Жена злая как ведьма. И с деньгами прокол, и Саша Крячко в голову влетел - клином не вышибить.
      Дай, думаю, телевизором попробую. Включаю, а там начальник управления культуры отвечает на вопросы телезрителей. Жена за телефон.
      - Кто, - спрашивает в трубку, - на концерте Кудрявого справа от руководителя ансамбля играл - мужчина или женщина?
      - Справа от руководителя ансамбля, - доходчиво объяснил начальник культуры, - играл его заместитель.
      Я еле успел телефон, в глаз мне летевший, поймать. Денек на мою голову выдался, то гайки в нее, то телефон...
      Жена говорит:
      - Не в тебя, в начальника культуры метила.
      Повезло телевизору. И еще сказала:
      - Завтра снова на Кудрявого пойдем. Пока не разберусь с гитаристом - не успокоюсь.
      Но концерты отменили, и теперь у жены мозговая грыжа по поводу половой принадлежности Саши Крячко. Хоть из дома от этой грыжи беги. Так что развлеклись мы на халяву, как кур во щах.
      ПЕРЕПОДГОТОВКА В ТУМБОЧКЕ
      Перед кабинетом врача сидели две женщины. Одна в чешуйчато-блестящем жилете, у второй кудри были с густо-фиолетовым отливом.
      - Радикулит только иглоукалывание берет, - горячо говорила фиолетово-кудрявая.
      - Не скажите, - возражала блестящая, как в цирке, - трава мокрец - это дешево и сердито на сто процентов.
      - Бабушкины сказки? Сами-то пробовали?
      - Тут целая история с географией, - сказала женщина в жилете горящем, как тридцать три богатыря. - У моей подруни муж Бориска. Орел, под два метра ростом. Как-то, лет десять назад, приносит домой повестку из военкомата отправляют на двухмесячные сборы в Тюмень, на переподготовку. Подруня, как путная, собрала мужа в путь-дорожку. От слез на вокзале и провожаний Бориска отказался. Подруня, между прочим, и не рвалась - не первый год замужем. Прощаясь, Бориска предупредил, что получку - работал токарем - цеховские принесут домой.
      Женщина в сверкающем на все лады жилете поправила юбку на коленях и продолжила рассказ:
      - В день мужниной получки соломенная вдова присмотрела ткань на платье и думает: "Что сидеть ждать у моря погоды, побегу-ка сама в завод за деньгами". У проходной запнулась об знакомого из Борискиного цеха. "Твой получил уже", - говорит знакомый. "Что ты мелешь? - удивилась подруня. - Он вторую неделю на сборах!" Мужичок замямлил, мол, ему показалось, в ведомости стоит Борискина подпись, хотя самого Бориску и вправду давно не видел. "Вот бестолочь!" - подумала на мужичка подруня, но изменила маршрут, для начала в цех, а не в кассу, порулила. В цехе народу пусто, кому надо в день получки торчать. Подруня через эту пустоту уже на выход навострилась, да вдруг кольнуло оглянуться. И странной показалась тумбочка у одного станка. Этакий металлический шкафчик, метр с небольшим высотой. Подруня к этой тумбочке подскакивает, дерг дверцу. Она чуть подалась, но сразу назад, как пружиной привязанная. Тогда подруня двумя руками ухватилась и рванула на всю мощь...
      - Неужели? - перебила ее женщина с фиолетом в кудрях.
      - Ну! - подтвердила догадку чешуйчато переливающаяся рассказчица. - В тумбочке Бориска сидит. Глаза виноватые, нос на коленях. При его двух метрах и ста килограммах уместиться в такую шкатулку... "Негодяй!" - закричала подруня и хватает стальной пруток - проучить паршивца в этом капкане. Бориска не стал ждать прутком по голове, захлопнул дверцу и держит так, что не открыть. Подруня давай хлестать-грохотать железякой по тумбочке. Бориске не сладко внутри, но терпит. Пусть лучше барабанные перепонки страдают, чем красота лица. Подруня даже притомилась с прутком и глядь, рядом с тумбочкой замок лежит. Взяла и на два оборота закрыла Бориску. "Продолжай, говорит, - повышать военную и политическую подготовку!" Не успела до проходной дойти - доброжелатели доложили, с кем Бориска сборы проводит. Пошла моя подруня на место сборов и лахудре космы проредила. "Иди, говорит, - забирай своего военнообязанного вместе с тумбочкой!"
      Дома начала Борискины вещи собирать, чтобы выставить за дверь, а тут его привозят в три погибели сложенного. В тумбочке под замком Бориску радикулит разбил. Заколодило поясницу - не вздохнуть не пискнуть. Но моя подруня молодец. Везите, говорит, его к той военно-полевой сучке, мне на него начхать. Но, оказывается, к той прости-господи Бориску уже возили. Инвалид ей даром не нужен. Дружки-товарищи оттартали Бориску на дачу. Благо время летнее. На даче Бориска нашел способ мокрецом лечиться. Два дня поприкладывал, и как рукой на всю жизнь сняло. Приходит через неделю домой. "Прости, - упал передо мной на колени, - больше не буду". А я ему: "Вот тебе Бог, а вот - порог!" И...
      - Стойте! Погодите! - перебила женщина с фиолетовой прической. - При чем здесь вы, если он муж подруги...
      Но тут ее вызвали к врачу, она так и не узнала, чей все-таки муж проходил военную переподготовку в тумбочке.
      КОГДА БОРЗОМЕТР ЗАШКАЛИВАЕТ
      Живот у Надежды пер на лоб не по дням, а на глазах: седьмой месяц - не седьмой день, и Вадик, она была уверена - именно Вадик, долбал ножками, будто это не мама, а дискотека, и он первый шоузаводила. Или дверь входная-выходная, а его любопытство разбирает: откройте, что у вас там хорошего? И вдруг обрезало ударный интерес. Затих, как и не стучал. Надежда извелась вся, вдруг передавилось-перекрутилось что-нибудь... К врачу тряслась пойти - возьмет и вляпает приговор беременности.
      Когда трусливо гадала: идти или погодить? - свалились на нее неожиданные деньги - тысяча рублей, родное предприятие давний долг отдало. Надежда отбросила сомнения и пошла на толчок. Пеленки-одежонки Вадику приобрести. В наши времена не до поверья: до рождения ребенка детское не смей покупать. В наши времена, коли деньги появились - не крути носом по приметам, а хватай что надо. Как говорится, не откладывай на завтра, что можешь отоварить сегодня!
      Идет Надежда по толчку, а к ней подруливает Люська-Угорелая.
      - Женщина, - просит Люська, - помогите сыграть.
      Люська-Угорелая в тот день "низом шла", то бишь залавливала простофиль на беспроигрышную для Люськиной компании игру.
      Игра элементарная до безобразия. Команда человек восемь-девять: двое секут за милицией, один "верхом идет", для лопухов - это независимый ведущий кассы, трое под случайных игроков косят, кто-то рисуется в качестве зрителей. Лоху подсовывается заманишка: помоги, дорогой, кубики бросить. Только и всего. За что получаешь бесплатный жетон на игру.
      Он, простодыра, рад без ума, счастья полные шаровары, как же: все за деньги судьбу пытают, а он на сверхльготных условиях. Нет бы прикинуть дурьей башке, что на базаре, чем бесплатнее начало, тем накладнее конец. Куда там подумать.
      И конечно, у довольного дармовщинкой выпадает выигрышный номер.
      - Ура! - кричит он от счастья.
      Но и у соперника аналогичные цифры.
      На что ведущая начинает заливать: такое совпадение бывает раз в сто лет, правилами предусмотрен приз в две тысячи рублей тому из двух везунчиков, кто перебьет другого: бросит на кон больше денег.
      Ежу понятно, даже если и перебьешь, две тысячи не получишь, не для твоего кармана люди работают. Ежу-то понятно, а лопух он и есть лопух. Лох, по современному.
      Люська-Угорелая сама восемь месяцев назад влетела на 500 рублей. Закончила она ПТУ на швею-мотористку, а работы нет, ну и подпирала в подъездах стенки с утра до вечера. Потом бабушка пожалела внучку - на пуховик деньги дала. Только не дошла Люська до него, развели по дороге. В пять минут обработали. Она думала пуховик в дубленку обратить, а осталась в старой курточке.
      Проревела ночь и снова пошла на толчок: может, думала, вернут деньги. Посмеялись над ее простотой ребята и позвали к себе работать. У Люськи хорошо пошло. Быстро пуховик спроворила. Не зря в доме творчества три года в драмстудии занималась.
      Надежде "выпало" бодаться с Люськой за приз. Ну и загорелись глазки: две тысячи! - как раз комбинезон и коляска для Вадика.
      Она потом сама не могла сообразить, как на нее чумовой азарт накатил: швыряла Верке-Катастрофе - ведущей - сто, триста, пятьсот рублей. Не на шутку разыгралась.
      А Люська-Угорелая добавляет масла в азартный огонь: рисанулась, что у нее деньги кончились.
      Надежда на седьмом небе - выиграла комбинезон с коляской. Люська в картинные слезы.
      "По правилам игры, - говорит ей Верка-Катастрофа, - вам дается минута на поиск необходимой суммы".
      Люська в слезах обращается к публике: граждане-товарищи, помогите выиграть две тысячи! Никто не хочет пособить ближнему.
      Надежда молится про себя: "Не помогайте!"
      Люська продолжает упрашивать окружающих: помогите - поделюсь.
      А драматическая минута заканчивается. За секунду до истечения контрольного времени один парнишка (конечно, подставка) бьет шапкой о земь: вхожу в долю! Надежда в запале швыряет двести, триста рублей, и вдруг сунулась в кошелек, а там только номерок к зубному.
      - Отдайте мои деньги! - враз прояснилось в голове. - Милиция!