— Не могу передать тебе, — сказала Бланш, — какой это был ужас. Я ведь каждое его слово слышала, даже пока была еще внизу в гостиной.
— Телепатия, видишь ли…
— Просто двинуться не могла, и все. Потом, когда ты вышел, я набрала сил чуть-чуть пошевелиться. А потом Ян-младший шарахнул его, и я тотчас же освободилась. Не понимаю, как и почему.
Прентисс ощутил своеобразное мрачное удовлетворение.
— А я, пожалуй, знаю, в чем тут дело. Я был под его контролем, поскольку допускал, что он существует на самом деле. Тебя он держал в повиновении через меня. А когда я вышел, он решил, что пришла пора переключиться с моего мозга на мозг Яна-младшего. Это и была его ошибка.
— Почему же ошибка? — спросила Бланш.
— Он считал само собою разумеющимся, что дети, все без исключения, верят в эльфов и волшебников. Он заблуждался. Сегодняшние американские дети ни в каких волшебников не верят. Они просто никогда о них не слышали. Они верят в Тома Корбетта и Дика Трэси, в неустрашимых сыщиков и неуловимых преступников, в сверхчеловека и во множество других вещей, но только не в волшебников. И когда он попытался завладеть сознанием Яна-младшего, ему это просто не удалось…
Прентисс засунул руки в карманы и медленно ухмыльнулся.
— Знаешь, Бланш, когда я увижусь с Уолтом Рэем, я, наверно, намекну ему, что писал до сих пор чепуху. Пришло, наверно, время, чтоб соседи и впрямь узнали…
Ян-младший, держа в руке огромный бутерброд, забрел в кабинет к отцу в погоне за недавним, но уже тускневшим воспоминанием. Папа то и дело похлопывал его по спине, и мама совала ему пирожки и печенье, а он уже забывал почему. Там, на столе, сидело какое-то чучело, которое могло разговаривать…
Все случилось так быстро, что сам он ни в чем не успел разобраться. Он пожал плечами и глянул туда, куда ударил луч предвечернего солнца — на частично уже напечатанную страницу в машинке, затем на стопку бумаги, ожидавшую на столе. Прочел немножко, скривил губу и буркнул:
— Ха! Опять чародеи. Небывальщина. Детские сказки.
И убежал на улицу.
Перевод с английского К. Сенина и В. Тальми
Р.А. ЛЭФФЕРТИ
(США)
Семь дней ужаса
— Скажи, мама, ты хочешь, чтобы что-нибудь исчезло? — спросил Кларенс Уиллоугби.
— Пожалуй, неплохо, если бы исчезла эта груда грязных тарелок. А почему ты спрашиваешь?
— Я только что построил Исчезатель, мама. Это очень просто: берешь жестяную консервную банку и вырезаешь дно. Затем вставляешь в нее два круглых куска красного картона с отверстиями в середине, и Исчезатель готов. Для того чтобы исчезло что-нибудь, нужно просто посмотреть на этот предмет через отверстия и мигнуть.
— О-о!
— Вот только я не знаю, сумею ли вернуть исчезнувшие тарелки обратно. Давай попробуем сначала что-нибудь другое — ведь тарелки стоят денег.
Как всегда, Мира Уиллоугби была восхищена умом своего девятилетнего сына. Сама она никогда бы не додумалась до этого, а вот он додумался.
— Попробуй-ка Исчезатель на кошке вон там, под дверью Бланш Мэннерс. Если она исчезнет, никто, кроме самой Бланш Мэннерс, не заметит этого.
— Хорошо, мама.
Мальчик приложил Исчезатель к глазу и мигнул. Кошка мгновенно исчезла с тротуара.
Мать с интересом посмотрела на сына.
— Интересно, а как работает Исчезатель? Ты знаешь, как он работает, Кларенс?
— Конечно, мама. Берешь консервную банку с вырезанными донышками, вставляешь вместо них два кружка из картона и мигаешь. Вот и все.
— Ну ладно, иди поиграй на улице. И не вздумай без моего разрешения играть с Исчезателем в доме. Если мне понадобится, чтобы что-нибудь исчезло, я сама скажу тебе об этом.
После ухода сына мать почувствовала какое-то смутное беспокойство. «Может быть, мой Кларенс — гениальный ребенок? Не всякий взрослый сумеет построить Исчезатель, а тем более действующий. Интересно, хватилась ли Бланш Мэннерс своей кошки?»
Кларенс вышел из дому и направился к таверне «Гнутый пятак» на углу.
— Хочешь, чтобы у тебя что-нибудь исчезло, Нокомис?
— Да вот я не прочь расстаться со своим брюхом.
— Если я сделаю так, что оно у тебя исчезнет, вместо живота у тебя будет дыра, и ты умрешь от потери крови.
— Пожалуй, ты прав, парень. А почему бы тебе не попробовать Исчезатель на пожарном гидранте во-оо-он там, у ворот?
Это был, несомненно, самый счастливый день для ребятишек всей округи. Они сбегались отовсюду поиграть на затопленных улицах и переулках, и если кто-нибудь из них утонул во время этого наводнения (мы совсем не утверждаем, что кто-то утонул, хотя это и был настоящий потоп), ну что ж, этого следовало ожидать. Пожарные машины (слыханное ли дело, пожарные машины были вызваны для борьбы с наводнением) стояли по крышу в воде. Полицейские и санитары бродили по затопленным улицам, мокрые и озадаченные.
— Возвращатель, Возвращатель, кому нужен Возвращатель? — тонким голоском кричала Кларисса Уиллоугби.
— Да замолчишь ли ты наконец? — сердито прикрикнул на девочку один из санитаров. — И без тебя много хлопот!
Нокомис, буфетчик из таверны «Гнутый пятак», отозвал Кларенса в сторону.
— Пожалуй, я пока никому не скажу о том, что случилось с пожарным гидрантом, — сказал он.
— Если ты не скажешь, я тоже никому не скажу, — пообещал Кларенс.
Полицейский Комсток заподозрил неладное.
— Существует только семь возможных объяснений этого загадочного случая, — сказал он. — Несомненно, один из семи сорванцов Уиллоугби сделал это. Вот только я не знаю, как это ему удалось. Для такой работы понадобится бульдозер, и все-таки что-то от пожарного гидранта останется. Как бы то ни было, один из них сделал это.
У полицейского Комстока был несомненный талант находить правильные пути решения запутанных проблем. Именно поэтому он был рядовым полицейским и патрулировал улицы, вместо того чтобы сидеть в кресле в полицейском участке.
— Кларисса! — сказал он голосом, подобным раскату грома.
— Возвращатель, Возвращатель, кому нужен Возвращатель? — продолжала она выкрикивать тонким голосом.
— Подойди сюда, Кларисса. Как ты думаешь, что случилось с этим пожарным гидрантом? — спросил полицейский Комсток.
— У меня есть невероятное подозрение, только и всего. Ничего определенного. Как только будет известно что-нибудь определенное, я вам сообщу.
Клариссе было восемь лет, и она очень любила невероятные подозрения.
— Клементина, Гарольд, Коринна, Джимми, Сирил, — обратился полицейский Комсток к пяти младшим отпрыскам семьи Уиллоугби. — Что, по-вашему, случилось с пожарным гидрантом?
— Вчера около него бродил какой-то человек. Наверно, он взял гидрант, — сказала Клементина.
— Да не было здесь никакого гидранта. По-моему, вы поднимаете шум из-за пустяков, — заметил Гарольд.
— Городской муниципалитет еще услышит об этом, — сказала Коринна.
— Уж я — то знаю, — сказал Джимми, — да не скажу.
— Сирил! — закричал полицейский Комсток ужасным голосом. Не громовым голосом, нет, а ужасным. Он ужасно себя чувствовал.
— Тысяча чертей! — воскликнул Сирил. — Да ведь мне всего три года, Кроме того, я не понимаю, почему я должен отвечать за какой-то гидрант, хотя бы и пожарный.
— Кларенс! — сказал полицейский Комсток.
Кларенс судорожно проглотил слюду.
— Ты не знаешь, куда делся пожарный гидрант?
Кларенс просиял.
— Нет, сэр. Я не знаю, куда он делся.
На место стихийного бедствия явилось несколько самоуверенных парней из отдела водоснабжения, которые перекрыли воду на несколько кварталов в округе и поставили на то место, где раньше был пожарный гидрант, заглушку.
— Нам придется представить шефу самый невероятный отчет за всю мою жизнь, — сказал один из них.
Расстроенный полицейский Комсток зашагал прочь.
— Отстаньте от меня со своим котом, мисс Мэннерс, — сказал он. — Представления не имею, где его искать. Я даже пожарный гидрант не могу найти, а вы ко мне со своим котом.
— У меня идея, — сказала Кларисса. — Мне почему-то кажется, что и кот и пожарный гидрант находятся в одном месте. Пока я не могу ничем это доказать.
Оззи Морфи носил на голове маленькую черную шапочку, закрывающую лысину. Кларенс направил на шапочку свое оружие и мигнул. Шапочка исчезла, а из крошечной царапины на макушке начала медленно сочиться кровь.
— Я бы не стал больше играть с этой штукой, — сказал Нокомис.
— А кто играет? — спросил Кларенс. — Это взаправду.
Так начались семь дней ужаса в этой тихой, до сих пор ничем не выделявшейся округе. Из парков исчезали деревья; фонарных столбов как не бывало; Уолли Уолдорф приехал с работы, вышел из машины, хлопнул дверцей — и машина исчезла. Когда Джордж Малендорф направился по мощеной дорожке к своему дому, почуявшая хозяина собачонка Пит с радостным визгом бросилась ему навстречу. В двух метрах от него она подпрыгнула ему в руки — и словно растаяла. Только лай слышался еще несколько мгновений в озадаченном воздухе.
Но хуже всего пришлось пожарным гидрантам. Второй гидрант был установлен на следующее утро после исчезновения первого. Он простоял только восемь минут, и наводнение началось сначала. Следующий пожарный гидрант был установлен к полудню и исчез через три минуты. На следующее утро был установлен четвертый.
При операции присутствовали: начальник отдела водоснабжения, главный инженер муниципалитета, шеф полиции со штурмовым отрядом, президент «Ассоциации Родителей и Учителей», ректор университета, мэр города, три джентльмена из ФБР, кинооператор, ряд видных ученых и толпа честных граждан.
— Посмотрим, как он теперь исчезнет, — сказал городской инженер.
— Посмотрим, как он теперь исчезнет, — сказал шеф полиции.
— Посмотрим, как он те… Смотрите, а где гидрант? — сказал один из видных ученых.
Гидрант исчез, и все основательно промокли.
— По крайней мере, теперь у меня в руках самые сенсационные кадры этого года, — сказал кинооператор. В этот момент киноаппарат со всеми принадлежностями исчез прямо у него из рук.
— Перекройте воду и поставьте заглушку, — распорядился завотделом водоснабжения. — И пока не ставьте нового гидранта. Тем более что это был последний.
— Это уж слишком, — вздохнул мэр. — Хорошо, хоть ТАСС об этом не знает.
— ТАСС об этом знает, — сказал маленький кругленький человечек, поспешно выбираясь из толпы. — Я — ТАСС.
— Если все вы, господа, пройдете в «Гнутый пятак», — провозгласил Нокомис, — и попробуете наш новый коктейль «Пожарный гидрант», вы почувствуете себя гораздо лучше. Этот превосходный коктейль состоит из отличного пшеничного виски, кленового сахара и воды из этого самого гидранта. Вам принадлежит честь первыми отведать его.
В этот день дела в «Гнутом пятаке» шли, как никогда, хорошо. Да это и понятно, ведь именно у его дверей исчезали пожарные гидранты в сопровождении гейзеров бурлящий воды.
— Я знаю, как мы легко можем разбогатеть, папа, — сказала несколько дней спустя своему отцу Кларисса. — Соседи говорят, что лучше уж продать свои дома за бесценок и убраться отсюда как можно скорей. Давай достанем много денег и скупим у них дома. А потом можно будет снова их продать и разбогатеть.
— Я их даже по доллару за штуку не куплю, — сказал папа, Том Уиллоугби.
— Три дома уже исчезли, и семьи, живущие в оставшихся, вынесли всю мебель во двор. Только мы одни ничего не вынесли из дома. Может быть, к утру на месте не останется ни одного дома, только пустые участки.
— Отлично, тогда давай скупим пустые участки. К тому времени как дома начнут возвращаться назад, мы будем готовы.
— Возвращаться назад? Так дома вернутся назад? Ты действительно что-то знаешь?
— Не более чем подозрение, граничащее с уверенностью. Пока ничего более определенного мне не известно.
Трое видных ученых собрались в гостиничном номере, который по царящему в нем беспорядку напоминал опочивальню пьяного султана.
— Это превосходит все метафизическое. Это граничит — с квантум континиум. Некоторым образом даже опровергает Боффа, — сказал д-р Великоф Вонк.
— Самый таинственный аспект — это контингенция интрансингенции, — загадочно выразился Арпад Аркабаранан.
— Да, — вздохнул Вилли Мак Джилли. — Кто бы мог подумать, что этого удалось добиться с помощью консервной банки и двух кусков картона? Когда я был мальчишкой, мы пользовались коробкой из-под толокна и цветным мелом.
— Я не совсем вас понимаю, — сказал д-р Вонк. — Вы не могли бы выражаться яснее?
Пока никто не исчез и даже не был ранен, если не считать капельки крови на лысине Оззи Морфи, нескольких капель на мочках ушей Кончиты, из которых исчезли ее любимые причудливые серьги, поврежденный палец, владелец которого схватился за ручку входной двери своего дома в момент его исчезновения, вывихнутый большой палец на правой ноге у соседского мальчишки, собиравшегося пнуть консервную банку, исчезавшую в этот самый критический момент, что вызвало соприкосновение большого пальца с поверхностью тротуара. Только и всего, не более пинты крови и три-четыре унции пострадавшей плоти.
Теперь, однако, положение изменилось. Исчез м-р Бакл, хозяин бакалейной лавки. Это было уже серьезно.
В доме Уиллоугби появились подозрительные личности из полицейского участка в центре города. Однако самым подозрительным и надоедливым оказался мэр города. Обычно он не был таким плохим, но ужас в городе царил уже семь дней.
— В городе ходят ужасные слухи, — сказал один из подозрительно выглядящих типов, — которые связывают определенные события с вашим домом. Что вам об этом известно?
— Я распустила большинство этих слухов, — сказала Кларисса, — но я не считаю их ужасными. Скорее таинственными. Но если вы хотите докопаться до самого дна, задавайте мне вопросы.
— Это ты вызвала исчезновение всех этих предметов? — спросил сыщик.
— Это не тот вопрос, — сказала Кларисса.
— Знаешь ли ты, куда они исчезли? — спросил сыщик.
— И это не тот вопрос, — ответила Кларисса.
— Можешь ли ты вернуть их обратно?
— Конечно, могу. Это любой может. А вы разве не можете?
— Не могу. Если ты можешь, пожалуйста, верни их — поскорее.
— Мне нужно кое-что для этого. Во-первых, золотые часы и молоток. Затем отправляйтесь в магазин и купите мне разные химикалии по этому списку. Кроме того, ярд черного бархата и фунт леденцов.
— Ну, что ты на это скажешь? — спросил один из полицейских.
— Действуйте, ребята, — сказал мэр, — это наша единственная надежда. Достаньте все, что она попросила.
И все было доставлено.
— Почему это все только с ней и разговаривают? — спросил Кларенс. — В конце концов я заставил все это исчезнуть. Откуда она знает, как вернуть их обратно?
— Я так и знала! — закричала Кларисса, глядя с ненавистью на мальчишку.
— Я знала, что он во всем виноват. Он прочитал в моем дневнике, как делается Исчезатель. Если бы я была его мамой, я бы выпорола его, чтобы он больше не читал дневник своей младшей сестрички. Вот что происходит, когда что-нибудь серьезное попадает в безответственные руки.
Она положила золотые часы мэра на пол и замерла с поднятым молотком.
— Я должна подождать несколько секунд. В таком деле нельзя спешить. Всего несколько секунд.
Секундная стрелка описала круг и достигла деления, предназначенного для этого момента еще до сотворения мира. Молоток в руке девочки внезапно с силой опустился на великолепные золотые часы.
— Вот и все, — сказала она. — Все ваши тревоги кончились. Смотрите, вон там, на тротуаре, появился кот Бланш Мэннерс — там, откуда он исчез семь дней тому назад.
И кот появился на тротуаре.
— А теперь давайте отправимся к «Гнутому пятаку» и посмотрим, как возвратится первый пожарный гидрант.
Им пришлось ждать всего несколько минут. Гидрант появился из ниоткуда и с грохотом покатился по мостовой.
— Теперь я предсказываю, — сказала Кларисса, — что все исчезнувшие предметы возвратятся точно через семь дней после их исчезновения.
Семь дней ужаса окончились. Исчезнувшие предметы начали возвращаться.
— Как, — спросил мэр девочку, — ты узнала, что они вернутся через семь дней?
— Потому что Кларенс построил семидневный Исчезатель. Я могу построить девятидневный, тринадцатидневный, двадцатисемидневный и семилетний Исчезатель. Я сама собиралась построить тринадцатидневный Исчезатель, но для этого нужно покрасить картонные кружки кровью из сердца маленького мальчика, а Сирил плакал всякий раз, когда я пыталась сделать глубокий разрез.
— Ты действительно знаешь, как построить все эти штуки?
— Конечно. Только я содрогаюсь при мысли, что будет, если этот секрет попадет в руки безответственных людей.
— Я тоже содрогаюсь, Кларисса. А зачем тебе понадобились химикалии?
— Для моих химических опытов.
— А черный бархат?
— На платья моим куклам.
— А фунт леденцов?
— Как вы сумели стать мэром этого города, если не понимаете таких простых вещей? Как вы думаете, для чего существуют леденцы?
— Последний вопрос, — сказал мэр. — Зачем тебе понадобилось разбивать молотком мои золотые часы?
— О-о, — ответила Кларисса, — для драматического эффекта.
Перевод с английского И. Почиталина
ГЕНРИ КАТТНЕР
(США)
Сим удостоверяется…
Дьявол выжал из себя улыбку.
— Знаете, — сказал он, — это как-то не принято… Я даже и не уверен…
— Короче, нужна вам моя душа или нет? — напрямик спросил Джеймс Фенвик.
— Нужна, конечно, — был ответ. — Но придется еще подумать. При данных обстоятельствах я что-то не представляю, как я ее получу…
— Ну, разве я так уж много прошу? — заметил Фенвик, потирая руки. — Всего-навсего бессмертия. Ума не приложу, почему до этого раньше никто не додумался. По-моему, дело верное. Ну, смелей же, смелей решайтесь. Или захотелось на попятную?
— Да нет, — поспешил заверить дьявол. — Просто… Знаете, Фенвик, я не уверен, отдаете ли вы себе отчет… Ведь бессмертие — это довольно долго…
— Вот именно. И весь вопрос — будет ему конец или нет. Бели да, вы получаете мою душу. Если нет… — Фенвик легонько махнул рукой. — Тогда выигрываю я.
— О, конец-то будет, — заявил дьявол мрачно, даже зловеще. — Просто в настоящее время я как-то не хотел бы брать на себя такое долгосрочное обязательство. Вам не понравится быть бессмертным, Фенвик, поверьте мне…
— Ха, — сказал Фенвик.
— Не понимаю. И чего вам так приспичило с этим бессмертием?… — Дьявол раздраженно постукивал кончикам хвоста по ковру.
— Мне? Ничуть, — изрек Фенвик. — По сути дела, бессмертие — это просто попутно… Главное, мне хотелось бы кое-что предпринять, не опасаясь последствий…
— Я мог бы это для вас устроить, — тут же нашелся дьявол.
— Но тогда, — Фенвик поднял руку, чтобы его не перебивали, — договор на том, естественно, и кончался бы. А так я приобретаю не только запас всевозможных иммунитетов, но вдобавок еще и бессмертие. Принимаете мои условия — хорошо, не хотите — не надо…
Дьявол встал и принялся, нахмурившись, мерить комнату шагами. Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову.
— Ладно, — сказал он деловым тоном. — Я согласен.
— Правда?… — Фенвик вдруг почувствовал известное разочарование. Час пробил, пора ставить точку, но, может статься… Он посмотрел неуверенно на зашторенное окно. — А как… как же вы это сделаете?…
— Биохимия, — сказал дьявол. Теперь он решился и, казалось, был совершенно уверен в себе. — И квантовая механика. Ваш организм получит способность к регенерации, а, кроме того, придется осуществить кое-какие пространственно-временные изменения. Вы приобретете полную независимость от внешней среды. Среда — нередко самый фатальный фактор…
— А я? Я останусь таким же, как был, видимым, осязаемым, без обмана?
— Какой еще обман! — дьявол принял оскорбленный вид. — Если уж говорить об обмане, так, мне сдается, это вы пытаетесь надуть меня, а не наоборот. Нет, нет, Фенвик! Обещаю вам, вы получите по договору сполна. Станете закрытой системой, как Ахилл. Совсем закрытой, за исключением пятки. Понимаете сами, должна же быть какая-то уязвимая точка…
— Нет, — быстро вставил Фенвик, — так я не согласен.
— Боюсь, тут уж ничего не попишешь. Закрытая система обезопасит вас от любых внешних воздействий. А внутри системы будете только вы. Система — это же и есть вы. И это в ваших собственных интересах оставаться хотя бы чуточку уязвимым… — Дьявол махнул хвостом по ковру. Фенвик встревожился и пристально глядел на него. — Ведь если со временем вы сами решите прекратить свою жизнь, даже я не смогу защитить вас. Подумайте, в самом деле, ведь через несколько миллионов лет вам, может, и захочется умереть…
— Как не вспомнить Титона! — воскликнул Фенвик. — Я сохраню и молодость, и здоровье, и внешность, и все способности…
— Конечно, конечно. Я сам не заинтересован в том, чтобы вас обманывать, условия меня устраивают. Я имел в виду, что вас, быть может, одолеет самая обыкновенная скука…
— А вы — вы скучаете?
— Бывало, — признался дьявол.
— Вы бессмертны?
— Естественно.
— Тогда почему же вы себя не убили? Или не смогли?
— Смог, — ответил дьявол уныло, — в том-то и дело, что смог… Давайте лучше поговорим об условиях нашего контракта. Бессмертие, молодость, здоровье… неуязвимость во всем за единственным исключением самоубийства. В обмен я получаю вашу душу после вашей смерти.
— Зачем? — неожиданно полюбопытствовал Фенвик.
Дьявол взглянул на него угрюмо.
— Ваше падение, как и падение каждой новой души, заставляет меня на минутку забыть о своей… — Он сделал нетерпеливое движение. — Однако все это софистика. Вот… — Он выхватил из воздуха свиток пергамента и гусиное перо. — Вот наше соглашение.
Фенвик прочел весь свиток с полным вниманием. В одном месте он поневоле остановился и поднял глаза на дьявола.
— Это еще что? — спросил он. — Я не знал, что надо оставлять залог…
— Разумеется, мне нужен своего рода залог. Или вы представите поручителя?
— Нет, конечно, — признался Фенвик. — Боюсь, такого не сыщешь даже в камере смертников. Какой же это залог?
— Кое-что из ваших воспоминаний. Все они, к вашему сведению, подсознательные.
Фенвик задумался.
— Стало быть, амнезия… А если мне нужны моя воспоминания?
— Но не эти. Амнезия — это когда исчезают сознательные воспоминания. А отсутствия той их части, которую я хочу, вы даже и не заметите…
— Это душа?
— Нет, — хладнокровно ответил дьявол. — Это лишь часть души, нужная часть, конечно, иначе она не представляла бы для меня никакой ценности. Но основная часть души останется при вас до той поры, пока вы сами не пожелаете передать мне ее посмертно. Вот тогда я соединю все вместе и завладею вашей душой. Однако это, безусловно, будет очень не скоро, а вы тем временем не испытаете никаких неудобств…
— Если я внесу оговорку такого рода в контракт, вы его подпишете?
Дьявол кивнул. Фенвик сделал на полях небрежную приписку и сразу же, покуда на острие пера не просохла кровь, поставил под договором свое имя.
— Вот, готово…
Дьявол изобразил на лице бесконечное долготерпение и подписался сам. Потом он взмахнул свитком, и тот растворился в воздухе.
— Ну что ж, — сказал дьявол, — превосходно. Теперь, пожалуйста, встаньте. Нужно произвести некоторые изменения в железах… — Лапы его безболезненно вошли Фенвику в грудь и совершили одно за другим несколько мелких быстрых движений. — Щитовидка… другие эндокринные… все эти железы можно переустроить так, чтобы ваш организм бесконечно регенерировал. Повернитесь, пожалуйста…
В зеркале над камином Фенвик увидел, как лапа страшного гостя тихонько влезла ему в затылок. На мгновение закружилась голова.
— Зрительный бугор, шишковидное тело… — бормотал дьявол. — Пространственно-временное восприятие субъективно… Так… Вот вы уже и независимы от внешней среды… Нет, еще минуточку. Осталось только…
Он крутанул кистью и быстро выдернул лапу — нет, кулак, плотно сжатый кулак, — из головы Фенвика. В ту же секунду Фенвик ощутил странную приподнятость.
— Что это вы сделали? — спросил он, оборачиваясь.
Рядом никого не было. Дьявол исчез.
А вдруг — а вдруг это был просто-напросто сон? Что ж тут удивительного — после таких событий кто угодно засомневается, не бредит ли он наяву. Галлюцинации редки, но ведь случаются… Выходит, он теперь бессмертен и неуязвим. Однако если верить здравому смыслу, все это психоз, да и только. Доказательства — какие у него доказательства?
Ну а сомнения — какие есть основания для сомнений? Бессмертие — это же не пустяк, это ощутимо. Внутренняя уверенность в безграничном благополучии. Переустройство желез, вот так штука! Мой организм теперь функционирует как никогда раньте, как никогда еще не функционировал ничей организм. Я теперь закрытая, самовосстанавливающаяся система, над которой ничто не властно, даже время…
Им овладело неведомое, все нарастающее ощущение счастья. Он закрыл глаза и вызвал в памяти самые ранние, самые первые свои впечатления. Солнечный зайчик дрожит на полу веранды… Муха жужжит… А его, утонувшего в тепле, качает, качает… Память не осознавала потери, мысль свободно путешествовала в прошлом. Равномерные взмахи и скрип качелей на детской площадке, а в церкви — гулкая, пугающая тишина. Дощатый ящик сельского клуба. Шершавая мокрая губка, обтирающая ему лицо, и голос матери…
Неуязвимый и бессмертный, он пересек комнату, открыл дверь, прошел по короткому коридору. Каждое движение наполняло его чувством удивительной легкости, полнейшей радости бытия. Он приоткрыл тихонько другую дверь и заглянул за нее. Мать спала, откинувшись на груду подушек.
Фенвик был так счастлив, так счастлив…
Он подошел поближе, обогнул на цыпочках кресло-каталку, постоял у кровати, глядя на мать. Потом осторожно высвободил одну подушку, поднял ее и прижал — сперва легонько — двумя руками к лицу спящей.
Поскольку этот рассказ — отнюдь не хроника грехов Джеймса Фенвика, очевидно, нет и необходимости во всех деталях расписывать, по каким ступеням он прошагал, чтобы за какие-нибудь пять лет добиться звания Худшего Человека на Земле. Желтые газеты упивались им. Были, конечно, люди и похуже его, но все они были смертны, уязвимы, а потому скрытны.
В основе его поведения лежала и крепла с каждым днем уверенность, что он, Фенвик, есть единственная постоянная в этом скоротечном мире. «Дни их как трава», — размышлял он, наблюдая за людьми — своими братьями во сатане, когда те собирались толпами у алтарей, таких отталкивающе-никчемных. Это было еще на заре его карьеры, он тогда исследовал собственные ощущения, следуя традиционным представлениям и предрассудкам; позже он отверг подобное занятие как мальчишество.
Он был свободен в своих поступках, идеально свободен, его наполняла непрестанная и восхитительная уверенность в собственном благополучии, и он экспериментировал со многими сторонами бытия. Путь его был устлан посрамленными присяжными и недоумевающими адвокатами. «Современный Калигула! — восклицала газета «Нью-Йорк ньюс», объясняя своим читателям на примерах, кто такой был Калигула. — Неужели ужасные обвинения, выдвинутые против Джеймса Фенвика, реальны?»
Но по той ли, по другой ли причине осудить его никогда не удавалось. Обвинения проваливались одно за другим. Дьявол не обманывал — Фенвик действительно представлял собой закрытую систему, независимую от окружающей среды, и свою независимость он продемонстрировал на множестве процессов. Сам он так и не сумел понять, каким же образом дьявол всякий раз добивается успеха. Надобность в настоящем чуде если и являлась, то чрезвычайно редко.
Однажды некий разорившийся банкир, полагавший — и на редкость справедливо — что виновник краха Фенвик, выпустил пять пуль прямехонько ему в сердце. Пули срикошетировали. Свидетелей этому было только двое — Фенвик и банкир. Тот решил, наверное, что противник невредим благодаря какой-нибудь стальной жилетке, и последнюю, шестую пулю направил Фенвику в голову. Результат был тот же. Банкир попробовал еще раз, теперь ножом. Фенвика заело любопытство — он решил не защищаться: что получится? Получилось то, что банкир в конце концов сошел с ума.
Прямо и недвусмысленно присвоив подвернувшееся состояние, Фенвик принялся приумножать его. Обвинения, как и прежде, сыпались со всех сторон, но из этого по-прежнему ничего не выходило. Требовались особые усилия, чтобы каждое очередное преступление непременно относилось к разряду караемых смертной казнью, но не так уж сложно оказалось разработать на сей счет свою методику, и богатство Фенвика и власть умножались час от часу.
Слава про него шла самая дурная. Однако вскоре он решил, что славы еще мало, и возжаждал восхищения. Добиться восхищения было несколько труднее — Фенвик не собрал еще таких богатств, которые поставили бы их владельца вне морали, сделали бы его неподсудным общественному мнению. Впрочем, это было поправимо. Через десять лет после сделки с дьяволом Фенвик, может, и не был еще могущественнейшим человеком на Земле, но, безусловно, был могущественнейшим в Соединенных Штатах. Он добился того восхищения и той известности, о которых, как ему казалось, мечтал.
И все-таки чего-то недоставало. Высказывал же дьявол предположение, что через несколько миллионов лет Фенвику самому захочется умереть со скуки. Но прошло всего десять лет, и в один прекрасный летний день Фенвик был слегка шокирован открытием — он не знал, он просто не знал, что же ему делать дальше.
Со всей возможной тщательностью он исследовал свое состояние. «Это и есть скука?» — спросил он себя. Если так, то даже скука не была неприятной. Проступала в ней некая восхитительная расслабленность, словно он лежал на плаву в теплой океанской воде. Пожалуй, расслабленность была даже слишком явной.
