Discworld (Плоский мир) - Музыка души (пер. Г.Бородин)

      – Ммф!
      – Я знаю, мне за это не расплатиться, – сказал Асфальт.
      – Едем в Квирм, – упрямо повторил Бадди. – Возьмем столько… сколько нам причитается, а остальное вернем.
      Клиф поскреб свободной рукой подбородок.
      – Кое-что должно было пойти Хризопразу, – сказал Асфальт. – Мистер Достабль занял у него деньги, чтобы устроить Фестиваль.
      – От него нам не скрыться, – сказал Клифф. – Может быть, только если мы доберемся до Края и спрыгнем с него. Да и то не наверняка.
      – Мы могли бы объяснить… или не могли бы? – промямлил Асфальт.
      Перед их внутренним взором предстала блестящая мраморная голова Хризопраза.
      – Ммф.
      – Нет.
      – Тогда – в Квирм, – сказал Бадди.
      Алмазные зубы Клиффа блеснули в свете луны.
      – Мне кажется, – сказал он. – Мне кажется… я слышу что-то сзади на дороге. Будто бы сбруя звенит…
 
      Невидимые нищие стали собираться из парка. Запах Вонючего Старины Рона немного задержался, поскольку любил музыку. Мистер Кляча тоже не уходил.
      – У нас около двадцати сосисок, – сказал Арнольд Сбоку.
      Гроб Генри закашлялся кашлем, в котором был свой собственный костяк.
      – Жучит? – спросил Вонючий Старина Рон. – Я им говорил – шпионит за мной лучами!
      Что-то пронеслось по истоптанному дерну к Мистеру Кляче, взлетело по его плащу и вцепилось клешнями в отвороты его капюшона.
      Раздался треск от столкновения двух черепов.
      Мистер Кляча отшатнулся.
      – ПИСК!
      Мистер Кляча моргнул и неожиданно уселся на землю.
      Нищие таращились вниз на фигурку, скачущую по булыжникам.
      Будучи существами, не чуждыми природы невидимости, они могли видеть то, что не дано другим людям, или, как в случае Вонючего Старины Рона – всем известным глазным яблокам.
      – Это же крыса, – сказал Уткоман.
      – Жучит, – согласился Вонючий Старина Рон.
      Крыса носилась кругами, оглушительно пища. Мистер Кляча моргнул еще раз… и восстал Смерть.
      – МНЕ НАДО ИДТИ, – сказал он.
      – ПИСК!
      Смерть зашагал прочь, остановился, вернулся назад и ткнул костяным пальцем в сторону Уткомана.
      – ЗАЧЕМ, – вопросил он, – ТЫ РАСХАЖИВАЕШЬ ПОВСЮДУ С ЭТОЙ УТКОЙ?
      – Какой уткой?
      – А. ИЗВИНИ.
 
      – Слушай, ну что тут может пойти не так? – воскликнул Грохт, яростно жестикулируя. – Все должно получится. Все знают, что когда вам выпадает шанс засветиться из-за того, что звезда заболела или чего-то еще, публика сходит от вас с ума. Именно так всегда и бывает, разве нет?
      Джимбо, Простак и Подонок пялились сквозь щели в занавесе на пандемониум и неуверенно кивали. Несомненно, когда тебе выпадает шанс, все проходит очень хорошо.
      – Мы могли бы исполнить «Анархию в Анк-Морпорке», – сказал Джимбо неуверенно.
      – Мы же не доделали ее, – сказал Простак.
      – Еще чего новенького скажешь?
      – Я хочу сказать, можно попробовать…
      – Великолепно! – воскликнул Грохт, в дерзком вызове вздымая гитару. – Мы сможем! Во имя секса, наркотиков и Музыки Рока!
      Ответом ему были недоуменные взгляды.
      – Ты никогда не говорил, что пробовал наркотики, – обвиняющим тоном заметил Джимбо.
      – Да и все остальное, если уж на то пошло, – добавил Простак.
      – Одна треть – вовсе не так уж и плохо! – заорал Грохт.
      – Так-то оно так, но это ведь всего тридцать три проце…
      – Заткнись!
 
      Люди топали ногами и издевательски аплодировали.
      Ридкулли скосил глазом вдоль посоха.
      – Был такой Благой Святой Билли, – сказал он. – Я полагаю, он был довольно-таки благочестивым ослом, если подумать.
      – Прошу прощения? – переспросил Прудер.
      – Был такой осел, – объяснил Ридкулли. – Сотни лет назад. Его сделали епископом Омнианской церкви за то, что он возил какого-то святого человека, как мне кажется. Никого благочестивее его припомнить не могу.
      – Нет, нет, нет, Аркканцлер, – воскликнул Прудер. – Козел – это ведь просто такое армейское выражение. Оно означает, ну вы знаете… человека, у которого перепутаны перед и зад…
      – Я хотел бы знать, какое это имеет значение, – вопросил Ридкулли. – Для Тварей из Подземельных Измерений это еще цветочки.
      – Я не знаю, Аркканцлер, – сказал Прудер устало.
      – Похоже, надо будет пинать все подряд, чтобы не ошибиться.
 
      Смерть догнал крысу около Медного Моста.
      Альберта никто не побеспокоил. Свалившись в канаву, он стал невидим, как Гроб Генри. Смерть закатал рукав. Его рука прошла сквозь ткань альбертова пальто как будто это был туман.
      – СТАРЫЙ ДУРАК ПОВСЮДУ ТАСКАЕТ ЕГО С СОБОЙ, – пробормотал он. – УМА НЕ ПРИЛОЖУ, ЧТО ОН СОБИРАЛСЯ С НИМ ДЕЛАТЬ.
      Его рука вернулась из глубин пальто, осторожно сжимая осколок стекла. На нем поблескивала маленькая горка песка.
      – ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ СЕКУНДЫ, – сказал Смерть. Он передал осколок Смерти Крыс. – НАЙДИ, КУДА ЕГО МОЖНО ПЕРЕСЫПАТЬ. ДА СМОТРИ НЕ УРОНИ.
      Он поднялся на ноги и обозрел мир.
      Раздалось блямканье пустой бутылки из-под пива о камни, сопровождающее Смерть Крыс на его пути из «Залатанного Барабана». В бутылке болтались тридцать четыре секунды песка.
      Смерть поднял своего слугу за ногу. Время для того остановилось. Его глаза остекленели, а часовой механизм тела простаивал. Он висел на руке своего хозяина как поношенный костюм.
      Смерть выхватил у крысы бутылку и слегка ее наклонил. Маленький сгусток жизни чуть стронулся с места.
      – ГДЕ МОЯ ВНУЧКА? – спросил он. – ГОВОРИ, ИНАЧЕ МНЕ ЭТОГО НЕ УЗНАТЬ.
      Глаза Альберта с щелчком раскрылись.
      – Она пытается спасти этого парня, хозяин! – сказал он. – Она понятия не имеет, что значит Долг перед…
      Смерть вернул бутылку в вертикальное положение. Альберт выключился посреди предложения.
      – ЗАТО МЫ ИМЕЕМ, НЕ ТАК ЛИ? – сказал он с горечью. – ТЫ ДА Я.
      Он кивнул Смерти Крыс.
      – ПРИСМОТРИ ЗА НИМ, – велел он.
      Он щелкнул пальцами.
      Помимо громкого треска ничего не произошло.
      – Э… ВЕСЬМА СМУЩАЮЩЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО. У НЕЕ ЧАСТЬ МОЕЙ СИЛЫ. Я, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕСПОСОБЕН… Э…
      Смерть Крыс услужливо запищал.
      – НЕТ. ОСТАВАЙСЯ С НИМ. Я ЗНАЮ, КУДА ОНИ ОТПРАВЯТСЯ. ИСТОРИЯ ЛЮБИТ ПОВТОРЫ.
      Он взглянул на башни Незримого Университета, высящиеся над плоскими крышами города.
      – И ГДЕ-ТО В ЭТОМ ГОРОДЕ ЕСТЬ ЛОШАДЬ, КОТОРОЙ ПОД СИЛУ ВЕЗТИ МЕНЯ.
 
      – Внимание. Что-то пробирается на сцену… Что они такое?
      Прудер присмотрелся.
      – Я полагаю… Это могут быть и люди, сэр.
      Толпа прекратила топать коллективными ногами и замерла в угрожающем «вам лучше бы не лажаться» молчании.
      Грохт шагнул вперед с безумной ослепительно сияющей улыбкой на лице.
      – Да, но в любую минуту они могут разорваться пополам и нашим глазам предстанут отвратительные твари, – с надеждой заявил Ридкулли.
      Грохт качнул грифом и взял аккорд.
      – Бог мой! – воскликнул Ридкулли.
      – Сэр?
      – Звук в точности как от кота, который пытатется справить нужду с заклееной задницей!
      Прудер смотрел на него, охваченный ужасом.
      – Сэр, вы никогда не говорили, что вы когда-либо…
      – Нет, нет, но это очень похоже на то, как кот орал бы. В точности вот так.
      Толпа замерла в нерешительности, вызванной неожиданным развитием событий.
      – Привет, Анк-Морпорк! – крикнул Грохт и кивнул Подонку, который уже со второй попытки попал по барабанам. Так «Паддерживающие Банды» начали свой первый и, как оказалось, последний номер. То есть, строго говоря, три последних номера, поскольку Грохт заиграл «Анархию в Анк-Морпорке», Джимбо совершенно окостенел, потому что не видел себя в зеркало и мог играть единственную страницу из самоучителя Блерта, которую помнил, а именно оглавление, а Простак запутался пальцами в струнах. Что же касается Подонка, то ноты его вообще не касались, он сконцентрировался на ритме. Многие люди на это не способны. Однако, как мог заметить Ридкулли, для Подонка простой хлопок в ладоши являлся подвигом концентрации. Поэтому он совершенно замкнулся в своем мирке и даже не видел, как публика вскипела будто суп и обрушилась на сцену.
 
      Сержант Колон и капрал Шноббс несли стражу у Деосиловых Ворот, по-товарищески деля на двоих сигарету и прислушиваюсь к далекому реву Фестиваля.
      – По звуку – значительная ночь, – заметил сержант Колон.
      – Довольно точно, сержант.
      – По звуку у них какие-то проблемы.
      – Хорошая у нас сегодня работа – подальше от всего этого.
      На улице показалась лошадь с седоком, который прилагал все усилия, чтобы не свалиться наземь. Когда они приблизились, стражники узнали перекошенного С.Р.Б.Н. Достабля, скакавшего с непринужденностью мешка картошки.
      – Проезжала ли здесь повозка? – вопросил он.
      – Которая из, Себя Режу? – уточнил сержант Колон.
      – Что ты имеешь в виду – которая из?
      – Ну, из вообще было две, – объяснил сержант. – Одна с двумя троллями, вторая с мистером Клитом сразу вслед за первой. Ну, ты знаешь, из Гильдии Музыкан…
      – О, нет!
      Достабль пришпорил коня и упрыгал во тьму.
      – Что все это значит? – спросил Шнобби.
      – Кто-то, должно быть, задолжал ему пенни, – предположил сержант Колон, разглядывая пику.
      Вновь раздался приближающийся перестук копыт. Стражники едва успели припасть к стене, как лошадь пронеслась мимо.
      Она была огромной и белоснежной. Черный плащ всадника развевался по ветру, так же как и волосы. Они пролетели мимо, как порыв урагана и растаяли на равнинах.
      Шнобби уставился им вслед.
      – Это была она, – сказал он. – Сьюзан Смерть.
 
      Свет в магическом кристалле сжался в точку и погас.
      – Таких трех дней, стоящих магии, я больше не увижу, – пожаловался Главный Диспутатор.
      – Стоящих каждого чарума, – добавил Профессор Неопределенных Исследований.
      – Но не так круто, как смотреть их живьем, – сказал Преподаватель Современного Руносложения. – Что-то здесь не то с тем, как именно потеешь.
      – Я думаю, все это закончится так же хорошо, как и начиналось, – сказал Профессор. – Я думаю…
      Рев, разнесшийся по зданию, заставил волшебников окаменеть. В нем было что-то животное, но одновременно с тем и минеральное, металлическое и с краями, как у пилы.
      Чуть погодя Профессор проговорил:
      – Естественно, тот факт, что мы только что слышали ужасающий, кошмарный вопль, от которого кровь стынет в жилах, а костный мозг – в костях, не означает, будто что-то пошло не так.
      Волшебники выглянули в коридор.
      – Он донесся вон оттуда, снизу, – сообщил Профессор Неопределенных Исследований, направляясь к лестнице.
      – Почему же ты пошел наверх?
      – Потому что я не идиот!
      – Но ведь это, может быть, какое-то ужасное вторжение!
      – Ну вот, сам же говоришь, – заметил Профессор, прибавляя ходу.
      – Да ради богов, иди куда хочешь. Прямо над нами студенческий этаж.
      – А. Экхм…
      Профессор медленно спустился, бросая вверх настороженные взгляды.
      – Смотрите, ничего страшного не происходит, – заявил Главный Диспутатор. – Это место защищено могущественными чарами.
      – Это точно, – согласился Преподаватель Современного Руносложения.
      – И я уверен, что мы должны периодически усиливать их – это наш долг, – добавил Диспутатор.
      – Э-э-э. Да. Да. Безусловно, – сказал Преподаватель.
      Звук накатил вновь. Теперь в нем можно было различить легкую пульсацию.
      – Это в Библиотеке, мне кажется, – сказал Главный Диспутатор.
      – Кто-нибудь видел в последнее время Библиотекаря?
      – Он постоянно что-то тащил, когда я его видел. Вам не кажется, что в этом есть что-то оккультное?
      – Это же магический университет.
      – Ну да, но я имею в виду нечто еще более оккультное.
      – Будем держаться вместе, да?
      – Я держусь.
      – Потому что когда мы едины, кто способен нас одолеть?
      – Ну, во-первых, огромное мощное…
      – Заткнись!
      Декан приоткрыл дверь в библиотеку. За ней царила жаркая, бархатная тишина. Только время от времени какая-нибудь книга шуршала страницами или тревожно позвякивала цепью.
      Серебряный свет лился на лестницу из подвала. Оттуда же иногда доносилось «уук».
      – Если судить по звуку, он не очень расстроен, – заметил казначей.
      Волшебники прокрались к двери, ориентируясь на поток света.
      Волшебники спустились в подвал.
      У них перехватило дыхание.
      На высоком помосте в центре комнаты, окруженном свечами…
      …находилась Музыка Рока.
      Высокая темная фигура выскользнула из-за угла на площадь Сатор, поспешно пересекла ее и проскочила в ворота Незримого Универститета.
      Видел это только гном Модо, садовник, который катил тачку с компостом, совершенно довольный жизнью. Прекрасный был день. Как и большинство дней на памяти Модо.
      Он ничего не слышал о Фестивале. Он ничего не слышал и о Музыке Рока. Модо ничего не слышал об огромном количестве разных вещей просто потому, что и не слушал. Больше всего он любил компост, потом розы, поскольку розы были чем-то, что выходит из компоста и в него же и возвращается.
      Он был от природы всем довольным гномом, коротенькими шажками преодолевающим все сложности садоводства в условиях высокого магического напряжения, такие как тля, белокрылка и твари с щупальцами. Простое поддержание порядка на лужайках становится проблемой, когда по ним то и дело ползают порождения иных измерений.
      Кто-то тяжело протопал по лужайке и скрылся в дверях библиотеки. Модо взглянул на следы и проговорил:
      – О, боги…
 
      Волшебники снова обрели способность дышать.
      – Вот это да, – сказал Профессор Современного Руносложения.
      – Охренеть… – подтвердил Главный Диспутатор.
      – Вот она, Музыка Рока, – выдохнул Декан. Он шагнул вперед с восторженным выражением нищего, угодившего в сокровищницу.
      Сияние свечей дробилось на черных и серебрянных поверхностях. И того, и другого было очень много.
      – Вот это да, – повторил Профессор Современного Руносложения. Это становилось похоже на некое заклинание.
      – Позвольте, но это же мое зеркальце для выщипывания волос из носа, – сообщил Казначей, разрушая очарование момента. – Это точно мое зеркальце, я совершенно уверен…
      Черное было действительно черным. Однако серебро на самом деле серебром не являлось. Это было скопище зеркал, кусочков отполированной жести, блесток и проволоки, которые Библиотекарю удалось где-то стащить.
      – …у него как раз такой серебрянный ободок. Что оно делает на этой двухколесной тележке? Одно колесо позади другого. Нелепость какая-то! Эта штука обязательно сразу свалиться. И куда впрягать лошадь, позвольте спросить?
      Главный Диспутатор легонько похлопал его по плечу.
      – Можно пару слов, старина? Как волшебник волшебнику.
      – Да? Что такое?
      – Я думаю, если ты не прекратишь трепаться сию же минуту, Декан тебя убьет.
      Это была повозка на двух колесах, расположенных друг за другом. Между ними крепилось седло. Перед седлом имелась труба, выгнутая странным двойным изгибом, так что сидя в седле можно было за нее ухватиться.
      Все остальное было грудой хлама. Кости, ветки, воронья коллекция безделушек. Переднее колесо прикрывал лошадиный череп, а перья и бисер увешивали повозку сверху донизу.
      Это была груда хлама, но в мерцающем сиянии она приобретала темное, животное очарование чего-то динамичного, волнующего, будоражащего и исполненного мощи, которое вызывало у Декана слабость в коленях. Она излучала что-то такое, из-за чего казалось что просто существуя и выглядя вот так, она нарушает по крайней мере девять законов и двадцать три постановления.
      – Он что, влюбился? – спросил Казначей.
      – Заставим ее двигаться! – воскликнул Декан. – Она создана для движения! Она подразумевает движение!
      – Да, но что это такое? – спросил Профессор Неопределенных Исследований.
      – Это шедевр! – заявил Декан. – Это триумф!
      – Уук?
      – Может быть, тебе просто толкать ее вперед? – прошептал Главный Диспутатор.
      Декан озабоченно покачал головой.
      – Мы волшебники, разве нет? – сказал он. – Я полагаю, мы сможем заставить ее двигаться.
      Он обошел помост вокруг. Пламя свечей трепетало под порывами ветра, поднятого полами его клепаного пальто, и тени метались по стенам.
      Главный Диспутатор ущипнул себя за губу.
      – Не уверен в этом, – заметил он. – Она выглядит так, как будто в ней и так предостаточно магии. Она… она действительно дышит или мне кажется?
      Главный Диспутатор развернулся кругом и наставил палец на Библиотекаря.
      – Ты построил ее? – рявкнул он.
      Орангутан потряс головой.
      – Уук.
      – Что он сказал?
      – Он сказал, что не строил ее, а просто собрал ее в одно целое, – перевел Декан, не поворачивая головы.
      – Уук.
      – Я собираюсь сесть на нее, – сказал Декан.
      Остальные волшебники почувствовали, как что-то вдруг вытекло из их душ, а на освободившееся место неожиданно плюхнулась неуверенность.
      – На твоем месте я бы этого не делал, старина, – сказал Главный Диспутатор. – Ты же не знаешь, куда она может тебя увезти.
      – Не волнуйся, – ответил Декан. Он не отрываясь смотрел на сооружение.
      – Я хочу сказать, что она не от мира сего, – пояснил Главный Диспутатор.
      – Я был от мира сего больше семидесяти лет, – сказал Декан. – И мне он страшно надоел.
      Он шагнул в круг и положил руку на седло. Повозка задрожала.
      – ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ.
      Высокая темная фигура неожиданно возникла в дверном проеме и в нескольк шагов достигла середины круга.
      Костяная рука опустилась Декану на плечо и мягко, но непреклонно отпихнула его в сторону.
      – БЛАГОДАРЮ.
      Фигура вскочила в седло и нащупала рукоятки. Она посмотрела на штуковину, которую оседлала.
      В некоторых ситуациях необходимо выглядеть на все сто…
      Палец указал на Декана.
      – МНЕ НУЖНА ТВОЯ ОДЕЖДА.
      Декан отступил назад.
      – Чего?
      – ДАЙ МНЕ СВОЕ ПАЛЬТО.
      Декан с крайней неохотой стянул мантию и протянул ее вперед.
      Смерть облачился в нее. Так-то лучше…
      – НУ, А ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИМ…
      Голубое сияние вырвалось у него из-под пальцев и распалось на зубчатые голубые линии, образовавшие корону вокруг каждого пера и каждой бусинки.
      – Мы же в подвале, – подал голос Декан. – Или это неважно?
      Смерть окинул его взглядом.
      – НЕТ.
 
      Модо выпрямился и задержался на секунду, чтобы полюбоваться зрелищем розовой клумбы, на которой было и несколько черных роз, которые он и не мечтал когда-либо вывести. Плотное магическое окружение имеет кое-какие плюсы. Их аромат плыл в вечернем воздухе, как ободряющая дружеская беседа.
      Клумба взорвалась.
      Он успел заметить хвост пламени, по дуге ушедший в небо, прежде чем его засыпало дождем бусинок, перьев и нежных черных лепестков.
      Он потряс головой и побрел прочь в поисках лопаты.
 
      – Сержант?
      – Да, Шнобби?
      – Понимаешь, твои зубы…
      – Какие зубы?
      – Зубы, которые у тебя во рту.
      – А, точно. И что с моими зубами?
      – Обрати внимание, как они подогнаны друг к другу.
      Настала тишина, пока сержант Колон исследовал языком тайники своей ротовой полости.
      – Эт уа… – начал он, но тут же поправился. – Интересное наблюдение, Шнобби.
      Шнобби закончил скручивать сигарету.
      – Как думаешь, может, нам уже стоит закрыть ворота, сержант?
      – Вполне может быть.
      Прилагая так мало усилий, как только возможно, они свели створки ворот вместе. Они не служили ничем, кроме как предупреждением. Ключ потерялся боги знают когда. Даже вывеска, на которой значилось: «Спосибо Что Ни Вторглись в Наш Горот» уже почти не читалась.
      – Я полагаю, мы могли бы… – начал Колон и осескся, уставившись куда-то вдоль улицы. – Что это за свет? – спросил он. – И что производит этот шум?
      Голубые отблески замелькали на стенах домов на том конце длинной улицы.
      – По звуку напоминает какое-то дикое животное, – заметил капрал Шноббс.
      Свет собрался в две острейшие пики.
      Колон прищурился.
      – А с виду… с виду вроде лошадь или что-то типа того. Оно направляется прямо к воротам!
      Исполненный муки вой метался меж домами.
      – Шнобби, я не думаю, что оно собирается остановиться!
      Капрал Шноббс распластался по стене. Колон, в несколько большей степени отмеченный чувством долга, неуверенно замахал руками в сторону приближающегося света.
      – Не делай этого! Не делай этого!
      А затем резким рывком выдернул себя из грязи.
      Розовые лепестки, перья и блестки мягко сыпались на землю вокруг него. Прямо перед ним в воротах красовалась дыра и голубоватые огоньки плясали у нее по краям.
      – Вот тебе и старый дуб, – невнятно высказался он. – Я только надеюсь, что нас не заставят платить за это из собственных карманов. Ты заметил, кто это был, Шнобби? Шнобби?
      Шнобби осторожно высунулся из-за стены.
      – У него была роза в зубах, сержант, – сообщил он.
      – Да, да, но узнаешь ли ты его, если еще раз увидишь?
      Шнобби сглотнул.
      – Если не узнаю, сержант, – проговорил он, – это будет величайшее достижение в деле опознания.
 
      – Мне это не нравится, мистер Глод! Мне это не нравится!
      – Заткнись и правь!
      – Но эта дорога не из тех, что расчитаны на быструю езду!
      – Все в порядке! Все равно не видно, куда едем.
      Телега на двух колесах прошла поворот. Пошел снег, редкий и мокрый, таявший, едва коснувшись земли.
      – Но мы же углубляемся в холмы! Здесь кругом обрывы! Мы же перевернемся!
      – Хочешь, чтобы тебя поймал Хризопраз?
      – Нно-о-о, мертвые!
      Бадди и Клифф сидели, намертво вцепившись в борта мотающейся во тьме телеги.
      – Они все еще позади нас? – проорал Глод.
      – Ничего не видно! – крикнул в ответ Клифф. – Может, расслышим что-нибудь, если остановимся!
      – Да, но вполне возможно, что расслышим это слишком близко!
      – Нно-о-о, па-а-ашли, мертвые!
      – Ну хорошо, а если мы просто выкинем деньги на дорогу?
      – ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ?
      Бадди бросил взгляд через задний борт телеги. Во тьме, наводящей на мысли о глубочайшем ущелье, невозможно было что-либо разглядеть уже за несколько шагов.
      Гитара тихонько позвякивала в унисон с толчками и ударами. Бадди поднял ее одной рукой. Странно – она никогда не молчала. Этого не удавалось добиться, даже с силой прижав струны обеими руками – он пробовал. Рядом лежала арфа; ее струны не издавали ни звука.
      – Псих ненормальный! – заорал Глод. – А ну-ка, помедленней! Ты чуть не перевернул нас!
      Асфальт натянул поводья. Телега постепенно сбавила ход.
      – Так-то лу…
      Гитара завизжала. Звук был таким высоким, что вонзался в уши, как игла. Лошади в испуге задергались в упряжи и опять рванули вперед.
      – Останови их!
      – А я что делаю?!
      Глод повернулся назад, ухватившись за облучок.
      – Вышвырни это хрень!
      Бадди, схватив гитару, вскочил на ноги и отвел руку назад, собираясь зашвырнуть гитару в ущелье.
      И застыл в сомнении.
      – Бросай ее!
      Клифф тоже поднялся и попытался выхватить у него гитару.
      – Нет!
      Он крутанул ее над головой и врезал троллю в челюсть, свалив его с ног.
      – Глод, тормози!…
      И тут с ними поравнялся кто-то на белой лошади. Фигура в капюшоне наклонилась вперед и перехватила поводья. Телега ударилась о камень и взмыла в воздух, чтобы через секунду обрушиться обратно на дорогу. Асфальт услышал, как затрещали столбы, когда телега врезалась в ограду, увидел, как лопнули постромки, почувствовал, как телега закрутилась вокруг своей оси… И остановилась.
      Вслед за этим произошло так много всего, что Глод впоследствии никому не описывал свое ощущение, что хотя телега буквально раскололась о край подвернувшегося валуна, она продолжала нестись, кувыркаясь, прямо на скалы…
      Глод открыл глаза. Картина, качающаяся перед ним, была будто из дурного сна. Его швырнуло через весь кузов, когда телегу закрутило, и теперь он лежал на ее заднем борту и смотрел прямо в глубину ущелья. Дерево под ним потрескивало.
      Кто-то схватил его за ногу.
      – Кто это? – прошептал он, поскольку говори он нормальным голосом, телега непременно сорвалась бы в пропасть.
      – Это я, Асфальт. А кто держит меня за ногу?
      – Я, – сказал Клифф.
      – За что ты там ухватился, Глод?
      – Просто… что-то, за что-то случайно ухватилась моя рука, – сказал Глод.
      Телега затрещала опять.
      – Это ведь у тебя золото, так? – сказал Асфальт. – Признавайся. Ты вцепился в мешок с золотом?
      – Идиотский гном! – заорал Клифф. – Отпусти его, или мы все погибнем!
      – Отпустить пять тысяч долларов – это все равно что погибнуть, – возразил Глод.
      – Придурок! Ты же не сможешь их вытянуть!
      Асфальт завозился в поисках точки опоры. Телега слегка сползла.
      – Зато где-то через минуту они вытянут нас, – пробормотал он.
      – Так кто же, – вопросил Клифф когда телега уступила еще один дюйм, – держит Бадди?
      Некоторое время все трое в молчании пересчитывали свои конечности и пытались определить, к чему они крепятся.
      – Я думаю… э-э-э… что он улетел вниз, – проговорил Глод.
      Четыре аккорда прозвенели в воздухе. Бадди висел на заднем колесе, прямо над пропастью и раскачивался в такт восьмитоновому риффу, звучащему у него в душе.
      Не стариться. Не умирать.
      Вечно существовать в том раскаленном добела мгновении, когда визжит толпа и когда каждая нота – удар сердца. Языком пламени возносится в небеса.
      Ты никогда не станешь старше.
      Они никогда не скажут, что ты мертв.
      Дело сделано. Ты будешь величайшим музыкантом мира.
      Живи быстро. Умри молодым.
      Музыка сотрясала все его существо.
      Ноги Бадди медленно качнулись вперед и нащупали выступы на поверхности утеса. Он подтянулся, зажмурившись, и с усилием вскарабкался на колесо.
      Чья-то рука тронула его за плечо.
      – Нет!
      Его глаза раскрылись. Он повернул голову и посмотрел прямо в лицо Сьюзан, а затем вверх на телегу.
      – Что… – начал он невнятным от потрясения голосом. Он высвободил одну руку, неловко нащупал гитарный ремень и стянул его через голову. Струны взвыли, когда он схватил гитару за гриф и швырнул ее во тьму.
      Другая его рука соскользнула с обледеневшего колеса и он рухнул в ущелье.
      Белый росчерк в воздухе – и он тяжело приземлился на что-то бархатное и пахнущее конским потом. Сьюзан придержала его свободной рукой, направив Бинки вверх сквозь мокрый снег.
      Лошадь опустилась на дорогу и Бадди сполз в грязь. Чуть погодя он смог приподняться на локтях.
      – Ты?
      – Я, – ответила Сьюзан.
      Она обнажила косу. Блеснуло лезвие; снежинки, падающие на него, распадались напополам, не замедляя полета.
      – Ну что ж, надо бы разобраться с твоими друзьями.
 
      В воздухе возникло трение, как будто внимание мира наконец сфокусировалось. Смерть пригляделся к будущему.
      – О, ПРОКЛЯТЬЕ!
      Барахло начало разваливаться. Библиотекарь скрепил его на совесть, но трухлявое дерево и хрупкие кости не могли долго выдерживать такое напряжение. Перья и бусинки разлетались во все стороны и, дымя, опускались на дорогу. Колесо, соскочив со своей оси, покинуло компанию и поскакало по дороге, теряя спицы, когда агрегат почти на боку вписался в поворот. Однако это не играло никакой роли – что-то, похожее на душу, мерцало там, где отвалились составные части. Как если бы вы взяли блестящую машину и направили на нее свет так, что вся она засияла и пошла бликами, а затем убрали машину, оставив свет…
      Остались только лошадиный череп и заднее колесо, которое крутилось в вилке, сработанной из чистого света, и тлело.
      Хреновина с ревом обошла Достабля, отчего его лошадь сбросила седока в канаву и унеслась прочь.
      Смерть привык ездить с ветерком. Теоретически он и так был повсюду, поджидая каждого. Самый быстрый способ передвижения – сразу пребывать в пункте назначения. Он бы никогда не добился этого, двигаясь медленно. Окружающий пейзаж, как правило, виделся ему размытым; но никогда до сих пор он не оказывался в четырех дюймах от его колена на поворотах.
 
      Телега сползла еще немного; теперь уже и Клифф смотрел прямо во тьму.
      Что-то коснулось его плеча.
      – ХВАТАЙСЯ ЗА НЕЕ. НО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ.
      Бадди наклонился вперед.
      – Глод, если ты бросишь сумку, я…
      – Даже и не думай об этом.
      – Глод, в саване нет карманов.
      – Значит, ты выбрал плохого портного.
      Наконец Бадди ухитрился ухватить его за свободную ногу и потянул. Один за другим, цепляясь друг за друга, Банда извлекла себя из пропасти на дорогу. И повернулась лицом к Сьюзан.
      – Белая лошадь, – сказал Асфальт. – Черный плащ. Коса. Хмм…
      – Ты тоже можешь видеть ее? – спросил Бадди.
      – Я надеюсь, мы не будем об этом жалеть, – заметил Клифф.
      Сьюзан извлекла жизнеизмеритель и критически осмотрела его.
      – Я полагаю, мы уже не успеем расторгнуть кое-какую сделку? – спросил Глод.
      – Я просто выясняю, мертв ты уже или нет, – объяснила Сьюзан.
      – Я думаю, жив, – сказал Глод.
      – Держись за эту мысль.
      Скрежет заставил их обернуться. Телега съехала вперед и рухнула в ущелье. Сперва она с грохотом налетела на скалу, торчащую на полпути вниз, а затем, с гораздо более удаленным треском, обрушилась на каменистое дно. Оранжевые языки пламени со звуком «уумпф» взметнулись вверх, когда вспыхнуло масло в фонарях. Колесо, оставляя горящий след, покатилось прочь от груды обломков.
      – Мы должны были быть там, – сказал Клифф.
      – А тебе не кажется, что нам лучше теперь свалить? – спросил Глод.
      – Угу, – ответил Клифф. – Раз уж мы не погибли под горящими обломками.