Discworld (Плоский мир) - Музыка души (пер. Г.Бородин)

      – Я должен помочь вам в этом, – заявил Достабль экспансивно. – Завтра вы отправитесь в Псевдополис, это займет два дня. Потом вернетесь через Сто Лат и Квирм и будете здесь в среду, как раз к Фестивалю. Отличная идея – этот Фестиваль! Работать на благо общества, я всегда за то, чтобы работать на благо общества, от этого столько пользы для… для… общества. Пока вы в отъезде, я собираюсь все организовать. А потом… – он положил руки Бадди на плечо а Глоду на голову. – Генуа! Клатч! Хершеба! Чимера! Хауондаленд! Может быть, даже Противовесный Континент, поговаривают, что скоро его опять откроют – это просто удача для всех разумных людей! Ваша музыка плюс мое безошибочное деловое чутье – и мир раскроется перед нами, как раковина моллюска! А теперь отправляйтесь с Асфальтом, берите лучший номер – для моих ребят не может быть никаких ограничений – и ложитесь спать, не беспокоясь о счете!
      – Спасибо, – сказал Глод. – Оплатишь его утром.
      И Банда Рока потащилась в направлении лучшего отеля. Достабль услышал, как Клифф чуть погодя спросил:
      – Что это – моллюск?
      – Это две пластинки осажденного карбоната кальция, а между ними такая склизкая соленая штучка.
      – Звучит аппетитно. Эту штучку ведь есть не обязательно?
      Когда они удалились, Достабль рассмотрел нож, который он забрал у Асфальта. Он был покрыт блестками. Определенно, отправить парней на несколько дней подальше отсюда – удачная мысль.
      Смерть Крыс, сидящий на водосточной трубе над ним, тихо беседовал сам с собой.
 
      Ридкулли медленно шагал прочь от Каверны. Только светлые россыпи использованных билетиков напоминали о минувших часах, заполненных музыкой.
      Ридкулли испытывал такое ощущение, как будто он наблюдает за игрой, правила которой ему неизвестны. Вот, к примеру, этот парень пел… как там бишь… «Зашибись, зашибись!». Что, черт побери, это означает?
      «Зашибленный» – это понятно, в случае Декана это довольно точное определение, но «Зашибись»? И тем не менее все присутствующие прекрасно понимали, о чем речь. Или была там песня, в которой, насколько он мог припомнить, содержалась просьба не наступать на чьи-то ботинки. Замечательно ясное и понятное предложение, никому не хочется, чтобы ему оттаптывали ноги, но как песня могла избавить от этого – Ридкулли совершенно не мог понять.
      Как и происшествие с девушкой.
      Его догнал Прудер со своим ящиком.
      – Я собрал почти все, Аркканцлер, – закричал он.
      Ридкулли бросил взгляд ему за спину и увидел Достабля, несущего корзину непроданных маек с Бандой Рока.
      – Прекрасно, мистер Стиббонс (заткнисьидиотнеори), – сказал он. – Чудесно, но давайте вернемся домой.
      – Добрый вечер, Аркканцлер, – сказал Достабль.
      – О, привет, Себя Режу, – сказал Ридкулли. – Я тебя не заметил.
      – Что это за ящик?
      – О, да просто ящик…
      – Это потрясающе! – сказал Прудер, идиот, полный неуправляемого возбуждения истинного первооткрывателя. – Мы способны улавливать аагах аагх агх.
      – Ох, старый я неуклюжий болван, – сказал Ридкулли, когда молодой волшебник принялся скакать, схватив себя за ногу. – Дай-ка я подержу это твое совершенно невинное устройство, пока ты…
      Однако прежде чем он успел подхватить его, ящик вывалился из рук Прудера и грохнулся о мостовую. Крышка отлетела и музыка потекла в ночь.
      – Как вы это сделали? – спросил Достабль. – Это магия?
      – Музыку можно поймать, а потом слушать снова и снова, – объяснил Прудер. – И мне кажется, вы сделали это специально, сэр!
      – Слушать снова и снова? – переспросил Достабль. – Что, просто открыв ящик?
      – Да, – сказал Прудер.
      – Нет, – сказал Ридкулли.
      – Да, это так, – настаивал Прудер. – Я ведь показывал вам, Аркканцлер, помните?
      – Не помню, – сказал Ридкулли.
      – Любой ящик подойдет? – спросил Достабль голосом, в котором отдавался звон монет.
      – Да, конечно, надо только натянуть внутри проволоку, чтобы музыке было где жить и оу оуоу!!
      – На меня напали неожиданные мышечные спазмы, – объяснил Ридкулли. – Идемте, мистер Стиббонс, хватит отнимать у мистера Достабля его бесценное время.
      – О, мне не жалко, – сказал Достабль. – Ящики, полные музыки, а?
      – Этот мы заберем, – заявил Ридкулли, подхватывая ящик. – Важный магический эксперимент.
      Он поволок Прудера прочь, что было не так-то просто, поскольку юноша сложился пополам и тихо хрипел.
      – Почему мы должны идти, сэр… и зачем… вы это сделали?
      – Мистер Стиббонс, я знаю вас как человека, пытающегося постичь вселенную. В этом деле есть одно важное правило: никогда не давайте мартышке ключи от банановой плантации. Порой вы можете нос к носу столкнуться с катастрофой, только и ждущей, чтобы ее… О, нет!
      Он отпустил Прудера и указал рукой куда-то вдоль улицы.
      – Есть какие-то теории на этот счет, юноша?
      Что-то вязкое, золотисто-коричневое заполняло улицу, вытекая из того, что было, судя по грудам хлама – лавкой. Пока два волшебника пялились на это явление, раздался звон стекла и субстанция потекла со второго этажа.
      – Это какие-то гнусные истечения из Подземельных Измерений? – предположил Прудер.
      – Не думаю. Пахнет как кофе, – отозвался Ридкулли.
      – Кофе?
      – Ну, или пена с кофейным ароматизатором. Кстати, почему у меня такое ощущение, будто виной всему происходящему – волшебники?
      Какая-то фигура воздвиглась из пены, пуская коричневые пузыри.
      – Кто идет? – крикнул Ридкулли.
      – А, да! Кто-нибудь заметил номер этой телеги? Еще один пончик, будьте так добры! – отчетливо произнесла фигура, прежде чем рухнуть обратно в пену.
      – Сдается мне, это был Казначей, – сказал Ридкулли. – Пошли, парень. Это всего лишь пузыри, – и он двинулся прямо в пену.
      После секундного замешательства Прудер осознал, что речь идет о чести молодых волшебников и кинулся следом за ним. Почти сразу же он столкнулся с кем-то, окутанным облаком пузырей.
      – О, здравствуйте…
      – Кто здесь?
      – Это я, Стиббонс. Я пришел на помощь.
      – Отлично. Где здесь выход?
      – Э-э-э…
      Из недр кофейного облака раздалось несколько взрывов и донеслось бульканье. Прудер моргнул. Уровень субстанции стал падать. Несколько остроконечных шляп показалось над ее поверхностью, подобно затонувшим буйкам в высыхающем озере.
      Ридкулли возвышался над пеной, кофейные пузыри слетали с полей его шляпы.
      – Здесь происходит что-то поистине идиотское, – заявил он. – И я собираюсь терпеливо ждать до тех пор, пока передо мной не предстанет Декан собственной персоной!
      – Не вижу никаких оснований предполагать, что именно я был этому виной, – пробормотал один из покрытых кофе столбов.
      – Ну хорошо, кто тогда?
      – Декан заявил, что кофе должно пенится, – сообщило пенное нагромождение с уверенностью Главного Диспутатора, – он применил какое-то простое волшебство и в результате, я полагаю, мы оказались вынесены вон.
      – А, так все-таки это был ты, Декан.
      – Ну хорошо, я, но это было просто совпадение, – ответил Декан желчно.
      – Ну-ка, все вы, бегом отсюда, – сказал Ридкулли. – Сию же минуту в Университет!
      – Я хочу сказать, я не понимаю, как вы могли предположить, что это моя вина, только потому, что иногда я оказывался тем, кто…
      Пена вздулась чуть сильнее и из-под нее показались гномий шлем и два глаза.
      – Звините, – донеслось из-под пузырей. – Но кто-нибудь собирается за все это платить? Четыре доллара, спасибо большое.
      – Деньги у Казначея, – быстро сказал Ридкулли.
      – Уже нет, – сообщил Главный Диспутатор. – Он купил семнадцать пончиков.
      – Сахар? – спросил Ридкулли. – Вы позволили ему есть сахар? Вы же знаете, что от сахара он делается очень, вы же знаете, странным. Миссис Панариция говорила, что заметит, если мы допустим его до сахара, – он услышал, как волшебники заплюхали в направлении двери. – Все в порядке, дружище, ты можешь нам верить, ибо мы – волшебники. Я пришли немного денег поутру.
      – Ха, и вы ожидаете, что я этому поверю, что ли? – спросил гном.
      Это была долгая и трудная ночь. Ридкулли развернулся и взмахнул рукой в направлении стены. Октариновая вспышка и на стене появились выжженые слова: «ТВАИ 4 ДОЛОРА».
      – Отлично, отлично, никаких проблем, – сказал гном, ныряя обратно в пену.
      – Я не склонен думать, что Миссис Панариция будет волноваться, – сказал Преподаватель Современного Руносложения, когда они хлюпали сквозь темноту. – Я видел ее и некоторых дев на… э-э-э… концерте. Ну, вы понимаете, дев с кухни. Молли, Полли и… э-э-э… Долли. Они… э-э-э… визжали.
      – Мне не показалось, что музыка была настолько уж плоха, – заметил Ридкулли.
      – Нет, э-э-э… не от боли, я, э-э-э… не сказал бы, – сказал Преподаватель Современного Руносложения, начиная краснеть. – Но, э-э-э… когда молодой человек стал качать бедрами вот так…
      – Он сильно похож на эльфа, по-моему, – сказал Ридкулли.
      – Э-э-э… мне показалось, что она бросила что-то из своих э-э-э… нижних вещей прямо на сцену.
      Это сообщение заставило замолчать даже Ридкулли, по крайней мере на некоторое время. Все волшебники неожиданно погрузились в какие-то глубоко личные размышления.
      – Как, миссис Панарация? – начал Профессор Неопределенных Исследований.
      – Да.
      – Как, она?
      – Я, э-э-э… думаю, да.
      Однажды Ридкулли видел купальник миссис Панариции. Он был впечатлен. Он никогда не предполагал, что в мире есть столько розового эластика.
      – Что, точно она? – спросил Декан голосом, будто бы идущим очень издалека.
      – Я, э-э-э… совершенно уверен.
      – На мой взгляд, весьма тревожное сообщение, – с живостью заметил Ридкулли. – Она могла причинить кому-нибудь серьезные повреждения. Значит так, вы все, марш в Университет и примите холодную ванну, быстро!
      – Действительно она? – спросил Профессор Невообразимых Исследований. Почему-то никто из них не чувствовал себя в силах оставить эту мысль в покое.
      – Будьте хоть немного полезными и найдите Казначея, – прикрикнул Ридкулли. – И первое, что я бы сделал утром – это вызвал вас всех пред очи университетского руководства, если бы не тот прискорбный факт, что вы и есть это руководство.
 
      Вонючий Старина Рон, профессиональный маньяк и один из самых трудолюбивых анк-морпоркских нищих, помаргивал во мраке. Лорд Витинари потрясающе видел в темноте. И – к его собственному сожалению – обладал хорошо развитым нюхом.
      – И что произошло потом? – спросил он, стараясь не поворачиваться к нищему. Несмотря на то, что в действительности Вонючий Старина Рон был маленьким скрюченным человечком в огромном грязном пальто, судя по запаху, он заполнял собой весь мир. Вонючий Старина Рон представлял собой физико-шизоидный феномен. Существовал Вонючий Старина Рон, и существовал запах Вонючего Старины Рона, вырабатываемый годами и достигший уже собственной индивидуальности. Всякий мог обладать запахом, который надолго задерживался после его ухода, но запах Старины Рона прибывал за несколько минут до него самого, чтобы успеть хорошенько распространиться и создать комфортные условия к приходу хозяина. Он развился в нечто столь поразительное, что уже не воспринимался носом, который мгновенно замыкался в попытке спастись; люди догадывались, что Рон приближается, когда сера у них в ушах начинала плавиться.
      – Жучит, жучит, непрально пучит, я им грю, жучрю…
      Патриций терпеливо ждал. Беседуя с Вонючим Стариной Роном, вы должны дать время его блуждающему уму войти в соприкосновение с языком.
      – …следил за мной магией, я им грю, суп бобовый, смотри сюда… а потом все танцевали, вишь ты, а потом еще двое волшебников на улице, один тащил музыку в ящике, а мистер Достабль спросил, а потом кофейня взорвалась и они все ушли в Университет… жучит, жучит, жучу, посмотрим, если я не.
      – Кофейня взорвалась, так?
      – Везде кофейная пена, вашество… жуч…
      – Да, да, и так далее, – взмахнув тонкой рукой, сказал Патриций. – И это все, что ты можешь мне сказать?
      – Ну… жуч…
      Вонючий Старина Рон поймал взгляд Патриция и заставил себя заткнуться. Даже его весьма неординарный рассудок был способен уловить момент, когда не стоит испытывать свою обтрепанную судьбу. Его Запах блуждал по комнате, знакомясь с документами и разглядывая картины.
      – Они говорили, – сказал он, – это сводит женщин с ума, – он наклонился вперед. Патриций отклонился назад. – Они говорили, как только он повел бедрами вот так… миссис Панариция кинула свои… каконитам… на сцену.
      Патриций приподнял бровь.
      – Каконитам?
      – Ну, вы знаете, – Старина Рон неопределенно помахал руками в воздухе.
      – Пара подушек? Два мешка муки? Огромные тру… О. Я понял. Боги. Не было ли жертв?
      – Не знаю, вашество. Зато знаю кое-что еще.
      – Да?
      – У… Корявый Майкл говорит, вашество иногда платит за информацию…
      – Да, я знаю. Не могу понять, откуда берутся эти слухи, – сказал Патриций, поднимаясь и открывая окно. – Я должен бы предпринять что-то, чтобы их пресечь.
      И снова Старина Рон напомнил себе, что хоть он и псих, но все же недостаточно безумен для этого.
      – Только у меня это есть, вашесто, – сказал он, извлекая что-то из ужасных тайников своего одеяния. – На этом что-то написано.
      В сиянии основных цветов явился постер. Он был не так уж и стар, но час или два у Рона за пазухой существенно состарили его. Патриций развернул его при помощи пары пинцетов.
      – Это картинки музыкальных лабухов, – объяснил ему Рон. – А это – надписи. И тут еще больше надписей, глядите. Мистер Достабль велел троллю Чалки напечатать его только что, но я протолкался внутрь и пригрозил, что подышу на них на всех, и они дали мне один.
      – Уверен, это безотказный способ, – согласился Патриций.
      Он зажег свечу и внимательно прочитал постер. В присутствии Старины Рона у пламени свечей появлялся голубоватый ореол.
      – Свободный Фестиваль Музыки Рока, – сказал он.
      – Это когда не надо платить за вход, – подсказал Рон. – Жучим жучит.
      Лорд Витинари прочитал:
      – В Хайд-Парке. В следующую Среду. Так-так. Конечно, открытое пространство. Интересно, в этот раз было много народу?
      – Полным-полно, вашество. Сотни не смогли пролезть в Каверну.
      – А Банда выглядит вот так, да? – спросил Лорд Витинари. – Вот такие вот насупленые?
      – Потели почти все время, что я их видел, – сказал Старина Рон.
      – Буть Тут Иле Буть Примаугольнай Вещщью, – произнес Патриций. – Это что, какой-то оккультный шифр, как ты думаешь?
      – Не могу сказать, вашество, – ответил Вонючий Старина Рон. – Мой мозг работает медленно, когда меня мучает жажда.
      – Их Нильзя Ни Увидить! И Нивазможна Забыдь, – произнес Лорд Витинари с выражением. Он поднял взгляд. – О, я прошу прощения, – сказал он. – Я уверен, что смогу найти кого-нибудь, кто подаст тебе холодный освежающий напиток.
      Вонючий Старина Рон закашлялся. Предложение Лорда Витинари звучало совершенно невинно, но он вдруг ощутил, что больше не хочет пить.
      – В таком случае не могу тебя больше задерживать. Весьма тебе благодарен, – сказал Лорд Витинари.
      – Э-э-э…
      – Да?
      – Э-э-э… ничего.
      – Очень хорошо.
      Когда Рон ужучи-жучи-жучил вниз по ступеням, Патриций задумчиво побарабанил ручкой по бумаге и уставился в стену. Ручка замерла над словом «Свободный». Наконец он позвонил в маленький колокольчик. В дверь просунулась голова молодого клерка.
      – А, Драмнотт, – сказал Лорд Витинари. – Сходи к главе Гильдии Музыкантов и скажи ему, что он не прочь переговорить со мной, если тебе не трудно.
      – Э-э-э… Но мистер Клит уже ожидает в приемной, Ваша Светлость, – сказал клерк.
      – Нет ли у него случайно при себе некоего постера?
      – Есть, Ваша Светлость.
      – И он, вероятно, очень рассержен.
      – Не то слово, Ваша Светлость. Это по поводу какого-то фестиваля. Он настоятельно требует, чтобы вы его отменили.
      – Бог ты мой.
      – И он требует, чтобы вы приняли его немедленно.
      – О! В таком случае подержи его там, скажем, двадцать минут, а затем впусти.
      – Хорошо, Ваша Светлость. Он твердит, что хотел бы знать, что вы намерены предпринять в связи с этим.
      – Отлично. Я задам ему тот же вопрос.
      Патриций уселся в кресло. Си нон разбитто – но чини. Это был девиз рода Витинари. Все будет работать само, если не мешать. Он взял ноты и принялся слушать Прелюдию Салями к Ноктюрну на Тему Бабблы.
      Чуть погодя он поднял взгляд.
      – Не стесняйтесь, уходите.
      Запах уплыл прочь.
 
      – ПИСК!
      – Не будь идиотом! Я просто слегка напугала их! Я не причинила им никакого вреда! Какой смысл в могуществе, если ты не можешь его применить?
      Смерь Крыс спрятал нос в лапах. С крысами это как раз было очень просто .
 
      С.Р.Б.Н. Достабль тоже часто обходился без сна. Как правило, он встречался с Чалки по ночам. Чалки был крупным троллем, но на солнце начинал высыхать и осыпаться. Другие тролли смотрели на него сверху вниз, поскольку он происходил из осадочной семьи и был, следовательно, весьма низкого происхождения. Он не обижался. Характер у него был очень мягкий. Он выполнял разного рода необычные эксцентричные заказы для людей, которым срочно и без проволочек требовалось нечто необычное и которые звенели монетами. Этот заказ был весьма необычен.
      – Просто ящики? – переспросил он.
      – С крышкой, – пояснил Достабль. – Вот как этот, который я сделал. А внутри натяни множество проволочек.
      Некоторые люди склонны задавать вопросы вроде «Зачем?» и «Для чего?», но Чалки зарабатывал деньги не так. Он поднял ящик и осмотрел его со всех сторон.
      – Сколько? – спросил он.
      – Для начала – десяток, – сказал Достабль. – Но, думаю, чуть погодя понадобятся еще.
      – Сколько десятков? – спросил тролль.
      Достабль поднял обе руки с растопыренными пальцами.
      – Я сделаю их за два доллара.
      – Хочешь, чтобы я себя без ножа зарезал?
      – Два доллара.
      – Доллар за каждый из этих и по полтора – следующую партию.
      – Два доллара.
      – Хорошо, хорошо. Два доллара каждый. Это будет десять за все, правильно?
      – Правильно.
      – И это я себя без ножа режу.
      Чалки отшвырнул ящик. Тот упал на пол и крышка с него сползла. Чуть позже маленький серый бродячий пес забрел в мастерскую в поисках чего-нибудь съедобного и некоторое время сидел, пялясь в глубину ящику. Потом почувствовал себя идиотом и похромал прочь.
 
      Ридкулли забарабанил в двери Факультета Высокоэнергетической Магии когда городские часы пробили два. Он поддерживал Прудера Стиббонса, который спал на ногах.
      Ридкулли мыслил не слишком быстро, но в конце концов доходил до всего.
      Дверь открылась и из нее возникла шевелюра Сказза.
      – Ты сейчас ко мне лицом? – спросил Ридкулли.
      – Да, Аркканцлер.
      – Тогда впусти нас быстрее. Роса пропитала мне башмаки.
      Ридкулли огляделся, придерживая Прудера.
      – Хотел бы я знать, что такое заставляет вас все время работать, – сказал он. – Никогда не находил магию такой уж интересной, даже когда был молодой, как вы. Отправляйся и принеси кофе для мистера Стиббонса, слышишь? А потом собери своих друзей.
      Сказз поспешил прочь и Ридкулли остался один, если не считать спящего Прудера.
      – Чем они тут заняты? – сказал он в пространство. В сущности, он никогда не пытался в этом разобраться.
      Сказз работал за длинным столом у стены. Прежде всего Ридкулли разглядел небольшой деревянный круг. На нем двумя концентрическими кругами были разложены продолговатые камешки. Над всем этим нависал светильник на гнущемся штативе, который можно было перемещать по окружности вокруг всего сооружения…
      Это был переносной компьютер друидов, что-то вроде мобильного Круга Камней, который они именовали «колентоп». Однажды Казначей заказал один такой. Он назывался Бокс для Разъездного Жреца. Казначей так и не смог заставить его правильно работать и теперь он подпирал дверь. Ридкулли не мог понять, как эти штуки связаны с магией. В конце концов, это не более чем календарь, а нормальный календарь стоит восемь пенсов.
      Гораздо больше его озадачила громоздкая конструкция из стеклянных трубок. С ней Сказз, видимо, и работал. Она представляла из себя беспорядочное нагромождение гнутых трубок, банок и кусочков картона. Конструкция казалась живой.
      Ридкулли наклонился поближе.
      Она была полна муравьев.
      Они тысячами сновали по трубкам и сложным спиралям. В тишине комнаты их тела производили слабый бесконечный шорох.
      На уровне глаз Аркканцлера виднелась щель. На кусочке бумаги, приклеенной здесь же к стеклу, было написано слово «Ввод». На столе лежала прямоугольная карточка, по форме как раз совпадающая с щелью, испещренная круглыми дырками. Две круглые дырки, затем целое их скопление, затем еще две. Карандашом на карточке было нацарапано «2Х2».
      Ридкулли принадлежал к тому типу людей, которые дергают за все ручки, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Он взял карточку и засунул ее в щель…
      Характер шороха мгновенно изменился. Муравьи прокладывали путь сквозь узкие трубки, некоторые, казалось, несли какие-то семена. Раздался негромкий стук и с другого конца стеклянной путаницы выпала карточка.
      В ней было четыре дырки.
      Ридкулли все еще рассматривал ее, когда за спиной у него возник Прудер, пытающийся продрать глаза.
      – Наш Муравьиный Считатель, – объяснил он.
      – Два плюс два равно четыре, – сказал Ридкулли. – Ну и ну, я об этом и не подозревал.
      – Точно также он способен вычислять любую сумму.
      – Хочешь сказать, муравьи умеют считать?
      – О, нет. Не отдельные муравьи. Это довольно трудно объяснить… карточка с дырками, видите ли, перекрывает одни трубки и оставляет свободными другие и… – Прудер сбился. – Мы полагаем, устройство может что-то еще.
      – Что? – спросил Ридкулли.
      – Э-э-э, это мы и пытаемся выяснить.
      – Вы пытаетесь это выяснить? А кто все это построил?
      – Сказз.
      – А теперь вы выясняете, что оно делает?
      – Ну, мы полагаем, оно способно на довольно сложные вычисления. Если нам удасться напустить в него достаточное количество насекомых.
      Муравьи продолжали носиться внутри невообразимого стеклянного сооружения.
      – Когда я был молод, мы проделывали всякие штуки с крысами и белками, – сказал Ридкулли, сдаваясь перед лицом непостижимого. – Проводили все свое время около этих колес. Круг за кругом, всю ночь. Ваша работа здорово на это похожа, а?
      – Ну, в самом широком понимании – пожалуй, да, – сказал Прудер осторожно.
      – Были у нас и муравьиные фермы, – сказал Ридкулли, уносясь мыслями в прекрасное далеко. – Маленькие чертенята так и не научились пахать землю… – он собрался. – Так или иначе, соберите здесь своих приятелей прямо сейчас.
      – Зачем?
      – Для общего образования, – ответил Ридкулли.
      – Мы собираемся исследовать музыку?
      – В свое время, – сказал Ридкулли. – Но первым делом мы собираемся кое с кем переговорить. Не до конца уверен, с кем. Но мы это узнаем, когда он появится. Или она.
 
      Глод разглядывал номер. Хозяева отеля только что удалились, после произведения всех необходимых «етта окно, оно и вправду открыто, етта насос, вы можете извлечь из него воду вот еттой рукояткой, а етто я, в ожидании кое-какой денежной операции».
      – Ну, и куда это годится? – спросил он. – Здесь можно положить шлем, это да. Мы играли Музыку Рока весь вечер напролет, и в результате получили такую вот комнату?
      – Здесь уютно, – сказал Клифф. – Послушай, тролли никогда не уделяли особого внимания роскоши…
      Глод посмотрел себе под ноги.
      – Вот что-то мягкое лежит на полу, – сказал он. – Дурак я буду, если подумаю, что это ковер. Принесите мне веник. Нет, принесите мне лопату, а уж потом веник!
      – Будет сделано, – сказал Бадди. Он положил гитару и растянулся на деревянной плите, которая, по-видимому, служила кроватью.
      – Клифф, – сказал Глод. – Могу я кое-что сказать? – он ткнул пальцем в сторону двери. Они вышли на площадку.
      – Все хуже и хуже, – сказал Глод.
      – Угу.
      – Из него теперь слова не вытянешь, если он не на сцене.
      – Угу.
      – Видал когда-нибудь зомби?
      – Я видел голема. Мистера Дорфла с бойни «Долгая Кабанятина».
      – Что, этот? Он настоящий зомби?
      – Угу. У него в голове бумажка со святыми словами, я сам видел.
      – Ого! Правда? А я у него колбасу покупал.
      – Ну, ладно. Так что там насчет зомби?
      – …по вкусу и не скажешь, я думал, что он действительно отличный колбасник.
      – Что ты там говорил насчет зомби?
      – …забавно – ты можешь знать кого-то в течении долгих лет, и вдруг обнаружить что он расхаживает на глиняных нога…
      – Зомби, – повторил Клифф терпеливо.
      – Чего? А, да! Я хочу сказать, он ведет себя, как один из них, – Глод попытался припомнить каких-нибудь анк-морпоркских зомби. – Во всяком случае так, как зомби должны себя вести.
      – Угу. Я понимаю, что ты хочешь сказать.
      – И мы оба знаем – почему.
      – Угу. Э-э-э… почему?
      – Гитара.
      – А, это. Да, точно.
      – Когда мы на сцене, эта хреновина заряжается…
      Гитара покоилась на кровати Бадди в тишине и темноте и ее струны тихонько вибрировали в такт словам гнома…
      – Ну хорошо, что мы можем с ней сделать? – спросил Клифф.
      – Она же деревянная. Десять секунд работы топором и никаких проблем.
      – Не уверен. Это совсем необычный инструмент.
      – Он ведь был отличным парнем, когда мы его встретили. Ну, для человека, – сказал Глод.
      – Ну так что мы можем сделать? Не думаю, что нам удастся отобрать ее у него.
      – Может, удастся отобрать его…
      Гном запнулся. Его насторожило дребезжащее эхо, сопровождающее его голос.
      – Эта проклятая штука нас подслушивает! – сказал он. – Пошли на улицу!
      – Не вижу, как бы она могла нас подслушивать, – сказал Клифф. – Инструменты для того, чтобы слушали их.
      – Струны слушают, – ровным голосом сказал Глод. – Это необычный инструмент.
      Клифф пожал плечами:
      – Разобраться в этом можно одним-единственным способом, – сказал он.
 
      Ранним утром улицы заполнил туман. Вокруг Университета он принимал удивительные формы под воздействием слабого фонового магического излучения. Фигуры причудливых очертаний двигались по влажной мостовой.
      Две из них были Глод и Клифф.
      – Точно, – сказал гном. – Тут мы и были.
      Он уставился на девственно чистую стену.
      – Я знал это! – воскликнул он. – Я ведь так и говорил! Магия! Сколько раз мы слышали эту историю? Некая таинственная лавка, которую никто раньше здесь не видел, и кто-то приходит туда и покупает некую старинную диковину, которая превращается в…
      – Глод…
      – …в своего рода талисман или бутылку, полную джиннов, а когда у него начинаются проблемы, он возвращается назад и обнаруживает, что лавка…
      – Глод!
      – …таинственным образом исчезла и вернулась в то измерения, из которого явилась… да, что такое?
      – Ты не на той стороне улицы. Повернись.
      Глод еще немного полюбовался глухой стеной, затем развернулся и перешел дорогу.
      – Эту ошибку мог совершить каждый.
      – Угу.
      – И она не отменяет сказанного мной.
      Глод схватился за ручку двери и обнаружил, к своему удивлению, что дверь не заперта.
      – Сейчас где-то два часа пополуночи! Ну какая музыкальная лавка может быть открыта в это время? – он чиркнул спичкой.
      Вокруг них распростиралось кладбище старых инструментов. Выглядело это как стадо доисторических животных, неожиданно накрытых наводнением, а затем окаменевших.
      – Что это за штука вон там, похожая на змею? – прошептал Клифф.
      – Это называется Змея.
      Глоду приходилось нелегко. Большую часть жизни он был музыкантом, вид мертвых инструментов был для него невыносим, а все здешние инструменты были мертвы. Они никому не принадлежали. Никто на них не играл. Они были как безжизненные тела, люди без души. То, что наполняло их когда-то, ушло. Каждый из них являлся символом музыканта, которого оставила удача.
      За рощицей фаготов мерцал свет. Пожилая леди крепко спала в кресле с вязанием на коленях и шалью на плечах.
      – Глод.
      Глод подпрыгнул.
      – А? Чего?
      – Что мы тут делаем? Мы убедились, что это место на самом деле существует…
      – Потрогайте-ка потолок, хулиганы!
      Глод поморгал на арбалетный болт, упершийся ему в кончик носа, и поднял руки. Старушка перешла от сна в позицию для стрельбы, миновав каким-то образом все промежуточные стадии.
      – Это лучшее, что я могу сделать, – сказал он. – Э-э-э… Дверь была открыта, вы понимаете, и…
      – И вы решили ограбить бедную беззащитную старую женщину?
      – Не совсем, не совсем, на самом деле мы…
      – Я вхожу в состав Проекта Соседской Взаимопомощи Ведьм, вот так-то! Одно мое слово, и вы будете сидеть, хлопая глазами и надеясь на появление какой-нибудь зацикленной на амфибиях принцессы…
      – Это зашло слишком далеко, – сказал Клифф. Он наклонился вперед и его огромная рука сомкнулась на арбалете. Пальцы сжались. Брызнули щепки.
      – Мы совершенно безобидны, – сказал он. Мы пришли по поводу инструмента, который вы продали нашему другу на той неделе.
      – Вы Стражники?
      Глод поклонился.
      – Нет, ма'ам. Мы музыканты.
      – Думаете, мне легче от этого? О каком инструменте вы говорите?
      – Что-то типа гитары.
      Старая леди склонила голову к плечу. Ее глаза сузились.
      – Я не собираюсь принимать ее назад, – заявила она. – Продано и оплачено. И в хорошем рабочем состоянии, кстати.
      – Мы просто хотели узнать, откуда она к вам попала.
      – Ниоткуда она ко мне не попадала, – сказала старушка. – Она всегда тут была. И не дуй в это!
      Глод едва не уронил флейту, которую он машинально извлек из завала.