Secret. Алтарь мировых тайн - Снятие с креста

– Дорого, – буркнул Анджей.

– А думаешь, это легкая работа – из болота тащить идиота? Сколько раз я тебя уже вытаскивал?

– Ладно, не обижайся. Я подумаю над твоим предложением. Завтра позвоню.

– Позвони, – вздохнул Айзик. – Завтра так завтра. Завтра – это быстро. Будь здоров. Пойду делать в спальне сенсационную находку.

Не успел он отбросить телефон на подушку, как тот опять завелся.

– Ты забыл пожелать мне спокойной ночи? – проворчал Анджей.

– Пан Раковский? – после паузы осведомился господин Гергерт. – Я, конечно, не возражаю пожелать вам спокойной ночи…

– Это не вам, – растерялся Анджей. – Добрый вечер, господин Гергерт.

– У вас никаких проблем?

– Да как вам сказать… У меня-то никаких, а вот у девушки, которую убили в этом поместье три дня назад, боюсь, проблемы…

– Минуточку, – перебил Гергерт. – Мы ничего об этом не знали.

– Я вам верю. Это местные разборки, не имеющие отношения к вашей организации. Но осадок, как говорится, остался.

– Подождите, – голос абонента помрачнел. – Полиция расследовала это дело? Преступник арестован?

– Полиция, по крайней мере, в курсе. Здесь неторопливая полиция. Комплекс формальных действий они провели, ждали нового владельца. Боюсь, меня поджидают непростые деньки.

– Мы можем вам помочь?

– Как хотите. – Анджей задумчиво уставился на попугая, которому надоело сидеть взаперти, он отогнул клювом крючок, открыл дверцу и переместился на люстру, которая тут же дала угрожающий крен. – Информацию об этой истории можно получить в полицейском управлении Шантуа. Ознакомьтесь, если появится желание. Может, натолкнетесь на дельную мысль.

– Хорошо, мы проверим информацию.

– А у вас, господин Гергерт, ничего необычного? Как поживает коллекция умбара? Не шалит?

– Справляемся, пан Раковский. Спокойной ночи.

На этом спокойная жизнь в поместье Гвадалон подошла к концу. Одуревший от впечатлений, он спустился на первый этаж, поймал за хлястик управляющего Шавра и настойчиво поинтересовался, не завалялась ли в доме приличная выпивка. «Если скажет, что нет, уволю к чертовой матери», – решил он.

– Вам доставить в номер? – услужливо справился управляющий. – Или сами донесете?

– Донесу, – гордо сказал Анджей. – Озвучьте список.

Управляющий от важности надул щеки.

– Пожалуйста, месье. Коньяк «Наполеон», ликер «Шартрез», бенедиктин, кальвадос, джин, текила, виски, ракия, граппа, аквавит, кир королевский – белое вино с сиропом из черной смородины, мартини, анисовая водка «Пастис», божоле, бордо, «Кот дю Рон», рислинг, белый сотерн, красный сонтемильон…

– А вы мне нравитесь, – Анджей поощрительно похлопал управляющего по плечу.

– Но это не все, месье, – задрал нос мажордом. – Большинство из перечисленных напитков принято употреблять с десертом. Какой вам больше по вкусу? Имеются слоеные пирожные, пирог с клубникой, смесь нарезанных фруктов маседуан, желе, шоколадный мусс, взбитые сливки. Не обойду вниманием и прохладительные напитки: минеральная вода «Виши», «Бадуа», «Перье», сельтерская, оранжина.

– Как мало мы знаем об этом мире, – расстроился Анджей. – Знаешь, дружище, давай не выделывайся, тащи коньяк, фрукты. И эту… ну, которую ты последней назвал.

Последним оказался банальный апельсиновый сок. Он затворил ногой дверь, поставил поднос на подоконник, придвинул кресло… и напился в ужасающем одиночестве, имея перед собой лишь вид на сумерки. Сгустилась темнота, опустела бутылка. Он был вдребезги пьян. Дотащился до кровати, кое-как разделся…

Удивительное было рядом. Он очнулся посреди ночи от противного чувства. Вернее, очнулась часть сознания, малая, остальная была в стельку пьяна. Темнота – глухая. Практически абсолютная. Он был не один в огромном зале. Шорохи, дуновения, кто-то ходил на цыпочках и что-то делал. Будь он в форме, непременно бы вскочил и начал разбираться. На худой конец, просто бы испугался. Но он не понимал, что происходит. Он не мог шевелиться, что уж говорить про извилины?

С этой мыслью он провалился в объятия Морфея. Но тут его щеки коснулась горячая рука. Тепло побежало по телу. Прогнулась кровать, что-то скользнуло к нему под одеяло. Он открыл пересохший рот, чтобы выразить отношение, но как-то не собрался. Горячие губы впились в него, мягкое тело обвилось вокруг скованных мощей. Ловкие пальчики заскользили по груди, по животу. Он напрягся, хотел поднять руки, чтобы потрогать прижавшуюся к нему женщину, и даже поднял одну, но его решительно отстранили.

– Расслабься… – вкрался в мозг доверительный шепот.

Он расслабился. Не все ли равно? Перед глазами была кромешная чернота, он не видел даже контура лица партнерши. Но то, что она делала, было приятно. Кровь потекла по замороженным членам – и то ли по воле случая, то ли закономерно стала поступать именно туда, куда требуется…

Много позже до него дошло: она специально не хотела, чтобы к ней прикасались. Прикосновения создают представление о пропорциях человека. Он плавал в полубреду. На голову набросили одеяло – словно крышка саркофага захлопнулась. Женщина бесшумно соскользнула с кровати. Он приложил титаническое усилие, чтобы не уснуть, стащил с головы одеяло, но все равно ничего не увидел. Видимо, она уже оделась. Или убежала с одеждой в руках. Приоткрылась дверь…

Он вспомнил, что, зайдя с подносом, забыл запереться. Ну и что? Все живы, все довольны… Целая вечность прошла, пока он поднялся, доковылял до двери, заперся, нашел на ощупь остатки сока, выпил, рухнул в койку…

Глава четвертая

Он помнил запах этой женщины. Единственное, о чем она не смогла позаботиться. Он проснулся с этим запахом – дразнящим, волнующим. Запах улетучился, отправился в бездонную копилку памяти. Состояние – сложное. Пошарил глазами по подоконнику – бутылка пустая. Еды не припас. Лучше не начинать заново. Он уперся угловатой частью тела в матрас, начал мучительное возрождение…

Холодный душ подействовал леденящим образом. Он вылетел из него, как пробка из шампанского – с ясной головой, готовый жить активной жизнью. Привиделось? Нет! Некоторые детали туалета утверждали обратное. У кого тут комплекс ночной нимфомании? Он приподнял матрас. Картины Шандемо лежали аккуратной стопкой. Метнулся к шкафу: полотна Фрагонара тоже на месте. Стоп… Рубашку сверху он положил не так. Кто-то ее перевернул. Чертыхаясь, он бросил рубашку на пол, бережно вынул картины. Все целое, но к полотнам кто-то прикасался. Их уже вынимали этой ночью. Какая любопытная нимфоманка…

Клетка с попугаем, накрытая покрывалом, всю ночь молчала. Он приподнял покрывало – птица сидела на жердочке и щелкала клювом. Он тоже сел, задумался. Стоит ли ломать голову? Полотна целы, сам живой (еще и сексом наградили). Вот если бы украли, а его убили…

Выпить все-таки пришлось: голова завыла, как реактивный истребитель. В буфете имелся бар, в баре – множество сосудов с яркими наклейками. Напевая «Дойче зольдатен унд официрен», он бродил по замку, делая мысленные заметки. Тот же самый набор обитателей. Охрана дружно зевала. Нормальное человеческое состояние: треть жизни на работе, треть во сне, многие стремятся совместить эти два занятия. Мертвой зыбью он проплыл мимо управляющего Огюста Шавра, который отчитывал кухарку Сабину за опоздание. Кухарка улыбнулась Анджею. Управляющий, заметив приближение хозяина, втянул голову в плечи. Почуяв запашок, сглотнул.

– Да, – сказал Анджей, уже отойдя на несколько метров. Развернулся. – Доброе утро, Сабина и месье Шавр. Доложите, сколько человек ночевало сегодня в доме?

Кухарка и управляющий переглянулись.

– Как всегда, месье, – доложил Шавр. – Горничная Луиза, я, дворник – у него своя каморка рядом с будкой охраны…

– Мадемуазель Шаветт?

– Точно, – кивнул управляющий. – У мадемуазель Шаветт, насколько я в курсе, неприятности личного плана. Она уехала в город, потом вернулась, вся в расстроенных чувствах, сказала, что поссорилась со своим… молодым человеком и проведет ночь в Гвадалоне. Она имеет право, месье. Больше того…

– Не сомневаюсь, – перебил Анджей. – То есть в доме ночевали две женщины?

– Ну, вроде, – пожал плечами Шавр. – Что-то не так, месье?

– Все отлично, месье Шавр.

Он бродил по мрачному замку, распугивая призраков. Постоял на башне, наблюдая, как в Гофрэ дружная «шведская» семья пытается завести синий джип Дианы Ормель, а в Бруа белобрысая Ирен Маклассар курит дамскую сигарету и думает горькую думу. Проверил наличие картин в апартаментах, освоился в лабиринтах второго этажа. Побродил по галерее первого. Видел, как горничная Луиза вошла к себе в комнату, оставив приоткрытой дверь. Он неслышно подкрался, стал подглядывать. Занятное дело – следить за женщинами, которые не знают, что за ними следят! Угловатая, нескладная, уставшая от утренних приборок, она села в кресло, расслабилась. Потом встряхнулась, вынула из волос шпильки, помотала головой. Пышные волосы свалились на плечи, как пьяный в лужу…

В кресле сидела другая женщина. Не дурнушка, не медвежонок. Глубоко вздохнула, по губам скользнула улыбка. Луиза поднялась, начала переодеваться. Бросила испачканный фартук на кровать, расстегнула платье. Села, рассеянно взяла книгу с прикроватной тумбочки, перелистала…

Селин Шаветт сидела в буфете и задумчиво смотрела в окно. При виде художника как-то смутилась, кашлянула. Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Доброе утро, Селин. Вы позволите вас так называть?

– Конечно, – она кивнула.

– У вас проблемы, Селин?

– С чего вы взяли, месье?

– Хорошо выспались?

– Нет, не очень, – она встала, запахнула полы куртки. – Мне не очень хорошо спится весной, месье. Хотелось бы с вами поговорить. Агентство «Голиаф» осуществляет охрану содержимого вашей картинной галереи. За безопасность вне охраняемой территории оно ответственности не несет. Но объект серьезный, поэтому меня и обязуют появляться в вашем поместье. В последние полтора месяца все было понятно: на окнах металлические жалюзи, оба входа надежно заперты, наши парни дежурят на воротах круглосуточно, совершают обход территории, следят за состоянием охранной системы – а тревога, не приведи господь, прозвучит не только в будке, но и на пульте в Шантуа… С вашим же приездом условия работы меняются. Вы можете открыть галерею для посетителей, можете этого не делать. Вчера вы распорядились ее отпереть. В галерею немедленно проник месье Винье, чему мы воспрепятствовать не имели права. Затем туда проникли вы и удалились с экспонатами под мышкой…

Анджей вздрогнул. Селин с интересом поедала его глазами.

– Это ваше право, месье, вы хозяин. Не удивляйтесь, мы обязаны всё видеть. Согласитесь, в таких условиях агентство «Голиаф» должно как-то иначе организовать работу.

– Понимаю, – согласился Анджей. – Никаких проблем, Селин. Мы можем встретиться на днях с руководством вашей фирмы, переписать некоторые условия и… знаете, я не стал бы возражать против третьего круглосуточного охранника. Оплата за услуги, разумеется, по вашим расценкам.

– Прекрасно, месье, – Селин сдержанно улыбнулась. – Это все, что я хотела сообщить. Рада, что вы правильно реагируете. – Она направилась к выходу.

– Извините за вопрос, – решился Анджей. – Почему такая привлекательная женщина работает в охранном агентстве?

Она не растерялась. Улыбка осветила сумрачное помещение.

– Я не просто работаю в охранном агентстве, месье. Я являюсь одним из его учредителей и по мере надобности замещаю господина Сержа Лаплата на посту директора. Надеюсь, со временем это агентство станет моим. Если буду хорошо трудиться. И еще для справки: несколько лет назад я жила в 15-м округе Парижа и работала в контрразведке ДСТ. Почему я оттуда ушла и что я там делала – слишком долгий разговор, и вряд ли он вам будет интересен.

Дворник Йозеф прочистил трещины в бордюрах от прошлогодней листвы, собрал ее в мешок и отнес за сарай. Теперь стоял перед сараем с банкой краски и хмуро, с прищуром, как Микеланджело каменную глыбу, его разглядывал. Здоровый сутулый субъект с седыми вихрами. Комбинезон маленького размера трещал по швам. На ногах красовались разные бутсы – один армейский, с торчащим языком, другой похожий на обрезанный кирзовый сапог с наращнным каблуком. «Не парнокопытное», – подумал Анджей.

Он встал рядом с дворником и тоже принялся критично озирать облезлый сарай. Дворник покосился на него, ничего не сказал. Со скрежетом изобразил дежурную улыбку.

– Предлагаю раскрасить в стиле экспрессионистов, – сказал Анджей. – Хаим Сутин. «Туша быка». Не знакомы? Представлен в Музее изобразительного искусства города Гренобля. Рисуется за два часа.

Дворник ничего не понял и посмотрел на него внимательнее. «В носу бы хоть поковырял, – подумал Анджей. – Вдруг мозги включатся».

– Любезный, вы немой?

Дворник медленно покачал головой.

– Так подайте же реплику.

Йозеф с натугой разлепил рот, хрипло вымолвил:

– С-слушаю вас, м-месье.

Рассмеялся охранник, который стоял неподалеку и прислушивался к «беседе».

– Не обращайте внимания, месье. Из Йозефа проще вытянуть евро, чем слово. Он сильно заикается и стесняется этого. Зато передвигается быстро. Отличные ходовые качества. В прошлом месяце наркоманы из Шантуа тут бродяжили, кому-то вздумалось забраться на частную территорию, так вы бы видели, как Йозеф разозлился! Схватил дубину и гнал их до самой развилки!

«Все равно уволю, – подумал Анджей. – Всех уволю, кроме хозяина Елисейского дворца».

Второй охранник, отвечающий за въезд и выезд, отворил ворота, и на территорию въехал представительный черный «БМВ». Машина встала перед въездом на аллею, из нее вывалился бледный и взволнованный юрист Фредерик Лежа в распахнутом черном плаще. Глаза растерянно рыскали.

– Месье Раковский… – Голос адвоката срывался. – Боюсь, у нас опять неприятности… Я ехал к вам, чтобы передать просьбу городского собрания о возобновлении работы картинной галереи «Гвадалон», а также провести предварительные переговоры о перезаключении договора страхования относительно коллекции. Это обязательно надо делать, если меняется владелец… Не хотелось бы вас расстраивать, но метрах в трехстах от ворот лежит мертвый Франсуа Винье… Похоже, он свалился со скалы… Я мог бы не заметить, проезжая мимо, но этот чертов ботинок…

Кухарка, прибывшая ранее, этот «чертов» ботинок, видно, не заметила. За спиной раздался испуганный вскрик. Управляющий Огюст Шавр направлялся к Анджею (видимо, с приглашением на завтрак), да не дошел.

– Этого не может быть…

Анджей резко повернулся, не скрыв раздражения:

– Вы хотите сказать, он не мог умереть, не предупредив?

На завтрак был визит полиции. Двоих из этой банды он уже знал – лейтенанта Катрин Дюссон и сержанта Армана Жулье. Особой лаской полицейские не отличались. Как и третий – сутулый седовато-плешивый господин, инспектор полиции, отзывающийся на имя Филибер Шовиньи. Помимо трех работников следственного отдела, прибыли несколько в форме и двое с медицинским уклоном. Знаменательная встреча состоялась на месте происшествия – между изгибами дороги, в окружении скал. Несчастный человечек со свернутой шеей лежал между громадными валунами, на один из которых неизвестно зачем забрался. Тело вывернулось самым некрасивым образом, грязный ботинок торчал в небо, очки разбиты, в глазах боль. Из поместья подошли четверо – Анджей, Селин, управляющий и обнаруживший тело юрист. Полиция умудрилась примчаться раньше. Работа уже кипела. Медик колдовал над телом, двое в форме обнюхивали место происшествия.

– Наслышан о вашем приезде, месье Раковский, – протянул руку инспектор. – Будем знакомы. И как вы к этому относитесь? – он кивнул на мертвеца.

– Без восторга, – пробормотал Анджей. – Не поверите, инспектор, но когда я приобретал поместье, мечталось о спокойной жизни с перспективой на безбедную старость.

– А в каком возрасте у вас в Польше начинается безбедная старость? – спросила Катрин.

– Мужчины в среднем живут до семидесяти, – пожал плечами Анджей. – Примерно в этом возрасте и начинается безбедная старость.

– Действительно, зачем мертвецам деньги, – фыркнул долгоносый Арман Жулье.

– Лейтенант, вы слишком пристально меня разглядываете, – повернулся к женщине Анджей. – Вам не нравится запах сивушных масел? Да, я вчера хорошенько выпил. Но это был не повод убивать работника моего музея.

– Вы с ним вчера разговаривали? – помедлив, спросила Катрин.

– И очень долго. Месье Винье был настоль любезен, что предложил моему вниманию продолжительный экскурс по картинной галерее. Не скажу, что Франсуа Винье был похож на человека, собирающегося умереть.

– Хорошо, будем разбираться, – сказал инспектор. Горящий взгляд носителя истины устремился на хмурого юриста. – Сочувствую, месье Лежа, что на вашу долю выпало несчастье быть первооткрывателем. Поведайте нам, любезный, как вы обнаружили горемычного господина Винье.

Французское следствие работало неторопливо, с соблюдением всех процессуальных норм. Кухарка, проезжая на своем разбитом «Опеле», могла не заметить тело. Но месье Лежа, на свою беду, заметил устремленную ввысь ногу. Будучи уверен, что очередной бродяга окочурился от ночного холода, он вышел из машины, вскарабкался на валун. И настроение на весь день оказалось испорченным. Он долго и нудно объяснял, какие неотложные дела привели его хмурым утром в Гвадалон. Была опрошена Селин Шаветт – не слышали ли ее подчиненные подозрительных шумов в ночное время (не слышали; а если слышали, она не в курсе). Был опрошен Огюст Шавр – не имел ли он вчера беседы с пострадавшим (не имел), где провел ночь (в постели). Опросили Анджея Раковского – на предмет причины, вынудившей его приложиться к алкоголю.

Странное занятие – спрашивать у поляка, почему он приложился к алкоголю. Анджей затруднился ответить. Полицейский медик сообщил, что смерть «клиента» наступила ориентировочно в два-три часа ночи.

– У меня алиби, инспектор, – встрепенулся Анджей. – Моя выпивка никак не связана со смертью господина Винье, поскольку проистекала на закате, а часам к десяти я уже спал мертвым сном.

– Вы так торопитесь в подозреваемые, – поморщился Шовиньи. – Надеюсь, вы не просыпались ночью?

Катрин Дюссон рассмеялась. Инспектор посмотрел на нее укоризненно и тоже улыбнулся.

– Ни разу, – твердо сказал Анджей.

– Мадемуазель Шаветт уверена, что вы забрали что-то из галереи и отнесли к себе в апартаменты.

– Это картины, инспектор. Для доподлинного изучения. Скажите, когда вы из своего подвала забираете старый велосипед и относите наверх, чтобы произвести мелкий ремонт в мастерской, вы не получаете повестку в суд?

– Юморист, – хмыкнул сержант.

– Мы с ним не заскучаем, – обнаружила лейтенант.

– Послушайте, инспектор, – окликнул Шовиньи криминалист. – Не исключено, что этот парень сам забрался на камень, поскользнулся и упал. Но при этом обязательно присутствовал добровольный помощник. Следов не осталось, перед рассветом шел сильный дождь. Однако я сомневаюсь, что он свернул себе шею, падая с камня. Думаю, ему свернули шею на дороге, а потом затащили сюда, с глаз подальше. После обеда сделаем вскрытие – возможно, проясним ситуацию.

– На несчастный случай не рассчитывайте, инспектор, – хмуро бросил Анджей. – Франсуа Винье был сильно испуган. Не пытайте, не знаю. Он покинул Гвадалон в районе пяти вечера. Убыл на своей машине. Допросите охрану, она подтвердит. Но зачем-то ночью он опять сюда вернулся – и, что характерно, пешком. С кем-то встречался…

Анджей запнулся, подумав о ночном происшествии в замке. А ведь в этом что-то было.

– Договаривайте, – насторожилась Катрин. – Вы что-то знаете, месье.

Пришлось срочно выпутываться.

– Подождите, – Анджей нахмурился, изображая мучительное рождение мысли. – Не знаю, с кем встречался Винье и кто его убил, поскольку простодушно спал в это время, но… знаете, мне пришлось буквально силой выталкивать его из галереи. Он хотел там остаться – причем без моего участия…

Трудно понять, почему он решил произнести эту фразу. Какой-то внутренний позыв, интуиция. И рассчитана она была не на полицию, а на тех, кто пришел с ним из замка. Люди угрюмо молчали, сбились в кучку – управляющий, юрист, совладелица охранного агентства. Переваривали сказанное. Возможно, кто-то из них – с особым смыслом…

Разгулялся ветер. Черные тучи надвигались с моря. Накрапывал дождь. Инспектор Шовиньи углубился в раздумья, наблюдая, как подчиненные укладывают на носилки тело. Катрин Дюссон потеряла интерес к Анджею и хмуро разглядывала обитателей поместья. Девушка была не проста. Вполне вероятно, она уже сделала определенные выводы, но не торопилась доносить их до начальства.

– Какие картины вы унесли из галереи? – внезапно спросил сержант.

Анджей вздрогнул. Еще один неглупый полицейский?

– Имена Оноре Фрагонара, Жана Франсуа Милле, Теодора Жерико вам о чем-нибудь говорят, сержант? Эти картины лежали в запаснике без рам, я их просто отнес к себе, чтобы… в общем, вам не понять. Когда я покидал свою комнату, картины все еще были там, в чем несложно убедиться.

Сержант предпочел не развивать тему.

– Клавье! – инспектор щелкнул пальцами, подзывая подчиненного. – Выясните, что делал Франсуа Винье после пяти вечера. Насколько я знаю, он холостяк, но существуют соседи, продавцы магазинов по соседству, глазастые горожане. Нам интересны все его вечерние и ночные перемещения. Боюсь, месье, – повернулся он к Анджею, – нам придется пройти к вам в поместье и продолжить работу. Будем откровенны. В городке, где преступления такая же редкость, как шутки не про секс, в течение недели происходят два убийства в непосредственной близости от поместья Гвадалон. Логично допустить, что убийства связаны. Вы не против, если мы познакомимся с вашим «родовым» гнездом, прислугой и мирными соседями?

Вопрос на засыпку: как попала в Гвадалон девушка по имени Мишель? Да, охрана сосредоточена на галерее, но ворота они стерегут, с дороги девушка подойти не могла, а чтобы появиться с обратной стороны, ей нужно было выйти из пены морской или из Гофрэ. А если из Бруа, то никак не посуху (там крепкая ограда). Несложно догадаться, что полиция озадачилась подвалами и подземными ходами…

Он не стал чинить препятствий закону. Глупо обзаводиться новыми проблемами. Он увлеченно наблюдал, как Катрин, сдерживая злость, пытается разговорить дворника Йозефа. Потрясающая информация: спал, ничего не слышал, и вообще в его обязанности не входит следить за всякими грамотеями. Луиза Гурден тряслась от страха, много говорила, но очень мало по существу. Арман Жулье терпеливо записывал показания – прислуги, охранников на воротах, управляющего с юристом. Анджей любезно разрешил полицейским спуститься в подвал и сам туда заглянул. Подвалы Гвадалона не были чем-то жутким, бездонным и завораживающим. Двадцать каменных ступеней, забетонированные пустые боксы, мощные колонны, подпирающие потолок. Повсюду пыль, плесень и запустение.

– Не празднично, месье? – зашел со спины инспектор, рассчитывая испугать. Испугал.

– Здесь нет подземных ходов, инспектор, – вздохнул Анджей. – Ни скелетов, ни призраков.

– Вижу, – согласился Шовиньи. – Имеется еще одна версия гибели Франсуа Винье. Озвученная вашей доброй служанкой. Случайное убийство. Бродяги, наркоманы. Этим маргиналам ничего не стоит убить человека ради горстки евро.

– Как скажете, инспектор, – пожал плечами Анджей. – Эта версия так же правдоподобна, как и то, что Винье вскарабкался на камень, а потом оступился.

– Не скажите, – улыбнулся Шовиньи. – У этой версии больше шансов. В январе в местечке Ланготье – это порядка пятнадцати миль – несколько накурившихся подростков напали на сторожа яхт-клуба. Двадцать пять ножевых ранений. В декабре за автостанцией бездомный изнасиловал в коллекторе мать двоих детей. Мы обязаны проверять все версии. Вы же не рветесь нам помочь? – колючие глаза полицейского вцепились в него крюками.

– Перестаньте, инспектор, – разозлился Анджей. – Не рвался бы вам помочь, не пустил бы сюда без ордера и адвоката.

– Инспектор, извините, что прерываю вашу дружескую беседу, – подошла Катрин Дюссон. – Но только что звонил Клавье. Они опросили соседей и хозяйку минимаркета, где закупаются жители таунхауса на улице Коммунаров. Она их всех знает. В половине шестого Винье подъехал к магазину, купил пачку сигарет, пытался закурить прямо на кассе, то есть был расстроен, рассеян и задумчив. Потом прогулялся по улице, заглянул в магазин интимных товаров, машинально купил какую-то мелочь…

– Надувного Троцкого? – живо влез в беседу сержант Жулье.

– Пачку презервативов. Этот человечек ведет… вел, невзирая на замухрышистый вид, активный образ жизни.

– Ага, – поддакнул Жулье. – Любил доводить любовь до логического конца. Это не ваш образ жизни, инспектор. Прошу меня простить, но вы когда-нибудь погибнете по самой нелепой причине: вас моль сожрет.

– Помолчи, – проворчал инспектор. – Это все, Катрин?

– Потом его видели сидящим в парке. Купил багет и кормил голубей.

– Какая идиллия, – фыркнул Жулье. – А как насчет реализации приобретенной эротической мелочи?

– Никак, – покачала головой девушка. – Патриция Буре – работница архива городской библиотеки… м-м, знакомая нашего покойного, а на ее след Клавье привела хозяйка минимаркета – эту ночь провела в гордом одиночестве.

– Понятно, – крякнул Жулье.

– Консьержка уверена, что Франсуа Винье прошел мимо нее в начале девятого вечера. Подавленный, бледный. В одной руке он держал телефон, по которому приглушенно говорил, в другой – пинту кальвадоса. Если выпил – вскрытие покажет, – Катрин выразительно посмотрела на Анджея.

Тот пожал плечами.

– И у меня покажет… если вскрыть.

Катрин прыснула.

– И что характерно, консьержка не помнит, в котором часу месье Винье выходил из дома и выходил ли вообще. Она отвлекалась, пила кофе, дремала, знакомилась со свежей газетой. Хотя… – работница отдела расследований задумалась, – насчет того, выходил он или нет, двух мнений быть не может.

– Это точно, – важно согласился Жулье.

– Минуточку, – нахмурился инспектор. – Нужно проверить звонки, поступившие на телефон Винье.

– Затруднительно, инспектор, – развела руками Катрин. – У покойного не найдено телефона. А также не найдено бумажника и наручных золотых часов, которые, по мнению опрошенных, у покойного имелись. Пусть бледное, но все же подтверждение версии банального ограбления. Правда, непонятно, что он делал ночью в скалах.

– Он мог идти в Гвадалон, – пожал плечами Жулье. – Мог идти из Гвадалона. Мог бродить по своим сомнамбулическим делам.

– Пора поговорить с соседями, – сделал странный вывод из услышанного инспектор. – Надеюсь, нас не выставят за порог.

– И в животе уже урчит, – поддакнул Жулье.

– Буду рад, инспектор, если вы возьмете меня с собой, – встрепенулся Анджей. – Не уверен, что найду более пристойный повод для знакомства с соседями.

– Ах, какая драма, – сокрушенно качал головой мужчина с удивительно светлыми, лучистыми глазами. – Бедный месье Винье. Как же его угораздило. К сожалению, господа, мы практически не знали этого доброго господина. Виделись пару раз, при встрече улыбались, говорили дежурные любезности…

– Не драма, а детектив, месье Фанкон, – поучительно сказал Шовиньи. – Если убивают в конце – это драма, если вначале – детектив.

– Вы так оптимистичны, инспектор, – хмыкнула Катрин.

– Боюсь, нас ждут большие неприятности, – вздохнул Шовиньи. – В противном случае я полный тупица и не служил тридцать лет в полиции.

– Ах, перестаньте, инспектор, – защебетала русоволосая Элиза Фанкон (если честно, в бинокль она смотрелась лучше, во всяком случае, глубокие носогубные складки были не видны). – Все же понимают, что проклятые наркоманы совсем распустились! Почему полиция не возьмется наконец за эту шпану? Сколько можно терпеть? У нас на работе рассказывают страшные истории! У мадам Живода племянник ушел из дома, живет в наркоманском притоне, совсем опустился! У господина Шеваля – известного в городе антиквара – дочь лежит в клинике для лечения наркоманов! Соседка Мирабель Бонжу заболела простудой, выпила таблетку, которую ошибочно приняла за аспирин, после чего у нее появилось жгучее желание бежать на дискотеку…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.