Пылающий Эдем

      – У нас есть собственность на Сен-Фелисе. Она принадлежит маме, так что ее это не коснется.
      Тереза заговорила снова. Голос звучал спокойно, она не обвиняла, но именно это спокойствие и придало ее словам силу обвинения.
      – У нас нет собственности на Сен-Фелисе, и уже давно, Фрэнсис. За исключением поместья моего дедушки на севере. Я узнала об этом сегодня утром.
      – Нет? – эхом отозвался Фрэнсис. – Я не понимаю.
      Он перевел взгляд с матери на отца.
      – Объясни ему, Ричард, – попросила Тереза.
      – Видишь ли, расходы были слишком велики, а кроме того, многое было связано с ценными бумагами… – запинаясь, проговорил Ричард.
      Глупец, подумал Фрэнсис.
      – Время от времени мне были необходимы наличные. И я распорядился этой собственностью. Я получил за нее хорошую цену, а не просто пустил на ветер! Герберт Тэрбокс купил ее для своего сына, для Лионеля. Цена была хорошая, я могу показать тебе документы.
      – Значит, все получил твой брат, твой сводный брат, – не обращая внимания на отца, повернулся он к матери.
      – Не все, – поправил его Ричард. – Осталось то место, о котором упомянула твоя мать…
      – Элевтера, – со вздохом сказала Тереза.
      – А что же он не купил и ее? – раздраженно спросил Фрэнсис.
      – Не захотел.
      – И ты это делал без ведома мамы? Так вот просто?
      – Не совсем так. Постепенно, в течение нескольких лет. У меня есть на это права как юриста. В конце концов она никогда не разбиралась в бизнесе.
      Ричард отвернулся к окну. Фрэнсис тоже посмотрел на задний двор. Поздний мокрый снег валил с неба и укрывал землю, которая через месяц покроется ковром тюльпанов.
      И внезапно вся ярость Фрэнсиса исчезла, уступая место жалости. Отец был весь серый: волосы, лицо, костюм. Руки висели безжизненно, как у мертвого. Бедный гордый глупец. Мир, его собственный мир осудит его; там не терпят поражений. Пожалуй, ему он сострадал даже больше, чем матери, которая стойко перенесет все, как это всегда и было.
      Кому-то нужно было решать.
      – Значит, Элевтера осталась, – сказал Фрэнсис. – Мы ее продадим от маминого имени. Посмотрим, что за нее можно выручить.
      – Да, да, – подхватил Ричард, – Я могу написать Лионелю, чтобы он поручил это местному агенту.
      – Никакого Лионеля, – быстро произнес Фрэнсис. – Никакого местного агента. Я хочу все сделать сам.
      – Что ты имеешь в виду? – начала Тереза. – Поехать туда? Поехать на Сен-Фелис?
      – Почему нет? Это единственный способ все уладить. Поезжай сама.
      – Это смешно! Ты ничего не знаешь о тех местах! Ты потратишь впустую время и силы. И что ты знаешь о стоимости собственности на острове? Это просто смешно!
      – Ничуть, – ответил Фрэнсис. В нем нарастало возбуждение, предчувствие приключения и желание действовать. – А ты уверена, что Лионель приложит все усилия ради твоих интересов? Может, да, а может, нет. Нет, я должен ехать.
      – Я не хочу, я же сказала, – пульсирующая жилка на виске теперь стала заметна всем, щеки ее покраснели. – Это дальняя дорога… ни к чему не приведет…
      – Не могу понять, почему ты возражаешь, – нерешительно сказал Ричард. – Или ты предпочитаешь, чтобы поехал я? Одному из нас придется.
      – Ты уже достаточно сделал там, – сказал ему Фрэнсис.
      – Меня никто не слушает! – пронзительно и в то же время жалобно закричала Тереза.
      Ее спокойствие, ее способность выдержать любое давление внезапно пошатнулись. Конечно, у нее было достаточно ударов сегодня утром. Но Фрэнсису показалось странным, что ее, кажется, больше огорчает мысль о его предстоящей поездке, чем известие о потере состояния. Почему?
      Он положил руку ей на плечо и мягко произнес:
      – Позволь мне, мама, пожалуйста. Я все улажу. На следующей неделе мы с Марджори отправимся на Сен-Фелис. Тебе не о чем беспокоиться.
      Вспышка молнии разорвала небо.
      – Боже, как величественно! – воскликнула Марджори.
      С самого рассвета они стояли на палубе шхуны среди узлов и клеток с курами и наблюдали за меняющимися, по мере того как наступал день, красками моря.
      Рядом с ними у поручней стоял потрепанного вида тип неопределенного возраста. Последние полчаса он не умолкал ни на минуту.
      – Я начал здесь бывать еще до Депрессии. Войну, конечно, пропускаем. Теперь я снова на старом маршруте. Ничего не изменилось. Черномазый остается черномазым. Ленивое животное. Все, что ему нужно – ром и женщина.
      Уйти было некуда, иначе Фрэнсис непременно это сделал бы.
      – Вы, похоже, остановитесь в гостинице Кейда? Это единственная гостиница в городе, если не считать нескольких грязных пансионов. Там попадаются забавные типы. Коммивояжеры, наподобие меня, а по большей части – туристы из Англии. Отставные военные и профессора. Они приезжают побродить пешком по округе, изучают птиц. Значит, вы, ребята, остановитесь у Кейда?
      – Нет. Мы едем навестить родственников.
      – Тогда бьюсь об заклад, вы едете на свадьбу!
      – На свадьбу?
      – Тэрбокс выдает замуж свою дочь.
      Фрэнсис пожалел, что не умеет лгать и притворяться.
      – Тэрбоксы наши родственники. Свадьба будет, но только в следующем месяце.
      – Хм. Во всяком случае так написали в газете. Так, значит, вы родственники, – внезапно уважительно закончил он.
      Бедняга, подумал Фрэнсис, заметивший столь быструю перемену в отношении к ним. Бедняга. Мы теперь для него важные птицы.
      – Надолго собираетесь?
      – Нет.
      – Вы и не захотите. Скучное место. Оно не изменилось за последние триста лет. Кое-где даже нет дорог. Только тропы через горы! Никто сюда особенно и не ездит, кроме миллионеров на своих яхтах. Они любят такие укромные местечки. Встают на якорь, идут выпить с местными плантаторами в загородный клуб или в мужской клуб в городе. Женщины не допускаются. Многие из местных имеют кучу денег, а другие – по уши в долгах. В общем, этот остров – не подарочек, скажу я вам.
      Шхуна подходила к пристани. С одной стороны на берегу возвышались остатки форта, увенчанные пушкой, которая по-прежнему была нацелена на приближающиеся суда.
      – Приходилось отражать набеги пиратов, – сказал мужчина, обращаясь к Марджори и желая похвастаться своими знаниями. – Такая пушка выглядит маленькой, но может причинить большой ущерб. Некоторые плантаторы держали у себя на крышах такие же, чтобы отбиваться от восставших ниггеров. Это может случиться и сегодня. А если так, крови прольется много. Будем надеяться, вас здесь не будет, когда это случится.
      Его слова омрачили ясное утро.
      – Да, остров видел много крови.
      Фрэнсис прикрыл глаза от солнца. Крутые улочки, весь город расположен на склоне горы. В центре – треугольная площадь. Он увидел аркады и кованые балконы: напоминание о Франции.
      Кто-то бросал в воду монетки. Два чернокожих мальчика прыгали с дока и доставали их. Коммивояжер засмеялся и стал рыться в кармане.
      – Дети ниггеров умеют плавать! Что ж, прощайте, приятно отдохнуть. Единственное, что здесь хорошее – климат. Постоянный бриз. И до июня не будет дождей. Но вы уже к тому времени уедете.
      – Не очень-то радостную картину он нарисовал, – сказала Марджори.
      Внизу у сходней цветной мужчина приподнял соломенную шляпу.
      – Мистер Лютер? Мистер Герберт прислал автомобиль. Он передал: Добро пожаловать на Сен-Фелис, – и просил извинить его – сегодня день сбора бананов. Вас ждут к ланчу.
      Наполовину резкий, наполовину сладкий запах ударил Фрэнсису в лицо. В нем была томность, он нес в себе запах цветения, смешанный с запахом морской соли и смолы. Сердце его учащенно забилось.
      Сколько поколений со времен первого Франсуа родилось на этой земле? «В лето 1673 от Рождества Христова…»
      Он растерялся от нахлынувших на него чувств.
      – Конечно, – в третий раз с момента их приезда начала Джулия Тэрбокс, – вы знали, что свадьба Джулии будет сегодня.
      – Мы думали, что она состоится в следующем месяце, – сказала Марджори.
      Она была возбуждена, что было на нее совсем не похоже: вывести ее из равновесия было не так-то легко. Но Джулия это умела.
      – Мне казалось, я написала Терезе, что мы перенесли день. В конце концов неважно, раз она не приехала. Конечно, просто восхитительно, что вы здесь, – она отодвинула свой стул и все поднялись из-за стола. – Напитки ждут нас на террасе. Там прохладно.
      Ярко-зеленый луг, на который выходила терраса, казался ненастоящим. Позади клумб, за низким белым забором паслись пять или шесть лошадей.
      – О, как мило! – произнесла Марджори.
      – Правда? У Лионеля тоже хорошо, но по-своему. У них вид на море. Он и Кэт очень жалели, что не смогли поехать на вашу свадьбу, но она не выдержала бы такого путешествия после выкидыша. – В голосе Джулии затем появилась нотка недоумения. – Не понимаю, как за столько лет Тереза ни разу не захотела приехать сюда? И пропустить свадьбу сестры? Мы же смогли приехать на вашу! Более того, вы знаете, меня даже не было там, когда она выходила замуж. Я не знаю… дедушка отправил ее за границу, а следующее, что я узнала, было ее замужество. Она была еще совсем девочкой. Не знаю, – никто не сказал ни слова, и Джулия, просияв, всплеснула все еще красивыми руками. – По крайней мере, сегодня здесь будет настоящий праздник! Знаете, здесь, в семейном кругу я могу сказать, что это похоже на сон. Джулия выходит замуж за сына лорда Фрейма! – она вздохнула, затем повернулась к Фрэнсису и прямо спросила, – значит, твой отец потерял все? Сказать по правде, я удивлена, что это не произошло гораздо раньше.
      Герберт Тэрбокс кашлянул:
      – Не слишком ли сильно сказано, Джулия?
      – Правда, есть правда.
      – Не всегда легко услышать правду, – твердость в голосе Герберта удивила Фрэнсиса, за ланчем тот все время поддакивал Джулии. – В моей жизни было всякое. Женщины не знают, что значит борьба за существование. Это не просто добывание денег, это постоянное напряжение. И так необходима удача… Вот что я тебе скажу, Фрэнсис. У тебя наверняка есть вопросы по поводу продажи той собственности. Я бы хотел показать тебе бумаги, чтобы ты убедился, что каждый акр куплен у твоего отца по самой высокой цене.
      – У меня нет никаких сомнений на этот счет, дядя Герберт.
      – Не понимаю, почему я ничего об этом не знала? – пожаловалась Джулия.
      – Потому что Ричард попросил, чтобы все операции остались между нами. Какие у него были на то причины, я никогда не спрашивал, – он обратился к Фрэнсису, – я купил все это для своего сына, для Лионеля. Я собираюсь отойти от дел. Я четверть века занимался сахаром и бананами. Достаточно долго. Пусть теперь сахар и бананы поддерживают меня. Через год в это время, а может и раньше, у нас с Джулией будет небольшое местечко в Суррее. Будем разводить розы, зимой – своя квартира в Лондоне рядом с молодой Джулией, а возможно, и в Каннах. Кто знает?
      – Вы много работали и заслужили отдых, – сказал Фрэнсис. От него, казалось, ждали именно таких слов.
      – Вы не знаете, как много. Великая депрессия началась в Вест-Индии. В 1923 году сахар стоил больше двадцати трех фунтов за тонну. А в 1934-м – пять фунтов. Начался голод и восстания, пожары и убийства. Потом появились профсоюзы. Не стоит обвинять рабочих, это было неизбежно. Но они вцепились в нас и сделались слишком сильными. Последние десять лет… – он покачал головой. – А еще природа. Наводнения. Ураганы, – он щелкнул пальцами, – сырость, вредительство. Главное, нужно разнообразить экспортные культуры. Я засадил большие участки какао. Лионель выращивает хлопок и аррорут. У него получается лучше, чем у меня. Это правда, поэтому я и передаю все в его руки. Он здесь родился и знает местную жизнь, как свои пять пальцев. Так же, как его жена.
      – Кэт похожа на мужчину, – резко сказала Джулия. Герберт рассмеялся:
      – Едва ли! Ты имеешь в виду, что Кэт понимает в сельском хозяйстве. Она помогает наряду с работниками и этим очень поддерживает Лионеля.
      – Хорошо, что он крепко держит поводья, – сказала Джулия, – а то бы она все раздала работникам.
      – Знаешь, она мне немного напоминает твою Ти.
      – Ти? Чепуха! Ти всегда была спокойной и тихой. А Кэт обо всем имеет свое мнение.
      Герберт немного помолчал.
      – Я имел в виду, что они обе очень заботятся о животных и обо всем, что растет. Я запомнил Ти такой.
      – Ты ничего не знаешь о Ти! Что ты можешь знать? Если уж на то пошло, я сама о ней очень мало знаю.
      Марджори и Фрэнсис переглянулись. Герберт сменил тему разговора.
      – Так ты, Фрэнсис, хочешь продать Элевтеру?
      – Родителям нужны деньги.
      – Я должна была предвидеть, – заметила Джулия, – что твой отец сделает состояние на деньгах с этих земель, вкладывая их в промышленность.
      – Между тем, – сухо произнес Фрэнсис, – он вложил их в предприятие, которое не дало прибыли.
      Бедный отец! Какое счастье, что не он сидит здесь лицом к лицу с Джулией!
      – Непростая задача, – сказал Герберт. – Поместье плохо расположено, до него очень неудобно добираться. Как душеприказчик старого Верджила, я в свое время поломал над этим голову. Сначала я сдавал его парню, который думал, что сможет получить с него прибыль, но у него ничего не получилось и он вернулся в Англию. С тех пор оно заброшено, – он встал и прошел в другой конец террасы. – Иди сюда, Фрэнсис. Посмотри туда. Тридцать три тонны сахара с акра ежегодно. Это стало возможным благодаря механизации. А при Верджиле у мельничных колес зубцы были из гваякового дерева. Старик не вложил в модернизацию и десяти центов. Вот почему поместье будет трудно продать.
      Фрэнсис вздохнул:
      – Получу, что смогу. Кое-что я хочу отложить для своей матери и Маргарет. Вы видели Маргарет, поэтому знаете, что деньги необходимы.
      Герберт положил руку Фрэнсису на плечо:
      – Ты хороший сын. Поговори с Лионелем после свадьбы. Он тебе поможет.
      – Марджори, если ты не привезла ничего подходящего, я могу подобрать тебе что-нибудь, – сказала Джулия. – Мы почти одного размера.
      – Спасибо, думаю, что я обойдусь.
      – Не сомневаюсь. Такие вещи я вижу сразу. Мне нравится твоя жена, Фрэнсис. Она нашей породы. Жизнь на острове, – продолжила Джулия, когда они поднимались по лестнице, – очень изменилась, особенно после войны. А до этого вы бы и не помыслили пойти на прием к губернатору не в костюме. Или даже на обед к друзьям. Но моя бабушка рассказывала мне о настоящей элегантности! Не Европа, а термальные курорты на Невисе были законодателями мод для лондонцев! Они проводили всю зиму в отеле «Бат». Ну разумеется, это было сто лет назад. Что ж, все меняется и мы меняемся тоже. Однако сегодня вы встретитесь со старейшими семьями острова. Хорошо бы Джулия уже приехала, четыре часа, она вымотается до церемонии…
      Ее голос все еще звучал на лестнице, когда Марджори и Фрэнсис закрыли дверь своей комнаты.
      – Да, – сказала Марджори, – ну и характер у твоей бабушки!
      – И это все, что ты можешь сказать?
      – А Герберт, пожалуй, очень мил.
      – Да, он особый человек. Не представляю, как он ее выдерживает, но, кажется, он ничего не имеет против.
      – А меня заинтересовала ее невестка. Джулия ее явно недолюбливает.
      – Если она похожа на мою мать, как говорит Герберт, я понимаю, почему. Огонь и вода.
      Марджори села и начала разуваться:
      – Странно все-таки, что твоя мать никогда обо всем этом не рассказывала, когда это так захватывающе. Действительно, потрясающе, ты так не думаешь? Слуги! Я не считала, но видела, по меньшей мере, пятерых. И мне так понравилось, что горничные ходят босиком, а тебе? Твоя бабушка показала мне кухню, устроенную так, чтобы жар не шел в дом, – она провела расческой по волосам. – Этот дом был свадебным подарком невесте в 1778 году, ты знал об этом? Мрамор для полов доставили из Италии, а серебро и фарфор…
      Фрэнсиса удивил ее восторг:
      – Тебе хочется такой же дом?
      – Да, если бы ты мог перенести его в Коннектикут или куда-нибудь еще. Этот остров так далеко отовсюду. Я не смогла бы здесь жить, – она достала из шкафа платье и держала его перед собой. – Дорогой, это подойдет для торжества? По счастью, в последнюю минуту я положила его в чемодан. Ну как?
      Он посмотрел на нее. Она была само совершенство. Он никогда не привыкнет к тому, что она принадлежит ему, никогда не поверит этому чуду.
      – О да, подойдет, разумеется, подойдет, – его голос прервался. – Пожалуйста, откинь покрывало.
      – Фрэнсис! У нас же нет времени… Он посмотрел на часы:
      – У нас есть полтора часа. Убирай покрывало.

Глава 8

      В доме губернатора оркестр играл «Сказки Венского леса», на серебряных подносах разносили шампанское в высоких узких бокалах.
      – Какое удовольствие видеть поданное должным образом шампанское, – воскликнула Джулия. – Ненавижу низкие бокалы, они годятся только для шербета.
      – Фантастика, – прошептала Марджори. – Трудно во все это поверить, правда, Фрэнсис?
      – Вы должно быть Фрэнсис и Марджори, – раздался голос, их рук коснулись, руки в длинных лайковых перчатках. – Я – Кэт.
      Фрэнсис посмотрел сверху вниз на маленькую девушку с веснушчатым лицом. Темно-рыжие волосы рассыпаны по плечам. Слишком много волос для такой маленькой фигурки. Большие глаза с очень яркими белками смотрели внимательно и весело.
      Позади нее стоял Лионель:
      – Насилу нашли вас в этой толпе. Вы – Марджори. Я всегда знал, что ты найдешь себе потрясающую жену, Фрэнсис.
      Он окинул Марджори взглядом – с головы до ног.
      – Так же, как ты, – с должной галантностью отозвался Фрэнсис.
      – Не могу поверить, что мы приехали только сегодня утром! Другой мир! – вступила Марджори.
      – Моя жена просто расцветает от подобных впечатлений, – с нежностью отметил Фрэнсис.
      – Жаль, что у меня не три пары глаз. Свадебное платье! Я думала, что мое – это нечто, но тут!..
      – Это мое, – сказала Кэт. – Моя свекровь переделала его для Джулии. У моего отца не было денег, поэтому мама Тэрбокс купила его для меня в Париже. Оно весит тонну, а атлас прилипает к спине. Джулии повезло, что сегодня прохладный вечер.
      – А я весь мокрый, – объявил Лионель. Склонный к полноте крупный мужчина, он выглядел ненамного моложе своего отца. – Давайте найдем столик, пока их все не заняли.
      Потоки цветов струились из каменных жардиньерок в саду, цветы лежали вокруг серебряных подсвечников на столах. Лионель подвел их к столу, где уже сидели два или три человека, и представил их.
      – Миссис Лоренс и мисс Лоренс, мистер и миссис Прентис, из Лондона. Отец Бейкер. Мой племянник, Фрэнсис Лютер и его жена, Марджори Лютер.
      – Вас скорее можно принять за братьев, чем за дядю и племянника, – заметил отец Бейкер. – Хотя не скажешь, что внешне вы похожи.
      – У нас всего четыре года разницы.
      – Так вы приехали специально на свадьбу? – спросила одна из дам, поддерживая беседу.
      – Мы не знали, что свадьба будет сегодня. Фрэнсис приехал сюда по делам, – объяснила Марджори.
      Марджори ответила на вопрос слишком подробно, и это почему-то задело Фрэнсиса, ему вовсе не хотелось пускаться в объяснения. Лионель наклонился к Фрэнсису.
      – Отец говорит, что ты хочешь продать Элевтеру?
      – Да. Ты случайно не хочешь купить ее?
      – Я? Нет, нет! У меня есть все, что нужно. Но кто-нибудь возьмет, если ты недорого запросишь.
      – Я так и собираюсь сделать.
      – Верджил отстал на пятьдесят лет. Правда, Элевтера не подходит для сахара. Мне непонятно, почему первый владелец в нашей семье купил ее. Обычно колониальные поместья располагали около гавани или прокладывали к ним хорошую дорогу. Наверное, оно значило что-то особенное для старого пирата. И для Верджила, без сомнения, тоже. Он любил это место.
      – Оно прекрасно, – вставила Кэт. – Как поэма, как мечта.
      – Мечта! – воскликнул Лионель. – Боже милосердный!
      – Есть гравюра восемнадцатого века, изображающая Элевтеру, – сказала Кэт, не обращая на него внимания. – Дом вдалеке, а на переднем плане – подвода с сахаром, которую везут шестнадцать волов, восемь впереди и восемь сзади. Это делалось, чтобы не перевернуться при спуске с горы.
      – Кэт – большая любительница истории, – объяснил Лионель.
      – Я тоже, – заметил Фрэнсис.
      – Тогда вы должны посмотреть эти гравюры, – сказала Кэт. – Есть еще одна – с оленем. Здесь когда-то жили самые разные необыкновенные существа.
      Кэт улыбнулась. Щербинка между передними зубами придает ее улыбке добродушие, подумал Фрэнсис, но не слишком украшает ее.
      – Кэт еще любит музыку, – сказал Лионель. – Не может жить без своего пианино. И это не все. Скачет на лошадях, как ветер, управляется с парусной лодкой и в довершении всего занимается благотворительностью в негритянских поселках.
      Улыбка сошла с лица девушки.
      Почему он так с ней обращается? Фрэнсис посмотрел на Марджори, которая всегда умела найти выход из неловкой ситуации. Но Марджори была занята разговором с англичанкой и пожилым джентльменом, присоединившимся к их группе.
      Заговорил отец Бейкер:
      – У Кэт беспокойная совесть, она очень помогает мне во многих делах.
      – Со всем уважением, отец мой, – сказал Лионель. – Я могу только подтвердить ваши слова, – он сглотнул слюну. – Вопрос в том, как далеко и в каких размерах заключается ее помощь. Если вернуться в семидесятые годы прошлого века, мой дед предвидел многое из того, что заботит нас сегодня. Он всегда говорил, – он огляделся и понизил голос, – что неприятности начнутся со смешением крови, когда таких будет достаточно много. У них будет ум белых и темперамент черных. Достаточно будет малейшего толчка, чтобы они уничтожили всех нас.
      – Думаю, вы преувеличиваете, – сказал отец Бейкер.
      – Думаю, нет. О, я думаю, что у нас тут будет коммунизм, во всяком случае, не скоро. Они сейчас заняты Ямайкой и Тринидадом. Но посмотрите, они хотят голосовать по принципу «один человек – один голос», а это станет большой ошибкой, если позволить людям, не имеющим собственности, распоряжаться общественными деньгами. Между прочим, встревожен даже средний класс, образованные полукровки! И не говорите, что это не так, даже если сами они об этом не говорят. Возьмите, например, доктора Мибейна, он весьма богатый человек… Кстати, вот он, спускается по ступенькам.
      Фрэнсис увидел мужчину с достаточно светлой кожей. Он сходил вниз с чувством собственного достоинства, рядом с ним шла женщина с таким же цветом кожи в элегантном платье.
      – Совершенно справедливо, – отметил отец Бейкер. – Вам нечего опасаться доктора Мибейна.
      – По счастью, нет. Его сын, – повернулся к Фрэнсису Лионель, – делает блестящую карьеру.
      – У него большие способности, – сказал отец Бейкер, – он был моим учеником.
      – Он получил юридическую степень и, говорят, откроет собственное дело. Бог знает, что нас ждет. Может быть, все и обойдется. А пока я, по меньшей мере, в растерянности.
      – Ты колониалист, – отчетливо произнесла Кэт. – Ты ошибся веком и мне тебя жаль.
      Рассмеявшись, Лионель потрепал жену по щеке и поднялся:
      – Прошу меня извинить, мне нужно кое с кем поговорить. Немного политики. До встречи, – он поклонился Фрэнсису, – не воспринимайте священника слишком серьезно. У него много разных идей: то ли демагог, то ли подстрекатель.
      – Боюсь, – заметил отец Бейкер, когда Лионель ушел, – что мы утомили вас нашими делами, мистер Лютер. Мы тут на острове привыкли думать, что много значим, а на самом деле мы такие маленькие.
      – Нет, – упрямо сказала Кэт, – мы важны. Мы – микрокосмос и отражаем происходящее во Вселенной.
      В этот момент Марджори избавилась от пожилой английской пары и повернулась к ним:
      – Скажите, Кэт, а вы когда-нибудь жили в старом поместье?
      – В очень старом. Оно называется «Причуда Джорджины».
      – У места с таким названием должна быть своя история.
      – Да, у него есть… история. Построивший его был богатым человеком. Своих сыновей он послал учиться в Англию, как это было принято. Один из сыновей вернулся с невестой, Джорджиной. Она была очень молода и, говорят, совсем не хотела жить в таком отдаленном месте. Она боялась рабов и не зря – они изнасиловали и убили ее во время восстания. В ту ночь было сожжено десять домов, а их владельцы перерезаны.
      – Боже мой! – дрожа воскликнула Марджори.
      – В нашем доме есть портрет, мы считаем, что это она. Подражание Гейнсборо. Молодая девушка в платье по щиколотку, в черных кружевных туфлях, с маленькой собачкой.
      – У меня мороз по коже, – призналась Марджори.
      – Вы себе это представили, да? Душная ночь, все спят, она лежит на большой кровати, а в окно лезут рабы с мачете. И с факелами, чтобы поджечь дом.
      – Какой ужас! – выдохнула Марджори.
      – Да. И, тем не менее, это можно понять. Она была одним из ваших предков, Фрэнсис. Конечно! «Причуда Джорджины» была поместьем Фрэнсисов! Она должно быть ваша прапра – не знаю, сколько – бабушка. Или тетка.
      Стало совсем темно, сгустились фиолетовые сумерки. Где-то неподалеку в пруду оживились лягушки. Два мальчика пододвинули стулья к отцу Бейкеру и заговорили с ним о крикете. Молодая женщина напротив Марджори сообщила об аукционе, на который была выставлена обстановка поместья во французском стиле. Фрэнсис посмотрел на часы. Уходить еще рано. Но позади был длинный день, и он внезапно почувствовал усталость. Марджори и та женщина говорили теперь об автомобилях, а может, о сигарах. Лягушки и оркестр заглушали слова.
      Кэт Тэрбокс зажгла сигарету. Надо, наверное, развлечь ее разговором, поскольку мужчина с другой стороны был занят кем-то другим.
      – У вас есть дети? – спросил он и тут же похолодел, поняв какую допустил оплошность: забыл, что именно из-за ее выкидыша они не смогли приехать на их с Марджори свадьбу.
      – Нет, – спокойно ответила она. Тогда он сказал:
      – Кажется, вы очень много времени уделяете общественной деятельности? – О Боже! Все хуже и хуже, он говорит совсем не то.
      Она ответила вопросом на вопрос:
      – А чем вы занимаетесь?
      – Работаю с ценными бумагами в компании отца.
      – Ах да, я помню. Вам нравится?
      – Не особенно.
      Он удивился своему ответу, потому что весь последний год ему казалось, что его вполне устраивает эта работа.
      – Почему же тогда вы этим занимаетесь?
      – Не знаю. Привык. Так, наверное.
      – Во всяком случае, честный ответ.
      Он лихорадочно придумывал, о чем бы еще поговорить.
      – Как называется дерево, под которым мы сидим? У него необыкновенные корни. Никогда не видел ничего подобного.
      – Это баньян. Из Индии. Почти все на этом острове откуда-нибудь завезено. Попугаи и сахарный тростник, кофе, бананы…
      – Бананы не местное растение?
      – Нет. Их впервые увидел в Индии Александр Македонский. Европейцы завезли их в Новый Свет. У них длинная история, а укоренились они здесь. Как я, как все мы.
      – Вы так поэтично говорите, – сказал Фрэнсис. Ему показалось, что на лбу у нее появилась морщинка, он быстро добавил, – я не хотел вас обидеть. Я сказал о вашем воображении. Вы, может, и не подозреваете о нем.
      – Ну что вы, Лионель постоянно говорит, что я уношусь прочь на крыльях мечты.
      – Что это вы тут обо мне говорите? – поинтересовался Лионель, появляясь у столика.
      – Ты ведь всегда говоришь, что я не реалистка, верно?
      – Бог мой, как туманно ты выражаешься. Но в этом и состоит женское очарование, не так ли, Фрэнсис?
      – Я могу тебе сказать, пожив в браке четыре года, тоже самое, – ответил Фрэнсис, одаривая Лионеля светской улыбкой, которой ему пришлось научиться, поскольку после женитьбы он стал бывать в свете. Переведя взгляд на Марджори, он улыбнулся уже искренне. Ему было неуютно в тяжелой атмосфере противоречия и он внезапно почувствовал благодарность за свой гармоничный брак. Он дотянулся и взял жену за руку.
      – У меня затруднение, – сказал Лионель. – Парень, с которым я только что говорил, улетает, как оказалось, завтра днем. Поэтому утром мне придется заняться деловыми переговорами. А я планировал отвезти вас в Элевтеру. Я понимаю, что вы хотите как можно скорее покончить с этим и вернуться домой.
      – Ничего страшного, – быстро ответил Фрэнсис, – если вы поможете нам с автомобилем и скажете, куда ехать, мы справимся сами.
      – Вы не сможете найти дорогу самостоятельно.
      – Я отвезу вас, – предложила Кэт.
      – Это займет у вас целый день! – запротестовала Марджори.
      – Меня это не пугает. Я заеду за вами в половине девятого.
      Крытый брезентом «джип», подпрыгивая на ухабах, спустился по дороге.
      – «Джип» – лучшая машина для здешних дорог, – сказала Кэт и, увидев белые сандалии Марджори, заметила, – Вы испортите их или сломаете лодыжку. У вас есть что-нибудь еще?
      – Только кроссовки для тенниса. Но с платьем они будут смотреться нелепо.
      – Наденьте их. На вас никто не собирается смотреть, – и почувствовав, что ее слова могли показаться грубыми, искренне добавила, – я совсем не хотела сказать, что вы не заслуживаете взглядов.
      Сначала дорога шла близко от берега моря. Рыбаки возились с сетями. На камнях возле бухт, где встречаются соленая и пресная вода, сушилось белье. Голые ребятишки играли около ветхих лачуг. Вскоре дорога повернула вглубь острова и пошла в гору, сахарный тростник сменился банановыми деревьями. Внизу сквозь листья проглядывало море, тихое и сияющее под утренним солнцем. С горы спускались груженые ослики. Женщины, несшие на головах тяжелые корзины, уступали автомобилю дорогу.
      – Восхитительно! Необыкновенно! – восторгалась Марджори.
      – Вы находите? – несколько сухо отозвалась Кэт. То там, то здесь от дороги отходили аллеи, ведущие к большим белым домам.
      – «Поместье Анны» – назвала один из них Кэт. – Здесь живут друзья Герберта и Джулии. Они разводят лошадей. Вернее, он разводит лошадей, а она играет в бридж. Не то чтобы я была против бриджа, я и сама неплохо играю, но мне кажется, что в жизни можно заняться чем-нибудь более стоящим.