Осколки судеб

      Подал голос Робби:
      – Расскажите же нам. Я сам со Среднего Запада, и Нью-Йорк до сих пор поражает меня.
      – Даже не знаю, с чего начать, – сказал Пол. – В голове у меня всплывает такое множество картин. Электрические автомобили и шарманщики с обезьянками. И многоквартирный дом «Дакота» на Сентрал-Парк-Вест. Он вздымался, казалось, в самое небо, и я всегда мог по нему определить, где нахожусь, когда был ребенком. Моя бабушка говорила, что он мозолит всем глаза. Однако отец уверял, что он великолепен, и когда-нибудь весь Вест-Сайд будет застроен такими домами до самого Гудзона, где были фермы.
      – Фермы? – воскликнула Лаура.
      – Да, – продолжал Пол с явным удовольствием, – это были в основном овощные хозяйства, и за домами паслись козы. Помню, я думал, как чудесно жить в одном из таких домов. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это были, конечно, обыкновенные лачуги.
      – Нью-Йорк поразителен, – сказала Джэнет. – Не могу дождаться, когда мы туда переедем.
      Лаура заметно содрогнулась.
      – Мы с Робби не согласились бы на это ни за какие деньги. Мы предпочитаем жить за городом, как можно дальше от всех этих толп и шума.
      – Ну а мы с вашей мамой выбрали золотую середину, – заметил Тео. – Нам нравится сейчас этот дом и наш маленький садик. Хотя, вероятно, мы предпочли бы уехать чуть подальше и иметь сад побольше.
      – И место для бассейна, – вставила Айрис. – Плавание, как-никак, твой любимый вид спорта.
      – Дорого, – ответил Тео.
      – Ты заслужил, – твердо произнесла она. – Тебе всегда это нравилось, и у тебя должно это быть.
      Тео работал не покладая рук и зарабатывал сейчас вполне достаточно для того, чтобы они, наконец, могли позволить себе некоторую роскошь. К ее легкому удивлению, ее поддержал Пол Вернер.
      – Да, я думаю, ваш муж вполне этого заслуживает. Да и вы тоже кое-что заслужили в качестве награды за ваш труд.
      – Какой труд?
      – Ваша докторская. Тео говорил мне, что вы почти закончили свою диссертацию.
      – Она доставляет мне слишком большое удовольствие, чтобы я могла назвать это «трудом», – ответила она, довольная, тем не менее, его словами.
      Появился десерт, лимонный мусс с малиновым сиропом.
      – Это творение Лауры, – громко объявила Айрис. – Все вы прекрасно знаете, что моих заслуг тут нет. По части готовки я ей и в подметки не гожусь.
      Все рассмеялись, и Лаура сказала:
      – Это, естественно, по рецепту Наны. Моя бабушка была замечательной кулинаркой, – добавила она, повернувшись к Полу.
      Наконец ужин закончился, и все перешли в гостиную. Тео раздал всем бренди, Филипп согласился сыграть какой-нибудь джаз, и Джимми, один из тех редких людей, которые запоминают анекдоты, попотчевал компанию целой серией.
      Маленький дом весь искрился радостью и весельем, и Айрис, наблюдая и слушая, ощущала это каждой клеточкой своего существа. Ей было жаль, что они не пригласили Пола Вернера раньше. Они фактически пренебрегли своими обязанностями, о чем она и сказала Тео днем, когда они одевались.
      – Ты ведь не думал, что теперь, когда он столько для нас сделал, у меня будет к нему какое-либо другое чувство, кроме благодарности?
      – Конечно же нет. Мне просто в голову не приходило, что ему захочется прийти.
      – Но почему, ради Бога, он мог этого не хотеть? Мы ведь приятные люди, как ты считаешь?
      Тео ничего не это не ответил. Ну ладно, решила она.
      В сущности, это не имеет никакого значения. Мы непременно пригласим их снова.
      Вечер подошел к концу, когда Пол Вернер сказал:
      – Ну а теперь, когда мы все так хорошо провели время и решили почти все мировые проблемы, пора отправляться по домам. Во всяком случае, мне.
      Он поблагодарил хозяйку за ужин и всех за гостеприимство, пожав по очереди каждому руку. Все смотрели, как Вернеры вместе с Тео, который пошел их проводить, идут по дорожке к машине.
      – Какой приятный человек, – сказала Айрис. – У меня такое чувство, будто я знаю его всю жизнь. И его жена мне тоже очень понравилась. Сразу видно, как сильно она его любит.
      – Хорошо провели время, – заметил Тео позже в их спальне наверху.
      – Очень. Но ты весь вечер сидел так тихо! Я привыкла, что ты всегда руководишь разговором, а сегодня ты наблюдал за всем со стороны. Была какая-то причина?
      – Никакой причины. Я даже не сознавал этого. Вероятно, я просто заслушался Пола.
      – Да, он очень обаятелен и полон жизни! Даже не верится, что когда-то он мне не нравился!
      В это самое время, когда Тео и Айрис разговаривали друг с другом, Пол с Ильзой были в дороге, направляясь в Нью-Йорк. Прошедший вечер казался сейчас Полу сном; он все еще не мог поверить, что то, о чем мечтал он столько лет, было, наконец, даровано ему судьбой.
      – Как она хороша! Как хороша, – прошептал он. – Все они… Эти две влюбленные пары… Джимми, такой уравновешенный и серьезный, тип молодого человека, который мне нравится… Должно быть, он для родителей своего рода утешение за все их мытарства с другим сыном… Хотя меня не покидает чувство, что и со Стивом все будет в порядке; он, конечно, никогда не будет пай-мальчиком, это уж точно, при его прямоте и резкости суждений. Но, по крайней мере, с работой у него все в порядке, и это уже прогресс. Он немного напоминает мне мою тетю-социалистку. Да, в нашей семье рождаются неординарные личности. Хотя, вероятно, такое происходит во всех семьях… У мальчика, который нам играл, светлый ум… И Лаура… – Он умолк, подумав: Лаура – это Анна… почти. Ты была права, Анна… ты сохранила семью, вместо того чтобы уйти ко мне, когда я умолял тебя оставить мужа… Ты была права… ты дала им то, на что они смогли опираться в жизни…
      Темнота в машине скрыла появившуюся на его губах улыбку.
      Я тоже помог, сказал он себе. В тот день, когда я вошел в кабинет Тео и узнал про весь этот хаос, я тоже помог. И я благодарю Господа, что мне удалось это сделать, лучшим доказательством чего явился сегодняшний вечер. У них двоих все в полном порядке, они вместе. Даже слепой мог бы это увидеть. Тео… Айрис…
      – Я чувствую, ты улыбаешься, – проговорила Ильза.
      – Да, я счастлив. Я так счастлив сегодня. – Да, дорогой, я знаю это, и я рада.
      – Надеюсь, они пригласят нас еще когда-нибудь?
      – Я уверена, что они это сделают, дорогой мой, – огни за окном автомобиля ярко осветили ее лицо, на котором было выражение одной только беспредельной любви.
      – Как бы мне хотелось, чтобы какое-то время жизнь оставалась такой, как сейчас, – сказал он.
      Не прошло и нескольких дней, как боль возвратилась, и Пола увезли в больницу.
      Он лежал в блоке интенсивной терапии. Что-то, казалось, произошло с его головой, так как ему с большим трудом удавалось складывать слова. Может, подумал он, у меня не только инфаркт, но еще и инсульт, двойной удар? Осторожно он попытался пошевелить руками и ногами; они двигались, так что паралича не было. Он облегченно вздохнул.
      Люди приходили и уходили. Ему были слышны их приглушенные голоса. Он знал, не открывая глаз, когда кто-нибудь стоял у его постели. Так, он знал, что Ильза была подле него постоянно. Сознавал он и присутствие Тео. Когда пришла Лия, он узнал звон ее браслетов и мысленно улыбнулся. Узнал и голос Мег. Ему очень хотелось, чтобы пришла Айрис с детьми, но он понимал, что это невозможно. Они ведь были только знакомыми, людьми, которых он едва знал.
      Однажды он проснулся и увидел перед собой карие, с влажным блеском глаза индуса-интерна.
      – Он очнулся, – сказала Ильза.
      – Я хочу тебя кое о чем попросить, – прошептал он, и она склонилась ниже.
      – Пес. Отдай его Мег, если только ты не решишь забрать его с собой в Израиль.
      – Дорогой мой, кто говорит, что я еду в Израиль?
      – Ты уедешь. Ты должна. Ты осталась со мной, так как знала, что я скоро умру.
      Полу казалось, будто он куда-то плывет. В голове его вспыхивали, таяли, накладывались одна на другую картины. Они были окрашены в мириады различных цветов: его родители и бабушка Анжелика в черном с серым; Мег в голубой дымке с младенцами на руках, так много младенцев; Ильза, молодая, с черными блестящими волосами в своем белом медицинском халате; Анна, она возвращалась вновь и вновь, сплошное золото и багрянец; и лицо Айрис… ее лицо.
      Медсестра над его головой произнесла:
      – Он улыбается.
      И кто-то ей ответил:
      – Это только рефлекс. Он не может в его состоянии.
      Всегда говорили, вспомнилось ему, что в действительности никто не знает, может ли человек в коме слышать или понимать. Он мог бы им сейчас сказать, что, да, он слышит и он понимает. Но у него не было на это сил, и потом, это не имело никакого значения. Я стар, подумал он снова. Чудесно, что мне довелось жить на этом свете, но теперь пора.
      Его похоронили в Вестчестере золотым осенним утром. День был необыкновенно теплым и солнечным. В безветренном воздухе последние кленовые листья, медленно кружась, падали с легким шорохом на крышу усыпальницы, где уже лежало два поколения Вернеров.
      Просто удивительно, думал Тео, как много людей пришло на кладбище. За катафалком следовали почти сто человек. Тут были и молодые люди с Уолл-стрит, судя по их одежде, зажиточные пожилые пары, группа хорошо одетых негров, представляющих, как он предположил, какую-нибудь организацию, которой Пол оказал щедрое пожертвование; здесь было даже несколько молодых людей в джинсах. И, однако, среди всех собравшихся не было ни одного его потомка, кроме Айрис.
      Раввин попросил членов семьи занять места в переднем ряду. Первой, как и следовало ожидать, вышла Ильза, стройная, в строгом черном костюме с печатью глубокого горя на прекрасном энергичном лице. Рядом с ней села какая-то женщина помоложе в похожем на индейский наряде; ее седые волосы были заплетены в косу, которая лежала у нее на спине. Были тут и две пожилые пары: одна, одетая богато и по-городскому, другая – с виду деревенские жители; женщина была русоволосой, с нежно-розовым, типично английским лицом, в туфлях на низком каблуке и старом твидовом костюме.
      – Иди сюда, Лия, садись рядом, – сказала русоволосая.
      – Это Леа, из салона, – прошептала Айрис. Она не испытывала сейчас ничего, кроме любопытства; все остальные чувства и воспоминания, связанные с тем местом и временем, были забыты.
      Раввин начал читать каддиш. Вторившие ему приглушенные голоса поднимались, казалось, к самому небу.
      Удивительная молитва, подумала Айрис. Благодарить Бога даже в смерти за жизнь и не просить никакого вознаграждения на небесах. Одна только благодарность. Удивительно, если вдуматься. На глаза ее навернулись слезы.
      Тео был уверен, что она думает о родителях. Хотя она как-то заплакала и при виде незнакомой пары, отъезжавшей от синагоги после бракосочетания. Нежная душа! И он взял жену за руку, подумав, как странно, что из всех присутствующих он один знал правду о ней.
      Он понимал, что в эти дни молодые, конечно, не все и не везде, но уж в этом повидавшем многое и ничему уже не удивлявшемся городе, несомненно, ничуть не были бы шокированы, узнай они эту правду. Но он дал слово, и его сдержит. Нарушить его – значило бы не только проявить жестокость по отношению к Айрис, но и слышать вечно в своей душе упреки Анны – он представил ее огромные, в обрамлении золотистых ресниц, глаза так ясно, словно она стояла с ним рядом – и человека, чье тело вносили сейчас в маленькое каменное серое здание.
      Нет. Никогда. Эта правда уйдет вместе с ним в могилу.
      Церемония закончилась, и люди начали расходиться, медленно шагая по траве к своим автомобилям. Позади Тео какая-то женщина сказала:
      – Он помогал всем в семье. Мы все на него опирались. Он был такой сильный и в то же время такой скромный.
      Кто-то еще спросил:
      – Итак, ты собираешься вернуться в Израиль, Ильза?
      – Да. Во всяком случае, он так хотел, – услышал он голос Ильзы.
      Когда она проходила мимо, в глаза Тео бросилось видневшееся в вырезе ее блузки золотое колье с усыпанной бриллиантами миниатюрой. Ему смутно припомнилось, что в другом мире, в другой жизни его мать носила точно такое же.
      Он завел машину и они отъехали. Вокруг простирался район, где оставалось несколько крупных имений с участками леса и неогороженными полями, все еще ярко-зелеными. На одно из них только что села стая диких гусей, летевших на юг. Они гоготали и шумно хлопали крыльями.
      – О, ты только взгляни на них! – воскликнула Айрис. – Давай на минутку остановимся и посмотрим на них поближе. О, как красиво!
      Они вышли и зашагали вниз по склону холма туда, где гоготали гуси.
      – Ты помнишь, – заметила Айрис, – как мама всегда любила птиц? Всех, от попугаев до орлов.
      Гуси кричали и размахивали крыльями. Солнце не пекло, лишь пригревало, так что создавалось впечатление, что ты находишься в теплой приятной ванне. Рука Тео, слегка обнимающая Айрис за плечи, скользнула ниже, к талии, и он крепко прижал ее к себе.
      – Тео, дорогой, – прошептала она.
      Он приподнял другой рукой ее лицо за подбородок и впился в ее губы долгим поцелуем. Несколько мгновений они стояли так, овеваемые теплым воздухом, и вокруг царила тишина, нарушаемая лишь криками гусей да изредка шуршанием шин проносившихся наверху, на дороге, машин.
      – Я чувствую себя такой счастливой, – произнесла Айрис, когда, наконец, он выпустил се из своих объятий. – Это, наверное, ужасно, чувствовать себя так, возвращаясь с похорон?
      – Такова жизнь. Люди всегда устраивали поминки, не так ли? Потому что радовались, что сами они пока еще живы и у них есть еще время. Только и всего.
      – Но испытывать желание заняться любовью, – проговорила она чуть ли не со смущением, – после того, как только что похоронили хорошего человека?
      – Он бы это понял. Он знал, что такое любовь, – ответил серьезно Тео и подумал: вряд ли мне доведется испытать и пережить столько, сколько выпало на долю этого человека. В глубине глаз Пола всегда таилась смешинка, словно про себя он посмеивался над окружающим миром.
      – Я никак не могу забыть тех отвратительных слов, которые говорила, когда бы ни шла о нем речь, даже тогда, когда ты сказал мне, что он собирается искать Стива. Как же я жестоко ошибалась!
      – Мы все иногда ошибаемся. Не стоит об этом тревожиться.
      – Я действительно хотела вскоре пригласить его к нам снова. Мне показалось, что ему у нас очень понравилось. И знаешь, у меня сложилось впечатление, что он уделял особое внимание мне! Я хочу сказать, что на его лице, когда он на меня смотрел, а смотрел он часто, всегда появлялось странное выражение, и хотя при других обстоятельствах это было бы мне неприятно, тогда у меня не возникло никакого чувства неловкости. Это было хотя и странно, но как-то по-доброму. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Я не сказала об этом в тот вечер, так как это казалось таким глупым.
      – Я так не думаю.
      – И когда он прощался, когда он благодарил меня за приятно проведенный вечер, он сказал: «Благослови вас Господь». Это было чудесно, но совсем не то, что обычно говорят в таких случаях люди. И он сказал это с такой… такой страстью! Тебе не кажется это странным?
      – О, – сказал Тео, – может, ты ему кого-то напомнила, только и всего. Такое бывает. Кто знает? Пойдем, дорогая, пора ехать домой.