Великолепная семерка (№2) - Лишний доллар не помешает

– Чем займёшься?

– Присмотрел я тут ферму неподалёку, на Ред Ривер. Найму работников, налажу хозяйство. Потом перепродам какой-нибудь ирландской семье из переселенцев, а себе куплю ранчо.

– Хорошая мысль, – согласился полковник Мортимер. – Жаль тебя разочаровывать. На Индио ты не заработаешь.

– Думаю, я доберусь до него раньше вас, полковник.

– Может быть, раньше. Может быть, позже. Но скорее всего, он не достанется ни мне, ни тебе. Ты видел когда-нибудь, как чайки дерутся из-за рыбы? При этом рыба обычно падает обратно в море. Вот и мы с тобой можем остаться на бобах, – сказал полковник Мортимер. – Если не будем помогать друг другу.

– Интересно, – протянул О'Райли. – Охотиться вдвоём? Что-то новое для меня. И как же мы будем его делить? Вы возьмёте себе голову, а мне всё остальное? Без головы его туша не будет стоить ни цента. Нет уж, полковник, я привык всё делать сам. Я сам найду его, сам подстрелю, сам и деньги получу.

Полковник Мортимер раскурил трубку и прошёлся по комнате.

– Нам пора раскрыть свои карты, мой мальчик. Ты прекрасно знаешь, что Индио не появится здесь в одиночку. С ним будут его люди, и нам придётся перебить их всех, чтобы добраться до него.

– Нам?

– Да, нам, – твёрдо повторил полковник. – Я предлагаю тебе равноправное партнёрство. Потому что вдвоём мы будем сильнее. Не в два раза, а в десять раз сильнее, чем двое одиночек, которые, к тому же, не ладят один с другим. Ты знаешь, сколько людей у Индио?

– Я насчитал шестерых, – припомнил О'Райли.

– Ты плохо считал. Три дня в город приезжали его люди, каждый раз вчетвером, и каждый раз это были новые люди.

– Получается двенадцать?

– Наверняка приезжали не все, – поднял палец полковник. – Были только те, кого плохо знают в Эль Пасо. Но я смог опознать двоих. Это Фриско и Чёрный.

– В салуне вы могли познакомиться с Дикарём, – напомнил О'Райли. – А ещё я видел Нино и Кучилло, они приезжали на пустом фургоне два раза. Я так и не понял, зачем.

– Кажется, я догадываюсь, зачем им фургон, – сказал полковник. – Но сначала давай подсчитаем. За Чёрного объявлено вознаграждение в четыре тысячи. За Фриско – две. Дикарь, я знаю, стоит три тысячи, и Нино – одну. Если не считать остальных бандитов, то только за этих ты получишь свои десять тысяч. А Индио оставишь мне. Согласен?

– Как вы легко считаете чужие деньги, – укоризненно сказал О'Райли. – Их ещё надо заработать.

– Ты заработаешь больше, если мы будем действовать вместе, – сказал полковник. – А теперь о фургоне. Они пригоняли его сюда, чтобы приучить охрану к его виду. Перед ограблением фургон, как обычно, подъедет к зданию банка, но на этот раз он не будет пустым. Возможно, внутри спрячется человек десять. А когда подоспеет подкрепление, из фургона будет удобно отстреливаться. Наконец, при отступлении фургоном перегородят улицу и выиграют время.

– Прямо целая операция, – насмешливо заметил О'Райли.

Полковник Мортимер прошёлся по комнате из угла в угол:

– А ты? Как ты собирался взять Индио?

– Ну, у каждого свои приёмы… – уклончиво начал О'Райли, но, увидев насмешливую улыбку полковника, решил доказать, что он, хоть и не кончал академий, а тоже кое-что соображает в тактике, стратегии и баллистике. – Я взял бы его на отходе. По моим прикидкам, с банком у них ничего не выйдет. Слишком сильная охрана. Всё рассчитано, все пристреляно. Это будет бессмысленная трата времени и пороха. Когда банда кинется на штурм, Индио будет где-то сзади. А когда почувствует, что всё напрасно, первым даст дёру. Есть только одна дорога, по которой можно быстро смыться отсюда. И на этой дороге я его перехвачу. Вот и все.

– Хороший план, – сказал полковник. – Но почему ты решил, что у него ничего не получится? До сих пор всё, что Индио затевал, у него получалось. Он никогда не проигрывал и всегда брал то, за чем приходил.

О'Райли хмыкнул:

– Как же он оказался за решёткой?

– Ты не знаешь? – удивился полковник. – И ничего не слышал о Баркере? Тим Баркер, один из лучших стрелков Арканзаса, с трёхсот шагов свалил Индио из своей винтовки. Одна пуля прошила голову насквозь. Вошла над бровью, вышла за ухом. Вторая пробила грудь и застряла между рёбрами на выходе.

– Как это он успел засадить в него две пули? – не удержался О'Райли от скептического замечания. – Бедолага должен был свалиться уже после первой. Что же, он на лету поймал грудью вторую пулю?

– Нет, не налёту, – ответил полковник. – Баркер выстрелил в него, когда подошёл к упавшему. Добил из револьвера. Потом погрузил тело в фургон, привёз в участок и бросил к ногам шерифа – и тут Индио застонал. Оказывается, пуля пробила две дыры только в коже, скользнула по кости, и Индио был контужен. Вторая рана была посерьёзней, но и она не оказалась смертельной. По крайней мере, для него.

– Спасибо за интересный рассказ, – вежливо сказал О'Райли. – Но у меня ещё никто не вставал после двух пуль. Да и одной вполне хватало.

– Речь не о том, – полковник поднял палец, – что Индио живучий, как кошка. Главное – другое, если он затеял ограбить банк, он его ограбит. Я ещё не знаю, как он это сделает, но я знаю, что он это сделает. И ни на секунду не покажется нам в открытую, поскольку будет всё время прикрыт своими людьми. Для этого он и набрал их в таком количестве. Сам подумай, почему он всегда действовал малыми силами, втроём или вчетвером, а тут набрал больше дюжины? Ведь каждому из них придётся заплатить долю. Ты думал об этом?

– Да, – кивнул О'Райли. – Но я видел только шестерых. Конечно, если их будет больше, попасть в Индио будет труднее. Ну и что? Я просто уложу всех, кто будет рядом с ним.

– Правильно, мой мальчик, – улыбнулся полковник. – Именно это мы и сделаем. Уложим их всех, и не будем ждать, когда они ограбят банк. Ты рассказал о своём плане, теперь я расскажу о своём. Точнее, о том, что я мог бы сделать, если бы действовал в одиночку. Я собирался устроить им засаду. В тот самый момент, когда они раскроются перед нападением, я открываю огонь на поражение. Я уже нашёл четыре точки, откуда можно перекрыть им все пути.

– Один стрелок в четырёх точках…

– Смена позиции, элементарный приём. Стреляешь из-под лестницы, потом перебегаешь за угол конюшни, а там уже лежит пара заряженных ружей. Дело займёт не больше пяти минут, если застать их врасплох.

– Вы знаете, полковник, эти парни не похожи на людей, которых можно застать врасплох.

– В том-то и дело, мой мальчик. Но даже не это главное. Мы с тобой не учли, что банк охраняется по всем правилам. Как только бандиты начнут штурм, сюда за две минуты стянутся шестнадцать стрелков, и люди Индио окажутся в огневом мешке. Ты говоришь, он увидит это и даст дёру? Ты плохо его знаешь. Сопротивление только распаляет его, и он будет драться до последнего патрона. Он не отступит, и его убьют. Даже если мы с тобой примем участие в этой перестрелке, награду за Индио получит охрана, а не мы, сколько бы наших пуль ни нашли в нём после боя. Тебя устраивает такой исход?

– Вы знаете мой ответ, – мрачно сказал О'Райли.

– Значит, надо действовать иначе. Давай посмотрим на всё это дело с другой стороны. Где ещё рядом с Эль Пасо могут быть лакомые кусочки для Индио? Небольшой банк в Сан-Хуане. И почтовая станция там же. А теперь представь, что в Эль Пасо направляется дилижанс с грузом золота. Его хорошо охраняют, но вот он делает последнюю остановку в Сан-Хуане. Охрана расслабляется, и тут на них из-за всех углов нападают люди Индио. Их много, и они стреляют первыми. Они выиграют эту схватку и захватят груз.

– Откуда вы знаете про груз?

– Я не знаю, я только предполагаю.

– Предположить можно всё что угодно, – возразил О'Райли. – Он может напасть на дилижанс на любой другой станции.

– Нет. Только на предпоследней, когда все уже почти дома. И до границы отсюда рукой подать.

– Ладно. Тогда что его люди делают в Эль Пасо?

– Не знаю. Вполне возможно, следят за охраной. Чтобы никто не кинулся на помощь в Сан-Хуан. Если оттуда по телеграфу сообщат о нападении, то местные охранники отправятся на перехват. Индио может оставить пару стрелков в засаде, и они задержат подкрепление.

Полковник выбил золу из трубки на жестяную тарелку и продул мундштук. О'Райли задумчиво следил за его действиями.

– Нет, – сказал он. – Вы, полковник, рассуждаете как военный. Для Индио все это слишком сложно. Откуда он может знать про дилижанс с золотом? Зачем следить за охраной? Слишком сложно. Он будет тупо штурмовать банк в Эль Пасо. Потому что это большой банк, и в нём наверняка достаточно денег. Ему нужна уверенность, а в этом банке он может быть уверен. Вот так, все очень просто.

Полковник Мортимер стоял у окна, скрестив руки, и смотрел в темноту. Он смотрел на своё отражение в стекле и одновременно наблюдал, как его ночной гость вертит в пальцах огрызок сигары, разминает, подносит к носу, но не закуривает.

В самом начале разговора всё казалось проще. Ему хотелось просто договориться с юнцом, чтобы не мешать друг другу. С годами полковник все острее ощущал своё одиночество, а за последнее время ему и поговорить было не с кем. Иногда он мог заговорить со случайным попутчиком в вагоне, но после долгой оживлённой беседы останавливался на середине фразы, невнятно извинялся и снова замыкался в раковине молчания. В такие моменты он подозревал, что его внезапная болтливость – симптом душевного расстройства, и следующим шагом будут разговоры с самим собой.

Чтение библии было для него заменой общения с людьми, но сейчас Мортимер почувствовал, как неполноценна эта замена. Библия не могла ни ответить, ни возразить, ни согласиться. А этот заносчивый великан, который годился полковнику в сыновья, говорил с ним на равных и заставлял думать. Мысль о том, что Индио может и не объявиться в Эль Пасо, пришла совершенно неожиданно, и полковник понимал, что все его расчёты были бесполезны.

Дуглас Мортимер попытался вспомнить, каким он был в двадцать пять лет. Какие аргументы тогда казались ему самыми убедительными? Чьё мнение было для него важным?

Он усмехнулся, поймав себя на мысли, что в двадцать пять лет он был таким же, как сейчас. Но это говорит не о том, что ему удалось остаться молодым, а только о том, что он рано состарился. Единственный аргумент, который был и оставался для него самым убедительным, – это собственный опыт. И ничье мнение не было для него важным. Он никогда ни с кем не спорил. Если его начальник отдавал ошибочный приказ, то Дуглас Мортимер исполнял его, но при этом делал все, чтобы уменьшить вред. Когда ему приказали бросить эскадрон на окопавшегося противника, он только попросил лишний час времени. Ему дали полчаса, и он провёл эти тридцать минут на самом высоком дереве на вершине холма, оглядывая местность, где ему предписывалось красиво погибнуть вместе со всем эскадроном под перекрёстным огнём. Через полчаса его «бешеные крабы» вылетели на кукурузное поле, усеянное телами людей и лошадей, но не развернулись в цепь, а узкой колонной ринулись на левый фланг противника. Да, первые ряды были выкошены, но остальные доскакали до окопов, спрыгнули в них и вышибли противника оттуда. Ему было двадцать пять, и он был уверен, что не доживёт до двадцати шести.

Какие ещё аргументы… Он отвернулся от окна и прервал затянувшееся молчание:

– То, что я рассказал тебе, мой мальчик, это моя фантазия. Но она ничуть не сложнее той истории, которую рассказал ты. Мы с тобой фантазируем, живём предположениями. Но это всё же не истина, так? Значит, пока мы живём обманом. А правду знает только Индио.

– Почему бы нам не спросить его самого, что он затеял? – усмехнулся О'Райли.

– Именно это я и хочу тебе предложить, – сказал полковник. Он начал откупоривать бутылку, но так и остановился, вытащив пробку наполовину. – Мы должны опередить всех. И бандитов, и охрану. Мы должны напасть на Индио первыми.

– Отличная мысль, полковник. Он сам оставил вам адрес, или вы узнали его из газет?

Полковник Мортимер подлил виски в стаканы и опустился в кресло, покусывая кончик погасшей трубки.

– Чтобы говорить дальше, мне надо знать твоё решение, – сказал он наконец. – Если ты согласен действовать вместе со мной, то мы говорим о нашем общем деле. Если отказываешься, поговорим о виски. Или о погоде.

– Виски как виски, – О'Райли отпил изрядный глоток. – Бывает и хуже. Ладно, полковник. Я согласен.

– Равноправное партнёрство, – напомнил полковник.

– Ну да, пятьдесят на пятьдесят. Так откуда вы знаете, где сейчас прячется Эль Индио?

– А разве я сказал, что знаю? – улыбнулся полковник Мортимер. – Неужели ты думаешь, что я нуждался бы в партнёрах, если бы знал это?

– Хорошо, вы не знаете. Я тоже не знаю. А кто тогда знает?

– Санчо Перес, – ответил полковник. – Эти двое, Индио и Санчо, были вместе с самого первого своего убийства. Они были вместе даже в тот момент, когда Баркер стрелял в Индио. Санчо тогда удрал.

– Понятно, – кивнул О'Райли. – А теперь он вытащил дружка из тюрьмы.

– Нет, не вытащил. Потому что он сам сейчас в тюрьме, – сказал полковник. – Только благодаря этому Санчо Перес до сих пор жив. Я уже вышел на его след, но немного опоздал. Сначала я хотел дождаться, когда его выпустят, но теперь, когда нас двое, нет причин для задержек.

– Вы хотите нанести ему визит?

– Да, его надо навестить. Он сидит в угловой башне, к нему легко можно заглянуть в окно, если встать на лошадь.

– Полковник, вы бы стали разговаривать через решётку, да ещё с незнакомцем? – спросил О'Райли.

– С незнакомцами я предпочитаю не разговаривать далее без решётки. Думаю, что Санчо Перес тоже будет более расположен к беседе, если окажется на свободе. И мы ему в этом поможем.

– Где он сидит?

– В Аламогордо, – ответил полковник. – Это не так далеко отсюда. Правда, поезда туда ещё не ходят. Но верхом добраться не составит труда. Так вот, если один из нас освободит Санчо, то он приедет к Индио вместе с ним.

О'Райли отставил стакан в сторону и спросил:

– Что-то не пойму я. Почему при словах «один из нас» вы так упорно смотрите на меня?

– Да потому что тебя они не знают, а я уже сталкивался с Дикарём. Ты сможешь войти в его банду. Он набирает разных людей, потому что дело того требует. Ни Дикарь, ни Фриско раньше не были замечены в банде Индио. Значит, и ты можешь затереться к ним.

– Полковник, вы что же, думаете, я буду стоять рядом с Индио, и удержусь от того, чтобы его прихлопнуть?

Полковник Мортимер улыбнулся в ответ:

– Удержишься. Ведь я буду рядом. Как только ты потянешься к оружию, я появлюсь у тебя за спиной и напомню об условиях нашего партнёрства. Индио – мой.

ИНДИО – ПЛОДЫ ИЗОЛЯЦИИ

Восемнадцать месяцев, проведённые в подземельях крепости, не прошли бесследно для Индио. Если он и не исправился, то, по крайней мере, очень изменился.

Как полагали многие, свою кличку Эль Индио, по-испански «индеец», заслужил, проявляя изощрённую жестокость. И мало кто знал, что детство Фредди Гривс провёл среди апачей.

Ему было десять лет, когда индейцы напали на ферму, где жила его семья. Перестрелка была короткой, работники и родственники, метавшиеся по двору, вскоре затихли в разных углах фермы, а из их спин торчали стрелы с лохматым оперением. Такая же стрела пробила грудь его матери. Ей повезло – она умерла сразу и не досталась индейцам.

Фредди забился в собачью конуру, и все видел оттуда. На его глазах раненого отца связали и подвесили головой вниз на задранной оглобле фургона, а под ним развели костёр. Самого Фредди выволокли из конуры, связали и бросили в мешок, привязанный сбоку седла. Апачи сожгли ферму, уведя с собой волов, мулов, овец, и унося в мешке белого мальчишку.

Он думал, что они его съедят.

Но белый мальчишка был нужен для другого. В клане Мескальеро, куда попал Фредди, не хватало мужчин. Молодые индейцы, выбрав жену из другого клана, уходили в её семью. А пойманный чужак, если доживёт до зрелости, останется в семье, женится на девушке из семьи, а потом ещё и поможет ей нарожать новых воинов.

Семь лет Фредди жил в племени, в горном хвойном лесу. Ему тяжело давались многие навыки, естественные для апачей. Например, он так и не стал хорошим следопытом. У него не хватало терпения ощупывать взглядом каждый клочок земли, чтобы увидеть след. И даже когда он видел примятые травинки, пятно на камне, волосок на коре, он думал, что это травинка, пятно, волосок, и не понимал, что это и есть след. Наездник из него тоже не получился, но в этом он был настоящий апач, потому что и они с лошадьми не ладили. Конину апачи любили больше мяса мулов, но наездники были никудышные. Единственное, что освоил Фредди, это стрельбу из лука. Он не промахивался, стреляя по взлетающей утке, и даже по белке, прячущейся среди ветвей.

А ещё, как настоящий апач, Фредди был азартным игроком. В этом он даже превзошёл своих воспитателей. У каждого мужчины был свой кожаный мешочек с мечеными палочками, которые служили им для несложной, но захватывающей игры: двое одновременно вытаскивали, не глядя, по палочке из своего мешка, и чья метка была сильнее, тот и забирал обе палочки. Тот, кто проиграл весь мешочек, мог выкупить его обратно, отдав победителю что-нибудь из своего имущества. Такой мешочек завёлся и у Фредди, когда его признали взрослым – по волосам на лобке. Но тупо вытаскивать палочки ему быстро надоело, и он придумал новую игру.

Участники становились на разных краях поляны, между ними в землю неглубоко вбивалась длинная жёрдочка, а у ног каждого соперника лежала дубинка. По сигналу надо было метнуть дубинку так, чтобы жёрдочка свалилась в сторону противника.

В этой игре Фредди был непобедим, потому что у него были свои секреты. Апачи с простодушной хитростью клали дубинку перед собой, чтобы в момент броска оказаться ближе к мишени. А Фредди, наоборот, стоял чуть впереди своей дубинки – наклонившись за ней, ему уже не надо было тратить время на замах. А второй секрет был в том, что он не ждал сигнала. Он зорко следил за противником. И как только тот делал первое движение, все тело Фредди взрывалось в броске. И оставалось лишь не промахнуться.

Ему иногда приходила в голову мысль о побеге из племени, но это было слишком сложно и опасно, да и что ему было делать среди белых? Но в конце концов белые все сделали за него. Ему было семнадцать, когда на территорию племени забрёл торговец и рассказал, что в стране белых идёт война, многие ранчо остались без хозяев, стада разбредаются, а опустевшие дома заносит песком. Молодые апачи загорелись желанием посетить «благословенные края, пока там ещё не все разворовали команчи и кайова[22]. Старики были против, но молодёжь имела право на вольную охоту.

Фредди вместе со сверстниками пересёк Рио-Гранде, и там их радужные планы рухнули раньше, чем зашло солнце. Оказывается, о войне здесь никто и не слыхал, и на каждом ранчо хватало вооружённых мужчин. Пара неудачных налётов, потерянные друзья, первое ранение, второе… Когда у самой реки отступающие индейцы натолкнулись на отряд рейнджеров, Фредди свалился с коня и прикинулся мёртвым. Бой откатился за холмы, а Фредди отполз в заросли ивняка. Он догадался украсть одежду на первой попавшейся ферме и забраться подальше от границы. Ковбои, перегонявшие стадо на север, приняли его в свою команду, и он дошёл с ними до индейских территорий Оклахомы, а там сбежал.

За семь лет он не забыл адреса, по которому жил один из братьев его отца, – Оклахома, посёлок Фаунтри, у моста. Дядя принял его как ни в чём не бывало и тут же отправил на ранчо забивать телят. С тех пор руки Индио не отмывались от крови.

Там, на дядином ранчо, началась у него новая жизнь. Никто не признавал его своим. Для белых он был «индейцем», они смеялись над его акцентом и привычками. Только несмышлёныши-карапузы играли с ним, и он делал для них луки со стрелами и запускал змеев. Дети постарше уже чурались его. Сопливые мальчишки передразнивали как он держится в седле, и ни одна шлюха не соглашалась даже посидеть рядом с ним на лавочке. Для ковбоев-мексиканцев он был «гринго», к тому же безродным. Потомки испанских грандов высоко ценили родословную, а Фредди не был даже хозяйским выблядком.

Но он терпел все. Он умел терпеть, притворяясь, что ничего не слышит, не замечает, не понимает. Иногда он вспоминал апачей, особенно когда мимо него, смеясь, проходили женщины. Их голоса, их запах, колыхание юбок – всё это заставляло его возвращаться мыслями в своё племя. Он думал, что, если бы он не покинул клан Мескальеро, сейчас у него уже была бы своя женщина. И странное дело, он почти никогда не вспоминал о гибели своих родителей, а если и вспоминал, то без боли и страха. Он словно забыл о том, что их убили индейцы. И ему стало казаться, что не индейцы, а дядя Натаниэль виновен в их гибели. Почему он не остановил брата, когда тот решил перебраться из мирной Оклахомы в дикий край апачей? А он бы и не смог остановить отца, сам себе отвечал Фредди. Отец не хотел оставаться под одной крышей со своим братцем, потому что братец был кровосос и живоглот, скряга и хапуга.

Десять лет Фредди исправно гнул спину на свою родню, пока в дядином доме не случился страшный пожар. Кто-то сказал, что Фредди вышел из дома за минуту до того, как полыхнуло пламя. Помощник шерифа приехал за ним на ранчо и нашёл его в сарайчике при бойне, где Фредди жил все эти десять лет. Он играл в карты с двумя другими резниками, Санчо Пересом и Нино. Помощник шерифа неправильно повёл себя, и Фредди вспылил. Его тесак рассёк помощнику шерифа череп пополам, вместе со шляпой. Санчо подсказал, что ранчо придётся поджечь. Так и сделали. Когда пламя полыхнуло, двинулись в одну надёжную деревушку, где обитали отчаянные парни. Они быстро признали Фредди Гривса за главаря, поверив ему, что смогут вырваться из нищеты набравшись смелости и отняв деньги у богатеев. Да только ничего из этого не вышло.

Богачи остаются богачами, даже если их убивают. Поначалу Индио не мог понять, почему спокойный хладнокровный Нино срывал одежду с убитых? Скупщики краденого брали от Индио только украшения, так что вполне можно было оставить. Но Нино срывал эти сюртуки английского сукна, эти глянцевые шёлковые сорочки, потому что ему невыносимо было видеть, что убитый хоть в чём-то сохраняет превосходство над ним.

И всё-таки даже без одежды труп богача оставался трупом богача. Сдирать с них эту ненавистную белую ровную кожу Нино не мог, и его продолжало терзать унизительное бессилие перед устоявшимся порядком вещей. Он успокоился только тогда, когда Индио завёл привычку вызывать пленников на поединок. Нино стал самым заинтересованным зрителем и арбитром всех представлений.

Правила были простыми, но строгими. Пленнику выдавался заряженный револьвер в кобуре на поясе. Расходились на десять шагов. Сигналом к стрельбе служило окончание мелодии карманных часов. Все просто и честно. Индио всегда выигрывал. Может, потому, что в отличие от своих противников, он знал эту мелодию наизусть. Сам-то он был уверен, что никто не может сравниться с ним в быстроте выхватывания оружия.

Индио нравилось доказывать это всем, а ещё ему нравилось каждый раз испытывать судьбу. Ведь пленник всегда мог выхватить кольт и выстрелить, не дожидаясь окончания музыки. Даже удивительно, что никто не попытался этого сделать. Наверно, на них давила обстановка.

Но ведь рано или поздно Индио мог встретить и достойного противника, и тогда… Эта мысль не путала его, а доставляла неизъяснимое наслаждение, и он не упускал ни одной возможности для нового поединка.

Ну и что? Что осталось у меня после стольких лет беспутной и опасной жизни, спрашивал себя Индио. Ничего, кроме нескольких верных друзей, старого кольта да золотых часов с музыкой.

Теперь всё будет по-другому. Будет много денег, целая куча денег, и мозговитый Слим научит его, как сделать из неё целую гору денег. Такое сейчас время процветания и роста. Все только об этом и говорят. Все делают деньги, но для начала их надо найти. Найти, или отнять, или украсть. А как иначе? Деньги не растут на дереве и не водятся в речке, и сколько ни копайся в земле, денег в ней не найдёшь.

Индио прикрыл глаза, слушая мелодию карманных часов. Он давно решил перебраться в Нью-Йорк, построить огромный особняк с высокой чугунной оградой, цветными стёклами в окнах, как в католическом соборе в Мемфисе. Две дюжины негров будут сдувать пылинки с ковров и роскошной мебели, повар-француз готовить новые блюда, красавица жена, дочка графа или банкира, мыть ему ноги перед сном. Раз в день он будет объезжать в шикарной карете свои плантации, и негры будут кланяться ему, как в старое время. Вечерами он будет сидеть в огромном зале, где на блестящем дубовом столе будут лежать все те же золотые часы, и все так же будут источать свою мелодию, напоминая ему о прошлом…

Часы достались Индио нелегко. И вспоминать об этом тоже было трудно. Трудно и больно, но всё же то была сладостная боль…

Дело было в Теннеси. Весна разгулялась по-летнему, солнышко хоть и пряталось за плотными облаками, но и сквозь них пригревало густые рощи, покрытые прозрачной первой зеленью, и персиковые сады на холмах, утопающие в розовой пене цветов. По ночам выпадали короткие мягкие дожди, и каждое утро начиналось в густом тумане. Эль Индио со своими людьми двигался по ночам, и этот утренний туман был как нельзя кстати. Они успевали уйти с дороги в лес, поднимаясь повыше, подальше, в самую чащу, чтобы там переждать день.

Весна дурманила его запахом ожившей земли и блеском тёплой реки за стволами деревьев. Хотелось забыть обо всём, сорвать с себя одежды, голым кинуться вниз по склону и, упав в ласковые волны, кружиться в течении, лёжа на спине и глядя в серое бездонное небо…

Но и эта невинная радость была недоступна Индио. И тогда его переполняла злоба. Там, внизу, по дороге катились повозки, проносились всадники, поднимая лёгкую пыль. Где-то в реке плескались мальчишки, и их звонкие крики и смех далеко разносились по воде… Индио не завидовал им: как можно завидовать тем, кого ненавидишь?

Слим пронюхал, что на станции ожидают каких-то богачей из Каролины. Молодожёны с родителями и богатым приданым. Самая подходящая публика для налёта.

Они перехватили дилижанс в таком месте, где этого меньше всего ожидалось. Две мили от станции, полторы мили до придорожной таверны. Обычно, нападая на пустынных дорогах, Индио стрелял в возницу, Санчо в охранника, а все остальные по окнам дилижанса. После хорошей пальбы люди становятся послушными, если… остаются в живых.

Но здесь нельзя было стрелять, потому что на звук выстрелов наверняка примчались бы люди и со станции, и те, кто был в таверне. Потому-то это место и считалось безопасным, хотя дорога вплотную прижималась к склону горы, покрытому густым лесом.

Кони остановились сами. На дороге, лицом вниз, лежала женщина. Дорожная шляпка с вуалью сбилась на затылок, рядом валялся распахнутый саквояж, из которого тянулась белая окровавленная тряпка. Возница, натянув поводья, привстал, чтобы лучше разглядеть необычную и пугающую картину. Охранник рядом с ним вставил ружье в гнездо и тоже приподнялся, готовый соскочить с кареты, чтобы оказать женщине помощь.

Но женщина зашевелилась и медленно поднялась с земли, встав на одно колено и опираясь на изогнутую ветку, которую она до этого держала под собой. Возница разинул рот от изумления, увидев в руках у женщины лук!

Туго щёлкнула тетива, и стрела с хрустом пробила грудь охранника. Возница растерянно повернулся к товарищу. Тот был ещё жив, он стоял, шатаясь, с вытаращенными глазами, а из уголков рта уже сбегали две полоски крови – и тут же вторая стрела воткнулась самому вознице в горло. Он свалился под колёса дилижанса, а охранник упал между лошадьми, запутавшись в постромках.

Индио вскочило земли, срывая с себя женское платье. Его люди, выбежавшие из-за деревьев, уже подложили под дилижанс заранее приготовленные пучки сухой травы и подожгли их. Удушливый сизый дым окутал карету, внизу он был густой и плотный, как сметана, у окон уже становился прозрачным, и совершенно таял, когда поднимался над крышей. Такой дым не увидят издалека, да и здесь он продержится недолго, но этих минут хватит, чтобы до смерти напугать удушьем несчастных пассажиров.

«Выбрасывайте оружие и не дёргайтесь!» – скомандовал Индио людям, сидевшим внутри и уже начавшим кашлять. «Если кто-то попытается выстрелить, вы все тут сгорите живьём!» Из окна вылетели пара револьверов и карманный «дерринджер»[23].

Дверца кареты распахнулась, и на дорогу вывалился седой толстяк в сером мундире, прижимая к багровому лицу кружевной платок. За ним из кареты повалил дым. Слышался женский плач.

Санчо Перес схватил стоящего на четвереньках толстяка за шиворот и поволок к лесу. Там его перехватил Нино. Он оттолкнул Санчо, коротко взмахнул дубиной и с треском опустил её на затылок толстяка. Тот уткнулся лицом в траву и завалился набок, а в дилижансе завизжала женщина.

«Выходите!» – крикнул Индио. Их было пятеро – двое мужчин и три женщины. Индио сразу решил, что молоденькую в зелёном платье он оставит себе и, схватив её за руку, оттащил в сторону, пока Слим и Кучилло связывали остальных. Санчо, обыскав убитого толстяка, радостно потряс над головой широким кожаным поясом, туго набитым деньгами. Нино выволок из багажного ящика саквояжи, связал их ручки и навьючил на себя.

«Пошли!» – скомандовал Индио, и они принялись подниматься по склону между деревьями, а Хью задержался, чтобы загасить огонь. Дым стелился по дороге, не поднимаясь кверху.

Столько лет прошло, а Индио до сих пор помнил мельчайшие подробности того дела. Как у нас складно всё получалось, вздохнул он и снова щёлкнул крышкой золотых часов, чтобы послушать музыку.

Пленников нельзя было отпускать. Они добежали бы до таверны раньше, чем Индио мог уйти на безопасное расстояние. Поэтому их поодиночке отводили в расщелину между скал, и Нино забивал их ударом дубинки под затылок. Это делалось тихо, чтобы остальные не волновались. Им говорили, что там, в расщелине, есть пещера, в которой они поживут какое-то время. Только сначала мы вас обыщем, снимем вот эти серёжки, и этот поясок тоже… Они подчинялись безропотно, парализованные страхом. А та, молоденькая, сидела в стороне, зажав лицо ладонями. Индио решил, что она останется жить.