Гончаров разгадывает семейную тайну

      "Начальник, а начальник? - загнусавил сумасшедший шорец, умильно поглядывая на меня роскосыми щелками слезящихся глаз. - Тебе Антошка нужен! Антошка водку хочет"
      "Отцепись, идиот, - рявкнул я, стряхивая придурка в снег и подходя к машине. - Тебя мне только не хватало".
      "И не хватало, начальник, ой как не хватало, - радостно согласился умалишенный и на карачках подбежал ко мне. - Мне тебя не хватало и водки. Шибко Антошка водку любит. Он только не любит, когда на него трактором едут. Бо-о-ольно тогда Антошке. Он любит на тракторе кататься. А ты его покатаешь?"
      "Чего ты там бормочешь, пень слабоумный? - заинтересованный его бредом, спросил я. - На кого там трактором едут?"
      "Йех-ма, тррры, едет на Алешку трактор, тррры! Антошка все видит, у Антошки глаз хороший, глотка луженая, водки много пьет. Антошка все знает".
      "Чего ты там все знаешь? - за грязный воротник приподнимая его с колен, строго и грозно спросил я. - Ну-ка, колись, придурок, а то в тюрьму посажу".
      "Нельзя Антошке в тюрьму", - категорично, со знанием дела заявил он.
      "Ну тогда в дурдом, - удивленный его правовой осведомленностью, предложил я альтернативный вариант. - Там тоже не сахар. Колись, блаженный".
      "Надо, однако, водку купить".
      "Нельзя христовых людей спаивать, - наконец сдался я. - Лучше я тебе пятачок подарю".
      "На пятачок водки не дают. Злой ты, начальник, тогда я другому все расскажу".
      Все-таки он меня достал. Купив поллитровку, я затащил его в машину и, отъехав на сотню метров, дал ему право голоса.
      "Повтори, что ты мне давеча молол?"
      "А я не молол, - гордый своей значимостью, ответил он. - Антошка в кустах сидел. Никто не видел, а я хорошо видел, потому что никого не было".
      "Да что же ты там видел? - теряя терпение, повысил я голос. Еще не хватало, чтобы меня, следователя милиции, водили за нос юродивые. - Говори, а то водку отниму".
      "Алешка ехал, а Сергей шел. Сережка встал - Алешка встал. Сережка на трактор полез и ругался - Алешка молчал. Опять Алешка ругался - Сережка молчал. Антошка боялся - никого нет. Сережка Алешку палкой по голове бил, бил. Долго бил, Алешка уже упал, на гусенице лежит, а он все равно бил. Антошке страшно. А Сережка Алешку под гусеницу бросил и по нему поехал. А потом он ушел. Антошка еще долго в кустах сидел. Страшно. Потом много людей прибежали, а я убежал. Вот и все. Пойду я водку пить".
      Такой вот между нами произошел диалог, - закончив свой рассказ, усмехнулся Чугунков.
      - И вы, конечно, завели на Логинова дело? - криво ухмыльнулся Мамай.
      - Не смешите меня, братцы-кролики, вам ли про это спрашивать? Какой же начальник будет менять уже оформившуюся, удобную для него точку зрения? И на каком основании? На основании бредней бывшего мента, а ныне хромого калеки? Или на основании свидетельских показаний умалишенного бомжа? Ведь, кроме него, никто ничего не видел. Я конечно же капнул на него для очистки совести, ну и что? Потрясли они его для блезиру и с миром оставили.
      А вот вам еще один факт для размышления. На следующий день я все же опять приехал в Листвянку. На всякий случай хотел записать лепет юродивого на портативный магнитофон. И что же вы думаете?
      - Я думаю, что Антошку вы не нашли.
      - Вот именно. Блаженный, проживший на одном месте больше сорока лет, неожиданно исчезает. Что вы думаете по этому поводу?
      - Думаю, что по весне он проявился в качестве "подснежника" с проломанным черепом или колото-резаными ранами.
      - Точно, а куда, по вашему мнению, делся контейнер с золотом?
      - По моему мнению, Константин Иванович хочет принести нам еще один пузырь.
      - Константин Иванович хочет в сортир, а кому надо, тот пусть и идет за своим пузырем. Я, между прочим, уже загрузился под завязку, а нам с тобой предстоит еще один визит к даме, и если ты будешь стоять на карачках, то мне за тебя будет стыдно. Извините, Кантемир Егорович, но нам пора.
      - Конечно, я вас понимаю, дело прежде всего, - обиженный таким поворотом дела, ответил обманутый в своих ожиданиях Чугунков. - Всего вам хорошего, а я-то думал, вам будет интересно узнать еще кое о ком.
      - Конечно же интересно, - выкладывая небольшой аванс под его болтливость, заверил я Кантемира. - Вы просто не так меня поняли, я не хочу, чтобы мой старый товарищ в незнакомом городе рыл рогом землю. Я весь внимание.
      - Прошло некоторое время, и я стал замечать, что Ольга, тогда еще Бокова, живет не по средствам. Нет, не то чтобы она шиковала, нет, но вдовы с двумя детьми в наших селах так не живут. Конечно, я сразу же отследил связь между нею и Логиновым. Сделать это было несложно, поскольку вся Листвянка об том гудела. Такое бесстыдство деревенскими бабами воспринимается плохо, но в конце концов, это их личное дело. Меня интересовало совершенно другое - почему Ольга стала покупать дорогие вещи? Понятно, что их мог подкидывать любовник, но не в таких же количествах. Откуда берет начало источник, я понимал, но только и всего. Мне нужно было установить место его впадания. Иначе говоря, узнать, кто скупает золото у Сергея Логинова. Первым делом я прощупал трех зубных техников нашего города, но ничего интересного не обнаружил. Связь между ними не просматривалась, а для того чтобы копать глубже, нужны были деньги, здоровье и желание. Ни того, ни другого, ни третьего у меня не было. У моих бывших шефов тоже.
      Как-то в конце семьдесят четвертого года совершенно случайно я забрел в наш ресторанчик выпить кружку пива и увидел там своего спасителя, старого хирурга Михаила Иосифовича Шихмана. Он сидел в укромном уголке под фикусом, пил коньяк и почему-то нервничал. Первой моей мыслью было подойти к нему и в который раз поблагодарить его за мое чудесное исцеление. И я уже собрался это сделать, когда заметил, что доктор не один. Совершенно скрытый кактусом, с ним рядом сидел Сергей Логинов. Скажите мне, что может быть общего между умным евреем и сомнительным диспетчером? Тогда-то я и вспомнил, что брат Михаила Иосифовича - Арон Иосифович трудится в Новокузнецке зубным врачом.
      - И вы, конечно, щадя своего ангела-спасителя, решили на всей этой истории поставить крест? - ехидно спросил Мамай.
      - Представьте себе, да, и так бы на моем месте поступил любой порядочный человек, но теперь, когда Михаила Иосифовича нет в живых, я могу сообщить адрес его новокузнецкого брата.
      - На что он нам? - удивился я. - Кажется, и без того все понятно.
      - А так, на всякий случай, - заботливо передавая мне писульку, ответил Кантемир. - А может, все-таки по маленькой?
      - Спасибо, но это будет перебор.
      Оставив огорченного Чугункова, мы побрели по адресу, любезно нам предоставленному секретаркой Людушкой.
      - Ну и что ты можешь сказать по поводу всего услышанного? - тормошил я на ходу засыпающего Мамая. - Каковы твои размышления?
      - Размышлять я буду потом, - важно подняв указательный палец, заявил он. А пока мы с тобой собираем необходимую нам информацию.
      - Водку ты в брюхо себе собираешь, - обиженно огрызнулся я.
      Татьяна Петровна Гусева взамен проданного деревенского домика купила себе двухкомнатную квартиру в типовой пятиэтажке и меблировала ее соответствующим образом. Развалившись в удобном кресле, Мамай предоставил мне полную инициативу. Не имея заранее подготовленного плана допроса, я начал импровизировать'
      - Гражданка Гусева, вы работали в Листвянке?
      - Да, работала, - чуть покраснев, ответила женщина.
      - Кем?
      - Секретарем-машинисткой у шефа.
      - А по совместительству?
      - По какому совместительству? - пуще прежнего зарделась Петровна.
      - Вы прекрасно знаете по какому. Для каких нужд вы выдрали несколько страниц из регистрационных журналов?
      - Из каких таких журналов? - чуть не плача продолжала она играть под дурочку. - Никаких страниц я не знаю.
      - Знаете, но я могу вам напомнить. Вы вырвали седьмую и восьмую страницу за шестьдесят четвертый год, а также двадцать третью и двадцать четвертую за семьдесят пятый. Что вы на это скажете?
      - Да, был такой грех, хотела показать своему сыну, кто у него был отец и сестры. Извините меня, бабу сволочную, - ни с того ни с сего заревела женщина. - Зря я все это сделала, черт попутал. Да уж очень мне хотелось, чтоб у него хоть какие-то бумаги про его сестер были. У него, кроме них, никого. Сама-то я детдомовская.
      - Успокойтесь, где эти страницы?
      - Лерик их с собой забрал, - завыла женщина в полный голос.
      - Не плачьте, - впадая в эйфорию всепрощения, успокоил я всхлипывающую женщину, - ничего худого мы вам не сделаем, просто вы нам немного расскажете о тех далеких днях вашей молодости: о коллизиях и деревенских интригах, о любовных связях, о тайных встречах, словом, о том, что было и никогда уже не вернется
      - Господи, а зачем это вам?
      - Писатели мы, мамочка.
      - Ну и зачем вам это все? Про нашу деревенскую жизнь и читать-то неинтересно, не то что писать. Вы вон лучше про Аллу Пугачеву напишите, у нее-то жизнь поинтересней нашей во сто крат будет.
      - Про нее уже писано, а про Татьяну Петровну Гусеву и ее землячек еще нет.
      - Да ну вас! - не на шутку сконфузилась женщина. - Не умею я про себя говорить.
      - Тогда расскажите про Алексея Бокова, ведь это он отец вашего сына?
      - Был грех, - красной девицей засмущалась баба. - Сделал он мне Лерика. Сначала обещал на мне жениться, а потом как-то позабыл. Ну да я на него не в обиде. Не мамка велела - сама легла. Уж больно ласковый да темпераментный Лешка был. Под его руками и скала бы растаяла.
      - А отчего он гулять-то начал? Вроде бы у него жена была красавица.
      - Это точно, что красавица, да только обижала она его шибко. На людях оскорбляла, сморчком да хреновым корнем обзывала, а какому мужику такое грубое название по душе придется?
      - А что ж тут обидного? - возразил Мамай. - Это же комплимент. Подумать только - хреновый корень! Меня жена помазком зовет, вот это действительно обидно.
      - Да ну вас совсем! - Засмущавшись, она махнула на старого пошляка рукой. - Обидно это, когда на людях. Ну вот он и стал ко мне захаживать, а я одиноко жила и боязливая была, хоть и детдомовская. Ни с кем не дружила, никого у меня в деревне не было. Одна-одинешенька. Вот я его и привечать стала. Рубашечку постираю-поглажу, винца куплю. Вдвоем-то повеселее. Ясно дело, бабы на меня злые были. Ворота навозом мазали, дохлых курей в окошко подкидывали. Даже Николаю Дмитриевичу на меня жаловались. Он-то меня в обиду не давал, дай Бог ему счастья и долгих лет, жалел он меня, сироту, наверное. Да и работница я была старательная. Весь день на машинке стучу, документы оформляю, справки выдаю, дела подшиваю, а после работы кабинеты перемою, дорожки перечищу, все приберу и только потом ложусь читать книжки. Доволен он мной был, никак отпускать от себя не хотел.
      - Татьяна Петровна, - не давая ей возможности уйти в далекий экскурс своих профессиональных дел, прервал я, - безусловно, вы были отличным секретарем, но давайте вернемся к Алексею Бокову. Почему он не сдержал своего слова и не женился на вас? Он видел своего сына?
      - Нет. Лерка у меня родился в декабре семьдесят второго, а ко мне он перестал приходить за месяц. Почему? Я и сама не знаю. Молчаливый какой-то стал, важный. С женой любиться стал. Под ручку в кино начали ходить. Я его на улице раз поймала, спрашиваю: "Что случилось, Леша?" А он как заорет на меня: "Убирайся к черту, сука подзаборная. Я твоего выблядка кормить не собираюсь. Сама нагуляла, сама и корми".
      Заплакала я тогда. Обидно мне стало. За что мне такое оскорбление? Ведь до него у меня никого не было. И это он знал не по словам. Я как в четырнадцать лет восемь классов окончила, так сразу в село и приехала, и жила там у всех на виду. И не надо мне было от него никакой помощи, я его никогда об этом не просила. За что же мне такое? - вспомнив давнюю обиду, разревелась женщина.
      - Что же, он вам ни разу так и не помог?
      - Один раз помог, да только лучше бы вовсе не помогал.
      - Что так? - Мамаевский хобот, предчувствуя жареное, вытянулся трубой.
      - Незадолго до своей смерти дал он мне одну штучку, которой я как огня боялась двадцать лет... - Не закончив фразы, женщина неожиданно замолчала.
      - А что это за штучка? - на всякий случай спросил я, наперед зная, что ответа не получу - видно, затронул я ту самую тему, ради которой мы сюда и пришли.
      - Да так, ничего. Выкинула я ее. Выкинула и позабыла, чтоб по ночам нормально спать да Лерку спокойно растить.
      - Это точно, - согласно закивал я, - наверное, из-за этой штучки Господь Бог и прибрал Алексея Бокова? А Сергей Логинов тут, конечно, ни при чем.
      - Никакие вы не писатели! - после некоторого размышления выдала Гусева. Вы менты! Что вы от меня хотите?
      - Правды, только правды.
      - Ничего я не знаю, уходите!
      - Вам, наверное, будет приятно услышать, - не принимая во внимание ее предложение, продолжал я, - о том, что убийца отца вашего сына Сергей Логинов мертв!
      - Туда ему и дорога. Есть, значит, дьявол на том свете, прибрал изверга.
      - Дьявол тут сторона, за него это с успехом постарались сделать люди.
      - Что-о-о? - почему-то побледнев, удивилась женщина и, с трудом пересилив себя, тихо добавила: - Да пусть хранит их Бог!
      - Кого? - уточняя ее пожелание, спросил я.
      - Тех, кто уничтожил этого гада. Это он моего Алешку порешил. Из-за своей великой жадности и зависти.
      - Пардон, я что-то вас недопонимаю, - снова вклинился Толик. - О какой жадности и зависти вы говорите?
      - Завидовал он Лешке, что жена ему красивая досталась.
      - И за это он его убил? Не смешите, мадам, время рыцарей и турниров давно прошло, "остались одни упыри!".
      - Вы правы. - Сникнув, женщина спросила: - А вы с тех мест, что ли?
      - Бывали проездом, - уклончиво согласился Мамай. - Значит, вы утверждаете, что Сергей Логинов убил Бокова, преследуя какую-то корыстную цель?
      - Ничего я не утверждаю.
      - Послушайте, Татьяна Петровна, от тех мрачноватых событий нас отделяет уже четверть века и бездна текущей воды. Бояться вам нечего. Расскажите нам все, что вы знаете. Мы обещаем не доводить вашу информацию до широкого круга злых и любопытных прокуроров.
      - Ничего я не знаю, - отрезала женщина. - Спросите лучше у Ольги, она про все больше моего знает. А я никогда ничего не знала, просто кое о чем догадывалась, и говорить на эту тему я больше не хочу, вы понимаете, не хочу! Уходите!
      - Понимаем. Тогда мы тему сменим. Почему ваш сын решил во второй раз послужить отечеству? - открыл я вопрос, занозой сидящий во мне с самого начала нашей беседы.
      - А вам-то какое дело? - испуганно напряглась хозяйка. - Захотел послужить - пусть служит, все одно в армии порядка побольше, чем на улицах.
      - Почему он носит другую фамилию? - как в воздух, выстрелил я вопросом.
      - А вы почем знаете? - с какой-то надеждой спросила она.
      - Бабы на селе просветили.
      - А, ну это они могут, ведьмы старые. Только Лерка фамилию носит свою, а я поменяла на мужнину.
      - Какая же была до замужества?
      - Ермакова.
      - А не тот ли самый это Ермаков, который копошится на ферме у сестер Логиновых? - задумчиво спросил Мамай, шагая по жухлым листьям городка.
      - Осел! - коротко ответил я. - Я об этом догадался еще час назад.
      - Значит, это он пришикнул Логинова, мстя за своего отца, - торжественно выдал он нагора свежий плод своего ума.
      - Я завидую твоей сообразительности.
      - Выходит, нам нужно немедленно вылетать домой.
      - Не вижу в этом никакой срочности.
      - Котяра, но он же может их всех перешлепать электротоком.
      - А зачем ему это надо? Он сделал свое дело и теперь развлекается с Клавкой. Я не удивлюсь, если он на ней женится.
      - Помилуй Бог, на родной-то сестре?
      - С родной сестрой она и рядом не лежала. Ее отец - Сергей, а мать Ольга. В то время как мать Валеры - Татьяна Петровна, а отец - Алексей Боков. Совсем ты у меня мозгами заплохел. Но ехать действительно нужно.
      В пустом помещении вокзала нас неприятно удивили, сказав, что на сегодня поездов до Новокузнецка не предвидится, что же касается электричек, то с ними дело обстоит так же печально и первая отходит только в шесть утра.
      Удрученные этим обстоятельством, мы поплелись в город в поисках гостиницы.
      - Котяра, - спросил меня по дороге Мамай, - а тебе не кажется, что за нами кто-то все время сечет?
      - Кто? - невольно оборачиваясь, спросил я. - Ты его заметил?
      - Нет, но у меня такое ощущение, что кто-то давно сел нам на холку.
      - Пить надо меньше, тогда и ощущения пропадут. А то с утра зарядил! А к вечеру тебе вообще агенты ЦРУ начнут мерещиться.
      - М-да, скучный ты человек, Гончар, постарел. Скоро проповеди читать начнешь.
      Гостиниц в этом Богом забытом крае оказалось две, причем стояли они напротив друг друга. Одна относительно современной постройки называлась "Модерн", другая, более древняя, соответственно "Ренессанс". Я был просто сражен интеллектуальной мощью местных правителей. После некоторых размышлений мы остановили свой выбор на "Ренессансе", уж больно убого выглядел его конкурент.
      Толпы страждущих клиентов администратора не досаждали. Никто воровато не совал в паспорт полтинничка, никто не нашептывал ей на ухо магических имен, и вообще огромный вестибюль был пуст, как пуст был и балкон с впечатляющей, сусального золота, цифрой "1887". Мраморные лестницы, полого спускающиеся вниз, тоже были безлюдны. Определенно нас никто не ждал.
      - Не слабо! - оценил Мамай фундаментальный памятник зодчества.
      - А то! - поддержал я его. - Это тебе не по бабкиным перинам скитаться.
      - Колоссально! Только, наверное, дерут здесь три шкуры?
      - Не должно быть, думаю, что эта халупа себя окупила сто лет назад. Но я не вижу метрдотеля, портье, где, наконец, швейцар?
      - А я не вижу здесь пригостиничного кабака, - в свою очередь посетовал Мамаев. - Не гостиница, а какая-то синагога. Пойдем отсюда, Котяра, мне кажется, в "Модерне" нам будет уютнее.
      - Эй, куда вы? - Откуда-то из-под конторки администратора высунулась длинная и усатая рожа с грандиозным носом. - Зачем уходите?
      - Затем, что здесь никого нет.
      - Обижаете. А я кто, по-вашему?
      - Но тебя же не было.
      - Я был, просто спал, а потом вас слушал. Какой номер заказывать будете?
      - Сначала нам бы хотелось ознакомиться с ценами.
      - А что знакомиться, хорошие цены,
      - В этом мы не сомневаемся, но хотелось бы убедиться самим.
      - Обижаете. - С явным неудовольствием он поставил перед нами табличку, в которой нас предупреждали, что если мы на сутки займем суперлюкс, то билеты на обратную дорогу нам будут только сниться. Если захотим отдохнуть в простом люксе, то имеем шанс добраться до дома в плацкартном вагоне, правда, для этого нам придется на время забыть о еде. Немного посовещавшись, мы остановились на полулюксе, о чем немедленно сообщили усатой роже.
      - Живите на здоровье! - протягивая нам золотисто-розовый бланк, пожелал он. - Дарина, - крикнул он куда-то вглубь, - проводи гостей в шестой номер!
      - А кто у тебя люксы снимает? - строго поинтересовался я.
      - Цхе! Есть такие люди, дорогой! Не нам с тобой чета. Коньяк - пить жалко! Девочки - пальчики оближешь! Из самого Новокузнецка к нам едут!
      Шестой помер находился на втором этаже и открывался большой передней, из которой одна дверь вела в ванную, а другая в жилую комнату, уставленную старинной мебелью и современной аппаратурой. Самым примечательным в ней были напольные часы с дарственной надписью, из которой следовало, что золотопромышленник Степанов вручает сей скромный дар городу в день его столетия.
      - Это сколько же лет вашему городу? - спросил я сопровождавшую нас девицу,
      - Больше двухсот, - гордо ответила она, словно прожила в нем всю жизнь.
      - А как же эта реликвия здесь оказалась?
      - Э-э-э, не знаю, наверное, дядя купил. Он много разного барахла купил. Зачем - я не знаю, а он говорит - тебе, Дарина, этого не понять. Совсем, что ли, я глупая?
      - А не боитесь, что часы могут украсть?
      - Э-э-э, кому они нужны? И кто их отсюда вытащит?
      - Да хоть бы их действительно отсюда убрали, - поддержал ее Мамай, - У них, наверное, такой бой, что на другом конце города слыхать. Как нам спать прикажешь?
      - Э-э-э, за это не волнуйтесь, бой у них отключили.
      - Ну, тогда я против них ничего не имею, - успокоился Толик и начал снимать штаны. - Тысяча извинений, мадам, но мне нужно переодеться.
      - Тогда я пошла, если что-то будет нужно, пользуйтесь домофоном.
      Она ушла, а я принялся с интересом разглядывать часы и прочий антиквариат, которым был болен хозяин гостиницы. Мамай без штанов, но в рубашке нерешительно топтался посреди номера.
      - Если ты вообразил себя Мисс-98, а этот номер подиумом, то ты немного перебрал, дружище. Мне не доставляет никакого удовольствия смотреть на твою жирную задницу.
      - Я вот думаю: как нам лучше быть? То ли сначала помыться, а потом сходить в кабак, то ли сначала сходить в кабак, а только потом помыться.
      - Думаю, что в первом варианте заложено большее зерно рациональности, потому что во втором случае мы будем мыться в какой-нибудь луже.
      - Не скажи, мы можем просто покушать, а водку с закуской взять с собой в номер. Подумай, сейчас уже девять часов, а мы с утра, кроме кантемировского силоса, ничегошеньки не ели. Так и желудок испортить недолго, язву какую-нибудь нажить.
      - Уговорил, - согласился я с его вескими доводами, - пойдем, только поскорее, пока там черти на барабанах не заскакали.
      - Котяра, - он как-то странно на меня посмотрел, словно не решаясь сказать что-то очень важное, - извини, что повторяюсь. У тебя не появилось чувство тревоги?
      - Нет. Успокойся, просто тебя колотит похмельный синдром. А чувство опасности у меня развито очень хорошо.
      Ужинали мы чуть больше часа, и когда вернулись в номер, то маленькая стрелка антикварных ходиков еще не подошла к одиннадцати. Как я предполагал, Мамаев лезть первым под душ отказался наотрез. Только после меня, да и то с большим скандалом мне удалось загнать его под живительные, отрезвляющие струи. Минут через пять он уже сам с удовольствием похрюкивал и приплясывал.
      - Котяра, ты был абсолютно прав, называя меня круглым засранцем. Я прошу у тебя прощения. Иди сюда и потри мне спинку.
      - И давно в тебе проснулись гомосексуальные наклонности?
      - Я на полном серьезе, сам-то я по причине полноты дотянуться до нее не могу, а там что-то чешется.
      - Приедешь домой, там тебе супруга почешет. Чем я тебе ее потру, носком, что ли?
      - Ага, я всегда в командировках так делаю
      - Достал ты меня, толстый педераст, - входя в ванную, ругнулся я. - Где носок?
      - А вот он, только дверь закрой, холодом несет, простудиться можно.
      - Какие мы нежные! - закрывая дверь, проворчал я. - Поворачивайся задницей, красный террор пришел!
      - Ты мне меж лопаток поскреби, меж лопаток, там у меня чешется. Я тебе по...
      Что он мне "по...", я так и не понял, потому что что-то тупое и огромное лопнуло в моей голове и меня не стало.
      Я полулежал на чем-то мягком и удобном. Мимо носились какие-то совершенно незнакомые люди в милицейской форме и белых халатах. Один из них, склонившись надо мной, водил перед самым носом пальцем, наверное проверяя, не сдох ли я, а если нет, то когда сдохну. Люди суетились, размахивали руками и о чем-то горячо спорили, только вот их голосов я абсолютно не слышал. Наверное, случилось что-то из ряда вон выходящее, если собралось столько народу.
      А что, собственно, случилось? Мы поселились в гостинице. Сходили в ресторан, а потом я Мамаеву тер спину, а потом... Что было лотом? Кажется, меня кто-то ударил. Но кто? Неужели Мамай? Абсурд, не иначе, я чокнулся.
      Видно, мое огорченное лицо чем-то не понравилось человеку в белом, потому что он, невзирая на мой слабый протест, всобачил мне укол, которого я не почувствовал.
      Потом меня куда-то несли, везли, раздевали, и все это происходило в удивительной, непривычной тишине. А немного погодя наступило полное блаженство глубокого покоя и сна. Наверное, такие наркотики вкалывают в раю, успел подумать я, уходя в розовый туман небытия.
      Белый потолок и никель кроватных стоек, белизну простыней и характерный запах больницы при пробуждении я воспринял спокойно. Видимо, какой-то сектор моего крохотного мозга даже во сне продолжал работать. То есть я вспомнил абсолютно все, вплоть до хлопка в моей голове.
      Заранее опасаясь боли, я медленно повернул голову. На второй койке у противоположной стены сидел Мамай и с тревогой наблюдал за моими робкими телодвижениями. Кажется, он пострадал меньше моего. Хотя цветущим его вид назвать было нельзя, но он сидел! Интересно, как работает его слуховой аппарат? Если он, как и я, его потерял, то дело дрянь.
      - Чего уставился? - громко спросил я, с удовлетворением отмечая, что слышу сам себя, хоть плохо, но слышу.
      - Жду, когда ты скажешь мне спасибо, - глухо, как сквозь вату, ответил он.
      - За что?
      - За то, что позвал тебя потереть мне спину. Если бы не эта добрая русская традиция, то пришлось бы мне отклеивать тебя от стен.
      - Свинья ты бессовестная, да если бы я на пинках не загнал тебя под душ, нас бы обоих отклеивали санитары. А они бы непременно перепутали наши кишки, и моя маленькая Милка получила бы бандероль, в которой вместе с прекрасным сердцем ее мужа лежала бы твоя жирная задница.
      - А моя мудрая голова была бы измазана твоими гнилыми мозгами. Говорил тебе, пасут нас, а тебе все трын-трава. Вот тебе и похмельный синдром, вот тебе и агенты ЦРУ. Агенты не знаю, а вот следователь сейчас явится. Он уже с утра был, только я спящим притворился. Что говорить будем?
      - А то, что есть, то и будем говорить. Ничего не знаем! Или это не так? Ты можешь сказать что-то другое? Что там произошло?
      - Чего-чего, бомбу они нам в часы подложили. Говорил тебе, надо было бой у них отключить, а тебе хоть кол на голове теши. Умный больно, а правым я получаюсь.
      - Мамай, во-первых, я тебе такого не говорил, а во-вторых, заткнись - без тебя тошно. Документы и деньги они, конечно, забрали?
      - Конечно. А ты, никак, лыжи навострил? К сожалению, в данной критической ситуации такой номер не проходит. Они еще нас тут помурыжат, помяни мое слово.
      Следователь пришел ближе к вечеру. Сосредоточенный и важный, как индюк, он, даже не осведомившись о нашем здоровье, сразу же перешел к делу:
      - Меня зовут Андрей Сергеевич. Ваши имена я знаю. Ответьте мне, кто устроил на вас покушение?
      - Милый Андрей Сергеевич, - как наиболее слышащий заныл Мамай, - то же самое я хотел бы спросить у вас. Кто мог совершить на нас покушение?
      - Не фиглярствуйте, - казенным голосом приказал он. - Отвечайте по существу вопроса. Иначе я буду вынужден принять жесткие меры.
      - Насколько я понимаю, мы находимся в роли потерпевших? - вежливо спросил Толик. - А если это так, то ваши угрозы вызывают у меня чувство недоумения.
      - Пока я вас ни в чем не подозреваю, - немного смягчился мент. - Но только пока. Если вы и дальше будете запираться или молчать, то...
      - Мы не собираемся молчать, напротив, нам самим хотелось бы знать, какой мерзавец хотел лишить нас самого дорогого - жизни. Но, увы, в этом незнакомом городе мы даже близко никого не можем подозревать.
      - Какова цель вашего пребывания в этом незнакомом вам городе?
      - Отдых и знакомство с чудесной природой ваших мест.
      - И для этого вам понадобилось везти с собой два ствола?
      - Исключительно на всякий случай, - простодушно заверил его Мамай.
      - Что ты мне мозги пудришь? - грубо, по-блатному спросил следователь.
      - Простите, - вмешался я, - когда мы с товарищем были в более высоком звании и чинах, чем вы сейчас, мы себе не позволяли разговаривать в таком тоне. Вы назвали только свое имя, забыв при этом сообщить фамилию и должность, вами занимаемую. А так же объясните, на каком основании вы забрали наши документы, деньги и оружие?
      - На том основании, что вы подозреваетесь.
      - В чем? В том, что сами себя хотели подорвать?
      - Ну, не знаю, что вы там хотели, чего не хотели. Но только метрдотель Гулуашвили подает на вас в суд иск. Он собирается привлечь вас к ответу за нанесенный ему ущерб. Думаю, что суд его иск удовлетворит, а сумма, между прочим, немаленькая. Так что, даже отбросив мои претензии, ваша прогулка в Сибирь получается очень печальной. Не хотел бы я оказаться на вашем месте.
      - И сколько этот таракан хочет с нас взыскать? - зло спросил Мамай.
      - Кроме того, что уничтожена вся антикварная мебель, сам номер пришел в полную негодность. Выворочены все окна и двери, перекорежены трубы отопления. В общем, свои убытки он оценивает в двести тысяч в новом эквиваленте. Он, конечно, немного перегибает, думаю, что эксперты чуток снизят эту заявленную цену, но все равно на вашем месте я бы предпочел быть взорванным.
      - В чем же дело? - захлебываясь от обиды и негодования, посоветовал Мамай. - Заткни себе в задницу гранату и иди к своему грузину.
      - Я это к чему говорю, - игнорируя мамаевскую рекомендацию, невозмутимо продолжал следователь, - я говорю это к тому, что вам есть прямой резон рассказать мне всю правду. Возможно, я смогу вам помочь.
      - Каким же образом?
      - Мы постараемся найти этого террориста.
      - Вашими бы устами... но поймите, мы в самом деле не можем даже предположить, кто мог это сделать. Вы хоть намекните, какой он на вид. Наверняка в наше отсутствие в гостиницу кто-то заходил, не могла же бомба в номер попасть с "мессершмитта"!
      - Вам незнакома такая личность - высокий, коротко стриженный блондин примерно двадцатипятилетнего возраста? У него бесцветные глаза, немного навыкате.