Секретный фронт

      - Ты шибко бег, Грицько?
      - Шибко.
      - То-то запалился, - Устя осваивала принесенную новость, еще не зная, как поступить. Позвонить ли на заставу или подождать до утра? Известие о появлении Капута было важным, его следы после разгрома Луня пропали. И все же куда он денется? У Хмельки он мог оказаться и случайно, не обязательно там был его схрон. Размышляя подобным образом, разнеженная после купания, Устя отложила заботы на утро, помня, что оно мудренее вечера, Грицько глядел на нее черными живыми глазами, кусал нижнюю губу; схваченную лихоманкой, а винтовку, недавно врученную ему в торжественной обстановке, крепко зажал между коленями, обтянутыми старенькими штанцами из "чертовой кожи".
      - Сметану будешь?
      - Буду.
      - Возьми на загнетке, только оставь мне на завтра.
      Паренек быстро справился со сметаной.
      - Що ж мени робыть?
      - Що? - Устя кивнула на дверь. - Иди спать, Грицько.
      - Спать?
      - Конечно! - Устя подморгнула ему смешливо. - В сельраде як вартовые?
      - На месте.
      - А ты давай до хаты, Грицько.
      - До хаты, - разочарованно буркнул Грицько, потянулся к столу, подкрутил начинавший коптить фитиль.
      Устя знала, почему Грицьку не хочется идти домой. Дома-то у него, ежели разобраться, не было. Грицько - сирота. Жил он у тетки, вредной женщины, раньше промышлявшей контрабандой, а ныне нетерпимой к новому строю. Она поедом ела исполнительного Грицька, то прогоняла, то снова впускала в хату. Потому Грицько охотно шел в наряды и спал в караулке, при сельсовете.
      - Ты ще не ушел? - Устя очнулась от дум.
      - Зараз. - Мальчишка встал, перехватил поудобнее винтовку, попрощался кивком и уже в дверях предупредил: - Зачиняйся на засов, Устя. Прибег я, а у тебе двери видчинены.
      - Забула... За тобой, ясно, зачиню.
      Грицька в хате не было уже минут десять, а Устя, не замечая времени, сидела и думала, и не только об ушедшем ретивом парнишке. Спохватившись, прошла по земляному полу босыми ногами, взяла дверь на кованый крючок, проверила задвижки болтов на окнах, наглухо закрытых наружными ставнями.
      Она старалась не думать о появлении Капута. Легко забить голову дурными мыслями, и не выгонишь их потом, помаешься тогда ноченьку на подушке. И как она ни заставляла себя забыть о Капуте, мысли о нем не оставляли ее. Хорошо, если бандитов всего трое, а если вся та самая сотня, что отпочковалась от школы Луня и ушла неизвестным рейдом?..
      Не вырвешь корень - жди бурьян. Капут объявился невдалеке. Задачи он ставит простые, - конечно, ищет, кому отомстить. Ходили слухи: оценили бандеровцы голову Кутая в девяносто тысяч карбованцев, Сушняка - в пятьдесят, Денисова - в сорок пять. Своей голове Устя пока цены не знала. Рассчитывала, что бандеровцы не продешевят. Вспомнила Митрофана и его сына. Осматривая их хату, Кутай пожурил Устю: надо было заставить Митрофана устроить запасный выход, чтобы обеспечить пути отхода.
      Устя жила в отцовской турлучной хатенке, крытой соломой, пол земляной, мазан глиной; стол, лавки, кровать, две стенки без окон, второй выход - через чердак. Отец Усти, Трофим Кавунец, незаможный селянин, вошел в тот скорбный список в двадцать миллионов - строгий счет, оплаченный во имя победы. Братья, их было двое, восемнадцати лет и двадцати одного года, попали туда же вместе со своим отцом. Матери посчастливилось не изведать горя семейных потерь, умерла от грудной жабы, за десять дней до первого авианалета на Украину.
      Мало кому рассказывала о своих бедах эта веселая и внешне дерзкая дивчина...
      Устя подсушила у печки волосы, заплела их в косички, еще раз проверила винтовку, подсумок, покатала на ладошке барабан нагана.
      Спать легла в спортивном костюме, сапоги поставила возле кровати. Перед сном вспомнила робкое предложение Кутая перебраться наконец-то к нему, на заставу.
      "Завтра позвоню на заставу. Обрадую их Капутом. Жорику - новая забота..." Мысли мелькнули в голове уже насыпающей Усти, а снилось ей другое, несуразное, как и всегда в молодых снах: прилетела она в какой-то сад, яблоко, как стеклянное, выскользнуло из рук, другое сорвала тяжелое, будто стальное, хвать, упало, ушло под землю. Ей стало страшно в таком саду, а ноги приросли, не сдвинуть, кричать - голоса нет. Подняла глаза к небу: на землю спускался желтый парашют, вот ближе, еще ближе, прямо на нее несет парашют бомбу шоколадного цвета, ударила по ней кулаком - взрыв.
      Устя забормотала во сне, повернулась на другой бок...
      Капут приложил ухо к двери. Телохранитель его тигриными шагами обошел и, казалось, обнюхал хату. Вернувшись к поджидавшему у двери Капуту, сказал тихо:
      - Тилько дверями, друже зверхныку. Як она?
      - Спит.
      Капут отправился лично для совершения террористического акта. К этому толкнули его месть за провал Кунтуша и связника "головного провода" Пискуна и похоть... Капут, по-звериному здоровый мужик, осатанел в лесу. Ему нужна была женщина. Насилие и убийство - так поступал Капут.
      Устю разбудили не шаги и не шепот, а предчувствие. Она открыла глаза и, постепенно освоившись с темнотой, увидела щелочки ставен. И только потом услыхала шаги, и чем они были осторожнее, тем казались громче. Умеряя удары сердца, глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя после сна, Устя потянулась к винтовке. В такое время никто не мог к ней прийти, кроме убийц. Презрение к смерти сочеталось у нее с хладнокровием опытного бойца.
      Устя натянула сапоги, взяла наган и осторожно, на цыпочках, подошла к двери, прислушалась. Сеней не было. Буковая, тяжелая дверь, взятая на кованые болты, выходила прямо во двор. Притаившись у косяка, сдерживая дыхание, Устя ждала. Кто-то стоял снаружи: перешептывались, переминались с ноги на ногу. У девушки не оставалось сомнений: пришли по ее душу, наступил и ее черед. Первый страх, цепко схвативший за сердце, отпустил. Ноги еще трудно повиновались, но мысли стали кристально ясными. Замерла на месте - опять услыхала осторожные шаги.
      Кто-то из двух прокрался у окон, пощупал взятые на задвижку болты. Послышался осторожный шепот: "Видчини, Устя, свои". Девушка не пошевелилась. Хата - плохая защита. Как бы ни крепка была дверь, они справятся с нею. Пока они остерегаются шума. Но это только пока... Не скоро отзовутся люди на выстрелы, а до сельрады далеко - не услышат.
      Надо было уходить. В одном селе учительница ушла через крышу. А вот Митрофан попался, как в капкан, в собственной горнице. По совету Кутая Устя подготовила запасный выход через чердак, потревожив для того слежавшуюся до каменной твердости солому, которую обычно заливали поверху раствором глины.
      - Погукаем ще, - сговаривались за дверью, - своим видчинит...
      - Спит, як убитая, - послышался второй голос.
      Забулькали сдерживаемым смехом, еще что-то говорили, но уже тихо, неразборчиво. Устя не прислушивалась. И так все было ясно.
      Она бесшумно отошла от двери, осторожно приподняв столик с пола, передвинула, поставила на него табурет. На белом потолке черным квадратом выделялась спасительная ляда - выход на горище.
      Стук повторился, более настойчивый, дробный, будто выбивали азбуку Морзе.
      - Устя, видчини, свои... - Голос был жесткий, требовательный.
      Чтобы выгадать время, Устя ответила, как бы спросонок:
      - Зараз одчиню, почекайте.
      - Ишь соня, тоби тепло, а мы змерзли...
      Устя пристегнула ремень с наганом, подсумок перекинула через плечо, винтовку взяла в руки, поднялась на стол, оттуда на табуретку и ловко взобралась на горище. Очутившись там, она прищурилась, осмотрелась. Чердак освещал небольшой квадратный пролом, ведущий на крышу. Чтобы не выдать себя - глиняная обмазка потолка обычно трещала, - Устя на коленках поползла по гладко тесанному бревну перекрытия, достигла пролома, раздвинула легкий слой соломы, маскирующий сверху дыру, и выглянула наружу.
      На ее счастье, луну заволокло. Скудный полусвет помогал оценить обстановку. Над соседской хатой, где жил инвалид первой мировой войны, виднелся ершистый конек камышовой кровли и еще крыша подальше, черепичная. Туда дорога была заказана, оставалось одно - выгоном, по окраине... Устя с трудом протиснулась в узкую дыру сквозь солому, сползла к краю, спрыгнула. Она не ушиблась. В магазине винтовки четыре патрона - никогда не забываемое караульное правило Усти. Теперь, если придется, ей будет легче отбиваться, глаза ее видят остро, она сумеет взять на мушку, и рука ее не дрогнет. Дешево они ее не возьмут.
      Село будто вымерло. Где-то далеко-далеко залаял пес, поднялся и упал луч прожектора, вспыхивало и ползло дрожащее заревце. Как жаль, нет близко ребят-пограничников, не дозовешься - далеко. Устя вслушалась, уловила более требовательный стук в дверь, более громкие сердитые голоса. Ага, значит, они еще там, сейчас, видно, начнут ломать дверь... Теперь нельзя терять ни секунды. Устя взяла винтовку на локоть и поползла по бурьянам ловко, по-пластунски, как учили их в боевом добровольном истребительном отряде.
      Выбравшись ползком к грунтовой дороге, Устя приподнялась вначале на колени, потом стала во весь рост. Непосредственная опасность миновала, хотя ручаться было трудно. Она вслушалась, широко раздувая ноздри, с радостью ощущая свежее дыхание ночи, всем своим существом принимая и эту осеннюю ночь, которая могла стать для нее последней, и горькие запахи отживших трав, и облака, накрепко запеленавшие луну... Устя вздохнула, вытерла лоб и щеки ладонью и не спеша, осторожно пошла к сельсовету кружным путем. Вот утоптанная, в черных лужах площадка у общественного колодца, амбары для зерна, фонарь на столбе. Устя отдышалась. Прожектор вновь потащил прозрачно-голубоватый луч по домам, осветил костел, прошелся по границе. Свет еще гуще насытил темноту, стушевал очертания ближних предметов. Устя пошла к сельсовету посредине улицы, держа наготове винтовку, она помнила Митрофана, плававшего в собственной крови, знала, как приходит тайная смерть в Скумырде.
      Устя пока не знала, кого прислали по ее душу. Но была уверена, что пришли о т т у д а, значит, рука у них не дрогпет... От них в копне не сховаешься. Пронзительно-остро Устя почувствовала необходимость в надежной защите, а искать ее можно только в одном месте - на заставе.
      В сельсовете светилось окошко. Заглянув в него, Устя увидела дежурного у телефона, уткнувшегося носом в книгу. Дверь в сельсовет была открыта. Пройдя к дежурному. Устя стала на пороге, прикрикнула на оторопевшего при ее внезапном появлении хлопца:
      - Ты чем занимаешься?
      - Читаю "Капитана Гатераса"...
      - А дверь почему открыта?
      - Хтось выходил. Не зачинил... - Белесый паренек схватился за винтовку, заторопился.
      - Буди хлопцев! Ставь в ружье!
      - А що такое? - Паренек застыл в изумлении.
      - Бандиты объявились в Скумырде, ось що. Давай! - Устя села за стол, взялась за телефон. Линия мрачно молчала.
      В дежурку набились заспанные, встревоженные ребята.
      - Провода десь поризали, а вы тут... Конек мой де?
      - На конюшне, Устя. - Дежурный засуетился. - Я зараз...
      - Чего ты прыгаешь, як индюк на золе? - осадила его Устя. - Ты зараз занимай оборону да выкликай ще хлопцев, кто близко, а я на заставу... Одного пошли на прожектор. Коли встренет пограничный наряд, хай объяснит: бандиты в селе... Биля моей хаты бандиты...
      - Може, взять их?
      - Взять? - Устя подумала. - Их не возьмешь. Побьют вас. - Она обошла свою команду, тронула за щеку, за чуприну того, другого. - Вы ще молодые... А след берить... За ними... Понятно?
      Распорядившись по дружине, Устя прошла в конюшню. После зябкого наружного воздуха в конюшне было тепло, пахло сеном и навозом. Игреневый конек потянулся к ней, звякнул цепью. С пола поднялся вороной конь, зачавкал копытами. Устя погладила своего конька по храпу, ощутила ладошкой его дыхание, влажные, чуткие ноздри; набросила уздечку и вывела из станка. Когда конек воспротивился трензелям, Устя насильно разжала зубы и зануздала его, вывела наружу и охлюпью вынеслась со двора.
      Устин конек проворен, ловок и легок на скаку. У него, метиса-трехлетка, прямая мускулистая шея, широкая и крепкая спина, стойкие и цепкие копыта. Без понуканий и в гору и с горы он держал плавный аллюр иноходи, сохранявший его силы.
      Окунувшись в лес, Устя успокоилась, испытанные ею тревоги остались позади, впереди были надежные друзья. Черный лес убегал книзу вместе с узкой тропой, затем тропа сходилась с лесосекой и разжеванной тракторами дорогой. Конь спотыкался о корневища, похрапывал в темноту, шерсть его взмокла. Пожалуй, первый десяток километров позади, но опасность могла подстерегать всюду. Винтовка была за спиной. Наган под рукой, в мягкой кобуре. Подсумок с шестью десятками патронов перекинут через плечо. Оружие и снаряжение привычное, однако Устя пожалела, что поторопилась. Вгорячах не подумала о седле, а теперь, когда нервы поуспокоились, Устя побранила себя: "Що со мной стало? Що хлопцы подумають, перелякалась до смерти..."
      Поднявшись на взгорок, Устя увидела редкие огоньки заставы, гору Ветродуй, смутно очерченную на фоне посветлевшего неба; облака порвались, и медная луна весело ныряла среди пенных барашков. Устя подбодрила коня, и тот снова пошел плавной иноходью, вытянув шею и прижав уши, будто борзая.
      Чистый горный воздух разносил четкий звук копыт. Услыхав приближение всадника, часовой свистком вызвал дежурного.
      Устя подъехала шагом, чтобы знакомые ребята не истолковали по-своему ее поспешность, спрыгнула на землю, поздоровалась.
      - Покличь начальника, Сидоренко! - обратилась она к сержанту. - Треба зараз самого... - Устя повела коня к крыльцу. Следом за ней шел Сидоренко.
      Он доложил по телефону начальнику заставы, испытующе вглядываясь в Устю.
      - Чего не позвонила?
      - Нема связи. Опять, видать, гады порвали провод. Бандиты в Скумырде, Сидоренко.
      - В Скумырде бандиты? - В дверях стоял Галайда.
      - Да, Галайда. Мене хотели вбыть. - Привставшая было Устя снова села, покачала головой. - Пока двое, а може, трое приходили меня вбыть, Галайда. А там, де трое, сам знаешь, может буть и тридцать... Понятно?
      - Пока понятно больше половины, расскажи подробней, Устя, - мягко сказал Галайда, распорядившись поднимать по тревоге дежурный взвод лейтенанта Стрелкина и готовить машины.
      Внимательно выслушав подробности, Галайда категорически отказался брать с собой Устю.
      - Оставайся на заставе. Нечего тебе пока там делать, Устя.
      - Как же без меня?
      - Обойдемся на этот раз... Тебе надо отдохнуть, прийти в себя...
      - Да що? Я можу... - Устя страдальчески искривила губы. - Боюсь, как бы моих ребятишек... Стоит перед очами Митрофан... Прогнать его не можу... Зажмурю очи... в крови плавает.
      Галайда вздохнул понимающе.
      - Кутай перейдет к Стрелкину, а ты займешь его комнату. Нет, нет, не возражай, Устя. Дежурный отведет тебя, и не беспокойся...
      - Ну, що таке, що... - беззвучно шептала Устя. - Може, подумаешь, я перелякалась... - Она поднялась. - А Кутай тут?
      - Тут, тут...
      - Его с собой не возьмешь, Галайда?
      - Зачем его брать? Стрелкин поедет, Устя...
      Легкий на помине лейтенант Стрелкин появился на пороге, доложил о готовности; его молодое, свежее лицо горело ярким румянцем, глаза восторженно светились.
      Ему не терпелось вступить в настоящее дело, показать себя. И он не пытался скрыть своей радости. Устя встала, винтовку повесила на плечо.
      К домикам офицеров повел подчасок. Чтобы она не споткнулась на выщербленных плитах тротуарчика, он протянул ей руку.
      Устя отдернула свою руку, сердито фыркнула на солдата, и тот, выругав ее за дикость, мрачно довел до домика, постучал в запертую дверь.
      Через некоторое время отозвался Кутай и, открыв дверь, очутился лицом к лицу с Устей. Опешив от удивления, он подвинулся, чтобы пропустить ее, фонарик в его руке подрагивал, и на крашенном суриком полу колебались нестойкие тени.
      - Якими судьбами, Устя? - только и мог он вымолвить.
      - Приказано разместить ее в вашей комнате, товарищ лейтенант, доложил солдат. - А вам придется разместиться у лейтенанта Стрелкина.
      - Ладно, разберемся, - сказала Устя. - Иди, хлопец, продолжай сторожить свою канцелярию.
      Она прикрыла дверь за ушедшим солдатом, беспомощно опустила руки приклад винтовки стукнулся о пол - и, потянувшись к Кутаю, ткнулась носом в его щеку, спросила расслабленным голосом:
      - Куда идти, Жора?
      - Пожалуйста, Устя, сюда, сюда. - Кутай взял ее под локоть. Сюда... - Он заторопился, все еще не понимая, в чем дело, и не решаясь задавать вопросы. Одно было ясно: случилось что-то из ряда вон выходящее, впервые он видел девушку в таком состоянии.
      Электричества не было, движок не работал. Кутай придвинул Усте стул, усадил, зажег керосиновую лампу. При ее неверном свете он увидел осунувшееся лицо девушки, горькие складки в уголках рта. Она вздохнула и нерадостно улыбнулась.
      - Что с тобой, Устя?
      - Що, що! Як кажуть: старое зашло! Вбыть мене приходылы...
      - Кто?
      - Кабы я знала.
      - И що ты?
      Устя невидящими глазами посмотрела на Кутая, вяло ответила:
      - Лишнее не пытай, Жорик. Все Галайде сказала... Чуешь? - Она повернула голову, вслушалась. На лицо ее медленно возвращались краски, энергичней сдвинулись брови, дрогнули губы. - Машины пошли. В Скумырду. Стрелкин взвод повел...
      - Да, слыхал сквозь сон, Стрелкина вызывали.
      - Начальник приказал спать тебе у Стрелкина...
      - Да, солдат передал распоряжение.
      - У воли две доли, - сказала Устя. - Оставайся, Жорик, со мной, бо мне боязно... - Она улыбнулась ласково глазами, вытянула ноги. - Стяни сапожата, не можу нагнуться... Я без седла, як пожевалы мени горы... Винтовку далеко не ставь, мало чего, наган под подушку...
      Кутай снял с нее сапоги, отстегнул ремень с наганом. Все движения его были неуверенны, беспокойны. Устя понимала причину, улыбалась, искоса наблюдая за ним.
      - На керосине? - Она принялась зубами развязывать туго затянутый на косичках бантик.
      - Движок выключили...
      - Скакала сюда - был свет. С горы бачила...
      - Выключают ненадолго... - Кутай поддерживал этот пустой разговор машинально, еще не придя в себя от неожиданности, не зная, как поступить, как угодить ей.
      - Жорик, ты як тетерев. - Она пощупала койку. - Можно тут?
      - Ну почему же нет? Конечно, конечно...
      - Воды попрошу... В горле як песку накидали...
      Напившись, она вскоре заснула детским сном, спокойным и глубоким и, пожалуй, без тревожных сновидений. Кутай просидел возле нее до рассвета.
      Глава шестая
      В шесть утра Кутай застал замещавшего начальника заставы старшего лейтенанта Зацепу за телефонным разговором со штабом отряда. Из отрывочных, скомканных ради конспирации переговоров Кутай понял: поиск в Скумырде пока не принес результатов.
      Закончив с телефоном, Зацепа потер переносицу, уставился на Кутая своими неподвижными кошачьими глазами.
      - Тебя опять рекомендуют на операцию.
      - Меня? Почему?
      - По-видимому, как наиболее подходящего на роль Шерлока Холмса.
      - Кто рекомендует? - Кутай налил из термоса чаю, звонко откусил сахар.
      То же сделал Зацепа и, гоняя во рту кусочек рафинада, причмокивая губами, объяснил задачу.
      - Вот какие бутерброды, лейтенант! - закончил Зацепа. - Галайду не дожидайся, бери "ваню-виллиса", своих четырех джигитов, кстати, они не были нынче в наряде, и вперед трижды с аллахом!
      Кутай покорно выслушал веселую тираду своего друга, задумался. Все было ясно, за исключением одного: как быть с Устей? Зацепа выслушал Кутая, прикрывая глаза веками, и только подрагивающие ресницы доказывали его внимание к сбивчивым словам лейтенанта.
      - Как у вас с ней?
      Зацепа спросил серьезно, без обычной усмешки, и вопрос, поставленный в упор, не был праздным.
      - Никак, - ответил Кутай в том же тоне.
      - Ясно. Устя такая. А дальше?
      - Не знаю. - Кутай пожал плечами, взял алюминиевую чайную ложечку, принялся ее гнуть так и этак. Зацепа потянулся всем телом, взял из рук Кутая ложечку, положил ее возле термоса.
      - Ложка, друг, тут ни при чем... А насчет Устеньки... - Зацепа искоса взглянул на Кутая. - Строго приказано начальством сохранять ее на заставе, пока в Скумырде не рассосется.
      - Это решение разумное. Только разве ее удержишь? Убежит она!
      - Не убежит! Коня ее сдали на конюшню, трамваи, сам знаешь, в Скумырду еще не ходят, а пешком? Она и сама не пойдет. Устя - боец организованный, не анархист. А ты собирайся! Кстати, все же ты переберись пока к Стрелкину. Чтобы никаких кривых улыбочек, кругом глаза, да и солдатики наши... Офицерская честь выше всего... - Закончив высокопарно, Зацепа встал, подал руку. - Как чудаки говорят, ни пуха ни пера! А Устю... - Он не успел закончить свою мысль. Легкая на помине Устя ужо распахнула пинком дверь и стала у порога с винтовкой, в том же тренировочном костюме и в сапогах с низкими голенищами, плотно охватывающими ее икры.
      - Шу-у-шу-у. Як мыши в амбаре! - Устя остановилась посредине комнаты, в ее ясных глазах метались дерзкие огоньки. Румянец играл на яблочно-упругих щеках, трогательно наивно торчали косички с бантиками из красных ленточек.
      - Ну и ну... - Зацепа подтянул пояс на своей узкой талии, любующимся взглядом посмотрел на Устю. - Хай бандиты лопаются со злости, Устя. Ничем тебя не возьмешь! - Старший лейтенант с вполне понятной завистью глянул на Кутая.
      - Дывись не дывись, купувать нечего, товарищ Зацепа. - Устя усмехнулась. - Що у вас робиться?
      - Що? Усе, що треба, товарищ Устя Кавунец.
      Устя вгляделась в металлически твердое и тщательно выбритое лицо Зацепы, тоже по-своему оценила его достоинства: молодость, энергичные манеры, рост - повыше Жорика. Присела на подоконник, прихватила одну косичку, рассмотрела бантик.
      - Нема ничего от Галайды?
      - Да ты откуда знаешь? - удивился Зацепа.
      - Ох ты, странный. По твоим очам бачу!
      - Пока ничего утешительного.
      Устя вздохнула, поправила ремень, кобуру.
      - Треба хитро ловить Капута.
      - Как хитро? - спросил Зацепа.
      - Его не учить - ученый, - кивнула в сторону Кутая. - Хай Жорик, он знае, як. Треба узнать, кто в Скумырде своя людина Капута... Ось так, старший лейтенант. - Устя шмыгнула носиком. - Що у тебя, чай?
      - Чай.
      - Можно, налью?
      - Я сам налью. Извини, не догадался. - Зацепа пополоскал чашку, подал.
      Устя прихлебнула, взглянула на Зацепу, спросила:
      - Ну и як?
      - У нас задача, ты ее сама поставила, Устя, брать Капута...
      - Давай команду!
      - Команду дадим, но не тебе.
      - Понимаю...
      - А раз понимаешь, иди, Устенька, отдыхай, - с твердостью в голосе посоветовал Зацепа.
      - С чего мени отдыхать? - Она прищурила глаза. - Що, на мени... пахали?
      - Такой приказ, нарушать его не будем, - сказал Зацепа. - На операцию выйдет группа Кутая. Видишь, к твоей рекомендации прислушались. А тебе... - Зацепа помедлил, умаслил свои глаза, произнес вкрадчиво: Придется перебыть на заставе. Мы не хотим тобой рисковать Устенька.
      - Цаца? - Устя весело подморгнула, осталась довольна.
      - Цаца не цаца, а в расход не дадим.
      - Да? За що ж? - еще более игриво спросила девушка.
      - Любим тебя, Устя. - Зацепа привстал, раскланялся.
      - Уж и любите? - Устя усмехнулась краешком губ, обратилась к Кутаю в мгновенно изменившемся, деловом тоне: - Капут объявился в урочище у Хмельки. Грицька ще раз спытаешь. Только Капута брать треба в Скумырде. У Хмельки с ним не берись. Там его не возьмешь... Там ему каждая глудка помогае... Вин лесовый зверюга... - Дав еще кое-какие советы, Устя ушла.
      - Как весенняя хмарочка, - сказал Зацепа мечтательно. - Если сказать откровенно, завидую тебе... Как она мило называет тебя - Жорик. Воюешь, рискуешь жизнью, но и одновременно обретаешь свое личное счастье, строишь судьбу...
      - Кто вам мешает строить? - незлобно огрызнулся Кутай, отвергавший все эти холостяцкие разговорчики.
      - Мешает? Таких, как Устя, единицы, а нас много... - Зацепа хлопнул Кутая по крутому плечу, легонько подтолкнул к двери. - Иди! Пора, пора, трубят рога! Капут - серьезная фигура. С ним надо разговаривать на "вы". Его в примитивный силок не заманишь. И обычным прочесом не изловишь...
      - Ты что, запугиваешь? - спросил Кутай. - Я не люблю перед делом лишних разговоров.
      Зацепа перебил Кутая, готового уже взорваться, сказал тепло, по-товарищески:
      - Не пойми меня превратно. Ты сам замечаешь: чем дальше, тем борьба с бандеровщиной становится сложнее. Нынче они хитрые стали, но и мы повзрослели. Ненависть накалилась, столкнулись грудью обе стороны. Вот почему и беспокоюсь, Жора. Ты для меня больше чем брат... Кровному родству далеко до родства, скрепленного совместно пролитой кровью...
      - Ну, спасибо, - растроганно ответил Кутай, выслушав Зацепу, и в хорошем настроении ушел готовиться к действительно трудному заданию: предстояло ловить самого Капута.
      Большое значение имеет подбор боевой группы: малейший просчет часто приводит к провалам и нередко завершается лишней кровью. Кутай остановил выбор на своих неизменных помощниках - на Сушняке и Денисове, понимавших его с полуслова. К ним присоединили проверенных на трудных заданиях Сидоренко и Займака. Кутай решил собрать их, проинструктировать, вместе с ними обсудить предстоящую операцию. Решено было отправляться в двадцать три пятнадцать.
      В столь точно определенное время выехать им не удалось. Звонком из штаба приказали задержаться: нарочный должен был доставить дополнительные указания.
      - Мои предположения подтверждаются, - сказал Зацепа. - Сверху тоже обмозговывают "капкан". Капут - соратник Луня! - Зацепа поднял палец, причмокнул губами. - Такая, казалось бы, локальная операция, а равняется хорошему бою, уверяю тебя. Да, да, не притворяйся, ты и сам отлично понимаешь...
      - Понимаю, еще бы, - согласился Кутай. - Только и ты должен понять, что я любую операцию готовлю, как готовят хороший бой.
      Зацепа дружески полуобнял Кутая и подтолкнул к двери.
      - Ты упустил одно: пищу телесную. - Он втянул воздух ноздрями. Чуешь, Шерлок Холмс, запах молодой баранины...
      Но пообедать как следует не удалось: прикатил Галайда, вызвал к себе, а немного погодя часовой пропустил мотоциклиста из штаба отряда, молодого, плечистого сержанта, который вручил начальнику заставы пакет с сургучными печатями.
      Отпустив его, Галайда ножичком подрезал нитки, высвободил их, а потом вскрыл пакет длинными ножницами.
      - Так и есть, - сказал Галайда, прочитав бумагу. - Начальство недаром ночей не спит. Ишь ты, ловко придумано. Где же грепс? - Он с любопытством заглянул внутрь пакета и, обнаружив там еще одну бумажку, развернул ее, подал Кутаю. - Грепс от Катерины резиденту в Скумырде. Вот почему там все шито-крыто. Кто бы мог подумать, даже в клуб подсунули своего человека... Заведующий! Я же с ним сегодня разговаривал. Обещал ему киноленты подослать, он просил обязательно патриотические...
      - Недавно видел его, обратил внимание - заячья губа; еще подумал: примета, исключающая вербовку, - сказал Зацепа, прислушиваясь к поднявшемуся ветру. - Нагонит дождь, размоет нам свежую подсыпь на каэспэ.
      Все тоже прислушались. Ветер дул порывами, пробиваясь сквозь щели восточной гряды, с тугим посвистом срывал последние листья, шатал голые ветви деревьев, шумел в хвойных. Было видно, как солдат, перебегая плац, схватился обеими руками за фуражку. Глухо постреливала фанера щита-плаката, рассказывающего о заповедях погранбойца.
      - Засады не миновать, - предупредил Галайда, отрываясь от окна, возьмите брезент на подстилку, плащ-палатки не забудьте.
      - Есть, - ответил Кутай. - Это можно взять? - Указал на грепс.
      - Возьмите, вам же предназначено. Только семь раз отмерь - один раз отрежь. Грепс грепсом, а голова должна быть на плечах... Кстати, парторг в Скумырде от кого-то слыхал, что именно Капута прочат на курень Очерета.
      - Похоже на правду, - ответил Кутай. - Заместитель по хозчасти в курене ни то ни се. Бугай - весьма примитивная личность, возможно, на Капуте и остановятся. Тогда тем более... Разрешите исполнять, товарищ капитан?
      Галайда подал руку:
      - Желаю...
      В Скумырду выехали впятером. Трое остались в лесу вместе с машиной, для нее нашлась впадина, защищенная густым хвойным подлеском. Когда спустились сумерки, двое переодетых - Сидоренко и Займак - пошли в село. Для вызова резидента отправился Займак. Его вид также не вызывал подозрений, ничто в его лице или фигуре не привлекало внимания, обычный парубок, немного робкий, таким вынужден был представляться этот внутренне собранный, ловкий и сообразительный солдат. Займак не раз доказывал на деле свои чисто актерские способности, и потому для тонкой разведки он подходил гораздо больше, чем неповоротливый и быстро воспламеняющийся Сидоренко.
      - Не беспокойся, Сидоренко, - сказал Займак, отправляясь в село. Найду и приведу его для откровенной балачки. Установим главные приметы, чтобы не ошибиться: белявый, среднего роста, конопатый, и самое главное заячья губа. С такой приметой только разве на три метра в землю сховаешься.
      Срезав хворостинку, Займак на ходу перочинным ножиком расписывал ее узором и, посвистывая, направился к клубу, чтобы захватить там опасного резидента. Никто не обратил особого внимания на паренька, с беспечным видом подошедшего к фанерному щиту с обрывками наклеенных афиш, сообщавших о предстоящей демонстрации популярного фильма "Два бойца". На афише были приведены слова песни: "Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил", - а пониже более крупно заманчивый призыв: "Исполнение популярной песни под баян и танцы до упаду".
      Прочитав объявление, Займак вошел в раскрытые двери клуба. Когда-то это был просторный дом сбежавшего за кордон богатея. Теперь, в связи с новым предназначением дома, перегородки были вырублены, стены выкрашены маслом спокойного, немаркого цвета, под потолком подвешена люстра, горевшая вполнакала, отчего в зрительном зале держался полумрак.