Любовь под горячую руку

С Сашей занималась ее мать. Но тут Евгении Леонидовне потребовалось зачем то посетить свой огород, и она оставила Вику на несколько дней одну с дочерью. Так совпало, что у девочки резались зубы, поднялся жар, в этот день она была особенно капризна. Сначала Вика воспринимала это вполне адекватно, давала девочке жаропонижающее, качала ее, уговаривала, но постепенно начала выходить из нормального состояния… Ну, дальше вы слышали. Она задушила девочку, накрыв пуховой подушкой. Поучив немного лекции, она слегка успокоилась, собака перестала лаять и Вика подушку убрала. Вид девочки ей не понравился, все же Виктория медик… Она забеспокоилась, взяла сумку, в которой иногда носила малышку. Она решила срочно везти девочку к врачу, положила сумку с дочерью в машину и поехала. Еще Вы, Тамара Владимировна, имейте ввиду, что это я рассказываю все так гладко и последовательно, у Вики же в это время в голове творилось черт знает что! Одна часть мозга металась в панике и испуге, другая больная часть отказывалась воспринимать происходящее, то одна, то другая половина пересиливала.

Зачем она спустилась к озеру? Она это как-то объяснила?

Самым нелепым образом. Ей показалось, что у девочки грязное лицо. От удушья, как известно, появляется синюшный круг вокруг рта. Видимо, на это и обратила внимание Игошина. Она подумала, что везти к доктору неумытую дочку не прилично. Умыть она ее решила почему то в озере. Я думаю, просто увидела воду, вот и свернула. Вышла из машины, взяла сумку. Поставила ее на колени и стала тянуться руками к воде. Там достаточно глубоко прямо у берега, но до воды достать не просто, слишком низко. Короче, она сумку уронила. Это потрясение было последним ударом по ее психике. Она долго искала в темноте девочку, не нашла, решила ехать за подмогой. Но машина застряла в песке… В совершенно безумном состоянии Вика вернулась домой. Тут ее поступки вообще плохо поддаются логике… Она говорит, что сначала помыла пол, так как грязь ненавидит, потом во всех шкафах искала фонарик, все выкидывала, так как торопилась вернуться на озеро, искать дочь… Потом стул поломала с той же целью, хотела палку получить, чтобы тыкать ей в воде… В конце концов она поскользнулась на глине и упала виском больно ударившись о сервант… Это весь ее рассказ. Конечно, она все это более запутанно излагала… Сейчас она внушила себе, что ее дочь в больнице, потому что простудилась в холодной воде. А ей нужно обязательно сдать анатомию, иначе ее не пустят навестить Сашу. Такая вот печальная история. Совпадает она с Вашими выводами?

Почти идеально. Андрей Валерьевич, что теперь будет с Викой?

Это не в нашей с Вами компетенции. Я лично составил докладную записку главврачу. Мы оформляем документы для передачи Игошиной в психолечебное заведение. А по поводу убийства будет суд решать, на основании уже их, а не нашего заключения.

Хорошо, доктор. Я оформлю бумаги, как положено, и пришлю их Вам. Вы прочтете и подпишите, если все вас удовлетворит. Хорошо?

Вернувшись в отделение, я сразу же принялась за составление отчета о посещении больницы, это занятие отняло у меня почти два часа. После этого можно было считать, что в деле о похищении и убийстве Игошиной Александры Денисовны мы подошли к развязке. Но до последней точки было еще далеко. Ничего нового о судьбе Исаева Виктора Андреевича и похищенной им Марины Уголовой так и не появилось. Весь день велись интенсивные поиски в районе набережной, и дальнейшей части береговой линии, так же не прекращали работы водолазы. По их мнению, если потерпевшие не смогли выплыть, то найти их тела будет очень не просто, за ночь течение могло снести их на несколько километров вниз по течению, поэтому поиски могут затянуться надолго…

Вечером в моем кабинете появился усталый и злой, как собака, Грязнов. Он плюхнулся на стул и заявил.

Я весь день пробегал по берегу Оки, замерз, проголодался и потерял всякую надежду найти хоть что-нибудь стоящее…

Но что ты еще предлагаешь? Водолазы предупреждали, что при таком течении искать тела вблизи моста бесполезно.

Я сам на моторке два раза со спасателями прочесал несколько километров вниз по течению. Там река так разливается, что рассмотреть противоположный берег даже в бинокль невозможно… Я начинаю подозревать, что мы так и не узнаем, что случилось с Исаевым.

Ты все-таки надеешься, что он прыгнул в воду один? Где же тогда девочка?

Понимаешь, насчет Исаева сомнений никаких нет. Он точно доехал до середины моста. Машина припаркована ровно, даже на ручной тормоз поставлена… — Задумчиво сказал Максим. — А вот что касается девочки… тут есть варианты…

Я думала об этом. — Согласно кивнула я. — Я считаю, вполне вероятно, что Исаев мог выпустить или выбросить Марину из салона. Если он сразу решил броситься с моста, то он не потащил бы ребенка за собой…

Почему ты в этом так уверена?

Последние два дня я только и делаю, что изучаю психологию этого человека… конечно, не на сто процентов, но я почти уверена, он не стал бы сознательно причинять вред ребенку… Это не в его правилах… Вот если решение прыгнуть пришло спонтанно… тогда ни за что нельзя ручаться…

Да как вообще можно ручаться за психа? Может, ему стрельнуло, что он ее не обижает, а спасает от нас… Да черт его знает, что он еще мог напридумывать своим больным мозгом.

В поисках мы должны исходить из того, что Марина жива. Я детально изучила весь путь, которым пронесся «Чероки» до своей конечной точки на мосту. Смотри… — Я достала из ящика укрупненную карту района, и показала карандашную линию, проведенную мной ранее. — Вот смотри, на всей дороге не так много мест, где Исаев мог бы высадить девочку… Практически постоянно дорога идет вдоль ярко освещенного проспекта… Насколько я понимаю, вы преследовали джип чуть ли не вплотную…

Не совсем, конечно… Но он то и дело мелькал на поворотах.

Ну вот, — удовлетворенно кивнула я. — Вы не могли не заметить ребенка, только что выброшенного из машины посреди ярко освещенного проспекта. Машин практически не было… Марине просто некуда было спрятаться на набережной. Там домов нет, нет кустов… Вот смотри, есть всего два небольших участка, где в принципе Виктор мог незаметно вытолкнуть девочку из машины. — Я ткнула карандашом в карту…. — Здесь — почти рядом с домом Уголовой…

Это вряд ли. Он не сориентировался бы так быстро… Скорее, он сделал это тут, или вот тут… — Максим склонился над картой рядом со мной.

Я тоже так думаю. Сегодня с самого утра я послала на эти участки людей, они опрашивают жителей, осматривают местность в поисках каких-нибудь признаков присутствия Марины. Пока результат нулевой, но я все же надеюсь…

Черт бы побрал этого Панченко с его машиной. Какого хрена он притащил свой драндулет за линию оцепления?

Ты думаешь, в противном случае все закончилось бы намного лучше? Я лично не уверена. Увидев, что выхода нет, он мог пойти на крайние меры… У него же в руке был нож…

Сама же говоришь, он не может обидеть ребенка…

Да ничего я не говорю… — С досадой поморщилась я. — Загнанный в угол человек способен на все. И ты это знаешь. Так что не надо гадать, что бы, да кабы… Давай исходить из того, что уже есть…

Как думаешь, если девочка действительно жива, почему она может не проявляться? Ей не два года, она знает свое имя и адрес… В принципе, она даже сама могла найти дорогу домой. Если она ударилась при падении, или сознание потеряла, то ее должны были заметить и отправить в больницу… Ты приемные покои обзванивала?

Не сама, естественно, но эту работу мы выполнили, похожей девочки не поступало…

Так что ты об этом думаешь?

Не знаю. Понимаешь, я не знаю. Сегодня в вечерних выпусках новостей и завтра в утренних вышло обращение к жителям города с просьбой о помощи в поисках Марины и Исаева. Мы уже фотографии и текст на все каналы отправили. Может, ее приютил кто то, кто не желает связываться с милицией, или хочет сам ее вылечить… Да мало ли у нас чудаков! Будем надеяться, что телевидение нам поможет…

Проторчав весь день на берегу, я, честно сказать, с трудом верю, что Исаеву удалось выбраться из воды. Это очень маловероятно. Хотя, если честно, его судьба меня волнует намного меньше.

Ты не прав…

Да ладно тебе! Чего душой то кривить, никому не станет худо, если он сгинет к чертовой матери…

Я промолчала. Потом взяла в руки только что написанный отчет и протянула Максиму.

Не хочешь прочитать протокол допроса Виктории Игошиной?

Она пришла в себя? — С интересом глянул на меня Грязнов. — Что там нового?

Оказалось, что Исаев действительно не при чем. — Глаза Макса недоверчиво прищурились, губы вытянулись в ироническую гримасу. — Она сама убила свою дочь.

За что? То есть, я хотел спросить, зачем? — Опешил собеседник.

Учиться мешала, да и муж, по мнению Игошиной, бросил ее именно из-за капризов дочки.

Ты это серьезно? — Не поверил Макс.

Вполне. Доктор говорит, что у Вики, как говорится, крыша съехала. Видимо, она давно страдала скрытой формой шизофрении, только никому до этого дела не было. Муж предпочел самоустраниться, а мамашу рвение дочки к учебе скорее радовало, чем настораживало.

Да, дела. — Вздохнул Грязнов. — Чего только в жизни не бывает. Игошину уже сообщили об этом?

Я заезжала к нему домой, после больницы… Честно сказать, больше всего в нашей работе меня угнетает необходимость приносить родственникам жертв неутешительные новости. Каждый раз борюсь с искушением переложить эту обязанность на чьи-нибудь чужие плечи…

Ну, и как парень отнесся к такому известию? — Спросил Максим.

А ты как думаешь? — Пожала плечами я. — Винит себя, клянет последними словами за то, что бросил дочку на произвол судьбы…

Не думаю, что он так уж виноват. — Задумчиво сказал Грязнов. — На его месте любой мужик так же бы поступил… Он ведь не бросил дочь не известно где и не известно с кем, а оставил на попечении родной матери и бабушки. Да он бы даже если захотел, вряд ли бы смог забрать девочку к себе…

Ты прав, конечно. Только ему от этого ни на грамм не легче. Он еще от известия о смерти Сашеньки не оправился, а тут такое! А вообще, если честно, этот парень меня удивил. Представляешь, что он сделал, как только немного пришел в себя после разговора со мной? Ни за что не догадаешься. Он начал быстренько собираться к Евгении Леонидовне.

Зачем? — Удивился Максим. — Неужели ему внезапно захотелось выслушать новую порцию оскорблений в свой адрес?

Представь себе, нет. Он забеспокоился, что бедная женщина после всего что случилось, осталась совершенно одна, а у нее сердце больное… Он поспешил поддержать бывшую тещу.

С ума сойти! — Усмехнулся Грязнов. — А она этого парня так ненавидит, будто он главная помеха ее жизни. Да она локти кусать должна от досады, что упустила такого зятя…

Не говори глупостей, Максим. — Устало вздохнула я. — Евгении Леонидовне и без того есть из-за чего убиваться. Надеюсь, и Денису эта страшная история пойдет впрок. Думаю, теперь он понял, что возникающие в жизни проблемы нужно встречать с открытым забралом и решать их, а не просто убегать или прятать голову в песок… От этого они не исчезают, а наоборот, разрастаются до размеров трагедии.

Да уж. Я бы на его месте теперь сто раз подумал, прежде, чем жениться во второй раз.

Домой в этот день я опять попала поздно. Как только в девятичасовых выпусках местных новостей вышли сообщения с просьбой помочь в поисках Виктора Исаева и Марины Уголовой, немедленно посыпались звонки на наши телефоны, данные под фотографиями, для контактов. Я даже поразилась, каким буйным воображением обладают жители нашего города. Где только не видели Марину и Виктора наши добровольные помощники! Радиус этих встреч превышал сотню километров. Разброс во времени тоже впечатлял. Их встречали вчера, сегодня, на той неделе, в прошлом году. Одна женщина даже сообщила, что встречала эту парочку на горнолыжном курорте в Австрии. Вот так. Не больше, не меньше… Девяносто девять процентов сообщений мы отмели сразу, как малореальные или вовсе фантастические. Выезжала группа для проверки только семи сообщений, но и они не дали, к сожалению, никаких результатов. Мы снова оказались в тупике.

Вернувшись домой, я скинула в прихожей туфли и, не включая лампу, прошла в гостиную. На диване в пятне лунного света, раскинув лапы с добродушной немного глуповатой улыбкой на плюшевой морде сидел медведь. Я обняла его, как доброго приятеля, и сказала.

Привет. Вот я и дома.

Устало вытянувшись на диване, я подумала, что вообще то надо бы раздеться. Юбка помнется, да и блузка после ночи вряд ли будет выглядеть свежо и привлекательно. Но вместо того, чтобы подняться и надеть халат, я только крепче прижала к себе медведя. Было так приятно лежать в темноте и абсолютно ничего не делать… Я закрыла глаза и постаралась заснуть. Вместо этого в мою уставшую голову полезли непрошеные и совершенно нежеланные мысли. Как странно устроена жизнь, все в ней последовательно и взаимосвязано. Как только Лев Антонович вынес свой медицинский приговор по поводу моей беременности, как тут же судьба подкинула мне это злосчастное дело. Все вокруг хором из тысячи голосов вещают мне о радостях материнства, о том, что это великий шанс и неописуемая удача… а жизнь вдруг поворачивается ко мне совсем другой ужасно непривлекательной стороной. Она насильно заставляет меня увидеть изнанку счастливого и безоблачного фасада материнства. В нелепой даже уродливой форме предстали передо мной последствия внеплановой, нежеланной беременности… Я не могла даже представить себя на месте несчастной Вики Игошиной, которой теперь я и выздоровления то пожелать не могу. Что будет с ней, если вдруг она придет в себя и осознает всю глубину того горя, в котором сама же она и виновата? Мне было бесконечно жаль несчастную Евгению Леонидовну в одночасье лишившуюся и дочери, и внучки, и всяческих надежд на будущее… А ведь она, воспитывая Вику, призывая к стремлению учиться лучше и лучше, хотела дочери только хорошего. Кто же знал, что все так получится? Нелепо и глупо… А кто вообще что то может знать о будущем? Кто может рассказать, какой будет моя судьба? Как сложатся мои отношения с ребенком? Смогу ли я преподать ему правильные и безопасные уроки жизни? Что я сама знаю об этом? Как я смогу найти общий язык с этим маленьким существом? Ведь нас разделяет огромное, как небо, пространство. Шириной в долгих сорок лет.

Я вдруг поймала себя на мысли, насколько изменилось мое отношение к миру за последние несколько дней. Еще позавчера, лежа на этом самом диване, я предавалась безумной тоске по своей загубленной жизни, боялась перемен, которые грозят нарушить мой отлаженный быт, сломать карьеру, притормозить мой целеустремленный бег вперед к наградам, званиям и престижным кабинетам… Сегодня меня волнуют совсем другие проблемы… Почему то на первое место в моих мечтах и переживаниях, растолкав хрупкими локотками все честолюбивые замыслы, вылез маленький еще не родившийся человечек. Не успев появиться на свет, он перевернул всю мою душу, сменил характер, заставил вспомнить о любви и счастье. Он даже Максима мне вернул, а вместе с ним радость и мечты о будущем…

Видимо, убаюканная своими нехитрыми мыслями, я все же уснула, потому что звонок телефона, прозвеневший в моей квартире на рассвете, долго не мог поднять меня с мягкого и теплого дивана. Наконец, я все же села, но, хлопая глазами, никак не могла понять, что происходит, и почему в предрассветной тишине раздаются такие громкие и неуместные звуки. Еще пару минут я пыталась осознать природу этого звона и лишь потом дозрела до того, чтобы снять трубку и ответить «Алло!»

Ради бога извините, Тамара Владимировна! — Заволновалась трубка голосом Димы Панкова. — Максим не велел Вас будить, но я думаю, это важно… — Я вспомнила, что отоспавшийся за день Дима, с вечера опять заступил на свой боевой пост в квартире Уголовых. Оставлять Дашу одну в квартире после того, что случилось, было опасно, да и судьба Исаева до сих пор полностью не прояснилась. Неужели, у них там еще что то стряслось?

Сколько раз я тебя просила, Панков, если уж будишь человека посреди ночи, так хоть говорить постарайся сразу и по существу.

Слушаюсь! Там труп нашли. — Отрапортовал он.

Чей? И где? — От таких новостей я мгновенно окончательно проснулась.

Так этого, Исаева Виктора… Его на рассвете в двадцати пяти километрах от Окского моста рыбаки выловили… Макс туда уехал, а я не знаю, говорить Дарье об этом или не стоит пока? Она сейчас в таком состоянии…

Ни в коем случае. — Торопливо перебила Панкова я. — Это известие ее окончательно добьет, ведь со смертью этого человека надежда найти Марину Уголову живой и здоровой тает прямо на глазах…

Тамара Владимировна… — Дима замялся. — Вы считаете, девочка тоже утонула? Или шанс все-таки есть?

О ее смерти говорить пока рано. — Твердо ответила я. — Мы совершенно ничего не знаем о последних минутах жизни Исаева, он мог поступить с ребенком так, как считал нужным… Я лично продолжаю верить в то, что он не мог сознательно причинить девочке вред…

У Вас и у него понятия хорошего и плохого немного не совпадают, к сожалению… — Вздохнул Панков. — Вы извините, что разбудил, Тамара Владимировна. Отдыхайте.

Да уж какой теперь отдых, Дим. На улице рассвело… Я сейчас соберусь и приеду. Если Грязнов проявится, скажи, я на месте, в своем кабинете…

Я быстренько умылась, надела вместо помятой юбки и блузки голубые джинсы с удобными кроссовками и мягким теплым свитером, после чего вызвала из управления машину. Пока она ехала, я совершенно без аппетита съела бутерброд и запила чашкой горячего чая. Второй кусок батона с ветчиной я уже осилить не смогла, посмотрев на него, я со вздохом убрала еду обратно в холодильник. Получается довольно паршиво, завтрак проглотить меня вчера Грязнов заставил, обед я пропустила, об ужине просто забыла. Если так пойдет и дальше, то скоро я исхудаю так, что земля меня просто перестанет притягивать к себе. Мои пятьдесят пять килограмм при росте в сто шестьдесят шесть сантиметров и так не бог весть что, в смысле веса, а если от них еще и отнять килограммчиков пять-семь, то, боюсь, я сильно стану напоминать одного из узников Освенцима. Тут я совершенно некстати вспомнила о том, что я ведь теперь не одна, и этим несчастным бутербродом я накормила не только свой разнесчастный организм, но и то маленькое существо, которому не слишком повезло появиться в моем животе. Подумав об этом еще немного, я достала из холодильника второй бутерброд и налила еще одну чашку чая…

Максим в моем кабинете появился часов в семь, не выспавшийся и злой.

Ты хоть немного сегодня поспать то успела? — Вместо приветствия не довольно поинтересовался он. — Или так со вчерашнего вечера и не ложилась?

И ложилась, и спала, и завтракала, все, как положено.

Что ты решила насчет ребенка? — Неожиданно спросил он.

Ты считаешь, сейчас самое время говорить об этом? И место выбрал подходящее…

А у тебя все всегда не время. — Проворчал Макс. — Прячешь голову в песок, как страус. Но имей ввиду, принимать решение придется, причем в самое ближайшее время.

Ты же видишь, времени совсем нет. То одно. То другое. Я просто не могу сосредоточиться и подумать о своем будущем… — Пожаловалась я.

О своем, можешь думать когда угодно и сколько угодно. Будь добра, ответь мне, что ты решила насчет НАШЕГО совместного с тобой будущего? И что ждет НАШЕГО ребенка?

Я прижалась к его плечу и закрыла глаза. Как это здорово, что он назвал моего малыша нашим. Максим даже сам, наверное, не понимает, как хотела я услышать от него именно эти слова. Как нужны мне эти слова… Да просто необходимы! Сказать об этом Грязнову я не успела, нас снова прервал телефонный звонок. Макс довольно долго слушал, о чем ему вещала трубка мобильного телефона, потом хмуро сунул ее в карман брюк.

Цветков звонил. Ему только что труп Исаева доставили. Пойду, взгляну на него еще разок. — Энтузиазма в его усталом голосе не наблюдалось.

Так это все-таки оказался он?

А кто же еще? Он, Исаев Виктор Андреевич собственной персоной.

Поцеловав меня на прощанье в щеку, Максим отправился к Цветкову. Как только он вышел, у меня зазвонил сотовый.

Ты чего трубку то не берешь? — Недовольно спросила Оксана. — Пришлось на мобильник звонить.

Я не дома, Ксюш. — Откликнулась я.

Где это, интересно, ты находишься в половине восьмого утра? В гостях что ли ночевала или… — В голосе подруги сквозили нотки такого откровенного любопытства, что я поспешила прервать ее предположения, пока она не нафантазировала чего то возвышенного и необыкновенного.

Я на работе, к сожалению.

Ты что, мать, офонарела? В твоем положении ночами спать нужно, а не бдеть на трудовом посту. Что там такого, на этой работе, что не могло бы до утра подождать?

Да все то же, Ксюш, трупы, похищения… сегодня вот труп нашли. — Устало ответила я. — Вчера девочку похитили, маленькую…

Так ее же вроде того… задушили. — Удивилась подруга. — Я по телевизору в новостях смотрела. Еще что ли одну этот маньяк утащил? — Ахнула, сама испугавшись своей догадки, она.

Может и так. — Согласилась я. — Пока об этой девочке ничего не известно.

Так его еще не нашли до сих пор? — Расстроилась Оксана.

Нашли. Он умер.

Ты совсем меня запутала. Если похититель умер, то где тогда ребенок?

В этом весь вопрос. Кто, где…

Тебе, Том работу менять надо. — Сделала неожиданный вывод подруга. — Она совсем тебе не подходит.

Раньше ты говорила противоположное. — Напомнила я.

Я не учла некоторые особенности твоего характера.

Это какие же,интересно узнать? — Удивилась я.

И она еще спрашивает! Я ведь как думала? В милиции полно молодых, спортивных, совсем не дурственных мужичков. Чем не место для симпатичной одинокой женщины? Цветник! Выбирай не хочу. Кто ж знал, что ты окажешься такой занудой и мужененавистницей? Я уж и надеяться перестала выдать тебя замуж за приличного человека. Ладно хоть Максима по своей глупости не упустила. Теперь и уходить из этого жуткого места пора, пока служебные отношения и твоя начальственная заносчивость все дело не запороли.

Надо подумать. — Засмеялась я. Оксана могла поднять настроение буквально двумя фразами, сказанными совершенно серьезно. По крайней мере она утверждает, что шутить и не собиралась. — А сама то ты чего в такую рань поднялась, случилось что?

Случилось. — Ворчливо отозвалась подруга. — Ты совсем что ли на этой своей работе мозгов последних лишилась? Число сегодня какое?

Батюшки! — Воскликнула я. — Забыла. Хотя такое событие и запамятовать не грех.

Ничего себе! — Удивилась Оксана. — Это почему же? Вроде День рождения, а не поминки, и даже не развод.

А ты не забыла, сколько мне лет?

Считаешь, пора начинать скрывать дату рождения? — Деловито осведомилась подруга. — Между прочим, сходи в паспортный стол, может, по блату скостят немного годков, свои ведь ребята, тоже менты. Выглядишь ты отлично, так что без опасений лет на десять можно твой срок урезать. Теперь ты еще и мамочкой стать умудрилась. Я тут всю ночь, между прочим, голову ломала, что бы пожелать подруге дорогой? И представь, желать то тебе не чего! У тебя уже все есть. Ты умная, красивая, здоровая, успешная в работе, парня завидного отхватила, подругу самую лучшую… Так я, Том, ничего и не надумала.

Обидно. А я только слушать приготовилась.

Я решила позвонить пораньше и поздравить тебя самой — самой первой. А тебя и дома то нет…

Спасибо, Оксан. Только, боюсь, ты будешь и первой, и последней. Вряд ли кто вспомнит, про мой юбилей, раз уж я сама и то забыла.

Ты что же надеешься отделаться простым спасибо?

А что? — Растерялась я.

А ничего! Давай на выбор, или вы к нам приходите, или мы с Василием к вам, или все вместе идем в кабак.

Кто это «Вы»?

Не прикидывайся, — отмахнулась Ксюша. — Само собой «Вы», это ты и Максим. Ты не увиливай от вопроса.

Тогда уж ко мне приходите. — Нерешительно ответила я, лихорадочно соображая, чем буду потчевать гостей? В холодильнике мышь повесилась… Хорошо хоть в квартире убрано.

Значит, часиков в пять мы подгребаем.

Лучше в семь. — Быстро поправила я. — Работы много, до пяти могу не успеть…

Лады! В семь так в семь. — Согласилась Оксана и повесила трубку.

С ума сойти! Мне уже сорок! Когда то я считала, что это уже старость. На полном серьезе доказывала подружке, что в этом возрасте и жить то в принципе незачем. Разве может пожилая женщина мечтать о модной одежде, красивом любовнике ? Да в сорок лет пора уж и о душе подумать! Можно, конечно, и помечтать. О прибавке зарплаты, о новом телевизоре, о бесплатной путевке в местный дом отдыха… Но романтическим грезам, поискам любви и смысла жизни в таком преклонном возрасте места уже просто нет. Так я думала в пору своей прекрасной юности. Теперь же, в канун юбилея, к моему искреннему изумлению оказалось, что жизнь то только начинается! Да я не испытывала такого морального подъема и душевного волнения пожалуй лет десять, а то и больше. Я даже в любовь начала верить, а то грешным делом считала это чувство удачной выдумкой режиссеров мыльных сериалов для привлечения большего числа домохозяек и других доверчивых зрителей. Я даже улыбнулась. Оксана права, я могла бы запросто убавить себе в паспорте лет пять-десять, в душе я чувствую себя если не на двадцать лет, то уж точно не старше тридцати. Здоровье отменное, фигура еще вполне ничего, морщин тоже вроде пока не намечается… И все же мне сорок. Сорок и не на год меньше. Говорят, с этого момента жизнь начинает лететь семимильными шагами, не успеешь оглянуться, уже сорок пять, баба ягодка опять, потом пятьдесят, шестьдесят…. Ну а дальше кому как повезет, как говорится, сколько господь отмерил… Настроение опять как то сникло, пожухло и свернулось в трубочку, как опавший осенний листок. Я достала из сумочки зеркало и придирчиво начала всматриваться в свое лицо… Да уж! Какие там двадцать и даже тридцать лет… Вот они, мои сорок лет, в каждой морщинке, в потухших невеселых глазах, в опущенных кончиках губ… Волосы давно пора подкрасить, кожа просто нуждается в питательной маске, не плохо бы записаться на массаж… «А почему бы мне сегодня не пойти к начальнику и не попросить отгул? » — Внезапно решила я. Действительно, почему? Имею я право в свой день рождения хоть не на долго забыть о трупах, поджогах и изнасилованиях? Могу сходить в салон красоты, спокойно вернуться домой и приготовить праздничный ужин? Интересно, когда я в последний раз просила Панченко освободить меня от работы? Сама не припомню, видно было это очень давно…

Я встала и решительно направилась в кабинет Ивана Тарасовича. К счастью, он был на месте. Принял он меня не особо радушно, но, в принципе, вполне благосклонно, учитывая наши натянутые отношения.

Ну, здравствуй, Кочетова! — Начальник откинулся на спинку крутящегося кресла и снисходительно на меня глянул. — Присаживайся. Я что хотел спросить, Шаров скоро из больницы выписывается?

А в чем дело? — Насторожилась я.

Да ничего особенного, — коротко хохотнул Панченко, — что вы, как ежик, ощетинились, Тамара Владимировна? Вы ведь сами настаивали довести это дело с женой полковника до суда. Так действуйте, Вам и карты в руки. Пусть Андрей заявление пишет, сами, как свидетель пойдете…

Я не поняла, Иван Тарасович, с чего бы это такие перемены? Вы же вчера еще запрещали нам в эти разборки соваться. Строгий выговор даже мне объявили….

Не надо передергивать, Тамара Владимировна! — Враз поскучнел начальник. — Зачем все в одну кучу валить? Выговор Вы получили законно и справедливо, за грубость и нарушение субординации. А нападение на нашего сотрудника, это совсем другая статья… Это даже полковничьим женам не позволительно.

Я встали и озадаченно посмотрела на Панченко. Хотелось бы мне знать, что значат такие разительные перемены в мировоззрении начальства… Уже у двери Иван Тарасович окликнул меня.

Кстати, Тамара Владимировна, говорят, у Вас сегодня день рождения? Примите мои искренние поздравления и пожелания счастья. Можете с работы пораньше уйти. Гостей, небось пригласили? — Добродушно улыбнулся он. Я уставилась на Панченко с изумлением. Вот уж никогда бы не подумала, что этот человек забивает свою голову датами рождения подчиненных! Видя мое недоумение, начальник счел своим долгом пояснить. — Это меня недавно в управлении надоумили, там семинар у нас был по вопросам работы с личным составом. Советовали проявлять заботу и внимание. Вот я и распорядился, чтобы для начала в отделе кадров составили график дней рождения сотрудников. Они еще и стенгазету с поздравлениями к обеду вывесить обещали.

Я поблагодарила начальника и со всех ног кинулась в отдел кадров. Не хватало еще для полного счастья только стенгазеты с поздравлениями! И почему мне так не везет? Угораздило же Панченко начать заботу и внимание к сотрудникам именно с моего дня рождения. Девочки кадровички за коробку конфет вняли моим пламенным мольбам и согласились не вывешивать уже нарисованную газету, правда, пошли они на это с видимой неохотой. Больно уж красочное вышло поздравление. Они трудились над ним со вчерашнего дня и искренне не понимали причины моего недовольства. Для верности я попросила разрешения взять этот кусок ватмана с собой. Я выразила горячее желание украсить им гостиную у себя дома. Девочки с радостью согласились подарить мне газету в качестве подарка.

Я задумчиво брела из отдела кадров с рулоном ватмана под мышкой, старательно обдумывая, что бы такого придумать из закусок, чтобы получилось вкусно, но и времени бы много не заняло. В это время из-за поворота вынырнула худосочная фигура Миши Цветкова. Он стремительным шагом приблизился к кабинету Панченко и на мгновение замер перед дверью, не решаясь войти. Я окликнула эксперта, и он, облегченно вздохнув, юркнул за мной ко мне в кабинет.

Привет. Чего это ты у Ивана Тарасовича забыл? — Поинтересовалась я.

Так вызвал он меня срочно со всеми экспертизами по делу Зайцевой. А у меня и нет ничего, кроме полена со следами крови… Уж как он орал, никому не пожелаю… Велел срочно гнать в этот дурацкий кооператив «Заря», снимать отпечатки, правда, ума не приложу чьи, тапки в опилках фотографировать. Совсем сбрендил Панченко. — Возмущенно махал руками Миша. — Как будто они там стоят и меня дожидаются. Да эта дамочка, небось, первым делом, как из обезьянника вырвалась, помчалась следы уничтожать. — Я вспомнила, куда именно направилась Зайцева после освобождения, и улыбнулась. — Сразу надо было заниматься, так нет, вчера еще орал, чтобы я засунул это полено…. Ну Вы дама, так что я воздержусь от уточнений куда именно совать…. — К Михаилу постепенно возвращалась его обычная жизнерадостность.