Искушение временем - Наперекор судьбе

– Да, знаю. Но они такие восхитительные. Спасибо. Дай я тебя еще раз поцелую.

Роберт Литтон откинулся на спинку стула, улыбаясь дочери и думая о том, что с каждым годом она становится для него кем-то большим, чем просто дочь. Его спутницей, наперсницей и лучшим другом. Их любовь друг к другу была абсолютной, не омрачаемой ревностью и собственническими проявлениями со стороны Роберта. Мать Мод умерла, когда той было два года, и с тех пор Роберт один растил и воспитывал дочь. Они вместе глядели на мир и были очень счастливы. Роберт построил для нее дом, где они сейчас жили. Вся его социальная жизнь тоже вращалась вокруг Мод, равно как и деловая жизнь компании, которой он владел. Роберт старался как можно меньше ездить, не засиживался на работе допоздна, отказывался от многих светских развлечений, чтобы поскорее вернуться домой и побольше времени провести с дочерью. Нет ничего удивительного, что Мод принимала живейшее участие в делах отца и в семнадцать лет архитектура и строительство интересовали ее столь же сильно, как девушек ее возраста и социального статуса интересовали наряды и молодые люди.

Нельзя сказать, чтобы Мод оставалась равнодушной к тому и другому. Осенью она переходила в последний класс частной нью-йоркской школы Чапин – прекрасного учебного заведения для девочек, славящегося высоким уровнем обучения. Затем выпуск, вся эта необходимая шумиха, связанная со вступлением во взрослую жизнь. Однако балы и приемы не вызывали у Мод особого энтузиазма. А потом она поступит в колледж Вассара и будет изучать архитектуру. Большинство современников Мод считали ее сумасшедшей.

* * *

– Так ты действительно не против, чтобы отпраздновать день рождения только со мной и Джейми? – спросил Роберт.

– Ничуть не против. Наоборот, с большим удовольствием. Угощайся, папа, торт просто восхитительный.

– Мм. Как вкусно. Дорогая наша Марта еще ни разу нас не подвела. Удивительно. Должно быть, самая старая повариха во всем Нью-Йорке.

– И самая лучшая, – сказала Мод, облизывая пальцы. – Интересно, как там лондонские близняшки? Что-то они поделывают сейчас?

– Думаю, они в своем репертуаре: сводят родителей с ума. Кстати, я получил письмо от Оливера. Поздравляет тебя с днем рождения. Пишет, что, скорее всего, в следующем месяце приедет в Нью-Йорк. Возможно, вместе с Селией.

– Могли бы и девчонок с собой взять. Вот было бы весело.

– Мод, эти поездки…

– Знаю, папа. Эти поездки совершаются в интересах дела. Но мы могли бы и сами что-нибудь придумать. Я жду не дождусь, когда ваше старшее чудаковатое поколение снова устроит большое семейное торжество, свадьбу или еще что-нибудь.

– Ну, свадьбы – это уже по части вашего поколения.

– Возможно, долго ждать вам не придется, – сказала Мод, целуя отца. – Впереди масса свадеб. Они притаились и ждут своего часа. Когда начинаешь об этом думать…

* * *

Венеция смотрела, как Бой Уорвик самозабвенно танцует с Банти Вэланс, и думала: наверное, и она, и Адель ошиблись. Нет у Боя к ней ни малейшего интереса. За все время, что они здесь, он танцевал с нею всего один раз. Чарльстон Боб танцевал с Бэбс Роули, фокстрот – с Аделью, а теперь двигался в очень медленном блэкботтоме с девушкой, с которой познакомился здесь и которую сестры не знали. Может, он забыл, что у них сегодня день рождения?

В это время Бой вернулся за столик, театрально вытирая вспотевший лоб.

– Тяжело мне дался этот танец… Девочки, смотрите, это же Ноэль Кауард. Он потрясающе танцует. Кстати, вы оказались правы, принц сегодня здесь. С Тельмой.

– Меня не волнует, с кем он сегодня, – угрюмо ответила Венеция, однако все равно посмотрела туда, где сидели принц Уэльский и красавица леди Фёрнесс.

– Правда, красивая? – спросила Адель, которая тоже зачарованно глядела на Тельму.

– Не настолько красива, как ты, моя дорогая, – сказал Бой и быстро добавил: – Как вы обе. – Взяв руку каждой из сестер, он поднес их к губам и одновременно поцеловал. – Давайте проверим, смогу ли я танцевать с вами обеими.

Позже, когда оркестр играл вальс, Венеция танцевала с Боем одна, чувствуя его мягкую руку у себя на голой спине. Его теплое тело прижималось к ее телу. Венеция наклонилась к нему; правильнее было бы сказать, привалилась.

– Чудесно, – прошептал Бой ей на ухо. – Просто чудесно. Ты такая красивая, Венеция. Очень красивая. Я тебе серьезно говорю. А в этом платье ты похожа на девушку с рисунка Лепапа[2]. Я тут недавно купил репродукцию.

Венеция знала, кто такой Лепап, и прежде всего, по его изумительным обложкам для журнала «Вог». Пусть близняшки и проводили свои дни в хождении по магазинам, а вечера – на танцах, семья, в которой они выросли, все же сумела вложить в них необходимые знания об искусстве.

– Здорово. У тебя много репродукций Лепапа?

– Много. В моей квартире. Есть и подлинники. Лепап любит рисовать девушек, похожих на тебя. Тебе стоило бы зайти ко мне и посмотреть… Вам обеим, – тут же добавил Бой.

Пауза между предыдущими словами Боя и его последней фразой была почти секундной, но Венеция сразу поняла, что он имел в виду. Она сделала глубокий вдох и сказала:

– Ты же знаешь, мы не всегда и не везде ходим вместе с Аделью.

Сказав это, она улыбнулась Бою, а еще через мгновение ужаснулась самой себе. Ведь она только что высказала вполне четкое желание побывать в жилище Боя одна, готовая к тому, что их общение не ограничится исключительно просмотром произведений Лепапа. Едва ли не впервые в жизни она решалась предать свою абсолютную близость и верность Адели.

– Хорошо, – только и произнес Бой Уорвик.

* * *

– Что ж, Себастьян, давай рассказывай нам о своем публичном чтении, – попросила Селия. – Должно быть, в зале было не протолкнуться.

Они по-прежнему сидели в столовой, оставшись почти одни. Даже Кита, невзирая на протесты, загнали спать.

– Так оно было, – отозвался Себастьян. – Я очень доволен. Конечно, и вашему издательству польза, – добавил он, улыбаясь Селии. – Знала бы ты, сколько книг я сумел продать за один вечер.

– Великолепно, – произнес Оливер. – Ты хорошо потрудился. Мы можем тобой гордиться, Себастьян. Как всегда. Кстати, а как подвигается твоя работа над пятой книгой «Меридиан времени»? Мы очень… Я хотел сказать… – Оливер вдруг умолк.

– Оливер, вы вправе на меня рассчитывать, – засмеялся Себастьян. – Разве я когда-нибудь вас подводил? Вы получите новую книгу в срок и успеете выпустить ее к Рождеству. Надеюсь, дети ее уже с нетерпением ждут. А в этом году добавятся и несколько сотен новых читателей.

– Конечно. Но сейчас меня волнуют нынешние, – сказал Оливер. – Они становятся старше и теряют интерес к таким книгам.

– Меня это тоже волнует. Но если верить рецензентам и искренности писем, которые к нам приходят, дети растут, а интерес остается. «Меридианы» читают и шестидесятипятилетние «детишки». Первому поколению наших читателей перевалило за десять лет, а кому-то и за двадцать. Возможно, мы сумеем удержать их интерес.

– Будем надеяться, – быстро постучал по деревянной столешнице Оливер.

– Будем, – подхватила Селия. – Но нельзя всерьез уповать на это. Мода приходит и уходит, и издательское дело не исключение. Новые книги Милна пользуются сейчас бешеной популярностью.

– Дорогая, я очень сомневаюсь, что все эти весьма эксцентричные истории и стишки про плюшевого медвежонка[3] могут соперничать с добротными фантастическими романами Себастьяна о парадоксах времени, – мягко сказал Оливер. – Уж поверь такому пугливому издателю, как я.

Селия посмотрела сначала на мужа, затем на Себастьяна, но ее темные глаза оставались непроницаемыми.

– Самоуспокоенность не слишком приятное качество, – заметила она.

– Селия, мы вовсе не страдаем самоуспокоенностью, – возразил ей Себастьян. – Мы просто выражаем осторожный оптимизм. А сейчас я хотел бы еще раз извиниться за свое чудовищное опоздание. И… мне нужно вам кое-что рассказать. Надеюсь, вы порадуетесь за меня.

– Если новость хорошая, то непременно, – произнес Оливер.

Воцарилось молчание. Себастьян встал и начал расхаживать вокруг стола. Супругов Литтон это не удивило. Они прекрасно знали о непоседливости Себастьяна. Писатель не мог долго сидеть нигде, будь то обед, спектакль или поездка в поезде. Везде ему требовалось время от времени вскакивать и двигаться.

– Я… в общем… Новость, конечно, хорошая. Очень хорошая новость. Для меня. – Он порывисто сел и залпом осушил рюмку портвейна. – Я… в общем, дело в том, что я хочу рассказать вам о некоем человеке. О том, с кем познакомился.

– О некоем человеке? – понимающе улыбаясь, переспросил Оливер. – Вероятно, этот человек – женщина?

– Разумеется. Да. Некая женщина. Женщина весьма особая… Женщина, ставшая для меня очень, очень важной.

– Это как-то неожиданно, – проговорила Селия. Она замерла. Ее тело застыло, лицо обрело бесстрастное выражение, взгляд стал пустым. – Расскажи поподробнее.

– Обязательно. Ты права: это весьма неожиданно. Я знаком с нею всего месяц. Да, не больше месяца. Я познакомился с ней на предыдущем чтении. Она работает в Бодлианской библиотеке.

– Серьезно? – спросила Селия.

– Да. Она тамошний библиотекарь.

– Библиотекарь, – повторила Селия.

Судя по ее тону, она бы легче смирилась, окажись новая знакомая Себастьяна проституткой.

– Да.

Все трое надолго замолчали. Первым заговорил Оливер:

– Что же ты умолк, дружище? Продолжай. Нам будет позволено узнать некоторые подробности о твоей знакомой? Например, ее имя?

– Ее зовут Пандора. Пандора Харви. Живет одна, в Оксфорде, в маленьком доме.

– Ну, раз она живет одна, ей и не нужен большой дом, – заметил Оливер, явно намереваясь разрядить обстановку.

Себастьян бросил на него благодарный взгляд.

– Разумеется… Нет, не разумеется. Ей тридцать один год, – добавил он, стараясь сообщить друзьям как можно больше сведений о Пандоре. – Она такая очаровательная и, разумеется, красивая. Мне следовало бы рассказать вам о ней раньше, но я чувствовал себя… как бы это сказать… я был в некотором замешательстве. То, что такое… что это вообще произошло… – Себастьян умолк, но тут же продолжил свой сбивчивый рассказ, с каждой фразой говоря все быстрее: – …произошло столь недвусмысленно и так внезапно. В моем далеко не молодом возрасте.

– Судя по твоим словам, для тебя это серьезно, – сказала Селия.

Себастьян посмотрел на нее и опять надолго замолчал. Даже очень надолго.

– Да, так оно и есть. Серьезно, – наконец произнес он. – Очень серьезно.

– Что ж, – бросила Селия, награждая его сдержанной, но благосклонной улыбкой. – Похоже, эта женщина – средоточие всех добродетелей. Нам не терпится ее увидеть.

– Вы ее увидите, – пообещал Себастьян. – Конечно увидите. Очень скоро. Потому что… Видите ли, мы собираемся пожениться.

Теперь тишина была абсолютной.

– Пожениться! – повторила Селия, и ее слово громко, шокирующее громко ворвалось в тишину столовой. – Ты решил на ней жениться?

– Да. Да, решил.

– Понятно, – произнесла Селия таким тоном, словно Оливера рядом уже не было. – И скоро?

– Да, Селия. Как только… как только мы все устроим. Мы не видим смысла ждать.

– Понимаю, – снова сказала Селия.

Не сводя глаз с Себастьяна, она откинулась на спинку стула, потянулась за сигаретой, опрокинув рюмку, что держала в руке. Красное вино медленно растекалось по белой скатерти, и было в этом что-то зловещее, угрожающее и ужасное, словно это текло не вино, а кровь.

Глава 3

– Поздравляю, дорогая. Ты даже не представляешь, как я рада и горда тобой. Потрясающая новость. Должно быть, ты и сейчас испытываешь радостное волнение. Я обязательно устрою большой праздник в твою честь. Такое событие надо отметить.

– Прошу вас, не надо этого делать! – Барти почувствовала, как внутри зашевелился знакомый страх. – Честное слово, тетя Селия. Я бы обошлась без торжеств.

– Но почему? Ты это заслуживаешь. Мне было бы приятно сделать тебе такой подарок.

По голосу Селии чувствовалось, что она задета. Барти сразу ощутила себя злодейкой. Ведь это такая малая жертва – позволить Селии устроить торжество в ее честь. Скромная благодарность за финансовую и моральную поддержку, которую Селия оказывала ей все три года учебы в Оксфорде. Барти сделала глубокий вдох и наполнила свой голос вымученным энтузиазмом:

– Простите, это я сгоряча. Конечно, пусть будет праздник. Думаю, он мне очень понравится. Спасибо. Но быть может, через неделю или через две? Я ужасно устала и…

– Конечно. Возможно, даже через три недели. Боюсь, лето к тому времени закончится.

Барти догадалась, что имела в виду Селия. Через три недели летний сезон подойдет к концу. Барти улыбнулась. Ее до сих пор удивляла серьезность, с какой Селия относилась к календарю светских событий. Но такой уж была Селия: женщина блестящего ума, любящая новизну, обладающая немыслимой властью над писателями, книгами, редакторами, иллюстраторами – словом, над всей издательской индустрией. И одновременно – ее немыслимая приверженность ко всей светской мишуре, в обстановке которой она выросла. Загородные пикники, лондонский сезон, скачки, балы, придворные обеды, празднества в королевском саду, титулы, светские сплетни. Даже прожив много лет в доме Селии, Барти так и не смогла привыкнуть ко всем этим светским причудам. Теперь это уже не заботило ее. А ведь были ужасные времена, когда Селия говорила, что Барти пора показаться в свете, на балу, быть представленной тому-то и тому-то. Как ей тогда было страшно! Она умоляла Уола отговорить Селию от этих затей, но он отвечал, что у него нет шансов на успех. Селия уже начала говорить о датах и придворных приемах… Барти спасло вмешательство леди Бекенхем.

– Селия, не делай глупостей! – сказала она тогда дочери. – Если ты желаешь превратить Барти, а заодно и себя в посмешище, то ты на верном пути. Это все твои абсурдные социалистические принципы. В общем, я тебе категорически это запрещаю.

Барти, приглашенная Селией в комнату, где происходила дискуссия, не очень понимала, как социалистические принципы могут быть применимы к придворным церемониям, однако приняла вмешательство леди Бекенхем с глубоким облегчением, хотя и молча. Барти предпочитала молчать не из робости, а чтобы ее слова не истолковали превратно. Однако в тот момент она почувствовала, что спасена. Леди Бекенхем была единственным человеком, которая могла указывать Селии.

Сейчас Барти находилась в ином положении. Праздновать полученную ею степень бакалавра по английской литературе и диплом первого класса с отличием – в этом хотя бы был какой-то смысл.

Барти снова набрала в легкие воздуха:

– Тетя Селия, думаю, это будет замечательно. Спасибо.

– Отлично. Тогда мне как можно скорее нужен список тех, кого ты сама захочешь пригласить. А мы с Уолом сегодня свозим тебя куда-нибудь на торжественный обед. Полагаю, Джайлз, близняшки и Кит тоже захотят поехать. Сообщить Джайлзу о твоем успехе или сама ему скажешь?

– Если не возражаете, я сама ему скажу. Возможно, когда он придет домой.

– Тогда тебе следует ему позвонить. Сомневаюсь, что мне удастся долго держать это в секрете. Как отреагировали девочки? Наверное, вопили от восторга.

– Они еще не вставали. А вот Кит действительно пришел в восторг.

– Еще бы. Скажи поварихе, чтобы приготовила праздничный ланч. До свидания, дорогая. Еще раз прими мои поздравления.

– Спасибо. Я хотела сказать… спасибо за все. До встречи.

Барти положила телефонную трубку и, как всегда бывало в подобных случаях, с грустью подумала о покойной матери. Как бы та порадовалась ее успеху, как гордилась бы ею. Просто гордилась бы, ничего не понимая в том, чему училась Барти. Билли, конечно же, обрадуется. Ему она скажет. А остальным ее родственникам рассказывать не стоит. Не поймут, да им и дела нет до ее успехов.

В такие моменты Барти остро чувствовала, насколько она одинока…

* * *

– Представляешь? Она схлопотала диплом первого класса, – объявила Венеция, входя в их гостиную, где Адель красила ногти.

– Шуму теперь будет! Мама уже носится как заведенная. Это она тебе сказала?

– Нет, Кит. Он вне себя от радости. Родители хотят взять нас вечером на праздничный обед.

– Нам что, больше некуда пойти?

– Похоже что так. Как будто сама не знаешь, что все в отъезде? – раздраженно бросила Венеция.

Адель понимала настроение сестры. Бой отправился в круиз по Средиземному морю. Он спрашивал Селию и Оливера, не позволят ли они и Адели отправиться вместе с ним, но те отказались, найдя вескую причину: их дочь некому сопровождать. Венеция заикнулась было, что Бой едет не один, а вместе с матерью и ее нынешним любовником. Селия отмела этот довод с ходу, заявив, что Летиция Уорвик не годится в сопровождающие для кого бы то ни было, а ее нынешний любовник просто жиголо.

– Кочует от одной богатой разведенной женщины к другой. К тому же он макаронник, – добавила Селия, посчитав разговор исчерпанным, а тему полностью закрытой.

В этом году Литтоны сняли виллу на юге Франции несколько позже обычного.

– Дохнуть тут со скуки, – мрачно изрекла Адель. – Никого, кроме наших. Даже Себастьян сюда не приедет. Боже, ну и тоска.

Так оно и случилось. Сейчас, к концу летнего сезона, близняшки изнывали от скуки. Несколько их подруг уже объявили о помолвках, сопроводив объявления в «Татлере» своими фотографиями с задумчиво-рассеянными лицами. А близняшки, настоящие звезды на светском небосклоне, не сделали ничего примечательного, на что рассчитывали сами и их мать.

– Думаю, нам стоит поехать на этот обед. Надо же выказать Барти уважение. Но торчать на ланче я не собираюсь. Хватит с меня этих умных разговоров. Двинулись по магазинам? Пусть довольствуется обществом Кита…

* * *

Утро еще продолжалось. В комнату вошел Брансон, и Барти улыбнулась ему.

– Мисс Миллер, вас к телефону.

Ее всегда удивляло это обращение. Прежде слуги называли ее мисс Барти, и это продолжалось до тех пор, пока она не отправилась на учебу в Оксфорд. Затем, благодаря некоему социальному процессу (вероятно, не без вмешательства Селии), она вдруг стала мисс Миллер. Более значимой, более взрослой и в то же время еще более отдаленной от Литтонов.

– Спасибо, Брансон. А кто звонит?

– Мистер Миллер.

Билли? Он никогда ей не звонил.

Барти прошла к телефону, взяла трубку:

– Билли, привет! Что-нибудь случилось?

– Ничего. Просто хотел тебя поздравить. Рад за тебя. Ты это заслужила.

– Ой, Билли, спасибо. А как ты узнал и как…

– Мне сказала леди Бекенхем. Вбежала во двор, вся взволнованная. Велела немедленно идти в дом и позвонить тебе.

– Надо же, Билли. Как она добра. – Глаза Барти наполнились слезами. Она проглотила комок в горле.

– Да, леди Бекенхем действительно добра. Я это знаю лучше других. Во всяком случае, она радовалась, как ребенок. И я тоже очень рад. У тебя прекрасные мозги, Барти, честное слово. Мама тоже была бы рада, правда?

– Да, – ответила Барти. – Она была бы рада.

* * *

– Барти, дорогая, это Себастьян звонит. Просто хотел тебя поздравить. Фантастическая новость. Я так горжусь тобой. Не скажу, чтобы у меня на это было хоть малейшее право, но все равно, я просто в восторге.

– Кто вам рассказал?

– Оливер. Утром я заходил в издательство. Вижу, они с Селией сидят и вид у обоих как у котов, которые вдоволь налакались сливок. Можно пригласить тебя на ланч?

– Ланч у нас сегодня дома, – ответила Барти. – Повариха уже вовсю хлопочет. Я бы не хотела ее огорчать. Почему бы и вам к нам не присоединиться?

– Звучит заманчиво. А Ужасницы тоже будут?

– Нет. Собираются куда-то уходить.

– Тогда я, возможно, загляну. Нет, я точно приду. Мне очень хочется тебя видеть.

Писатель пришел около полудня, держа в одной руке большой букет роз, а в другой – бутылку шампанского. Вино он отдал Брансону, а сам подошел к Барти и обнял ее:

– Ты умная, очень умная девочка. Это так здорово. Пандора шлет тебе всю свою любовь.

– Спасибо. Передайте ей и мою любовь. Как она себя чувствует?

– Превосходно. Занята по горло приготовлениями к свадьбе.

– Уол говорил, что ваша свадьба будет в сентябре. И в ее оксфордском домике. Замечательная идея. Мне очень нравится ее жилище.

– Знаю. Мне оно тоже нравится. Но у меня уходит чертова уйма сил, чтобы уговорить Пандору после свадьбы перебраться в Лондон, ко мне. А она хочет остаться там.

– А почему бы вам не переселиться в Оксфорд? – спросила Барти.

– Потому что я люблю свой лондонский дом.

– Тогда почему бы вам обоим не жить на два дома, то здесь, то там?

– О, это чересчур сложно. И потом, где я буду держать свои книги?

– Можно завести одинаковую библиотеку в каждом из домов.

– Ты никак успела пообщаться с Пандорой? – подозрительно покосился на Барти Себастьян.

– Нет, это не мое дело. Но такое решение мне кажется вполне очевидным. А ее домик – он такой миленький.

– Мой не хуже. А теперь пошли откроем шампанское. Кит, привет, дружище. Как поживаешь? Как тебе эта восхитительная девушка, в чьем обществе мы имеем удовольствие находиться? Не правда ли, вдохновляющий пример?

Кит заулыбался, пожал протянутую ему руку, потом обнял писателя. Они души не чаяли друг в друге. Они сели на диван и о чем-то заговорили. Барти смотрела на них и удивлялась: до чего они похожи. У обоих были золотистые волосы, обворожительные улыбки, способные расположить кого угодно. Она очень любила их обоих.

В детстве и потом Барти была почти что влюблена в Себастьяна. Даже сейчас она думала о том, насколько он обаятелен. Сам Себастьян вовсе не был доволен ни своей внешностью, ни выражением лица, считая, что детский писатель так выглядеть не должен. И вправду, он был больше похож на кинозвезду или, в крайнем случае, на поэта-романтика. Его волосы и сейчас сохраняли темно-золотистый цвет, а глаза – чистую синеву. Себастьян был очень пропорционально сложен. Говорили, что он похож на Рудольфа Валентино[4] всем, кроме цвета волос. Себастьян был прекрасным спортсменом. В самом начале 1916 года в траншею, где он находился, попал снаряд. Себастьяна ранило в ногу, и он остался хромым на всю жизнь, однако это лишь прибавило ему шарма. Женщины буквально вешались ему на шею. Даже ММ считала его необычайно обаятельным мужчиной, а близняшки называли его «вгоняющим в обморок» (это было одним из недавних их жаргонных словечек). Единственным, на кого его взгляды не действовали, была Селия. Однажды дочери спросили ее, не кажется ли ей, что Себастьян – самый потрясающий мужчина во всем мире. На это она довольно сердито ответила, что никогда не думала об этом, и добавила, что ее куда больше интересует, сумеет ли он сдать рукопись новой книги в срок или опять безбожно запоздает.

Барти иногда думала: а испытывает ли Селия хоть каплю симпатии к Себастьяну? Джайлз рассказал ей, что мать сильно разозлилась, когда он явился на восемнадцатилетие близняшек с двухчасовым опозданием. По словам Джайлза, Селия была словно ледяная глыба. Как он посмел остаться на второе чтение? Ну и подумаешь, что первое имело бешеный успех и затем было продано множество книг. Потом Селия вела себя не менее странно, не желая знакомиться с Пандорой, но вдруг устроила в честь его невесты грандиозное торжество, в течение которого твердила, что Себастьян не заслуживает такого сокровища.

По правде говоря, Себастьян и сам так думал. Пандору он встретил в такой момент своей жизни, когда считал, что все его любовные увлечения уже позади. Ему было сорок семь; он имел внушительное амурное прошлое, включая один брак и несколько любовных историй. Мужчины такого возраста, укоренившиеся в своих привычках, эгоистичные, увлеченные работой и пожинающие лавры успеха, вряд ли способны влюбляться со скоростью юнца. Но именно это и случилось с Себастьяном: он влюбился безнадежно, радостно и с ходу.

Вначале он влюбился в ее голос. Себастьян сидел в Бодлианской библиотеке, где провел беседу с читателями, а теперь подписывал нескончаемую череду протягиваемых ему книг. Он устал улыбаться юным читателям и их родителям, которые безостановочно подходили к его столу, устал говорить, как рад, что им понравилась его последняя книга, и восхищен, что у них еще сохраняется интерес к его первой книге. Он немного огорчал поклонников, говоря, что у него нет любимого писателя, зато он не откажется, помимо автографа, добавить имя того, кому он надписывал книгу. Кто-то протягивал потрепанный экземпляр первого издания, и Себастьян послушно ставил автограф и на нем… А потом он услышал голос. Мягкий, негромкий, удивительно приятный голос, который, как ни странно, был отчетливо слышен среди гула множества других голосов. Женский голос. Женщина сказала, что в углу стоят коробки с его книгами и она может принести оттуда еще какое-то количество экземпляров. Тогда Себастьян поднял голову и увидел ее. Личико сердечком, большие карие глаза и мягкая, сочувственная улыбка. По его телу прошел спазм (Себастьян назвал это узнаванием): сильный, похожий на удар. Писатель почувствовал, что окружающий мир теряет резкость очертаний. У него слегка закружилась голова.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – пытаясь успокоиться и вернуться в прежнее состояние, ответил Себастьян. – Но только несколько экземпляров, или попросите кого-нибудь вам помочь. Найдите мистера Джарвиса, он обычно…

Женщина снова улыбнулась и отошла. Она была невысокого роста, пожалуй даже маленькая, с длинной косой, закрепленной на конце большой черепаховой заколкой. Женщина двигалась быстро, грациозно, почти скользя по комнате. Она не только принесла книги, но и раскрыла каждую из них на титульном листе, чтобы он не тратил лишнего времени. Себастьян горячо ее поблагодарил, а когда она, выполнив обещанное, отошла заниматься своими делами, он вдруг почувствовал странную пустоту. Он поискал женщину глазами. Она сидела неподалеку, тщательно записывая количество проданных книг. Не выдержав, Себастьян встал и подошел к ее столу.

– Я очень благодарен вам за помощь, – сказал он. – Спасибо.

– Нашли за что благодарить. Ничем особенным я вам не помогла, – ответила женщина. – Мне понравилась ваша беседа с читателями.

Сказав это, она вернулась к работе. Этим все могло и ограничиться, но Себастьяну не хотелось уходить. Слова женщины будто приглашали к продолжению разговора.

– А я так устал, – признался он.

– От чего? – спросила женщина, не сразу и как будто даже нехотя оторвавшись от колонок цифр.

– От беседы. Я провожу их так часто, что они вызывают у меня скуку. Но сегодня, как мне кажется, это прошло живее.

– Да, я тоже так думаю, – согласилась женщина.

– И сколько народу собралось. Обычно слушателей у меня бывает меньше. – (Женщина снова согласилась.) – Знаете, для меня это всегда напряжение. Едешь на встречу и думаешь: сколько детей соберется, сколько взрослых, засмеются ли они в нужном месте или нет. Вот такие писательские волнения.

– Представляю.

– И ведь к этому невозможно привыкнуть. Никак. Глупо, правда?

– Да. То есть нет. – Взгляд женщины стал очень серьезным. – Мистер Брук, не сочтите мои слова за грубость. Мне очень понравилась сегодняшняя беседа. Уверена, что всем остальным тоже. Но я хотела бы закончить эту писанину, а то время уже позднее.

– Боже мой, я совсем забыл о времени. Простите, пожалуйста. Надо же, какой я неисправимый эгоист. Еще раз прошу меня простить. И еще раз спасибо за помощь.

– Охотно прощаю. Всего вам доброго.

– И вам всего доброго, мисс…

– Харви. Пандора Харви.

* * *

Себастьян заночевал в Оксфорде, поскольку на следующий день ему предстояла встреча с управляющим издательства «Блэкуэлл». Выйдя оттуда и повинуясь некой совершенно непреодолимой силе, он пошел в Бодлианскую библиотеку и оказался там как раз в то время, когда Пандора Харви выходила из дверей библиотеки, чтобы перекусить, а затем на неделю отправиться к матери. Потом он часто думал об этом моменте и испытывал дрожь, представляя, как могли бы развиваться события, задержись он в издательстве еще на пять минут. Увидев Пандору, Себастьян улыбнулся, сказал, что очень рад снова видеть ее и готов пригласить куда-нибудь на чай в качестве благодарности за ее вчерашнюю доброту. Женщина засмеялась и ответила, что чай – это здорово, но к нему можно бы добавить сэндвич, поскольку она проголодалась.

Был и чай, и сэндвич, потом они гуляли вдоль реки, а затем Себастьян на своей машине повез Пандору в знаменитый паб «Траут», что в районе больших пустошей. Пандора удивила его тем, что заказала себе полпинты пива. Они любовались павлинами и наслаждались беседой, узнав, что их вкусы удивительно совпадают. В числе этих многочисленных совпадений оказалась любовь к живописи Модильяни, музыке Джорджа Гершвина и книгам Алана Александра Милна.

– Конечно, если вас не оскорбляет моя увлеченность произведениями вашего литературного соперника, – с некоторой тревогой добавила Пандора.

Себастьян ответил, что ничуть. Расставаться им не хотелось. Пандора согласилась позвонить матери и сказать, что приедет к ней завтра. Из паба Себастьян повез мисс Харви обедать в ресторан «Рэндолф». Там они просидели и проговорили практически до самого закрытия, когда в зале почти никого не осталось, кроме зевающих, полусонных официантов. Себастьян сказал ей, что вряд ли она отнесется к его словам всерьез, но, кажется, он в нее влюбляется. Пандора на это ответила – к счастью, она была лишена глупого женского жеманства, – что относится к его словам вполне серьезно, а также думает о возможных последствиях.

Через неделю она позвонила Себастьяну из своего оксфордского домика и пригласила в субботу вечером приехать к ней на обед. Он приехал с бутылкой марочного кларета и экземпляром первого издания «Дома на Пуховой опушке»[5] с подписью автора.