Палач (№31) - Аризонская западня

В этом он не признался бы даже самому себе. Просто он предпочитал дневной свет. И потому ненавидел, к примеру, Вашингтон, ибо там чертовски короткие дни, особенно зимой. Боже, как он ненавидел Вашингтон зимой!

Зато к подобным закатам в пустыне он относился со смешанным чувством. Красивое, конечно, зрелище, но что-то есть в нем от умирания, от безнадежного угасания, даже если знаешь, что солнце не только заходит, но и восходит.

Так и человеческая жизнь — убывает, убывает, убывает... а потом — фу! — и нет ее — чернота — пустота — ничто.

Он поежился и отошел от окна. Где же Мо?! И где все эти полицейские, которых он обещал выделить для охраны? Оставить человека болтаться, как последнюю гроздь на лозе, чтобы любой бродяга мог походя ее сорвать!

Нет, надо гнать эти мысли. Толку от них никакого.

Он приблизился к столу, открыл секретную панель, перемотал ленту магнитофона и заново прослушал нелепую телефонную беседу со своим дружком детства Мо Кауфманом.

Тот еще дружок!..

— Черт возьми, Эйб, временами я думаю, что ты в маразм впадаешь. Ты не должен обращать на этого парня никакого внимания! Он ведь делает все, чтобы мы друг другу в глотки вцепились.

— Ты говорил с ним или нет?

— Да, дьявол побери, мы с ним поговорили. Он вперся прямиком в полицейское управление, и я с ним пять минут общался в пустом кабинете.

— Ну, и что теперь тебе остается? Утопись, застрелись, вскрой вены! Какого рожна ты продолжаешь держаться за меня?

— Слушай, я сейчас к тебе приеду. У меня есть кое-что, способное тебя утешить. Наберись терпения и жди.

— Я могу поднять трубку и сделать один звонок... всего лишь один звонок. Например, Кронкайту. Или прямо в Белый дом. И если ты со мной финтишь...

— Бога ради, Эйб, возьми себя в руки. Ты сам не понимаешь, что говоришь и делаешь.

— Скоро стемнеет, Мо. Я не желаю оставаться здесь, когда наступит ночь.

— Держись! Я выезжаю.

— Но ты должен прийти один!

— У тебя что — совсем крыша поехала? С чего это я должен приезжать один? Со мной будет охрана.

— Тогда меня тут не будет, Мо. Клянусь тебе. Я ухожу.

— Даже думать не смей, чтобы выходить из дома! Сейчас это твоя единственная защита. По-твоему, я должен посылать на твое спасение полицейский патруль с визжащей сиреной? Этого ты хочешь?

— Я не знаю. Может быть. Да. Я хочу, чтобы это были люди из полиции. И в форме. Я хочу, чтобы меня охраняло целое подразделение полицейских в форме.

— Тебе виднее. Мы-то пытаемся все уладить тихо — без дурацких кричащих заголовков в вечерних газетах. Это слишком большая роскошь для нас...

— Слишком большая?! Мы что — такие бедные?!

— Ладно, об этом мы тоже потолкуем. А пока возьми пистолет в руки и спокойно жди. Я скоро буду.

Он здесь будет... Когда? Ко второму пришествию?

Сенатор посмотрел на настольные часы. Неужели — остановились? Как же так, до сих пор работали исправно...

Ну, до чего смешной и нелепый получился разговор! Ленту, кстати, надо уничтожить. Такое в мемуары не вставляют.

Да, смешно и нелепо. Мо совершенно прав. Болан просто старается замутить воду, посеять зерна раздора.

Похоже, часы и впрямь испортились. Сколько это времени прошло? И почему Кауфмана до сих пор нет?!

Вайсс поиграл «браунингом», вытащил обойму, проверил ее, пощелкал незаряженным пистолетом, извлек из обоймы патроны, вставил в обойму патроны, вставил обойму в пистолет... о, черт!

Нельзя человеку оставаться одному в такое время. У человека должны быть друзья, семья, кто-то близкий...

Мо Кауфман был его единственным другом на протяжении всей жизни. Преданным, настоящим другом. Преданным? Кому преданным? Абрахаму Вайссу? Все не то! Мо Кауфман ни с кем не дружил, он использовал людей. Всегда только использовал.

Марионетка, да? Вот сукин сын! Неправ он был, называя Абрахама Вайсса марионеткой. Вайсс скорее пешка. Именно. Пешка.

Что это?!

Он в самом деле что-то услышал или почудилось? Карлос?

Нет, Карлоса отослали несколько часов назад. Но в доме точно кто-то был!

Стало быть, списали? Его, Абрахама Вайсса, уже списали!

Он схватил «браунинг» и подскочил к двери с криком:

— Не выйдет, дерьмо!

В полумраке дверного проема материализовалась темная фигура, и в ее вытянутой руке что-то блеснуло. И тут сознание Абрахама Вайсса раскололось, и в его теле поселились сразу две отдельные личности. Одна быстро подняла пистолет и холодно смотрела в прорезь прицела; вторая замерла в ужасе, потрясенная грохотом выстрелов. Фигура вскрикнула и повалилась в кабинет, на ее месте тотчас возникла другая — она отчаянно жестикулировала и что-то кричала. Личность Номер Один продолжала раз за разом нажимать на спуск, тогда как Личность Номер Два с отчаянием осознала, что на пороге корчится и стонет Друг Детства Мо. Слишком поздно осознала... А Номер Первый по-прежнему жал и жал на спуск, пока не кончились патроны. Пистолет глухо щелкал вхолостую... Наконец и в голове Эйба Вайсса тоже что-то щелкнуло.

«Браунинг» выпал из его ослабевшей руки, а сам он грузно осел в ближайшее кресло.

— Мо? Это ты, Мо?

Двое на полу не подавали никаких признаков жизни. Эйб нерешительно поднялся и подошел ближе. С ума сойти, до чего же он профессионально их продырявил! Оба были мертвы. Мертвее не бывает. Вот так, черт побери! Выпишите ордер на арест Эйба Вайсса! Все прахом!

Он перешагнул через трупы, вышел в холл, нащупал выключатель и зажег верхний свет.

Старина Мо лежал на спине в луже крови, его глаза глядели на старину Эйба и отражали... что? Страх? Удивление? А вот — поделом тебе, дружище Мо! Думаешь, ты один такой умный?! Все чисто — обычная самозащита, и больше ничего.

Вайсс вернулся к себе в кабинет. Шикарное пополнение коллекции. Теперь к охотничьим трофеям добавились трофеи борьбы за выживание. Цены им нет!

Оба вошли с пистолетами в руках — слава Богу, Вайсс покуда не ослеп.

Абрахам Вайсс? Вы — сенатор Абрахам Вайсс?

Так точно, сэр... Могу я ознакомиться с ордером? Я буду говорить только в присутствии моего адвоката...

Он перевернул носком ботинка тело второго и наклонился посмотреть, что там у него за оружие.

Нет! Все равно!

Это была только самозащита!

Оружие против полицейского значка, Эйб? Парень показывал тебе свой значок, а ты его без разговоров пристрелил!

Убийство полицейского...

Придурок ты, Эйб! Редкостный придурок! Ты пришил легавого и своего лучшего друга! Ты уничтожил своих защитников!

Он снова расположился за письменным столом. Солнце скоро сядет.

Очень скоро закатится солнце Эйба Вайсса.

И никто не пожалеет.

Глава 19

Болан надеялся организовать финальную перестрелку в лагере-школе, запрятанном в пустыне. Почему бы и нет? Здесь ведь Дикий Запад, верно? Мало ли что может случиться, когда встречаются силы суммарной мощностью в сотню стволов. Такого соседства лучше избегать. Болан вовсе не горел желанием вступать с ними в противоборство. А вот ежели удастся столкнуть их лбами...

Лагерь Хиншоу он объехал на почтительном расстоянии и включил аппаратуру, чтобы прослушать последнюю собранную информацию. Даже если Хиншоу и поверил его словам насчет «жучка», то вряд ли у него было время отыскать и демонтировать маленький черный ящик.

Пока боевой фургон описывал круги вокруг вражеской территории, Болан дал электронике время переварить и упорядочить полученные данные.

Наконец на компьютере загорелся сигнал готовности. Болан набрал на панели необходимую команду и включил аудиомонитор.

Это был настоящий улов!

Сам Бонелли-старший, ликующий и помпезный, беседовал с Джимом Хиншоу.

— Пол уже добрался?

— Сэр, я должен вас предупредить — будьте осторожны: нас могут прослушивать.

— Кто же, интересно?

— Вероятно, Болан.

Аризонский капо только пренебрежительно фыркнул.

— Пусть слушает. Все закончено, Джимми. Дело в шляпе. Дай мне Пола.

— Мы не ждем его раньше захода солнца, сэр.

Бонелли-старший ненадолго призадумался.

— Полагаю, он в пути. По тому адресу никто не отвечает. Слушай, мои люди сейчас готовят самолет. Я отбываю туда. Место посадки тебе известно.

— Так точно, сэр.

— Регулярно звони туда и, как только Пол появится, поставь его в известность. Дело в шляпе. Я хочу, чтобы Пол тоже прибыл туда. На какое-то время мы отправимся на юг. Не в Гватемалу, а... чуть-чуть в другую сторону... Он знает!

— Прошу прощения, сэр, но...

— Я еще не закончил. Предупреди Пола, чтоб он ничему не удивлялся. Он и сам поймет. Пусть он там займется уборкой — вычистит весь мусор. Это важно, Джимми, — пусть он вычистит весь мусор! Чтобы нигде ни пятнышка! Ясно?

— Да, сэр, — вяло ответил Хиншоу. — А что делать мне?

— Сидеть и не рыпаться, — благодушно ответил Бонелли. — Свои премиальные ты получишь. Отправляйся домой и жди от меня весточки.

— Я не вполне понимаю, сэр. А что... э-э... с Боланом?

— А что с ним?

— Он до сих пор ошивается неподалеку. Он знает, что все кончено?

Бонелли издал гнусный смешок.

— Да, надо бы ему сказать. Эй, Болан! Ты нас слушаешь? Ты в последнее время с кем-нибудь трахался? Нет? Занят был? Так мой тебе совет: трахни самого себя в задницу.

— Мистер... сэр, я не думаю... то есть я имею в виду... черт, простите, но ничего еще не завершено! Рано говорить, что дело в шляпе! Парень по-прежнему наводит шорох в этом проклятом городе.

Капо это не волновало.

— Пусть наводит. Все, что нам надо было, мы получили. Успокойся, Джимми, и пусть парень делает, что хочет. В штат уже сбегаются толпы фэбээровцев со всех сторон. Они даже пограничников бросили на поимку негодяя. Надо только немного подождать. Он свалит отсюда, как только стемнеет. Голову готов заложить...

— Можно прямой вопрос, сэр?

— Конечно.

— Как насчет козырной карты?

— Слушай, парень, а о чем я тебе тут все время толкую? Она у нас в кармане. Дело в шляпе. Все кончено.

— Вы имеете в виду...

— Именно это я и имею в виду. Так что все остальное — хлам. Тебе все понятно или переводчик нужен?

— Но я не понимаю... как?..

Бонелли тихонько захихикал.

— Счастливый случай помог.

— Чтоб меня черти взяли! — поразился Хиншоу.

— Круто, да? Он пришел к нам. По собственной воле. Доехало? Ты добился большего, чем сам об этом думал.

— Он его пришил? — взревел Хиншоу.

— Вот именно, мой мальчик! Хорошая новость?

— Я передам это Полу, сэр. Не могу дождаться.

— Вот поэтому важно, чтобы все было чисто. Ты уж проследи. Вовсе ни к чему, чтобы непредвиденные неприятности наехали на наш счастливый случай.

— О, конечно, сэр. Я понимаю.

— Самолет готов, Джимми. Теперь слушай, что тебе надо сделать: возьми своих парней и выставь их охранять полосу. Для большего спокойствия.

— Будет исполнено, сэр. К полосе и скунс не подберется.

— Я всегда верил в тебя, Джимми. Ты просто молодец.

Разговор завершился.

Болан вывел на экран время перехвата и нахмурился. Разговор был записан минут десять назад. Смысл беседы не составил для Болана большого секрета. Очевидно, Вайсс и Кауфман расторгли свое партнерство. И теперь Кауфман лежит мертвый в доме сенатора, а Вайсс бросился к Бонелли за помощью и защитой.

Козырная карта? Ну-ну.

Если бы Болану сейчас пришлось искать наименование всей операции, он назвал бы ее «Бумеранг». Он давил на «Кошер Ностру», чтобы добиться определенного результата, но уж никак не такого. Ведь охотник, запускающий бумеранг, отнюдь не стремится, чтобы оружие ему же по темечку и врезало.

Это был единственный вариант, возможность которого он не предусмотрел.

Вот уж точно — бумеранг.

Но, может быть, еще не поздно и удастся вытянуть ситуацию? Лагерь Хиншоу находится прямо за гребнем. Солнце еще не село. Самолет Бонелли сейчас, скорее всего, только-только оторвался от взлетного поля в Тусоне.

Так. Нет, дело далеко не в шляпе. Ты слышишь, Ник? А ты в последнее время трахался? Да? Тогда вот тебе мой совет. От слишком большого везения мозги размягчаются.

Держись, Ник.

Держись крепко, как можешь, поскольку ничего еще не кончено.

Интриги остались позади. Теперь пора дать высказаться и оружию. Слово — за ним.

Глава 20

Хиншоу вышел на крыльцо командного пункта и пальцем подозвал помощника. Моралес приблизился, перекатывая в пересохших губах дымящуюся сигарету.

— Проследи, чтобы парни были в полной готовности, — сказал Хиншоу. — Что-то затевается. На всю катушку.

— Так, может, наш старый дружок правду говорил?

Хиншоу задумчиво покачал головой.

— Не сходится. И это-то самое скверное. Но про Болана я вот что скажу. Он знает этих парней как облупленных. И я им ни на грош не верю.

— Что в лоб, что по лбу, — согласился Моралес. — Я тоже кое-что скажу. Если есть выбор — драться с Боланом или с ними, то я предпочту их.

— Как бы не пришлось нам драться и с тем, и с другими, — сквозь зубы процедил Хиншоу. — Только что у меня был дурацкий разговор со стариком. Уверяет, будто все кончено. Дескать, мы достигли всех целей. Как тебе это?

Моралес сплюнул.

— Дерьмо.

— Он еще сказал, что Вайсс угробил Кауфмана и сам прибежал к нему. А как тебе это?

Моралес призадумался.

— А это возможно. Я бы тоже так сделал, если бы меня держали за задницу и мафия, и Болан. Да. Я бы шлепнул порхатого.

— Тогда, может, и сходится, — рассудительно подытожил Хиншоу.

— Ты по-прежнему сомневаешься?

— Да, Энджел, я все еще сомневаюсь.

— Ладно. Обойду ребят и накручу им хвосты. Могу я дать тебе совет?

— Если он не слишком длинный.

— Не раскрывай наши карты перед Полом Бонелли. Держи его в стороне. Пусть джокер пока побудет в рукаве.

— Согласен. Но, боюсь, это легче сказать, чем сделать. У меня все сходилось, пока старик не запустил мне ежа под кожу. И теперь ясной картины нет. Но ты прав. Младшего надо держать в сторонке. Если старик нас подставляет ... Хотя за каким чертом ему это делать сейчас? Или он говорил правду, да только звучит все как-то диковато... Или и впрямь подставляет, не дав даже закончить работу, а это уж совсем безумие. Ладно, проверь людей. Мне надо идти к воротам — передать сообщение младшему. Пока продолжим делать то, что они хотят, а там посмотрим. Но будь внимателен, Энджел, очень внимателен.

Моралес подмигнул и пошел прочь. Хиншоу закурил сигарету и посмотрел на горизонт. Дай-то Бог, чтобы кроваво-красные цвета заката не стали дурным предзнаменованием. Джеймс Рэй Хиншоу отчаянно хотел до цента потратить все, что набежит из расчета 200 в день и немного сверху...

Сверху — особенно.

* * *

Пол Бонелли остановил автоколонну и высунулся из окна, чтобы переговорить с высланным вперед разведчиком.

— Ну, что там у них? — спросил он.

— Они установили пару больших армейских палаток и затащили в них почти все свои пожитки. Похоже, они здорово почистили территорию, а из разрушенных зданий устроили скаутский костер. Осталась только парочка бараков.

— А сколько там человек?

— Я видел не очень много. Моралес мечется туда-сюда, словно тигр в клетке.

Бонелли что-то невнятно проворчал в ответ. Потом спросил:

— Сколько у них машин?

— Сколько и было.

— А что говорит тебе интуиция, Эрни?

Разведчик пожал плечами.

— Выглядит все спокойно. Но, если честно, как-то мне не по себе.

— Холмы осматривал?

— Да, разумеется. Несколько минут назад в северном направлении проехал какой-то фургон. Больше ничего.

— Что за фургон?

— Один из этих — больших, туристских, фирмы «Дженерал моторс». Фургон как фургон.

Бонелли вздохнул.

— Черт. И в результате я знаю не больше, чем знал до этого. Тогда чего вдруг мне звонил этот парень?

— Ну, вы знаете, босс, есть такие хитрожопые. На все готовы пойти, лишь бы их заметили и выделили миску дармовой похлебки. Он надеется, что вы запомните его усердие, а то, что все оказалось блефом, — тут, как говорится, извините, ошибочка вышла...

— Мне все это не нравится, — отрезал Бонелли. — Ты хорошенько рассмотрел территорию лагеря? Можно там что-нибудь припрятать, чтобы не было заметно со стороны?

— Трудно сказать, босс. Если очень нужно спрятать, всегда можно постараться.

— И от этого, как я понимаю, тебе и сделалось не по себе? Дурное такое предчувствие...

— Верно. Даже мурашки побежали по спине.

— Ну, предчувствия, конечно, предчувствиями... Ладно, зови всех командиров отделений. Посовещаемся и двинем.

— Мягко двинем или с боем?

— Да уж будь уверен: с боем! — заверил Бонелли разведчика.

Братья по крови затеяли эту жестокую игру, а Пол Бонелли был прирожденным игроком.

Но умирать он — видит Бог! — не собирался.

* * *

Гаррота Болана сомкнулась на горле часового, и тот после недолгой борьбы затих. Палач оттащил тело в сторону и вернулся к фургону, чтобы экипироваться. Он выбрал снайперскую винтовку «уэзерби» М-79 и два пояса с 40-миллиметровыми зарядами различного назначения.

После чего вернулся на гребень — тот самый, с которого ранее организовал «беспилотную» атаку, и прошел по нему к скальному выходу, возвышающемуся над лагерем.

Расстояние до лагеря отсюда было в самый раз для М-79, да и сектор обстрела был великолепным.

Болан разложил ленты с зарядами и загнал в подствольный гранатомет разрывную гранату, после чего отложил небольшое, но грозное оружие в сторону и взялся за бинокль, чтобы внимательно оглядеть предстоящую зону боевых действий.

Из-за горизонта вынырнула автоколонна. Она быстро приближалась — один, два, черт... восемь больших фургонов!

А внизу, в лагере Хиншоу, началось оживление — парни суетились и бегали, все в камуфляже, который отлично сливался с пересохшим грунтом пустыни. Готовились к атаке.

Болан мрачно улыбнулся и взялся за «уэзерби».

Да. Похоже, это будет та еще атака!..

* * *

Когда до изгороди оставалось метров пятьдесят, шедшие колонной машины развернулись, совершили стремительный маневр и затормозили так, что стояли теперь ровной шеренгой — борт к борту, фарами к ограде.

— Это еще что? — проворчал Хиншоу.

Бонелли высунулся из окошка и прокричал:

— Давай своих людей, Хиншоу. Все поедем на моих автомобилях. Места хватит.

Хиншоу выплюнул сигарету, обеими руками уцепился за ворота и проорал в ответ:

— Все изменилось. У меня сообщение от вашего отца. Выходите.

В ответ Бонелли резко поднял стекло. Хиншоу растерянно глядел на него, ровным счетом ничего не понимая. Что, в конце концов, случилось?

Тянулись долгие секунды.

Наконец в передней машине открылась дверца и на землю спрыгнул один из командиров отделений — тусонский громила.

— Мистер Бонелли хочет, чтобы вы поднялись к нему для переговоров, — провозгласил он.

— Какого хрена?! — завопил Хиншоу. — Скажи мистеру Бонелли, что вот он я, прямо перед ним. У меня сообщение от его папеньки. Но это дерьмо мне не по нраву.

Окошко снова открылось. Бонелли осторожно высунул голову наружу.

— Что за сообщение?

— Слушайте, какого черта вы там сидите? — обозлился Хиншоу. — Я что — прокаженный? Таким манером я не буду разговаривать, Пол.

— Что за сообщение?

Хиншоу стиснул зубы. Значит, Болан был прав, когда предупреждал. А он, Хиншоу, не послушал. Что ж, зато теперь он выскажет этому недоноску все, что о нем думает. И не только о нем...

Но бравый вояка не успел даже рта раскрыть.

Внезапно лицо Пола Бонелли исчезло, в доли секунды превратившись в кошмарное кровавое месиво. Водитель, сидевший рядом, оказался весь забрызган кровью и ошметками начальнических мозгов. И лишь когда откуда-то с гребня, что возвышался позади лагеря, долетел гулкий раскат выстрела, Джеймс Хиншоу продемонстрировал свою профессиональную реакцию. Он нырнул в пыль и тотчас покатился, закувыркался к ближайшему укрытию — небольшой, мелкой впадине близ ворот. Профессиональный инстинкт солдата подсказывал ему, что должно немедленно и неизбежно произойти.

Громила из Тусона оказался следующим, кто отправился прямиком в вечность — пуля сразила его, когда он бежал, чтобы укрыться в фургоне. Еще до того, как послышалось раскатистое эхо второго выстрела, он уже превратился в труп.

Ну, а затем будто снова вернулся Вьетнам, и разразился ад, и это была классическая западня в пустыне, и сотня стволов бешено палила с разных сторон, а Джим Хиншоу, беспомощно распластавшись, лежал на дне своего жалкого укрытия.

Несколько тусонских фургонов, пробив хлипкую ограду, рванулись вперед. Из каждого окошка торчали стволы.

Это было какое-то недоразумение, чудовищная ошибка.

Так, по крайней мере, полагал Джим Хиншоу.

Но иного мнения придерживался тот, кто сейчас прятался на вершине гребня. Вернее, он знал наверняка: так быть должно, и никакой ошибки нет.

Давненько Хиншоу на собственной шкуре не испытывал, что значит, когда тебя в оборот берет эксперт своего дела.

О Бонелли-младшем и говорить не приходилось...

Глава 21

Правильно оценив в бинокль ситуацию возле ворот лагеря, Болан не преминул поставить грохочущую тачку с помощью снайперской «уэзерби».

Прибывшие с Бонелли поняли происходящее как предательство со стороны людей Хиншоу. Моралес оставался в тылу и никак не мог взять в толк, что же на самом деле случилось. Но когда в лагерь ворвались головорезы Бонелли, он принял единственно верное для себя решение. Неизбежным результатом явилась бешеная перестрелка между двумя «дружескими» силами.

Болан тем временем аккуратно подливал масла в огонь, накладывая на общую картину решительные, энергичные мазки из М-79. Первым делом он послал гранату в один их ворвавшихся на территорию фургонов. Тот накренился, тяжело осел и загорелся. Следующая граната была дымовой — это лишь усилило всеобщее замешательство. После чего Болан принялся щедро забрасывать территорию, чередуя гранаты фугасного и осколочного действия.

Стаккато автоматных очередей мешалось с гулкими выстрелами карабинов и пистолетным лаем. Накал схватки быстро нарастал.

«Резерв» Хиншоу состоял отнюдь не из выпускниц института благородных девиц. Это было дисциплинированное и обстрелянное подразделение — надо полагать, львиную долю его составили вьетнамские ветераны. Если бы не вмешательство Болана, исход сражения не вызывал сомнений. Парни знали свое дело, и у них было подходящее вооружение, чтобы выполнять это дело грамотно. Крупнокалиберный пулемет четко выкашивал ряды тусонских громил, пока Болан не засек его и не подавил своим гранатометом. Он не был заинтересован в победе какой-либо стороны, максимальные потери с обеих — вот что ему требовалось. Болан старался быть объективным и гранаты распределял по-справедливому. Подавив, например, пулемет Хиншоу, он тотчас послал парочку гранат в стан тусонских ковбоев, дабы усилить царившую среди них сумятицу.

Через сорок секунд после начала заварушки все пять фургонов, прорвавшихся на территорию лагеря, были подожжены и пылали. Лагерь был усеян телами раненых и убитых. Осторожные маневры обеих группировок указывали на приближение временного затишья и возможного пата. Ни у одной из сторон не оставалось уже сил для серьезного "сражения. И в той, и в другой «армии» уцелели буквально единицы. Дым и пыль ограничивали видимость, что помогало осторожному отходу обеих групп.

Три фургона, которые остались за оградой, аккуратно маневрировали, чтобы успеть подобрать тех, кто выжил.

Боковым зрением Болан заметил еще одну машину — внутри лагеря. За рулем сидел Энджел Мора-лес. Он тоже осторожно крутил баранку, стараясь прикрыть отступление Джеймса Хиншоу, который короткими перебежками понемногу удалялся от ворот.

Болан уже складывал оружие и снаряжение, когда уцелевшие машины Бонелли устремились прочь в сторону заката. Чуть позже откуда-то из глубины лагеря выскочили два автомобиля и помчались следом. Погоня, ясное дело!

Болан холодно улыбнулся и вернулся в свой фургон.

Установив навигационное устройство в автоматический режим, он приступил к завершающему — так, по крайней мере, он надеялся — этапу в битве за Аризону.

* * *

Вайсс стоял в тени обветшалого ангара и наблюдал, как из заката выныривает двухмоторная красавица «Сессна», заходит на посадку, касается полосы и, мягко затормозив, останавливается.

Два дюжих боевика моментально спрыгнули на землю, настороженно огляделись по сторонам и заняли охранные позиции по бокам самолета. Вайсс знал, что ему придется привыкать к такой вот малопривлекательной компании: отныне его жизнь будет протекать в подобном соседстве.

Спустя минуту на землю сошел сам капо Аризоны.

Сенатор невольно задрожал, когда ему пришлось пожать загребущую руку этого человека. Конечно же, они были знакомы друг с другом. Но контакты с людьми, подобными Бонелли, не создают благоприятный предвыборный имидж политику. И в более тесной компании они тоже не встречались.

Впрочем, сторонний наблюдатель, глядя на них сейчас, вряд ли бы об этом догадался.

Мафиози одарил сенатора серьезной улыбкой и торжественно произнес:

— Привет, сенатор. Давно не виделись.

Вайсс не смог улыбнуться в ответ.

— Спасибо за поддержку, Ник, — проговорил он негромко.

У капо забавно дернулась губа:

— А для чего же существуют друзья?

— Вы позаботились об... этом? — нервно спросил Вайсс.

— Разумеется. Я отдал распоряжения перед вылетом. Забудьте обо всем. Ничего не случилось. Когда мои парни приведут там все в порядок, вы уже сами не будете верить в происшедшее.

— Я не хочу знать подробности.

— И не надо. Чем меньше знаешь, тем лучше. Они прошли в небольшую конторку за ангаром.

Бонелли усадил сенатора в пыльное кресло, угостил сигарой, после чего подошел к окну, выглянул наружу, что-то бормоча себе под нос, вернулся к исцарапанному письменному столу и взгромоздился на его крышку.

— Чего мы ждем? — спросил Вайсс, скрывая раздражение.

— Мой мальчик Пол летит с нами. Вы когда-нибудь бывали в Коста-Рике?

Вайсс кисло улыбнулся:

— В тех краях? Разве что на пикниках. Два или три раза. После беседы с вами я позвонил в свой вашингтонский офис и сказал, что на несколько дней уезжаю из страны.

— Прекрасно, — ответил Бонелли. — Хотя это продлится значительно дольше. Тут надо еще уладить кое-какие мелкие дела. Но с этим справятся и без нас. А мы чуток позагораем. В гольф поиграем. Вы играете в гольф?

— Как только выпадает такая возможность, — ответил Вайсс, несколько согретый внезапным проявлением аристократизма в этом головорезе.

— Я заключил больше сделок на поле для гольфа, чем... — Глаза Бонелли внезапно сверкнули, когда он глянул в окно.

Капо Аризоны соскользнул со стола.

— Это Пол. Идемте.

Вообще-то машин было три — они мчались на предельной скорости. Отчаянно завизжали тормоза...

А выглядели автомобили... Боже! Они! Были! Все! Изрешечены! Пулями! Ни у одного не осталось целого стекла!

— Кошмар!.. — прохрипел Бонелли.

Два охранника, оставленные у самолета, сорвались с места и устремились к боссу, чтобы встать между ним и приближающимися автомобилями.

— Все в порядке! — крикнул им Бонелли. — Это наши!

Вайсс в нерешительности попятился было к самолету, но остановился, чтобы узнать, в чем дело.

Возле офиса машины остановились.

Вайссу казалось, что он смотрит немое кино.

Вот Бонелли, отчаянно жестикулируя, стоит у головной машины и разговаривает с кем-то внутри. Бонелли резко рвет на себя дверцу, чуть не срывая ее с петель. Бонелли запрокидывает голову в немом крике и колотит железными кулаками по изрешеченному пулями капоту. Бонелли пятится, вытаскивая из кабины изувеченное человеческое тело. Бонелли судорожно прижимает к груди изуродованную голову мертвеца. Бонелли вскидывает на руки тело убитого сына и, спотыкаясь, несет его к самолету.

Наконец-то Вайсс осознал: что-то вышло не так, причем самым катастрофическим образом.

— Они приняли меры? — выдохнул он, когда аризонский капо ковылял мимо со своим страшным грузом.

— Идем! — прохрипел Бонелли. — Садись в самолет!

На горизонте показались новые машины.

Тусонские боевики принялись выскакивать из фургонов, спешно занимая оборонительную позицию.

Вайсс опомнился и побежал к «Сессне». Телохранители грубовато запихнули сенатора внутрь и быстро закрыли дверцу.

Да, все было и так ясно: события, вопреки ожиданиям, пошли вкривь и вкось. А тут и солнце почти село — возможно, чтобы никогда уже не взойти для Абрахама Вайсса...

* * *

Рейдеры Хиншоу плотно прижали уцелевших уличных ковбоев из Тусона к стенам ангара. Взрывы и звуки перестрелки отметили конец успешной погони.

Болана все эти перипетии уже не интересовали. Участники спектакля свое дело сделали.

Он оставил боевой фургон на обочине дороги и с М-79 в руках устремился бегом к южному краю взлетно-посадочной полосы.

На ходу он прикидывал скорость и силу ветра, а также пытался учесть прочие аэродинамические факторы, рассматривая их с точки зрения пилота.

Аналогичная идея пришла в голову и кому-то другому.

Помятый автомобиль трясся на неровностях поля, огибая в почтительном отдалении место перестрелки у ангара, но держа курс с очевидной целью — перехватить Болана.

Метрах в шестидесяти машина резко повернула и теперь прямиком надвигалась на бегущую фигуру. Из окна переднего сиденья засверкали вспышки выстрелов.

Не останавливаясь, Болан рухнул ничком на землю, перекатился, изогнулся и навскидку выпустил фугасную гранату из М-79.