Палач (№31) - Аризонская западня

Парень кивнул с кислой миной на лице:

— Да-да, конечно.

На ходу вытирая руки ветошью, он устремился к машине, стоявшей носом на запад. Глянув на заднее сиденье, тотчас выпрямился и помахал Болану. Тот приблизился уверенным шагом и, коротко поблагодарив, уселся рядом с водителем — нервного вида человеком в деловом костюме и роговых очках. На вид водителю было под пятьдесят.

— Вы уж извините, — сказал Болан, поглядев на него усталым взором, — служба.

— Что вы, что вы, — быстро ответил водитель, — я все понимаю.

Они сидели в напряженном молчании, пока машину мыли и заправляли. Когда, наконец, автомобиль выкатился на дорогу, водитель робко спросил:

— Побыстрее?

Болан успокаивающе улыбнулся:

— Не стоит. Мне тут и ехать-то всего полмили. Я скажу, где остановиться.

Полмили Мак блаженно отдыхал, зато владелец машины был напряжен, как на сдаче экзаменов по вождению.

Болан попросил затормозить как раз напротив автомобиля с наблюдателем, сердечно поблагодарил и вышел.

Наблюдатель за рулем проявил к Болану живейший интерес.

— Расслабься, парень, — посоветовал ему Мак и проследовал прямиком ко двору Вайсса.

Там к нему мигом подступился могучий охранник. Но Болан уже извлек из кармана корочки и небрежно помахал ими пред собой.

— Свободен, приятель. Забирай своих парней и вали.

— Это как понимать? — удивился малый, хотя ясно было, что до него все сразу же дошло.

— Назначена официальная охрана. Когда она появится, вас здесь быть не должно. Так что давай. Пока они подъедут, я постерегу.

Парень собрался было что-то возразить, но передумал.

— В доме еще только один человек. Может, надо сперва позвонить?

— Тебе хочется столкнуться нос к носу с парнями из секретной службы? — усмехнулся Болан.

— А, ну тогда, конечно... Все в порядке, да!

Охранник круто развернулся и поспешил в дом. Болан зашагал следом. Едва они приблизились, дверь распахнулась и наружу выглянул второй охранник.

— Сейчас здесь будут ребята из федеральной службы, — пояснил старшой. — Мы сваливаем. Этот парень — из полиции. Он управится без нас.

Его напарник ничего не ответил — только окатил Болана подозрительным взглядом, когда проходил мимо. После чего оба, не оглядываясь, зашагали к своей машине. Болан дождался, чтобы они отъехали, затем вошел в дом и запер дверь на задвижку.

«Честняга» Эйб стоял посреди прихожей и судорожно сжимал в руке «браунинг», целясь Болану между глаз.

— Или стреляй, или убери, — холодно посоветовал Мак.

Сенатор чуть поколебался, медленно опустил оружие, повернулся и побрел в свое логово. Когда Болан зашел вслед за ним в кабинет, сенатор уже сидел за письменным столом, «браунинг» лежал под рукой, в глазах Эйба не читалось ровным счетом ничего.

— Печальная картина, — сочувственно заметил Болан. — Сенатор Соединенных Штатов, узник в собственном доме, вынужден встречать гостей с хлопушкой в руках.

— Я умею пользоваться этой игрушкой, — отрезал Вайсс. — И я спокойно мог бы наградить вас третьим глазом.

— Я наслышан о ваших охотничьих подвигах, — Болан мельком оглядел чучела зверей, развешанные по стенам. — И все же есть, кажется, некоторая разница между обычной охотой, и той, когда жертва может не только заметить вас, но и начнет вдруг отстреливаться...

— Я не застрелил вас, Болан, совсем не потому, что смелости не хватило. Что вам надо?

— Да все то же, — ответил Болан. — Чтобы вы вышли из игры.

— Вы до этого дня не доживете. Поберегите свое и мое время. Убирайтесь отсюда и не суйте нос в чужие дела.

Болан выразительно вздохнул, отошел к окну и повернулся спиной к человеку с «браунингом», сознавая, что являет собой прекрасную мишень, и почти надеясь, что Вайсс соблазнится предоставившейся возможностью. Но сенатор не реагировал. Болан вновь повернулся к столу и сказал:

— Боюсь, это и мои дела, сенатор. Мы можем избавить страну от лишних страданий. Исчезните. Сойдите с поезда... пока еще не поздно. Я только что говорил с Кауфманом. У меня такое впечатление...

— Кончайте болтать вздор! — огрызнулся сенатор. — Я знаю, как вы встречались с ним в пустыне. Мне плевать на устроенный вами фейерверк. Равно как и на ваше предательство.

— О, вы еще беретесь рассуждать о предательстве? — деланно удивился Болан. — Самый продажный сукин сын из всех, когда-либо заседавших в сенате Соединенных Штатов. Да вы, Вайсс, бедствие общенационального масштаба!

У Вайсса дернулся кончик гранитного подбородка, однако сенатор не клюнул на приманку. Вместо этого с гнусной ухмылкой он заявил:

— Этим утром вы называли меня марионеткой. Теперь я уже предатель. Убогая у вас фантазия, мистер Болан.

— Была бы нужда фантазировать! — небрежно парировал Болан. — Я знаю, кто вы такой, и вам это известно. Вопрос лишь в том, кем вы будете завтра и где.

— Несомненно, здесь же, за своим письменным столом, — откликнулся сенатор, одарив Мака лучезарной, прекрасно поставленной улыбкой.

— Ошибаетесь, — покачал головой Болан.

Вайсс только презрительно фыркнул.

— Вам уготована безымянная братская могила на Райском Ранчо, мистер Вайсс. Не лучшее местечко, а?

Похоже, эти слова все-таки достали сенатора. По крайней мере в его стальных глазах мелькнула на мгновение шальная искра...

— Чушь, — заявил сенатор.

— Для вашего соратника это единственный выход. Полагаю, именно сейчас он заканчивает последние приготовления. У вас это называется: обрубить связи и слинять. Надеюсь, мне не надо расшифровывать...

— Убирайтесь, Болан. Мое терпение лопнуло. — Рука сенатора зависла над «браунингом». — Ненавижу играть в кошки-мышки. С детства, когда еще возился в песочнице. Не принуждайте меня снова чувствовать себя ребенком.

— Вот видите, — почти ласково сказал Болан, — вы уже сами начинаете соображать. Да-да, вас закопают именно в песочек, Вайсс.

Он небрежно прошагал к двери, вновь являя собой великолепную мишень, по которой невозможно промахнуться. У выхода он резко обернулся:

— Привет от меня падшим ангелам. Не забудьте, что я первым вас предупредил. Так что держите «браунинг» наготове. Кстати, как вы думаете, почему ушли охранники?

Этот удар пришелся почти в цель. Вайсс вскочил и, набычившись, с ненавистью посмотрел на Мака.

— Вот досада, я забыл поинтересоваться, — с холодной издевкой произнес он. — И как же вы от них избавились?

— Я передал им сообщение, которое они совершенно правильно поняли.

— То есть?

— Они же знают, как все это делается в ваших кругах. В скором времени вас почтит своим визитом Сам. Лично. Он одарит вас поцелуем. Не знаю, как этот поцелуй у вас называется. Итальянцы называют его поцелуем смерти.

— Нелепо и смешно, — сказал сенатор, впрочем, не слишком убежденным тоном.

— Полностью с вами согласен, — коротко кивнул Болан. — На мой взгляд, это тоже нелепо и смешно. Но именно так у них делается. И это будет последняя ваша утеха на грешной земле. Только вдумайтесь! Ведь после поцелуя следует незамедлительная смерть.

И Болан решительно отворил дверь.

Вайсс негромко вскрикнул и бросился следом.

— Хорошо, допустим, вы правы, — поспешно заговорил он. — Предположим — просто так, для смеха. Но тогда скажите мне, откуда вам известно?

Болан пересек вестибюль и, распахнув парадную дверь, прислонился к косяку, чтобы бросить последний взгляд на сбитого с толку сенатора.

— Я уже говорил вам, что пришел сюда прямо с переговоров, — терпеливо произнес Мак. — Я все выложил ему. Бонелли хочет, чтобы у него был свой сенатор, он даже готов переступить через труп вашего общего дружка, лишь бы добыть себе такого сенатора. У Кауфмана есть немудреный выбор. Или он отдает вас Бонелли, или списывает со счетов. Кто будет драться за мертвого сенатора? Обдумайте это. Никакой высшей математики тут нет. Пораскиньте мозгами: кто получит привилегию выдвинуть вашего преемника в сенат? Так что вы уже записаны в статью расходов.

Болан вышел наружу и закрыл за собой дверь. Но уже через секунду она распахнулась, и сенатор закричал с порога:

— Зачем вы мне все это говорили? Вы что — садист? Приходили посмеяться?

Болан обернулся, в руке его сверкнула «беретта». Лицо сенатора покрыла смертельная бледность, и его рука, сжимающая «браунинг», бессильно повисла.

Неотрывно глядя на Вайсса, Болан позволил себе на прощание маленькую речь.

— Отныне вы — мусор, списанный хлам. И я потратил полчаса своей жизни ради спасения этого хлама только потому, что многие люди в нашей стране не обладают нюхом на отбросы и, следовательно, будут оплакивать вашу безвременную кончину. Это все. Что вы сделаете с моей информацией, мне безразлично.

Губы сенатора какое-то время беззвучно шевелились, прежде чем он смог выдавить из себя связные слова.

— Болан, вы неправильно поняли. Я не марионетка. Я управляю всем этим. Поймите! Это все мое, и управляю я!

— Можете и дальше управлять, до самых адских ворот, — процедил Болан.

— Не стреляйте! Я возвращаюсь в дом!

— Бога ради, — ответил Мак с ледяной вежливостью.

Сенатор захлопнул за собой дверь.

Болан сунул «беретту» в кобуру и пошел на улицу. Пока еще он не слишком ясно представлял, что же последует дальше, но в одном не сомневался: кашу он заварил.

Все, от него зависящее, Болан сделал. Теперь пусть дьявол сдает карты.

И тот не преминул объявиться.

Но только на сей раз он оказался в юбке.

На тротуаре Болана поджидала Шарон Кауфман с крошечным никелированным пистолетом в руке, которым она вполне грамотно целилась в Мака.

— Мне очень жаль, — сказала она спокойно. — Поверьте, мне действительно очень жаль, но я должна это сделать.

Глава 16

Она подвела его к маленькому автомобилю, припаркованному неподалеку, и потребовала:

— Садитесь за руль. Вы будете вести.

Незаметно оглядевшись по сторонам, Мак выполнил указание. Если бы этот пистолетик находился в чьей-либо другой руке, он давно был бы выбит, а окровавленный владелец валялся бы в кювете. Может статься, и теперь придется прибегнуть к таким мерам, но пока Болан давал девице шанс все закончить миром.

Она ведь даже не потребовала, чтобы Мак отдал ей свой пистолет. В свою очередь Болан предпочел не напоминать ей об этом. Он узнал машину. Именно она увязалась за фургоном, когда Болан отъезжал от муниципалитета после переговоров с Кауфманом. Что ж, надо отдать девице должное — она выследила его вполне грамотно. А может, просто случайно наткнулась на него у дома Вайсса? Не мешало бы выяснить.

— Мои поздравления, — произнес он холодно. — Из вас получится неплохой детектив. Надеюсь, со стрельбой вы так же хорошо справляетесь, как и со слежкой?

— Заводите мотор и поезжайте, куда я вам скажу, — ровным голосом сказала она, игнорируя его слова.

Он включил зажигание, но при этом заметил:

— По вашим указаниям я не поеду. Я возвращаюсь к своему фургону. Спасибо, что не пришлось идти пешком. А пистолетик-то уберите. Не хочется причинять вам вреда.

— Я не шучу, — все так же спокойно заявила она. — Если понадобится, я вас пристрелю.

— Тогда цельтесь в глаз, — проворчал он.

Она не поняла.

Уже влившись в общий поток автомобилей, Болан пояснил:

— Если с первого выстрела из этой крохотульки вы не заденете жизненно важных центров, то, скорее всего, я убью вас чисто рефлекторно. Поэтому стрелять надо в глаз. Прямо в зрачок — и чуть вверх. Это разрушит соответствующие центры мозга и сведет рефлекторную деятельность к нулю. Машину, правда, придется долго отмывать — внутри заляпает все... Но, думаю, вы справитесь.

В глазах ее мелькнуло замешательство, но голос оставался твердым:

— В школе я занималась в стрелковой секции. И провела три месяца в израильском киббуце. Так что не надо меня стращать. Я не из пугливых.

Болан вздохнул и направил машину к заправочной, где оставил фургон. Да, события в Аризоне множились лавинообразно... и развивались быстро. Он не мог себе позволить тратить драгоценные минуты таким вот дурацким образом. В то же время с ребенком тоже надо что-то делать. Навряд ли ее удастся уговорить. Он притормозил рядом с боевой машиной и коротко приказал:

— Валяй.

— Вы задержаны. Вы обязаны мирно следовать за мной в полицейский участок, в противном случае я буду стрелять.

Девица сидела, отодвинувшись к самой дверце. Одну ногу она поставила на сиденье, чтобы создать преграду между собой и Палачом, а пистолетик держала, как и положено, двумя руками, уперев его рукояткой в колено.

Обе болановские руки оторвались от рулевого колеса настолько быстро, что девица попросту не уловила движения. Правая нанесла тыльной стороной ладони мощный удар по прекрасному личику, левая мгновенно накрыла обе девичьи руки и вырвала из них оружие.

Миниатюрный, но мощный пистолетик выпалил с отдачей куда большей, чем можно было ожидать от такой «игрушки». Пуля пробила приборную доску.

От удара голова девушки резко качнулась назад и ударилась затылком о стенку. Шарон потеряла сознание. Парень со станции техобслуживания мигом подбежал к машине, чтобы выяснить, в чем дело. Он сразу же узнал Болана, затем его взгляд упал на поверженную девицу.

— О черт! — воскликнул техник. — Она мертва?!

Болан показал ему никелированный пистолетик:

— Нет, но если бы еще чуть-чуть... Вы ее знаете? Техник присмотрелся и покачал головой:

— Никогда не встречал. А в чем замешана? Наркотики? Проституция?

— Ни то ни другое, — ответил Болан. Он вылез наружу, обогнул машину, открыл дверь с другой стороны и вытащил Шарон из кабины. — Тут дело похитрее. Понимаете? Большего сказать не могу. Возможно, потом вы понадобитесь мне в качестве свидетеля. А пока что — никому ни слова!

— Все понятно, сэр. Заметано!

Болан перенес девицу в боевой фургон и рванул прочь, не оставив парню времени для размышлений.

Спустя несколько минут юная леди пришла в себя и перебралась на сиденье рядом с Боланом. Скула ее слегка распухла и приобрела безобразный синюшный оттенок, глаза яростно сверкали, но в целом девушка держалась молодцом.

— Убить вас мало, — сказала она тихо.

— Тебе это почти удалось, — ответил Болан. — А теперь объясни, зачем ты пыталась это сделать.

— По-вашему, я тварь неблагодарная? — устало произнесла Шарон.

— И только потому, что вы обменяли жизнь моего отца на мою собственную, я должна теперь рассыпаться в благодарностях и мыть свои руки в его крови? Прошу прощения. Но в нашей семье так не делается.

— Не спорю, — мягко согласился Болан.

Поскольку ему приходилось сосредоточиваться на дорожном движении, девицу он созерцал только боковым зрением. Лицо ее казалось смущенным и несчастным. Болан сказал:

— У меня было уже, по крайней мере, три возможности очень легко, и просто убрать твоего отца. Надеюсь, после того, что приключилось с тобой, ты в этом не сомневаешься. Но Моррис Кауфман до сих пор жив. Так из-за чего шум?

— Я видела вас в деле, — произнесла она уныло. — Я была этим утром в Каньоне-с-Эхом.

— Да, я заметил тебя.

— Мой отец спасся лишь благодаря божьему вмешательству. Я не допущу, чтобы вы совершили вторую попытку.

— Его спас не господь Бог, а некто Болан, — спокойно возразил Мак. — Все попытки разделаться с вашим отцом исходят от его южных коллег. Я ведь кое-что обещал тебе, Шарон. И я пытался, черт побери!

Когда она ответила, в ее голосе звучали нотки сомнения:

— Хотелось бы в это поверить. Видит Бог, очень бы хотелось.

— Но твой отец жив, — повторил Болан.

Внезапно девушка разрыдалась.

Болан хрипло проговорил:

— Попробую оказать тебе маленькую услугу. Правда часто бывает весьма неприглядной, но нельзя строить жизнь на лжи и иллюзиях.

Он врубил бортовой компьютер, ввел соответствующую программу и развернул дисплей экраном к девице.

— Вот — жизнь Морриса Кауфмана. Представление начинается. Спонсор — Министерство юстиции Соединенных Штатов. Я проник в их компьютер и скопировал файл, посвященный твоему папочке.

Она сквозь слезы уставилась на маленький экран, где возникали фотографии ее отца: фас, профиль справа, профиль слева. Шарон перестала всхлипывать и теперь уже глядела, не отрываясь. А на экране дисплея высвечивался официальный отчет о жизни современного людоеда. Строчки сухих фактов и невероятных цифр проносились слишком быстро, чтобы обычный человек мог их разом ухватить. Болан понял это и замедлил скорость просмотра. Бесконечные списки корпораций, биржевых спекуляций, темных сделок, захваченных земель, махинаций с недвижимостью, подлогов, разворованных федеральных инвестиций, политического шантажа, случаев правительственной коррупции, подкупленных судей и жюри присяжных... и за всем этим люди — запуганные, ограбленные, изувеченные, убитые.

— Меня тошнит, — пробормотала она, не просмотрев и половины.

Болан вырубил дисплей:

— Это только верхушка айсберга. Один господь Бог да еще Мо Кауфман знают, что скрыто под поверхностью.

Шарон зябко обхватила плечи руками и отвернулась к боковому окну.

— Извини, — произнес Болан. — Но ты должна была это узнать. Боюсь, очень скоро тебе придется столкнуться с куда более горькими фактами...

— Теперь я знаю, почему мама умерла, — прошептала она. — Кто бы мог жить с таким грузом в душе?

Болан промолчал.

Шарон прерывисто вздохнула и вдруг заявила с простодушным упрямством:

— Все равно он мой отец. Погляди на меня, черт возьми!

Болан послушно скосил на нее глаз.

Трясущимися пальцами она расстегивала блузку. Дело продвигалось с трудом, но обильные груди уже высвободились из-под покровов и горделиво колыхались.

— Кончай, Шарон, — проворчал Болан.

— Я, на твой взгляд, привлекательна?

— Чертовски. Но с временными показателями у тебя плоховато. Боюсь, в стриптизе из тебя профессионалки не выйдет.

— Предлагаю сделку.

Он бросил на нее недоверчивый взгляд, затем сбавил скорость и притормозил на обочине. Закрыл глаза, скрестил на груди руки и низко, будто прислушиваясь, склонил голову.

— Повтори-ка еще раз, — потребовал он.

— Я — девственница... Только скажи — и все это твое.

Не открывая глаз, он глухо пробурчал:

— Просто не верится. Что папочка, что дочка... Яблоко от яблони...

— Чем ты недоволен? Я ведь серьезно. Я готова на все, чтобы... чтобы остановить тебя.

Он вытащил из кармана никелированный пистолетик и бросил ей на колени.

— Что ж, если ты готова на все... — медленно начал он. — Тогда — валяй, останови меня.

Ее глаза растерянно забегали, она зажмурилась, и из-под ресниц вновь потекли слезы. К пистолету она даже не притронулась.

Уже более мягко Болан произнес:

— Относительно Морриса Кауфмана я умываю руки. Он сам творец своей судьбы. Боюсь, теперь уже любые мои попытки помочь ему обречены на неудачу. Преданность — великая вещь, Шарон, когда объект ее того заслуживает, когда он достоин. Но если преданность слепа и не понимает, что обращена на людоеда, для которого чуждо все доброе и благородное, тогда она наносит сокрушительный удар по мировой гармонии, и без того довольно хрупкой. Уж пора бы это осознать.

Но Шарон к этому была явно не готова. Она наконец-то сорвала с себя блузку и теперь держала свои роскошные груди в ладонях, словно предлагая их Болану.

— Я пойду за тобой, куда прикажешь. Останусь с тобой, пока ты не прогонишь меня. Только спаси его. Пожалуйста. Спаси его ради меня.

— Прекрати! — заорал он. — Уясни же, наконец, чем я занимаюсь! Думаешь, я просто развлекаюсь и вытворяю все, что пожелает моя левая нога? Пораскинь мозгами, детка. И оденься, Бога ради. У меня нет иммунитета против спровоцированного изнасилования.

— Тело мое тебе не нужно, зато сердце мне ты разбиваешь, не задумываясь. Не волнуйся, я прекрасно знаю, чем ты занимаешься, Мак Болан. У тебя комплекс карающей десницы, вершителя судеб.

— Называй это как угодно, — сухо ответил он, заводя мотор. — И оденься. Я высажу тебя при первой возможности.

И все же его сердце кровью обливалось.

Как всегда — при виде невинных жертв закона джунглей...

Глава 17

Да, события в Аризоне начали раскручиваться просто с ошеломляющей скоростью. Разведывательный компьютер Болана едва успевал переваривать поток информации, поступавшей с различных мониторов, и следующие двадцать минут Мак по горло был занят тем, что сортировал данные и входил в курс последних событий.

Вайсс и Кауфман долго орали друг на друга по телефону, не выдав при этом ровным счетом ничего существенного, но договорившись в ближайшее же время встретиться у Вайсса и потолковать с глазу на глаз.

Пол Бонелли, этот наследный принц Аризоны, и сорок его головорезов из Тусона отступили к лагерю в пустыне, где была взлетно-посадочная полоса, и ожидали прихода ночи, чтобы вернуться и «очистить» город.

Хиншоу и компания оставались на территории своего базового лагеря. Получив подкрепление в виде тридцати бойцов «резервных сил», да еще при полном боевом снаряжении, они тоже дожидались ночи.

Старина Ник Бонелли грозно хлопал крыльями и грозился самолично прилететь в Финикс, чтобы взять управление всей операцией на себя.

Стало очевидно: к этому времени между Хиншоу и Бонелли-младшим наметился явный разлад. Все выглядело так, будто Бонелли-старший решил с помощью своего дитяти устроить демонстрацию силы и железной рукой навести новый порядок. При этом важно было то, что ни один из Бонелли понятия не имел о тайном резерве Хиншоу.

Болан обдумывал сей факт в течение нескольких минут, пытаясь проникнуть в замыслы Хиншоу и разработать быстрый, но эффектный ход, способный расширить возникшую в рядах противника трещину.

Под конец он решил прибегнуть к самому примитивному способу. Просмотрев свой личный телефонный файл, он отыскал номер телефона в лагере Пола и позвонил.

— Срочно. Дайте мистера Бонелли, — сказал он, когда на том конце подняли трубку. И в следующее мгновение уже говорил с наследным принцем Аризоны: — Меня зовут Ламбретта. Я связан с... востоком. Может, помните такого парня — Билли Джино?

— Ну, и?..

— Билли — мой кузен. Я несколько дней назад прибыл из Лас-Вегаса.

— Вот оно что...

— Я ... э-э... должник мистера Дона Бонелли. Вы, наверное, не помните... Южный Бронкс, заварушка в году... э-э...

— Помню, помню. Как, вы сказали, вас зовут?

— Сейчас я называюсь Ламбретта, мистер Бонелли. Вы... э-э... понимаете. Послушайте, что я вам скажу. Я только что вырвался из одного лагеря в восточной стороне, и, доложу вам, это очень странный лагерь, мистер Бонелли. Среди песков. И выглядит, как Перл Харбор после налета япошек, причем недавнего налета. Там есть парень, которого зовут Моралес — такой крутой латинос — он все изображает из себя большую шишку. Вам это ничего не говорит?

— Может быть, да, а может, и нет, — осторожно ответил Бонелли. — К чему вы клоните, Ламбретта? Давайте ближе к теме.

— Этот Моралес пытался меня завербовать. Для чего, не сказал, но упомянул ваше имя. Он предложил мне пять штук и заявил, что работать придется всего одну ночь.

— Что за черт?! — прорычал Бонелли. — Вы отрываете меня, утверждая, будто дело срочное, а суть лишь в том, что вам предложили какую-то грязную работенку!

— Нет, сэр, я звоню не поэтому. Я, как уже сказал, должник Дона Бонелли. Этот латинос не знает, что я вам звоню.

В ответе Пола смешались раздражение и любопытство:

— А откуда же вы узнали мой номер?

— Ну, мистер Бонелли! Я ведь не новичок. Нет нужды расспрашивать брата по крови о его методах...

— Ладно, ладно! Так что там у вас?

— Чем-то мне не понравился этот лагерь, сэр. У парня там собраны крупные боевые силы... от сорока до пятидесяти ребят с тяжелым вооружением. И ни одного нашего человека — никого из синдиката. Он говорит...

— Минутку, минутку! Сколько, вы сказали? Сорок или пятьдесят?! И давно вы это видели?

— Меньше часа назад. И повторяю: там нет никого из синдиката. Только я. Так вот, Моралес хочет, чтобы мистера Бонелли встречал я! Для идентификации. Чтобы мистер Бонелли, увидев меня, решил, будто попал к своим. Как вам это нравится? Мне, по совести, не очень.

— Мне тоже, — задумчиво ответил Бонелли. — А как вы туда вообще попали?

— Этому Моралесу нужен был человек из синдиката. Он вышел на меня через... э-э... общего знакомого.

— Так он к тому же еще и дурак, а? — негодующе воскликнул наследник престола. — Он, кажется, не понимает, что такое братство по крови?! Вот сволочь! Значит, там у них сорок или пятьдесят парней под ружьем? Интересно... Но как вам удалось уйти?

— Я сказал, что согласен на эту работу, но прежде мне надо уладить кое-какие дела в городе. Я должен вернуться в лагерь к заходу солнца.

— Не надо возвращаться, — мягко посоветовал Бонелли.

— Не беспокойтесь, я не идиот.

— Если все, вами сказанное, подтвердится, отыщите нас в Тусоне на днях. Если же нет...

— Сэр, мне нет надобности лгать.

— Так он говорит, что вы нужны ему для идентификации?

— Совершенно верно, сэр. Ну просто полный идиот! Ведь любой из синдиката понимает, что это значит. Верно, сэр?

— Верно, верно. Спасибо... э-э... Ламбретта. Загляните к нам в Тусоне. Мы покажем вам город.

Болан повесил трубку и сделал пальцем воображаемую отметку в воздухе, после чего немедленно позвонил в другой лагерь.

Трубку поднял сам Хиншоу.

— Здесь Хиншоу. В чем дело?

— Это Болан.

Короткая пауза, затем:

— Что ж, привет. Как ты меня нашел?

— С легкостью, — простодушно ответил Болан.

— Когда ты узнал, что я участвую в этом деле?

— Я мельком видел Уорти и Моралеса. Дальше арифметика простая. Что ты пытаешься проделать со мной, приятель?

Хиншоу хихикнул:

— Тот же вопрос я могу задать и тебе.

— Ты пытаешься меня прикончить, — все тем же добрым тоном произнес Болан.

— Боюсь, это так. Бобы остаются бобами, независимо от того, кто их готовит и подает.

— И сколько он тебе платит?

— Хочешь предложить больше?

— Верно.

— Я получаю двести в день и немного сверху.

— И что входит в это немного?

— Все, что сопру, — ответил Хиншоу с довольным смехом. — А ты что можешь предложить?

— Боюсь, столько я тебе предложить не смогу. По крайней мере, того, что ты берешь «сверху», — сказал Болан. — Все, что я могу тебе дать, это двадцать часов.

Они наконец перешли к делу, и в голосе Хиншоу сразу зазвучали тревожные нотки.

— Двадцать часов — чего?

— Жизни, — спокойно ответил Болан.

— Да пошел ты!

— Я вполне серьезно. Но даже их я не могу гарантировать. Все зависит от Пола.

В мембране раздался нарочитый смех.

— Ну-ну, хорошо стараешься, солдат. Независимо от того, куда ты клонишь.

— Любая их победа — это мое поражение, — жестко проговорил Болан. — Я готов стать союзником самого сатаны, если окажется, что ад против них.

Хиншоу явно заинтересовался. Похоже, он не ожидал услышать подобных признаний.

— Я слушаю. Говори.

— У меня по всему штату «жучки». Я и тебя прослушивал, приятель. Вряд ли ты отыщешь...

Хиншоу перебил его, желая скрыть замешательство:

— Ага, расскажи-ка мне про «телефониста». Как ты все это провернул?

— Ты ведь нашел железки...

— Конечно. А что было в Тусоне?

— Ну, в Тусон пришлось съездить самому, — признался Болан.

— Слушай, что за взрывчатку ты применил на нашей базе? Энджел божится: дескать, в лагере с тебя глаз не спускали. Что ты там использовал?

И впрямь: почему бы двум профессионалам не покалякать малость о секретах ремесла?

— Да так, кое-какая новинка, которую я синтезировал в своей лаборатории, — ответил Болан. — Замедленного действия. Нормально сработало?

— Как по маслу. Автоматику для пулемета ты тоже сам придумал?

— Да, пришлось. Ну, и как работала машинка, не заедала?

— Полный порядок, классный эффект. Я ее заберу с собой, когда будем сниматься. Глядишь, еще пригодится. Так ты говоришь, что и на нас «жучка» навесил? Между прочим, мы искали. Где же он?

— В двух милях от вашего лагеря. На верхушке столба, который рядом с большим кактусом. Найдешь легко. Сохрани как подарок — будешь меня вспоминать. Если, конечно, уцелеешь.

— Да уж постараюсь. А насчет прослушивания всего штата — не заливаешь?

— Нет. У меня очень хорошая аппаратура. Тебе бы понравилась. Под стать космической эпохе. Все слышу, все знаю... Даже могу с другими поделиться... Так вот, приятель, тебя крепко подставляют. Хотя это можно было понять и без прослушивания. Но такое для них — норма. Сначала они заключают с тобой контракт на выполнение грязной работенки. А потом заключают контракт на устранение контрактера. Суть в том, что у тебя нет ни единого шанса насладиться своими двумястами в день и немного сверху.

После короткой паузы Хиншоу хрипло произнес:

— Ты сообщаешь мне все это лишь по старой дружбе, да?

— Что было, то прошло, — философски заметил Болан. — Ты делал свое дело, я — свое. В любом случае это было давно и далеко отсюда. Меня интересует только здесь и сейчас. Тебя я рассматриваю как коллегу, с которым нечисто играют. Можешь верить или нет, мне это без разницы. Но я ненавижу этих ублюдков и не желаю, чтобы они снова вышли сухими из воды.

— Так сильно ненавидишь?

— Представь себе. И мой совет: следи за своими тылами и флангами, приятель.

Болан положил трубку и сделал в воздухе еще одну отметину. Потом выкинул все из головы и принялся размышлять о другом.

Да, игра обретала размах. И Болан удваивал ставки.

Глава 18

Абрахам Вайсс любил солнечный свет. Кто-то любил мягкую аризонскую зиму, а вот Вайсс предпочитал обжигающий жар лета, поскольку летом больше светлых часов в сутках.

Не то чтобы он боялся темноты.