Пагода благоуханий

— Он тоже там? — Жаламбе присвистнул. — Ничего себе! А ты молодец, Конг. Хвалю, — сказал он, щупая газету, словно материю покупал. — Опять зеленая?

— Сами бумагу делают, — объяснил Конг. — Из бамбука. В джунглях.

— Давай теперь по порядку. Где большевистский связной?

— Его больше нет. Так получилось.

— Хорошо, рассказывай.

— После того как он подошел к майору в дэне Медного барабана на Восточном озере, мы не спускали с него глаз.

— Об этом знаю. Дальше… — Хмель развеялся, и только красные с полопавшимися капиллярами белки напоминали, что Жаламбе совсем недавно был безнадежно пьян. — Майор передал ему бумаги?

— Передал. Своими глазами видел.

— И где они?

— Не знаю, начальник. Я потом обыскал труп. Ничего не было. Или успел спрятать в последний момент, или сжег и сведения в голове держал.

— Как он добирался?

— Через Бакзанг и Тхайнгуэн. Я проводил его до самого конца. Он-то и навел меня на штаб.

— Странно, что они послали на такое дело неопытного мальчишку. — Жаламбе бросил на агента недоверчивый взгляд. — Тебе не кажется?

— Мне просто повезло, начальник. В Тхайнгуэне у нас есть человек. Еще с тридцать пятого года. Связник пошел прямо к нему. Оттуда мы добирались уже вместе. Он принял меня за своего. Но держался замкнуто. Я понял, что игра пошла по-крупному, и не навязывался.

— Почему пришлось убрать?

— Опять встреча, начальник. На сей раз неожиданная. В Каобанге. Попался парень, который знал меня как АБ. Пришлось прикончить обоих. Другого выхода не было.

— Правильно сделал, Конг.

— Я обыскал обоих, но ничего не нашел. Оставаться в Каобанге было нельзя, идти дальше — рискованно. Я и так узнал слишком много. У них там большая конференция. Вся верхушка собралась: Ай Куок и остальные.

— Покажи, где. — Жаламбе подвел его к крупномасштабной карте.

— Только уезд знаю. — Конг очертил небольшой кружок. — Где-то здесь, если тут и тут перекроем выходы из долин — они окажутся в мышеловке. Медлить нельзя, начальник, поэтому я и решился прийти за вами в отель. Не мог ждать.

— Что ж, Конг, орден Почетного легиона я тебе, конечно, не обещаю, но если мы их накроем, тебя ждет хорошая награда. Останешься доволен.

— Спасибо, начальник.

* * *

С началом дождей в пещере Тунга поселилось множество жаб. Влажно шлепая по отшлифованному подошвами безымянных отшельников камню, они вспрыгивали на циновку, завороженные скучным светом масляной лампы. Блестки отраженного пламени переливались в безумно вытаращенных глазах.

— Весело тут у тебя, ничего не скажешь, — поежился Лыонг, выбирая местечко посуше. — А комарье! — Движением руки он попытался развеять заунывно гудящий столбик. — Почти как на Пулокондоре.

— Ничего. Жаба хоть и жмется к берегу пруда, а мечтает схватить звезду с неба. Рассказывай, Лыонг. Как там дела? — спросил Танг.

— Плохо. Они обложили нас со всех сторон и начали методично сжимать кольцо. Если бы не отряд Тхо Ван Тана, нам пришлось бы плохо. В Нари они устроили засаду. Видно, надеялись разом захватить весь ЦК. Но мы прорвались. Хоть и дорогой ценой, но прорвались.

— А как он?

— Не беспокойся. Все руководство в безопасном месте. Центральный комитет принял решение перевести основные вооруженные силы ближе к границе. В Тхайнгуэне оставлен только небольшой отряд Тана. Он уже ведет партизанскую войну. Если бы ты видел, что делалось в городе, когда люди узнали, что Гитлер напал на Советский Союз! На каждом дереве, в каждом окне появились красные флаги. Наши товарищи в тюрьме разрывали рубашки и окрашивали их собственной кровью. Пусть все видят, что в тюрьмах продолжается борьба.

— Мировая революция и мировой фашизм. Нгуен Ай Куок предвидел решающую схватку… Большие потери?

— Очень. — Лыонг хмуро кивнул. — В отряде, который прикрывал наш отход, убито восемь бойцов, троих жандармы взяли живыми. Теперь, как всегда, каратели отыграются на мирном населении. В Нафао, Динька и Ланзыа уже строят лагеря. Нарочно выбирают самые малярийные места вблизи болот и обносят их колючей проволокой. По всем деревьям развесили свои лозунги: «Трудолюбие, семья, родина», «Здоровье во имя служения родине», «Государственная революция» и тому подобное. О какой родине идет речь? И что это за штука такая: «государственная революция»? Очередной фашистский бред. Ничего, теперь они узнают, что такое партизанская война. Мы не дадим им ни минуты покоя. Бюро ЦК считает, что партизаны должны сочетать боевые действия с широкой политической агитацией. В том числе и среди вражеских солдат. Пусть они знают, за кого и против кого воюют.

— Нам следует усилить борьбу с предателями.

— Об этом тоже шла речь. Пощады элементам АБ не будет. Не сомневайся, товарищ Танг, мы найдем гадину, которая привела жандармов.

— Я сразу подумал, что тут не обошлось без измены.

— Они стали грязно работать. Когда мы нашли тела убитых товарищей, то сразу приняли меры предосторожности, иначе бы каратели застигли нас врасплох.

— Какие тела, Лыонг? — насторожился Танг. — О ком ты говоришь?

— Разве тебе ничего не известно? — удивился Лыонг. — Тогда приготовься услышать горькую весть. От руки предателя погибли твой Кыонг и еще один прекрасный парень, с которым мы вместе бежали с Пулокондора.

— Где это было? — стиснув зубы, спросил Танг.

— Все расскажу. -Лыонг сочувственно коснулся его руки. — Кыонг оставил документы. Из-за них я, собственно, и приехал сюда. В Тхайнгуэне он передал их товарищам из отряда Тана.

— Почему они не переправили дальше? Знали же, что я буду ждать в Каобанге? Нет, тут что-то не так! — Танг порывисто встал и, подойдя к лазу, зачерпнул пригоршню дождя. Смочил глаза и лоб. — Очень все странно.

— Ты послушай, как было дело, — мягко подступил к нему Лыонг. — Нам было очень непросто распутать эту нить. Где ты назначил встречу Кыонгу?

— В Каобанге. Мы договорились, что я буду его ждать.

— Но он пришел первым? Так?

— Да, я опоздал. Не поспел даже на пленум.

— Что-нибудь случилось?

— Обыкновенная малярия. Она свалила меня по дороге. Пришлось заползти в хижину сборщика каучука. Неделю простучал зубами.

— Понятно. — Лыонг сосредоточенно всматривался в черный провал, за которым изматывающе стучал дождь. — Дай мне самому сначала во всем разобраться. — Он порывисто обернулся. — Я потом все объясню.

— Как хочешь, — безучастно откликнулся Танг. — Пока я валялся, Кыонг погиб. Теперь мне многое ясно.

— Ты не должен так думать! — запротестовал Лыонг. — Мы только люди, а потому с каждым из нас может приключиться беда. Разве ты нажил малярию на курорте?

— Не имеет значения.

— Нет, имеет! — повысил голос Лыонг. — Но хватит об этом. Убитых мы не вернем, а отомстить за них обязаны. Я приехал, чтобы найти предателя, Танг, и ты обязан помочь мне.

— Этот француз…

— Он невиновен, — уверенно сказал Лыонг.

— Откуда тебе знать об этом? — В голосе Танга проскользнуло раздражение. — Мы потеряли стольких людей. Видишь ли… — Он хотел еще что-то добавить, но только махнул рукой.

— Фюмроль согласился помогать нам.

— Кыонг ничего об этом не написал.

— Зато он все рассказал в Тхайнгуэне.

— Тем более странно, почему он не оставил записку.

— А если не хотел засветить тайник? Если почувствовал за собой хвост? Вы же все равно должны были встретиться в Каобанге!

— Допустим. Но кто-то ведь выдал Кыонга?

— Только не Фюмроль. Я видел документы, которые он передал. Среди них была карта складов оружия и боеприпасов. Один из них находился как раз в Тхайнгуэне. Понимаешь теперь, почему Кыонг не стал ждать?

Танг кивнул.

— Он передал карту командиру отряда. На следующую ночь ребята Тана напали на склад. Они взяли ящик винтовок, сотню гранат, горные минометы и крупнокалиберный пулемет. Своей смертью Кыонг дважды спас всех нас.

— Я понимаю, — тихо сказал Танг.

— Как видишь, Кыонг принял единственно правильное решение. Для тебя он, на всякий случай, оставил записку.

— Где она?

— Бумага размокла, но я все помню. Он сообщал о Фюмроле, о карте, о том, что будет тебя ждать в условленном месте. Не надо себя терзать, Танг, твое опоздание ничего не изменило. За Кыонгом по пятам следовал враг.

— Кто?

— Пока не известно. Удалось установить, что в Каобанг Кыонг прибыл не один. С ним был еще какой-то человек. Кто он, как выглядит и каким путем вкрался к Кыонгу в доверие, мы не знаем. Не исключено, что именно он навел жандармов. В истории с засадой у Нари тоже много неясного.

— Почему ты думаешь, что предателя нужно искать здесь?

— Не здесь, в Ханое.

— Я это и имею в виду.

— Простая логика подсказывает, что Кыонга прежде всего могли взять на заметку именно тут. Прежде чем навестить тебя, я попробовал понаблюдать за Фюмролем. К нему не подступить. Накрыт частой сеткой. Его передают от одного к другому.

— Полагаешь, что такой человек, как Кыонг, мог этого не заметить?

— Я тоже задал себе такой вопрос. И нашел на него единственный ответ.

— Допустим, — кивнул Танг. — Слежка могла резко усилиться, когда тайная полиция поняла, что Фюмроль работает на нас. Тогда чего они ждут?

— Очевидно, собирают доказательства измены и заодно поджидают новую добычу. Теперь к французу не подступиться. Верная гибель.

— Хорошо, что мы не разучились понимать друг друга с полуслова, — одобрил Танг.

— Так я и рассудил. Конечно же, им нужны доказательства. Вот если бы они взяли на явке его, да еще с картой, — он присвистнул, — тогда бы ему сразу пришел конец.

— Да, тут гильотиной пахнет. Надо бы ему помочь, Лыонг. Теперь я вижу, что он порядочный малый. И многое для нас сделал.

— Кыонг тоже просил об этом.

— Стоп! — Танг ударил кулаком по циновке. — Значит, Кыонг видел слежку?

— Нет, — устало покачал головой Лыонг. — Ничего он не видел. Фюмроль сам сказал ему, что хочет бежать из Индокитая.

— Странная просьба. — Танга все еще мучили подозрения. — Такой человек мог найти сотни способов. Тебе не кажется, что тут готовилась западня?

— Не торопись, дружище. Ты не даешь мне слова сказать… Фюмроль не один. С ним несколько летчиков. Они хотят бежать в Малайю или Сингапур.

— К де Голлю, значит, навострились. — Танг задумчиво устремил взгляд на огонек, покачивающийся в скорлупке с древесным маслом. — Трудно, конечно, загадывать далеко вперед, но хотел бы я знать, куда направят самолеты эти бравые парни после войны. Опять к нам?

— Вполне возможно. Но Фюмролю нужно помочь. Пользы от него теперь никакой.

— Вот и я думаю, брат Лыонг, как к нему подступиться…

— Раз так говоришь, значит, уже что-то надумал, — засмеялся Лыонг. — Я тебя знаю.

— Есть один план. Только придется идти на поклон к старику.

— К папаше Вему? — помрачнел Лыонг. — Что ж, старик не подведет.

— Он замолк, собираясь с мыслями. — О Белом нефрите никаких известий?

— Если бы я хоть что-то знал о твоей дочери, то не стал бы тебя томить.

— Понимаю.

— А без Вема нам не обойтись. Мы достали ему баркас с мотором. На таком не то что змей ловить, а до Филиппин добраться можно!

— Когда я смогу с ним увидеться? — Лыонг прикурил от фитилька.

— Завтра с утра и отправимся, — ответил Танг.

Фюмроль не слишком удивился, когда застал у себя в саду Жаламбе. После сайгонского инцидента они, правда, старались пореже попадаться друг другу на глаза, но в последние дни наметилось определенное потепление.

— Входи, — посторонился Фюмроль, толкнув дверь ногой.

Они прошли в беседку, увитую вьющимися розами. Старая китаянка, которую Фюмроль взял почти что с улицы, включила свет и замерла в ожидании.

— Есть будешь? — спросил Фюмроль, рухнув в плетеное кресло.

Встав на колени, китаянка сняла с него ботинки и убежала в дом за горячими салфетками.

— Где ты отыскал это чучело? — поинтересовался Жаламбе. — Неужели не нашлось помоложе? Сказал бы мне…

— Есть будешь? — Фюмроль повторил вопрос. — Си, си, — поблагодарил он китаянку, с наслаждением вытирая лицо.

— Ты и по-китайски изъясняться умеешь? — Жаламбе уважительно причмокнул. — Скажи своей крокодилице, чтобы принесла папайи. Я на ночь не ем.

— Так, чем обязан? — поинтересовался Фюмроль, поливая соком круглого лимончика роскошную ярко-оранжевую плоть папайи.

— Есть предложение, — не обращая внимания на сухой тон хозяина, Жаламбе разлил анисовую. — Тебе с водой?

— Какое? — все так же отчужденно спросил Фюмроль, внимательно следя за тем, как белеет в стакане пахучая жидкость.

— На той неделе лечу в Сайгон. Могу и тебя захватить.

— Встречать японцев? — криво улыбнулся Фюмроль и отрезал: — Нечего мне там делать.

— Ну и глупо! В Кохинхине сейчас настоящий рай. Елисейские поля, бар «Голубой бриллиант»… — Развалившись в кресле, Жаламбе принялся живописать прелести сайгонской жизни.

— Погоди, — властно пресек его излияния Фюмроль. — Ты за этим пришел?

— Не хочешь, не надо, — сплюнул Жаламбе. — Думал, тебя заинтересует. — Он сделал обиженное лицо. — А зашел я без всякой задней мысли. Выпить по старой дружбе, поболтать. Мне противно, маркиз, когда всякая шваль болтает о наших с тобой отношениях. Пусть заткнутся, в конце концов. Мы работаем рука об руку, и у нас нет проблем.

— Положим, проблем у нас хватает. Да и работаем мы не вместе, а, скорее, друг против друга.

— Выходит, я продался японцам?

— Скажем лучше — капитулировал. И не ты один.

— Не надоело паясничать? Пора наконец взглянуть правде в лицо, милый майор. Вместо того, чтобы благодарить маршала…

— Позволь! — Фюмроль сделал отстраняющий жест. — Я ни слова не сказал про господина Петэна. Про новую Францию — тоже. Так что не надо меня провоцировать.

— Мне что, делать больше нечего?! — Жаламбе залпом допил свой стакан. — Зато я, если позволишь, скажу. Да, мы должны благодарить маршала за то, что он вытащил нас из пекла. Пусть многое безвозвратно потеряно, но хоть что-то все-таки удалось сохранить. И даже не это главное. Франция больше не жалкая жертва, она теперь в лагере сильных

— вот что важно!

— Ты, случайно, не Адольфа Шикльгрубера имеешь в виду?

— Почему бы и нет, маркиз? Ты только посмотри, где сейчас Гитлер! Он уже оттяпал большую часть России и рвется к Москве.

— И русские, я слышал, — Фюмроль прикрыл глаза и мертвенно улыбнулся, — объявили свою столицу открытым городом, а правительство перевезли на Черноморское побережье.

— Кто сказал тебе подобную чушь? — попался на крючок Жаламбе.

— Чушь? — Подавив мгновенный порыв, Фюмроль сделался необыкновенно спокоен. — Просто я подумал, что они возьмут пример с нас. Однако нет. Эти варвары почему-то предпочитают стоять насмерть.

— А в итоге? Боши берут город за городом.

— Подождем пока подводить итог. — Фюмроль демонстративно поднялся. — Ты извини, но я хочу пораньше лечь.

— О, разумеется! — поспешно вскочил Жаламбе. — Если красным улыбнется фортуна, я не буду в претензии… Значит, не хочешь в Сайгон?

— Нет, — коротко бросил Фюмроль. — Увидимся. — У него создалось впечатление, что Жаламбе приходил пустить пробный шар. Неужели он в самом деле полагал, что Фюмроль захочет прокатиться с ним по злачным местам Сайгона? Едва ли не настолько он наивен. Но зачем-то он все-таки приходил?

После встречи у дэна Медного барабана никто Фюмроля не беспокоил, и он уже начал нервничать. То, что Жаламбе вновь набивался в приятели, следовало расценивать как настораживающий признак.

Фюмролю сделалось душно, и он распахнул кимоно. Мысль о том, что, передав карту, он, возможно, подписал свой смертный приговор, вновь обдала его тревожным жаром. Он только потянулся налить себе немного анисовой, как что-то резко ударило за спиной в дубовую панель рядом с его, Фюмроля, чудовищной тенью впилась тонкая стрела. Он бросился на пол. Затаив дыхание подполз к выключателю и погасил свет. Сомнений быть не могло: его хотели убить. Успокоившись, он подошел к стене и нащупал стрелу. Вырвать ее оказалось далеко не просто. Пробив стальную противомоскитную сетку окна, она крепко застряла в дереве.

В спальне Фюмроль тщательно осмотрел бамбуковый прутик с заостренным и слегка обожженным в огне концом. Обычная стрела от вьетнамского арбалета. Когда хотят убить наверняка, острие обмакивают в отвар ядовитой лианы. Фюмроль, знавший уже тлетворно-смолистый горьковатый запашок яда, приблизил стрелу к носу. Она не была отравлена.

Запахнув кимоно, Фюмроль твердым шагом прошел в кабинет. Зажег свет, включил настольную лампу и, повернув кресло к столу, выдвинул передний ящик. Среди бумаг и мелкой конторской дребедени нашел лупу.

«Хайфон. Левый берег реки Сонг-Ка. Таверна „Золотая черепаха“. День Медного барабана. Каждую неделю с 7 до 9. Проявляйте осторожность. Вас подозревают, за вами следят».

Фюмроль вынул зажигалку и сжег записку — тончайший завиток, тщательно вклеенный в расщеп оперения стрелы. «С семи до девяти, — повторил он про себя. — Час Тигра. Счастливый час».

* * *

Пятнистый бронетранспортер с трудом одолевал подъем. Шофер с нашивками солдата второго года службы включал перед поворотами первую передачу, и шестерни издавали надсадный рев. Сидевшие сзади Тахэй и Уэда невольно хватались за стальные скобы. Временами казалось, что окутанный душным облаком пыли прокаленный на солнце гроб не удержится на такой крутизне. Но виток за витком машина упорно ползла в гору.

Тахэй свыкся с тяготами пути и легко переносил духоту, дребезжащую тряску и постоянную близость головокружительного обрыва. Пересаживаясь с военных самолетов в автомобили, он мотался по заводам, каучуковым плантациям и рудникам.

Уэда счел своим долгом сопровождать высокого представителя в столь ответственной инспекционной поездке. Помимо того, что шеф кэмпэйтай лично отвечал за безопасность профессора, ему показалось полезным самому познакомиться с основными экономическими центрами страны.

— Все решает сырье, — не уставал убеждать его Морита Тахэй. — Аэродромы, военно-морские базы — это великолепно, но, к сожалению, слишком бренно. Самолеты сбивают, подводные лодки топят. Если мы не обеспечим себе расширенного воспроизводства вооружений, то нечего надеяться выстоять в затяжной войне. Миллион йен, вложенный в местную экономику, радует меня куда больше, чем еще одна дивизия, высаженная в Сайгоне или Дананге. Вы превосходно справляетесь со своими обязанностями, Уэда-сан. В перспективе они станут куда многограннее. Саботаж в промышленности должен заботить вас не менее, если не более, чем диверсии на военных объектах. Притом не столь важно, кому сегодня принадлежит фирма. Сегодня на ней может быть французская или вьетнамская вывеска, а завтра дело отойдет к нам.

Уэда почтительно слушал. Он не уставал поражаться обширности интересов Мориты Тахэя.

За неделю они сумели посетить судоремонтные верфи «Бошон» в Сайгоне, плантации гевеи компании «Мишлэн» в Фужиенге, намдиньские шелкопрядильные фабрики и цинковый завод в Куангйене. И везде Тахэй ухитрился дать точные и, как показалось Уэде, важные для Японии инструкции.

— Хату — настоящее геологическое чудо! — восторгался Тахэй. — Угольный пласт залегает здесь по всему хребту, а антрацит добывают открытым способом, начиная с вершины.

Путь на Хату пролегал сквозь девственные джунгли. И только встречные грузовики и бамбуковые столбы, согнувшиеся под тяжестью энергокабеля, напоминали о присутствии человека. Под самыми колесами проносились вереницы обезьян, пестрые крикливые попугаи качались на тонких ветках.

У одноэтажного розового домика главной конторы японских гостей поджидал инженер француз мсье Депре, заранее предупрежденный по телефону. Рассыпавшись в любезностях, он втиснулся в горячее, пахнувшее смазкой чрево транспортера и, сняв пробковый шлем, пустился в объяснения:

— Хату, господа, — это как бы перевернутая шахта, где добытый уголь выдается не на-гора, а, напротив, стремительно летит с горы вниз, на погрузочный двор. Наша компания надеется в недалеком будущем полностью электрифицировать разработки и механизировать весь процесс добычи. Наш антрацит почти не содержит серы, и его очень охотно покупают другие страны. Англичане в Малайе, например, предпочитают брать только наш уголь.

Тахэй слушал Депре с непроницаемым лицом, а Уэда изобразил заинтересованное внимание, хотя француз не сообщал ничего нового.

Высокогорные разработки производили сильное впечатление. Где-то на самом дне циклопической котловины затерялись банановые садики и хижины шахтеров, вдоль узкой, ртутно блистающей змейки ручья высились холмы песка и щебня, серебристо-черные горы подготовленного к отправке антрацита.

Осмотрев разработки, Тахэй, облизав губы и выплюнув едкую густую слюну, заявил:

— Производство ведется почти образцово. Но этого недостаточно, господин Депре. Вам придется по крайней мере удвоить добычу в течение ближайшего года.

— Это невозможно! — заикнулся было француз. — Наши покупатели…

Но Тахэй остановил его властным жестом.

— Отныне весь уголь станем забирать мы. В том числе и тот, что предназначен к отправке. Порту уже даны указания загружать углем только суда под японским флагом.

— Но, господин Тахэй! — Депре в отчаянии схватился за грудь. — Мы же понесем страшные убытки!

— Платить рабочим меньше, — порекомендовал Тахэй. — А спрашивать с них больше. Рецепт простой. — Он поучал инженера ровным бесцветным голосом, старательно артикулируя французские слова. — С нашей помощью вам предстоит ликвидировать диспропорцию между объемом добычи и проходки, провести дальнейшую геологическую разведку, наладить бесперебойный транспорт. — Тахэй поставил ногу на ступеньку автомобиля. — А теперь, пожалуйста, поедем смотреть документацию. Прошу, — пригласил он француза и Уэду, не проронившего за все время ни слова. — Нам следует уточнить ближайшие планы реконструкции на конкретных цифрах.

Взмокший инженер безропотно полез в кабину.

Вечером того же дня Тахэй и Уэда вылетели с военного аэродрома в Хайфон. На очереди были цементный завод и горючее «Компани франко-азиатик де петроль».

…Двухмоторный «ситэй», на котором они летели, уже касался колесами мокрой посадочной полосы, когда в каких-нибудь ста метрах впереди из темноты вынырнул новенький «амио» с трехцветными кругами на крыльях. Пилот рванул рычаги управления на себя и взмыл в воздух, чудом избежав катастрофы.

Люк Гранжери, едва не врезавшийся в японский самолет, тыльной стороной ладони отер заливавший глаза пот.

— Это ж надо, черт возьми, в самый последний момент! — Он выключил моторы.

Винты беззвучно вращались. Сквозь их волнистые круги виднелись огни вышки, несколько освещенных прожектором пальм и муравьиные фигурки людей, бегущих к самолету. По фонарю кабины монотонно стучали капли.

— Да, чуть было не отправились на тот свет, — высунул голову Фюмроль, скорчившийся в ногах Клода Маре, сидевшего на месте стрелка-радиста.

Японец описал над пальмами плавную дугу и пошел на второй заход.

— Разве этот аэродром тоже передали японцам? — удивился Люк, стаскивая с головы шлемофон.

— Как видишь, — угрюмо буркнул Клод. — Что теперь станем делать?

— А ничего страшного. — Люк беспечно свистнул. — Могли же мы ошибиться? Выйдем как ни в чем не бывало.

— Боюсь, они несколько удивятся, увидев, как из двухместной машины вывалится святая троица, — меланхолично возразил Фюмроль. — У тебя еще много горючего, Люк?

— Минут на двадцать.

— Что ж, придется упасть в море. Поднимай самолет!

— Я еще не до конца спятил, Валери. — Люк зубами вытянул из пачки сигарету. — Это почти верное самоубийство.

— А ты предпочитаешь военно-полевой суд?

— Хватит болтать! — рассвирепел Клод. — Немедленно в воздух!

Люк послушно включил зажигание.

— Кретины, — процедил он, выплевывая незажженную сигарету.

— По крайней мере, у нас будет время подумать, — примирительно заметил Фюмроль. — Японцы уже совсем рядом.

— Раньше надо было думать, — огрызнулся Люк, бросив машину в сторону моря. — Хотел бы я знать, на что вы надеялись, когда пустились на авантюру?

— Ты, как погляжу, сохранил благоразумие и остался дома, — мрачно пошутил Клод. — Я вот хотел бы знать, почему нас так напугали японцы. Или мы надеялись, что свои встретят нас с духовым оркестром?

— Смейтесь, смейтесь, — предупредил Люк. — Веселиться вам осталось семнадцать минут. Попробуй придумать что-нибудь путное, маркиз.

Но что можно было придумать? Люк сказал правду. Они и в самом деле пустились в авантюру.

Потеряв надежду избавиться от назойливого наблюдения, Фюмроль поехал в расположение третьей эскадрильи еще раз посоветоваться с друзьями. На их беду, был канун условного дня, а самолет Гранжери стоял под заправкой для ночного полета. Соблазн оказался слишком велик, и они решились. Даже скептически настроенный Люк поддался неожиданно нахлынувшему на них и такому упоительному безумию! Дьявольщина! Они были по-настоящему счастливы, когда оторвались от земли. Как жаль, что все так быстро кончается. За миг ослепительного восторга приходится расплачиваться по самому большому счету.

— Конечно, мы поступили, как дети, — ни к кому не обращаясь, произнес Фюмроль. — Но это было так приятно.

— Ты идиот, маркиз, — через силу улыбнулся Клод.

— Пятнадцать минут, — сказал Люк.

— Ничего, мальчик, — философски заметил Фюмроль. — Хуже смерти с нами уже ничего не случится. Сколько твоя авиетка сможет продержаться на плаву, Люк?

— Минуты четыре.

— Это уже кое-что. — Фюмроль был настроен явно оптимистически. — Ты сможешь мягко сесть на воду?

— Ночью? В тайфун? — Люк скептически покачал головой. — И главное, зачем?

— Дай карту. — Фюмроль требовательно дернул Клода за ногу. — И посвети мне фонариком.

— Двенадцать, — монотонно объявил Люк.

— Какой курс? — поинтересовался Фюмроль, склоняясь над планшетом. Размытый эллипс света, словно из небытия, вырвал контур береговой линии, разветвленную дельту своенравной Сонг-Ка и бисерную россыпь островов. — Высота? — И, не дожидаясь ответа, отдал приказ: — Держи прямо на архипелаг Драконьего Жемчуга. — В его голосе звучал металл. — Набрать высоту!

Шанс на успех он оценивал как один из ста. Из прежних бесед с Жаламбе он вынес впечатление об островах Драконьего Жемчуга, как о вольном уголке, где нашли приют люди самых отчаянных профессий: ловцы жемчуга, контрабандисты, торговцы наркотиками и даже пираты. Недаром туда заходили подозрительные джонки из Гонконга и Макао, поставлявшие живой товар для всевозможных леди-стрит Сингапура, Батавии, портов южных морей.

Там кишмя кишело шпионами, но официальные власти предпочитали держаться в тени. Оставалось надеяться на удачу и пистолет, а также на тридцать тысяч франков, которые Фюмроль в предвидении подобного случая постоянно держал при себе.

— Как говорят мои любимые японцы, — он залюбовался зодиакальным трепетным светом, озарившим над головой плексиглас, когда машина вынырнула из облаков, — умирая, теряешь все.

По странному совпадению, Фюмроль заговорил о смерти чуть позже Мориты Тахэя. Одному из них предстояла долгая, полная борьбы и скитаний жизнь, дни другого были сочтены.

— По-моему, Клод не ошибся, — сказал Люк. — Ты действительно идиот, маркиз, но твои шуточки почему-то поднимают настроение.

— Постарайся дотянуть и не врезаться в рифы, — посоветовал Фюмроль. — Если заглохнет мотор, планируй, сколько хватит сил.

* * *

Джонка, в которой находился Фюмроль, уже приблизилась к малайскому берегу, когда налетел тайфун. Лесистые горы султаната Тренгану, окутанные облачной пеленой, вскоре совершенно скрылись из виду. На море, катившее длинные пенистые валы, опустилась сочащаяся влагой мгла.

После крушения у островов Драконьего Жемчуга, когда погибли Люк и Клод, Фюмроль не переносил качки. Как только джонку стало бросать из стороны в сторону, он лег на самое дно и попытался уснуть. Его словно втягивало в бездонную, бешено вращающуюся воронку из черного непрозрачного стекла. Под свист ветра и тяжелые удары волн ему грезились мертвые лица друзей и рваные дыры на обожженном дюрале, куда с ненасытным бульканьем проваливалась морская вода. Во тьме вспыхивали какие-то блестки, но он не знал, что это: сверкание коралловых песков, слизистый отсвет рыбьей чешуи или просто круги бешено вращающихся винтов. Потом ему пришло на ум, что так могут слепить глаза только груды пустых жемчужниц, гниющие под беспощадным полуденным солнцем. Значит, нет никакой джонки и никакого тайфуна, а только длится изнурительная сиеста за стеной, сложенной из кусков коралла. Он все еще болен и бредит взбаламученным морем, горькой солью, скребущей гортань, дымящимся раскаленным светом.

Безумно терзает жажда. Значит, с минуты на минуту приподнимется плетеный полог, пахнет опаляющим ветром, и рыбак Фуок поставит у изголовья кружку охлажденного чая. Будет длиться и длиться блаженное безумие, когда целительная пахучая влага по каплям процеживается сквозь запекшиеся горькие губы, навевая покой и забвение. Или час Фуока еще не пришел? Пока трупы в летных комбинезонах качает волна, Фуок словно не существует в мире. Его долбленая лодка с балансиром появится в ту минуту, когда Фюмроль останется с морем один на один. Но прежде острые рыбьи зубы вспорют непромокаемую ткань и пожрут разбухшее белое мясо. А световая сетка будет дрожать в зеленой таинственной глубине лагуны. И голубые лангусты опустят антенны усов на сломанные плоскости скоростного «амио».

«Какая забавная татуировка у Фуока, — вспоминает Фюмроль, прорываясь сквозь бред. — Многоцветный крылатый дракон. Клеймо небесного хозяина. Пролетая утром над морем, он мечет синий и розовый жемчуг. Зачем мы забрались так безумно далеко? Скорее прочь, Люк! Здесь владения дракона, и он дохнет на нас огнем».