Красное и зеленое

      - Вы подпишете бумагу, в которой будет рассказано, чем вы занимались последние несколько месяцев. После этого можете отправляться куда угодно.
      - А если я не подпишу ваше сочинение?
      - Ну, тогда придется еще некоторое время посидеть в этой посудине в виду берегов отчизны. Кстати, вам особенно волноваться не стоит. Матросы уже подписали такую бумагу. Потрудитесь взглянуть...
      Помощник не ответил.
      Чем меньше времени и километров оставалось до конца путешествия, тем больше волновались Ильин и Маша. Как им поступить дальше? Аркадий Павлович совещался с рабочими. Они в один голос потребовали разоблачения перед всем миром фирмы "Эколо". Удастся ли это сделать? Ильина утешало и радовало уже сделанное: последствия использования зеленого препарата на людях устранены. Нет больше в мире зеленых людей. Крафт и Мейер погибли. А тех двоих, что остались на острове Красных камней изолированными от мира, можно ли считать за людей? Ильин знал, что преступление больше никогда не повторится.
      - Что ты придумал, Аркадий? - спросила его Маша.
      - Фирма "Эколо" поплатится за все, что она натворила. Мир узнает о них. Уж я постараюсь, каких бы трудов мне это ни стоило...
      - Давай сразу же вызовем советских представителей и попросим взять нас под свою защиту. А потом...
      - С этого я и думаю начать. Мы устроим всех своих ребят. Они особенно нуждаются в защите. Ведь их могут, помимо желания, переправить в другие страны. А они хотят ехать на родину. А когда мы встретим советских офицеров, никакой Кирхенблюм не будет страшен.
      В каюту зашел Иванченко. Энергичный, предприимчивый человек, он по праву стал командиром бывших шахтеров. Шахтеры доверяли ему.
      - Аркадий Павлович, - сказал он, - скоро Германия. Опять чужая страна. А мы хотим домой. Может, транзитом в Балтику?
      - Но это будет похоже на бегство. А мы должны бороться и победить. Мы ведь еще воюем, Иванченко.
      - На нашу помощь вы можете рассчитывать.
      - Спасибо. Она будет нужна.
      Глубокой ночью подводная лодка вошла в Северное море и, не зажигая огней, направилась полным ходом на юго-восток, к своей базе. Не доходя полутора десятка километров до Гамбурга, корабль повернул вправо, тихо вошел в уединенную бухточку, где болталось с десяток парусных яхт и рыбацких баркасов, и осторожно приткнулся к каменному молу. Подводная лодка лежала на воде, молчаливая, словно туша убитого кита.
      Путешествие, длившееся две недели, закончилось.
      Уже под утро люк открылся, три человека вышли на мостик, спрыгнули на мол и исчезли в темноте, направляясь в город. Люк корабля тут же закрылся, и уже до самого утра ничто больше не нарушало тишины уединенной бухты.
       Телефонный звонок у издателя Штоффа. Утренний разговор в редакции. Пресс-конференция Аркадия Ильина. Покушение в бухте. Старый друг Франц Кобленц.
      Издатель ежедневной газеты "Гамбургер анцайгер" господин Штофф был разбужен телефонным звонком. Штофф тут же глянул на часы: шесть утра.
      - Ну, это уж слишком! - недовольно пробурчал он и снял трубку.
      По мере того как он слушал взволнованный голос с другого конца провода, его лицо удивительно быстро менялось. Ярко выраженное недовольство сменилось изумлением, изумление - возбуждением и нервным тиком, но и это вскоре исчезло, и Штофф развил вдруг такую поспешную деятельность, какую совершенно нельзя было ожидать от располневшего и уравновешенного шестидесятилетнего господина. Не выпуская из рук трубки, он начал заикаясь что-то говорить своему телефонному собеседнику, пытаясь в то же время другой рукой надеть брюки прямо на пижаму. Одновременно он беспомощно оглядывался по сторонам и близоруко щурился, отыскивая исчезнувшие очки, словно они могли помочь увидеть того, чей голос все еще звучал в трубке. Когда попытка надеть таким путем брюки Штоффу не удалась, он в сердцах бросил их и стал приплясывать от нетерпения возле телефона, продолжая разговор. Звонка под рукой не оказалось. Тогда герр издатель швырнул в дверь стакан. На звон разбитого стекла в дверь тотчас же просунулась женская голова в папильотках.
      - Боже мой, Франц, что с тобой?
      - Машину! - прохрипел Штофф.
      Голова скрылась.
      Штофф продолжал говорить:
      - Не отпускайте их от себя, Макс. В крайнем случае, заприте дверь и скажите, что потеряли ключ! Господи!.. Ну где же носки? Да это я не вам, Макс! Что? Они не хотят ждать? Скажите им, что наша газета даст сегодня раньше полудня экстренный выпуск. Два тиража! Я сейчас выезжаю. О! Это же просто несносно - забирать на ночь сорочку. Эй, кто там? Нет-нет, я не вам, Макс... Сейчас же звоните на радио, в телецентр... Да-да, это я вам, Макс... На какое время они хотят? На восемь утра? Скажите, что будут, будут все, кому надо и кому не надо... Ну вот, теперь порвались резинки! Что за напасть! Бетти, Бетти, куда ты пропала, иди же сюда! Господи, какая у меня нерасторопная жена!.. Да, да, да! Давайте его сюда, Макс... Здравствуйте, герр Ильин! Очень, очень рад... Я много наслышан о вас. Как ваше драгоценное здоровье? Ах, вы торопитесь? Самое большее десять минут, герр профессор... Да, да, сейчас я приеду, и мы все устроим, как вы желаете. Эй, где там машина?
      Утренний туалет герр Штофф заканчивал уже в автомобиле. Он кое-как приладил галстук, зашнуровал туфли и только тут с неудовольствием увидел в зеркальце свою небритую физиономию. Черт с ней, с физиономией! Такая сенсация приходит раз в жизни.
      Машина неслась по пустым улицам города с предельной скоростью, но пассажиру казалось, что они стоят на месте.
      Он выходил из себя. В промежутках между понуканиями и ругательствами в голове предприимчивого издателя мелькали цифры. "Два, три тиража... Пока другие газеты пронюхают, мы уже дадим экстренный выпуск. Двести, нет, триста тысяч! Можно и полмиллиона, без сомнения, все разойдется... Нужно только выжать из посетителей побольше фактов. И его газета станет самой ходовой и популярной в их большом городе и за его пределами. Вот вам и Ильин! Выплыл-таки из небытия! А думали, что он не существует, что это миф... Неужели он в самом деле создал такое удивительное средство?"
      Машина с ходу качнулась на тормозах и застыла у подъезда редакции.
      Издатель выскочил из машины и трусцой бросился в дом, отдуваясь и вытирая вспотевший от волнения лоб.
      В холле был только один Макс, дежурный швейцар. У Штоффа похолодело сердце.
      - Упустил?
      - Нет, герр Штофф. Они сидят в вашем кабинете.
      - О!.. - И Штофф кинулся в кабинет.
      Навстречу ему поднялись трое. В высоком худощавом блондине с упрямым подбородком издатель узнал Ильина. Три месяца назад, во время "зеленого бума", мюнхенские газеты печатали его портрет, выкопанный из архивов гестапо.
      - Я очень рад... - начал Штофф, приятно улыбаясь и растягивая свои небритые щеки.
      Но Ильин предостерегающе поднял руку. На чистом немецком языке он сказал:
      - Мы спешим, герр издатель. Давайте ближе к делу. Вашу газету мы выбрали потому, что она хоть и робко, но выступает против атомной войны...
      - Очень признателен вам... - не удержался Штофф.
      Но Ильин, казалось, не обратил никакого внимания на его любезную реплику и спокойно закончил мысль:
      - ...то есть помогает делу мира. Я понимаю, что мы для вас находка. Пусть будет так. Деловая сторона нашей с вами встречи на этом и основывается. Вы сейчас же оповещаете все газеты, радио и телевидение о пресс-конференции в восемь утра. Сейчас шесть тридцать. Полутора часов достаточно. За это я лично вам или по вашему выбору любому из сотрудников сообщу некоторые подробности, касающиеся моего открытия. Итак?..
      - Согласен. Я уже начал работать. - И Штофф положил руку на телефонный аппарат. - Где вы желаете провести пресс-конференцию?
      - У вас. Здесь.
      - Прекрасно. Итак, я начал...
      - Один вопрос, герр издатель.
      - К вашим услугам...
      - Номер телефона советских представителей.
      - Извольте...
      В последующие двадцать минут Штофф и его верный Макс без передышки вызывали номер за номером, орали в микрофон так, что черная пластмасса становилась чуть ли не мягкой на ощупь, в озлоблении били трубками по аппаратам и снова кричали до хрипоты. Уже на пятой минуте такого усердия хлопнула входная дверь и какая-то личность без галстука влетела в кабинет, на ходу открывая авторучку.
      С ним в отдельной комнате тут же заперся Ильин, чтобы дать первое интервью первому счастливцу для гамбургской газеты. Сотрудник оказался "на высоте". Листки с драгоценными записями через полчаса запорхали на пути в типографию. Еще через двадцать минут застучали линотипы, и буквы стали строиться в авторитетные печатные строчки газетного столбца.
      Тем временем на улице против издательства вкось и вкривь стали автомобили. Неслись куда-то, словно ошалелые, люди. Сквозь толпу протискивались операторы, журналисты шумели, никто толком не знал, в чем дело. Фотокорреспонденты заранее облюбовывали себе места в помещении редакции - кто на столе, кто в углу, кто на книжном шкафу. Штофф преобразился. Полный загадочности, он теперь уже не суетился, не бегал, а со знанием дела рассаживал корреспондентов, успокаивал особо нетерпеливых и приятно улыбался, хотя всем хотелось сейчас вместо его улыбки услышать несколько весомых слов. Именно здесь, в этот суетливый час, опровергалась старая, как мир, поговорка о том, что слово - серебро, а молчание - золото...
      Но вот все смолкли. Штофф на цыпочках прошел в соседнюю комнату и вернулся, пропустив вперед Ильина.
      Аркадий Павлович встал у стола. Пять рук услужливо подвинули к нему пять микрофонов. Отовсюду нацелились аппараты. Ильин с интересом разглядывал зал. Потом начал:
      - Моя фамилия Ильин, господа. Я являюсь автором зеленого препарата.
      Дальше ему говорить не удалось, пока не стихли крики и вспышки импульсных ламп. Все подались вперед, всем хотелось быть ближе к этому удивительному человеку. В этот момент один из присутствующих начал быстро пробираться к дверям. Выбежав из здания, он бросился к первому же автомату, набрал номер.
      - Появился Ильин. Он находится в редакции "Гамбургер анцайгер". Проводит пресс-конференцию. Передайте шефу, чтобы принял меры.
      И снова устремился в зал.
      Ильин говорил среди мертвой тишины. Он ничего не скрывал. Фамилии Фихтера, Кирхенблюма, Лиззи, фон Ботцки, Габеманна и других сделали его сообщение строго достоверным. Он рассказал о себе, об острове, о секретной лаборатории и призвал немедленно заняться темными делами атомщиков и фашистов из фирмы "Эколо".
      Теперь Штоффа трясло как в лихорадке. Ему принесли гранки экстренного выпуска. Он подписал их не глядя. Глазами, полными ужаса, смотрел он в рот Ильину. Уже не деньги, не меркантильные мысли мелькали у него в голове. Штофф понял, какой просчет совершил. Он задумался о своей судьбе. Вот заварил кашу!.. Но отступать было поздно.
      Когда Ильин кончил, перья записывающих его речь все еще скрипели, катушки магнитофонов вращались, микрофоны передали слова на пленку.
      - Доказательства! - выкрикнул кто-то.
      Ильин поднял руку:
      - После того как я отвечу на ваши вопросы, мы все вместе поедем в пригород Гамбурга. В двадцати минутах езды отсюда вы найдете эти доказательства. Но нам необходимо присутствие советских представителей и местной полиции. Сообщников фирмы "Эколо" надо арестовать немедленно.
      - Адрес лаборатории Кирхенблюма?
      - Координаты острова?
      - Вы коммунист или нет?
      - Покажите свой препарат, Ильин!
      - Где фон Ботцки и Габеманн?
      - Знает ли о фирме "Эколо" местное правительство?
      - Как вы сделали зеленым поросенка у фермера и кошек у генерала?
      - Где подводная лодка, на которой вы бежали с острова?
      Потом все бросились к своим машинам. На улице раздались полицейские свистки, звуки сирен. Гул огромной толпы приближался со всех сторон. Радио уже разнесло весть о возвращении Ильина. Возбуждение нарастало.
      Машина Штоффа медленно шла по тоннелю из людских фигур. Рядом с шофером в напряженной позе сидел Иванченко. Сзади - Ильин, Штофф и второй спутник Ильина. За этой машиной тянулся кортеж других, битком набитых сгорающими от любопытства и нетерпения газетчиками, фотографами и любителями сенсаций. Словно хвост огромной змеи, выползали за город сотни автомобилей. На автостраде машины ускорили ход. Пять грузовиков с полицией обогнали кортеж и пристроились впереди. Рядом с машиной Штоффа ехала машина, в которой сидели советские офицеры. Через несколько минут пустынное место возле бухточки стало неузнаваемым. Огромное скопище машин полукольцом окружило бухту и отделило от моря толпу. Тысячи людей прибоем бушевали по ту сторону кольца.
      Иванченко открыл дверцу и первым вышел из машины. Когда из второй дверцы вышел Ильин, одна из машин, стоявших сбоку, на полном ходу рванулась вперед. Два выстрела, приглушенные шумом мотора, прозвучали почти одновременно. Машина со стреляющими рванулась в толпу, пробилась через коридор шарахающихся в стороны людей и умчалась прочь. Это была первая отчаянная попытка закрыть рот Ильину. Она не удалась.
      Подводная лодка покачивалась на воде. Ильин прыгнул на мостик, постучал в люк. Его тотчас же открыли. Гомон толпы, как по команде, стих, цепь полиции подалась вперед. Толпа напирала.
      Первыми вывели командиров экипажа. Они угрюмо смотрели по сторонам. К ним подошли полицейские. Офицеров посадили в полицейский грузовик. За ними потянулась цепочка матросов. Снова поднялся невообразимый шум. Толпа волновалась, выкрикивала угрозы. Из люка показались шахтеры. Они улыбались и радовались свету. Их встречали свои, советские офицеры.
      - Сюда, - сказал полицейский комиссар и жестом указал на другой крытый грузовик.
      - Зачем? - удивленно спросил Ильин. - Это пострадавшие.
      - Неважно. Карантин, - ответил немногословный комиссар.
      За шахтерами в грузовик забрались офицеры по репатриации. Теперь рабочие были вне опасности.
      Когда из лодки вышла Маша, толпа прорвала цепь. Всем хотелось увидеть ее. С большим трудом удалось оттеснить толпу от смущенной женщины. Ильин спустился в лодку, вернулся с брезентовым мешком, бросил его на камни мола.
      - Это урановая руда, сырье для Кирхенблюма.
      Люди невольно отхлынули назад. С именем Кирхенблюма уже связывали саму смерть.
      В это время из толпы вышел человек.
      - Куда? - грубо спросил его полицейский.
      - К Ильину.
      - Назад!
      Но человек уже махал рукой.
      Ильин увидел его и бросился навстречу:
      - Франц Кобленц! Вы ли это, мой друг?
      - Вот и встретились! Если бы вы знали, как я мчался сюда! Меня чуть не задавили...
      - Едемте со мной.
      - С удовольствием. Так много надо сказать вам...
      Не выпуская руки друга, Аркадий Павлович и Маша прошли к машинам и собрались уже сесть в советский автомобиль, но их остановили.
      - Пожалуйста, сюда... - вежливо попросил комиссар полиции.
      - Они поедут с нами, - сказал русский капитан.
      - Нет, - столь же решительно ответил комиссар и подал знак своим подчиненным.
      
      Их окружили.
      - Я протестую! - громко произнес капитан.
      - Ваше право. Но здесь распоряжаюсь я. Приезжие должны пройти карантин. Прошу!
      Ильина, Машу и Франца Кобленца, который не захотел покидать друга, почти втолкнули в машину. И она тут же помчалась в город, сопровождаемая мотоциклистами.
      Подводную лодку конфисковали на месте представители оккупационных властей. Корреспонденты умчались в город, на ходу сочиняя статьи с самыми броскими заголовками, хотя, кажется, не осталось ничего, что могло бы удивить людей.
      В атмосфере общей сумятицы все вечерние газеты, помимо больших сообщений о пресс-конференции и о покушении на Ильина возле бухты, дали набранное петитом извещение о том, что:
      "Сегодня после полудня в поместье графа Весселя, близ Лауфергатадта, скоропостижно скончался известный физик-атомщик профессор Кирхенблюм. Полагают, что его кончина связана с разоблачениями, которые сделал в Гамбурге русский ученый-биолог Аркадий Ильин, создатель нашумевшего в свое время зеленого препарата".
      Наиболее ретивые деятели пера, прискакавшие в имение графа Весселя, подучили любезное разрешение осмотреть помещения. Никаких следов лаборатории они там не нашли.
       Разговор с лейтенантом Пироговым. Роль Кобленца. Ажиотаж вокруг острова Красных камней. Снова неприятности. Посещение профессора. Обвинение Аркадия Ильина.
      На этот раз историю с похищением Ильина и с деятельностью фирмы "Эколо" замять не удалось. Газеты разных направлений и партий подняли шумную кампанию. Активность фашиствующих атомщиков беспокоила всех. Официальные лица оказались вынужденными начать расследование. Стоило только коснуться истории с обвинением Ильина в убийстве гестаповца, как подоплека этого дела стала ясной. Смерть Фихтера показала, что фирма для достижения своих целей не останавливалась и перед убийством. Несколько человек из доверенных лиц фирмы оказались за решеткой.
      Аркадий Павлович Ильин вместе с Машей неожиданно для всех тоже оказался под охраной. Официально он не находился под арестом. Но и не был свободен.
      Ему предоставили "на время карантина" небольшой домик, в дверях которого бессменно сидели два полицейских. В окна с витиеватыми узорчатыми рамами были вставлены толстые решетки.
      Встретившись после долгой разлуки, Ильин и Кобленц рассказали друг другу все, что они пережили. Когда Аркадий Павлович поделился со своим другом опасениями относительно дела Райнкопфа и гестаповских провокаций с фотографиями, Кобленц с возмущением сказал:
      - Они и сейчас попытаются оклеветать вас. Я немедленно еду к адвокату и дам свои показания!
      Он ушел, а через два часа посыльный принес Ильину несколько заверенных листов свидетельских показаний.
      - А сам Кобленц? - спросил Ильин.
      - Он, к сожалению, приехать не может.
      - Почему?
      - Его арестовали...
      Да, Кобленца арестовали, предъявив обвинение в оскорблении полиции. Три недели тюрьмы - таково было немедленное решение судьи...
      События наводили на размышления. Разве Ильин не все сделал для разоблачения преступников? Не пора ли прервать этот глупый карантин и разрешить ему с Машей выехать на Родину? Или затевается какая-то новая история?
      В часы довольно грустных раздумий к Ильину неожиданно явился человек, который сразу рассеял все неприятности и разгладил морщины на лице Ильина и Маши.
      - Привет, друзья! - сказал он и схватил Ильина в объятия. - Теперь-то я уже не оставлю вас одних. Все утрясется, уляжется. Считайте, что вы в Москве. Да, простите, пожалуйста, я и не представился вам. Вот рассеянность! Лейтенант Пирогов Василий Власович, представитель ставки в Берлине. Прикомандирован специально к вам. Не скучаете?
      Аркадий Павлович и Маша переглянулись.
      - Не скучаем, - ответила Маша, - но все же страшно.
      - Считайте, что это все в прошлом. Советские представители извещены о ваших делах. Я буду все время рядом с вами. Утрясется, уляжется. А там скоро и возвращение.
      - О нас кто-нибудь знает на Родине? - Ильин с напряженным вниманием впился в лицо Пирогова.
      - Конечно, знают, - ответил он. - Еще с того времени, как вы очутились на этой проклятой даче. Не могли к вам пробиться. Другая зона. А тут вдруг ваше исчезновение...
      - Откуда же вы узнали обо мне?
      - Командование получило письмо одного товарища. Немецкого коммуниста. Он сидел вместе с вами в лагере. Вот фамилию только не помню.
      - Франц Кобленц?
      - Да, да... В письме он писал о вас, о вашей работе и просил помочь.
      - А где сейчас ребята, что приехали со мной? Они тоже, как мы, сидят в карантине?
      - Сидят. Закон чужой страны оказался кому-то на руку. Но через неделю они поедут домой. С ними наши представители. О них можно не беспокоиться. Да и вам нечего больше грустить, товарищи. Утрясется, уляжется.
      Пока шли необходимые для отъезда в Советский Союз переговоры, интересные события произошли вокруг самого острова Красных камней.
      Крупнейшие газеты великой капиталистической страны неожиданно выступили с очень резкими нападками на "побежденную страну, граждане которой, видимо, с молчаливого согласия официальных лиц позволили себе нагло хозяйничать на земле, принадлежащей другому суверенному государству. Вопиющее безобразие, примера которого еще не знает история международных отношений, выразилось в том, что эти граждане организовали без ведома истинных владельцев острова контрабандную добычу и вывоз ценных ископаемых, нужду в которых, несомненно, испытывает и это суверенное государство".
      Вслед за статьями, написанными в тоне высокого гражданского возмущения, последовало категорическое требование "передать остров Красных камней под опеку той державы, которая будет способна осуществить защиту территориальной целостности этой части суверенного государства".
      А потом читатели были извещены, что правительство страны, которой принадлежит остров, уже подписало с представителем этой великой державы соответствующий договор об опеке и на остров прибыли первые чиновники опекающей стороны.
      Чиновники, по-видимому, знали толк в геологии и физических науках, ибо дальнейшие сведения об острове пестрили такими терминами, которые известны только в определенных кругах физиков.
      Одна из осведомленных газет описывала, со слов специального корреспондента, первое посещение острова Красных камней представителями своей страны.
      "Мы высадились в уютной бухте, защищенной рифами, и по сходням перешли на берег. Нас встретила мертвая тишина. Остров казался необитаемым. Горы хранили молчание... Это был дикий, неисследованный уголок планеты.
      На перевале, отделяющем одну долину от другой, мы увидели два существа, которые, несомненно, нагнали бы на нас страху, если бы мы не были заранее осведомлены о тех событиях, что развернулись на острове совсем недавно. Существа стояли на камнях перевала и тупо смотрели на нас абсолютно зелеными глазами. Тела этих жалких людей искрились яркой зеленью, очень напоминающей окраску гусениц. Они встретили нас совершенно спокойно.
      - Вильгельм фон Ботцки? - спросил кто-то.
      - Да, это я, - ответил толстый обрюзгший дикарь. - А вот майор Габеманн, показал он на своего друга, длинного и тонконогого, с вытянутой физиономией".
      Специальный корреспондент оказался на редкость скромным человеком. Он только вскользь упомянул о том, что на острове осталась группа геодезистов, которые должны были сделать детальную съемку местности, но ничего, разумеется, не сказал о других происшествиях на острове.
      Уже совсем из иных источников стало известно, что работа на острове развернулась в таких масштабах, которые фирме "Эколо" и не снились. Не подводные лодки, а целые транспорты руды потекли в страну, которая со страниц своих газет бичевала "гнусную деятельность фирмы "Эколо" и клялась в верности принципам миролюбия и гуманизма.
      Тем временем в Западной Европе сперва в отдельных газетных статьях, а потом и во всех газетах вдруг зазвучали новые, очень странные нотки. Большая клерикальная газета писала:
      "В наш век цивилизации и гуманности нет-нет да и промелькнут факты, от которых, так и пахнет средневековьем. Не так давно мы были свидетелями одного события. Безвестный русский ученый Ильин создал особый препарат, названный "веществом Ариль", при помощи которого человек становится зеленым и низводится на положение безропотного существа, лишенного какого бы то ни было разума. Зеленый человек теряет способность размышлять, он забывает о боге, превращается в рабочий скот и уподобляется неразумной твари. Бесчеловечное изобретение Ильина есть проявление самого изощренного варварства и безбожия. Оно в корне порочно и является одним из самых аморальных открытий, широкое распространение которого повлечет за собой гибель всего духовного..."
      Клерикальной газете вторила другая крупная газета, которая в самых слезливых тонах описывала состояние "двух бедных людей, ставших жертвами бессердечного опыта автора изобретения - русского ученого Ильина". Ботцки и Габеманн появились на фотографиях. В продажу поступили красочные открытки, с которых на зрителя смотрели кроткие изумрудные глаза бывших гестаповцев.
      Лавина статей, очерков и даже стихов в защиту цивилизации обрушилась на граждан Западной Германии. В кампанию включились родственники зеленых людей, возбудившие судебное дело против Ильина, "бесчеловечный поступок которого лишил нас дорогих родственников и прекрасных граждан нашего любимого отечества", - возмущались тетки Габеманна и братья фон Ботцки.
      В дом Ильина явились какие-то люди с непроницаемыми лицами. Лейтенант Пирогов встретил их. Но посетители предъявили ордер на обыск, а Пирогова тут же потребовали к бургомистру для объяснения. Он уехал.
      Начался обыск.
      Домик был, что называется, перевернут вверх дном. Агенты рылись в вещах, выстукивали стены. Особенно их интересовали бумаги, в которых находили записи Ильина. Но это были явно не те бумаги, которые им хотелось найти. Аркадий Павлович только усмехался. Задолго до этого посещения он передал советским офицерам все свои записи.
      Пирогов вернулся возмущенный и злой. Через час его вызвали опять. Он стал отлучаться все чаще и чаще, ему просто не хватало времени, чтобы отбиваться от юридических наскоков властей.
      Еще через день в их домике раздался телефонный звонок, и мужской голос на немецком языке попросил разрешения посетить "мистера Ильина в его домашней обстановке".
      - Кто это говорит? - спросил Ильин.
      Профессор Сигэл. По поручению своего университета.
      - У вас ко мне дело?
      - О да! Речь будет идти о вашем замечательном открытии. Университет, который я представляю, хотел бы знать ваше мнение о путях развития биологической науки.
      Ильин подумал и сказал:
      - Хорошо. Я вас жду.
      Он довесил трубку и повернулся к Маше:
      - Кажется, снова есть охотники завладеть нашим препаратом. Теперь уже иным путем.
      Профессор Сигэл выглядел вполне корректным, благовоспитанным человеком. Может быть, он и в самом деле был таким. Во всяком случае, Сигэл не стал ни юлить, ни изворачиваться, а повел разговор напрямик, облекая его, конечно, в форму вполне джентльменскую.
      - Мое предложение, коллега, сводится к следующему. Наш университет давно и довольно плодотворно работает над биологическими темами, весьма близкими к вашему открытию. Нас очень заинтересовали ваши деятельные шаги в этой области. Признаюсь, что вы обогнали нас. Мы преклоняемся перед вами. Как бы вы посмотрели на предложение переехать к нам на постоянную работу?
      - К вам, на постоянную работу?!
      - Ну да. Рассматривайте мое предложение как официальное. Я располагаю сведениями о том. что наше правительство без всяких проволочек оформит для вас и ваших близких гражданство. Никаких юридических и политических препятствий для работы у нас не останется.
      - Вы забываете о препятствиях моральных...
      - Согласитесь, коллега, что в настоящее время вы пока человек, как бы это сказать, без гражданства... В вашем положении говорить о каких-то моральных сторонах дела нет, мне кажется, необходимости.
      - Вот как! Но ведь я - советский человек, вы это прекрасно знаете!
      - Конечно. Однако у вас до сих пор нет советского паспорта. Как примут вас Советы, вы не подумали?
      Ильин закусил губу:
      - Ваше предложение, господин Сигэл, мне не подходит. Я уеду только к себе на Родину. И мое открытие не продается. Оно принадлежит моему народу. Не знаю, поймете ли вы...
      Посетитель недоумевал. Он поднял брови, постучал по столу пальцами, сказал:
      - Оклад - три тысячи долларов в месяц, коллега. Целое состояние. Устраивает вас?
      Деньги никогда не прельщали меня, профессор. Если бы я был корыстен, я уже был бы миллионером.
      - Ну, а если я захочу купить у вас рецепт зеленого препарата? Без всяких лишних разговоров. Миллион. В любой валюте. И немедленно. Всю жизнь вы будете обеспеченным человеком, мистер Ильин. Спокойная и роскошная жизнь, когда есть деньги!
      Это было слишком. Аркадий Павлович встал. Сигэл понял, что миссия провалилась и его выпроваживают.
      Не желая признать свое поражение, Сигэл сделал над собой усилие и с улыбкой проговорил:
      - Я вижу, Ильин, что вас трудно уговорить. Ну что же, тем хуже для вас. Забудем об этом неприятном разговоре. На прощание мне хотелось бы предостеречь вас...
      - Предостеречь? От чего же?
      - Мы располагаем некоторыми сведениями о фирме "Эколо". Ее сотрудники скрылись, но они не кончили борьбы. И они не простят вам, Ильин. Опасность вас ждет за каждым углом. - Он многозначительно посмотрел на Ильина и Бегичеву. - У нас вы и ваша очаровательная подруга были бы в полной безопасности.
      Ответа не последовало.
      Сигэл ушел.
      На следующий день Ильина вызвали в суд. Он отправился туда с Машей. В домик они уже не вернулись. До суда Ильин и Маша были определены в помещение предварительного заключения. Обвинение гласило: "Увечье двух граждан страны, попытка их физического уничтожения".
       из которой читатель узнает, чем закончилась неравная и длительная борьба за открытие.
      Франц Кобленц отсидел свои три недели в тюрьме.
      - Ты коммунист? - спросил чиновник, брезгливо отставив нижнюю губу.
      - Коммунист.
      - Можешь идти. Да не торопись. Скоро опять будешь здесь. Примем как старого знакомого.
      Франц Кобленц ушел. Он сразу же бросился искать Ильина. Но ученого в том доме не было.
      - Под арестом ваш Ильин. Его судить будут... - сказал ему привратник.
      Тогда Кобленц уехал за Рейн, в то самое местечко, где во время войны находились лаборатория и лагерь для особо режимных заключенных. Он нашел кое-кого из бывших заключенных. Он сумел объединить их. В одном из городов Восточной зоны Германии группа уцелевших узников фашизма обратились в суд. И суд заочно осудил полковника гитлеровской армии профессора Вильгельма фон Ботцки за истязание людей и бесчеловечные опыты над заключенными. Приговор был суровый и справедливый: смертная казнь.
      Этот приговор Кобленц привез в Гамбург.