Красное и зеленое

      В клетках кожного покрова этих животных находятся хлоропласты. Способ насаждения хлорофилла в животные клетки и питания животных по типу зеленых растений открыл и применил на практике никому доселе не известный русский ученый Аркадий Павлович Ильин, который некоторое время жил и работал в моем заповеднике. Свое открытие он осуществил в лаборатории заповедника, чем я, как директор этого учреждения, вправе гордиться.
      Аркадий Ильин еще во время войны бежал из лагеря для восточных рабов. Я приютил его. Потом он внезапно исчез, Никаких сведений о нем в дальнейшем не было.
      Появление на ферме герра Биглера зеленого поросенка свидетельствует о том, что гениальный ученый Ильин жив, продолжает свою работу, но находится в руках явно злонамеренных людей, желающих воспользоваться его открытием в злобных или корыстных целях.
      Я обращаюсь к людям доброй воли, к ученым моей страны и советским офицерам из Контрольной комиссии с настоятельной просьбой помочь разыскать Аркадия Павловича Ильина и дать возможность этому большому ученому продолжать свою работу на благо людей всего мира.
      Ганс Фихтер, доктор, директор заповедника в Шварцвальде, Рейнбург, п.я. 14".
      Буря удивления, негодования, возмущения и любопытства бушевала в этот вечер на улицах городов и сел южной провинции Германии. Толпы народа осаждали официальные учреждения, помещения газет и радио, требуя разъяснений и новых сведений об Ильине и его открытии.
      К восьми часам вечера "Зюддейче цейтунг" конфисковали под предлогом "возбуждения народа в пределах, вызывающих общественный непорядок". Патрули полиции и оккупационных войск разъезжали но улицам городов. Во всех собраниях, в театрах, в пивных, клубах только и говорили о статье доктора Фихтера.
      Вполне естественно, что первыми откликнулись на призыв доктора Фихтера репортеры. Они снова нагрянули на ферму к Биглеру. Если у него появился продукт творения Ильина, значит, и сам Ильин обитает где-то недалеко.
      И тут Биглеру не повезло второй раз в жизни.
      Вслед за газетчиками ферму наводнили разные люди. Огромная толпа любопытных, потрясенных открытием людей - ученых, дилетантов и, конечно, полицейских, - заполнила все десять гектаров земли около фермы и через день превратила вспаханные участки в хорошо утрамбованные площадки. Ни уговоры, ни угрозы не помогли. Люди хотели услышать новости из первых уст. То, что пощадили в свое время война и бомбы - огороды, поля, посевы, - в течение дня было вытоптано, вырвано, изъезжено колесами автомобилей. Каждый поросенок, принадлежавший несчастному фермеру, прошел через сто рук. Визжавших животных ощупывали, осматривали, пребольно щипали только потому, что они когда-то имели честь пастись рядом с Найденышем. Толпа, осаждавшая дом Биглера, шумела.
      - Где Ильин, который принесет людям сытую жизнь?
      - В петлю мерзавцев, укравших ученого!
      - Искать Ильина!!!
      В отдельной комнате трепещущего, напуганного до смерти фермера допрашивали опытные детективы. Кое-как им удалось понять, что Найденыш пришел в стадо со стороны особняка, окруженного стеной. Как только слух об этом донесся до толпы, на штурм стены полезли сотни добровольцев. Вилла была исследована метр за метром. Увы, она была пуста!
      Возбуждение в районе заповедника было еще большим. Полиция оцепила поселок и с трудом сдерживала толпу. К зеленым косулям. Джу и Рому допускали только ученых. Фихтер давал объяснения. Лиззи держалась с достоинством. Она восседала в плотном кольце репортеров и отводила душу, рассказывая все, что касалось Ильина и Бегичевой, а заодно и все, что в. свое время позволяла высказывать только про себя.
      Ученые осматривали зеленых животных, с чувством жали Фихтеру руку и требовали разъяснений, бесконечных разъяснений.
      И вдруг однажды утром Фихтера нашли в постели мертвым.
      Еще одна трагедия. Месть за разоблачение тайны открытия. Газетам было запрещено печатать сообщения о смерти. Служанку Лиззи куда-то увезли. Эксперты молчали. Они-то знали: в стакане с остатком минеральной воды, которую доктор пил на ночь, и в бутылке с этой водой найдены следы синильной кислоты. Пробка была аккуратно проколота шприцем...
      Несчастный ученый пал жертвой своей смелой статьи.
      Со смертью Фихтера всякая возможность установить место нахождения Ильина или близких ему людей совершенно исчезла.
      Еще не успел затихнуть шум, вызванный статьей Фихтера, а затем его смертью, как новые сведения об Ильине взбудоражили общественное мнение Западной Германии. На этот раз под статьей стояла подпись Франца Кобленца.
      Он писал:
      "Я знаю Аркадия Ильина. Долгое время мне пришлось жить вместе с этим человеком в лагере для режимных заключенных. Русского ученого Ильина бросили в лагерь за отказ передать ведомству ТОДТа тайну своего необыкновенного препарата. Его подвергли страшным мучениям, но этот честный и твердый человек решил умереть, но не выдать своей тайны...
      Он избежал смерти. В невероятно трудных условиях Аркадий Ильин вместе с другими заключенными совершил побег из лагеря. Мы расстались с ним в лесу, в районе города Рейнбурга; отсюда Ильин пошел на восток, пытаясь пробраться к фронту. В заповедник доктора Фихтера он попал, вероятно, случайно и здесь, пользуясь сочувствием честных людей, проделал свой блестящий эксперимент над животными.
      Главным истязателем Аркадия Ильина в лагере и лаборатории при лагере являлся некий профессор Вильгельм фон Ботцки, который продался фашистам за чин полковника. Имя этого изувера, руководившего секретной лабораторией гестапо, Аркадий Ильин произносил много раз. Нити заговора против Ильина надо искать через Вильгельма фон Ботцки"
      Вмешательство советских военных властей и общественное мнение заставили на этот раз официальных лиц из местного правительства потрудиться над "делом Ильина". Специальная комиссия напала, наконец, на путь следования сбежавшей "Лаборатории биологических препаратов", в которой, по всей вероятности, и работал Ильин. Выяснилось, что эта "лаборатория" не принадлежала ни к одному из ведомств, а была в некотором роде ничейной, частной. След лаборатории вскоре нашелся в Гамбурге, но снова потерялся в порту, откуда в широкий мир ежедневно уходили десятки кораблей разных стран.
      Собственно, члены комиссии узнали некоторые подробности о фирме "Эколо" и ее руководителе, старом Кирхенблюме, а узнавши, до смерти испугались последствий. Им довольно прозрачно намекнули, что будет полезнее для их собственного спокойствия и благополучия не замечать кое-каких вещей. В результате комиссия ограничилась составлением очень куцего документа, который подтверждал важность биологического открытия, сделанного человеком, "имя которого и сам факт его существования вызывают большое сомнение".
      Постепенно о Фихтере, об Ильине, о зеленом Найденыше и о странных существах Джу и Роме стали забывать...
       Поездка в неизвестность. Украденные ампулы. Приметные знаки на пути фургонов. На берегу моря.
      Фургоны неслись по бетонным автострадам с огромной скоростью. Но от Мюнхена, южного города Германии, до ее северных границ - немалое расстояние. Машины нуждались в заправке, люди еще больше, чем машины, нуждались в отдыхе. Поэтому, как ни поспешно было бегство, на ночь фургоны останавливались, хотя распорядителям этого блиц-путешествия такие остановки были явно не по душе.
      Если бы можно было одним взглядом окинуть дороги страны на протяжении, скажем, пятисот километров, то наблюдатель сразу заметил бы в потоке самых разнообразных автомобилей эту колонну, которая неслась со скоростью, превышающей всякие нормы движения. Колонна шла точно на север.
      Она состояла из трех огромных фургонов коричневого цвета и одной блестящей "мерседес-бенц", за рулем которой сидел хорошо одетый мужчина в дымчатых очках и шляпе, надвинутой на лоб, отчего лицо его находилось в тени. Эта быстроходная машина нагнала фургоны уже довольно далеко от виллы и теперь шла впереди, указывая путь. Только один раз все четыре машины остановились в густом лесу, вдали от жилья, да и то на четверть часа, не больше.
      Из легковой машины вышли трое. Двое из них с лопатой и мешком ушли в лес. Третий, как нетрудно догадаться, был Габеманн.
      Он подошел к одному из фургонов и открыл запертую дверь.
      - Разомнитесь. Остановка, - сказал он.
      Из фургона вышел Ильин, сел на обочине дороги и безучастно стал смотреть на темнеющее небо и высокие дубы, склонившиеся возле дороги. Маша села недалеко от Ильина.
      К Аркадию Павловичу подошел рослый, флегматичный на вид дог. Эта собака принадлежала Габеманну. Он всегда возил ее с собой. Дог имел свою биографию. Старый злой пес был натренирован на заключенных в лагерях военнопленных. Уставившись на Ильина глазами безработного палача, дог завилял хвостом. Аркадий Павлович подозвал его, погладил. Оглядевшись, он осторожно вынул из кармана какой-то предмет и ласково обхватил собаку. Дог легонько взвизгнул, отскочил от Ильина и уселся в стороне, обиженно поглядывая на человека. Ильин, довольный сделанным, бросил пустую ампулу.
      Через несколько минут из лесу вернулись двое. Мешка у них не было. Найденыш покоился в земле.
      - Поехали, - сказал Габеманн и запер за пассажирами дверь фургона.
      Машины понеслись дальше.
      Возле какого-то городка они свернули с автострады, проехали несколько минут по узкому проселку и требовательно загудели у закрытых ворот, за которыми виднелось низкое здание, окруженное тенистыми вязами. Ворота открылись, автомобили въехали во двор.
      Когда путники вышли из фургона, то увидели сцену, довольно удачно воскресившую дни военного угара гитлеровской Германии. На крыльце дома стоял хилый старик в бархатной пижаме и домашних туфлях. В одной руке он держал палку, несомненно очень нужную в его теперешнем состоянии. Он был настолько стар и разбит, что тело его тряслось и дергалось. Но другую руку старик воинственно вскинул над головой, и изо рта его хрипло вырвался звук "хайль!" Перед трясущимся манекеном стоял Габеманн в дымчатых очках по стойке "смирно", с вытянутыми вперед руками. Вокруг участников странной сцены заливались шпицы и таксы, явно не сознававшие торжественности момента.
      - Кто это? - спросил Ильин у одного из надзирателей.
      - Командир дивизии, генерал СС в отставке. Его недавно выпустили из тюрьмы в Люнебурге, сейчас живет в своем поместье. Старый знакомый Габеманна, его начальник во время войны.
      Когда церемония встречи окончилась, все пошли в дом. Трясущийся хозяин подозрительно осмотрел Ильина, но тут же забыл о гостях, занявшись своими собаками,
      Аркадий Павлович после ужина изъявил желание немного погулять по усадьбе его превосходительства. Ему разрешили. Следом за Ильиным ходили двое, но они были настолько деликатны, что не мешали ученому сидеть в маленьком парке, баловаться с собаками хозяина и даже заходить любопытства ради на скотный двор и в свинарник,
      Уже в комнате Аркадий Павлович обшарил карманы. Осталось только две ампулы. Свою дозу получили в знак признательности за гостеприимство этого военного преступника три его любимых собачки, две породистые свиньи и две крупные коровы. "Он непременно покажет живность ветеринарам, как только заметит, что животные позеленели..."
      Перед сном Аркадий Павлович навестил Машу,
      - Я возьму у тебя коробку, - сказал он.
      - Возьми...
      Он сунул руку в карманчик ее костюма. Коробки не было.
      Ильин взволнованно спросил Машу:
      - Где коробка?
      Она смотрела на него бессмысленно-зелеными глазами.
      - Не знаю...
      В соседней комнате на тахте лежал Габеманн и любовно перебирал в руке стеклянные ампулы. Их было тринадцать. Габеманн был доволен собой. Теперь есть с чем прибыть в Гамбург на встречу с рабочими, едущими в далекое плавание.
      Утром машины понеслись дальше.
      В тот же день колонна подошла к городу. Машины остановились в заранее подготовленном месте - во дворе большого дома, окруженного каменной стеной.
      С какой-то веселой злостью Ильин разбазаривал оставшийся препарат. В доме новых хозяев, кроме старушек, отставных, но довольно бравых военных, портретов генералов, в фуражках с высокой тульей, и зачехленной мебели, на которой стояли еще номера известных европейских музеев, кроме всего этого, были кошки. Старые, тощие, толстые, пышные, нежно изгибающиеся и деликатно мурлыкающие, они в этот день стали жертвами хитрости ученого, которому не терпелось оставить на своем пути побольше приметных знаков. Ильин вполне справедливо надеялся, что если из-за поросенка поднят такой шум, то новые зеленые животные еще больше возбудят общественное мнение и хозяевам все труднее и труднее будет скрывать его, Ильина.
      Аркадий Павлович не знал и не мог знать, что они уедут очень далеко.
      Фирма Кирхенблюма, завладев ученым, не желала выпускать его из своих рук. Но в то же время шеф понимал, что держать Ильина в Германии после случая на ферме Биглера, статей Фихтера и Кобленца стало очень опасно. Советские офицеры уже искали его и могли обнаружить каждую минуту. Тогда было принято решение отправить Ильина вместе с лабораторией на остров Красных камней. Там он сделает все, что надо. "Подопытных" у него будет более чем достаточно, тайна работы надежно обеспечена, а когда придет время, этого опасного человека можно будет без всяких хлопот убрать.
      Когда старый Кирхенблюм прочитал в газете статью Франца Кобленца, он задумался. Отложив газету, Кирхенблюм сказал самому себе: "Командировка профессора фон Ботцки, вероятно, затянется. И надолго. В Германию ему хода нет. Бедный Вильгельм!.."
      На этой последней остановке близ Гамбурга Ильин спросил Габеманна:
      - Долго нам еще придется ехать?
      - Теперь уже близко.
      - Мы на севере?
      - Да, возле моря.
      - Куда же мы едем?
      - Маленькое путешествие по морю, герр Ильин...
      Габеманн улыбнулся. Улыбка его не понравилась Ильину. Куда его хотят спрятать? Об острове Красных камней Ильин не знал. Если бы не Маша, он мог попытаться бежать. После событий с поросенком его приняли бы в каждом доме. Но Маша!..
      Через полчаса "мерседес-бенц" перевез Ильина, Машу и Габеманна с догом на условное место за городом.
      Ильин вышел из машины. Перед ним лежало Северное море, тяжелое, мрачное, отливающее свинцом. Низкие облака висели над водой. Чайки молча летали над морем. Вид сурового моря вызывал тоску. Подошла шлюпка. Аркадий Ильин и Мария Бегичева сели в качающуюся лодку. Габеманн помахал им рукой.
      - Привет моему другу фон Ботцки! - крикнул он.
      Шлюпка исчезла за волной. Габеманн довольно потянулся и сказал своему догу:
      - Ну, вот и все. Покойник поехал на кладбище сам. Задание выполнено. Мы теперь свободны с тобой от всяких забот, дружище.
      Он еще не знал, какую штуку выкинет его дог.
       На новом месте. Встреча с зелеными людьми. Стычка с Крафтом и Мейером. Неожиданный финал испытания. Оба химика списываются со счетов.
      Огромная палатка-лаборатория стояла в небольшом распадке, метров на двести в сторону от основного лагеря, где жили рабочие урановой шахты.
      Место для Ильина и его лаборатории выбирал сам фон Ботцки. Он хотел всегда иметь Ильина перед глазами и в то же время дать ему и его коллегам относительную свободу, необходимую для их труда.
      С двух сторон над палаткой подымались крутые откосы из красных камней. Правая сторона возносилась далеко вверх; левая подымалась всего метров на двадцать и потом почти отвесной стеной падала к океану. Сзади палатки распадок быстро сужался и исчезал. Там среди камней торчало несколько жалких кустиков, и после редких в этом месте дождей струился день-другой робкий ручеек. Потом он высыхал, и каменное ложе его покрывалось радужной пленкой пустынного загара. С трудом, цепляясь руками и ногами, можно было вылезти по следу ручья на высокое плато, откуда просматривался весь остров. Каменная площадка над ущельем обрывалась к морю. Таким образом, был только один вход в укромное место, где поставили лабораторную палатку. Вход находился под наблюдением людей, живущих в другой палатке. Стоит ли говорить о том, что в этой палатке жил Вильгельм фон Ботцки и надзиратели. Сюда теперь прибыли еще двое охранников, которые сопровождали в дороге Ильина и Бегичеву.
      Всякий, кто входил в распадок снизу, из долины, или шел сверху, от шахты, неминуемо попадал под контроль сторожей.
      Расторопные Мейер и Крафт, немного смущенные непривычной обстановкой, в которой создавалась островная лаборатория, тем не менее довольно быстро установили оборудование и проявили такое рвение, что Ильину оставалось только изумляться их работоспособности.
      Они предвкушали скорую победу над своим "русским коллегой", которого явно недолюбливали. Здесь, на одиноком острове, Ильин был полностью в их руках. Как ни крутись, а придется ему расстаться со своей тайной. После Ильина они - Крафт и Мейер ". окажутся теми влиятельными особами, которые начнут новую эру в биологии и химии. Рано или поздно они должны взять реванш за постыдное унижение на даче.
      Аркадий Павлович Ильин в первые дни своей жизни на острове, казалось, не замечал ровным счетом ничего. Он был слишком измучен дорогой и, конечно, подавлен тревожными мыслями о будущем. Высадившись на пустынном острове, он понял: это конец.
      Маша ничего не понимала. Она по-прежнему оставалась безучастной ко всему на свете.
      Вильгельм фон Ботцки при встрече с Ильиным выразил нечто вроде радости:
      - Не ожидал вас увидеть здесь, Ильин, - сказал он и протянул ему руку, как старому знакомому.
      Ильин побледнел от удивления и возмущения. Он здесь? Этот палач и истязатель разыгрывает перед ним друга!
      - Очень жаль, профессор, что вы еще ходите по земле, - едва сдерживая бешенство, сквозь зубы сказал Ильин. - Я считал, что с вами будет покончено сразу же после войны. Не угадал. Но можете не сомневаться, вас разыщут даже здесь. Петля по вас плачет...
      - Вы все такой же жестокий, Ильин, - с отеческим сожалением проговорил фон Ботцки. - А время-то другое. Была война, мы были врагами. Тогда ваше ожесточение находило еще какое-то оправдание. Ну, а теперь? К чему подобная непримиримость? Мы с вами коллеги, служим одной фирме, делаем общее дело. Не пора ли забыть прошлое?
      - Мы и сейчас враги, фон Ботцки. И везде будем ими, запомните это!
      Ильин отвернулся. Мерзавец! Он хочет мира? Евангельское всепрощение? Ну, нет! Он понял, что фон Ботцки здесь неспроста.
      Все объяснилось через несколько часов. В лабораторную палатку явился фон Ботцки; на этот раз он облачился в свой полковничий мундир. Рядом с ним стояли два охранника.
      - Пойдемте, Ильин, - тоном приказа произнес он.
      - Никуда я не пойду, - бросил Ильин.
      Фон Ботцки кивнул своим спутникам. Они бесцеремонно взяли Ильина под руки.
      - Марш! - скомандовал один из них.
      Ильин отбросил руки охранников и молча вышел из палатки. Ну да, по-прежнему тюрьма. Они направились к шахте.
      Из шахты один за другим выходили рабочие.
      - Что это? - Ильин споткнулся и остановился, словно его оглушили.
      Не моргая, он смотрел, как проходили мимо зеленые люди. Зеленые люди? Откуда? Почему зеленые? Он заставил себя подойти ближе к ним, взял кого-то за плечи, всмотрелся в бессмысленные глаза.
      - Ваша работа, Ильин, - раздался сзади голос фон Ботцки. - Любуйтесь.
      Как только Аркадий Павлович очутился рядом с зелеными людьми, в его глазах появился ужас. Он оглядывал этих несчастных с таким выражением, словно они были выходцами с того света. Его окружали, на него со всех сторон смотрели зеленые равнодушные глаза совершенно бессмысленных существ, а он, схватив себя за волосы, вдруг сел прямо на землю среди этой толпы и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону.
      Наконец он поднялся, раздвинул руками толпу и пошел. Его спутники последовали за ним.
      - Кто эти несчастные? - спросил он, не оборачиваясь.
      - Ваши соотечественники, русские пленные, - ответил фон Ботцки.
      Ильин живо обернулся и очутился лицом к лицу с полковником. Охранники встали по сторонам.
      - Кто их сделал зелеными?
      - Вы, Ильин.
      - Неправда! Откуда препарат?
      - Вы его сделали, Ильин.
      - Я не делал! - окрикнул Ильин.
      - Увы, делали. И поделились с фирмой. Тогда он вспомнил об украденных ампулах.
      - Давно они здесь? - спросил он о людях.
      - Давно.
      Значит, это было еще на даче. Он вытер вспотевший лоб. А, вот оно что: некачественные ампулы, которые он хоронил под клетками животных... Их просто подменили.
      Аркадий Павлович не мог больше говорить. Совершенно убитый и удрученный, он направился к своей палатке. Фон Ботцки, Крафт и Мейер переглянулись и пошли за ним.
      После этой встречи Ильин стал мрачен и задумчив. На обоих помощников он смотрел с холодной враждебностью.
      "Ну что же, - думали они, - как вам угодно, Ильин. Мы свое дело сделаем".
      Перед отъездом из Европы Мейер и Крафт пережили много неприятных минут. Их вызвал руководитель фирмы и, даже не предложив сесть, набросился с руганью.: "Жить и работать почти два месяца бок о бок с Ильиным и не найти подхода к его тайне - это ли не доказательство вашей тупости, господа! Он водит вас вокруг пальца, а вы только хлопаете глазами! Или вы неспособны? Если так, мы вас заменим". Но они не хотели, чтобы их заменяли. Неужели они, опытные специалисты, действительно оказались не способными попять Ильина? Самолюбие их страдало, они возненавидели Ильина.
      Аркадий Ильин обходил их уловки, как опытный лис обходит раскрытый капкан. Естественно, Мейер и Крафт были оскорблены и взбешены. С каждым днем они проявляли все большую настойчивость в работе, все заметнее наглели в разговоре с Ильиным и все более тщательнее и скрупулезно копались над сложными опытами, которые поручал им Аркадий Павлович. Он, в свою очередь, видел их состояние и беспокоился не меньше, чем они. Ясно, что долго хранить тайну не удастся. Хотя и очень медленно, химики вплотную подходили к методике изготовления "вещества Ариль". Они уже знали много звеньев в цепи опытов. Еще на даче ими был изготовлен препарат точно так же, как это делал сам Ильин. Но, когда его испробовали на свинках, они не захотели зеленеть. В препарат не добавили катализатор. Он был сделан Ильиным, отдельные маленькие ампулы лежали в кармане его брюк. Без этих ампул препарат не действовал.
      - Вы смеетесь над нами, Ильин, - раздраженно заговорил Мейер и словно для драки подошел вплотную к Аркадию Павловичу. В глазах химика светилась откровенная ненависть. - Почему вы продолжаете скрывать от нас тайну? Разве вы не подписали обязательство передать технологию изготовления препарата мне и Крафту? Или вы полагаете, что здесь, на острове, вы останетесь безнаказанным, как там, на материке?
      Ильин зло рассмеялся прямо в лицо Мейеру:
      - Я не виноват, что ко мне прикрепили таких неспособных помощников, как вы, Мейер. Не сваливайте вины с больной головы на здоровую. Учитесь, коллега, и еще раз учитесь.
      - Хорошо, - сказал сквозь зубы Мейер. - Будем учиться. Но перед отъездом мы заручились согласием фирмы на последнее испытание. И не хотим больше, чтоб нас дурачили. Завтра в присутствии фон Ботцки и охраны вы на глазах у всех проведете опыт получения "вещества Ариль" от начала до конца. И, если он не удастся, вас пристрелят, как собаку.
      В тот же вечер они встретились с фон Ботцки и детально обсудили с ним свой план. Профессор одобрил его. Действительно, сколько же можно! Ильин порядком надоел ему еще в Германии. Теперь он с радостью готов был отделаться от него. Черт с ним, с препаратом! Надо уезжать отсюда скорей, из этой дыры. А пока Ильин здесь, вряд ли ему разрешат уехать.
      В конце концов он свое сделал. Зеленые люди есть, они работают, дают руду, и не его вина, если они потихоньку умирают. Если Мейер и Крафт докажут виновность Ильина, охрана прикончит его. Он тут ни при чем. Смерть Ильина не падет на его голову. Великолепно!
      Настал день опыта.
      Большой лабораторный стол выдвинули на середину палатки. Ильин неторопливо начал работать. Он был совершенно спокоен. По обе стороны ученого сидели Мейер и Крафт и пунктуально повторяли все операции, которые делал Ильин. Казалось, что это не живые люди, а два зеркальных отражения ученого манипулируют с химической посудой, титруют и гальванизируют жидкости, смешивают составы.
      В стороне сидел Вильгельм фон Ботцки и пристально изучал лицо Ильина. В глазах профессора застыло любопытство. С нетерпением ждал он окончания опыта. Неужели и на этот раз Ильин вывернется? Вряд ли. Ведь если он сейчас создаст препарат, Крафт и Мейер, точно копирующие его, тоже создадут препарат. Тогда Ильину конец. А если у них двоих не получится, Ильину все равно конец. В обоих случаях выигрывает он, фон Ботцки,
      Из угла палатки на профессора смотрели другие глаза. Маша Бегичева спокойно смотрела на человека, который когда-то приказал сделать ее зеленой. Она не знала этого, не помнила фон Ботцки, забыла о мести, как забыла любовь к другу.
      Перед химиками посреди стола был установлен штатив с пустыми пробирками. Когда Мейер хотел зачем-то передвинуть его, Ильин вскинул глаза и резко бросил:
      - Оставьте здесь...
      Мейер пожал плечами. Какая дерзость! Но штатива не тронул.
      Позвякивала тонкая химическая посуда, гудел ток в трансформаторе, слышался плеск тяжелых капель в ретортах. Прошел час, другой. Лоб Мейера заблестел от пота. Крафт шумно вздыхал. Ильин сидел неподвижно с обострившимся лицом, весь ушедший в дело. Он словно не замечал окружающих и проводил реакцию за реакцией. Крафт и Мейер умело и привычно повторяли каждое его движение. Все шло, как в хорошей академической лаборатории, где профессор и ассистенты проводят многократно изученный опыт и тут же дублируют его в двух вариантах.
      Наконец Ильин откинулся назад и вздохнул:
      - Теперь можно подождать. Реакция идет медленно.
      Он хотел встать.
      - Сидите! - прикрикнул охранник. Он подошел сзади к Ильину. - Сидите.
      - Хорошо, посидим, - спокойно ответил он и устроился поудобнее.
      Прозрачные капельки еле заметно плыли по стеклянным трубкам, освещенным светом кварцевых ламп, и медленно стекали в пробирки. Все трое брали пробирки из одного штатива, того самого, который так неосмотрительно хотел отодвинуть Мейер. Ильин первым взял из середины штатива сразу две пробирки и подставил под зажимы. Мейер и Крафт тоже взяли по две пробирки. Аркадий Павлович чему-то улыбнулся.
      - Ну, вот вам и препарат, господин полковник. Опыт закончился, - сказал Ильин. - Сразу шесть полных доз. Устраивает это вас?
      Фон Ботцки внимательно проследил весь процесс опыта. Придраться не к чему. Довольно несложно. Он вопросительно глянул на Мейера и Крафта. Мейер тяжело задышал, выпятил губы и бросил на Ильина подозрительный взгляд:
      - Клянусь своей матерью, это не то!
      - Что - не то? - спросил Ильин.
      - Препарат недейственный. Мы точно таким же методом работаем уже больше месяца, а потом выливаем содержимое в помойку. Вы снова обманываете нас, Ильин. Это не "вещество Ариль".
      - Вы уверены в этом, Мейер?
      - Совершенно уверен! - выкрикнул химик.
      - А вы, Крафт?
      - Абсолютно! Это недейственный препарат - и тот, что у меня, и тот, что у вас.
      - Как вы докажете свое утверждение, коллега?
      - Докажу! - Крафт вдруг швырнул свои две пробирки в сторону, препарат брызнул на пол. - К сожалению, подопытные животные еще не поступили, испытать не на чем. Но можете хоть сейчас влить эту бурду в мое тело, и Крафт останется таким же краснощеким, каким вы его видите перед собой. Вот, пожалуйста...
      Возбужденный Крафт протянул оголенную руку. Ильин взял его руку повыше кисти, с видом знатока осмотрел вену и покорным тоном сказал:
      - Ну что же, попробуем. У вас хорошие вены, Крафт. Мейер, будьте любезны, шприц...
      Крафт покраснел. Глаза его забегали и с мольбой остановились на товарище. Но Мейер тоже преисполнился уверенностью:
      - Правильно, Крафт. Мы не будем ждать, пока привезут животных. Мы сейчас докажем Ильину, что он лжец, и раскроем перед фирмой обман. Вы не надуете нас, Ильин. Вот вам моя рука, можете колоть. Эта безобидная водичка не приведет нас в трепет, не думайте!
      - Будьте добры, Крафт, теперь вы подержите шприц. Благодарю вас...
      Ильин изо всех сил старался сохранить серьезность. Он хмурился, покашливал, но глаза его выдавали бешеную радость, которая так и распирала его. Какой неожиданный финал спектакля!
      Мейер и Крафт деловито потирали ваткой укол. Фон Ботцки сидел, как истукан.
      - Не пожелаете ли и вы, полковник? любезно обратился к нему Ильин. Он подчеркнуто величал фон Ботцки "полковником".
      - К черту! - вскочил тот. - Мои друзья сделали правильно, что дали уколоть себя. Вы будете уличены! Мы подождем двое-трое суток. И тогда, Ильин, вы подыметесь вон на ту скалу и вам придется распрощаться с прекрасным миром. И вашей даме тоже... Вы пожалеете наконец, что не захотели честно работать с нами. Но будет поздно. Умрете, превратитесь в ничто, а мы останемся. Мы будем жить, Ильин, жить!
      Аркадий Павлович даже не повернул головы в его сторону.
      - Через три дня вы будете такими же зелеными, как болотные лягушки, господа Мейер и Крафт, - спокойно отчеканил он. - Можете поверить мне...
      Теперь, когда возбуждение прошло, краснощекий Крафт вдруг побледнел и испуганно вытаращил глаза. Его товарищ смущенно отвернулся. Слова Ильина показались им слишком уж весомыми. Но было поздно.
      На другой день за лабораторным столом Аркадий Павлович работал один. Мейер и Крафт отсиживались в палатке Вильгельма фон Ботцки. Страшная тревога за свою судьбу и неведомая тоска душили их, оба химика проклинали ту минуту, когда согласились сделать себе укол.