Журналист (№1) - Блуждающие огни

— Именно это мы и делаем, — подтвердил с улыбкой Сергей. — Кстати, уникальный экземпляр. Во всем мире такой машины ни у кого больше нет. Нашли под Москвой, в болоте. Восстановили. Теперь она стоит бешеных денег. Немцы предлагали любые суммы, чтобы забрать ее для своего музея. Но мы не отдали.

— На ней поедем?

— Нет, мы помчимся вот на этой машинке, — Сергей указал на броневик времен октябрьского переворота. — Хотим привлечь внимание нашей рассеянной общественности к раритетам войны. Знаете, сколько у нас по стране стоит заброшенной техники?

Я отрицательно мотнул головой.

— Чертова уйма! Надо только у местных поспрашивать. Так они вам укажут, где какой танк утонул, какой самолет куда упал. Ну, а мы уж все это находим, тащим сюда и восстанавливаем. Кстати, денег музей почти не дает. А после ремонта техника стоит очень дорого. Особенно если удается сохранить родной мотор. Так что представляешь, — он незаметно перешел на «ты», — мы сами нищие, а сидим тут фактически как на золотом прииске. Хотя бы одну самоходку продать — и можно купить себе роскошный двухэтажный коттедж в самом престижном месте Подмосковья.

Сережа полагал, что сидит на золоте, но оказалось — на пороховой бочке. Через несколько лет Сергей погибнет при загадочных обстоятельствах. Его найдут в собственной квартире с пулей в груди. Рядом с телом — армейский карабин времен Второй мировой войны. Следователи сделают вывод, что Сергей застрелился. Как можно из длинного карабина попасть себе в грудь — непонятно. Тем не менее дело закроют.

Мы зашли в административный вагончик.

— Хотите подобрать себе буденовку или бескозырку? — Сергей указал на вешалку, где свисали раритетные шинели, бараньи тулупы, партизанского вида ватные фуфайки и много чего еще. На полке для головных уборов мирно соседствовали буденовки с разлапистыми красными звездами, бескозырки с георгиевскими лентами, немецкие фуражки с черепами и серенькие пилотки Вермахта.

— Спасибо, — отказался я.

— Ну, как знаете, — весело сверкнул он глазами, — у нас ведь будет здоровское театрализованное представление по ходу поездки. Я думал, ты захочешь в нем поучаствовать.

Знал бы он, чем закончится наша поездка, не раздумывая, выгнал меня за дверь. В кунг зашел еще один парень.

— Это Олег. Наш сотрудник. Будет у нас водителем.

Мы рукопожались и вежливо обменялись улыбками.

* * *

Судя по советским фильмам о революции, именно с такой машины выступал Владимир Ленин перед пролетариатом. На зеленом боку броневика — корявая надпись белой краской «Смерть врагам!». Чуть ниже — череп с костями. К одной из башен приторочен красный флаг с обгрызенными краями, точно его трепали жестокие вихри боев. И конечно же, сурово торчали врастопырку из башен два черных пулемета «Максим». Со стороны все смотрелось очень серьезно и убедительно. Только пулеметы были бутафорскими и башни не поворачивались.

Внутреннее убранство броневика поражало простотой и аскетизмом. Этакая каморка папы Карло без окон и камина. К задней стенке прилеплен откидной столик. За ним мы распивали водку. На настенных крюках висели бутафорские винтовки Мосина со штыками. На пол ребята накидали шинелей и бушлатов. Сами они нарядились солидно. Один — красноармейцем с маузером на ремне. Второй же — революционным матросом, с пулеметными лентами крест-накрест и револьвером в кобуре. Маузер и револьвер были газовыми, но смотрелись неотличимо от настоящих.

Пока ехали по улицам Москвы, особенного ажиотажа не наблюдалось. Мы торчали с Олегом из башен броневика, курили и время от времени махали приветственно бибикающим автомобилям.

Но в целом москвичи привыкли к подобным зрелищам. Думаю, если бы в час пик по улицам провели динозавров на поводке, из ста прохожих на них обратили бы внимание только двое. И скорее всего, эти двое окажутся приезжими.

Самое ужасное началось, когда мы выехали за город. Сначала Сергей как-то неудачно заглянул в карту области, и броневик тотчас заплутал в лабиринтах лесных дорог. Густой ночью с божьей помощью мы отыскали наконец нужное направление. Шаря фарами по кустам, броневик осторожно двигался по проселочной дороге. Среди деревьев мигали огни шоссе. Трасса на Анапу. К несчастью, выезд из леса располагался аккурат напротив поста ГАИ.

Посмотреть на нас глазами милиционера — и мне становится дурно. Под окнами КПП, щедро льющими желтый свет на площадку, стоит постовой. Увлеченно спорит о чем-то с водителем иномарки. Заслышав тарахтенье мотора, спорщики поворачивают головы, вглядываются в темноту и видят картину «Ленин форева».

Броневик неспешно вырулил на трассу. Люди застыли в нелепых позах. Перед ними проплыли башенные пулеметы, надпись «Смерть врагам!», и хлопнуло ружьем на ветру красное пролетарское знамя.

Кстати, тут важная деталь. Из памяти россиян еще не выветрились кровавые октябрьские события в Москве. Расстрел парламента из танков. Красные баррикады. Бои старушек с ОМОНом и штурм Телецентра в придачу. Наверное, милиционер подумал, что наш красный броневик уже с год блуждает по лесу, пытаясь прийти на помощь своим красным подельникам в Москве.

Стоило нам углубиться по трассе, как милиционер рысью кинулся по ступенькам КПП докладывать куда надо. Ошалевший водитель прыгнул в авто и умчал в противоположную сторону.

Через десять минут мы уже подъезжали к кордону из милицейских машин. Как в голливудских боевиках, в ночной тьме бликали нервные мигалки. Стражи порядка пригнулись за машинами с «пушками» наготове — ждали, когда мы остановимся. Наверное, они все же не были уверены, станем ли мы вообще останавливаться.

Я выглянул из люка и увидел, как сзади нас догоняет вереница еще из десятка патрульных машин. Мы остановились. Я знаю, о чем думали милиционеры. Они думали о том, что у них семья, дети и нищенская зарплата, а мы сидим за крепкой броней, у нас два пулемета на башнях, которые сверху замечательно достанут всех ментов и расфигачат всю эту баррикаду в три секунды.

Но мы остановились и, чтобы не действовать им на нервы, вышли из броневика.

К нам на переговоры отрядили безоружного парламентера. Милиционер не делал резких движений. Старался дружелюбно улыбаться и вообще вел себя почтительно, что российским милиционерам несвойственно.

— Далеко путь держите?

Его добродушный тон никак не вязался с обстановкой. Парламентер оглядел Сергея и Олега. Взгляд скользнул по пулеметным лентам, чуть задержался на кобуре с пистолетами и остановился на броневике. Милицейский явно прикидывал: сколько еще бойцов может там укрыться?

— В Анапу, — столь же добродушно ответил Сергей.

— Вот как?! — удивился парламентер.

— С просветительскими целями, — пояснил Олег. Милиционер смущенно кашлянул.

— У нас тут автопробег, — Сергей попытался развеять недоразумение.

— У вас тут что?! Ав-то-про-бег? — по слогам выдохнул парламентер. — Автопробег? На броневиках? В Анапу? Но зачем?!

Наверное, ему живо представилась армада броневиков с пулеметами, которая крадется по ночным полям к Анапе. И еще неизвестно, кто кого сейчас окружил. То ли они нас, то ли они сами попали в смертельную ловушку бронеавтомобилей.

— Да вы не волнуйтесь, — Сергей достал всякие сопроводительные бумаги из музея, показал редакционное письмо, достал паспорта и прочее.

Милицейскому чуть полегчало.

— В машину можно заглянуть? — решился он на очередной подвиг.

— Конечно!

Парламентер заглянул в броневик и первым делом посмотрел туда, где должны были в башнях сидеть пулеметчики. Но взгляд его встретил пустоту и гладкий металл. Не было там ни пулеметных гашеток, ни свисающих лент. Ничего.

Милицейский успокоился еще больше и свистнул своим товарищам. Те осторожно приблизились, но на всякий случай пистолеты не убирали.

— Это ребята из музея на Поклонной горе!

Каждый из милиционеров счел своим долгом лично убедиться в отсутствии у нас пулеметов и поочередно заглянул в броневик. В темном брюхе машины один из них вдруг заприметил винтовку.

— Винтовка!

Все тотчас напряглись.

— Бутафория, — успокоил Олег.

— Можно посмотреть? — вежливо спросил парламентер.

— Конечно!

Тот снял винтовку, покрутил в руках, показал остальным. Спокойствие в милицейских рядах было восстановлено. Осмотрели пистолеты в кобурах и проверили разрешение на них. Пощупали пулеметную ленту на Олеге и убедились, что и тут патроны безвреднее игрушек.

— Ну, вы нас напугали, черти, — сказал парламентер. — Мы уж думали все, кранты Анапе. И нам заодно.

— Ну, мы ж с мирными целями.

— Хрен скажешь, что с мирными. Вы себя со стороны представляете? Представляете, как это выглядит?

— Ну, примерно, — сказал я.

— Примерно! — передразнил милиционер. — Страху нагнали на всю округу.

Мы распрощались. Милицейские машины разъехались впотьмах по своим постам, а мы, натужно гудя мотором, поплелись дальше.

Нас еще не единожды останавливали. И каждый раз милиционеры не сообщали своим коллегам из соседнего округа о приближении нашего броневика. Хотели, наверное, чтобы соседи тоже вспомнили о Боге, о семье и немного помучились.

По пути выяснилось еще одно. Население реагировало на наше появление очень нервно. Когда мы останавливались возле магазинов, бензоколонок и придорожных кафе, нас «забывали» обсчитывать, забывали взять деньги за продукты и водку, а иногда и просто разбегались от греха подальше. Приходилось насильно пихать продавцам банкноты, требовать правильной сдачи и заправляться в гордом одиночестве.

Скоро слух о броневике распространился по трассе среди шоферов дальнобойщиков. Они бибикали нам и спрашивали через окошко: «Как здоровьице Владимира Ильича?»

Но и тут не обошлось без недоразумений. Поскольку скорость фур значительно выше нашей, они легко нас обгоняли. Зато мы их брали тем, что никогда не останавливались на отдых. В результате, пока дальнобойщики отдыхали, мы снова их обходили. На одной из заправок громада-шофер подошел к Сергею и удивленно спросил:

— Слушай, а сколько вообще броневиков едет по трассе?

— Один.

— Это что, значит, я вас пятый раз обгоняю, что ли?

Знойная Анапа решила не сдаваться без боя пролетарскому броневику. В сонный город мы въехали беспрепятственно. Отыскали центральную площадь и остановились возле одноэтажного здания с надписью «Почта—Телеграф—Телефон». Хотели отстучать в Москву телеграмму о благополучном прибытии. Сергей и Олег, одетые по революционной моде семнадцатого года, ушли телеграфировать. Я вылез на броню, со скучающим видом облокотился на башню и закурил.

Мой взгляд остановился на вывеске «Почта—Телеграф—Телефон». Надо же! Прямо по-ленински! Вождь тоже когда-то советовал брать первым делом именно это учреждение.

Оказалось, не я один читал Ленина… Постепенно я начал замечать, как пустеют вокруг броневика тротуары. Исчезают куда-то с площади гражданские машины, а их места занимают милицейские патрульные авто. Но то ли жара, то ли усталость сказалась на моей соображалке… Не придал я этому особого значения.

Из дальнего конца площади вышла депутация милиционеров и направилась к броневику. Поскольку ничего крамольного мы не совершали, то и беспокоиться я не считал необходимым.

— Ваш броневик?! — спросил резко один из милицейских делегатов.

— Нет, не мой, — ответил я честно.

— А чего ж ты на нем сидишь?

— Я на нем приехал.

— На нем? Зачем? Куда?

— В командировку. Я журналист… — достал ксиву и протянул ее с броневика.

Они жадно вчитались.

— С тобой кто еще есть?

— Да. Сотрудники музея.

— Много?

— Двое.

— Эти, что ли? — милиционер кивнул в сторону почты.

Изображая букву «Г», с заломленными за спиной руками к броневику шли мои компаньоны. Наверное, именно так белогвардейцы арестовывали революционных комбатантов в семнадцатом году. Сразу вспомнился стишок, сочиненный в октябре 93 года, сразу после штурма красного парламента:

Бежит ОМОН,

Бежит спецназ,

Стреляя на ходу.

Ах, как нам

Не хватало вас

В семнадцатом году!

Снова появились на свет наши сопроводительные письма. Начались объяснения. Милиционеры чертыхались. Кто-то из них орал по рации: «Отбой тревоги! Верните спецназ на место!» И уже в нашу сторону: «Ну, вы идиоты! Мы же вас перестрелять могли!»

— Так мы же с благими намерениями, — оправдывались Олег с Сергеем.

— Это с пулеметами-то?! А на почту зачем пошли?!

— Телеграмму в Москву отбить.

— А Ленина читали?.. Люди звонят в милицию, сообщают, что подъехал броневик с красноармейцами. Захватывает почту. Мы сначала думали, что пьяные развлекаются. Но ведь звонков десять было — один за другим. Поехали проверить, а тут вы с пулеметами. Что еще мы могли подумать?

Тут-то я решил позвонить в редакцию…

Сначала мы пристроили броневик в какой-то пустующий санаторий. Ни одни частник не пожелал, чтобы такая штука стояла у него во дворе.

Потом мы купались в море, искренне радуясь избавлению от пристального внимания милиции.

На следующий день я пошел на почту звонить. За это время слухи о столичном журналисте на броневике, захватывающем почту, успели добежать до столицы.

Я это понял, как только телефонистка соединила меня с редакцией.

— Ты что там опять вытворяешь? — сказал без всяких приветствий Павлов.

— Я? Согласно вашему пожеланию, Иван Тимофеевич, поехал в Анапу с ребятами из музея. Больше ничего.

— А что с почтой? Зачем тебе понадобилось ее захватывать?

— Откуда вы этот бред берете!

— Опять из ФСБ звонили. Кра-асочно пересказали.

— Они извращают события.

— Это не тебе решать, Леша, кто и чего извращает, — редактор вздохнул. — Возвращайся. Бросай все и дуй на самолет. Скверное дело получается. Они ж не мне звонили, а главному редактору. И звонили, заметь, не простые там контрразведчики.

В Москве, подъезжая к редакции, я бесчисленный раз прокручивал в мозгу эти бредовые претензии с захватом почты и не знал, смеяться мне или плакать. Ну кому надо подставлять меня, выдвигая детские обвинения? Конечно, если бы то же самое говорили обо мне наши читатели, над этим бы только посмеялись. Но полный бред, спущенный с административных высот, всегда кажется чем-то существенным.

Не успел я переступить порог редакции, как меня тут же вызвали к главному редактору. Иван Тимофеевич сидел уже там.

— Это правда? — сурово спросил главный, поигрывая дорогим брелоком в виде Эйфелевой башни.

— Нет, — твердо сказал я.

— Почему ж мне такое передают?

— Кому-то крайне не нравится, что я у вас работаю. — Я посмотрел на Павлова, он кивнул, соглашаясь со мной. — Все началось после того, как я и Колчин узнали о проекте «Блуждающие огни».

— Да, Иван Тимофеевич мне уже рассказывал, — прервал меня главный. — Ты, надеюсь, оставил это дело?

— Конечно! У меня и в мыслях не было вмешиваться в государственные тайны! Тем более что я находился в командировке, которая вообще к современной военной тематике не имеет никакого отношения!

— Ну, хорошо. Можешь идти.

Я вернулся домой. Написал репортаж о прогулке в Анапу. Купил пивка. И стал смотреть, как вороны занимаются дорожным бандитизмом. Окна моей комнаты выходят на перекресток. Как я заметил, в одно и то же время вороны оккупируют уличные фонари возле светофора. Дожидаются, когда грузовая машина с открытым верхом, идущая с мясокомбината или мукомольного завода, остановится на красный. И на бреющем полете потрошат содержимое кузова…

Когда представление закончилось, я снова заскучал.

Позвонил Колчину.

Выяснилось, что он уехал на дачу.

Потом — Вике.

Она отправилась в долгий поход по магазинам.

Наступление ночи я встретил четвертой бутылкой пива и хорошим настроением.

Я уже расстилал постель, когда затренькал телефон на журнальном столике.

Я посмотрел в лицо настенным часам.

Стрелки раскорячились на половине двенадцатого.

Кто бы мог быть? Опять судьба?

Я снял трубку.

— Это Сергей Николаевич! — сказал голос.

— Не поздновато ли для звонков? — намекнул я деликатно.

— При нашей работе — в самый раз.

— И что стряслось?

— Ничего. Нам надо встретиться. Как насчет завтра? Примерно в двенадцать?

Я покрутил завтрашние дела.

— Да. Как раз успею сдать статью.

— Надеюсь, не об «огнях»? — В голосе Трофимова прыгнула тревожная нотка.

— Об Анапе, — успокоил я. — Где встречаемся?

— Возле подъезда Один-А. Это угловой подъезд здания Лубянки. Знаете?

— А как же!

Там — Центр общественных связей, и мне уже приходилось ездить туда на пресс-конференции.

— Ну, так до завтра!

Что за дела такие срочные возникли? Я ворочался под одеялом. Куда я еще вляпался? Анапа? Да фиг с ней. Ничего ж крамольного там не было. Тогда опять «огни»? Но я же этим вообще не занимаюсь.

Мысли уже укладывались на ночь. И тут оглушительной вспышкой ударила в голове неожиданная догадка и вышвырнула меня из кровати. Я вскочил. Одеяло отлетело в сторону.

А откуда Трофимов знает, что я брал в руки автомат?! В живых на той заставе остались только трое! Пограничник Федулов вряд ли успел столь оперативно связаться с ФСБ и обо всем им доложить. Ведь он остался на заставе, после нашего отъезда. Да и какой ему резон нас закладывать, когда они против ФСБ?

«Тра-та-та!» — загремела тревожной трещоткой вторая мысль. Даже если Федулов общался с Трофимовым, он должен был ему сказать, что служил я на флоте, а не в погранвойсках. Когда я соврал Трофимову о месте службы, то он и бровью не повел! Если бы пограничник и эфэсбэшник общались, Трофимов наверняка бы сразу же уличил меня во лжи. Ему позарез надо было меня чем-нибудь припугнуть. Подвесить на крючок, чтобы я не рыпался с расследованием! Кстати, и слова Трофимов употребляет не совсем обычные. Взять хотя бы эти его: «дела не терпят отлагательств» или «кем вы работали на погранзаставе». Так в современном обществе уже не давно не говорят. Такое ощущение, что Сергей Николаевич либо вырос во времена Достоевского, либо учил русский язык по классической литературе.

Япона мать! Трофимов не эфэсбэшник! Догадка пронзила, словно копьем, и я опять откинулся на подушки.

Оттого, что я такой умный, легче не стало. Тут же явился новый вопрос: а кто тогда Трофимов? Какую организацию он представляет? Может, он из тех самых «Блуждающих огней»? Сразу вспомнились последние недоразумения и обвинения, которые посыпались на мою голову со стороны якобы компетентных органов.

Когда это началось?

Когда я сказал Вике, что собираюсь расследовать это дело.

Уж не стоят ли в моей квартире жучки? А если стоят, то чьи? И вообще! Откуда редактор Павлов знает, что ему звонят из ФСБ? Он же не видит их по телефону. Можно назваться кем угодно. Мне вдруг представились расплывчатые очертания какого-то огромного заговора, внутри которого шевелятся опасные тени.

Сколько я ни ворочался в ту ночь, сколько ни бился головой о подушку, чтобы вытрясти новые умные мысли и разгадки, ничего дельного не получалось. Моя соображалка уснула раньше меня. Я же задремал только под утро.

Глава 13

Я был безумно рад увидеть Колчина в редакции.

— Сашка! У меня тут полный звездец намечается!

Он опасливо отстранился:

— Ты что, опять куда-то влез?

Я рассказал ему о своих предположениях. О ночном звонке Трофимова.

— Твоя встреча через час, — сказал он, и дорогущий репетитор заиграл у него под пальцами одиннадцать утра. — Могу тебе помочь.

Я просиял.

— Кстати, я расшифровал все-таки надписи на медальоне.

— Наконец-то!

— Это про какого-то Мухаммада.

Честно говоря, я ожидал большего от Сашкиных изысканий.

— И что все? Мне это ничего не говорит.

— Может, просто украшение какое? — предположил Колчин. — Мало ли таджики таких штучек носят? Цивилизация-то древняя. Нашел, нацепил.

— Ну, да… Впрочем, медальон меня сейчас не сильно волнует.

Колчин помолчал, что-то обмозговывая. Потом медленно произнес:

— Я еще вот что хотел предложить. Надо рассказать обо всем Павлову.

— А это зачем?

— Ну, во-первых, он наш начальник. Во-вторых, лучше, если кроме меня и тебя о твоей встрече будет знать хотя бы еще один человек. Мало ли что может случиться? Вдруг они нас переиграют?

Это его «переиграют» рикошетом вызвало у меня в голове слово «перестреляют».

— Да, ты прав, — согласился я.

— Павлов хоть будет знать, где мы и куда пошли.

— Только, Саш, давай ты ему сам обо всем расскажешь? Мне что-то не хочется снова выслушивать лекции о достойном поведении. А тебя он воспримет спокойно.

— Хорошо…

* * *

Ровно через пятнадцать минут мы уже были на Лубянской площади. Примерно полчаса отнял у нас осмотр позиций. Наш план сверкал простотой. Сашка присматривает за подъездом где-нибудь в сторонке. Он предложил позицию возле Лубянского камня, то есть у памятника жертвам политических репрессий. Здесь небольшой сквер, и можно, не привлекая внимания, посидеть на скамеечке, разглядывая подъезд 1А, который выходит на площадь. Условились, что я пойду на встречу от метро «Кузнецкий мост». Поднимусь к площади и встану возле подъезда. Люди Трофимова запросто могли взять меня под наблюдение уже на выходе из метро. Поэтому надо быть начеку. Чтобы не случилось по пути какой-нибудь неприятности.

Я медленно шел от Кузнецкого, соизмеряя время так, чтобы минута в минуту оказаться у подъезда на Лубянке. По пути внимательно вглядывался в прохожих. Ничего подозрительного.

Выйдя на угол Детского мира, я пересек дорогу и уже хотел двинуться к зданию ФСБ, как двери подъезда хлопнули и оттуда выскочил Трофимов. Я замер.

От площади к подъезду подлетели две черные «Волги». Крякнули дверцы, резво выскочили четверо в гражданском. Они выхватили пистолеты и кинулись на Трофимова.

Сергей Николаевич на ходу распахнул старомодный плащ. В руках у него оказался маленький автомат какой-то заграничной марки. Я видел такие только в кино.

Четверо из «Волги», припав на колено, стали целиться.

В руках Трофимова глухо зарокотало.

Двое в штатском упали замертво. Еще двое попытались укрыться от огня и поменять позиции, но Трофимов ловко и метко выдал две короткие очереди вдогонку. Пули вспороли пиджаки в клочья, и несчастных швырнуло на асфальт.

Вся перестрелка не заняла и трех секунд. Обе «Волги» попытались задним ходом уйти с поля боя. Но в руках Трофимова снова глухо рыкнула автоматная очередь, лобовые стекла тотчас покрылись лучистой паутиной, и машины замерли.

На огромной скорости через Лубянскую площадь пронеслась «вольво», подхватила Трофимова у тротуара и исчезла в потоке автомобилей.

Разинув рот, я смотрел на убитых оперативников ФСБ и, скрипя мозгами, соображал, чем теперь все закончится. Я даже не заметил, как сзади подскочил Колчин.

— Ты видел?! Видел?! — кричал он возбужденно, крутя головой по сторонам.

— Смываемся, — сказал я хрипло и потащил его в сторону Антикварной лавки.

Из подъезда 1А уже выскакивали вооруженные люди. Выросшая из-под земли милиция расставляла вокруг убитых оцепление. Движение по площади медленно угасало.

— Бойня! Это была бойня! — всю дорогу твердил Колчин.

— Хрен с ней, с бойней, — меня колотил озноб. — Ты что-нибудь видел?

— Да. Этот твой Трофимов буквально за минуту до твоего появления появился с другой стороны здания, где находятся пограничники, и вошел в подъезд ФСБ. Дальше ты, наверное, сам видел.

Я кивнул:

— Сергей Николаевич решил сыграть со мной известную шутку.

— Ты о чем?

— Понимаешь, я читал в мемуарах одного разведчика, как они разыграли своего агента-предателя. Разведка узнала, что он собирается передать в посольство вражеской страны секретные материалы. Один из оперативников переоделся в цивильный костюм и пошел в посольство, как обычный посетитель. Когда предатель появился возле посольства, оперативник получил сигнал, вышел из посольства и остановился возле дипломатической машины, словно хотел туда сесть. К нему подошел второй оперативник и стал громко о чем-то говорить. Называя его при этом послом. Предатель, который наблюдал со стороны, решил, что перед ним дипломатический работник, и, ничего не подозревая, передал ему пакет.

— И что?

— А то!.. Трофимов хотел выйти из подъезда под видом детектива ФСБ. Чтобы у меня не осталось никаких сомнений. Помнишь, показывал тебе его визитку? Так вот, указанный там телефон не принадлежит ФСБ. Но я тогда подумал, мало ли у контрразведки офисов по всей Москве? Теперь я понимаю, что кто-то все время меня здорово разыгрывал.

— Вопрос теперь в том, откуда этот Трофимов на самом деле? — проговорил Сашка.

— А ты не видел, он вышел от пограничников или просто вышел с их стороны?

— Не видел. Не успел заметить.

— Твою мать! — заорал я в бешенстве, и две барышни шарахнулись от меня в стороны. — Саша, ты не заметил самого важного!

— Ладно тебе. Успокойся, — затараторил Колчин. — Сдается мне, он не пограничник. Будь он таковым, не стал бы стрелять эфэсбэшников чуть ли не на пороге своей конторы.

В редакции нас уже ждали.

В кабинете Ивана Тимофеевича помимо самого Павлова — трое мрачных типов. Одного я опознал как начальника. Он был одет в классический костюм «тройка». Его двое спутников больше походили на головорезов, что были рядом с Трофимовым во время нашей первой встречи у меня дома. Бритые затылки. Кожаные куртки. И голубая сталь в мелководных глазах. Такие никогда не размышляют, а только чинят расправу.

— Степанов Сергей Вадимович, — представился «костюм».

Его спутники назваться не пожелали.

Мы с Колчиным присели на свободные стулья.

— Кто такой этот ваш Трофимов? — спросил Степанов.

— Я не знаю…

— Он убил шестерых наших оперативников. Вы, ребята, попали в скверную историю.

Головорезы позади Степанова помрачнели еще больше.

— Ну, так как все началось? — В руках у него появился блокнот.

Я без утайки все рассказал.

Степанов ни разу меня не прервал. У меня даже возникли подозрения, что перед этим он допросил и моего редактора.

— Ну, что ж, понятно, — все так же грустно сказал Степанов, и блокнот исчез у него в кармане.

— А откуда вы, собственно, узнали о нашей встрече? — спросил я.

— Иван Тимофеевич нам позвонил, — Степанов указал рукой на Павлова, и тот неожиданно побледнел.

— Но зачем? — спросил я редактора.

За моего начальника ответил Степанов:

— Потому что, повторяю, вы попали в скверную историю, Алексей. А Иван Тимофеевич за вас волновался. Тут такое дело. Павлову кто-то звонил, представляясь сотрудником ФСБ, и рассказывал про вас всякие нехорошие вещи. Иван Тимофеевич верил, что звонят из нашей конторы.

Сергей Вадимович посмотрел на Павлова, и тот закивал.

— Сегодня же Иван Тимофеевич связался с нами и поинтересовался, зачем наш сотрудник встречается с корреспондентом. Иван Тимофеевич боялся новых неприятностей, которые могут на вас обрушиться. Он рассказал нам о визите этого самозванца к вам домой. Но дело в том, что мы и понятия не имели ни о вас, ни о «Блуждающих огнях». И никто, Леша, до недавнего времени не знал о вашем существовании. Кто-то разыгрывал редакцию. Разыгрывал Павлова. Вот мы и решили задержать этого «сотрудника ФСБ» и узнать, что ему надо. Теперь неизвестно, чем все вообще закончится.

— Голову ему оторвать — и все, — встрял оперативник в кожаной куртке и окатил меня холодным взглядом.

— Это за что же? — спросил я.

— Не хрен лазить там, где не следует. И вообще, журналист, запомни! Этот твой кореш убил моего друга. Понял? — Кожаный закипел гневом. — Я еще с тобой после поговорю. Если узнаю, что ты что-то скрываешь, — хана тебе. Обещаю. Ты у меня сдохнешь очень неприятно.

— Спокойнее, пожалуйста, — сказал кожаному Степанов, не поворачивая головы.

Но того уже было не остановить:

— Сидит тут, мразь, ногой помахивает! А из-за него лучшие люди гибнут!

— Вам самим не фиг было к нему соваться, раз не знаете, что к чему! — не выдержал я. — Сначала думать надо, а потом уж арестовывать. Привыкли пьяных у метро крутить. А здесь нарвались на серьезных людей и теперь скулите.

Тут я понял, что сделан не из железа, а всего лишь из мяса. Из банального мяса и костей. До чего же мне стало обидно, трудно себе даже представить. В долю секунды кожаный оказался рядом со мной и боковым ударом двинул мне в челюсть. Без всякого пафоса, как самолет при неудачном взлете, я завалился на бок со звуками «хрясь», «дзынь» или что-то в этом роде.

Раскинув руками в полете, чтобы остановить свое стремительное продвижение к стеклянному шкафу, я машинально ухватился за хрустальную вазу с карандашами. И уже с пола швырнул ее в кожаного. И хоть до этого я ни разу не пробовал попасть в кого-нибудь хрустальной вазой из положения лежа, бросок оказался удачным. Сразу же выяснилось, что и контрразведчик не тренировался уворачиваться от хрустальных ваз. Она попала ему аккуратно в лоб и рассекла кожу.

— Господа! — вскочил мой редактор. — Что вы делаете?!

— Один-один, — спокойно констатировал Степанов, словно сидел в жюри на боях без правил.

Я вскочил на ноги.

Кожаный двинулся на меня с кулаками.

— Стоять! — ледяным тоном сказал Сергей Вадимович.

Мы замерли.

— Сидеть!

Мы сели.

— Я с тобой еще посчитаюсь, — процедил мне кожаный.

— Подведем итог, — все так же спокойно сказал Степанов. — Мы завели уголовное дело по факту убийства шестерых наших сотрудников. Вы, Алексей, проходите по делу в качестве свидетеля. Хочу подчеркнуть — главного свидетеля. Вы, кстати, тоже, — он ткнул пальцем в Сашку. — Завтра в двенадцать ноль-ноль наш следователь будет ждать вас на Лубянке. В том же самом подъезде Один-А. Там вас встретят и препроводят в кабинет. А сейчас разговор полагаю законченным.