Тина Хэдис (№5) - Контора Игрек

Антон Орлов

Контора Игрек

Глава 1

Миграция плавучих деревень уже началась, и по мыльному серому океану ползли на юг подгоняемые штормовым ветром острова — такое увидишь только на Рубиконе. До пролива Сойхо, который вел в безопасное Спящее море, пока еще никто не добрался. Возле входа в пролив прятался среди скал бот «Конторы Игрек», и трое патрульных, чтобы скоротать время, устроили тотализатор. Играли на плитки протеинового шоколада из личных пайков: и азарт есть, и начальство по шее не надает.

Командир группы Римма Кирч поставила на красно-бело-желтый домберг (так назывались эти громадины, не похожие ни на дома, ни на айсберги) — раз у его обитателей нашлись деньги на краску, то и с двигателями полный порядок. Саймон Клисс, сотрудник Отдела по связям с общественностью (в патруль он напросился добровольцем, у него были на то причины), выбрал тускло-бежевую глыбу, ощетинившуюся поломанными усами антенн. А стажер Роберт Кайски долго размышлял и, наконец, остановился на плавучей деревне, которая ничем не выделялась среди прочих.

Все шло к тому, что шоколадки достанутся Роберту, это раздражало и Римму, и Саймона. Стажер сознался, что сравнил ходовые качества домбергов и выбрал самый перспективный, это еще больше накалило обстановку: сам, что ли, не понимает, что не положено ему быть сообразительнее старших?

Кирч старалась не показывать недовольства, все-таки игра есть игра, но Саймон неплохо ее изучил: когда она вот так сопит и смотрит исподлобья, настроение у нее взрывоопасное. Крепко сбитая, коренастая, с неистребимым румянцем на широкоскулом курносом лице, она своими повадками напоминала деловитых и неприхотливых зверушек из одного детского мультсериала (было дело, Саймон этих мультиков до одури насмотрелся и с тех пор подумать о них не мог без содрогания). В «Конторе» Римма работала уже шесть лет и была на хорошем счету — в отличие от Клисса, который так и не стал здесь своим, словно у него на лбу написано, что он чужак, словно все вокруг чувствуют, что у него есть Тайна.

Саймон выглядел не сказать, чтобы представительно: щуплый, несмотря на регулярное отбывание повинности в спортзале; темные волосы в углах лба и на макушке начинают редеть; узкие настороженные губы постоянно чуть искривлены в усмешке (Клисс считал, что она придает ему вид вальяжного интеллектуала), а бледно-голубые глаза то прячутся в прищуре, то, осмелев, блуждают по лицам и предметам — ищущий, беспокойный, ускользающий взгляд.

Саймон и Римма невзлюбили друг друга еще с тех пор, как Кирч назначили наставницей стажера Клисса. Их не примирило даже совместное штрафное отмывание седьмого отсека на «Гиппогрифе», грязного и запущенного, как внутренние полости рубиконских домбергов. Они возились там больше месяца, так ничего толком и не отмыли, потом Кирч понадобилась руководству для какой-то операции, Клисса затребовал начальник Отдела по связям с общественностью, и обоих амнистировали. А наказаны они были за то, что провалили ответственное задание — в послужном списке примерного оперативника Кирч это был первый провал, и нетрудно догадаться, кого Римма считала виновником неудачи! Также она не могла простить Саймону того, что больно скоро он избавился от роли «салаги»: раз — и стал пиарщиком, штатным интеллектуалом, и теперь уже не ты на него посматриваешь сверху вниз, а совсем наоборот… Но вслух она, понятно, об этом не говорила.

Сейчас их взаимная неприязнь упала почти до нулевой отметки: очень уж досадил обоим умник Роберт с его расчетами. Тот уже и сам не радовался своему выигрышу.

— Не понимаю, как эти штуковины не тонут, — пробормотал он нерешительно — молчание товарищей на него давило.

Кирч, с ногами забравшаяся в командирское кресло, презрительно и сосредоточенно смотрела на экраны, всем своим видом показывая, что болтовня стажера интересует ее в последнюю очередь. Зато Саймон отозвался — не потому, что пожалел Роберта, просто он кое-что знал о домбергах и мог блеснуть эрудицией, что и ожидается от специалиста по связям с общественностью.

— Еще как тонут, по три-четыре штуки за сезон. Это по официальным данным, на самом деле их больше гробится.

— Почему их строят такими неуклюжими?

— Да кто ж их строит? — Саймон издал ехидный смешок — реванш за уплывающую шоколадку. — Ага, их тут целая корпорация проектирует и выпускает, чтоб такие, как ты, гляделками хлопали!

Роберт смотрел непонимающе, и Клисс добавил:

— Это панцири здешних морских животных, приспособленные под жилье. Там селятся отбросы, которым некуда деваться — и крыша над головой, и море прокормит. Правильнее называть их не плавучие деревни, а плавучие трущобы.

— Они сами виноваты, что так живут, — холодно и веско бросила Кирч.

Саймон про себя чертыхнулся: вот умеет же влезть в разговор, когда ее не спрашивают! Видно, решила напомнить, кто здесь командир… Он сам собирался это сказать, но, поскольку Римма его опередила, сказал другое:

— Когда я работал в «Перископе», у нас была практика для новичков — слетать на Рубикон и заснять тонущий домберг, типа учебная работа.

— А, ты же раньше был журналистом и снимал экстремальное кино…

— Темнота, не журналистом и даже не папарацци, — вздохнул Саймон, немного обескураженный невежеством Роберта. — Бери выше, я был эксцессером! Мы сами создавали эксцессы и снимали эксклюзивные документальные фильмы, а здесь у нас был даровой полигон.

— Вы их, что ли, специально топили?

— Вот же стажер… Их и топить не надо, они сами тонут. Высмотришь, какой готов, и туда, и снимаешь. Главное — вовремя оттуда смыться. Глянь-ка, твоя лошадка отстает!

Домберг Роберта замедлил ход, другие его обгоняли; впрочем, домберги Саймона и Риммы тоже еле ползли. Их было здесь не меньше трех десятков, и на каждом живет несколько сот человек, и это всего лишь передовой отряд той армады, которая скрывается за взбаламученным горизонтом — все хотят добраться до Спящего моря до наступления сезона бурь, все отчаянно цепляются за свое никчемное существование. Ежегодное нашествие. Не удивительно, что рубиконские спасательные службы домбергами не занимаются: тонут — и пусть себе, естественная регуляция численности населения, как в животном мире.

— И зачем нас сюда послали? — Роберт окинул взглядом экраны (на одних было море с караваном плавучих деревень, на других — асфальтово-серые скалы и пролив Сойхо, на третьих — небо, похожее на скисшее молоко). — Здесь же нет ничего особенного.

Римма выразительно засопела (ох, как раздражала Саймона эта ее анималистическая привычка, но критиковать вслух манеры профессионального киллера — оно может выйти боком), а потом едко прошлась насчет «салаг», перед которыми командование забыло отчитаться. Клисс помалкивал. Роберт не знал, зачем в этой морской глухомани нужен патруль, и Кирч, скорее всего, тоже не знала, зато он был в курсе. Он знал много такого, чего ему знать не полагалось, и за одну эту осведомленность его могли расстрелять, не говоря уж о Тайне, но иначе он, прирожденный эксцессер, просто не мог, это сильнее его, это сродни одержимости.

Есть тут кое-что особенное. Дерифл. Вещество органического происхождения, жизненно важное для некоторых негуманоидных рас вроде кудонцев или синиссов, те готовы платить за него сумасшедшие деньжища. Месторождения дерифла залегают под морским дном на абиссальных равнинах, обнаружить их можно двумя способами.

Первый — традиционный: бурить и брать пробы. По дну рубиконских океанов ползает энное количество глубоководных разведочных роботов, принадлежащих местным компаниям, изредка они что-нибудь находят.

Второй способ отдает мистикой, зато он куда продуктивней. Есть люди, которые видят всякую потустороннюю чертовщину, в «Конторе» таких называют «сканерами». Следствие мутации. Вообще-то, мутантов надо уничтожать, «Контора Игрек» именно этим и занимается, но «сканеры» — особая статья: их берут живыми, чтобы использовать в интересах дела, ведь они способны разглядеть то, чего ни один прибор не обнаружит. Хотя бы те же самые дерифловые каверны: обычно около них роятся стайки бесплотных, не существующих в нормальном мире созданий, а «сканеры» эту нежить видят — вот тебе и месторождение, никакой поисковой автоматики не надо.

«Сканерами» занимается лаборатория, возглавляемая доктором экстрапсихологии Челькосером Пергу, там эти слабоумные уроды лежат в стационарных «коконах спасения» и выполняют команды Пергу — постольку, поскольку понимают, чего от них хотят, а понимают они не очень-то много. Но находить дерифл их научили, и для «Конторы» это недурной источник дохода.

В Стылом океане месторождений много, потому здесь и ведется патрулирование. Занятие небезопасное: не приведи бог столкнуться с рубиконским или космополовским патрулем! Пусть власти Рубикона сами не в состоянии наладить добычу дерифла, им не понравится, что кто-то таскает дорогостоящее сырье у них из-под носа. А Космопол — это и вовсе хана… С тех пор, как «Контору Игрек» объявили террористической организацией, с ним не договоришься.

И все-таки Саймон сделал все для того, чтобы попасть в патруль: кого бы они здесь не встретили, здесь не так опасно, как на Королевском фестивале в Нариньоне, где ему, штатному пиарщику «Конторы», полагалось бы присутствовать.

Королевский фестиваль — это затея царствующего дома Рубикона, не иначе в пику демократам: со всей Галактики слетаются представители королевских династий, идут балы, приемы, банкеты, раздачи премий за всевозможные заслуги. Поскольку «Контора Игрек» нуждается в поддержке и финансировании, сотрудники Отдела по связям с общественностью должны вращаться среди гостей, прощупывать почву, распространять определенные слухи, вербовать сторонников — работа в самый раз для Саймона Клисса, если бы не одно внезапно всплывшее «но».

Называлось это «но» принцесса Мьясхон. Когда Саймон услышал о ней, его передернуло. Когда же он узнал о том, какие планы строит в связи с ее визитом Отдел ликвидации, пол под ногами превратился в зыбкий кисель, трясущийся в одном ритме с коленями Саймона. Господи, только не это!

На свете полно всякой пакости, но принцесса Мьясхон принадлежит к самой омерзительной, порочной и жестокой из всех населяющих Галактику рас; в свое время Саймон свел знакомство с двумя представителями этой расы — оба мерзавца были его работодателями, и этого ему вот так хватило, больше не надо! Пусть его лучше на месте расстреляют, а в Нариньон, где будет эта лярнийская пакость, он не полетит.

Когда Клисс, запинаясь и брызгая слюной, выкрикнул все это в лицо Фешеду, начальнику Отдела по связям с общественностью, тот вначале опешил, потом опомнился и наорал на Саймона, а потом позвал на помощь психолога Бишона (за глаза — Грушу). Тот взял сторону Клисса: перенесенная меньше года назад психическая травма до сих пор дает о себе знать, возможен нервный срыв.

В итоге Фешед и двое коллег Саймона отправились на фестиваль без него, а он попросился в патруль. Тут тишь да гладь, не считая штормовой погоды; Стылый океан находится очень, очень далеко от Нариньона.

Отдел ликвидации готовил операцию по уничтожению Лиргисо — преступника-экстрасенса, ранее принадлежавшего к лярнийской расе энбоно, ныне человека. Лярн прятался в «пространственном кармане», контакт с ним установили недавно, зато сами лярнийцы — пусть не все, а избранное меньшинство — о большом мире знали давно. И еще у них была установка для перемещения сознания из одного тела в другое. Сначала этой штукой воспользовался покойный шеф «Перископа», экс-правитель Лярна, которому пришлось спасаться от народного гнева, а позже, уже после контакта, тот же номер повторил его первый помощник Лиргисо. Саймону довелось познакомиться с обоими, и сколько же он от них натерпелся!

Сефаргл, или Виллерт Руческел, или Гуннар Венлеш (он сменил множество тел и имен) вначале взял Клисса на работу в «Перископ», а после чуть не убил. Вспоминая о нем, Саймон испытывал сложную смесь чувств: тут было и восхищение (он многому научился у шефа и постоянно пользовался усвоенными уроками), и обида (шеф сам же посадил его на мейцан — наркотический допинг, который употребляли все эксцессеры, а когда появились симптомы отравления, попытался от него избавиться, словно выкинул в мусоропровод одноразовый инструмент), и гадливость (вроде, был такой же, как все люди, а на деле оказался мерзкой зеленокожей тварью, незаконно вселившейся в человеческое тело), и тоскливое сожаление — если бы шеф был настоящим человеком, если бы он не пытался прикончить Саймона, если бы «Перископ» не накрылся, и все шло, как раньше — Клисс тогда и не мечтал бы о другой жизни!

После краха «Перископа» Саймон восемь лет провел за решеткой — не самое плохое было времечко, он ведь сидел не где-нибудь, а на цивилизованном Ниаре. Неприятности начались потом, когда Ниарская Ассоциация Правозащитников добилась для него помилования. Лиргисо (Клисс даже не подозревал, кто его новый наниматель!) привлек его якобы для репортерской работы, а в действительности для криминальной авантюры, после чего и денег не заплатил, и повел себя, как последний отморозок — чего еще ждать от лярнийца?

Это из-за него Саймон попал в «Контору Игрек». Будь у него выбор, он бы сюда не сунулся, его никогда не тянуло ходить по струнке и выполнять приказы отцов-командиров. Если Римма Кирч была довольна такой жизнью, то Саймону приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы выглядеть довольным. Однако выбора не было: штурмовой отряд «Конторы» вытащил его из логова Лиргисо полуживого после пыток, потерявшего всякую надежду на избавление — вот так он здесь и очутился, и его зачислили в штат, не спрашивая, нет ли у него каких других планов на будущее. За минувшие месяцы Саймон успел возненавидеть своих благодетелей. Только Тайна и помогала ему терпеть здешние порядки — Тайна того стоила.

— Скоро начнется Зимпесова буря, — проворчала Кирч. — Только что передали предупреждение.

— А мы что? — повернулся к ней Роберт.

— А мы ничего. Здесь отсидимся. Солдат спит — служба идет.

«Сама ты солдат, — мысленно огрызнулся Саймон. — А я не хочу… Я еще уйду из вашей „Конторы“, и не ногами вперед, а как отовсюду уходил».

Он спохватился: вдруг выражение лица выдаст его нелояльные помыслы, но Римма на него не смотрела. Она с ухмылкой бывалого командира наблюдала за Робертом, который встревоженно оглядывал бортовые приборы — видимо, он кое-что слышал о Зимпесовых бурях.

Саймон о них тоже слышал. Рубиконский феномен, до конца не изученный, наиболее полно описанный Карлом Зимпесом, откуда и название. Связь отказывает, приборы начинают врать, часы то спешат, то отстают, да еще туманы какие-то особенные. Это бывает не где угодно, только в аномальных зонах, но все дерифловые месторождения как раз там и находятся. Зоны эти достаточно обширны, и самая большая — Северная, Клисс видел карту: пятно, накрывающее полюс и почти весь Стылый океан, почему здесь и нет никаких населенных пунктов, кроме промысловых и научных станций.

Может, лучше бы в Нариньон, на фестиваль?.. Не-е-ет, все-таки нет. Лиргисо хуже Зимпесовой бури, а аналитики «Конторы» были уверены, что он непременно появится в Нариньоне, так как захочет увидеть вблизи женскую особь расы энбоно. Лишь бы ликвидаторы не подвели, тогда одной проблемой будет меньше — и у «Конторы Игрек», и у Саймона Клисса.

— Нечего паниковать! — жестко бросила Кирч. — И это патруль, ох-х-х…

— А кто паникует? — скривился Саймон. — Ты, Риммочка, лучше скажи, когда эта хрень начнется и как надолго?

— Начнется часа через два, может, раньше, — исподлобья глянув на него, буркнула командир патруля. — А как надолго, неизвестно, природа перед тобой отчитываться покамест не собирается. Клисс, я тебя знаю, запаникуешь — в зубы получишь.

Домберги на экранах наращивали скорость: там тоже поймали предупреждение, и никто не хотел встретить Зимпесову бурю в открытом море.

«Не надейся, не буду я паниковать, — Саймон мысленно показал Римме кукиш. — Мы же здесь, а не там. Здесь с нами ничего не случится».

Зеркально-зеленое, с привкусом плача, пространство. Там, где зеленое становится более темным и плотным, возникает ощущение горечи — временно, пока не пройдешь сквозь этот участок, как будто ныряешь в тень, а после опять выходишь на солнце, и горький холодок остается позади. Но здесь нет солнца. В зеркальном небе отражается холмистый и неоднородный болотно-зеленый низ, а впрочем, верха и низа здесь тоже нет, одна видимость. Кое-где кружатся, словно в танце, блестящие капли; неизвестно, что это такое, но долго смотреть на них не надо, иначе потом голова будет тяжелая.

Вдали забрезжил оранжевый отсвет, и на этом фоне — мельтешащая серая сыпь.

— Вижу дерифловый рой.

Поль повторил это несколько раз, так как не мог определить, произносит он слова вслух или про себя.

— Где? — донесся вопрос.

— Кажется, слева…

Началось маневрирование. Оранжевое разрасталось — яркий, тревожный и немного едкий свет, не имеющий источника; небо перестало быть зеркалом, превратилось в светящийся провал, и со всех сторон серая рябь — то ли здешняя нереальная мошкара, то ли просто морщинки оранжевой пустоты. Потом это облако тяжело всколыхнулось и затрепетало.

— Поль, выходи из транса. Я уже начал бурение.

Рой волновался и расслаивался, в нем возникали завихрения, ручейки «мошкары» потекли в неприятно-едкую обесцветившуюся пустоту — Поль видел это и со стороны, и изнутри; он чувствовал, что тоже начинает расслаиваться и растекаться вместе с потревоженным роем, но страха не было.

— Поль, очнись! — позвал другой голос.

Это был голос врага, и давняя неприязнь — достаточно сильная, хотя и взятая под контроль — заставила его напрячься, приостановить центробежное движение. Теперь потоки «мошкары» текли сквозь него и мимо него, а он оставался на месте. Окружающее пространство неумолимо вращалось; скоро здесь не останется ничего, кроме постепенно убыстряющегося вращения.

— Поль, ты меня слышишь? Очнись!

За словами последовал удар по щеке, не сильный, но рассчитанно чувствительный. Вылинявшая пустота, «мошкара», нематериальная карусель — все это исчезло, когда Поль открыл глаза. Он полулежал в кресле, со всех сторон окруженный медицинской аппаратурой. Люди — их тут кроме него было двое — смотрели с беспокойством.

— Почему ты задержался? — спросил тот, что стоял возле кресла — желтоглазый блондин с аристократически тонкими чертами треугольного лица.

Окраску радужки Лиргисо мог менять по собственному желанию и предпочитал холодную золотистую желтизну топаза, так он чуть больше походил на себя прежнего, до смены тела. Он сделал пластическую операцию, чтобы придать своему человеческому лицу сходство с обликом Лиргисо-энбоно (те, кто знал его раньше, говорили, что сходство поразительное) и временами страдал от острых приступов ностальгии. Будь на его месте кто-нибудь другой, это вызывало бы сочувствие, но Лиргисо для Поля так и остался врагом (с которым заключили перемирие и союз для борьбы с общим противником), полгода сотрудничества ничего в их отношениях не изменили.

— Меня чуть не расслоило. Представь, что ты растекаешься в разные стороны, что-то в этом роде.

— Великолепно! — Лиргисо скорчил насмешливо-кислую мину. — И ведь я обещал Тине и Стиву, что верну тебя живым и без дефектов, а Тина обещала меня кастрировать, если с твоей драгоценной персоной что-нибудь окажется не в порядке!

— Я же нашел месторождение. Чем ты недоволен?

Не ответив, Лиргисо отвернулся к мониторам. Волосы у него были длинные, до середины спины, платиновые пряди чередовались с ядовито-зелеными, люминесцирующими. Когда он впервые переселился в человеческое тело, он сделал полную эпиляцию, сохранив только брови и ресницы (энбоно — безволосая раса, присутствие растительности на коже считается у них уродством), но после привык; за своей роскошной гривой он тщательно ухаживал и часто ее перекрашивал.

— Глупостью вашей затеи, — произнес он холодно, не оборачиваясь. — Я с самого начала был против того, чтобы подвергать тебя риску, но вы настояли на своем. «Контора» поступает умнее, там для поиска дерифла используют тех, кого не жалко. Мы тоже могли бы найти трех-четырех «сканеров» и работать с ними — нет ведь, нехорошо, неэтично! По моим данным, «Контора» во время таких рейдов постоянно теряет «сканеров», и теперь мы наконец-то узнали, что с ними происходит — они расслаиваются! Умопомрачительное открытие. Почему ты не вышел из транса сразу, когда почувствовал опасность?

— Во-первых, это не транс, я ведь уже объяснял. Во-вторых, там не было ничего опасного. Меня ничто не пыталось поймать, не удерживало силой. Это вроде того, как если ты на что-то засмотришься и не можешь оторваться. Ты на это смотришь — и сам в это превращаешься, понимаешь? Я же вернулся, когда ты меня позвал. Наверное, «сканеры» «Конторы» остаются там по собственной воле, потому что для них это освобождение.

— Ты тоже чуть не освободился, — Лиргисо оглянулся через плечо, насмешливо сощурив удлиненные темной мерцающей подводкой глаза.

— Там нет опасности, — повторил Поль. — Захочешь — вернешься, не захочешь — не вернешься.

Лиргисо его слова проигнорировал и подошел к сидевшему перед пультом буровой установки шиайтианину, сухопарому, жилистому, с лимонно-желтой кожей и невыразительным костистым лицом.

— Хинар, что там с месторождением? Хотя бы на четверть мы контейнеры заполним?

— Босс, на сто заполним, — в голосе Хинара, обычно ровном, проскользнули скупые нотки энтузиазма. — И еще на несколько рейсов останется. Это не мелочевка, а настоящее месторождение! Лишь бы никто его не засек.

Лиргисо улыбнулся и опять повернулся к мониторам.

«Значит, на „спасибо“ ты не расщедришься, — подумал Поль, глядя на его изящный точеный профиль. — Ну и черт с тобой. Или Фласс с тобой, как говорят у вас на Лярне. Зато теперь у нас будут деньги, чтобы организовать еще одну диверсию против „Конторы“.

Иногда Полю казалось, что уничтожение «Конторы “Игрек”» — вполне достижимая цель, иногда — что даже пытаться бесполезно: «Контора» похожа на разросшуюся грибницу, ее невидимые нити пронизывают Галактику вдоль и поперек. Так или иначе, но именно эта цель заставила Стива, Тину и Поля объединиться с Лиргисо; еще год назад Поль не поверил бы, что дело дойдет до альянса с этим типом. Для «Конторы» все они были субъектами, подлежащими ликвидации (исключение составлял разве что Поль, «сканер» экстра-класса) — в свете этого разногласия с Лиргисо не то, чтобы потеряли значение, но отодвинулись на второй план.

Несколько веков назад «Подразделение Игрек» было официальной силовой структурой при Галактической Ассамблее и специализировалось на борьбе с преступниками-экстрасенсами. С течением времени оно все глубже уходило в тень и все больше выходило из-под контроля Ассамблеи, пока не превратилось в автономную организацию. Специализация тоже претерпела изменения, нынешняя «Контора Игрек» боролась уже не с преступниками, а с «отклонениями от нормы»: как хочешь, так и трактуй.

Что может сделать человек, за которым гоняется никому не подконтрольная взбесившаяся машина? Сбежать от машины либо сломать ее. Или же погибнуть под колесами. Выбор был невелик, и они решили дать бой. Пока что результат — ничья: это не так плохо, если твой противник — мощная и хорошо отлаженная квазигосударственная организация.

Война с «Конторой», как и любая война, требовала финансирования, и они начали, по примеру той же «Конторы», добывать на Рубиконе дерифл. Находил месторождения Поль, сбытом занимался Лиргисо, у которого были давние связи с синисскими компаниями.

Едва ощутимая вибрация. Пока продолжался поиск и Поль блуждал по ту сторону реальности, дерифлодобывающая станция скользила над морским дном, как гигантская темная рыбина, а теперь она трансформировалась в паука, во все стороны раскинувшего лапы-буры. Вибрация в салоне — это лишь слабые отголоски судорог, сотрясающих окрестности. Буры вгрызаются в почву все глубже, по специальным каналам поступает в контейнеры дерифл; для этого используется сложнейшая техника, и Лиргисо ни разу не проговорился, где приобрел оборудование: он обожал секреты и недомолвки.

На экране внешнего обзора присосавшийся к месторождению паук маячил размытым пятном в ледяной синеватой мгле (изображение поступало с зонда-сателлита) — никаких опознавательных огней, промысел-то пиратский. Вокруг сновали странные светящиеся создания: пузыри с длинными зазубренными «носиками», бликующие линзы, окруженные подвижными ресницами-щупальцами, что-то еще, не настолько крупное, чтобы разглядеть детали — только их свет и позволял заметить присутствие постороннего объекта.

За свои неполных двадцать пять лет Поль успел много чего пережить, на Незе он четыре года проработал в полиции, и кто бы ему тогда сказал, что он будет вместе с двумя находящимися в розыске преступниками воровать сырье на чужой планете! Впрочем, если их поймают (а такая вероятность близка к нулю), к нему претензий не будет, поскольку по официальной версии он считается похищенным.

Из-под пластинчатой манжеты выскользнул манипулятор медавтомата с инъектором на конце: ментальный контакт с дерифловым роем приводит к быстрому истощению, приходится делать инъекции общеукрепляющих препаратов и витаминов. Лиргисо настаивал на «коконе», но Поль наотрез отказался: во-первых, с «коконом спасения» у него связаны такие воспоминания, что ему в этой штуке сразу станет плохо, пусть она и призвана обеспечивать оптимальные условия для пациентов любой степени тяжести; во-вторых, там лежишь нагишом, это его тоже не устраивало.

Он прикоснулся к дактилоскопической сенсорной застежке, и лепестки манжеты с чуть слышным металлическим шелестом сомкнулись вокруг запястья. Поль не снимал броню уже около суток. Лиргисо по этому поводу изощрялся в остротах: мол, бронекостюм в качестве ночной пижамы — это более чем оригинально, и Поль может смело претендовать на звание законодателя новой моды, но Полю было наплевать на его издевки. Броня давала ощущение относительной безопасности, остальное не так важно.

— Зимпесова буря! — процедил Лиргисо пресыщенным тоном сноба, просматривающего телепрограмму. — Рубикон старается нас удивить… Хинар, ты успеешь за два часа заполнить контейнеры и убраться отсюда? Я-то могу убраться в любой момент, вместе с тобой и этим изысканным деликатесом в бронированной консервной банке, но бросить станцию было бы жалко.

— Босс, я за полтора часа управлюсь. Но вы лучше телепортируйтесь, а мы потом вернемся.

У Поля давно уже зародилось подозрение, что молчаливый Хинар иногда порядком устает от остроумной болтовни своего босса, но стоически это скрывает. Энбоно — словоохотливая раса, и сменивший тело Лиргисо не собирался изменять старым привычкам.

— Без меня вам будет скучно, особенно Полю… И что вы станете делать, если вас накроет патруль «Конторы»?

Второй довод был достаточно серьезным: Лиргисо в их маленькой группе самый сильный после Стива, в случае стычки он сможет дать отпор хорошо вооруженному патрулю, иначе им не уйти — станция ведь не боевая машина, да и удельный вес дерифла слишком велик, чтобы делать ставку на скорость.

— Я еще и в Нариньон успею, — Лиргисо упал в кресло, мечтательно улыбнулся. — На открытие Королевского фестиваля…

— Плановый облет патрулируемой территории!

Римме нравилось произносить такие слова: чувствуешь себя частицей мощного целого, и даже не простой частицей, а командным узлом — пусть небольшим и не самым важным, но все еще впереди… Правда, сейчас у нее подчиненных только двое, да таких, что лучше бы их не было вовсе.

Клисс — это Клисс, о нем и говорить нечего, а Роберт Кайски вызывал у Риммы инстинктивное недоверие: немного не те интонации, немного не тот взгляд, немного не те реакции, немного не тот запах. Не свой. Она затруднилась бы объяснить, в чем дело, но в детстве она таких презирала и вместе с другими ребятами дразнила, а потом, повзрослев, стала относить парней вроде Роберта к разряду «это несерьезно».

Кирч, Клисс и Кайски все трое начинались на букву К, потому и попали в одну команду. Как же Римма ругалась, когда узнала, кого ей на этот раз подсунули!

Пока она изучала метеосводки, Саймон и стажер подключились с бортового терминала к планетарной Сети, нашли сайт Королевского фестиваля и теперь обменивались впечатлениями о лярнийской принцессе.

— Жуть какая… — увидев лярнийку на экране, пробормотал Роберт. — Это что?

— Считается, что это не «что», а «кто», — хихикнул Клисс. — Мерзость, ага? Прикинь, сколько народа с этого фестиваля заиками на всю жизнь останутся, потому что ее увидели!

Он начал изображать речь заики, а когда замолчал, Роберт с ухмылкой заметил:

— Я себе принцесс другими представлял…

— Так она же негуманоид! — не выдержала Кирч.

— По-ихнему она не то, чтобы принцесса, — Клисс напустил на себя авторитетный вид, и Римме, как всегда в таких случаях, захотелось его срезать. — Официальный титул этой твари — Наследница Властвующей Благоосененного и Добродетельноцветущего Харла. У них на Лярне два государства — Могндоэфра и Харл. В Могндоэфре все они извращенцы, эстеты и ходят с головы до пят в драгоценных камнях, которые вживляют прямо в кожу. Заправляет там Собрание Блистающих Представителей, вроде аристократического парламента, и Лиргисо тоже был в этом Собрании, пока его на дерьмовых делишках не поймали. Короче, все они отморозки. А в Харле строгие нравы и все такое, но они тоже отморозки, это же энбоно. У них есть королева, ее называют Властвующая, но правит не она, а ее родственники мужского пола — высшие иерархи Клана Властвующей. Лиргисо в Харле заочно приговорен к смертной казни. На любую цивилизацию негуманошек погляди — такая мерзость, что даже самое распоследнее человеческое дерьмо рядом с ними будет первосортным продуктом!

— Клисс, ты хоть сам прислушиваешься к тому, что несешь? — ехидно поинтересовалась Римма. — Я имею в виду логику…

— Не мешай, я провожу со стажером разъяснительную работу, — отмахнулся Саймон. — Вот эта Мьясхон, например, с их точки зрения раскрасавица, а посмотришь на нее непредвзятым глазом — гадость, и от человека нельзя требовать, чтобы он относился к гадости без естественной рвотной реакции, это ущемление человеческих прав, — он начал говорить сбивчиво и нервно, с истеричным напором. — Даже если негуманоид вселился в человеческое тело, он все равно останется тварью, и нельзя им это позволять!

— Мы и не позволим, — оборвала Римма. — А ты, Клисс, заткнись, соблюдай дисциплину на борту!

В кабине патрульного бота было тесно, душно, несмотря на включенный кондиционер, и ни пяди лишнего пространства; голос Клисса метался по маленькому помещению, как ошалевший трепещущий мотылек: вроде, мелочь, а заполняет собой весь объем, задевает противно щекочущими крылышками лицо, мешает собраться с мыслями. Римме хотелось его прихлопнуть.

— Сколько же у нее этих самых… — Роберт сделал рукой волнообразное движение. — Что-то не могу сосчитать, шесть или восемь?

— Ага, титек у нее, как у свиноматки! — подхватил Саймон. — Одно слово, гадость! Понятно, почему энбоно все поголовно гомики, раз у них такие самки. На такую посмотришь, и любая замухрышка человеческой расы красавицей покажется, вот наша командир хотя бы…

Римма редко смотрелась в зеркало. Она видела там круглое румяное лицо типичной фермерской дочки, и настроение сразу портилось: разве это внешность для киллера? Если зеркал рядом не было, она чувствовала себя красивой, ловкой, быстрой, и собственным ощущениям доверяла больше, чем чужим словам, а мнение Клисса вообще в грош не ставила, но его фраза непонятно почему ее задела. Тогда Римма и объявила плановый облет.

Клисс поперхнулся на полуслове. Роберт оторвался от экрана, где застыло изображение Наследницы Властвующей Харла. Физиономии у обоих стали сумрачные и озабоченные.

— Так ведь буря эта Зимпесова… — упавшим голосом напомнил Клисс. — Как же мы?

— Мы совершим облет до начала бури, — невозмутимо ответила Кирч. — Согласно штатному распорядку. Это вам не титьки считать! Экипажу занять места, боевая готовность по форме три-шесть!

Экипаж тоскливо переглянулся, плюхнулся в кресла по обе стороны от командирского и начал застегивать ремни безопасности.

Сколько же здесь этих домбергов! Бот двигался на малой высоте (так меньше риска, что его заметит чужой патруль), и деревни морских кочевников проплывали совсем близко: округлые бугристые громадины, каждая с многоэтажное здание, торчат антенны, лохмами паутины колышутся развешанные для просушки сети.

Роберт уткнулся в золотистый от анизотропного покрытия иллюминатор, Кирч с хладнокровным прищуром многоопытного бойца смотрела на экраны.

— Риммочка, сделай лицо попроще, — посоветовал Саймон. — В «Перископе» сказали бы, что ты выглядишь, как в дешевом штампованном фильме, а надо выглядеть, как в жизни.

— Клисс, твоего «Перископа» давно нет, — отозвалась Римма. — От жизни ты отстал, вот и помалкивай.

Вроде, ничего особенного не сказала, и Саймон, вроде, давно привык к тому, что Кирч нет-нет, да и ляпнет что-нибудь бестактное, а все равно стало неприятно. Отстал. Время, когда мир принадлежал ему, безвозвратно ушло вместе с «Перископом», и виноваты в этом были двое клиентов «Конторы», с которыми та никак не могла разделаться — Стив Баталов и Тина Хэдис.

Баталов (вернее, единственный выживший клон ниарского гонщика-дрэггляйдиста Стива Баталова) вначале считался мутантом, но Груша объяснил Саймону, что дело с ним обстоит иначе: это пришелец из Вселенной с иными характеристиками, застрявший в клонированном человеческом теле.

Тина Хэдис в юности эмигрировала с Манокара — покинула его вместе с группой, совершавшей паломничество на Землю-прародину, а обратно не вернулась. Космолайнер, на котором паломники летели домой, попал в катастрофу; потом в космическую больницу, забравшую уцелевших, пришли военные представители с Тергарона: им нужны были женщины-добровольцы для эксперимента по превращению человека в боевого киборга нового типа, с более радикальным, чем раньше, видоизменением костных и мышечных тканей. На беду для Саймона, Тина согласилась — и выжила после экспериментальной операции.

Стив Баталов и Тина Хэдис встретились около девяти лет назад — в результате прекратила свое существование крупная промышленно-торговая корпорация «Галактический Лидер», сгорел синим пламенем «Перископ», Саймон Клисс сел в тюрьму, а несколько позже был открыт пространственный карман и Галактика установила контакт с Лярном.

Несмотря на такую разрушительную деятельность этой парочки, «Контора» до поры, до времени их не трогала. Решение о ликвидации было принято, когда обнаружилось, что Тина Хэдис из нормального человека с модифицированным организмом превратилась в экстрасенса категории «боец», с коэффициентом паранормальных способностей 50-55 (в классификационных сетках «Конторы» соответствующие ячейки помечены красным, что означает: подлежит немедленному уничтожению). Мутация. Наиболее вероятная причина — длительный и тесный контакт Тины с так называемым Стивом Баталовым.

У Лиргисо коэффициент паранормальных способностей еще выше — 85-90. Спустя четыре года после своего побега из тюрьмы и переселения в тело ниарского бизнесмена Криса Мерлея он захватил Тину Хэдис и переместил ее в тело Вероники Ло (которая была тогда не топ-моделью, а нищей иммигранткой с Кутакана Вероникой Лойчевой). Он продержал ее у себя несколько месяцев, пока не появился Баталов и не отобрал свою подружку; в этом промежутке Лиргисо и стал экстрасенсом.

Информация была получена от Вероники Ло — их с Тиной поменяли телами обратно, с помощью силарской установки аналогичного назначения. Агент «Конторы» около месяца проработала у топ-модели ассистенткой косметолога, чтобы собрать по крупицам нужные сведения, но о Лиргисо Вероника мало что знала. Оставалось только удивляться, что этот выродок, при его-то наводящем оторопь коэффициенте, не мутировал раньше, еще на Лярне.

Думая о Лиргисо, Клисс начинал нервничать. Даже странно, что он вытерпел столько пыток и не сошел с ума; а может, все-таки сошел, и сейчас галлюцинирует, и впереди его ждет мучительное возвращение к реальности в застенке у Лиргисо, в компании сторожевого робота модели «цербер»? Римма и Роберт молчали, как двое статистов в затянувшемся сновидении, и Саймона начали одолевать сомнения: а есть ли они на самом деле, есть ли это вспененное море (уже без домбергов, те остались позади) и лохматое белесое небо?

— Человек от негуманошек ничего, кроме гадости, не дождется, — заговорил он, обеспокоено поглядывая на товарищей. Роберт повернулся, Кирч презрительно поморщилась, и у Саймона отлегло от сердца: реагируют — значит, настоящие. — Особенно от лярнийских тварей. Тебе, стажер, когда-нибудь делали пластическую операцию?

— Делали. Когда рожу в драке расквасили, еще до «Конторы».

— С наркозом или без? — с горькой усмешкой уточнил Саймон.

— Кто ж их без наркоза делает? — удивился Роберт.

— Ты, стажер, жизни не знаешь! Мне вот однажды сделали пластическую операцию без наркоза — по заказу Лиргисо. Мне сначала изменили внешность, потом восстановили, как было, и второй раз кромсали по живому без всякой анестезии, потому что этому лярнийскому выродку так захотелось. Это еще не все, он меня заставил мое же ухо съесть. Раз — и отсек ножом, а робот потом нашинковал и полил соусом, и он смеялся, когда я это ел — вот оно, общение человека с тварями! Как сейчас вижу эту чертову позолоченную тарелку и эти кусочки… — у Саймона защипало в глазах. — Ты, стажер, такого не видел! Это же были мои собственные кусочки…

— Клисс, хватит! — оборвала Римма. — Сколько можно слушать про твое ухо? Каждому по десять раз одно и то же рассказываешь, от тебя уже все стреляться готовы! Тебе же новое ухо вырастили, надоело твое нытье.

— Это не нытье, а идеологическая работа! — огрызнулся Саймон. — Пусть стажер послушает, ему полезно. Я с тех пор мясного есть не могу, как увижу какой-нибудь бифштекс или сардельку — сразу кажется, что это чьи-то бывшие уши, и меня тошнит. А Лиргисо еще тихаррианского муруна держал, по кличке Топаз, он вот такой — во, с кошку, вроде сине-зеленого полосатого паука. Я на него однажды сел, и эта ядовитая сволота ка-ак ужалит…

— Отставить разговоры на борту! — Кирч перешла на официальный тон. — Про Топаза ты тоже без конца всем рассказываешь, хватит! Не заткнешься, я после дежурства докладную напишу, и у тебя баллы снимут.

Наступила тишина, потом Роберт кашлянул и тихо спросил:

— Кстати, я давно хотел узнать, зачем нужны эти баллы?

Римма многозначительно ухмыльнулась, но ничего не сказала. Саймон тоже хранил молчание. За прошедшее время он тут много до чего докопался, но зачем нужны баллы — это для него так и осталось тайной. В фирмах, где сотрудники получают зарплату, от количества баллов обычно зависит размер премии, однако в «Конторе» денег не платят. Зачем тогда?.. Это был вопрос без ответа, но каждый старался набрать побольше баллов и все боялись их потерять.

— Ты, Риммочка, не права, — выдержав паузу, возразил Саймон. — Новобранцы «Подразделения Игрек» должны знать, каковы наши враги. Лиргисо подвергал меня бесчеловечным истязаниям, и ему все казалось мало, а ты мне рот затыкаешь…

— Я знаю, почему он так поступил, — перебила Римма. — Потому что ты его достал — так же, как достал всю «Контору»!

— А вот это уже похоже на обеление врага… Докладные, Риммочка, не одна ты умеешь писать. Он издевался надо мной, потому что он тварь с Лярна, а я — настоящий человек. Достал!.. Ну да, я говорил вслух правду о нем и о расе энбоно, так я же тогда не знал, кто он такой. Правду о себе слушать никто не хочет, это факт. И еще я взорвал его виллу, он там чуть не сгорел живьем, так он опять же сам был виноват. Нельзя так изуверски мстить за неудачную попытку.

— Тебя за эту неудачную попытку расстрелять мало, — буркнула Римма. — Именно за то, что она была неудачная! Ты мог уничтожить Лиргисо и оплошал, вот и заткнись.

Ей наплевать на его страдания — так же, как этому атлетически сложенному стажеру с бравой физиономией и грязно-серому, в сгустках мыльной пены, океану за иллюминаторами. Саймон давно уже понял, что живет в Преисподней, и никто здесь не станет тебе сочувствовать. Всем наплевать.

Бессмысленное плановое скольжение над штормовыми хлябями, согласно штатному распорядку. Впереди по курсу замаячило что-то темное.

— Еще один домберг плывет, — сказал Роберт.

— Не-е, стажер, — присмотревшись, хохотнул Саймон. — Этот домберг никуда уже не плывет… Отплавался!

В салоне дерифлодобывающей станции было жарко до цветных пятен перед глазами, как в тропической пустыне. Поскольку речь шла о разведке в Стылом океане, Поль надел бронекостюм, рассчитанный на умеренный либо прохладный климат, и теперь изнывал от жары. Пока продолжался поиск, кондиционер работал в режиме, обеспечивающем максимально комфортные для «сканера» условия, а после опять началось.

— И все-таки, почему ты согласился работать со мной без охраны? Не буду скрывать, меня это радует… обнадеживает… — Лиргисо усмехнулся, глядя Полю в глаза, и, не дождавшись ответа, продолжил: — Но также безмерно интригует. Раньше ты появлялся на моей территории не иначе как под охраной великолепной Тины, и вдруг — такой волнующий сюрприз! Я был бы счастлив услышать комментарии.

— Тина и Стив сейчас громят на Унгане базы «Конторы». Я там не нужен. А деньги нам нужны побыстрее, поэтому было бы нерационально откладывать добычу дерифла.

— Разве это единственная причина? — Лиргисо шагнул к его креслу, оперся о подлокотник — холеная рука, ногти покрыты золотым с черными разводами лаком. — И разве это истинная причина?

Его пальцы слегка касались подлокотника возле запястья Поля: посягательство на личное пространство. Но ссориться по такому поводу — это будет слишком.

— Только то, что я сказал, — отрывисто произнес Поль, стараясь справиться с нарастающим напряжением. — Я не Живущий-в-Прохладе, чтобы вкладывать в каждую фразу по десять кило подтекста.

— Смотрите-ка, он не кинулся в драку! — Лиргисо рассмеялся и отступил от кресла. — Поль, меня приводит в восторг твоя выдержка. На лице непримиримая гримаса, мышцы под броней окаменели, зато никаких скандальных действий! Это восхитительный прогресс, мои поздравления!

— Если б я полез в драку, для кого бы это кончилось плохо?

— Для тебя, — Лиргисо развел руками в жесте насмешливого сожаления. — Полгода назад ты меня избил, но тогда я был беспомощен, как новорожденный, ибо только что поменял тело, а теперь я опять во всеоружии.

— Твои приемы бесполезны против человека в броне.

— О, ты меня недооцениваешь… Голова и кисти рук не защищены, а дерусь я лучше, чем ты. Поль, ты ведь никогда не умел драться по-настоящему.

— Разве?

Утверждение было, мягко говоря, спорным.

— Ты не умеешь получать удовольствие от драки. Даже когда ты меня избил, ты не наслаждался своей мимолетной победой. Ты не любишь причинять боль, и когда ты кидаешься в драку, это для тебя не игра, а отчаянный акт самозащиты, поэтому ты всегда будешь мне проигрывать. Но я, на твое счастье, слишком тебя люблю, чтобы причинить тебе вред.

Поль промолчал. Они находились в неравных условиях: еще чуть-чуть, и его хватит тепловой удар, где уж тут вступать в дискуссию, а Лиргисо одет в соответствии с микроклиматом: шелковая рубашка с расстегнутым воротом, с золотой по синему фону вышивкой, изображающей каких-то совокупляющихся тварей (он любил такие мотивы), брюки из тонкой золотистой ткани. Хинар сидел за пультом в трикотажной безрукавке и легких хлопчатобумажных штанах, и все равно его шея блестела от пота. Лиргисо немного перестарался с кондиционером, и теперь в салоне даже для них жарковато.

— Ты здесь сауну решил устроить? — не выдержал Поль. — Сделай прохладней.

— Лучше ты сними бронекостюм, — ухмыльнулся Лиргисо. — Не могу отрицать, ты и в этой упаковке неотразим, но без нее лучше. Поль, ты меня забавляешь! Дактилоскопические застежки, это ж надо додуматься! Да их можно твоими же пальчиками открыть, и мне так и придется сделать, если ты потеряешь сознание от перегрева. А мерзнуть из-за тебя я не собираюсь, энбоно — теплолюбивая раса.

Поль откинулся в кресле. Плавающих перед глазами цветных пятен стало больше, они пытались сложиться в сплошную подвижную мозаику.

— Скоро будешь готов, — Лиргисо подмигнул. — И тогда я тебя раздену — с самыми невинными намерениями, дабы оказать помощь. Прятать стройное гибкое тело под броней, если не то нет причины — это не только глупо, но еще и жестоко по отношению к окружающим, и в Могндоэфре о тебе сказали бы…

— Извините, босс, наверху кто-то есть, — перебил Хинар. — С зонда поступил сигнал. Какая-то машина, зависла прямо над нами.

— Субмарина? — повернулся к нему Лиргисо.

— Аэрокар.

— Если ты хочешь, сволочь, чтобы я смог их просканировать, выключи эту сауну, — с ненавистью прошептал Поль.

Домберг напоролся на рифы, и вода постепенно заполняла его нижние полости, отделенные друг от друга хрящевыми перегородками, — остановить ее невозможно, слишком много там всяких дыр, щелей и канальцев.

Двигатели уже залило, тоном знатока сообщил Саймон, иначе эти морские голодранцы попытались бы добраться до суши. Там сейчас суета, все они скучились в верхних полостях, а толку-то — все равно потонут. В общем, спета их песенка. Эта штука продержится на плаву еще несколько часов, а после пойдет ко дну, и тогда появится воронка величиной с котлован — жуткая будет картинка, Саймон такое уже видел и снимал.

Патрульный бот облетел вокруг обреченной глыбы, похожей на остров с отвесно уходящими в воду каменными стенами. Из гротов (или из лоджий, или как еще назвать эти выемки?) выглядывали люди, размахивали тряпками, кричали, кто-то выстрелил из ракетницы.

Кирч смотрела на экраны внешнего обзора, плотно сжав губы. Она не сентиментальная дамочка, а боец «Подразделения Игрек», и не будет она из-за них переживать, как бы ни надрывались. Они заслужили свою судьбу.

Римма тоже могла бы жить, как они, бессмысленно и тускло, если бы шесть лет назад не улетела «зайцем» с Яхины и не завербовалась в «Контору». Она вышла в ферзи, а эти, с домберга, остались пешками, так что пусть тонут — жизнь рано или поздно наказывает тех, кто плывет по течению. Всякий раз, когда Римма узнавала о том, что кто-то из пассивных, инертных, обделенных способностями получил от жизни по заслугам, она испытывала удовлетворение, схожее с сексуальным удовольствием, Груша называл это сублимацией.

Поскольку терпящий бедствие домберг находился на патрулируемой территории, Римма выпустила зонд-наблюдатель, как положено по инструкции, и бот снова устремился вперед. Вскоре локатор что-то засек: слабенькое, на пределе разрешения, эхо указывало на присутствие какой-то автоматики. Что там, субмарина? Или глубоководный робот берет на дне пробы? В отличие от Клисса и стажера, Кирч знала о том, что «Контора» добывает на Рубиконе дерифл, но сейчас на этом участке работы не ведутся — значит, там кто-то чужой. И никак не стандартный разведочный робот: при такой глубине для возникновения даже самого слабенького эха на дне должен работать на полную мощность большой буровой агрегат.

Возможно, какая-то из рубиконских компаний в кои-то веки наткнулась на месторождение и теперь торопится высосать весь дерифл, пока о находке не проведали власти (налоги на Рубиконе такие, что легальным бизнесом здесь занимаются только для отвода глаз, иначе в два счета разоришься). Возможно, эхо генерирует подводный аппарат, находящийся недалеко от поверхности. Возможно, это устроенная местными спецслужбами ловушка, рассчитанная на тех, кто занимается пиратским дерифлопромыслом. Вариантов много.

Кирч зафиксировала координаты, выпустила второй зонд и продолжила патрулирование, но больше ничего интересного не попадалось.

Стажер, напуганный Зимпесовой бурей, нервничал, недоверчиво поглядывал на приборы, и Римме приятно было ощущать свое превосходство над этим парнем, с виду таким сильным и крутым. Клисс попытался еще раз рассказать про Топаза и начал издалека: мол, есть уроды, которые заводят домашних животных, чтобы те портили мебель и пакостили в доме, и Лиргисо вот тоже держал тихаррианского муруна, причем с не удаленными ядовитыми железами… Но тут Римма поняла, куда он клонит, и оборвала его.

Завершив облет, бот нырнул в расселину среди скал; Римма отправила командиру звена закодированный рапорт, в котором сообщила об инциденте с домбергом и об эхе.

Настроение было так себе: ей бы сейчас вместе с другими ликвидаторами выслеживать в Нариньоне Лиргисо, а не здесь отсиживаться, в обществе «салаги» и этого пройдохи Клисса, но приказы обсуждению не подлежат.

На экране внешнего обзора первые домберги уже вошли в пролив Сойхо, похожий на затопленную грязной водой улицу, зажатую меж двух рядов мрачных асфальтово-серых небоскребов.

Поль и самому себе не смог бы объяснить, почему согласился работать с Лиргисо без охраны. То, что он сказал вслух; скрытый вызов; стремление убедиться в том, что он способен разобраться со своими проблемами самостоятельно, без чьей-либо защиты и поддержки; притяжение опасности, — все это вместе, но какой из мотивов доминировал? Объяснение представлялось Полю в виде коварно подвижной, нечеткой структуры, похожей на зыбкое облако в сумерках.

Так или иначе, он находился здесь, и ничего скверного до сих пор не произошло, если не считать манипуляций Лиргисо с кондиционером, но это скорее мелкая пакость, чем полновесная неприятность.

Температура в салоне понизилась с тридцати пяти градусов по Цельсию до двадцати двух, и скоро Поль почувствовал себя лучше, зато чужой машины за это время и след простыл.

— Нас засекли, — сказал Хинар. — Неспроста они так долго над нами висели. У них серьезное оснащение, раз они смогли поймать наше эхо. Босс, я думаю, возвращаться сюда второй раз будет рискованно.

— Заполняй все контейнеры до отказа, — распорядился Лиргисо.

— Босс, нам лучше быть начеку. Хорошо бы, если Поль сможет время от времени сканировать, чтобы нас не застали врасплох.

Поль мысленно поблагодарил его, а Лиргисо искривил в чуть заметной ухмылке губы, покрытые синей с золотыми блестками помадой. У Живущих-в-Прохладе (то есть, у могндоэфрийской аристократии, к которой принадлежал Лиргисо) использование декоративной косметики было нормой, но даже среди них он слыл любителем экстремального макияжа; став человеком, он сохранил это невинное пристрастие.

— Я смогу сканировать, если будет не слишком жарко, — предупредил Поль.

— Ты под своей броней весь липкий от пота. Когда вернемся на яхту, тебе стоит принять душ… Сканируй, жарко не будет.

«Стив и Тина прилетают завтра. Я должен продержаться еще сутки, целые сутки…»

— Сканирую, — бросил Поль перед тем, как закрыть глаза.

Он захватил не слишком большой радиус, около десяти километров: рыбы и рыбьи призраки, ни намека на человеческое присутствие. Да он и не сомневался в том, что подозрительная машина уже далеко, но хотел подстраховаться, чтобы Лиргисо не возобновил свои игры с кондиционером.

— Сейчас никого нет, — сообщил он, неловко поднимаясь с кресла.

Тело затекло от долгой неподвижности, он пошатнулся. Медицинский робот моментально отреагировал, подхватил его, манипуляторы звякнули о броню.

— Какое трогательно юное у тебя лицо… — усмехнулся Лиргисо. — И незрелость твоего ума вполне соответствует внешнему облику. Ты думаешь, что бронекостюм — надежная защита? Взгляни-ка на эту жестянку!

Он показал на банку из-под пива, которая стояла на пульте возле локтя Хинара. Банка с тихим скрежетом сплющилась, остатки пива жалкой лужицей вытекли на черную лаковую поверхность пульта. Хинар покосился на босса, но промолчал.

— С бронекостюмом можно сделать то же самое, — невозмутимо продолжил Живущий-в-Прохладе. — И тогда человек, возомнивший себя неуязвимым, будет выдавлен наружу так же, как эта жидкость… или, скорее, как этакая кровавая паста из тюбика.

— Останешься без «сканера» и без союзников, — Поль постарался, чтобы голос прозвучал равнодушно. — Один против «Конторы».

— Поль, ты неподражаем! — Лиргисо закатил глаза к потолку. — И это подтверждает мой тезис о наивности и незрелости твоего ума — нельзя же все принимать на свой счет! Я предложил тебе отвлеченный пример, пищу для размышлений, а ты сразу усмотрел в этом угрозу! Хинар, как тебе это нравится?

Хинар что-то озабоченно промычал, не отрываясь от приборов. За минувшие сутки он показал себя незаурядным дипломатом: не перечил боссу и в то же время не объединялся с ним против Поля, балансируя на грани между лояльностью и безучастностью.

— Сколько еще осталось заполнить? — сменив тон с насмешливого на деловитый, поинтересовался Лиргисо.

— Около половины, босс, — отозвался шиайтианин. — Успеваем.

— Церемония открытия Королевского фестиваля начнется почти одновременно с Зимпесовой бурей, забавное совпадение. Я тоже надеюсь успеть.

— Твой зрелый ум не считает, что в Нариньоне тебе уже подготовили встречу? — спросил Поль. — И агенты «Конторы», и Космопол, и харлийские энбоно, у которых к тебе претензии…

— Было бы непростительно их всех разочаровать, не правда ли? Этак меня ославят трусом, хотя трусость никогда не входила в коллекцию моих пороков, — Лиргисо присел на подлокотник кресла и добавил с подкупающе мягкой снисходительной улыбкой: — Поль, это отнюдь не означает, что я сурово осуждаю тех, кто обделен мужеством. Напротив, я всегда считал, что каждый имеет право на свои пороки и недостатки. Любой недостаток может быть и отвратительным, и очаровательным, все зависит от его обладателя, и среди моих знакомых есть очень симпатичные трусы… Но не будем о присутствующих, ты ведь обидчив. Я намерен побывать в Нариньоне сегодня, поскольку Наследница Властвующей Харла покинет Рубикон уже завтра, и это мой единственный шанс ее увидеть. Поль, ты очень бледен, тебе надо что-нибудь выпить.

Робот-официант протянул бокал. Поль машинально взял, пальцы слегка дрожали от переполнявшего его напряжения.

— Ты боишься многого, и в первую очередь — самого себя, — глядя на него из-под упавших на лицо платиновых и ядовито-зеленых прядей, почти шепотом сказал Лиргисо. — Но если от страхов извне можно спрятаться за спинами Стива и Тины, то от себя не спрячешься нигде… Не потому ли ты здесь, что надеешься получить помощь от меня?

— Ты никому не способен помочь.

Только на последних глотках Поль понял, что выпил кофе-гляссе — залпом, не обратив внимания на торчащую сбоку соломинку.

— Тебе нужен был своего рода психологический массаж, и ты его получил, разве не так?

Поль пожал плечами. Онемение прошло, но мышцы слегка ныли под тяжестью брони.

— Поль, ты когда-нибудь видел кхейглу? — последнее слово Лиргисо произнес на лярнийский манер, с протяжным переливом-взвизгом в середине. — Женщину расы энбоно?

— Кажется, нет.

— О, тогда ты должен посмотреть на Мьясхон. А мне интересно будет посмотреть в этот момент на тебя.

Он взял с сиденья кресла пульт, и в стене напротив вспыхнул еще один экран. Сверкающий каскадами световодов и позолоченными скульптурами зал королевского дворца в Нариньоне, по залу разбрелись гости — и среди них существо, которое выделялось бы где угодно, в любой экзотической толпе. Оно было смысловым центром этой картины и придавало ей налет жутковатой фантазии — словно все это синтезировано художником, перебравшим галлюциногенов. Поль почувствовал оторопь.

— Ну, что ты о ней скажешь? — вывел его из оцепенения насмешливый голос Лиргисо.

— Что я могу сказать о представительнице чужой расы? — Поль снова пожал плечами, движение отозвалось слабой ноющей болью. — На взгляд человека она выглядит странно, но я, с ее точки зрения, наверное, тоже выгляжу странно.

Живущий-в-Прохладе рассмеялся.

— Поль, ты прелесть, и я ценю твою тактичность, но признайся, что вид Мьясхон тебя шокировал!

— Только ее размеры. Вернее, несоответствие размеров… Энбоно, которые с ней, такого же роста, как люди, как все энбоно, которых я видел раньше, а она… — Поль на секунду запнулся, — слишком большая. Это какое-то заболевание?

— Я бы сказал, что для кхейглы она хрупкая и невысокая.

Теперь Поль припомнил, что Тина об этом говорила, но он успел забыть. И еще Тина рассказывала, что была потрясена, когда впервые увидела кхейглу, — что ж, теперь и он испытал похожее потрясение.

Наследница Властвующей Харла возвышалась над толпой, как массивная округлая башня — или, скорее, как громадный иззелена-медный идол варварского божества, украшенный драгоценными подвесками, браслетами и бусами. Поль на глаз сравнил ее рост с ростом окружающих: около трех с половиной метров. Грузное грушевидное туловище на толстых, как колонны, коротких ногах; на груди три пары выпуклостей, деликатно прикрытых жемчужной сеткой. Зеленая кожа усыпана бежевыми пупырышками, напоминающими бородавки, кое-где видны глубокие шрамы.

Голова Мьясхон казалась непропорционально маленькой, а лицо — как у всех представителей расы энбоно: овал, похожий на стилизованную театральную маску, вместо носа — две вертикальных дыхательных щели, слуховые органы — два пучка тонких бледно-зеленых отростков, непрерывно шевелящихся, словно щупальца морских анемонов. С венчающего голову гребневидного утолщения, покрытого перламутровой краской, свисали переливающиеся подвески, их было много, как будто Наследница Властвующей пожелала выставить напоказ сразу все свои украшения.

Энбоно, сопровождающие Мьясхон, кутались в одинаковые темно-зеленые плащи и выглядели суровыми аскетами: никакой косметики, никаких драгоценностей — это ведь не утонченные и распущенные Живущие-в-Прохладе, а харлийские иерархи.

— Деревенщина! — презрительно процедил Лиргисо.

— Она? — Поль вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему.

— О, нет, конечно, разве пристало в таких выражениях отзываться о кхейгле? Я имею в виду этих! — Лиргисо указал на иерархов. — Ни вкуса, ни манер, ни шарма… Унылое зрелище!

— С точки зрения вашей расы Мьясхон красивая?

По мере того, как Поль рассматривал кхейглу, оторопь проходила, ее вытесняло любопытство.

— Поль, твой вопрос наивен, — Лиргисо улыбнулся, ему нравилось ловить собеседников на незнании чего-либо. — К ней такие категории неприменимы. Это энбоно может быть красивым или некрасивым, а кхейгла — другое дело. Она внушает неистовое вожделение, которому невозможно противиться, и отдельные детали ее внешности никакой роли тут не играют. Феромоны плюс заложенный природой инстинкт, все до предела детерминировано. Красота — это из другой области.

— И ты собрался в Нариньон, потому что не можешь противиться инстинкту?

— Я собрался в Нариньон, чтобы посмотреть, как на меня подействует близость кхейглы теперь, когда я уже не энбоно. Мне интересно. Сейчас я вижу Мьясхон, и она меня возбуждает… но ты возбуждаешь меня сильнее. И если ты вдруг предложишь мне выбор между Королевским фестивалем и совместным досугом, боюсь, что в Нариньоне меня не дождутся.

— Да катись, куда хочешь, — Поля передернуло, как обычно, когда разговор съезжал в эту плоскость. — Может, тебя там наконец-то пристрелят, давно пора.

— Трус, — бросил Живущий-в-Прохладе, презрительно и томно глядя на него из-под полуопущенных век. — Лицемер и трус. Можешь морочить голову Тине, а я тебя вижу насквозь — и за это меня нужно пристрелить?

Уставшие от веса брони мышцы заныли сильнее, и Поль понимал, что в драке проиграет, но до чего ему хотелось разбить в кровь это холеное лицо, удлиненное и тонко очерченное, как лица могндоэфрийских энбоно. Однажды получилось, но тогда момент был благоприятный… Он заставил себя отвернуться к экрану, где вперевалку, мелкими шажками, двигалась по залу окруженная чопорными иерархами Мьясхон — словно космолайнер, невесть каким образом очутившийся на автостраде в потоке наземных машин. Поль заметил у нее на голове, у основания гребня, особенно безобразный рваный рубец, частично прикрытый блестящими подвесками.

Ему хотелось спросить о происхождении шрамов и в то же время не хотелось продолжать разговор с Лиргисо.

— Тебя что-то заинтересовало? — осведомился Живущий-в-Прохладе светским тоном, как ни в чем не бывало.

— Откуда у нее столько шрамов? — голос Поля прозвучал отрывисто, хотя он пытался говорить ровно. — Наверное, с ней плохо обращаются?

— Да кто же посмеет плохо обращаться с кхейглой? Все эти отметины Мьясхон заработала в драках с другими кхейглами. Иногда они дерутся между собой, а разнимать их — занятие сродни самоубийству, желающих обычно не находится.

Группа на экране поравнялась с синтетическими зарослями световодов, и Мьясхон, протянув мощную, как у тяжелоатлета, шестипалую руку с позолоченными когтями, попыталась оторвать одну из мерцающих нитей. Иерархи засуетились. Звука не было, но изумрудные губы энбоно оживленно шевелились, слуховые отростки тревожно подрагивали.

Лиргисо, глядя на эту сценку, коротко рассмеялся.

— На Лярне очень развито искусство любви, а все потому, что для энбоно это вопрос жизни и смерти — ведь если кхейгле не понравится то, что ты с ней делаешь, она тебя на месте прихлопнет. Или надает затрещин и прогонит, после чего ты станешь предметом всеобщих насмешек. Со мной такого ни разу не случалось. Я рано освоил тонкости любовных игр и с течением времени достиг в этой области совершенства. Поль, я знаю множество приемов, с помощью которых можно заставить противника… о, извиняюсь, партнера испытывать безумное наслаждение. Это не менее изощренное искусство, чем древнелярнийская техника рукопашного боя. Возможно, ты мне на слово не веришь, но я мог бы кое-что продемонстрировать, если ты наконец-то снимешь броню.

— Заткнись, — сквозь зубы бросил Поль. — Мне наплевать и на твои заскоки, и на твои приемы. Наплевать, понял?

— Одно удовольствие наблюдать, как ты бесишься!

Мьясхон выдрала-таки световод, но волшебно сияющая нить сразу погасла. Нежно-зеленое лицо кхейглы, похожее на плоскую стилизованную маску, обижено сморщилось. Энбоно что-то наперебой говорили, один из них достал из-под плаща и протянул ей розоватый шарик — Мьясхон выхватила его, запихнула в рот и начала энергично двигать челюстями.

Робот поправлял накренившуюся композицию из световодов, а гости — люди, гинтийцы, шиайтиане — косились на группу лярнийцев с умеренным вежливым интересом: мало ли, какие странности проявляет особа королевской крови, принадлежащая к негуманоидной расе?

— После Контакта, когда и могндоэфрийские, и харлийские власти изъявили желание присоединиться к Галактической Ассамблее, Лярн подвергся нашествию всевозможных правозащитных комиссий и ученых экспертов, — снова заговорил Лиргисо. — Тогда упразднили рабство и наделили гражданскими правами чливьясов и негов — совершенно напрасно, ибо они рождены, чтобы быть рабами. Также встал вопрос о половой дискриминации, но тут уж экспертам пришлось признать, что кхейглы от природы обладают интеллектом на уровне пятилетнего ребенка человеческой расы. Я слышал, что во время этих расследований одна кхейгла чуть не оторвала голову эксперту-человеку, беднягу с трудом у нее отняли… Поль, в чем дело? Неужели ты на что-то обиделся? Да это же смешно! Ты слишком изнежен — не физически, а духовно, однако это ничуть не лучше чрезмерной телесной хрупкости.

Салон станции достаточно просторен для троих, но здесь не уединишься. Как будто находишься в чашечке гигантского сине-черно-перламутрового цветка с прожилками и изгибами, вызывающими, если начнешь присматриваться, ощущение скольжения по извилистой траектории (Лиргисо, когда оформлял интерьеры, руководствовался исключительно своим вкусом, довольно-таки своеобразным). Влажный блеск металлических элементов и вкрадчивый, темный, цветочный аромат лярнийских духов Живущего-в-Прохладе усиливали эту иллюзию.

Ты пойман плотоядным цветком, заперт в его чашечке, а еще хуже то, что рядом находится хищное ядовитое насекомое, оно вьется вокруг и мучает тебя, и сбежать от него некуда. Поль понимал, что близок к срыву. Только мысль о том, что Лиргисо этого и добивается, помогала ему держать себя в руках. Он отошел, сел в свое кресло, но Живущий-в-Прохладе последовал за ним и устроился напротив.

— Когда я был ребенком, меня чуть не убила кхейгла, — сообщил он с доверительной улыбкой. — Они очень заботливые матери, но лишь до тех пор, пока ребенок не достигнет десятилетнего возраста. Потом инстинкт отключается, и детей у них забирают, чтобы не вышло беды. Мне было почти десять, и я тогда едва не погиб. Двух других детей она у меня на глазах убила, третьего серьезно покалечила. Это самое острое впечатление моего детства. Конечно же, не единственное. Позже меня изнасиловал директор школы, где я учился, но это случилось, когда я уже был подростком. Признаться, я сам же его и спровоцировал — мне отчаянно хотелось приобщиться к этой стороне жизни… а кроме того, после инцидента я мог рассчитывать на поблажки, которые другим ученикам и не снились. Какую из этих историй тебе рассказать — про кхейглу или про директора школы?

— Про кхейглу, — мрачно сказал Поль.

Отвечать «никакую» не имело смысла, все равно Лиргисо не оставит его в покое.

— Эта кхейгла была моей матерью. В моем сухрамьяллу, — Лиргисо и это слово произнес с характерным для лярнийской речи музыкальным переливом, — было пять энбоно, трое из них с дефектами, означающими смертный приговор для новорожденного, и одна мертворожденная кхейгла. Обычная печальная статистика. Впрочем, бывает и так, что во всем сухрамьяллу нет ни одного нормального младенца. Сухрамьяллу — это непереводимо. Такие слова, как «выводок» или «помет» не подходят, поскольку речь идет не о животных, а о детях высокоразвитой расы.

Лиргисо рассказывал очень живо и сопровождал повествование иллюстрациями; энбоно — раса прирожденных рисовальщиков, и даже после смены тела эта способность осталась при нем.

Он быстрыми штрихами набрасывал на вырванном из блокнота листке очередную картинку и клал на столик перед Полем. Рисунки были черно-белые, но Лиргисо не забывал упомянуть о красках и запахах, так что Поль словно видел наяву громадное изжелта-белое кольцевидное здание, в котором жили кхейглы с маленькими детьми; песчаные пляжи и теплые оранжевые бассейны в необъятном, как поле стадиона, внутреннем дворе под зеленоватым небом; старую каменную галерею с вазами в нишах в восточной части двора. Воздух там был густой, сладковатый, и жизнь в буквальном смысле слова бурлила: бегали, плескались в бассейнах и шумели дети, кричали на них и друг на друга кхейглы, суетились чливьясы-рабы — темнокожие низкорослые существа с гребнями вдоль спины.

Климат на Лярне жаркий и влажный, штукатурка там долго не живет — на ней появляются извилистые трещины, похожие на уводящие в запредельное царство хаоса тропинки, а также пестрые кляксы мха-стеноеда. В тот день несколько чливьясов заново штукатурило стену неподалеку от бассейна, в котором нежились кхейглы — те сидели в воде так, что плечи едва выступали наружу, и алмазные подвески на их гребнях отливали зеленым, сверкая в лучах Изумрудного солнца. Вот, посмотри, как это выглядело…

Поль с любопытством смотрел на картинки, но расслабиться себе не позволял. Лиргисо из кожи вон лезет, чтобы наладить отношения; он умеет и заинтересовывать, и очаровывать, однако на Поля его приемы не действовали — и это была одна из причин, почему Живущий-в-Прохладе так безжалостно изводил его насмешками.

Пусть Лиргисо утверждал, что видит Поля насквозь, на самом деле он даже близко не представлял, что это такое. Для того чтобы видеть других насквозь — видеть суть сквозь все иллюзорные оболочки — надо быть «сканером». Лиргисо заэкранирован, поэтому сейчас его нечеловеческим зрением «сканера» не увидишь, но Поль знал, как он выглядит, и этого знания хватало, чтобы не попадаться на его обаятельные уловки.

На новой картинке стайка детей-энбоно утащила у чливьясов ведро штукатурки (оно небольшое, иначе маленькие тщедушные рабы не смогли бы его поднять), и те растерянно смотрят вслед: отнимать ведро нельзя, ведь это юные господа!

На следующем рисунке дети швыряют комки вязкой массы в кхейгл, отдыхающих в бассейне. Обычная шалость, кхейглы в таких случаях не сердятся. Но… Это уже достаточно большие дети. Как раз тот возраст, когда кхейгла, повинуясь заложенной природой программе, перестает воспринимать ребенка как детеныша. И вот одна кхейгла, которой залепили комком штукатурки в гребень, выскакивает из бассейна и бросается к детям.

Те отбегают — веселая игра! — а кхейгла бьет первого попавшегося кулаком по голове. Он падает, и тогда она бьет его ногой, так что слышен хруст костей. Остальные кидаются наутек: происходит такое, чего раньше не бывало, непонятное, страшное. Трое маленьких энбоно помчались в сторону галереи в восточной части двора, вот за ними-то кхейгла и погналась.

— …Там была глубокая ниша, и в ней стояла ваза величиной с взрослого чливьяса — около метра в высоту. Видишь, вот такая… Глубина за вазой достаточная, чтобы кхейгла до тебя не дотянулась. Я забрался в нишу и остался жив, единственный из троих. А ты бы на моем месте не уцелел… Не потому, что не успел бы добежать, но ты бы наверняка пропустил вперед кого-нибудь другого, — Лиргисо смотрел на Поля с грустной усмешкой превосходства. — Я добежал вторым, оттолкнул товарища, который опередил меня, и забрался в нишу, а он — следом за мной. Третьего ребенка, самого медлительного, кхейгла схватила. Она швырнула его на песок и топтала до тех пор, пока он не перестал пищать и шевелиться. Ладно уж, это рисовать не буду… Потом она вытащила из ниши второго и размозжила ему голову, ударив о стенку, а после попыталась достать меня, но ей не хватило нескольких сантиметров. Как сейчас вижу ее большую руку с длинными когтями, золотисто-розовыми, как плоды лекки. Один коготь был слегка искривлен, а второй сломан в недавней драке с другой кхейглой, и еще они были измазаны свежей кровью. Она рычала и ругалась так, как обычно ругаются кхейглы — выкрикивала бессмысленные односложные слова. Потом кто-то позвал ее и бросил на песок нифту — лакомство с добавлением успокаивающего снадобья, кхейглы его любят. Она схватила угощение и начала есть, а обо мне забыла.

Последняя картинка: в арке ниши, за силуэтом вазы, умиротворенная кхейгла держит надкушенный шарик вроде того, что иерархи дали Мьясхон.

— Поль, я был потрясен, — все с той же грустной усмешкой продолжал Лиргисо. — Спокойно созерцать смерть, причинять другим боль и получать от этого удовольствие, терпеть боль и при этом улыбаться — всему этому я научился позже, а тогда я сидел в нише и плакал — от страха, от жалости к себе и к растерзанным товарищам по играм, оттого, что кхейгла-мать вдруг перестала быть доброй. На следующий день и меня, и других подросших детей забрали из обители кхейгл и отправили в школу. Тот ребенок, которого кхейгла поймала около бассейна, не умер, но остался калекой — он достиг возраста, когда у юных энбоно в Могндоэфре удаляют бугорки тейну, чтобы вживить на их место драгоценные камни, и ушел во Фласс, поскольку у него не было будущего.

— Ее судили за убийство детей? — спросил Поль.

— Нет. Кхейгла не может отвечать за свои действия. Это был несчастный случай, а не преступление. Чливьясов наказали — всю группу, которая в тот день штукатурила стену, скормили Флассу.

— Они-то в чем были виноваты?

— Так полагалось по закону. Если уж для рабов установлены определенные правила, регламентирующие проступки и наказания, отступать от них нельзя ни под каким видом, независимо от того, справедливо это или нет, иначе рабы очень скоро отобьются от рук, — Лиргисо скорчил насмешливо-сожалеющую гримасу. — Говорю тебе это, как бывший рабовладелец.

— Не люблю рабовладельцев, — бросил Поль с вызовом, неприязненно сощурив глаза — как в ту пору, когда он в очередной раз нарывался на уличную драку в ночном Кеодосе.

— Поль, я же бывший! — Живущий-в-Прохладе обезоруживающе улыбнулся. — Теперь у меня одни роботы… и Хинар, которому я плачу зарплату, и который возится с контейнерами удручающе долго.

— Босс, я выжимаю из буровой установки все что можно, — отозвался шиайтианин. — Тут не одна большая каверна, а гроздь мелких, посмотрите сами. Скормить-то вы меня можете кому угодно, но наша техника от этого быстрей работать не станет.

— Да перестань, Хинар, я ведь пошутил, — вздохнул Лиргисо. — Разве я когда-нибудь сомневался в твоих профессиональных качествах? Еще не хватало, чтобы ты стал таким же чувствительным, как Поль!

Хинаром Лиргисо дорожил: тот был первоклассным пилотом и навигатором-гиперпространственником. Когда его выгнали за употребление наркотиков из Ниарского Военно-Космического Флота, Лиргисо взял его к себе, при условии, что Хинар принесет ему клятву вассала, как принято у кедисэйтху — шиайтианской младшей аристократии. Выросший на Незе Поль не понимал, зачем нужны такие навороты, как клятва верности, сопровождаемая ритуальным кровопусканием (особенно если учесть, что для самого Лиргисо клятвы всегда были не более чем тактической уловкой), но, видимо, Живущий-в-Прохладе и потомственный кедисэйтху находили в этом особый шик. Они не просто пара преступников-соучастников, а двое аристократов, господин и вассал — это стильно, и плебсу этого не понять.

— Значит, чливьясов ни за что убили, а кхейгла не понесла никакой ответственности?

— Я же сказал, нет. Кхейглы неприкосновенны. Их слишком мало — генетический дисбаланс, и жизнь кхейглы ценится намного выше, чем жизнь любого энбоно, взрослого или ребенка. Увы, все попытки цивилизовать их бесполезны. Изредка удается научить какую-нибудь кхейглу читать и писать на самом примитивном уровне — особенно увлекаются этим в Харле, так как Властвующая должна собственноручно подписывать государственные указы. Не удивлюсь, если Мьясхон умеет считать до дюжины и способна кое-как накарябать несколько простеньких иероглифов — интеллектуалка!

Поль вновь посмотрел на кхейглу, окруженную свитой. Сейчас он разглядывал ее внимательнее, чем в первый раз, и ему показалось, что с ней что-то не в порядке. Огромные глаза цвета спелой вишни словно подернуты прозрачной дымкой — это производит болезненное впечатление.

Когда он сказал об этом, Лиргисо засмеялся:

— Ты наблюдателен, этого у тебя не отнимешь. Ну конечно, ей дали сильнодействующий наркотик, иначе кхейгла натворит дел на Королевском фестивале! И это главная причина того, почему визит Мьясхон будет столь кратким: долго держать ее на таких снадобьях нельзя, это может повредить ее здоровью. Все это добродетельноцветущее дурачье, — Живущий-в-Прохладе кивнул на иерархов, — тоже под дозой. Наглотались пилюль, подавляющих половое влечение. Я-то определил это сразу, по характеру движений их слуховых отростков, но такие нюансы заметит только энбоно. Поль, ты выглядишь грустным. Давай расскажу тебе на десерт, как я стал жертвой директора школы — пикантная и забавная история, и никто в финале не умер. Разумеется, с иллюстрациями…

— Я сейчас буду сканировать. С захватом широкого радиуса, так что не мешай.

— Боишься, что мои картинки тебя смутят?

— Не мешай, сканирую, — повторил Поль.

Потустороннее пространство успело измениться: теперь его вдоль и поперек рассекали трепещущие мутно-радужные перепонки, к ним можно прилипнуть, а их подчиненный сложному ритму трепет вызывает тошноту. С таким явлением Поль никогда раньше не сталкивался. Может, оно как-то связано с надвигающейся Зимпесовой бурей?

Он все же мог видеть сквозь эти нематериальные перепонки, полотнища, плоскости, хотя и хуже, чем если без них. Он постепенно расширял радиус поиска, но ни людей, ни других носителей разума вокруг не было. Чувствовать неодушевленную автоматику Поль не умел, так что о механических соглядатаях пусть позаботится Лиргисо.

Никого, никого, никого… И вдруг он ощутил присутствие целой толпы, охваченной тоской и отчаянием. Он вздрогнул — настолько мучительным было это внезапное соприкосновение.

— Поль, что с тобой? — донесся голос Лиргисо.

— Там!.. — он вытянул правую руку назад и вверх, показывая направление. — Кто-то есть, их очень много, им плохо. Я не знаю, кто это, надо выяснить.

Он открыл глаза, вытер ладонью лицо — казалось, что на коже остались клейкие следы от потусторонних перепонок.

— Поль, все в порядке, — Хинар развернулся вместе с креслом, чтобы посмотреть, куда он показывает. — Там домберг тонет. Домберг — помнишь, ты спрашивал, что это за штуки? Я его сигнал бедствия еще полтора часа назад принял.

Вся «Контора Игрек» уже смирилась с неистребимостью Саймона Клисса — но не Римма Кирч. Римма считала, что этому скользкому, как грязный обмылок, типу, бывшему эксцессеру, доверять нельзя. С ней никто и не спорил — действительно, нельзя, зато свое дело он знает: вон сколько у него на счету успешно реализованных проектов! Если надо подмочить чью-то репутацию, привлечь внимание общественности к фактам, которые иначе останутся незамеченными, исказить какую-либо информацию — лучшего разработчика, чем Клисс, не найдешь, так что его нужно держать под контролем, но ни в коем случае не гнать.

Римме казалось, что все они ошибаются, даже Маршал. Хотя нет, что за глупость, Маршал ошибаться не может. Просто он слишком занят, чтобы разбираться с каждым, поэтому надо собрать на Клисса досье и положить к нему на стол — тогда проныре Саймону конец.

Домберг на экране был похож на доисторического зверя мамонта, тонущего в зыбучке — Римма когда-то видела картинку в детской книжке. Такая же обреченная темная глыба, только у мамонта был еще печальный круглый глаз и хобот, задранный к небу.

Римме нравилась идея, что численность неспособных и малоимущих нужно сокращать. Именно публику этого сорта она и ненавидела по-настоящему, а вовсе не экстрасенсов, извращенцев и мутантов, на которых охотилась «Контора». Последние были для Риммы противниками, объектами отстрела, но не вызывали у нее таких чувств, как какой-нибудь спившийся бомж, или безмозглая скандальная тетка, или ограниченный и невзрачный мелкий чиновник. Вот это — настоящие враги! В этом окружении Римма выросла, от этой жизни она сбежала.

Дома ей сулили карьеру рекламной модели: мол, с ее внешностью румяной, как наливное яблочко, деревенской простушки она может сниматься в роликах, рекламирующих доильные автоматы или синтетические удобрения — будущее обеспечено! Тьфу… И Римма удрала «зайцем» из яхинианского сельскохозяйственного рая на Рубикон, известный своими подпольными клиниками, где людей превращают в киборгов. Она хотела поднакопить денег и стать боевым киборгом, как Тина Хэдис.

На Рубиконе Римма научилась воровать. Проституция — слишком грязное занятие, но прикинуться проституткой, заманить клиента в укромное место и парализовать, а потом опустошить его карманы — это ничего, можно. Вероятно, рано или поздно Римма нарвалась бы на полицейского агента, но ей повезло: до того, как это случилось, она нарвалась на парня из «Конторы». Тот оценил ее способности, и ей предложили работать в организации.

В ее жизни появился Маршал. Когда Римма думала о нем, ее переполнял смешанный с благоговейным обожанием восторг: впереди шагает самый сильный и самый мудрый, а ты можешь следовать за ним и выполнять все, что он скажет. Это Жизнь с большой буквы — не то, что прозябание в скучном городишке, среди погруженных в вечный полусон обывателей. Вот только своей внешностью Римма была недовольна: ей хотелось быть бледной и зловещей, как лезвие кинжала, и она мечтала о пластической операции, но в «Конторе» это можно лишь в интересах дела, по распоряжению руководства, так что мечта оставалась ее маленьким секретом.

Кирч сидела в командирском кресле, подтянув колени к подбородку, и смотрела, не отрываясь, на домберг: как будто посреди океана умирает большое животное… Так и есть. Вся эта людская масса, запертая в домберге, немногим отличается от стада животных.

Клисс вовсю ерничал по поводу ожидаемой гибели домберга, и Роберт старался от него не отставать. Римме хотелось пристрелить обоих. Или заткнуть уши, но такой жест уронит достоинство командира патруля, и она, сохраняя неподвижность сфинкса, слушала возбужденную, взахлеб, болтовню Саймона и сопровождаемые неуверенным нервным смешком реплики «салаги». Трепачи. Римма не испытывала жалости к людям из домберга, но эти потуги черного юмора были ей неприятны.

Растянувшаяся на несколько часов трагедия в Стылом океане представлялась ей своего рода сакральным действом, жертвоприношением: Жизнь избавляется от тех, кто не хочет бороться и таким образом предает ее, наглядный пример торжества справедливости. Римма была заодно с Жизнью, которая казнит слабых и никчемных, происходящее наполняло ее сладким трепетом удовлетворения, а два пошляка, Клисс и стажер, все портили.

— Во, опять SOS послали! — охваченный нервозным весельем Саймон ткнул пальцем в сторону экрана, где скользили «бегущей строкой» сообщения из эфира. — Во, смотри: «Заберите отсюда хотя бы наших детей». Это ловушка! Если спасатели туда сунутся, они сразу все ломанутся, жить-то охота. Так ты, салага, не допер еще, как правильно — утопление или утонутие?

— Утопитие! — подстраиваясь под него, хихикнул Роберт.

— Молчать! — не выдержала Кирч. — Слишком много трепа на борту! Отставить разговоры и осуществлять наблюдение в стандартном режиме, иначе под трибунал.

После этого наступила тишина. Саймон, правда, издал напоследок глухой смешок — мол, командуй, не командуй, а я все равно не твой подчиненный, — но рта больше не открывал. Римма обвела взглядом экраны и шумно вздохнула. Потом, нахмурившись, еще раз взглянула на центральный экран в нижнем ряду: так и есть, домберг, на который поставил Роберт, первым из трех подобрался к каменным воротам в пролив Сойхо, и теперь все выложенные на столик шоколадки в ярких обертках достанутся «салаге».

В полицейской школе, где Поль два года учился после колледжа, был предмет с длинным названием: «Использование для аварийно-спасательных работ неспециализированного оборудования». На этих занятиях курсантов учили решать такие проблемы нестандартными способами, с помощью любой подручной техники. Поль и сейчас очень быстро просчитал, что надо сделать: если дерифлодобывающая станция прикрепится к брюху домберга (роль фиксаторов выполнят лапы-буры, способные поворачиваться под любым углом), можно будет отбуксировать эту громадину к берегу.

Когда он изложил свой план, Хинар сказал, что технически это осуществимо, и даже Лиргисо снисходительно обронил, что выдумка Поля не лишена остроумия, но его предложение так и сделать повергло обоих в легкий шок.

Не будь здесь Лиргисо, шиайтианина Поль, возможно, сумел бы уговорить, сыграв на его пристрастии к трудноразрешимым задачам — тот любил блеснуть профессионализмом, продемонстрировать такое, что получится не у всякого. Но Хинар подчинялся боссу, а босса судьба домберга не волновала.

— Поль, ты ведь лучше, чем кто бы то ни было, знаешь о том, что смерти в расхожем понимании этого слова нет, — Живущий-в-Прохладе охотно включился в дискуссию — чем не развлечение. — Есть всего лишь уход в тот мир, который ты посещаешь, не умирая, а потом, если верить древним лярнийским трактатам — новое рождение. Так стоит ли волноваться? Жизнь на домбергах отвратительна, смерть для этих людей будет избавлением.

— Не решай за других. Они не хотят умирать — когда я наткнулся на них, я это почувствовал. Что нам мешает помочь им?

— Не буду же я ради домберга рисковать станцией и грузом, — Лиргисо, опершись локтем о подлокотник кресла, любовался черно-золотыми разводами лака на своих ногтях, в его голосе сквозила скука.

Хинар продолжал заниматься своим делом и в споре не участвовал. Похоже, он вообще их не слушал, сосредоточившись на цифрах и графиках, отображающих заполнение контейнеров.

— Ты постоянно насмехаешься над человеческой меркантильностью: по-твоему, для людей главное — деньги, а ты, Живущий-в-Прохладе, якобы выше этого. Ты сейчас не меркантилен, ага?

— Поль, тебе известно, сколько стоит наш дерифл? — Лиргисо, игнорируя вызов, задал вопрос ласковым тоном.

— Наверное, около миллиона?

— Не угадал. Несколько миллиардов. Я не меркантилен, но я не сумасшедший, чтобы из-за твоей прихоти нести такие убытки.

— Я возмещу тебе убытки. Найду новое месторождение, не хуже этого.

— Нет, — холодно отрезал Живущий-в-Прохладе.

— Ты ничем не отличаешься от тех людей и гинтийцев, которые убиваются из-за лишней сотни кредиток.

Поль пытался нащупать, чем его все-таки можно пронять. Не случайно он упомянул гинтийцев — об их скупости ходили анекдоты.

— Отличаюсь, — Лиргисо бросил на него надменный взгляд из-под занавеса упавших на лицо волос. — Если бы на этом домберге находился ты, или великолепная Тина, или мой старый приятель Тлемлелх — пусть он и дурак, но его картины бесподобны, — поверь, мое решение было бы иным. Поль, что это за пародия на скептическую гримасу? Если ты недостаточно хорошо владеешь своими лицевыми мышцами, потренируйся перед зеркалом. Надо вот так, — он отбросил волосы назад и состроил скептически-презрительную мину, — но у тебя не получится. Уверяю тебя, домберг не стоит даже значительно меньшей жертвы. Мы с Хинаром на одном таком побывали, еще в то время, когда я был Крисом Мерлеем. Я люблю посещать всякие странные местечки, домберг тоже привлек меня своей экзотикой. Я собирался облазить его сверху донизу, как подобает любопытному туристу, потом взять какую-нибудь девушку или красивого юношу вроде тебя… Поль, твоя гримаса опять далека от совершенства, лучше не позорься! Мои планы разбились вдребезги. Домберг внутри — это омерзительная грязь и вонь, покрытые болячками оборванцы, кишащие паразиты… Моя плоть оставалась холодной и безучастной, я никого там не захотел, и после беглой обзорной экскурсии мы с Хинаром оттуда малодушно сбежали. Хинар, помнишь?

— Угу, босс, — поддакнул шиайтианин. — Самая малость, и с контейнерами я закончу.

— Прекрасно. Поль, скоро мы вернемся в сауну… о, я хотел сказать, на яхту. Было бы любопытно посмотреть, как домберг утонет, но нам надо поторопиться.

— Послушай, там же люди погибнут!

Поль рывком поднялся с кресла, но тут же упал обратно, вернее — его швырнуло обратно, прижало к мягкой спинке, и освободиться он не мог, невидимые захваты не отпускали.

Живущий-в-Прохладе смотрел на него с нарочито невинной улыбкой. Он владел телекинезом, а Поль — нет, какие уж тут драки…

— Сиди смирно. А то начнешь метаться по салону, что-нибудь опрокинешь. Еще и Хинару будешь мешать.

Страх проснулся внезапно, как будто Поля полоснули ножом. Он научился усыплять этот страх, но усыпить и избавиться — разные вещи. Он сказал себе, что Лиргисо вряд ли захочет ссоры со Стивом и Тиной, однако это был неутешительный довод: если с тобой считаются только потому, что не хотят конфликта с третьей стороной, сильной твою позицию не назовешь.

— Сейчас ты особенно красив, — заметил Живущий-в-Прохладе. — Бледное точеное лицо, и на нем испуганно светятся изумительные темно-карие глаза, на меня это безумно действует…

Поль уже заметил, что на него это «действует», и от этого страх усилился до тошноты, до той степени, когда все вокруг становится размытым и слегка плывет.

— При других обстоятельствах я бы, пожалуй, согласился спасти домберг, чтобы сделать тебе приятное, — заговорил Лиргисо, глядя в сторону (он легко возбуждался, но умел брать себя под контроль). — В обмен на кое-какие уступки с твоей стороны… К сожалению, ситуация не располагает. Мы должны выйти из зоны Зимпесовой бури до того, как она начнется, и поскорее добраться до яхты. Возможно, по дороге нас ждет пошлейшая драка с патрулем либо с такими же, как мы, браконьерами, кто-то ведь нас выследил.

О домберге Поль за эти несколько секунд успел забыть, но теперь мысль о нем оттеснила страх на второй план.

— Это ненормально, когда люди гибнут, а их вот так бросают на произвол судьбы. Если бы это случилось на Незе, у нас бы давно уже подняли по тревоге все спасательные службы.

— Твой Нез — очаровательное местечко, но мы сейчас на Рубиконе. В рубиконских полицейских школах учат по другим учебникам. Впрочем, ты вспомни, когда ты работал в незийском иммиграционном контроле, ты вылавливал нелегалов — таких же, как этот сброд в домберге, и вы от них без сожаления избавлялись, не правда ли?

— Мы ведь не на смерть их выбрасывали, а отправляли на планеты, где нужны колонисты, — возразил Поль после заминки.

— Вы от них избавлялись, и вряд ли ты после этого интересовался их судьбой, так какое тебе дело до домберга? Видно, таков его рок — его аргхмо, как сказали бы на Лярне. Рекомендую тебе что-нибудь выпить, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

Робот-официант развернулся к креслу Поля, на его откидном столике стояло три чашки и четыре бокала — на выбор.

— Значит, они там пусть умирают, а мы будем пить напитки и отвлекаться от грустных мыслей?

— Вот именно, — усмехнулся Лиргисо. — Для такой чувствительной натуры, как ты, это будет полезное упражнение.

Словно берешь предметы, а те выскальзывают из пальцев, и ты ничего не можешь удержать; вещи, люди, обстоятельства — ничто тебе не подчиняется. Поль медленно протянул руку, взял у робота чашку черного кофе — просто чтобы убедиться, что хотя бы эту чашку он удержит. После нескольких глотков он сумел немного успокоиться.

Люди не должны умирать, если их можно спасти — так его учили в полицейской школе, а еще до школы он сам это знал. Если бы там учили вещам, не совпадающим с его собственными представлениями, он бы там надолго не задержался, и он никогда бы не пошел в полицейские на Рубиконе.

Правая дверь ведет из салона в машинный отсек. За левой — коридор, и там еще три двери: в туалет, в отсек с парой спасательных капсул-аэроамфибий и в кладовку.

Взять в кладовке оружие, направить на Лиргисо и потребовать, чтобы Хинар занялся спасением домберга?.. Бесполезно. Лиргисо опять применит телекинез, или бесконтактно выведет оружие из строя, или, что будет намного хуже и противней, воспользуется своими способностями к энергетическому вампиризму.

Но кто сказал, что заложником должен быть обязательно Лиргисо?

Когда Поль встал, мягкий толчок, как и в прошлый раз, бросил его обратно в кресло.

— Перестань, — Поль поморщился, главным образом для того, чтобы Лиргисо по выражению его лица ни о чем не догадался. — По крайней мере, в туалет на пять минут ты меня выпустишь?

Уже начал сгущаться туман из тех, что местные называют «русалочьим молоком» — первый признак Зимпесовой бури. Он стекал с неба и поднимался от мутного вспененного океана, расслаивался на никуда не ведущие коридоры, полости, слепые зоны, где не видно ни зги, как будто тебя и впрямь окунули в молоко. Длинные рваные перемычки соединяли области высокой плотности тумана друг с другом. Сверху все это напоминало недоделанный лабиринт в каком-нибудь снежном городке.

Приборы пока не врали, вот только табло, показывающее температуру за бортом, непрерывно мигало: температура воздуха скакала вверх-вниз, датчики еле поспевали за ее пляской.

Кирч уже выключила бортовой компьютер, все равно зависнет. Изображение на экранах было нестабильным, искажалось, подрагивало. Скоро все откажет, останется только гиперсвязь — ей никакие катаклизмы не страшны, зато батарейки для передатчика стоят столько, что ежели ты, к примеру, воспользуешься им для коротенького личного разговора, тебе потом не сносить головы. А какие отчеты ежеквартально сдают те, кто имеет к гиперсвязи официальный допуск — все по секундам расписано!

Саймон знал, что у командира патрульного звена есть пеленгатор, и сейчас его поисковой луч вовсю шарит по окрестностям: если кто-то здесь разжился дерифлом, пусть он только полслова скажет! Саймон считал, что они там понапрасну подотчетные батарейки переводят — не дураки же те добытчики, чтобы кричать о своей удаче по гиперсвязи. Разве что они из государственной компании и захотят переговорить с базовым кораблем.

Если патрули «Конторы Игрек» ограбят рубиконское королевское судно, это будет криминал и терроризм, но ради святых целей можно все, даже то, что нельзя. А Отдел по связям с общественностью для того и существует, чтобы на «Контору» не подумали.

— Жаль, воронку не увидим, — Саймон кивнул на экран с домбергом — изображение перекосилось, как растянутая по диагонали эластичная тряпка. — Буря начнется раньше.

— Опять посторонняя болтовня, — буркнула Кирч (видно, ей игра в молчанку еще не надоела). И добавила, медленно и многозначительно, словно не с подчиненными разговаривала, а сама с собой: — Мне бы сейчас не вас тут пасти, а в Нариньоне должок с Лиргисо получить…

Саймон тоже был причастен к этой истории: драить на «Гиппогрифе» седьмой отсек им пришлось из-за Лиргисо.

Вскоре после того, как вызволенный из плена Клисс стал новобранцем «Конторы Игрек», профессору Пергу позарез понадобился еще один «сканер» — незийский гражданин Поль Лагайм, приятель Тины Хэдис и Стива Баталова. «Сканером» он был уникальным, поскольку в отличие от тех недоумков, что лежали в «коконах» у Пергу, обладал нормально развитым интеллектом.

Добраться до него было непросто, да и гонения на «Контору» уже начались, приходилось соблюдать осторожность. И вот Саймон разработал для «Конторы Игрек» свой первый проект: надо заставить Лагайма совершить убийство в общественном месте, при свидетелях, чтобы все увидели, как он опасен. После два варианта: либо, если убийцу задержат, выкрасть его из тюрьмы или из психушки, либо, если он скроется, взять в заложники его близких и потребовать, чтобы он сдался; «Контора» при этом выступает, как организация, стремящаяся любой ценой защитить общество от преступника-психопата.

Все пошло прахом. Во-первых, Поль Лагайм оказался тем еще выродком: он попросту не стал никого убивать, хотя Кирч и Клисс свою работу выполнили на «отлично». Подобрались к нему в толпе на выставке светильников, засадили препарат, оказывающий нужное воздействие на мозг; будто бы выясняя между собой отношения, задали установку. Любой нормальный человек в такой ситуации сделает то, что от него ждут, но этот нормальным не был.

Если один план не сработал, можно придумать другой, однако тут вышла вторая неприятность: Лиргисо, который тоже за Лагаймом охотился, телепортировался на выставку и утащил «сканера» прямо из-под носа у агентов «Конторы» и Тины Хэдис. По логике Маршала, виноваты в этом были непосредственные исполнители, Клисс и Кирч — неким мистическим, непостижимым для Саймона образом, словно Лиргисо перед тем, как телепортироваться, у них разрешения спрашивал!

Их послали отмывать седьмой отсек. Для Саймона это была нудная, тяжелая, бессмысленная работа, для Кирч — еще и унижение (ее, образцового бойца, наказывают, как «салагу»!), но злобу она затаила не на своего ненаглядного Маршала, а на Саймона. Римма то и дело норовила окатить его грязной водой или оставить ему участок похуже, да еще стучала начальству, что он слишком часто отдыхает.

А тут и третья неприятность подоспела: Лиргисо дал журналистке с незийского телевидения интервью, в котором много чего понарассказывал о «Конторе Игрек» — с фактами и доказательствами; их план относительно Поля Лагайма он тоже реконструировал и подробнейшим образом проанализировал. Себя он при этом всячески обелял и выставлял жертвой сплетен и клеветы — на это вряд ли кто купился, зато по репутации «Конторы» был нанесен сокрушительный удар.

Это и был «должок», о котором говорила Кирч. Саймону это казалось претенциозным: словно Римма намекала на то, что сама она — личность не менее значительная и достойная внимания, чем заработавший эпатажную славу преступник с Лярна. Лиргисо ее личный враг, и она собирается взыскать с него «должок», это должно производить впечатление! Правда, Саймон Клисс и стажер были неблагодарной аудиторией.

— В Нариньон, Риммочка, послали тех, кто рылом вышел. Там же королевский дворец, важно лицом в грязь не ударить. А если это самое лицо умывают раз в три-четыре месяца, и то по личному приказу Маршала…

Роберт еле удержался, чтобы не хихикнуть, а Римма, сохраняя каменное выражение, сказала:

— Ты-то, Клисс, сейчас должен быть в Нариньоне, хоть и не вышел рылом. Почему ты здесь?

— У меня психическая травма! — огрызнулся Саймон.

После плена у Лиргисо что-то в нем треснуло, и он был уже не тот, что раньше — словно склеенная чашка, которую хозяйка никогда не выставит на стол для гостей. Груша время от времени проводил с ним сеансы реабилитационной терапии, но хватало незначительного толчка, чтобы вся эта хитроумная психологическая защита полетела к черту. Измученный Саймон все же сумел отыскать здесь приятную сторону: его радовало то, что дипломированный психолог оказался бессилен перед его проблемой.

Кирч прищурилась и засопела, готовясь отпустить что-то едкое, но ее опередил Роберт.

— Смотрите! — он с глуповатой удивленной улыбкой показывал на экран, где тонул домберг.

Клисс и Римма тоже повернулись к мониторам. Помехи усилились, но пока еще можно было разглядеть, что там происходит.

— Ух ты, рисковый журналюга! — покачал головой Саймон.

— Почему журналюга? — спросил Роберт.

— А кто еще это может быть?

Произошло вот что: невесть откуда взявшаяся машина описала круг над обреченным домбергом, зависла возле одной из впадин-лоджий, из кабины в лоджию перебрался человек.

— Наверное, ему противники партии роялистов материал заказали, — объяснил Саймон. — Типа у них там фестиваль, а здесь простой народ тонет и все такое. Да, отчаянный парень…

Где-то на задворках его души слабо шевельнулось чувство, напоминающее симпатию: этот незнакомый репортер — еле прорисованная фигурка, мелькнувшая на рябящем экране — был такой же, как Саймон в молодости, бесшабашный, еще не сломавшийся, готовый ради эффектных кадров лезть в любое пекло. Если все вокруг — враги, то этот — почти свой. Беглое отражение Саймона Клисса, творящее в отместку миру такие же дела, как его измордованный жизнью оригинал. Саймон мысленно пожелал репортеру удачной съемки.

— Все, теперь он оттуда не выберется, — сказал Роберт. — Хана ему.

В оставленную без присмотра машину сразу же набились люди из домберга, она оторвалась от тонущей глыбы и полетела, вихляясь, в молочную мглу.

— Так он с собой на дистанционке запасную машину привел, — хмыкнул Саймон. — Дурак он, что ли? Это «салаги» бывают дураками, а не репортеры.

— Где ты видишь вторую машину? — проворчала Кирч.

— Под водой она, где же еще. Чтоб никому глаза не мозолила. Та, на которой он прилетел — аэроамфибия, стыдно, Риммочка! И вторая такая же.

Во взгляде Кирч появилось нечто опасное, словно она смотрела на Саймона сквозь невидимый прицел. Он понял, что перегнул, и поспешил перевести разговор на другую тему:

— Давайте лучше пообедаем, пока буря не разыгралась? Солдат ест — служба идет.

Римма даже не улыбнулась.

— Это на всех, берите, — стажер встрепенулся, словно давно ждал этого момента, и подвинул к ним выигранные шоколадки.

Командир проигнорировала предложение «салаги», а Саймон шоколадку взял. Кирч — дура. Если хочешь оказывать влияние на людей, нельзя отвергать их подношения. Стажер теперь будет чувствовать себя обязанным Саймону, а на Римму затаит обиду.

Кирч с презрением наблюдала, как они уписывают галеты и злополучный шоколад, запивая витаминизированной газировкой из банок. Вдруг выражение ее лица изменилось, стало сосредоточенным, она что-то пробормотала, потом ее губы слегка приоткрылись, а голубые глаза изумленно округлились.

— Риммочка… — начал Саймон, но та поморщилась и сделала рукой условный знак: не мешай, я на связи.

Ага, на ней ведь командирский шлемофон. Общается с командиром звена.

— Есть! — сказала наконец Римма и обратилась к присутствующим: — Экипаж, слушай мою команду! Приготовиться к боевому вылету по форме ноль-четыре! Надеть легкую десантную броню и спецпояса с полным комплектом! Живо!

Стажер чуть не подавился галетой, да и Саймон обмер: какой еще вылет, если того и гляди начнется Зимпесова буря?! Ноль — операция из разряда особо важных. Четверка означает, что цель — захват живого объекта, представляющего для «Конторы» исключительный интерес. Блефует Риммочка. Решила «салагу» припугнуть, а заодно и Клиссу отомстить. Успокоившись, он повернулся к Роберту:

— Шевелись, стажер, чего тебе начальство сказало? Сейчас полетим шуровать в молоке, свою смерть искать!

Римма больно пнула его по лодыжке.

— Клисс, хватит паясничать, под трибунал пойдешь! У нас боевой вылет ноль-четыре! Или ты чего-то не понял? Надеть броню!

— А куда полетим-то?

Нехорошее предчувствие заворочалось не в голове и даже не в груди, а где-то в животе, холодным болезненным комком.

— Туда, — Римма ткнула пальцем в размытое пятно домберга на экране, и Саймон снова начал успокаиваться: ну, не может ведь это быть правдой!

Глава 2

Машина неуверенно скользила над развалинами туманного лабиринта — попробуй, найди там, внизу, домберг! Саймон втайне надеялся, что они его никогда не найдут, так и будут блуждать в «русалочьем молоке», пока все не завершится само собой. И вообще, надо было вместе с Фешедом и коллегами лететь в Нариньон: там приличное общество и музыка, живая прислуга шампанское разносит, а самое главное — там и в помине нет никакого Лиргисо.

Пока Саймон и Роберт надевали боевую экипировку, Римма (она запаковалась в броню, как вихрь, словно рядом стоял сам Маршал с секундомером) сообщила, что объект захвата — Поль Лагайм, он сбежал от Лиргисо и находится сейчас в домберге. Это его они видели, а вовсе не репортера. Командир звена запеленговал его переговоры с Лиргисо, послал рапорт на «Гиппогриф» и получил приказ: «сканера» любой ценой взять; Лиргисо, если тот окажется в пределах досягаемости, уничтожить.

«Приказ с самого высшего уровня!» — добавила Кирч с загадочно-значительным видом. Иначе говоря, от Маршала, которого Пергу вконец достал своим нытьем, что ему-де нужен для исследований хотя бы один разумный «сканер».

На операцию бросили все звено, патрулирующее Стылый океан — четыре бота. Направить сюда боевой транспорт посолидней «Контора» не могла по двум причинам: во-первых, вряд ли от него будет толк во время Зимпесовой бури; во-вторых, если его кто заметит, пойдут разговоры о незаконном вооруженном присутствии, да еще с этим увяжут недавний случай нападения на местное дерифлодобывающее судно…

— Мы должны сделать дело быстро и верно, как брошенный в цель нож, — закончила Римма, явно гордясь своей внезапно прорезавшейся способностью к образному мышлению. — Клисс, если подведешь — прибью.

— Мне допинг нужен, — промямлил Саймон. — Есть рекомендация психолога: если что, давать мне допинг.

Римма выдала ему упаковку с четырьмя капсулами хминка, развернулась к пульту и включила запись перехваченного разговора Лагайма и Лиргисо, полученную вместе с приказом.

— Крис, привет! — молодой голос, немного напряженный. — Это я. Ты ведь уже заметил, что меня нет на борту?

— Заметил. Где ты находишься?

Второй голос Саймон узнал сразу: пусть с тех пор, как он побывал в плену у Лиргисо, тот успел сменить тело, его нашумевшее интервью в Отделе по связям с общественностью крутили несколько раз, да и характерные интонации остались те же — обманчиво мягкие, вкрадчиво-завораживающие, с насмешливыми нотками. Эти знакомые интонации заставили Саймона внутренне заледенеть, и дальше он слушал, одновременно пытаясь придумать, как бы сбежать из поднявшегося в воздух бота (разве что катапультироваться, так еще неизвестно, куда упадешь).

— Я заложник.

— Очаровательно! Кто взял тебя в заложники и с кем я должен вести переговоры?

В голосе Лиргисо появились опасные нотки. Саймон всхлипнул, но Кирч этого, к счастью, не заметила, а стажер сидел бледный и что-то машинально дожевывал.

— Со мной. Я сам взял себя в заложники. Я в домберге. Если ты его не спасешь, он утонет, и я вместе с ним. Что надо сделать, я уже сказал.

Воцарилось молчание. Хминк начал действовать, и Саймон подумал: не так уж велика вероятность, что они с Лиргисо столкнутся лицом к лицу.

— Псих он, что ли? — шепотом спросил Роберт. — Прятался бы, если сбежал, а он чего?

— Так это «сканер», — тоже шепотом объяснил Саймон. — Они все психи чокнутые. Ты видел «сканеров» у Пергу? Вот и этот такой же, одна видимость, что с интеллектом.

— Поль, мне нет никакого дела до твоего домберга. Что с машиной, которую ты угнал?

— Ее уже увели. Надеюсь, они доберутся до берега.

— Что у тебя с собой есть?

— Передатчик с комплектом батареек и «торпеда» на короткий импульс. Когда будем у берега, я включу «торпеду», ты получишь картинку и сможешь меня забрать.

— Первая сносная новость! — Лиргисо вздохнул, как будто с облегчением. — Включай «торпеду» немедленно, и я заберу тебя сейчас.

— Сейчас не выйдет. Здесь много детей, есть совсем маленькие. Крис, домберг надо спасти. Я все продумал: ты должен взять под контроль самые важные бортовые приборы и защитить их от воздействия аномалии — я знаю, что это возможно, некоторые так делают…

— Следи за своим болтливым языком! — оборвал «сканера» Лиргисо. — Мы разговариваем по незащищенному каналу.

— Я слежу, не беспокойся. В какой стороне берег, я чувствую, так что мы сможем провести спасательную операцию, несмотря на бурю.

— Поль, ты сумасшедший. С чего ты взял, что я стану ради твоей безумной спасательной операции рисковать станцией и собственной шкурой в придачу?

— Во-первых, я тебе полезен. Вспомни, сколько выгод ты получаешь от нашего сотрудничества.

— Воображаешь себя незаменимым? Что ж, я найду тебе замену — безмозглую, зато послушную и не склонную к шантажу из гуманистических соображений.

А дела не так плохи, как показалось вначале. Саймон распрямился в кресле, ухмыльнулся. Лиргисо к домбергу даже близко не сунется — раздобудет себе новых «сканеров» взамен сбежавшего, и Лагайм достанется «Конторе». Ясно, чем эти двое тут занимались: воровали дерифл, так что контейнеры у Лиргисо наверняка полные, и ему бы поскорей отсюда убраться с добычей.

— Есть ведь еще и во-вторых, — голос Лагайма зазвучал сбивчиво, напряжение в нем усилилось. — Ты столько говорил о своих чувствах ко мне… Если твои чувства — не шутка, ты должен спасти домберг. Иначе я утону, и то, что ты хочешь, никогда не произойдет. Никогда, понимаешь?

— Поль, ты подлец, — сказал Лиргисо после короткой паузы.

Тут Саймон был с ним полностью солидарен: действительно, подлец! Раз уж сумел выбраться на волю, нет бы рванул на материк, под крыло к Космополу, тогда бы и для патрулей никакого беспокойства, все бы сидели по своим укрытиям, жевали протеиновый шоколад и травили байки про Маршала. А теперь людей из-за него в бурю погнали на боевой вылет! Одно слово, подлец.

Диалог двух выродков на этом прервался. Лагайм еще несколько раз пытался вызвать Лиргисо, но тот не отвечал. Наверное, выключил передатчик и на полной скорости уходит из зоны бури.

— Клисс, ты там оклемался? — спросила Римма.

— Я жив, если это можно назвать жизнью, — процитировал Саймон фразу из какого-то полузабытого фильма.

— Тогда не выделывайся, — оборвала его командир. — Если мы «сканера» захватим, мы реабилитируемся перед Маршалом за прошлый раз, понял? Стажер! Ты знаешь, как выглядит Поль Лагайм?

— Нет.

Римма чертыхнулась.

— Тогда слушай: среднего роста, худощавый, стройный, черты лица правильные, глаза темно-карие, волосы рыжие, вьющиеся. Волосы — особая примета, запомни. Кожа светлая, но восприимчивая к загару. Ему около двадцати пяти, но выглядит мальчишкой, лет на восемнадцать-двадцать — то ли тип внешности такой, то ли все дело в этих ненормальных регенерациях…

— Каких регенерациях?

— Он был в одной компании со Стивом Баталовым и Тиной Хэдис, а Баталов и сам регенерирует, и умеет делать это с другими. Известно, что он несколько раз оказывал Лагайму медицинскую помощь, а патологическое омоложение организма — побочный эффект. Мутанты ведь, — в голосе Кирч звучало раздражение. — Еще что… Служил в полиции, пока не выгнали, и прошел стандартную для незийских полицейских подготовку, в том числе обучение рукопашному бою. Потом работал на Манокаре в президентской охране, вместе с Баталовым и Хэдис, и там учился у профессионального киллера из манокарских спецслужб. По слухам, его тренировали, как киллера, чтобы он убил Лиргисо, только ни хрена он не убил. Незийский гражданин! — Римма презрительно фыркнула. — Что с них взять, с либералов… Просто имей в виду, какая у него подготовка, и по-глупому не подставляйся.

— Риммочка, не пугай «салагу», — вмешался Саймон. — Все это было актуально с год назад, а сейчас мы Лагайма голыми руками возьмем, даже вязать не придется. Ты вспомни, каким был я, когда меня ребята в том подвале у Лиргисо нашли! Да он сейчас заморенный, замученный и собственной тени боится. Еще и рехнулся, а то с чего бы его понесло в домберг? Какая там прошлая подготовка…

Машину тряхнуло — приборы уже начинали сбоить, и Кирч ничего не ответила.

Небосвод стал молочно-белым и неестественно низким, туманный лабиринт внизу разрастался и разбухал, как на дрожжах. Несколько раз Саймону казалось, что в этих туманных развалах мелькает что-то верткое, блестящее, живое, но могло и померещиться.

Они встретили бот с группой Зойга и дальше искали домберг уже вместе.

Лучше бы нам его не находить, думал Саймон, потому что скоро ему подойдет срок утонуть, и где гарантия, что это не случится в тот момент, когда мы будем ловить «сканера»? Гарантию может дать один Господь Бог, а ему нет до нас дела, хотя «Контора» преследует вполне божеские цели: надзирает за тем, чтобы Его творения соответствовали первоначальным стандартам, и уничтожает неправильные экземпляры, недаром ведь среди тайных спонсоров «Конторы Игрек» есть уважаемые религиозные организации.

Если повезет и домберг не найдется, боты приводняться и будут дрейфовать до окончания Зимпесовой бури. В открытом море не так безопасно, как на берегу, но боевые машины «Конторы» сделаны с хорошим запасом прочности.

Им не повезло. Слева по курсу вздулся туманный горб, и в его глубине что-то темнело — словно крупная косточка или разросшаяся червоточина в студенистой полупрозрачной мякоти перезревшего плода.

Они вызвали машину Намме, командира звена, и машину Керимкавайде, и сообщили, что находятся у цели. Посовещавшись, Кирч и Зойг решили, что кого-нибудь надо оставить присматривать за ботами.

С тех пор, как они побывали здесь при плановом облете, домберг успел уйти в воду на несколько метров и все равно подавлял своими размерами — печальная темная громада, окутанная скрадывающей очертания молочной дымкой. Боты рядом с ним казались совсем маленькими, точь-в-точь два автомобиля под стенами многоэтажного здания, а с неба медленно сыплется снег… Саймон помотал головой, стряхивая наваждение.

Римма высмотрела над самой водой полузатопленную лоджию и сказала об этом Зойгу.

— Э-э, Риммочка! — позвал Саймон. — Слушай сюда, дело скажу. Мы с тобой хотим реабилитироваться перед Маршалом за прошлый раз, так? И нас тут две группы, так? Если операция пройдет успешно, похвалят-то всех, но благодарность от Маршала и больше всех баллов получат те, чья группа захватит «сканера», соображаешь?

— И что? — буркнула Кирч.

— А то, — хминк вобрал в себя, как губка, страхи Саймона и разбудил его дремавшую до поры эксцессерскую смекалку, — что хитрый гинтиец Зойг наверняка об этом подумал… Он со своими ребятами постарается нас обставить, это ж дураку ясно, только у нас, хе-хе, одно преимущество! Я уже бывал в домбергах, так что слушай меня, командир, я буду консультантом. Нам незачем держаться вместе с группой Зойга — без них вернее дело сделаем, и не придется потом бить себя в грудь и доказывать, что это мы первые «сканера» увидели и сцапали. В общем, — Саймон поглядел на Римму, на стажера и почувствовал, что в душе они с ним согласны, — давайте уделаем команду противника?

Ему до самого конца казалось, что план должен сработать, а получилось, что он совершил самоубийство. Это была его первая серьезная ошибка. Наверное, «сканеры», как и саперы, ошибаются по-настоящему только один раз.

Он сидел на полу — на неровной, шершавой, потрескавшейся темной поверхности, на ощупь напоминающей выскобленную и высушенную кость. Стены и потолок были из того же материала. Смесь запахов гниющей костной ткани, прогорклого жира, мочи, несвежей рыбы, еще чего-то специфического была настолько тошнотворной, что Поль пожалел об отсутствии в аптечке аносмина — препарата, блокирующего обоняние. В таком помещении можно находиться в течение непродолжительного времени, но не жить. Однако люди здесь жили: им больше некуда деваться, потому что на суше их отовсюду прогоняли, да еще и били, а в Стылом океане полиции нет.

Обитатели домберга были похожи на дикарей: грязные, нечесаные, покрытые болячками и струпьями, в потрепанной одежде. Все они собрались в нескольких смежных комнатах на верхнем этаже своей плавучей гробницы. Кто-то молился, кто-то ругался, по рукам ходили фляжки со спиртным. Полю тоже предлагали, он отказался.

— Зря ты, парень, сюда прилетел, — сказал кряжистый краснолицый старик с криво подрезанной бородой и седой косой до пояса. — Никто спасать нас не будет, и ты заодно с нами пропадешь.

Сказал без сочувствия, но и без злости, просто отметил факт.

— Я думал, что смогу уговорить его, — подавленно отозвался Поль.

Вот ведь что странно: Лиргисо он ненавидел и боялся, и в то же время был убежден, что тот не бросит его на верную смерть. Что это было — эгоистическое самоослепление, неспособность отличить желаемое от действительного?

Или все дело в чувстве вины, проснувшемся, когда Лиргисо напомнил о нелегалах, которых выдворял с Неза иммиграционный контроль? Поль и правда никогда не интересовался их дальнейшей судьбой. Ему повезло — он родился на Незе, и он не в ответе за тех, кому повезло меньше, но при этом напоминании что-то в нем сжалось, как от внезапной боли.

Живущий-в-Прохладе вряд ли рассчитывал на столь сильный эффект: сам он никогда не испытывал чувства вины, и для него до сих пор оставалось загадкой, что же такое «совесть». Став человеком, он запомнил значение этого слова и даже мог при случае порассуждать о совести, но однажды признался Тине, что для него это сущая абракадабра. В языке энбоно аналогичное понятие отсутствовало (хотя у некоторых энбоно, по наблюдениям Поля, совесть как таковая все же была).

Он попытался выяснить, есть ли в домберге спасательные жилеты, лодки и материал для плотов. Ему сказали, что лодки были, из-за них вышла большая драка, и на них уплыли те, кто покруче, а плоты строить не из чего.

Кормился домберг рыбной ловлей, охотой на морского зверя и сбором моллюсков. Вроде бы, элементарное решение: продать очередной улов и на вырученные деньги закупить спасательные жилеты самой дешевой модели — на всех, даже с запасом, но когда Поль спросил, почему так не сделали, его собеседники не могли понять, о чем это он толкует.

Все тут знали, что скоро умрут. Поль сидел, уткнувшись лбом в колени, и старался ни о чем не думать, потому что боялся заплакать. Он находился в центре внимания, вокруг него сгрудились дети — здесь никогда не видели таких красивых вещей, как его бронекостюм, и всем хотелось посмотреть на это чудо вблизи.

Броня была серебристая с чернью, вороненый узор изящно ветвился по металлу, светоотражающая окантовка застежек и швов радужно горела. Комнату освещали странного вида пузатые лампы с мутным маслом внутри (похоже, самодельные) и прилепленные к потолку дешевые хемилюминесцентные кружочки, в их тусклом свете бронекостюм таинственно мерцал и переливался, вызывая у зрителей восхищенные перешептывания.

Пол покачивался — да что там пол, весь домберг ходил ходуном. В аптечке, которую Поль взял в кладовке, нашлась упаковка таблеток от морской болезни, и дискомфорта он не ощущал. Ему хотелось остаться в одиночестве, уйти туда, где никого нет, но он не хотел лишать ребятишек последней радости. Можно снять и отдать им ненужную больше броню, и потом уйти… Он подумал об этом, но продолжал сидеть неподвижно, скованный оцепенением.

— Поль, ты еще не раздумал топиться? — ожил пристегнутый к предплечью передатчик. — Если передумал — скажи, я готов тебя забрать.

— Нет.

Он ведь хочет отсюда выбраться, хочет жить, так почему сказал «нет»? Поль криво усмехнулся. В глазах защипало.

— Ладно, тогда второй вариант. Мы находимся под домбергом, сейчас начнем пробивать его днище бурами. Приготовься и постарайся не получить травму.

— Что?..

— Держись за что-нибудь, гуманист несчастный! Ты меня понял?

— Подожди! — Поль наконец-то очнулся. — Надо всех предупредить. Дай нам хотя бы десять минут, хорошо?

Он взглянул на часы: с того момента, как он сюда прилетел, времени прошло не так уж много. В самый раз, чтобы станция вышла из рабочего режима, втянула буры, поднялась на поверхность и разыскала домберг.

Поль нетвердо встал, ухватился за ржавую скобу на уровне пояса — они тут вбиты в стены повсюду, включил укрепленный на запястье микрофон и объявил, что сейчас начнутся спасательные работы. На середине речи микрофон заглох, зато старик с косой (звали его Хельмут), понял, в чем дело, и взялся Полю помогать. Он заорал во всю глотку какие-то команды вперемежку с матом — это поняли с полуслова, люди повскакивали, начали суетиться, сажать самых маленьких детей в корзины и привязываться к торчащим из стен скобам.

— Внизу, над затопленными этажами, никого не осталось? — спросил у Хельмута Поль. — Эти буры — страшные штуки. Они громадные, да еще фиксаторы во все стороны выстреливают. Если рядом окажется человек, его убьет на месте или покалечит. Нельзя, чтобы там кто-то был.

— Не, там никого, — заверил Хельмут. — Видишь, мы даже больных и собаку сюда подняли, чтоб уж всем скопом на тот свет…

— Давайте тогда проверим, все ли привязаны.

Потом Поль защелкнул на поясе карабин, пристегнулся к свободной скобе и включил передатчик.

— Я готов. Начинайте!

Высадка прошла тихо и быстро. Боты выдвинули абордажные захваты, вцепились в края длинной лоджии, обтянутой жесткой морщинистой шкурой. Римма успела заметить, что «шкура» покрывает все плавучее здание, насколько хватает глаз — кое-где она обвисла тяжелыми складками, а кое-где натянулась и растрескалась, как мертвая кожа.

Бойцы забрались внутрь. Вода в лоджии доходила Кирч до пояса, и когда Роберт, потерявший равновесие из-за качки, бултыхнулся, обдав всех брызгами, Римма подумала, что она здесь, хоть и самая невысокая, далеко не самая неловкая. Сравнивать себя с другими и находить все новые и новые доказательства своего превосходства — это удовольствие никогда ей не приедалось.

Сторожить боты оставили одного из стажеров Зойга. Сцепившиеся в тандем машины отошли на два десятка метров от домберга: тот продолжал медленно погружаться, и к тому времени, как «сканер» будет захвачен, эта лоджия, вероятно, полностью скроется под водой.

Внезапно вышел на связь командир звена; сообщил, что видит домберг, и сейчас его группа тоже произведет высадку. Клисс повернулся к Римме, его беспокойные водянистые глаза озабоченно сощурились за прозрачным щитком: еще одна «команда соперников»!

— Экипаж, вперед! — приказала Римма. — И опустить анизотропные щитки — не хватало, чтобы ваши рожи тут запомнили.

— Так они же скоро утонут, — робко возразил Роберт.

— А если кто-нибудь выживет? Или инструкции не для тебя писаны?

Зойг и его второй стажер уже нырнули в проем и теперь обшаривали лучами фонариков помещение, похожее на темный затопленный подвал. Еще и коммуникации под потолком… Или нет, там натянуты веревки, и на них болтаются полосатые рыбины, их белые незрячие глаза исподтишка следят за пришельцами.

На долю секунды Римме стало паршиво, и она почувствовала, что неприятностей не миновать, а потом вспомнила: во время Зимпесовых бурь нервы у всех начинают шалить. Подумаешь, рыбьи глаза — она и не такое видела… Но ощущение, что домберг живой, что он только и ждет момента, чтобы нанести удар, было стойким, почти невыносимым.

— Командир, нам туда, — Клисс слегка толкнул ее и показал в угол, где колыхались длинные вертикальные тени. — Вот она, парадная лестница!

Его голос звучал весело, он разве что не хихикал — возбуждение висельника. Нажрался хминка, и теперь ему Стылый океан по колено. Римма не знала, что хуже: Клисс — нытик и паникер или Клисс такой, как сейчас — эксцессер под дозой.

В углу была жердь с криво приколоченными поперечными перекладинами, а над ней в потолке чернела дыра. Шлепая по воде и чуть не падая от качки, они подошли к лестнице, друг за другом поднялись наверх. Зойг и его стажер полезли следом.

Наверху было такое же помещение, только без сушеной рыбы на веревках, и потолок куда ниже — для Риммы ничего, а высокому Роберту пришлось пригибаться. Воды на полу не было, у стены валялись длинные узловатые стебли водорослей.

— Из этого они корзины и циновки плетут, — бодрым голосом гида сообщил Саймон. — А нам теперь вон туда — чем не дверь?

Луч его фонаря выхватил из тьмы отверстие в стене напротив — дыра около метра в высоту, вроде лаза в пещеру.

— Тихо! — прикрикнула Римма.

Откуда-то сверху доносился шум: сначала один голос, потом другой, потом целый взрыв голосов. И не разобрать, о чем говорят, звуки в полостях домберга искажались и резонировали, сплетаясь в невнятную утробную какофонию.

— Там они, — хихикнул Саймон. — Чего орут-то? Пошли поскорей, а то до погружения не успеем.

За плечами у всех были ранцы с гидрошлемами и кислородными баллонами, поверх брони — спасательные жилеты, снабженные, помимо системы мгновенной накачки воздуха, антигравами на десять минут непрерывной работы, но еще неизвестно, не подведет ли вся эта автоматика во время Зимпесовой бури. Лучше успеть до того, как домберг пойдет ко дну.

За дырой находилась комната узкая и длинная, с нишами в стенах. Римме показалось, что в ниши набито тряпье, но, потрогав, она обнаружила там разросшуюся плесень. Она резким движением стряхнула с перчатки налипшую гадость.

— Не до конца вычистили, — тут же прокомментировал Саймон. — Домберги — это в природе гигантские колонии примитивных организмов, причем у них разделение функций — одни жрут, другие переваривают, третьи кислород обеспечивают и все такое. Ихлетаки называются — не знаю, чье словечко. А бомжи найдут издохшего ихлетака, чтобы он уже гнить начал, и все изнутри выскабливают, и потом в его панцире селятся, но все равно что-то остается, а то почему здесь вонь такая? А двигатели для домбергов по дешевке у старьевщиков покупают или воруют. Гниль выскребать легче, она податливая, и в этом, если вдуматься, заложен глубинный философский смысл…

Позади начали чертыхаться.

— Клисс, заткнись! — шикнула Римма.

— Молчу, командир.

— Эй, подождите! — раздался голос Зойга. — У нас подошвы прилипли, тут пол клейкий!

Кирч, оценив обстановку, повернулась к Саймону, но взгляд наткнулся на темный анизотропный щиток.

— Что скажешь, Клисс?

— Бомжи варят для своих нужд какой-то зверский клей из рыбьей чешуи. Разлили, наверное, когда паника началась. Хорошо, что мы туда не наступили.

У каждого из бойцов в одном из кармашков спецпояса лежит баллончик с клеем. Потребовать, чтобы Клисс показал свой баллончик? Дурацкое подозрение… Но Клисс еще не на то способен, и признавать за ним презумпцию невиновности тоже было бы глупо.

— Пошли поскорее, нам же надо задание выполнить! — заторопил Клисс.

— Пошли, — решила Римма и шагнула к зияющему впереди лазу.

Оглушительный треск. Домберг содрогнулся, как при землетрясении, Кирч ударило о стенку. Зойга и его стажера тоже опрокинуло, благодаря чему приклеенные подошвы оторвались от пола. Новый толчок, еще сильнее первого.

— Сели на рифы, — прохрипел Клисс.

— Это что — риф?! — Роберт показал на что-то, находящееся у Риммы за спиной.

Кирч оглянулась: комнату наклонно пересекала толстая, как ствол столетнего дерева, металлическая труба, она выходила из пола возле стены и исчезала в противоположной стене, разворотив заодно и потолок. Несколько секунд назад никакой трубы здесь не было.

Римма отползла на четвереньках подальше от этой штуки. Инстинкт ее толкнул, или привычная для агента «Конторы» оценка: «непонятное — значит, опасное», или вспомнились недобрые рыбьи глаза, но она поняла, что рядом с этим оставаться нельзя.

Клисс проворно пополз за ней, Роберт последовал их примеру. Зойг поднырнул под трубу и присоединился к ним, стажер полез следом, немного замешкался… Его крик совпал с новым толчком. Отголоски сотрясения скоро затихли, а крик все не прекращался.

— Господи, нет, нет, не надо… — пробормотал рядом с Риммой Роберт.

Труба ощетинилась штырями, вонзившимися в стены, в пол, в потолок, и два таких штыря пригвоздили стажера к полу, пробив броню. Он корчился в конвульсиях, а вокруг растекалась, поблескивая в свете фонарей, кровавая лужа.

— Экипаж, выполняем задание, — хрипло скомандовала Римма. — За мной!

Домберг нанес первый удар. Ее это почти не удивило.

Толчки шли один за другим, через равные промежутки времени. Перебравшись на верхний этаж, группа наткнулась все на ту же трубу — она торчала из пола, растопырив иглы-штыри, но до потолка не доходила. Луч фонаря скользнул по отверстию на конце, прикрытому лепестковой диафрагмой.

— Знаете, на что оно похоже? — тихо сказал Роберт. — На буры для работы в некоторых породах, с копьевидными фиксаторами. Я учился в колледже с техническим уклоном, видел такие в фильме. Только откуда они здесь и почему бурят не вниз, а вверх?

Отчетливо всхлипнув, Саймон поднял оба щитка своего шлема и попытался что-то достать из кармашка на поясе, но никак не мог это сделать, пальцы дрожали.

— Клисс, ты что? — спросила Римма.

— Хминк… Мне нужна вторая доза, одной мало…

Его взгляд был до того затравленным, что Римме тоже стало не по себе.

Толчки прекратились. Вначале Поль пытался считать их, но потом сбился, к тому же он не знал, сколько у станции «лап».

— Поль, я надеюсь, ты не ушибся? — в голосе Лиргисо звучала не то неподдельная забота, не то ирония, не разберешь.

— Я в порядке. Уже все?

— Мы задействовали все буры, и теперь домберг нанизан на них, как многослойная вивинья на деревянные палочки. Есть такое блюдо в лярнийской кухне — очень вкусное, но для меня это, увы, в прошлом… Проверь, мы правильно взяли курс к берегу?

Поль прикрыл глаза и «сменил личность» — необходимое условие для того, чтобы в полной мере воспользоваться способностями «сканера». Он сам придумал и свои производные личности, и все это вспомогательные процедуры, так ему проще было работать.

Материк — далекие рассеянные скопления миллиардов разумных существ, с гулким пространством океана его не спутаешь.

— Правильно. Спасибо.

— Благодарить меня ты будешь при личной встрече, долго и страстно. А сейчас — плохая новость. Буры, как ты, наверное, знаешь, снабжены датчиками и видеокамерами, и мы только что обнаружили на нижних этажах домберга незваных гостей. Несколько человек в камуфляжной броне, среди них Саймон Клисс. Как ты думаешь, кто им нужен?

— Я?.. — упавшим голосом предположил Поль.

Раз там Саймон Клисс — значит, это «Контора Игрек».

— Поль, давай вот что сделаем: я заберу тебя на станцию, и после мы доставим твой домберг к берегу без риска, что тебя захватят. Это наиболее разумный вариант, и я надеюсь на твой здравый смысл. Согласен?

Лиргисо говорил настойчиво и мягко — сама искренность, и трудно было ему не поверить… но Поль не поверил.

— Нет. Пока не доберемся до берега, я лучше побуду здесь. Меня не захватят. Скорее всего, они общаются по гиперсвязи, как и мы. Ты не пробовал поймать их переговоры?

— Пока не поймал. А вот они нас наверняка прослушивают… Поль, чем тебе не нравится мое предложение?

— А сам не догадываешься? Ты случайно не говоришь по-незийски?

— Нет, но я, как и ты, говорю на родном языке великолепной Тины, — эту фразу Лиргисо произнес на безупречном манокарском. — У тебя есть оружие, герой?

— Нож. Еще пистолет, но у него индикатор погас, — Поль ответил тоже по-манокарски. — Спрошу у здешних ребят. Они уже поняли, что я — залог их спасения, так что конторским меня не выдадут.

Отстегнув карабин от скобы, он крикнул:

— Прошу внимания! Можно отвязываться. Нас буксируют к берегу, ситуация под контролем.

Хельмут тут же перевел это на язык, более понятный обитателям домберга — сплошной мат, разве что предлоги цензурные. Люди радостно завопили и начали прикладываться к фляжкам.

— Хельмут, послушайте, — Поль присел напротив старика, — во-первых, пьянку лучше прекратить, вам же еще на берег выгружаться, вместе со всем имуществом. Во-вторых, мне нужна ваша помощь. Мой… — он запнулся, не называть же Лиргисо «другом», — напарник сказал, что на нижних этажах домберга находятся агенты одной галактической организации, которые хотят меня арестовать. Если меня заберут, он не станет спасать домберг.

— Копы, что ли? — насторожился Хельмут.

— Вроде того, только хуже. Скоро они поднимутся сюда, мне надо спрятаться. И какое-нибудь холодное оружие посерьезней. Чем вы бьете большую рыбу?

— Гарпунами. Только ты разве сможешь метнуть гарпун? — Хельмут почесал мясистый лилово-красный нос и с сомнением оглядел Поля, задержав взгляд на кистях рук с гладкой кожей и аккуратно подрезанными ногтями.

— Смогу. Меня одно время в киллеры готовили, я тогда со всяким оружием научился обращаться.

— Так ты, что ли, киллер? — заинтересовался тощий парень в засаленной спортивной шапочке.

— Я так и не стал им. Профнепригодность. Что у вас еще есть из оружия?

— Еще есть махмары, — вспомнил Хельмут. — Мы из них чебарков стреляем. Видел когда-нибудь махмар?

— Нет.

Махмар тут же откуда-то извлекли, и Поль понял, что все-таки уже его видел: это был просто-напросто небольшой арбалет.

Буры дерифлодобывающей станции! Саймон вовремя спохватился, чтобы не ляпнуть это вслух — ему ведь не положено знать о левом дерифлопромысле на Рубиконе.

Капсула хминка выскользнула из трясущихся пальцев, и он никак не мог найти ее на грязном полу, морщинистом, словно древняя стиральная доска.

— Клисс, ты что там копаешься?

Командир еще не знает, что Лиргисо здесь, совсем близко — на станции, которая вцепилась в домберг мертвой хваткой, как паук в добычу.

— Я хминк потерял… Риммочка, тут опасно. К черту «сканера», эвакуироваться надо!

Удовлетворенное сопение Кирч, по-видимому, означало, что она получила еще один штришок для своей докладной.

— Какое тебе «эвакуироваться», мы на задании! Под трибунал захотел? — Римма что-то вытащила из кармашка на поясе и сунула ему в руку. — На, жри сразу две! Не урони.

Он затолкал капсулы в рот, проглотил вместе с горькой слюной. Римму вызвали по гиперсвязи, она отвернулась. Стоны внизу стихли — то ли Зойг добил стажера, то ли тот умер сам, зато с верхних этажей долетел воодушевленный рев, как будто орут болельщики на стадионе.

В утробе издохшего ихлетака, превращенного в жилище для бродяг, гуляли сквозняки и копошились тени. Ощетинившийся метровыми колючками бур поблескивал в полутьме, как многократно увеличенное орудие пытки — от этой ассоциации Саймону стало совсем худо.

— Экипаж, включить передатчики! — распорядилась Кирч. — Настройка — гипер-альфа, двадцатка и семь. Лагайм и Лиргисо разговаривают на этой частоте, мы должны их слышать.

— А как за батарейки отчитаемся?

Услышав вопрос Роберта, Саймон чуть не зашелся в истерическом смехе: нашел, «салага», о чем волноваться!

— Выполним приказ и возьмем «сканера», вот так и отчитаемся, — буркнула Римма. — Намме со своими уже высаживается. Дурацких вопросов больше не задавать — и вперед! Клисс, ты очухался? Ищи лестницу!

— Я тебе кто, ищейка? — пробормотал Саймон, опуская щитки шлема.

Ударная доза хминка привела его в чувство. Может, еще и пронесет… И хорошо бы о его проделке с клеем никто не догадался: приклеил к полу своих же товарищей, за это недолго под трибунал. Но с другой стороны, это же абсурд — подозревать в таких действиях неглупого взрослого человека, сотрудника Отдела по связям с общественностью… Если кто-нибудь попытается его обвинить, он отметет эти нападки, как бредовые и несостоятельные.

Очередная лестница обнаружилась в комнате с драными циновками на полу и настенной росписью: тут были рыбы, голые женщины с преувеличенными формами, схематичные аэрокары над волнистыми линиями, изображающими море. Такое Саймон видел впервые — здешние голодранцы рисуют на стенах, как пещерные люди! Отличные кадры.

Он карабкался по лестнице, и вдруг в шлемофоне раздался голос Лиргисо — тот говорил по-манокарски и обращался к Полю, но Саймон все равно обмер. Когда же умник Груша научится ставить хорошую психозащиту, чтобы старая боль не проникала из прошлого в настоящее?

— Поль, мне жаль тебя огорчать, но твой план никуда не годится. Мы тонем.

— Как — тонем? — растерянный голос Лагайма.

— Погружаемся. Вес домберга слишком велик, у станции не хватает мощности, чтобы его удержать. Добраться до берега не успеем. Тебе нельзя там оставаться, включай «торпеду»!

— Неужели совсем ничего нельзя сделать?

— Нельзя, — в голосе Лиргисо появились нетерпеливо-властные нотки. — Времени мало, я жду ориентир.

— Ты чего там застрял? — Римма стукнула Саймона по лодыжке. — Лезь!

— Ты не слышала? Домберг тонет и эту чертову станцию за собой тащит! — Саймон буквально взлетел по лестнице: гидрошлем с кислородными баллонами в ранце, чтобы достать его и надеть, нужно освободить руки.

— По-каковски они говорят? — спросила Римма, выскакивая следом за ним из лаза. — Ты их понимаешь?

— По-манокарски.

— Поль, я долго буду ждать? Включай, наконец, «торпеду»! — Живущий-в-Прохладе одновременно и приказывал, и умолял, и это переплетение интонаций было настолько странным, что у Саймона возникло ощущение, будто он слушает театральную постановку. — Не в моих силах спасти домберг, ты проиграл.

— Пока еще нет. На станции много тяжелого балласта — выброси его, тогда мы дотянем до берега.

— Здесь нет никакого балласта.

— Есть. Разве ты не понял, о чем я?

— Это твой домберг — балласт! — взорвался Лиргисо. — Я понимаю, что можно быть немного сумасшедшим, но не настолько ведь!

Ага, Саймон так и думал: станция под завязку нагружена дерифлом, кто же согласится по доброй воле утопить в океане такое богатство? Он сбросил и расстегнул ранец, ожидая команды надеть гидрошлем. Римма связалась с Намме и Зойгом, начала объяснять ситуацию.

— Пожалуйста, сделай, как я прошу! Если хочешь увидеть меня живым…

И дыры вылез Зойг, тоже скинул с плеч ранец, поднял щитки. Изломанные темно-красные брови гинтийца сошлись к переносице, белки глаз покраснели. Никто его ни о чем не спрашивал.

— Хорошо, Поль, сейчас я выброшу то, что ты называешь балластом, — Лиргисо говорил ровно, даже ласково, но Саймон уловил в его голосе признаки скрытой ярости. — Надеюсь, ты понимаешь, как будешь за это со мной расплачиваться?

— Я возмещу тебе убытки, — видимо, «сканер» тоже почувствовал эту ярость, его голос дрогнул. — Обязательно.

Что ж, Лиргисо практичен, этого у него не отнимешь: такой «сканер», как Лагайм, стоит дороже, чем одноразовая добыча.

— Клисс, ты переводить будешь? — раздраженно осведомилась Римма.

— Он сейчас выкинет какой-то тяжелый груз, чтобы доплыть с домбергом до берега.

Кирч повернулась к Зойгу:

— Скажи своему парню, который в машине, чтобы постарался засечь координаты. То, что он выкинет, мы потом подберем.

Стало быть, ворованный дерифл достанется «Конторе»… Саймон ухмыльнулся:

— Можете считать, этот рыжий придурок уже без ушей! Скушает он их, как миленький, как я свое ухо съел.

— Хватит про ухо! — оборвала Кирч. — Опять завелся…

— А ты, Риммочка, не знаешь, что такое психическая травма?

— Сам виноват, — резко бросила Римма. — Если с тобой что-то случилось — значит, сам напросился, сам это к себе притянул, и жаловаться нечего. Твой скулеж никому не интересен, ни окружающим, ни Вселенной.

Саймона охватило бессильное негодование, как всегда, когда Кирч начинала холодным и непреклонным тоном изрекать такие сентенции. Она же все это у него украла! Это он первый нашел в никем не востребованной библиотечке погибшей Хельги Раговски потрепанную брошюру, в которой излагалось учение о том, что каждый сам творец своих неприятностей, и потому не следует обвинять тех, кто причиняет тебе зло. И он же начал проповедовать это учение среди персонала «Конторы». Расчет был прост: Саймону уже надоело, что ему без конца припоминают прошлые преступления, так пусть же все вокруг поймут, что те, кто из-за Саймона Клисса пострадал, сами несут за это ответственность!

Читать книжки Кирч было лень, но предложенные Саймоном идеи ей приглянулись, и она присвоила их, без всякой благодарности к первооткрывателю. Она принималась рассуждать на эту тему при каждом удобном случае, с таким видом, словно была арбитром в последней инстанции, и в результате Саймону это учение разонравилось, а потом и вовсе опротивело.

Вот и теперь он устало скривился, благо анизотропный щиток прятал его лицо от чужих взглядов.

Беготня по темным комнатам-полостям, соединенным друг с другом собачьими лазами и опасными для жизни лестницами, понемногу начинала Поля изматывать. За ним охотилось две группы. У него было маленькое преимущество: он их видел зрением «сканера», а они его — нет; в то же время он не всегда был уверен, что «видит» сквозь стены своих преследователей, а не обитателей домберга.

После того как Лиргисо с Хинаром выбросили контейнеры, погружение прекратилось. Домберг медленно двигался в сторону суши, а Поль прятался в его лабиринте от агентов «Конторы». Те пытались обойти его с двух сторон, взять в «клещи», но у Поля были проводники — Хельмут и еще несколько добровольцев, территорию они знали, как свои пять пальцев.

Трезвых в этой компании не было ни одного, Поля тоже пытались напоить. Во фляжках плескалась какая-то крепкая самопальная дрянь, и Поль с оторопью заметил, что этим здесь угощают даже самых маленьких детей.

— А без вайги, парень, никак, — сказал Хельмут. — Тебе тоже надо хлебнуть, хоть через силу. Ты не понял, Зимпесова буря началась, и те, кто вайгу не пил, от чертовой трясучки загнутся. Мы только так от нее и спасаемся.

— Это какая-то местная инфекция? Когда мы прилетели на Рубикон, мне сделали стандартный набор прививок, я не заболею.

— Не, ты не понял. Чертова трясучка — это трясучка, человек после нее слабый делается и долго хворает, а некоторые умирают. Это если вайгу не пить. А такие, как ты, от чертовой трясучки первыми сгорают. Я уже старый, насмотрелся.

— Не беспокойтесь, меня от всего привили.

Поль не пил напитков крепче шампанского, и дегустировать вайгу у него не было настроения.

— Ладно, вот это для тебя, — Хельмут похлопал по грязной пластиковой фляжке, прицепленной к облезлому поясу. — Когда прихватит, выпьешь.

«Спасибо, как-нибудь обойдусь».

В десантной броне и шлемах с закрытыми щитками охотники были неуязвимы для холодного оружия. Когда одна из групп настигла Поля, он метнул гарпун и попал первому в щиток, чем сильно удивил свою добровольную охрану, до сего момента не верившую, что он это умеет. Агента оглушило, но тот снова поднялся на ноги.

Из-за Зимпесовой бури агенты не могли воспользоваться парализаторами, только поэтому Поль до сих пор находился в сознании и на свободе.

Зато он никак не мог от них отделаться — для этого надо раствориться в полумраке гниющего костяного лабиринта, а его выдавали светоотражающие элементы бронекостюма. Их радужное мерцание манило охотников издали, сводя на нет все ухищрения провожатых Поля.

Он обругал себя за пижонство: выбирая по каталогу броню, он руководствовался эстетическими соображениями, ему и в голову не пришло взять что-нибудь попрактичней, с камуфляжным покрытием типа «хамелеон» — не знал ведь, что это понадобится. В остальном костюм был хорош, но все эти предательские отблески и переливы…

Когда удалось оторваться от погони, Поль остановился, сбросил ботинки (обыкновенные, из мягкой синтетической кожи), снял взятый в кладовке пояс с кармашками и пристегнутый к предплечью передатчик. Под броней был легкий тренировочный костюм — неброский, темно-коричневый. Поль снова надел ботинки и пояс, вернул передатчик на место.

— Фенк, — Хельмут толкнул одного из парней, — давай-ка, залазь в его костюмчик, тебе впору будет. Отвлечешь копов.

Худой, с выбитыми передними зубами Фенк надел броню, но с застежками справиться не смог.

— Там чипы, настроенные на отпечатки моих пальцев, — объяснил Поль. — Лучше не застегивать, а то потом не снимешь.

— Это чтобы не своровали? — понимающе ухмыльнулся Фенк. — Хитро придумано…

— Идут! — предупредил подросток, дежуривший около лестницы.

Все бросились к низкому лазу в углу. До чего же легко двигаться без брони — Поля охватило состояние, близкое к эйфории.

А чуть позже он почувствовал, как здесь промозгло и холодно.

Температура резко упала, во время Зимпесовых бурь это бывает. Осевшая на стенах влага превратилась в иней, искрящийся в лучах фонариков. В воздухе плавали сгустки тумана: не может такого быть, просто не может — значит, это не настоящий туман, а порождение аномалии. Римма старалась держаться подальше от этих белесых клочьев, остальные тоже сторонились их.

Пришло сообщение от Намме: его группа идет за «сканером» по пятам, Кирч со своими должна заблокировать объекту путь к отступлению.

С Намме была Сабрина, ликвидатор с двухгодичным стажем, и Гнас, из молодняка, его срок стажировки подходил к концу. Римма знала обоих: надежные ребята, не то, что ее горе-команда. Правда, к ней присоединился еще и Зойг, но он получил гарпуном в щиток и заработал легкое сотрясение мозга, а карманные медавтоматы у всех вышли из строя.

«Сканера» настигли в комнате, по определению Клисса «не до конца вычищенной»: вдоль стен тянулись какие-то ссохшиеся жилы, местами вздувались дряблые полушария наподобие грибов-паразитов, и все это выбелено инеем, а «сканер», с двух сторон отрезанный от спасительных лазов, прижался к стене и глядел на преследователей исподлобья.

Когда лучи фонариков скрестились на его лице, Кирч, Намме и кто-то еще выругались одновременно: никакой это не Лагайм — грязный прыщавый парень в его броне.

— Где ты взял эту одежду? — спросил Намме.

— Нашел, — прошепелявил парень. — Если валяется — значит, ничье…

Вновь разделившись на две группы, бойцы «Конторы» покинули помещение, а бомж в красивом, как ночной тропический цветок, бронекостюме, с залитым кровью лицом, остался лежать на полу у заиндевелой стены.

Одним никчемным индивидом меньше, с холодным ожесточением подумала Кирч. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что мы не правы! Конечно, комнатные гуманисты именно так и скажут, им наплевать на то, что мы защищаем человечество и постоянно рискуем, и на то, что у нас тоже есть нервы…

Представляя себе спор с бесхарактерным, но непримиримым оппонентом-демагогом, она все больше распалялась, и тут ее окликнул Саймон:

— Риммочка, мы его теперь долго-долго будем искать… Что, если предложить ему сдаться? Мол, пусть о своих ушах побеспокоится и переходит на нашу сторону, а мы ему защиту от Лиргисо обеспечим.

Римма по привычке на него шикнула, но вдруг поняла, что говорит он дело. Прочистив горло, она настроила передатчик на двадцатку и семь.

— Поль Лагайм, вы меня слышите?

— Кто это? — удивленно отозвался «сканер».

— Команда спасателей. Мы находимся в домберге и хотим вас спасти, — главное, побольше убежденности и теплоты, как учил Груша. — Почему вы избегаете контакта?

— Я принципиальный противник вивисекции. Особенно если речь идет обо мне.

— Про ухо скажи ему, про мое ухо! — возбужденной скороговоркой посоветовал Клисс.

Римма поморщилась. Сообразив, что Саймон не видит ее лица, с досадой махнула рукой и продолжила:

— Вам ничего не угрожает. Неужели вы хотите снова попасть в руки к Лиргисо? Разве вас к нему что-то привязывает?

— У нас уговор: я работаю на него, как «сканер», а он соблюдает по отношению ко мне определенные нормы. Плюс к этому у нас общий враг.

— Какой общий враг? — ей удалось изобразить искреннее непонимание.

— Ваша контора.

— «Контора Игрек» не враг вам. Мы боремся только с преступниками.

— Значит, семья незийского гражданина Коргисме, с которой вы расправились — это были преступники, включая малолетних детей? И те посетители выставки на «Сиролле», которых я должен был поубивать с вашей подачи, тоже преступники?

Римма принимала участие в ликвидации семьи Коргисме: все поголовно экстрасенсы — не опасные, с низким коэффициентом, но при такой концентрации мутантов на одной генолинии дальше может появиться на свет черт-те что, лучше выполоть сорняк с корнем.

— Лагайм, у вас неверное представление о наших целях. Ты, вообще, соображать умеешь? — теперь на «ты» — и поэмоциональней, чтобы вселить неуверенность и тревогу. — Ты не подчинился Лиргисо, и он захочет тебя наказать. Тебя ждут крупные неприятности, а мы тебя, дурачка, хотим спасти!

— Леди, ваши умственные способности тоже вызывают у меня сомнения.

— Да просто пидоры они оба! — вклинился на этой же волне Гнас.

Кирч переключилась на волну «Конторы» и рявкнула:

— Намме, скажи своему щенку-стажеру, чтобы не лез в эфир, когда я веду переговоры!

— Я запомнил твой голос, и при случае я тебя убью, — пообещал «сканер». — Леди, это я вашему приятелю. Не беспокойте меня больше, идите к черту.

— А я выслушал вашу беседу с долей интереса, но без всякого удовольствия, — сообщил Лиргисо на общегалактическом. — Удручающий примитив… Обе стороны меня разочаровали, а я-то, признаться, рассчитывал на захватывающий интеллектуальный поединок!

Его насмешливый завораживающий голос заставил Римму стушеваться, она ничего не ответила.

— Зря ты про мое ухо не сказала, — упрекнул Клисс. — Это был бы сильный аргумент, сто процентов…

— Помалкивай! — Римме хотелось его стукнуть, но бить человека в десантной броне — только силы понапрасну расходовать. — Толку от тебя никакого, хминк горстями жрешь, а КПД — ноль.

— Римма, пошли, — позвал Зойг. — Время теряем.

Это был равный ей — тоже командир, хоть и оставшийся без команды, и Римма подчинилась.

Что бы ни случилось, во всем виноват Саймон Клисс! Он дал хороший совет, а Кирч все испортила, и теперь в ответе советчик, а не исполнитель. Ясно, что Лиргисо, склоняя Лагайма к сотрудничеству, на факты против «Конторы» не поскупился — вот и надо было противопоставить им факты, обличающие Лиргисо, а не на эмоции давить.

Они бессистемно слонялись по заиндевелой утробе ихлетака (это называлось «Мы ищем “сканера”»); все живое, завидев их, бросалось наутек. Миновав очередной лаз, они очутились в полости с окном. Дыра, обрамленная лохмами полиэтиленовой пленки, и за ней — процеженный сквозь туманные фильтры тусклый дневной свет, тревожный шум моря, круговерть снежинок. Они полезли обратно.

— С какой скоростью мы плывем? — раздался в шлемофоне голос Лагайма.

— С максимально возможной, — отозвался Лиргисо. — Хочешь кофе?

— Здесь его нет.

— Включи «торпеду» — и получишь чашку своего любимого.

— Лучше потом.

— А может, сейчас? — Лиргисо засмеялся. — Ты у нас, конечно, герой, но я же слышу, как у тебя зубы стучат от страха.

— Это от холода. Тут везде иней и лед, а мне пришлось снять броню, чтоб оторваться от агентов. Они убили парня, который надел мой костюм.

Его измученный, дрожащий голос вызвал у Саймона приступ жалости — не к мерзавцу-«сканеру», заварившему всю эту кашу, а к самому себе.

— Ну, так отними у кого-нибудь теплую одежду! — потребовал Лиргисо. — И сделай это поскорее, пока ты совсем не окоченел.

— Тогда замерзнет тот, у кого я заберу одежду. Здесь просто поразительная нищета, я никогда такого не видел.

— Фласс… — прошипел Лиргисо лярнийское ругательство. — Ты хочешь умереть от переохлаждения? Что ж, я устрою тебе роскошные похороны! Из домберга получится эффектный погребальный костер, никто не уйдет живым. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что я это сделаю? Если ты такой убежденный гуманист, постарайся остаться в живых, иначе ты окажешь домбергу плохую услугу.

— Психи… — глотая слезы, прошептал Саймон.

— Что у них за треп? — спросила Кирч.

— Если Лагайм околеет от холода, Лиргисо весь домберг спалит. Вместе с нами! Надо найти его и согреть, любой ценой.

— Найти и захватить, — поправила Римма. — У тебя, Клисс, опять ум за разум заходит, съешь еще капсулу.

Саймон так и сделал, и подумал: Кирч неспроста такая добрая — небось, надеется, что он загнется от передозировки, только для него четыре капсулы хминка — все равно, что стакан пива для завзятого алкоголика.

Их занесло в просторную, как зал, полость, где бомжи занимались разделкой крупной рыбы. Повсюду валялись кости и рыбьи головы с разинутыми ртами, в полу вдоль стены — лунки, забитые кусками мякоти и залитые рассолом. Тоже ничего себе кадры.

Тайна Саймона заключалась в том, что у него была съемочная аппаратура, о которой «Контора» не знала, и он снимал документальный фильм. Он давно решил, что сделает фильм о «Конторе Игрек». Покупатели найдутся, и он покажет всей Галактике, что такое настоящий эксцессер!

Микроскопическая видеоаппаратура была вмонтирована в бесцветные контактные линзы — если кто-нибудь интересовался, он объяснял, что у него легкое расстройство зрения на нервной почве, только линзы и выручают. Как он раздобыл это чудо техники вместе с инструкцией по эксплуатации — отдельная история. Это был подарок судьбы. Инструкцию он заучил наизусть и уничтожил, а линзами пользовался вот уже третий стандартный месяц. Неизвестно, функционирует ли аппаратура во время Зимпесовой бури, но Саймон надеялся, что потом она снова заработает. Фильм он снимет такой, что все ахнут.

— Поль, ты живой?

Саймон вздрогнул, услышав голос Лиргисо.

— Живой, — голос Лагайма больше не дрожал. — Теперь я одет по сезону.

— О, ты все-таки последовал моему совету?

— Нет, просто мне дали теплую одежду. Агенты где-то бродят, а я пока отдыхаю.

— Смотри, чтобы тебя не застали врасплох.

— Не беспокойся, у меня целый отряд телохранителей.

— Клисс, о чем это они? — спросила Римма.

— Вроде как все уладилось, этот подлец больше не замерзает. Риммочка, я боюсь, мы ходим по кругу. Глянь, это ведь тот самый зал с рыбьими внутренностями, где мы уже были.

Саймон замолчал, потому что Лиргисо вновь заговорил, с нотками угрозы:

— Итак, ты в тепле, без брони, и вокруг телохранители… Только посмей кому-нибудь из них отдаться! С помощью медавтомата недолго проверить, были у тебя интимные контакты или нет, и если результат окажется положительным, скоро на Рубиконе не останется ни одного домберга, я тебе обещаю.

— Ты спятил?!

— Если ты отдашься какому-нибудь грязному бомжу, я начну топить домберги один за другим. Я тебя предупредил.

— Ты там, на станции, точно спятил! По-твоему, мне здесь делать больше нечего?

— Вот именно, обстановка располагает. Экзотическая среда, привкус опасности… Я бы не удержался, несмотря на грязь, но тебе рекомендую проявить благоразумие.

— Не суди других по себе. Мне этого даром не надо.

— На самом деле ты только об этом и мечтаешь, но ты слишком труслив, чтобы дать волю своим подсознательным желаниям. Кто знает, вдруг в экстремальной обстановке ты наконец-то перестанешь лицемерить? Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Чего они там? — снова спросила Кирч.

— Отношения выясняют, — Саймон фыркнул. — Сцена ревности.

Кирч устало выругалась. Впереди, в конце длинного, как кишка, помещения замаячило черное пятно лаза, и за ним обнаружился все тот же разделочный зал.

— Тут целая тупиковая гроздь полостей, соединенных между собой, — сказал Зойг. — Выбираться надо тем же путем, как мы сюда пришли.

В зале было с полдюжины лазов, какой из них нужный — никто не мог вспомнить. Само собой, обругали за это Клисса.

— Это Космопол! — прогремел вдруг в шлемофонах незнакомый голос. — Поль Лагайм, вы под защитой закона, сохраняйте спокойствие и постарайтесь протянуть время. Как только Зимпесова буря закончится, мы к вам прорвемся. Всем остальным предлагаю добровольно сдаться, на суде это зачтется, как смягчающее обстоятельство.

Заманчивое предложение… Когда Саймон отбывал срок в ниарской тюрьме, не так уж плохо там было. Но патруль Космопола далеко и в опасную зону не полезет.

— Это «Гонг Вселенной»! — вклинился еще один голос. — Поль Лагайм, вы не согласитесь дать нам интервью? Лимит времени у нас небольшой, первый вопрос…

— Давайте, я лучше расскажу о домбергах? — предложил «сканер». — И о том, как власти Рубикона избавляются от излишков малоимущего населения.

Он говорил немного сбивчиво, но на удивление рационально — этого Саймон, как бывший репортер, не мог не отметить. Потом сунул передатчик какому-то старому бомжу, чтобы тот тоже высказался, потом — женщине с ребенком.

Ох, и подарочек же он сделал рубиконским властям, ухмыльнулся Клисс. «Гонг Вселенной» — солидное и широко известное информационное агентство; так ведь дойдет до того, что вопрос о домбергах в Галактической Ассамблее поднимут!

— Спасибо, господин Лагайм, — ошеломленно поблагодарил журналист. — Господин Лиргисо, у нас осталось всего две минуты, можно теперь услышать ваши комментарии? Вы спасаете домберг, в котором находится несколько сот обездоленных рубиконцев, что вы при этом чувствуете?

— Вы знаете, что такое страсть? Исступленное плотское желание, когда хочешь кого-то, хочешь так, словно твоя кровь превратилась в кислоту и жжет тебя изнутри… — вначале голос Лиргисо звучал томно, потом в нем появилась нарастающая печальная ярость. — Тот, кому знакомы подобные чувства, поймет меня и будет ко мне снисходителен. Поля невозможно не хотеть — думаю, со мной согласится каждый, кто хоть раз его видел…

— Что за ахинею ты несешь? — перебил «сканер». — Это же интервью для «Гонга Вселенной»!

— Прекрасно! Мне нет никакого дела до отвратительной плавучей клоаки с обездоленными рубиконцами. Я спасаю не домберг — я спасаю тебя, и пусть все об этом знают! Я не сумасшедший и не коммунист, и для моих идиотских действий есть только одно оправдание — страсть, которую ты мне внушил.

— Пожалуйста, замолчи! — взмолился Лагайм. — Не надо всего этого, нас же столько народа слушает!

— Тем лучше. Ты знаешь о том, что у тебя умопомрачительно красивые ягодицы?

— Заткнись!

— Нет уж, тебе придется меня выслушать! Если домберг пойдет ко дну, ты станешь самым очаровательным утопленником за всю историю Стылого океана. Морские твари будут обвивать и безжалостно ласкать своими щупальцами твое нежное прохладное тело, они сделают с тобой то, чего ты больше всего на свете боишься, а я буду им неистово завидовать…

Саймону речи Лиргисо действовали на нервы. Гадость несусветная. Обернувшись к остальным, он пояснил:

— Лиргисо — извращенец.

Роберт, услышав это, поскользнулся на смерзшейся рыбьей требухе и оступился в яму, наполненную засоленными изжелта-белыми кусками с серебрящимися пятнами чешуи.

— Молодец, Саймон! — свирепо сказала Кирч. — Сделал ценное открытие и очень своевременно поделился с товарищами! Из-за тебя товарищ попал в беду.

Ямина оказалась глубокая, настоящий колодец, стажер беспомощно барахтался и не мог выбраться.

— Помогите! — попросил он виновато. — Кажется, я лодыжку растянул…

Зойг подал руку и мощным рывком вытащил его из западни.

— Клисс, — зловещим тоном начала Римма, — ты засранец…

— Подожди! — перебил Саймон. — Я знаю, где надо искать Лагайма — там, где собрались все эти оборванцы. Вы слышали, во время интервью он с одним говорил, потом с другим, еще с какой-то бабой. Идемте! Они все вместе сидят и греются, потому что термоплит у них пять-шесть на всю ораву, и его мы там же возьмем. Вон тот лаз отсюда выведет, я вспомнил.

Римма вызвала Намме и пересказала ему соображения Саймона, не упомянув, однако, о том, кто первый до этого додумался.

Лаз и правда оказался тот самый. Прислушиваясь к утробным, искаженным костяными перегородками звукам, они направились туда, где скопился народ. Роберт прихрамывал, но старался не отставать.

— Саймон, посмотри, что там, — велела Кирч, увидев впереди дыру, за которой брезжил мутный желтый свет.

— Почему я?

— Ты под допингом, у тебя реакция самая быстрая. Приказы не обсуждать!

Он опасливо сунул голову в дыру. Люди сидели кучками, кутались в рваные одеяла, пар от их дыхания клубился, как табачный дым. Термоплит у них не было — или, может, те не работали из-за Зимпесовой бури.

Саймон юркнул обратно и сообщил:

— Пришли, куда надо. Есть там какая-то рыжая сволочь.

Домберг потешался над ними, подсовывая один обман за другим, щербато ухмыляясь из темноты. «Рыжая сволочь» оказалась не «сканером», а чумазой девчонкой в куртке из свалявшегося искусственного меха. Бомжи невнятно бормотали, что никого чужого тут нету, хотя во время Зимпесовой бури всякое можно увидеть, а потом окажется, что не человек это вовсе, а морок.

— Они все пьяные, — раздраженно заметил Зойг.

В центре помещения, в ямке, горел костер, его подкармливали высушенными стеблями водорослей.

— Пещерные люди! — хихикнул Клисс. Его опять одолевало истерическое веселье.

Римма случайно раздавила какую-то утварь — на полу остались цветные обломки, похожие на кусочки мозаики. В первый момент она растерялась оттого, что растоптала чужую посуду, а потом ощутила привычное удовлетворение. Тупое стадо. Раз они живут в таких условиях, они это заслужили. На Яхине ее окружали такие же бестолковые апатичные тетки и угрюмые спившиеся мужчины, соседи по многоквартирному дому, они тоже любили собираться вместе и тоже ничего не могли изменить. А Римма стала ликвидатором «Подразделения Игрек», она сделана из другого теста.

В следующий раз она наступила на подвернувшуюся пластиковую миску уже нарочно: она выполняет задание, и если кому-то невзначай досталось — сами виноваты.

До чего грязные у всех рожи… Лагайм, если он не совсем дурак, сделал себе такую же грязевую маску, и теперь его в этом полумраке не отличишь от остальных. Но чем-то ведь он должен выделяться!

— Покажи руки! — приказала Римма, ткнув носком ботинка мужчину, завернувшегося в растрепанную циновку.

Обветренные, в мозолях и ссадинах, артритные кисти с обломанными ногтями.

Она с торжеством повернулась к товарищам:

— Поняли? Смотрите на их руки!

Из соседней полости тоже доносился шум, там орудовала команда Намме.

Группа бомжей, расположившаяся в сторонке, начала отодвигаться в угол. Что там — лаз, ведущий на нижний этаж?

— Стоять! — Римма пинком отбросила с дороги подростка с замызганным бинтом на шее и направилась к подозрительной группе, сделав знак Саймону и стажеру.

Бомжи продолжали пятиться. Так и есть, в углу дыра. Кирч указала на нее Роберту: «Стереги!», а сама подскочила к оборванцам.

— Показать руки! Живо!

Четверо из них были в перчатках кустарного пошива, из грубой кожи.

— Снять перчатки!

— Ты чего, девка, нельзя, — пробубнил рослый старик с длинной седой косой, стянутой шнурком с разлохмаченными концами. — У нас хворь такая инфекционная, что никак без перчаток…

— Я сказала — снять!

Римма вынула нож из ножен на поясе. Если нельзя воспользоваться парализатором или пистолетом, сойдет и такой вариант. Боковым зрением она видела, что Роберт уже занял позицию возле лаза, ведущего вниз, а Зойг дежурит около той дыры, через которую они вошли.

— Девка, поимей совесть, у нас на руках болячки, а перчатки присохли к ним намертво, теперь никак не сымешь… — продолжал бормотать старик.

И тут Римма взглянула на парня, который стоял рядом с ним. Внимательные, с напряженным блеском, темные глазища, не такие, как у других. Она осмотрела его с головы до ног: вязаная шапочка натянута по самые брови, нижнюю часть серого от грязи лица прикрывает поднятый воротник, мешковатая куртка, стеганые рыбацкие штаны, испачканные ботинки. На руках перчатки.

— Ты, покажи руки!

Да она и так знала, кто это. Теперь все баллы ее, и сам Маршал похвалит, и она отыграется за тот провал на «Сиролле»… Удар по голени сбил ее с ног. Кирч увидела, что парень выхватил из-под куртки небольшой арбалет, старик с косой и еще двое сделали то же самое. Так вот почему они в перчатках!

Роберт пошатнулся и нетвердо отступил под градом звякающих о броню болтов: пусть это не может ему повредить, на несколько секунд он вне игры, и за эти несколько секунд «сканер» сбежит. Зойг бросился на помощь, а Клисс оперативно присел на корточки, прячась от выстрела за расположившимся на полу сбродом.

Римма приставила нож к горлу первой попавшейся женщины, прикрылась ее телом.

— Поль Лагайм, стой! Сдавайся или я перережу ей горло!

Беглецы уже были возле лаза, но теперь среди них возникла заминка.

— Поль, уходи! — старик отпустил тетиву арбалета, болт ударил в щиток Зойгу. — Парни, тащите его отсюда!

— Я ее убью! — повторила Кирч.

Женщина тряслась и хлюпала носом, Римма крепко держала ее за волосы. В этих длинных, с проседью, нечесаных патлах копошились насекомые, одно плоское серое пятнышко прыгнуло на бронированную перчатку.

— Давай, режь, — сказал старик. — Он, может, и сдался бы, да мы его не пустим. Ее убьете, еще кого убьете — остальные спасутся, а без него всем один конец. А ты, Магда, прости нас, сама ведь понимаешь… О твоих детях мы все вместе позаботимся, за них не бойся.

Он повернулся и кинулся к лазу, куда только что живым клубком скатилась остальная компания, отпихнул оглушенного Роберта и спрыгнул вниз.

Отшвырнув дрожащую, но невредимую Магду, Римма бросилась за ними.

— Чего ты ей глотку-то не перерезала? — спросил на бегу Клисс.

— Заткнись.

Все шло не так, как надо, и даже выглядело не так, как надо, словно чертов «сканер» взял и вывернул мир наизнанку. И Римме совсем не нравилась эта изнанка, где сильные и слабые имеют равное право на существование, где способный добровольно становится заложником, чтобы спасти неспособных. Поль Лагайм — предатель. Он предал всех, кто сумел возвыситься над остальными, он и другим навязывает свою ненормальную логику. Лиргисо (пусть подонок, зато какой могущественный подонок!) из-за него вынужден заниматься спасением бомжей, а Римма из-за него не смогла убить никому не нужную Магду, потому что в его темных, как два ночных озера, глазах было что-то такое… заразное. Его надо поскорей обезвредить. Сдать в лабораторию Пергу, там из него сделают лишенный воли живой инструмент, ни для кого не опасный.

«Сканера» и его провожатых преследовали обе группы, ориентируясь по звукам. Римма, Зойг и Саймон бежали впереди, группа Намме, присоединившаяся к погоне чуть позже, немного отставала, в хвосте хромал Роберт. Римму охватил яростный азарт: Поль Лагайм был угрозой для всего, что ее восхищало, для самого миропорядка, и она чувствовала себя волчицей, ведущей стаю по следу.

— Команда, шевелись! — раздался в шлемофонах приказ Намме. — Времени мало. Мы должны взять объект и уйти от Лиргисо.

Говорил он на бегу, с паузами для вдоха-выдоха. Лучи фонариков скользили по белесым от изморози закругленным стенам — как в туннелях нариньонской подземки, Римме однажды пришлось прятаться там от полицейской облавы, только в подземке был не иней, а какой-то специфический налет.

— Господа, почему же вы так уверены, что сумеете от меня уйти?

«Лиргисо поймал нашу волну!»

Римма отметила это мимоходом: главное — обезвредить Поля Лагайма, все остальное побоку. Позади шум, как будто кто-то упал. Она оглянулась: Клисс растянулся на полу, это у него на шлеме номер 37. Через пару секунд снова звук падения — кто-то запнулся о Клисса.

Взрыв ругани: Намме, Гнас и Зойг обложили Лиргисо.

— Господа, ну зачем же так? — спросил лярниец с мягким упреком, когда все умолкли. — Я ведь могу обидеться… Спросите у Саймона Клисса, что бывает, когда я обижаюсь.

Новый шквал мата. Кирч обнаружила, что рядом с ней никого нет, остальные увлеклись перебранкой с врагом и отстали. Хотя нет, кто-то еще бежит, не сбавляя темпа. Сабрина.

— Мужики, вы совсем охренели? — прозвенел в шлемофонах ее высокий голос. — Мы здесь кого-то ловим или с Лиргисо лаемся? Он же вам зубы заговаривает!

Это всех отрезвило, ругань в эфире стихла.

— Вот интересно, как же вы покинете домберг, если ваши машины уплыли? — воспользовавшись паузой, спросил Лиргисо. — Правда, меня это весьма интригует… Или у вас есть надувная лодка?

Стажер Зойга, оставшийся сторожить боты, еще с полчаса назад сообщил, что потерял домберг из виду, а машина Керимкавайде до сих пор блуждала в тумане, но бойцам «Конторы Игрек» не привыкать к сложным ситуациям. Кто-нибудь да найдет выход, только сначала нужно догнать «сканера».

Гнас, а за ним Зойг и Намме, снова начали объяснять Лиргисо, какой он …, …, … и так далее.

— Вошли во вкус, — бросила на бегу Сабрина, поравнявшаяся с Кирч — она была стайером, каких поискать.

— Мужики, — фыркнула в ответ Римма.

Включаться в эфирную перепалку она не собиралась, и не только потому, что берегла дыхание. В глубине души она ничего не имела против Лиргисо, даже «должок» был скорее формальностью, чем поводом для враждебных чувств. Иногда Римму посещала крамольная мысль, что, встреть она в прошлом не агента «Конторы», а кого-нибудь из тех, кто сейчас принадлежит к лагерю ее противников — была бы с ними (потому что главное — быть с теми, кто обладает реальной силой, все прочее не так важно). Но эта мысль мелькала вскользь, тенью на периферии сознания, и Римма сразу же гнала ее: черт знает, до чего так можно додуматься.

Стук подошв позади. Хрящевые перегородки искажают звуки так, что кажется, будто тебя преследует проворная многоногая тварь, она не нуждается в отдыхе и с дистанции не сойдет; у тебя есть множество интересов и планов, не связанных с происходящим сейчас, а для нее весь смысл существования — в этой погоне.

В комнате с костром Поль задремал и потому пропустил приближение агентов. Его растормошили, когда те уже появились. Он не спал больше суток. В роскошной каюте на яхте Живущего-в-Прохладе он провел бессонную ночь: во-первых, было слишком жарко, а кондиционер на его команды не реагировал, во-вторых, даже на комфортабельном ложе лежать в бронекостюме было неудобно. Вдобавок он опасался нападения (с Лиргисо станется!) и просидел до утра с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам, готовый к драке. Потом был дерифлоразведочный рейд, потом все остальное.

Когда пронизывающий холод отпустил, и в эфире наступило затишье, он сам не заметил, как соскользнул в сон, тревожный, полный трепета потусторонних мутно-радужных перепонок, но все-таки сон, — и вдруг его разбудили, встряхнув за плечо, и теперь снова надо бежать по темному обледенелому лабиринту.

Агенты убили из-за него уже двоих. Бессмысленные, ненужные убийства, но, видимо, представители таких организаций, как «Контора Игрек», без этого не могут. Они «делают свою работу» — и попутно все вокруг разносят, как разошедшаяся шпана, которая бьет случайных прохожих и громит кабины видеофонов.

Дробный топот многоногой твари — она не отстанет, усталость ей неведома, зато Поль мало-помалу выбивался из сил.

Главное — не поддаваться чувству обреченности, тогда наверняка проиграешь. Это он усвоил еще в те времена, когда регулярно ввязывался в уличные драки.

— Хельмут, — позвал он охрипшим голосом, — у вас есть баллончики с краской? Или просто краска… Если залепить им щитки… Они откроют лица, тогда шансы уравняются.

Дыхание сбилось, он замолчал.

— А можно! — откликнулся Хельмут. — Рыбий клей есть и краска, которую мы из агалов варим. Ежели смешать — в самый раз! Пошли вниз. Парни, давай на три группы, чтоб их запутать, а встретимся на седьмом этаже, где бочки стоят.

— Вы этажи снизу считаете или сверху?

— Сверху. Снизу их без толку считать, осадка меняется — то зальет, то схлынет.

На пятом этаже удалось немного оторваться: после того, как они разделились, охотники растерялись и замешкались. Поль обессиленно прислонился к стене, достал из аптечки на поясе упаковку хминка. Без допинга не обойтись, он совсем ослаб, да еще озноб какой-то странный появился.

— Ты лучше вайги хлебни, — опять завел свое Хельмут. — Бледный ты очень, даже впотьмах видно.

Поль помотал головой и проглотил сразу две капсулы.

Игра в догонялки с бомжами перешла в новую фазу: те вдруг брызнули врассыпную, и команде «Конторы» тоже пришлось разделиться.

Римма и Сабрина сказали, что без мужиков вернее задание выполнят, и пошли вдвоем. Гнас остался с Намме, а Саймон и Роберт — с Зойгом. Тот предлагал командиру звена поменяться — мол, он за одного двух отдает, но Намме почему-то не согласился.

Температура внезапно повысилась, изморозь растаяла. Усилился запах гнили, темные стены мокро блестели, под ногами хлюпала слякоть.

— Почему мы газ не используем? — простонал Роберт, измученный болью в лодыжке. — Командир, у нас ведь есть газовые гранаты.

— Нельзя, — буркнул Зойг. — Во время Зимпесовой бури все непредсказуемо. Бывает, что люди от несмертельного газа мрут, а если мы «сканера» угробим, Шкаф нас самих мутантами сделает.

Саймон ухмыльнулся: профессора Челькосера Пергу называли Шкафом с его подачи. Пергу и начальник Отдела по связям с общественностью издавна друг друга недолюбливали, и однажды Саймон, чтобы угодить своему шефу, нарисовал карикатуру: кособокий рассохшийся шкаф с узнаваемыми чертами Пергу — тот и правда был похож на шкаф, халтурно сколоченный, громоздкий и угловатый. Картинка понравилась, Фешед после этого заметно потеплел к новому подчиненному, а к экстрапсихологу приклеилось прозвище.

— Тихо! — сказал Зойг. — Слышите?

Шум вдали. Они снова сближаются с другими группами.

Зойг связался с Намме и Кирч — те подтвердили, что тоже слышат звуки.

— Роберт не отстал? — спросила Римма.

— Здесь он. Клисс ему посоветовал допинг принять, и теперь он бегает, как скаковой тьюбекун.

Саймон не сразу припомнил, что такое тьюбекун: животное с Гинта, бежевое в пурпурную полоску, жрет насекомых и всякую падаль, используется для верховой езды. Не забыть бы потом рассказать все это «салаге» — пусть знает, что его оскорбили.

— Саймон, так ты еще и советы коллегам даешь? О, могу представить, как тебя ценят в «Конторе Игрек»! Тебе ведь вырастили новое ухо взамен съеденного? Обстоятельства переменчивы, вдруг мы с тобой снова встретимся…

На этот раз Лиргисо обращался персонально к нему! Саймон задрожал, но хотя бы не упал. Ноги стали ватными, во рту пересохло.

— Саймон, это невежливо — молчать, когда я с тобой разговариваю!

— Да ведь я ничего… — пробормотал Клисс.

Ужас и тошнота. Ему казалось, что он остался один, все куда-то поисчезали, есть только он и этот страшный, мнимо приветливый голос.

— Сначала меня знакомят с образчиками скучного и невыразительного, как штампованные безделушки, человеческого сквернословия, а теперь еще и Клисс меня игнорирует…

— Я вас не игнорирую, — выдавил Саймон. — И ничего я в ваш адрес не говорил, это другие говорили, а я молчал…

— Клисс, отставить разговоры с Лиргисо! — потребовал Зойг. — И прибавить ходу!

— Мне еще доза нужна, подохну я без дозы! Пусть мне сначала нехилую психозащиту поставят, а потом чего-то требуют!

— Космическая полиция предлагает всем находящимся в розыске преступникам явиться с повинной, — опять проснулся Космопол. — В первую очередь это касается лярнийского гражданина Лиргисо, объявленного вне закона, а также…

— Офицер, вам не стыдно? — перебил Живущий-в-Прохладе. — Я занимаюсь гуманнейшим делом — спасаю домберг с обездоленными рубиконцами, а вы называете меня преступником! Это с вашей стороны некорректно и некрасиво.

Наступила тишина, словно космополовец, услышав эту отповедь, опешил.

Бросив в рот пятую по счету капсулу хминка, Саймон вновь опустил щитки и побежал догонять Зойга и Роберта. Ему хотелось забиться куда-нибудь и сидеть тихо-тихо, чтобы Лиргисо его не нашел, но он понимал, что это не путь к спасению — благодаря лошадиной дозе допинга голова работала с пугающей ясностью.

Новый всплеск активности в эфире. Кирч и Намме вызывали Зойга, потом остался только голос Кирч:

— Зойг, вы где? Нас атаковали, залепили щитки какой-то дрянью. Намме убит. Продолжаем преследование втроем. Будьте осторожны!

— Поживее, вы, оба! — рявкнул, оглянувшись, Зойг. — Вперед!

«Куда — вперед? — подумал Саймон с тоской. — Туда, где нам тоже щитки залепят?»

Схватка в зале с низким, в черных гофрированных наплывах, скошенным полотком и столпотворением белых, как муравьиные яйца, пластиковых бочек была короткой, сумбурной и по своим последствиям катастрофической.

Две пары, Римма с Сабриной и Намме с Гнасом, ворвались туда через два лаза почти одновременно, и сразу же в них полетели комья клейкой массы. Ослепленным агентам пришлось поднять щитки, завязалась драка.

Поль Лагайм вовсе не был «заморенным и замученным», как утверждал Саймон. Худощавый, но при этом ладный и ловкий — и видно, что тренированный. Он чуть не убил Сабрину: уже приготовился метнуть в лицо гарпун, когда та пронзительно завизжала (один из ее коронных тактических приемов), и «сканер» в последний момент перенаправил удар в корпус, защищенный броней. Сабрину опрокинуло навзничь, а Римма сделала два важных вывода. Во-первых, Лагайм, вероятно, под допингом — сам по себе оглушительный визг на него не подействовал. Во-вторых, он из тех чистоплюев, которые не убивают женщин и детей, это стоит учесть. Еще бы, незийский полицейский! Их ведь проверяют с помощью специальных тестов на «социальную благонадежность», кого попало туда не берут. Римма всю эту гуманистическую ерунду от души презирала — она была выше этого.

Один из бомжей убил Намме, гарпун с хрустом проломил переносицу и разворотил лицо. Подхватив с пола гарпуны, не попавшие в цель, Кирч и Гнас ринулись в атаку, и тогда противник (она уже начинала думать об этом неорганизованном сброде, как о реальном противнике!) отступил через лаз, скрытый за бочками.

После гибели Намме командование звеном переходило к Зойгу, и Римма ощутила глухую ревность: она ничуть не хуже! Тем более что Зойг с двумя раздолбаями где-то отстал… Кирч сердито сопела на бегу, потом бросила:

— Наша задача — взять «сканера» и перебить всех его провожатых.

— И не дать им времени зарядить арбалеты, — отозвался Гнас. — Вроде как болты у них кончились, но вдруг где-нибудь есть заначка.

«Соображает парень… Только с самоконтролем у него плоховато, и за это надо будет хорошенько надавать ему по шее».

Римме нравилась роль справедливого, внимательного к молодняку командира, и она старалась подчинять свои мысли алгоритмам, соответствующим этой роли.

Без щитков было паршиво — никакой защиты от вони, и в придачу головокружение, одышка. Сабрина и Гнас тоже чувствовали себя неважно. Надышались какой-то дряни?.. Зато позади слышен топот: это тройка Зойга, а у них щитки в порядке.

Словно и не было пятикратной дозы хминка. Саймона знобило, перед глазами колыхались темные кляксы — каждая была маленьким омутом, куда можно нырнуть, чтобы от всего и от всех уйти, забыться… Если бы не Лиргисо, он бы так и сделал, но его удерживал страх: а вдруг не насовсем забудешься, вдруг потом очнешься в застенке?

Стажера швыряло от стены к стене, как пьяного. Зойг вначале ругался, а после его тоже одолело странное недомогание, и они тащились втроем, как тяжелобольные на прогулке, пытаясь догнать группу Кирч.

— Крис, — раздался в шлемофоне голос Поля Лагайма, слабый и полный тоски, — меня пытаются сожрать.

— Кто? — спросил Лиргисо. — Поль, что случилось?

— Не знаю. Непонятно, существа это или просто какое-то явление. Треугольники с отростками, они маленькие, но их очень много. Они вращаются и неприятно светятся, и забирают энергию, как умеешь делать ты. Подожди, голова кружится… Они так и липнут ко мне. Скажи, что мне делать?

Тронулся «сканер». В груди у Саймона ликующей волной поднялось злорадство: теперь начальство, которое, не считаясь с обстоятельствами, погнало людей в домберг, получит бесполезного психа, одержимого галлюцинациями — и поделом ему, начальству!

— «Торпеду» включить, вот что делать! Ты слишком раскрыт, чтобы защититься от такого воздействия. Поль, ты меня слышишь? Немедленно включи «торпеду»!

— Лагайм, не поддавайтесь панике, — это уже Космопол не дремлет. — Наши специалисты по освобождению заложников готовы к вылету. Как только буря закончится, они до вас доберутся. Послушай, ты же в полиции работал, так собери волю в кулак и немного потерпи!

— Вы не поняли, — снова заговорил Лагайм. — Я «сканер», экстрасенс, я вижу невидимое. Не надо, только вайги мне сейчас не хватало… Извините, это не вам. Эти треугольники действительно есть — наверное, они как-то связаны с Зимпесовой бурей. И они хотят меня сожрать.

— Включай «торпеду!» — в голосе Лиргисо было столько напора и ярости, что у Саймона перехватило дыхание от цепенящего страха. — Я смогу тебя защитить, но для этого я должен находиться рядом.

— А что будет с домбергом?

— О, Фласс… — Саймон услышал, как Лиргисо скрипнул зубами. — Да спасем мы его, спасем! Мы уже в шельфовой зоне, до берега недалеко, так что насчет домберга мы с тобой договоримся. Поскорее включай «торпеду».

— Сейчас… — почти прошептал «сканер» после нескольких секунд молчания.

Ну вот, плакали наши баллы, философски ухмыльнулся Саймон. Он все еще продолжал ухмыляться, когда его внезапным холодом обожгла догадка: треугольники жрут не только «сканера»! И его, и Зойга, и Роберта… Просто «сканер» единственный, кто их видит.

— Командир, эти твари на нас тоже напали, — прохрипел он, пытаясь схватить гинтийца за руку. — Нам из-за них так дерьмово! Надо уходить.

— Как? — Зойг оттолкнул его и прислонился к стене.

— Как угодно! Давайте лодку найдем.

— Поль, теперь-то в чем дело? — спросил Лиргисо.

— Я уронил «торпеду», — тоска в голосе Лагайма усилилась, словно он наконец-то почувствовал свою обреченность. — Не вижу, где она… Нет, не надо мне вайги. Это я не тебе. Пальцы совсем онемели, и ощущение такое, как будто из меня кровь вытекает.

— Борись за свою жизнь, мерзавец! — Саймону показалось, что Живущий-в-Прохладе вот-вот начнет говорить все те слова, которые ему чуть раньше пришлось услышать от Намме, Гнаса и Зойга, но «мерзавцем» дело ограничилось. — Наглухо закройся и ничего не отдавай им. И поскорее найди «торпеду»! Поль, ты меня слышишь?

— Я не могу…

Саймону передалась тоска Лагайма, он улегся на пол у стены и свернулся калачиком. Зойг пнул его так, что загудела броня.

— Встать! Ищем плавсредства! Клисс, выполняй приказ!

Саймон вспомнил о своей Тайне, о фильме — эта мысль заставила его подняться на четвереньки и поползти вперед. Надо найти плавсредство и уплыть отсюда, иначе фильма не будет.

— Найди «торпеду» и нажми на кнопку. На это у тебя должно хватить сил. Или пусть это сделает кто-нибудь другой.

Пол в этой комнате местами застлан крашеными циновками, а там, где их нет, зияют дыры и трещины, обрамленные лохмами плесени. Множество пустот, словно кто-то их прогрыз, и попробуй, угадай, куда закатилась «торпеда». Может, провалилась на нижний этаж … Он снова оттолкнул флягу, которую совал ему в лицо Хельмут, решивший, что сейчас самое время угостить его вайгой. Рука бессильно упала.

Треугольники окружали его сплошным живым облаком, их царапающее свечение вызывало резь в глазах, хотя видел он их не глазами. И вдобавок каждый из них вращался вокруг собственной оси — одни быстро, другие медленно. Пока в нем теплится жизнь, они не отстанут, это он знал точно.

— Поль, я жду. Прошу тебя, найди и включи «торпеду»!

Как будто он сидит возле запертой двери, а Лиргисо ломится с той стороны… Его колотила дрожь. Он понимал, что умирает.

За вратами смерти нет ни полного небытия, ни рая, ни ада — есть бездна, лишенная пределов, зев бесконечности. Когда трапеза треугольников закончится, он туда соскользнет и вернуться назад уже не сможет. У тех, кто туда уходит, рвутся все контакты с живыми.

— Поль, ты должен найти «торпеду» и прислать мне картинку!

Здесь, на краю бездны, даже вражда потеряла прежнее значение. Он привык думать о Лиргисо, как о враге, но сейчас тот был едва ли не единственным связующим звеном с жизнью, которая постепенно сдвигалась, словно подхваченный оползнем пласт земли вместе с людьми, зданиями, деревьями, машинами и дорогами, в область навсегда утраченного.

— Не отключайся, пока я в сознании, — попросил Поль. — Поговори со мной, хоть о чем…

— Ты не умрешь, если наконец-то меня послушаешься! Делай то же самое, что делают треугольники — восстанавливай силы за счет тех, кто находится около тебя. Ты ведь там не один?

— Да пей же, твою мать! — Хельмут опять поднес к губам Поля фляжку. — Сгоришь ведь! Стахо, подержи ему голову…

У него не было сил для борьбы. Кто-то зажал ему нос, и в рот хлынула обжигающая горькая жидкость с рыбным привкусом. Поль зашелся в судорожном кашле, а когда приступ миновал, процедуру повторили, и он все-таки хлебнул жгучей дряни.

— Эй ты, парень на том конце! — услышал он, как будто издалека, голос Хельмута. — Не боись, теперь все в порядке, мы его вайгой напоили!

— Если он умрет, вы все умрете.

— Не, не, теперь не умрет, мы как лучше сделали! Его чертова трясучка прихватила, это во время Зимпесовой бури обычное дело, а вайга от нее лечит. Мы даже грудных детей с ложки поим, водичкой для них разбавляем. Погоди малость, он очнется и что-нибудь скажет.

Поль приоткрыл глаза. Он был очень слаб и находился в сидячем положении только потому, что кто-то его поддерживал. Боль в обожженном спиртом горле до сих пор не утихла, зато озноб прошел. Было тепло, словно его закутали в толстое невидимое одеяло. А треугольники потеряли к нему интерес и кружили на расстоянии, как будто находились в аквариуме из мутного стекла. Или это он в аквариуме?..

— Скажи что-нибудь своему другану, — шепнул Хельмут, державший Поля за руку с пристегнутым передатчиком. — А то злой он очень, угрожает.

— Я живой. Треугольники меня больше не трогают. Вайга от них каким-то образом защищает, а я сначала не врубился, — приходилось выговаривать слова медленно, с усилием. — Мы скоро будем у берега? Надо, чтобы домберг не завалился набок на мелководье.

— С каким удовольствием я бы утопил этот флассов домберг вместе с тобой! — вздохнул Лиргисо. Правда, на этот раз в его голосе звучало не раздражение, а облегчение. — Подойдем к скалам, там достаточно глубоко. Не забудь найти «торпеду».

— Во, слышал? — Хельмут склонился над передатчиком. — Он пока слабый, но скоро поправится, мы его напоили вовремя.

— Если кто-нибудь из вас воспользуется его беспомощным состоянием, я всех поубиваю, — Лиргисо умел говорить с жутковатыми интонациями. — Надеюсь, вы не пропустите это предупреждение мимо ушей.

— Не, за кого ты нас держишь, мы ничего у него не украдем! — заверил старик. — И приборчик найдем, который он потерял. Парни, живо все ищите эту штуку!

— Тебе кажется, что все вокруг такие же чокнутые, как ты, но тебе это только кажется, — сказал Поль по-манокарски.

— У тебя есть аптечка? Прими витамины и саренохлоцин, это помогает восстановить силы после таких воздействий. И маленькая личная просьба… Ты не сумеешь стащить у них немного вайги? Меня интересует химический состав этого чудодейственного напитка.

— Тащить-то зачем? Думаю, если я попрошу, мне дадут.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.