Много лет она пассивно страдала, но не делала никаких попыток разобраться в себе, потому что вспыхивающая внутри боль подавляла любые ее попытки познать себя. Теперь же ей вдруг стал понятен смысл слов матери, тех слов, что она сказала ей во время одной из последних встреч. Не стоит бороться с проблемами, не стоит в отчаянии пытаться искоренить их или избегать страха, который они вызывают, сказала она тогда. Кристина лежала с ней на больничной койке, уткнувшись головой в ее плечо. Рядом монотонно гудел какой-то медицинский аппарат, сильно пахло лекарствами, но Кристина не обращала на это никакого внимания, обняв маму и стараясь подольше растянуть это счастливое мгновение. Научись верить себе, Кристи, продолжила она. Научись идти только туда, куда ты действительно хочешь. И тогда, все то, что мешало тебе ранее, само исчезнет.
Кристина вновь расплакалась, но сейчас это были светлые слезы грусти. Она сдвинулась с места, сначала медленно, с трудом ступая на ногу, которую она подвернула при паническом бегстве в лесу, потом все ускоряя шаг, не замечая боли уставших мышц. Кристина шла очень долго, дыхание сбивалось, во рту пересохло, очень хотелось снова сесть на землю и забыть про изнуряющий путь в никуда. Но она не сдавалась, и с каждым следующим шагом ее решимость добраться до выхода из пустынной равнины становилась сильней. Кристина напрягала глаза, стараясь в кромешной темноте разглядеть хотя бы какие-нибудь ориентиры, но скудный лунный свет скрывал от нее окружающее пространство. Она блуждала в темноте, стараясь держаться одного направления, пока неожиданно не наткнулась на серую бетонную коробку здания, выросшую словно из-под земли. Кристина подошла ближе: то, что казалось домом, на самом деле напоминало скорее небольшую комнату, которую чья-то непостижимая сила вырвала из обычного здания и кинула ее посреди бесконечного поля. Бетонные стены с обломками торчащих из них кирпичей. И крошечные окошки, заделанные решеткой. В груди у девушки зашевелилась тревога, она обошла странную комнату, пока не увидела проход. Заглянула в него, и ее сердце железными тисками сжал ужас. Она стояла у входа в тюремную камеру, двухярусные кровати перевернутыми лежали у стены, железные тумбочки валялись рядом, на одной из них стояла горящая свеча, отбрасывающая на потрескавшиеся стены дрожащие пятна света. Мерцающий огонь освещал пол, залитый засохшей темной кровью, в воздухе висел ее тяжелый густой запах. Кристина зажала нос руками и отступила назад. Она увидела надпись, выцарапанную на противоположной стене. Всего три слова, чуть было не лишившие ее сознания:
ЗДЕСЬ УМЕР РОНИ.
– Это неправда, – прошептала она, – Нет, это обман…
Она сделала еще один шаг назад, и ее нога наступила на что-то мягкое. Светлый пиджак, залитый кровью. Пиджак Генри, ее отца, лежал сейчас на земле, пропитанный кровью насквозь.
Этот мир ищет твои самые слабые места, говорила ей Сатори. Находит и протыкает их иглой страха и разочарования. Воплощает в реальность твои же кошмары. И твои же иллюзии.
– Меня не остановить этим, – сказала она. Голос дрожал, но Кристина не позволяла себе даже на секунду поверить в то, что видели ее глаза, – Слышишь меня!? Кем бы ты ни был!
Она догадывалась, что может произойти нечто подобное. И сейчас, когда сердце в полной мере пережило всю боль утраты близкого человека, всю невыносимость одиночества, она не дала обмануть себя своими же самыми страшными кошмарами. Это было сложно, невероятно сложно, но Кристина осталась стоять у выломанного в стене прохода, не бросилась бежать отсюда, как кричал ее страх. Она слушала себя. И внутренний голос говорил ей, что нужно идти к свету, но не бежать от тьмы.
Имя Рони исчезло со стены. От пиджака на земле осталась лишь горсть трухи.
Ты почувствовала свою силу,– раздался голос за ее спиной. Голос Сатори, –
но то, чем ты долгое время жила, не оставит тебя в покое. Будет рождать новые страшные картины. Кошмарные предзнаменования. Будет стараться раздавить твой дух. Отобрать самое ценное – свободу. Это и есть вызов, Кристи. Слушать себя настоящую, но никак не лживый голос страха или мертвых глупых иллюзий. Чем дальше ты пройдешь к своей цели, тем сильнее станешь. Чем больше трудностей возникнет на твоем пути, тем большую силу приобретешь. Как далеко ты готова пройти по этой дороге? Она приблизилась вплотную к Кристине и обняла ее за плечи.
Как долго ты готова жить свободным человеком, Кристи? Свободной от самой себя?
Небо озарилось светом, будто в один миг ночь сменилась жарким летним полуднем. Кристина зажмурилась, пока яркий свет не перешел в мягкое сияние, осветившее всю равнину. Не оставив на земле ни единой тени.
Ты хотела узнать, кто я? Почему помогаю тебе… Что ж, сейчас самое время для получения ответов.
И когда Кристина, наконец, обернулась, она увидела,
кемна самом деле являлась Сатори.
..19..
Несколько очень долгих минут она не могла вымолвить ни слова. Все ее существо пораженно замерло, с трудом стараясь осознать то, что видят глаза.
Время просыпаться, говорила ей Сатори незадолго до недавнего своего исчезновения.
Время узнать себя настоящую.
Кристина ошеломленно вглядывалась в лицо Сатори. Ее разум отказывался принимать правду. Ту правду, что так тщательно скрывало ее подсознание.
Твои глаза все еще закрыты,говорила Сатори у одинокого вяза.
Ты не видишь очевидного.Говорила, отвечая на вопрос, почему она ей помогает. Кто же может помочь человеку лучше, чем он сам? Кристине вспомнился Райан, парень Тритии, едва не проломивший ей голову. Принявший ее за ту девушку, что говорила с ним, скрываясь в лесной тени. Принявший ее за Сатори.
Мудрые древности говорили, что величайший враг человека находится у него внутри,– произнесла Сатори,
– Но они забыли сказать, что лучший его союзник находится там же.
Иногда правда кажется такой невероятной, что ей не хочется верить. Вся система моровоззрения трещит по швам и разваливается из-за одного единственного неизвестного ранее факта, лежащего в самом ее основании. Остается только лишь стоять в изумлении, пытась постичь непостижимое.
Это невозможно, – прошептала Кристина, – боже мой, разве это может быть правдой?
Нет ничего невозможного,– сказала Сатори. Она улыбалась, и ее улыбка чертовски пугала Кристину,
– вселенная таит в себе миллиарды возможностей, вопрос лишь в том, какие из этих возможностей мы приводим в действие. Воплощаем в реальную жизнь.
Кристину пугала улыбка Сатори, потому что это была ее собственная улыбка. И сама Сатори, словно зеркальное отражение ее самой. Ее губ, глаз, волос. Только в глазах этих плясала незнакомая сила, от которой нельзя было отвести взгляд.
Долгое время я была заперта в темных коридорах твоей личности Кристина,– произнесла она,
– Закрытая от внешнего мира, закупоренная тоской и отчаянием, заглушенная слабостью и малодушием. Ты пряталась от собственной силы, способной полностью изменить твою жизнь. Я – та часть твоей души, которую ты меньше всего хочешь видеть. Меньше всего ты хочешь иметь дело с собой настоящей, предпочитая укрытие в жалости к самой себе.И рождение, и смерть несут в себе боль, Кристина, страдание, которое нужно пережить, чтобы войти в новый мир или же, чтобы попрощаться со старым. Я родилась в твоей боли, в твоем отчаянии и бесконечном стремлении к счастью – ты искала его где угодно вовне, но только не внутри себя. И я очень долго ждала, прежде чем ты смогла заметить меня и принять. Чтобы показать тебе настоящую свободу, Кристи. Мир, где ты можешь жить счастливым человеком, не убегая от страха или тревоги, выбирая любую дорогу из миллионов простирающихся перед тобой.
Сатори подошла еще ближе, ее теплое тело прикоснулось к Кристине, и девушка почувствовала, как из самых глубин ее существа поднимается бесконечная печаль, щемящее сердце. Многими бессонными ночами лежала она в кровати не ведая, какие тайны скрывает ее душа. Не зная, что собственными руками погребла на ее дне лучшую свою частичку.
Лишь близость смерти могла заставить тебя выйти из порочного круга самобичевания, -продолжила Сатори, обняв ее за плечи
, – звучит парадоксально, но именно страх, терзающий тебя в прошлом, помог тебе собраться и выжить. Возродив заново свою личность.
Я – это ты. Мы едины с тобой. И когда ты полностью осознаешь это, целостность восстановится, Кристи. Священная земля, где мы оказались, дала мне силу освободиться от влияния твоего отчаяния и предстать перед тобой во плоти, но она же является обителью безумных фанатиков, желающих вечной власти над жизнью. Я пыталась помочь Джоан. Пыталась помочь Тритии и Райану, но это оказалось бесмысленной тратой времени. Слишком сильно они запутались в себе, слишком уязвимыми оказались их души перед нечеловеческой злобой тех, кто возомнил себя новыми богами. Все они сделали выбор в пользу своей слабости, Кристи. Разве может кто-либо помочь человеку лучше, чем он сам?
Сатори прикоснулась рукой к ее щекам, по которым текли горячие слезы.
Есть еще кое-что, о чем тебе нужно узнать. Что так тщательно скрывает твоя память.
..20..
Подобная огромной шестигранной библиотеке Борхеса, на сотнях полок которой лежат тысячи пыльных книг, ее память возвращалась в прошлое, перебирая старые тома, листая пожелтевшие страницы. Книги прошедшей жизни, с воспоминаниями, пережитым опытом, знаниями, как безнадежно глупыми, устаревшими, так и бесценно мудрыми, озаряющими душу вспышками понимания. Библиотека, строго хранящая в себе миллионы забытых вещей. Не желающая принимать новую информацию, но со строгой консервативностью сохраняющая старые архивы. Где-то там, на самых низких полках была спрятана одна-единственная книга, тщательно оберегаемая разумом от вторжения в нее сознанием. Эту книгу сейчас открыла перед ней Сатори, и Кристина вздрогнула, пораженная яркостью и реальностью записанных в ней воспоминаний.
Она увидела серую бетонную стену лондонского бара с тонированными окнами и яркой неоновой вывеской над входом. Ощутила запах дыма и гари – где-то на востоке, там, где начинался промышленный район, что-то горело, и дым тонкой струйкой поднимался в ночное небо. А перед ними стоял Гевин с ножом. Она вновь переживала то страшное событие, забравшее у нее Рони. Образ был настолько реален, что Кристина слышала пронзительные гитарные аккорды хита Тома Йорка, пробивающиеся через закрытую железную дверь паба, чувствовала холодные порывы ветра, гуляющего по пустынным улицам. Тогда она пережила сильнейшее потрясение – Рони оттолкнул ее в сторону, чтобы спасти от ножа Гевина и бросился ему наперерез, пытаясь сбить его с ног и отобрать острое лезвие. После этого ее память обычно обрывала воспоминание, оставляя вместо произошедших далее событий черную бессознательную пелену, но теперь она могла видеть, как Гевин нанес удар в бок ее парню. Она закричала, не в силах прекратить эту жестокую страшную драку, Рони упал, но он успел увлечь за собой Гевина, и они оба рухнули на асфальт. Нож выпал из рук обезумевшего наркомана, и он схватил раненого Рони за шею, пытаясь его задушить. И тогда Кристина подняла блестящий в свете ночных фонарей нож, на котором все еще оставались капли крови Рони. Она рыдала и кричала в бессильной ярости, но в баре играла слишком громкая музыка, никто не слышал ее криков. Человек, который значил для нее гораздо больше собственной жизни, задыхался и хрипел, стараясь освободиться от смертельной удущающей хватки рук Гевина. Кристина не могла поступить иначе, страх за жизнь Рони ослепил глаза ее разума, она подбежала к двум борющимся телам, Гевин на мгновение ослабил хватку, взглянул на нее и ухмыльнулся. Он не собирался оставлять в живых бывшего друга. Но потом выражение его глаз стало другим, и ухмылка сползла с лица. Кристина вонзила нож в его тело до самой рукоятки. И когда до ее сознания дошло, что она только что своими руками убила человека – вот тогда нечеловеческое напряжение и ужас лишили ее чувств.
Потерянное воспоминание. Забытые осколки памяти, пробившиеся наружу. Кристина плакала, не в силах сдержать вырвавшихся наружу эмоций.
Разум старается забыть о кошмарах реальности. Старается вытеснить их в подсознание, где они гниют и отравляют своим существованием всю жизнь,– услышала она мягкий голос Сатори,
– но таков удел слабого человека. Мы же должны научиться жить с памятью о прошлом, Кристина.
Теперь девушка понимала, почему на ноже Гевина нашли отпечатки только лишь Рони. Он вытер рукоять и оставил свои отпечатки, чтобы ни тени подозрения не упало на нее. Он заплатил за ее свободу своей собственной. И ни разу, ни одним словом не обмолвился об этом во время их коротких встреч в тюремном изоляторе.
Не стоит его жалеть,– произнесла Сатори,
– Рони – сильный человек, и он сделал то, что должен был сделать. Поступок, достойный уважения. Чувству вины или жалости не может быть места в сердце любящего человека, Кристи.
Кристина рыдала, не в силах поверить, что она действительно убила человека. Что Рони вместо нее оказался в зловонной тюремной камере.
Ты спасла ему жизнь, Кристина,– прошептала Сатори, –
Любовь не оставила тебе иного выбора. Сейчас ты стоишь на самом краю. Переломный момент, определяющий всю дальнейшую жизнь. Позволишь ли ты отчаянию и тоске увлечь себя обратно в пучины ада или же найдешь в себе силы бесстрашно посмотреть в глаза правды, решать только тебе.
И Кристина приняла решение. Слезы все также градом лились по ее лицу, в груди пульсировала тоска по Рони, но теперь она не могла позволить чувствам управлять собой. Кристина обняла Сатори, это был неожиданный душевный порыв, противиться которому девушка не могла, она почувствовала, как тело Сатори теплеет, теряет форму и сливается с ее собственным. Ощущения, которые она испытала в тот момент, походили на чувства человека, впервые за много лет оказавшегося в родном доме, где его всегда любят и ждут. Отчаяние и страх за будущее ушли, их место внутри заняло невозмутимое спокойствие с несгибаемым намерением следовать своим целям. Словно в сердцевине ее личности появилось ядро, пробить которое не может даже самый сильный страх, самая глубокая безнадега. Это и есть та свобода, о которой говорила Сатори, подумалось ей. И обретение этой свободы стоило всех пережитых ужасов, всех чудовищных усилий, потраченных на их преодоление.
Кристина посмотрела вдаль, у самого горизонта, под небом, уже начавшим возвращать себе кроваво-красный цвет, белела гряда скал. И одинокое дерево появлялось из мерцающей туманной дымки посреди равнины, вытягивая вверх усыпанные пожелтевшей листвой ветви. Поле, казавшееся ранее бесконечным, обрело пределы.
Ну что ж, пора отсюда выбираться,прошептал ее внутренний голос.
..21..
Трития шла нетвердой походкой, спотыкаясь об торчащие из-под земли корни и невидящим взглядом уставившись себе под ноги. На лице алела свежая рваная рана: от правого глаза, до подбородка. Разорванная блузка едва прикрывала расцарапанную грудь, глаза девушки ничего не выражали, она шла по лесной просеке, не обращая внимания на боль и усталость. Она мечтала умереть, исчезнуть из того ада, куда они попали с Райном, исчезнуть из реальности, только чтобы душевная боль, залившая все ее внутреннее существо, ушла с приходом смерти. Триша вспомнила последний взгляд своего парня и ее вновь пробрала дрожь. Это она уговорила его на эту безумную поездку, она выбирала маршрут и предложила срезать путь по Алтерионскому шоссе. А он погиб, держась в последние мгновение жизни за ее руки. Осознание этого факта с каждым новым напоминанием ранило ее еще сильнее. Трития шла по темному лесу, тени от деревьев скрывали окружающее пространство. Около получаса назад она испытала самое страшное событие своей жизни. Этот дьявольский мир оживил страшные воспоминания ее детства, воспоминания, окончательно убившие в ней взрослую двадцатипятилетнюю девушку. Сейчас она чувствовала себя маленькой беззащитной девчонкой, как и тогда, в школе, в годы издевательств и унижений. После вернувшегося кошмара ей больше не хотелось жить.
Трития остановилась, перед ней стоял тот шкафчик с зеркалом, что они увидели, когда в последний раз пытались найти спасительный выход. Она помнила, что разбила тогда зеркало, но здесь оно, без единой трещинки на гладкой поверхности, отражало ее усталое измученное лицо, и красной губной помадой на нем было выведено одно единственной слово. УРОДИНА. Триша всхлипнула, отступая назад; оскорбление, о котором она с таким трудом смогла забыть, вновь вернулось в ее жизнь. Она смотрела на свое отражение, все больше и больше убеждаясь, что надпись на зеркале не врет. И ее лицо, так же как и десять лет назад, напоминает уродливый оскал. Ее взгляд упал на блестящую поверхность шкафчика, где среди рассыпанной в беспорядке косметики лежал черный револьер. Она взяла его в руки, тяжесть оружия не соответствовала его небольшому размеру, холодный металл успокаивал разгоряченную кожу.
Вот он, единственный выход, Триша,произнес ее внутренний голос.
Спасение от боли. Правду не скрыть, как бы ты не старалась этого сделать. Покончи раз и навсегда со своим страданием, со своим уродством. Положи конец своему бессмысленному и жалкому существованию.
Она не стала долго раздумать, слишком сильно обжигала грудь ненависть к самой себе. Где-то сзади раздался крик, ее имя выкрикнула та девчонка, встретившаяся им с Райаном у машины, но она не обратила на это никакого внимания. Холодный ствол коснулся виска, Триша зажмурилась, всхлипывая и дрожа от страха. А потом ее палец нажал на курок.
..22..
Кристина увидела Тритию слишком поздно. Она знала, что не сможет ничем ей помочь, что Триша не видит ничего, кроме своих чудовищных заблуждений. Сила Сатори позволяла девушке полностью прочувствовать на себе то, что чувствовала Трития, сжимая в руках револьер. Страшная опустошенность. Душевная боль, сьедающая тело. И слепая вера иллюзиям, кажущимся такими реальными, правдивыми. Ошибка, цена которой оказалась очень велика. Кристина выкрикнула ее имя, но девушка уже не слышала ее. Она не слышала ничего, кроме лживого внутреннего голоса страха. И Триша не смогла его ослушаться.
Кристина отвернулась, чтобы не видеть страшной развязки, и когда раздался выстрел, а после него мягкий звук удара тела об землю, она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг.
Каждый из нас ходит с собственным револьером, взведенным у виска, подумала она. Перед глазами стоял последний запечатленный памятью образ Тритии, приставившей оружие к голове.
Если бы только мы поняли, что на курок нажимают не люди, желающие нам зла, не трудные события, угрожающие благополучию жизни. Нажимаем мы сами. Револьер отчаяния и безнадеги со стальными патронами страха.А еще ей в голову пришла тяжелая мысль, что, если бы не Сатори, она, возможно, поступила бы также, как и несчастная Трития.
Часы показывали без четверти четыре. Каких-то пятнадцать минут, и дверь, соединяющая лес с обыденной реальностью, распахнется. Кристина знала, где находится эта дверь, интуиция безошибочно угадывала верное направление, лесные пейзажи больше не казались незнакомыми, как будто она и раньше здесь бывала. И еще она знала, что рядом с дверью ее ждет некто, желающий встречи с ней. Это знание пришло вместе с воссоединением со своей второй половиной, она не могла разглядеть внутренним взглядом каких-либо подробностей, но твердо знала, что намерения у ожидающего ее существа вовсе не враждебны.
Лес поредел, и Кристина вышла к обширной поляне, окруженной многовековыми дубами. Посреди заросшей сорными травами пустоши лежали каменные плиты, образующие в совокупности круг правильной формы. Двенадцать высоких плит с железными дверями на девяти из них. Около каменного сооружения стояла девочка лет десяти, она повернулась спиной к Кристине, и когда та сделала несколько шагов в ее сторону, предупреждающе подняла руку вверх, приказывая ей остановится.
Ты думаешь, этот мир создали христианские отступники, сектанты страшной религии? – произнесла девочка, так и не повернувшись к ней лицом. За ней простиралось огненное пламя заката, не скрываемое теперь высокими верхушками деревьев, казалось, она любуется этим зрелищем, – на самом деле, все, что ты видишь, возникло здесь задолго до появления человечества. Древние друиды первыми обнаружили священные земли на острове с прилегающим к нему побережьем. Место, где в одно целое мир реальности сливается с иными таинственными мирами. Долгое время на острове было их Городище, алтарь для приношения жертвоприношений, открывающих невидимые врата. Но время друидов закончилось. Их бесплотные тени все еще забредают в эти места… Духи, лишенные былого могущества и обреченные проводить в одиночестве целую вечность.
Я хочу вернуться в свой мир, – сказала Кристина. Она чувствовала, что девочка, стоящая перед ней, такой же ключ к спасению, как и Сатори, – Ты знаешь, какая дверь откроет мне дорогу обратно?
Сектанты пришли на остров, чтобы воспользоваться той силой, что скрывается в его недрах. Они разделили между собой клочки иного пространства, – девочка пропустила ее вопрос мимо ушей. Монотонным усталым голосом она продолжила, – совершив древний ритуал, они стали единовластными владыками, каждый своего собственного мира.
Она повернула голову, и Кристина увидела темные красные полосы на ее шее, похожие на опасную болезнь, пожирающую кожу.
Но сектанты допустили ошибку, за которую будут вечно расплачиваться в огненной гиенне. И теперь они заживо гниют в своих мирах, расплачиваясь за ослепляющее стремление к безграничной власти и бессмертию. Черпая силы для своей истощенной грязной душонки из боли и страха тех людей, что волей случая забрели на их землю.
Девочка повернулась к ней, и Кристина едва смогла подавить вскрик – все ее лицо было покрыто пузырящимися ожагами, а на месте глаз две черные дыры, из которых словно сочилась вязкая темнота. Одетая в грязную холщовую рубашку, полы которой спускались до колен, она неподвижно стояла перед девушкой.
Они все сошли с ума, – тихо сказала девочка, – каждый из них по своему, кто-то топит ярость и бессильный гнев в крови невинных жертв. Кто-то растворился в собственном мире, став его частью и потеряв последние остатки человечности. Потому ты смогла сохранить себе жизнь, Кристина – здесь, в древней лесной обители ее хозяин не смог смириться с тем, что он совершил, покинув эти места и переступив ту грань, что разделяет неизведанные пространства. Не смог вечность смотреть на последствия своих страшных действий. Не смог смотреть на меня.
Господи, – пораженно прошептала Кристина. Интуиция вновь озарила ее душу яркой вспышкой понимания, – Ты одна из тех детей, что были убиты на алтаре Литтл-Сарбора…
Девочка не ответила. Ее губы слегка изогнулись в улыбке, но в этой улыбке сквозило, скорее, одиночество и страшная усталость.
Иногда я пытаюсь помочь тем людям, что попали сюда, – произнесла она, – тем людям, что оказались не в том месте, не в то время. Иногда у меня получается. Очень редко. Дверь между мирами открывается тогда, когда заканчивается тот час, которому и принадлежит мир. И единственный способ выбраться навсегда из порочного круга страшных ночей – выйти из пограничного мира первого часа после полуночи, разделяющего реальность с потусторонней действительностью. Выбраться из бесконечного цикла борьбы за выживание, в любое мгновение грозящей оборваться смертью.
Девочка подошла к ней ближе, и Кристина с большим усилием заставила себя не отшатнуться от нее. В груди вспыхнула жалость к несчастному ребенку – вспыхнула и так же быстро погасла. Неистовое желание вернуться домой заглушало все прочие эмоции. Только теперь желание это диктовалось вовсе не страхом. Ей хотелось вернуться в ту жизнь, которую она не так давно презирала всей душой. Вернуться, чтобы увидеть Генри. И дождаться Рони.
Я знаю, какую силу тебе помогла обрести священная земля острова, – сказала девочка. Ее пустые глазницы смотрели в глаза девушки так, словно она ее видит, – знаю, с каким трудом тебе удалось обрести саму себя, и что за великую силу таит теперь твое сердце. Но ты не можешь представить всю значимость опасности, которым встретит тебя мир первого часа после полуночи. Какой нечеловеческой ненавистью бурлит его усыхающий хозяин.
Девочка сделала паузу и медленно произнесла:
Из всех тех людей, кто попадал в это ужасное место, ни один не нашел спасения. Ни один не смог избежать страшной мучительной смерти. Никто не в силах обещать тебе, что ты станешь исключением, Кристина.
Окружающее пространство начинало дрожать, расплываться, как и в последние мгновения пребывания девушки в подземелье, листья, кружащиеся в колыхающемся воздухе, неподвижно застыли, сквозь них просвечивало тусклое солнце, свет которого уже начинал гаснуть. Минутная стрелка на часах Кристины почти касалась двенадцати.
Что мне нужно делать, чтобы остаться в живых? – умоляюще произнесла Кристина, боясь не получить ответа, – ты ведь знаешь, что я должна делать?
Мир вокруг словно медленно распадался на атомы: вереницы летящих в воздухе листьев теряли форму и длинными нитями тянулись к земле, деревья, словно намоченный водой акварельный рисунок, меняли контуры и постепенно исчезали. Лишь каменные плиты с железными дверьми оставались такими же непоколебимыми. Девочка, стоящая рядом с ней, превратилась в смутное пятно с едва различимыми контурами лица. Ее рука, все еще не теряющая формы, схватила руку Кристины, девушка почувствовала такую сильную боль, что вскрикнула, вырывая ладонь. На тыльной ее стороне алел ярко-красный ожог в форме полумесяца.
Пусть знак увидит тот, кто должен его увидеть, – прошептала девочка, – следующая ночь…
И ее голос растворился в шуме и мощных вибрациях, издаваемых исчезающим пространством. Кристина побежала к нужной двери, что находилась на плите, соответствующей первому часу, земля под ногами проваливалась и затягивала ноги, словно болотная трясина – в какой-то момент девушка подумала, что она не успеет добраться до спасительного выхода, не сможет покинуть распадающийся на части лес прежде, чем он уйдет в небытие, чтобы возродиться на следующую ночь – но воля ее теперь обладала непоколебимым стремлением добраться до цели, которому не могли помешать сомнения. И Кристина добралась до двери, вцепившись в металлическую ручку, и чувствуя, как пропадает под ногами земля. В глаза бросилась гравюра, выбитая на блестящей поверхности двери – распятые тела людей, висящие на матовых крестах, отражающих безумные кроваво-красные цвета бьющегося в агонии лесного мира. Кристина дернула дверь на себя и провалилась в спасительную темноту.
..23..
Это было первое утро после смерти мамы, когда она проснулась с томительным щемящим ощущением невероятной легкости и свободы. В первые мгновения пробуждения Кристина услышала звуки дождя, одиноко стучащегося в окно, комнату наполнял тусклый серый свет, которым пасмурные небеса, затянутые темными тучами, скудно делились с осенним лесом, окружающим поместье. Потом, так же внезапно, как и само пробуждение, к ней пришло осознание того, что все самое плохое еще не закончилось. Душу вновь коснулись липкие обьятия страха, но теперь девушка не позволила этому чувству забрать у нее восхитительное ощущение того, что теперь она единолично управляет собой. Предстоящая ночь должна была стать решающей в ее судьбе, лежа на кровати и глядя на белоснежный потолок с мелькающими на нем тенями от капель дождя, струящихся по окну, Кристина с необыкновенной ясностью осознала, что это пробуждение может стать для нее последним. Ее не пугала смерть, страх у нее вызывало то, что в случае гибели она уже никогда не увидит Генри, не прикоснется губами к щеке Рони, никогда больше не встретит восход с ним на крыше двадцатиэтажного лондонского здания, среди металлических труб вентиляции и колючего утреннего ветерка, гуляющего на большой высоте. И она собиралась из последних сил бороться за свою жизнь.
Только в ванной комнате, открыв кран и собираясь ополоснуть руки, она заметила кроваво-красный полумесяц на правой руке. Полученные травмы и ранения исчезали сразу же после возвращения в привычную реальность, оставалось лишь жжение в измотанных уставших мышцах, но этот символ, более похожий на ожог, все так же краснел на руке. Приняв душ, она спустилась в столовую, где неутомимый Нортон уже накрыл на стол, встретив ее приветственным возгласом и заметив в разговоре, что Кристина сегодня особенно хорошо выглядит. Он сел напротив девушки, рассказывая ей о том, что завтра ожидается сильное похолодание, и, скорее всего, вместо дождя Алтерионский лес ждет первый в этом году снег, нередкий для поздней осени этих северных мест. Но потом Нортон внезапно замолк на полуслове, и вокруг воцарилась тишина, прерываемая лишь постукиваниями дождя и монотонным гудением обогревателя.
– Откуда у вас на руке этот ожог? – спросил он ровным голосом, выдавшим его внезапно возникшее внутреннее напряжение. Кристина подняла глаза от тарелки и увидела, что Нортон действительно взволнован, хоть и пытается скрыть волнение.
Даже не знаю, – ответила Кристина. Она не хотела посвящать мистера Энрайта в те события ее жизни, которым он бы никогда не поверил, но его странная реакция на этот символ вызвала волнение и у нее самой, – наверное, обожглась, когда вчера помогала вам готовить ужин. В чем дело, Нортон? Мне кажется, или вы действительно встревожены?
Нортон взял салфетку, рассеянно вытер губы и отодвинул тарелку.
Кристина, понимаю, моя просьба может показаться вам абсурдной, – он взглянул на нее и снова отвел глаза, словно пытался подобрать нужные слова, – поверьте, я объясню все позже, но сейчас нам нужно немедленно ехать на остров.
Вы шутите, Нортон? – спросила Кристина, не в силах понять, что происходит давним другом ее деда, – в такую то погоду? Зачем?
Кристина, я просто прошу вас довериться мне, – произнес Нортон, встав со стула и беспокойным шагом приблизившись к окну, испещренному водными дорожками от капель дождя, – и все расскажу, когда мы прибудем на Литтл-Сарбор. Нужно успеть, пока не обьявили штормовое предупреждение и паром еще ходит к острову.
