Дело Локвудов

— Ну конечно.

— Серебряные четки на серебряной цепочке, очень маленькие, в серебряной шкатулке размером с коробочку для пилюль. Кевин никогда ничего ей не давал. Подарками они не могли обмениваться, так как боялись, что жена Кевина и ее муж обратят на это внимание. Двадцать лет эта женщина и мой брат любили друг друга. Возможно, один-два раза в году им удавалось переспать. Но не больше. Она сказала мне, что они несколько раз прекращали связь, но потом снова сходились. Гуляли в парке. Ездили в автобусе по Пятой авеню. Старались ограничиваться платонической любовью, что было не легче, чем устраивать тайные свидания. Муж ее очень похож на жену Кевина. Такой же доверчивый и нудный. Юрист. Довольно известен в католических кругах. Сын одного из друзей моего отца. Мог бы стать священником, если б не был женат. Зарабатывал намного больше Кевина. Как супружеские пары они никогда не встречались.

О'Берн отпил из своего стакана.

— Грустная история, — сказал Джордж. — Очень грустная.

— В тот день, когда Кевин попал под поезд, он ехал на свидание с ней. Возможно, оттого и сердечный приступ, что он поволновался перед этой встречей. Так или иначе, приступ случился, и Кевина здорово покалечило. Бедняга. Она ждала его, ничего не подозревая, и только на следующее утро все узнала из газет.

— А газеты бывают такие паскудные, — сказал Джордж.

— Она даже не пошла на его похороны. У нее ничего после Кевина не осталось, кроме страшной мысли о том, что этот самый сердечный приступ мог произойти и тогда, когда он лежал с ней в постели. Представляешь, какое чувство вины может испытывать после этого католичка? Думаю, нет. Чтобы представить это, надо самому быть католиком, похожим на нее. Я вырос в католической семье, но даже мне трудно вообразить себя на ее месте. Это она мне сказала. Чувство вины вызывается, во-первых, тем, что он ехал к ней на свидание и что это свидание едва не состоялось. К этому прибавляется потребность искупить грех. Самое же страшное заключается в том, что она все еще любит и что эта любовь так и осталась неудовлетворенной. И это действительно так. Она призналась мне, что считает грехом просить у меня четки Кевина, но не может не просить, ибо, не имея ничего из его личных вещей, лишится рассудка.

— Надеюсь, ты уважил ее просьбу.

— Да. Его жена очень обрадовалась, когда я попросил у нее четки, полагая, что я делаюсь религиозным. А когда я сказал ей, что потерял их, то она, конечно, заявила, что ничего другого от меня и не ждала. Ну и черт с ней. Мне все равно, что она подумала. Мне важно было поддержать подружку Кевина. Ту, кого он любил и кто его по-настоящему любил. Она каждое утро ходит в церковь, но не думай, что это приносит ей успокоение. Ей всего около пятидесяти лет, но держу пари, что она и года не протянет.

— Мне действительно жаль Кевина, — сказал Джордж. — Хороший был парень.

— Так вот и кончилась его собачья жизнь, Джордж. А теперь твоя очередь.

— Моя очередь?

— Как будто мало тебе неприятностей из-за брата, — сказал О'Берн. — Скажи мне: много ли ты знаешь о своем чаде?

— Ты имеешь в виду дочь или сына?

— Сына. Его, кажется, Бингом зовут?

— Да, — ответил Джордж. — Мы с ним не очень близки. Он живет в Калифорнии, и с тех пор, как он распростился с университетом, я видел его один-единственный раз. Он приезжал на похороны моего брата. Знаю только, что он зарабатывает уйму денег.

О'Берн кивнул.

— Его ждут неприятности.

— Какого рода?

— Я был там прошлой зимой. Провел в Калифорнии месяц, знакомился с людьми, связанными с нефтяными предприятиями. Помнишь, был в Принстоне парень по имени Джек Мэрфи?

— Что-то не припоминаю. Джек Мэрфи. Имя и фамилия довольно распространенные.

— На курс моложе нас с тобой. Мы с ним не были особенно дружны, но он ирландец, поэтому оба мы чувствовали себя в Принстоне так же, как ты и Харборд чувствовали бы себя в Фордэме. Зимой я разыскал его, и он принял меня весьма любезно. Гостеприимно. Спросил о тебе и, конечно, интересовался твоим братом. Я не мог сообщить ему никаких подробностей, из чего он заключил, что мы с тобой не такие уж приятели, и поэтому говорил со мной откровенно. Он сказал, что у тебя там сын — чего я не знал — и что этот Локвуд дождется своей очереди: быть ему ославленным в газетах. Ты что-нибудь об этом знаешь, Джордж?

— О том, что его ждут неприятности, ничего не знаю. А что за неприятности?

— Мэрфи сказал, что если твой сын не получит пули в лоб от какого-нибудь ревнивого мужа, то может получить ее от одного из нефтяных дельцов.

— От ревнивого мужа — возможно. Это меня не удивит. А вот от дельца — это уже удивительно. Мне казалось, что в кругах нефтяников он завоевал себе имя.

— Еще как завоевал, — усмехнулся О'Берн. — Мэрфи и кое-кто из тех, с кем я познакомился, говорят, что в мире нефтяного бизнеса разного рода грязные махинации — далеко не редкость и твой сын овладел ими в совершенстве. Вначале кто-то, видимо, помог ему нажить на законных основаниях солидный капитал.

— Отец его приятеля, — сказал Джордж.

— Но этим он не удовольствовался. Да разве он исключение? В его возрасте…

— Не пытайся его оправдывать, Нед. Ты только запутываешь дело. Продолжай.

— А я, может, и себя оправдываю, — возразил О'Берн. — Одним словом, он пошел на мошенничество. Так мне сказал Мэрфи. Твой сын открыл собственную фирму по разведочному бурению скважин. Закупил или взял напрокат большое количество инструмента и стал предлагать свои услуги тем, кто арендовал земельные участки, но не мог оплатить бурильные работы. Подрядился пробурить скважину на участке некоего… предположим, Смита. Фамилия не имеет значения. Словом, прошло около двух месяцев. Является он к Смиту и говорит, что у него кончились деньги. У Смита, конечно, их тоже нет. Тогда твой сын заявляет, что вынужден свернуть работы, тем более что дело это вообще будто бы безнадежное. Смит, как водится, огорчился, но заявил, что махнет на это дело рукой и денег добывать не будет. Работы были прекращены, и Бинг начал убирать инструмент.

— И увез?

— Разобрал буровую вышку и все остальное и погрузил на машины. Скважина, мол, пуста. Издержки производства. Может, повезет в другой раз. Слыхал, говорит, об одном участке в Мексике, где можно поискать, а у Смита наверняка никакой нефти нет. А спустя немного времени пришел к этому Смиту другой человек и предложил продать ему этот участок под пастбище по цене несколько долларов за акр. И Смит согласился, так как ему нужны были деньги. А через неделю на этом же месте опять появилась вышка и бурение возобновилось. А через две недели забил нефтяной фонтан.

— И мой сын оказался владельцем нефтяного месторождения? Здорово придумано.

— Да, здорово, если человек согласен жить на положении приговоренного к смерти. Смит угрожает рассчитаться с ним, и тот, понимая серьезность этой угрозы, теперь постоянно носит оружие. Без пистолета — никуда. Если возвращается домой вечером, то обязательно проверяет, не подкарауливает ли его кто в кустах.

— Мне кажется, Смит не очень-то умен. Почему он поверил Бингу, когда тот сказал, что скважина пуста?

— Потому, наверно, что знал твоего сына как большого специалиста, пользовавшегося до этого времени отличной репутацией.

— Это, видимо, ему и помогло догадаться о наличии нефти, — сказал Джордж. — Я думаю, что если бы Смит нанял хорошего юриста, то мог бы привлечь его к суду за обман. Человек, перекупивший у Смита договор на аренду участка…

— Мелкий фермер. Ничего собой не представляет.

— Но его могут привлечь в качестве свидетеля. Поэтому он может шантажировать. Во всем остальном — блестящая комбинация, а? С точки зрения этики восхищаться тут нечем, но у нефтепромышленников, мне кажется, свои взгляды на этику.

— Я вижу, ты не очень-то этим шокирован, — удивился О'Берн.

— К чему притворяться? Нет, не шокирован. Конечно, хорошо, когда твои дети вырастают порядочными людьми и при этом преуспевают. Но если они не могут быть одновременно и порядочными и преуспевающими, то пусть уж лучше преуспевают. У тебя детей нет, поэтому тебе и не понять.

— Значит, зря я тревожился и все это тебе рассказывал?

— За то, что тревожился, спасибо, Нед. Но сам я не так уж настроен тревожиться. Эгоистично с моей стороны, но если бы он оказался не тем, за кого я его принимал, то я сам оказался бы подлецом. Видишь ли, я ведь фактически отрекся от него. Его выгнали из Принстона за жульничество, и я был очень зол тогда. А он взял да уехал в Калифорнию и занялся там нефтяным бизнесом. Сначала наживал деньги законным путем, а потом стал мошенничать. Значит, я был прав, осудив его так сурово. Честно говоря, Нед, твой рассказ вызвал у меня вздох облегчения.

— Ты всегда был довольно странный тип, — сказал О'Берн.

— Так же, как и ты. Когда-то мечтал об Ирландии, собирался удить там рыбу и нагружаться ирландским виски. Много было всяких фантазий, в Африку собирался. Что с тобой случилось, Нед? Деньги повлияли?

— Вероятно. Впервые в жизни у меня набралось достаточно денег, чтобы делать то, что хочется. Уехать в Ирландию, например. Но, нажив миллион, я захотел иметь два миллиона. И теперь уже вряд ли смогу довольствоваться рыбной ловлей. Этот спорт увлекателен, но не настолько, чтобы променять на него биржевую игру. Я играю очень рискованно, Джордж, так что за какие-нибудь два дня могу спустить все. Возможно, в конце концов я и кончу Ирландией, хотя начинаю в этом сомневаться.

— А что твоя жена обо всем этом думает?

— Ты ведь знаком с Кэтлин, — сказал О'Берн. — Разве она производит впечатление женщины, которая пожелала бы жить в тридцати пяти милях от ближайшей парикмахерской?

— Конечно, нет. Иными словами, рыбу удить она с тобой не поехала бы.

— В Дублин поехала бы, особенно если б папа произвел меня в князья. Она прирожденная горожанка и своим привычкам никогда не изменит.

— Ты и сам горожанин, — сказал Джордж.

— Поневоле. Сам-то я мечтаю о домике где-нибудь неподалеку от ирландской деревни и поближе к реке, богатой рыбой. Поболтать с кем-нибудь захочется — приглашу на обед местного доктора, адвоката, приходского священника. Но приглашать буду не часто. Обойдусь книгами, сотнями книг, которые все собирался прочесть или перечитать. А то съезжу к бабам в Дублин или Белфаст. Заведу себе какую-нибудь Бэби Остин, но не телефон и найму глухую старуху, чтобы она стряпала для меня и убирала в доме.

— Почему глухую?

— Потому что предпочитаю как можно меньше разговаривать. Когда приучу ее к этому, то мы сможем молчать неделями. Жить она будет, конечно, в другом месте, но по утрам станет приходить и подавать мне чай.

— В этой идиллии не отводится никакой роли твоей жене, — заметил Джордж.

— Верно. Жена мне нужна в Нью-Йорке — как средство защиты от женщин, ищущих себе мужей. Для меня жена — это все равно что адвокат. Когда у тебя есть адвокат, то другие адвокаты уже не навязывают своих услуг. Я бы сказал, они чуточку более этичны, чем эти женщины. Да, в моей идиллии нет места для жены. Только для шлюх. Мне всегда не хватало той энергии, которой должен обладать муж. В то же время я чувствую себя вполне нормальным мужчиной. В том смысле, что не страдаю извращениями. Но я могу обходиться без женщины дольше, чем большинство моих знакомых. Когда у меня появляется желание, я ничуть не хуже других, но появляется оно не часто. Поэтому лучше бы мне было остаться холостяком. Этим я не хочу сказать, что Кэтлин — ненасытная женщина, но она ревнует меня, думает, что у меня было много женщин на стороне.

— А было?

— Не очень много.

— Ну все-таки, сколько?

— В моем возрасте это бывает трудно сказать. Несколько сот. Кажется, много, но спал я с ними, как правило, только по разу. Люблю разнообразие. Звонит мне, к примеру, мадам и говорит, что у нее есть новенькая девушка, которая, по ее мнению, мне понравится. Я любезно соглашаюсь приехать — и готово дело. Тут не количество женщин играет роль, а то, что каждый раз, встречаясь с кем-то из них, я изменяю своей супруге. С точки зрения статистики Кэтлин права, я изменял ей сотни раз. Но, не будь я женат, меня считали бы обыкновенным парнем, который один-два раза в месяц позволяет себе развлечься. Немногие здоровые мужчины способны довольствоваться только этим.

— Очень интересная мысль. Мне она и в голову не приходила. Я всегда считал тебя немного развратником.

— На самом же деле сравнительно с другими я почти аскет. Тебе не хочется сегодня встряхнуться?

— Не прочь бы. Но все зависит от того, какая будет женщина, — ответил Джордж.

— Обычная шлюха. Из тех, которые занимаются этим за деньги. Но не дешевая и выглядит соответственно. Здесь же можем и поужинать. С такими не совестно и показаться на людях.

— Ужинать я предпочел бы не здесь. Тут я уже заметил двоих из клуба «Ракетка», причем одного из них — с женой. Благодаря своему братцу я стал пользоваться дурной славой. Лучше уйдем с нашими дамами куда-нибудь в другое место.

Примерно через час все четверо собрались в баре на Пятьдесят пятой улице. Женщины оказались удивительно миловидными. Блондинка, предназначавшаяся для О'Берна, все время улыбалась. Ее звали Элейн, и, судя по всему, они с О'Берном встречались уже не раз. Вторая девица (и той и другой не было и тридцати) выглядела довольно театрально — в черном блестящем шелковом костюме с белой пикейной вставкой, не скрывавшей, впрочем, верхней части груди, в черных шелковых чулках и черных лакированных туфлях.

— Как, вы сказали, вас зовут? — спросил Джордж.

— Энджела. Без шуток.

— А полностью?

— Энджела Шуйлер.

— Можете звать ее Шульце, — сказала блондинка.

— Если будешь трепаться, получишь по морде, — пригрозила Энджела, замахиваясь на блондинку лакированной сумочкой. Обернувшись к Джорджу, спросила: — А вы как зоветесь?

— Джордж Локвуд.

— Знакомая фамилия. Вы не с побережья?

— Нет, я из Пенсильвании. А что? Вы знаете кого-нибудь из Локвудов с побережья?

— Одного знаю. Он тоже Джордж Локвуд. Но гораздо моложе.

— Довольно распространенная фамилия, — сказал Локвуд.

— Верно. К тому же у вас она, может, и не настоящая.

— Нет, меня так зовут.

Они заказали ужин. Оказалось, что девицы и без меню знают все дорогие блюда. Блондинка помогла выбрать и вина.

— У этого чинцо большой выбор вин, — сказала она. — Винный подвал купил после смерти одного богача.

— Где вы научились так хорошо разбираться в винах? — спросил Джордж.

— Где я научилась так хорошо разбираться в винах? Да я и сама чинцо. Пусть вас не обманывают мои светлые волосы.

— Не бойся, не обманут, — сказала Энджела. — А если и обманут, то ненадолго.

— Да, только недешево это обойдется тому, кто захочет обнаружить обман. Правда, Нед? Он это по собственному опыту знает.

— Может, не будем говорить о деньгах? — спросила Энджела. — Дайте мне сто долларов, Джордж, и дело с концом.

Джордж вынул из бумажника несколько новеньких банкнот.

— Две по пятьдесят сойдут?

— Ага. Так считать легче. Ну вот, теперь всем нам будет спокойнее. — Энджела сунула деньги в сумочку и мило улыбнулась.

Пока они ели, Джордж все время чувствовал, что она изучает его — его одежду, руки, шевелюру, зубы, а также то, как он поглядывает на ее обнаженную грудь. Если бы она собиралась купить его, то и тогда, наверно, не могла бы разглядывать внимательнее.

— Этот Локвуд с побережья немного напоминает вас. Или, вернее, наоборот. Вы чем занимаетесь?

— Я финансист.

— Финансист. А в нефтепромыслы вы деньги не вкладываете?

— Нет. Но говорят, что это выгодное дело, — ответил Джордж.

— Кое-кого из людей, связанных с этим бизнесом, я знаю и скряг среди них пока не встречала.

После ужина они побывали еще в двух барах. О'Берну захотелось поехать в Гарлем.

— Боюсь, что вам придется ехать без меня, — сказал Джордж. — Мне завтра рано вставать.

— И без меня, — поддержала Энджела.

— Поехали, посмотрим похабное ревю, — настаивала блондинка.

— Я его уже видела, — сказала Энджела.

— Видела? О да, еще бы, — усмехнулась блондинка.

— Так что просим прощения, — нетерпеливо сказал Джордж.

Мужчины попрощались за руку, а женщины даже не пожелали друг другу доброй ночи. Когда они сели в такси, Энджела назвала Джорджу свой адрес. Она снимала квартиру у Сентрал-парка.

— Я была уверена, что вы не захотите в гостиницу, — сказала она. — Я и сама их не люблю. Начинают узнавать коридорные. На днях одна моя подруга была в казино, и кто, вы думаете, начал к ней там приставать? Коридорный из какой-то гостиницы. Оказался гомиком. Она была там с одним режиссером, так этот гомик, видно, хотел с ним познакомиться. Терпеть не могу эту публику. Между прочим, в вашем клубе они тоже есть.

— В каком клубе?

— Разве ваш галстук не означает, что вы принадлежите к клубу «Теннис и ракетка»?

— Однако вы наблюдательны. Это бостонская организация.

— Я и без галстука догадалась бы, что вы в нем состоите. Точно! Тот Локвуд, с побережья, — из того же клуба. У него такой же галстук. Ну, открывайте вашу тайну.

— Это мой сын, — сказал Джордж.

— Вы подумайте! Как же тесен мир.

— Но не настолько тесен, верно?

— Вы хотели сказать — не настолько велик?

— Ну да. Не настолько велик. Но вы не против?

— Не против чего?

— Ну, вы знаете. Сначала я с вашим сыном, а теперь с вами. Мне-то все равно, а вам может не понравиться. Но мы попробуем, да? Когда я разденусь, все будет по-другому. Не забывай, что я беру сто долларов не только за то, чтоб покрасоваться своей фигурой. В прошлом году был у меня один дружок, так он вызывал меня в самый Лондон. Две ночи в Лондоне — и обратно в Нью-Йорк. Это стоило ему кучу денег. Меньше чем за тысячу я не соглашалась. Я скрыла от него, что на пароходе, на обратном пути, тоже подрабатывала. Я просто сказала ему, что в Нью-Йорке меня не будет, по крайней мере, две недели. Четырнадцать дней — значит, четырнадцать сотен. Сто долларов — моя средняя такса за одну ночь. Не все же время я буду такой красивой, поэтому и стараюсь зарабатывать, пока могу.

— А потом что? — спросил Джордж.

— Потом, может быть, выйду замуж. Или открою салон красоты. Найду человека, который поможет мне с клиентурой. Парикмахеры отлично зарабатывают. При перманенте один локон — семь долларов. Видишь, я без перманента? Не потому, что жалко денег. Так больше к лицу. Вот и приехали.

Квартира была небольшая, гостиная обставлена с большим вкусом в колониальном американском стиле. Казалось, ее обставлял и оформлял профессиональный декоратор из фирмы «У. энд. Дж.Слоан». Единственной вещью, напоминавшей об Энджеле, был ее кабинетный портрет в серебряной раме. На фотографии Энджела была в черном шелковом платье с двумя полосами белой материи, прикрывавшими часть груди.

— У тебя склонность к черному с белым, — сказал Джордж.

— Черта с два. Потому я и не люблю ездить в Гарлем.

— Я имею в виду одежду.

— А, это другое дело. Хочешь принять ванну? Если желаешь, можем вместе.

— Не плохо бы.

— Если не желаешь — не будем.

— Желаю. Еще ни разу не приходилось.

— Никогда не мылся вместе с женщиной? Ни даже с женой?

— Ни даже с женой.

В убранстве ее спальни также чувствовалась рука профессионала из фирмы «У. энд Дж.Слоан». Широкая кровать, достаточная для четверых взрослых. Стулья, туалетный столик, откидное кресло, трельяж — все отделано под слоновую кость с позолотой.

— Хотела подвесить к потолку зеркало, да не хватило духу. Слишком красноречиво. В то время, когда заключала договор на аренду квартиры, работала у Кэрролла. Написала, что моя профессия — статистика. Но если бы хозяин заглянул сюда и увидел на потолке зеркало, то догадался бы, какая это статистика. В этом доме полно супружеских пар среднего возраста и старше. Выпьешь чего-нибудь?

— Нет, благодарю, — ответил он.

Она выдвинула ящик туалетного столика и достала фотоальбом в белом кожаном переплете.

— На, взгляни, — сказала она, протягивая ему альбом. — Это повысит твой тонус.

— Твои фото? — спросил он.

— Да что ты! Открой и посмотри.

С глянцевых карточек смотрели мужчины и женщины в непристойных позах. Пока Джордж листал альбом, Энджела сидела сзади и одной рукой гладила ему шею и грудь, а пальцами другой закладывала страницы, на которых он задерживал взгляд.

— Хочу знать, какие из этих снимков тебе больше всего приглянулись.

— А тебе какие приглянулись?

— Не скажу.

— Хочешь, угадаю?

— Попробуй.

— Та, что с молодым парнишкой, — сказал он.

— Это у которого… Как ты узнал?

— Простая догадка. — Но это была не простая догадка; он почувствовал, как вздрогнула у нее рука, когда она его гладила.

— Гляжу на этого парня и глазам своим не верю. Но Элейн говорит, что видела его в похабном ревю на Кубе. Это не подделка. Я думала, что подделка, но Элейн говорит, что сама видела. Просто поразительно.

— Ну, не так уж чтобы очень.

— Но ведь ему всего лет четырнадцать. От силы пятнадцать. А что будет, когда подрастет?

— Этот снимок повышает твой тонус? — спросил он.

— Хочешь знать правду? Да, повышает. Этот парнишка мне иногда во сне снится. В Нью-Йорке он нажил бы себе целое состояние. Состояние!

Она встала, завела руки как можно подальше за спину и вдруг сбросила с себя жакет и манишку. Стиснув ладонями обнаженные груди, сказала:

— Лучше, чем эти, в Нью-Йорке не найти. Есть на что посмотреть, правда?

Близость с ним не доставила ей удовлетворения, на которое она рассчитывала после просмотра фотографий, но, будучи профессионалкой, она сделала все, что от нее требовалось. Когда все кончилось, она помыла его, угостила сигаретой и спросила:

— Ты часто бываешь в Нью-Йорке?

— Довольно часто.

— С женой, конечно.

— Не всегда.

— Когда еще будешь?

— Послезавтра. Проездом. Пересадка на другой поезд. Когда приеду потом — не знаю. А что?

— Хочешь, встретимся между поездами. Я буду дома. Или это слишком рано для тебя?

— Пожалуй.

— К тому же дома, когда ты туда доберешься, надо еще с женой переспать. Так?

— Так. Я должен быть к этому готов.

— В этом смысле твой сын в лучшем положении.

— Мой сын? Э, черт! Совсем было забыл про него.

— А как же иначе? Моя заслуга. Этим-то я и хороша, верно? Какая-нибудь заурядная шлюшка переспала бы с тобой на скорую руку — и все, а я весь вечер не давала тебе скучать.

— Ты потрясающая женщина, — сказал он. — Такой образ мыслей мне очень нравится. Если бы мы знали друг друга лучше, ты бы не удивилась.

— А я не удивляюсь. Если б я не отвлекала тебя весь вечер от мыслей о сыне, то у нас ничего бы не получилось. И я же была бы виновата.

— Почему ты сказала, что мой сын в лучшем положении?

— Ты приедешь к жене послезавтра и должен быть опять молодцом. А твоему сыну трястись в поезде целых пять суток, прежде чем он увидит свою жену.

— Понимаю.

— А через пять суток он будет похотлив, как арестант, выпущенный из тюрьмы. Он парень что надо. Убеждена, что в юности ты был такой же. Верно?

— Пожалуй.

— Несколько часов сна, и ты опять будешь в форме. Но я никому не позволяю оставаться у меня на ночь. Никому. Это против моих правил. Так что, если хочешь поспать немного, возвращайся в свой отель. Запиши мой телефон, но только смотри не указывай имени и фамилии. Мой телефон знают немногие, к тому же я его периодически меняю.

— Энджела, могу я задать тебе вопрос?

— Сколько угодно, это твое право.

— Тогда — два вопроса. Ты с самого начала старалась отвлечь меня от мыслей о сыне или это пришло тебе в голову уже потом?

— С самого начала. И могу это доказать. О'Берн и Элейн просидели бы у чинцо весь вечер, если б не я. Кто предложил пойти в другой бар? Я. Мы все отправились в «Аквариум». Кто предложил перейти из «Аквариума» в «Цепь с ядром»? Я. А когда мы пришли сюда, кто показал тебе похабные снимки? У нас вечер был бы испорчен, если бы ты продолжал раздумывать о сыне. Но так не случилось, верно? Ты сделал мне приятное, а я — тебе. Какой второй вопрос?

— В сущности, ты на него уже ответила. Я хотел спросить, доставляет ли тебе эта работа удовольствие.

— В большинстве случаев — да. Знаешь старую шутку? «Она даром раздала товару на миллион долларов, прежде чем догадалась, что могла бы продать его». К сожалению, встречаются иногда типы, от которых просто воротит. Но все мы — люди, да и доходы немалые. Я откладываю на книжку в среднем по пятьсот долларов в неделю — чистый доход. Кроме того, мне обещали поддержку, если я открою салон красоты. У нашей сестры три заботы: полиция, воровская шайка и дурная болезнь. От болезни меня оберегают врачи — не проходит недели, чтобы я не сходила к доктору. Что касается полиции и воров, то тут мне на помощь приходит один политический деятель. В нашем деле без политиканов не обойтись, иначе попадешь в лапы ворюг, а те делают с тобой что хотят. В таких случаях тебя хватает всего на два-три года, после этого ты уже ничего не заработаешь.

— Ты этому деятелю платишь?

— То есть берет ли он деньги себе? Нет. Он слишком важная персона. Деньги-то я ему даю, но они идут в партийную кассу. Для него это мелочь. Но я, конечно, оказываю ему услуги в иной форме.

— Например?

— Например, шпионю за другими политическими деятелями. И за теми, кто не связан с политикой.

— Стало быть, и за мной можешь шпионить?

Она покачала головой.

— О тебе я до сегодняшнего вечера вообще ничего не слыхала. Люди, к которым меня подставляют, — крупные шишки, их все знают. Например, тот человек, что вызывал меня на два дня в Лондон. В июне я ездила в Саратогу на съезд демократической партии. Мне оплатили только расходы, но с тех пор я считаю их своими должниками. По контракту. В политике это называется контракт. Если какой-нибудь полицейский или ворюга начинает меня беспокоить, я сразу же звоню одному человеку — и все.

— А с теми, кто не занимается политикой, ты заключаешь контракты?

— То есть нанимаюсь ли я к кому-нибудь в шпионки?

— Я имел в виду сбор информации.

— Ты хочешь, чтобы я для тебя шпионила? За кем? За кем-нибудь из твоих приятелей?

— Не совсем так, — сказал Джордж. — Меня интересует молодой человек, только что женившийся на моей дочери.

— Какого черта тебе за ним-то шпионить? Раз твоя дочь вышла за него, то советую тебе оставить их в покое. Вдруг я узнаю про нее что-нибудь такое, что будет тебе неприятно. Следить за политиканами и шишками — пожалуйста. А молодых не трогай. У меня свекровь была такая — всегда в чужие дела лезла. Нет, не будет у нас контракта. Я чувствовала бы себя, как оплеванная. Гулящей твоя дочь не станет, так что советую тебе не вмешиваться. Может, она вроде меня. Если бы не свекровь, я развелась бы с Фрэнком скорее.

— Она действительно вроде тебя. И даже очень, если уж на то пошло. Что ж, Энджела, спасибо тебе за приятный вечер. Никак не ожидал, что так получится. Далеко не всегда ужины со школьными друзьями завершаются столь удачно.

— У тебя есть яхта?

— Боюсь, что я не принадлежу к этому кругу, — ответил Джордж. — А что?

— Хотелось бы покататься. Лето почти уже прошло, а я с июня до сегодняшнего дня всего два раза была в море. Люблю выезжать на субботу и воскресенье из города. По субботам здесь никого, кроме актеров, не остается. Ну, ладно. Так позвонишь мне, когда будешь здесь проездом? Номер телефона я тебе дала.

— Послезавтра в половине одиннадцатого, если это не слишком рано для тебя.

— А не можешь в половине двенадцатого?

— Очень хорошо. В половине двенадцатого.

— Как тебе понравилась Элейн? — спросила Энджела.

— Элейн? По-моему, ничего. Очень интересная. А что?

— Если бы ты взял билет на более поздний поезд, я бы пригласила сюда Элейн. Конечно, для своей жены ты был бы уже непригоден, но зато приятно провел бы с нами время. Гарантирую.

— В таком случае я не буду откладывать на послезавтра. Приеду завтра. Сейчас отправлюсь в отель, немного посплю и — поездом в Пенсильванию. И сегодня же ночью в спальном вагоне обратно. Думаю, мне потребуется некоторый дополнительный отдых, но в половине двенадцатого я тебе позвоню. Итак, до завтра.

— Не забудь. Ты мне нравишься.

— Рад это слышать. Ты мне — тоже.

— О, я ни капельки тебе не верю. Наверно, ты ужасный пройдоха, но мне ты все равно нравишься. Не думай, что я говорю эти слова многим. Скажу тебе откровенно: твой сын мне не понравился.

— Он и мне не очень нравится, Энджела.

— Не удивляюсь. Ну, а теперь уходи, а то я сейчас опять за тебя возьмусь и тогда уж ты не поспишь сегодня совсем.

— Ты очень мила, Энджела. Надеюсь, мы еще не раз встретимся.

— Конечно. Жаль расставаться, но ведь уже без десяти четыре. Скоро рассветет. — Энджела обняла его, поцеловала и подала шляпу. — Ну, убирайся. — Она взяла его под руку, вывела в холл и заперла дверь.

Всю дорогу, пока Джордж ехал на такси в гостиницу, он пребывал в состоянии эйфории, истинной причины которой не знал. Он вспомнил, что такое же ощущение счастья он испытывал однажды после встречи с чувственной Элали Фенстермахер. И вот теперь, спустя тридцать лет, он влюбляется в настоящую проститутку. Ну, какой подвох может устроить ему проститутка?

И в Шведской Гавани и в Гиббсвилле он занимался своими делами, следуя намеченному плану. Артур Мак-Генри был, по обыкновению, деловит — толково, кратко он дал клиенту необходимые объяснения относительно бумаг, которые тому надлежало подписать. И с делами и с ленчем было покончено еще до половины третьего.

— Я позволил себе взять для вас напрокат автомобиль, — сказал Артур. — Великолепный двухместный «бьюик». Его владелец — Джулиан Инглиш. Он только что получил его в обмен на «кадиллак» и не хотел брать с вас никакой платы, но я настоял. Пять долларов в день. Вечером, когда он вам будет не нужен, можете его оставить здесь, а ключ передать любому дежурному.