Невеста врага

— Это так чудовищно, что даже трудно поверить! Положим, Гавин был способен на что угодно, но как мог дедушка допустить такое?

— Джейми думает, что дедушка мог и не знать правды. Кроме того, он объяснил мне, что Драммонды уже тогда значительно превосходили Макайворсов числом и что дедушка любой ценой хотел избежать войны. Впрочем, как ты знаешь, ему это не удалось.

— Да, я помню. Тогда обе стороны потеряли немало своих людей, и это вызвало гнев английского короля.

— Мама, я хочу, чтобы прах леди Гвендолин был перевезен в Гленкарин, туда, где похоронены ее родные. Мысль о том, что она лежит в неосвященной земле, уже много лет не дает Уоррику покоя. И если уж быть справедливыми до конца, то, конечно, ее приданое должно быть возвращено семье.

— Йен никогда на это не согласится.

— Все же я попробую его убедить.

— Арриан, ты помнишь Джилла Макайворса как любящего дедушку и, вероятно, даже не догадываешься, как безжалостен он бывал к своим врагам. Спору нет, он обошелся с семьей лорда Уоррика жестоко, но и месть лорда Уоррика была жестока и несправедлива по отношению к тебе.

— Я знаю, мама, но, может быть, теперь, когда родится ребенок…

— Не думаю, Арриан. Враждующие кланы никогда не перестанут враждовать между собой, и Йен с Уорриком будут пытаться использовать тебя и ребенка каждый в своих целях, а я не хочу, чтобы это случилось.

— Мама, вы умеете убеждать Йена, как никто другой. Быть может, вам удастся уговорить его вернуть Уоррику прах его сестры и земли Гленкари-нов?

— О нет, Арриан, я не стану вмешиваться в их отношения, да и тебе не позволю. Ты как будто уже имела возможность убедиться, чем это чревато. И потом, стоит тебе попросить о чем-то Йена, как он немедленно потребует от тебя благодарности.

— Мама, в последние дни я много думала и кое-что решила для себя. Я не стану расторгать брак, даже когда мы вернемся в Англию, иначе я навсегда лишу своего ребенка законного отца.

Кэссиди, впрочем, и сама это понимала.

— Ты права, ваш брак придется сохранить. Но это не значит, что ты должна иметь какие-то отношения с лордом Уорриком. Не беспокойся, как только я увезу тебя в Англию, никто больше не посмеет тебя обидеть.

— Пусть попробуют, — улыбнулась Арриан. — Если им придется иметь дело с тобой, я им не завидую.

— Пойдем-ка лучше побродим по окрестностям, — заключила Кэссиди. — Будущей маме необходимо как можно больше дышать свежим воздухом.

Мать и дочь, обе в черных платьях, неспешно прогуливались рука об руку по аллеям парка.

И вдруг Арриан увидела в конце аллеи две знакомые фигуры и чуть не вскрикнула от радости. В первую секунду она замерла на месте, но скоро пришла в себя и бросилась им навстречу.

— Папа, Майкл, наконец-то!

Рейли чуть не задушил свою любимицу в объятиях.

— В пути яхта дала течь, — объяснил он, когда первые эмоции схлынули. — Пришлось останавливаться в ближайшем порту на ремонт, иначе мы давно были бы здесь.

Майкл, улыбавшийся сестре из-за отцовского плеча, выглядел повзрослевшим, он даже подрос за то время, что они не виделись. Высвободившись, Арриан шагнула к брату, и он крепко прижал ее к себе.

— Ну, здравствуй, сестренка. Мне уже рассказывали, сколько всего произошло с тобой за это время, но я хочу услышать все от тебя самой. Самое главное, по-моему, поскорее увезти тебя из этой дикой страны.

Она положила голову ему на плечо.

— Я готова ехать хоть сейчас. Ох, Майкл, как же я по тебе соскучилась!

Рейли шагнул к жене и привлек ее к себе, медленно растворяясь в ее блаженной близости.

— Я знаю, что опоздал. Только что сообщили, что твой дед скончался, и… мне очень жаль.

Как ни страшило Кэссиди все то, что ей предстояло рассказать Рейли, сейчас для нее важнее всего было тепло его объятий. Наконец-то она сможет переложить заботы о дочери на его надежные плечи.

Уоррик, мучимый нестерпимыми угрызениями совести, смотрел, как Барра и Хадди перевязывали раны его друга. У Мактавиша оказались две серьезные раны на голове — одна над бровью и одна возле самого виска — и несколько сломанных ребер, причинявших, видимо, особенно сильную боль.

— Вот здесь, над бровью, придется накладывать швы, милорд, — сообщила Барра. — Хорошо бы перед этим дать ему чего-нибудь выпить.

— Не чего-нибудь, — вмешался Мактавиш, — а доброго шотландского виски. Другого я не пью. Да смотри не вздумай меня штопать, пока я не хлебну как следует.

Уоррик послушно налил полный бокал виски и подал Мактавишу. Больной не моргнув глазом опрокинул в себя содержимое и снова протянул бокал.

— Мактавиш, Мактавиш! Это я виноват, что с тобой такое случилось. В Давиншем должен был ехать я — я, а не ты. Я ведь знал, что Йен Макайворс способен на любую низость… Но ничего, ему еще придется пожалеть об этом. Он дорого заплатит за каждую твою рану.

В этот момент Мактавиш застонал: Хадди затягивала повязку на его широкой груди.

— Не кори себя, сынок. Я сам решил туда ехать, и ты бы все равно меня не остановил.

— Я знал, знал, что Макайворсам нельзя доверять!.. Они герои, когда можно наброситься впятером на одного, привязанного к дереву…

Но Мактавиш уже, видимо, не слушал Уоррика. После пятого бокала Хадди озабоченно кивнула дочери.

— По-моему, уже можно.

Пока Барра накладывала швы, Уоррик крепко держал голову Мактавиша, чтобы он не мог непроизвольно дернуться. Во время процедуры Мактавиш болезненно морщился, но, кроме двух-трех сдавленных стонов, так и не издал ни звука. Закончив, Барра наложила на голову повязку, собрала свои принадлежности и вместе с матерью удалилась из комнаты. Уоррик налил другу еще виски.

— Нет, пока не надо. У меня и так уже комната плывет перед глазами, а мне еще надо успеть тебе кое-что рассказать.

— После всего, что ты сегодня пережил, тебе сейчас лучше всего отдохнуть. Твой рассказ может подождать до завтра.

— Н-нет… не может, — уже не очень послушным языком возразил Мактавиш. — Это очень важно.

— Ты видел леди Арриан?

— Видел. Леди Арриан — славная… О том, что Йен со мною сделал, она даже не догадывается. Взяла с него обещание, что он отпустит меня целым-невредимым. Я-то, конечно, уже понял, что будет, как только карета скроется с ее глаз.

— Как она выглядит?

— Как выглядит? Как цветок или как весеннее утро.

— Мне она ничего не передавала? Мактавиш невольно усмехнулся: леди Арриан задавала ему тот же вопрос.

— Нет, милорд. Она — ничего, зато Йен Макайворс много чего передавал.

— Это меня не интересует.

Мактавиш попытался сесть, но безуспешно.

— Да нет, сынок, как раз это тебя заинтересует. Уоррик опустился в кресло и всмотрелся в лицо старейшего и самого верного из своих друзей.

— Я вижу, ты не успокоишься, пока не выложишь все до конца. Так что же передал мне новый вождь Макайворсов?

— Этот негодяй глумился надо мной, и, не будь мои руки связаны, я прибил бы его на месте.

Взгляд Уоррика упал на свежие рубцы от веревок на запястьях Мактавиша.

— Обещаю: в следующий раз, когда вы встретитесь, твои руки не будут связаны.

— Впервые в жизни я готов был придушить человека голыми руками. Я и сейчас бы это сделал, если бы мог.

— Мактавиш, скажешь ты, наконец, что он мне передал?

Мактавиш провел рукою по забинтованному лбу, не зная, с чего начать. Не так-то легко было подобрать нужные слова.

— Йен Макайворс велел передать тебе, что у леди Арриан… что леди Арриан ждет от тебя ребенка.

У Уоррика вдруг перехватило дыхание. Помолчав, он медленно выдохнул, потом сказал:

— Вранье. Он просто не может придумать, как бы меня помучить.

— Не думаю. Очень уж он был доволен, когда говорил мне об этом.

— С чего бы ему быть довольным, если женщина, на которой он хочет жениться, несет во чреве мое семя?

— Я вижу, тебе трудно понять, как устроены мозги у таких мерзавцев. Так вот, сначала он мне сказал, что ваш брак с леди Арриан скоро будет расторгнут, он об этом позаботится.

Уоррик досадливо повел плечом.

— Ну и что? Я и без него это знал.

— А потом он сказал еще кое-что и посоветовал тебе размышлять над этим каждую ночь перед сном. Он сказал, что кого бы ни послал Господь леди Арриан — сына или дочь, — ребенок все равно будет у него в руках. Он воспитает его как Макайворса, а если это окажется сын, то он не станет его признавать, а сделает лакеем собственного сына.

— Проклятье! — вскакивая на ноги, взревел вождь Драммондов. — Он не посмеет превратить моего сына в ублюдка.

— Он сказал, что посмеет.

— Не верю, что Арриан согласится на такое! Ребенок не только мой, но и ее. Женщина с натурой гордой и любящей, какой я ее помню, не позволит унизить собственное дитя!

В памяти Мактавиша, внебрачного отпрыска Уоррикова деда, всплыли кое-какие картины из собственной жизни, и глаза его подернулись дымкой печали.

— Можешь не объяснять, я знаю, что такое унижение. Не иметь имени — значит не иметь достоинства в глазах людей.

— Несладко тебе жилось, да, Мактавиш?

— Всяко бывало, сынок. Впрочем, мне грех сетовать: пусть для чужих я был тебе никем, сам я всегда знал, что прихожусь тебе родным дядей. Думаю, что и ты это знал.

— Да, и давно уже собираюсь объявить об этом всему клану.

— Это ни к чему.

— Мактавиш, но ведь мы с тобой оба понимаем, что связаны кровными узами.

— Да, и это для меня важнее людского суда… Так что ты намерен делать, когда у леди Арриан родится малыш?

Уоррик опустил глаза и заметил, что пальцы его предательски дрожат.

— Пока не знаю. До сих пор я как-то не задумывался об отцовстве. Но скажи, — он резко обернулся к Мактавишу, — неужели она так меня ненавидит, что готова мстить даже во вред невинному младенцу?

— Не она, а Йен Макайворс. Все это я услышал от него и от него же узнал, что она носит твоего ребенка.

— Думаю все же, этот ребенок для него, что кость в горле. Нет, я не дам ему распоряжаться судьбой того, в чьих жилах будет течь моя кровь.

— Это не в твоей власти, Уоррик.

— Больше всего мне хочется сейчас вскочить на Тайтуса, помчаться в Давиншем и забрать ее оттуда… но боюсь, что это не лучшее решение.

— Знаю, что ты не привык подолгу раздумывать перед решительным шагом, сынок. Но иногда старые привычки не вредно и сменить, и сдается мне, что сегодня для этого самое время.

— Да, на этот раз придется все взвесить заранее. — Во взгляде Уоррика, прикованном к лицу Мактавиша, появилась твердость. — Я знаю: мне надо учиться терпению, но знаю также, что поворачиваться к врагу спиной я не научусь никогда. Нам с Йеном Макайворсом пора встретиться; для этого накопилось уже достаточно поводов.

— Thig latha choindui fhatbast, — задумчиво произнес Мактавиш старинную гаэльскую пословицу.

— И настанет день черной собаки, — повторил Уоррик по-английски.

— А теперь ступай и обдумай все, что услышал. Я, как видишь, нынче неважный собеседник. Сейчас мне лучше всего пить в одиночестве.

— Я останусь, и мы выпьем вместе.

— Э, нет, сынок, что-что, а пить ты не умеешь. К тому же Хадди потом будет выговаривать мне, что я сбиваю тебя с пути истинного.

Уоррик встал.

— Что ж, Мактавиш, отдыхай. Теперь, пока ребра не срастутся, придется тебе поваляться в постельке.

— Придется, хоть я этого и не люблю.

Уоррик задумчиво поднимался по лестнице, направляясь к себе в комнату. До встречи с Арриан он не сознавал своего одиночества. Теперь же, когда она уехала, в душе его воцарилось ощущение пустоты, которую без нее нельзя уже восполнить.

При мысли о крохотном комочке, живущем во чреве Арриан, он вдруг почувствовал прилив уверенности. Нет, нельзя позволять, чтобы плоть от плоти его навек осталась среди Макайворсов, чтобы его дитя появилось на свет под ненавистным кровом.

Глава 25

Зная, что утренние часы Йен обычно проводит за дедушкиными бумагами, Арриан постучала в дверь кабинета. Беседа предстояла нелегкая: она собиралась сообщить ему, что возвращается в Англию, и в то же время попросить об одолжении.

Из-за двери послышался приглушенный голос хозяина, и Арриан шагнула в кабинет. Йен, как оказалось, не работал, а сидел перед дедушкиным портретом с бокалом вина в руке. При виде Арриан он с довольной улыбкой поднялся на ноги.

— Какой приятный сюрприз! Ты еще ни разу не заходила в мой кабинет.

Подойдя поближе, Арриан тоже взглянула на портрет. Чуть насмешливые глаза молодого Джилла Макайворса, казалось, видели их обоих насквозь.

— Я часто забегала сюда, когда дедушка был жив, — сказала Арриан. — У него в столе всегда лежала для меня коробка с леденцами.

— А вот для меня у него никогда не было леденцов, — мрачно отозвался Йен. — Одни советы да упреки.

— Вероятно, он хотел, чтобы ты осознал ответственность, которая ляжет на тебя после его ухода.

— И ему это вполне удалось. Что бы я ни делал, он всегда бывал недоволен и ни разу в жизни ничем меня не угостил… Ну да ничего, зато теперь все угощения — мои.

Арриан вдруг с пронзительной ясностью увидела маленькие алчные глазки Йена, презрительно кривящийся рот и пожалела, что пришла. Но, коль скоро она уже стояла перед ним, надо было излагать свою просьбу.

— Тебе известно, что мои родные уезжают на этой неделе?

— Да, твой отец сказал мне. — На лице Йена отразилось сожаление. — Наверное, тебе тоже придется уехать — во всяком случае, до окончания траура?

Арриан догадалась, что Йен воспринял ее отъезд гораздо спокойнее, чем она ожидала.

— Да, в сложившихся обстоятельствах мне было бы неприлично оставаться здесь.

— Как я и предвидел, — ухмыльнулся Йен, и Арриан поняла, что он успел уже немало выпить. — Вот кто всегда готов оказать мне услугу и поучить хорошему тону.

«Может, он все-таки решил, что ему не следует на мне жениться? — подумала Арриан. — Хорошо бы так».

— Я, собственно, тоже пришла попросить тебя об услуге, которую можешь оказать только ты. Йен просиял:

— Ты же знаешь, я всегда готов выполнить любую твою просьбу. Итак, чего ты хочешь?

— Я… — Она взглянула ему прямо в глаза. — Я хочу попросить тебя отправить прах леди Гвендолин обратно в Гленкарин.

Если бы не побелевшие от напряжения кулаки Йена, можно было подумать, что просьба Арриан его нимало не тронула.

— Отчего тебя так заботит, где именно будет лежать леди Гвендолин?

— Оттого, что с нею обошлись жестоко и несправедливо, и оттого, что ее останки должны покоиться в фамильном склепе, а не здесь. Ее история кажется мне слишком печальной, а я с детства люблю истории со счастливым концом.

— Мертвым все равно, где они нашли свой вечный покой.

— Но тем, кто их любит, не все равно.

— Значит, ты делаешь это для него. — Йен долго молчал, разглядывая дедушкин портрет, потом обернулся к Арриан. — И кто же, по-твоему, должен везти гроб с телом леди Гвендолин в Гленкарин? Если ты рассчитываешь на Макайворсов, то, уверяю, всех твоих денег не хватит, чтобы убедить хоть одного из них добровольно отправиться во владения Драммондов.

— Если ты согласен, мой брат Майкл берется сопровождать останки.

Он продолжал глядеть на нее, видимо, что-то обдумывая.

— Так ты говоришь, для тебя это очень важно? — Меня взволновала печальная судьба леди Гвендолин. Каждый день я приношу на ее могилу свежие цветы.

Йен молчал. Если они поженятся, а он все еще на это рассчитывал, то ему бы не хотелось иметь в Давиншеме постоянное напоминание об Уоррике Гленкарине, не говоря уже о ежедневном возложении цветов на могилу леди Гвендолин.

К тому же приятно было сознавать, что он единственный, кто может — если, конечно, захочет — выполнить ее желание.

— Что ж, пожалуй, я дам свое согласие, но при одном условии.

— Что за условие?

— Ты отложишь свой отъезд на две недели. Как ты полагаешь, тебе удастся уговорить своего отца еще немного подождать?

— Для этого понадобятся веские причины: отец всей душой стремится в Равенуорт.

— О, за причинами дело не станет! Я снова обратился к королю с жалобой на лорда Уоррика, который осмелился незаконно… ну, скажем, задерживать тебя в своем замке.

— Йен, ты не имеешь на это права! Мой отец сам все уладит по возвращении в Англию.

— Нет, я имею право! И, кроме того, дело уже сделано, и теперь нам с лордом Уорриком осталось только явиться на королевский суд. Не сомневаюсь, что на сей раз суд примет мою сторону.

Арриан была глубоко возмущена: как он мог, не ставя никого в известность, обратиться к королю Уильяму?

— Вряд ли публичное обсуждение этого дела придется по душе моим родителям.

— Никакого публичного обсуждения не будет. Я позабочусь о том, чтобы слушание было закрытым. Будут присутствовать только заинтересованные стороны. Ты должна подтвердить, что лорд Уоррик удерживал тебя в Айронуорте против твоей воли, — больше от тебя ничего не требуется. Это поможет окончательно решить его участь. Разумеется, слушание состоится и в том случае, если ты к тому времени уже уедешь в Англию. Просто я подумал, что тебе будет небезынтересно узнать исход дела.

От негодования Арриан едва могла говорить. Он, кажется, искренне полагает, что она будет давать показания против отца собственного ребенка?

— Когда состоится суд?

— Как раз сегодня я получил письмо от королевского полномочного представителя, в котором говорится, что слушание пройдет в Эдинбурге через две недели. Семейство Винтер известно всем — видимо, поэтому дело было представлено вниманию короля немедленно.

— Неужели эта ваша вражда так и будет продолжаться вечно, переходя из поколения в поколение?

— Напротив, я надеюсь, что она очень скоро завершится. Так как, берешься ты переговорить со своим отцом?

Остатки ее былого уважения к Йену окончательно улетучились.

— Да, я поговорю с ним.

Он взял ее руку, на которой еще не так давно красовалось кольцо Макайворсов.

— Я не буду счастлив по-настоящему, пока мое кольцо не вернется на этот прелестный пальчик. Она не без труда высвободила руку.

— Странное желание, учитывая, что я ношу под сердцем чужого ребенка.

— Я воспитаю его как своего собственного, — отводя глаза, сказал он. — Никто даже не узнает, что я не его родной отец.

Однако Арриан еще слишком хорошо помнила, как он уговаривал ее избавиться от беременности.

— Но мы с тобой всегда будем это знать, Йен.

Майкл и Арриан стояли возле кареты, обтянутой черным крепом. Все было готово к тому, чтобы дочь гор отправилась в дальний и на сей раз самый последний путь.

— Майкл, пожалуйста, попробуй убедить лорда Уоррика, что возвращение праха его сестры на родину должно стать концом их бесконечной вражды.

Майкл окинул сестру задумчивым взглядом.

— Я хоть и младше тебя, но все же знаю тебя достаточно хорошо, и я вижу, что ты очень уж взволнована. Что с тобой, сестренка?

Заложив за ухо выбившуюся золотистую прядь, Арриан подняла на него глаза.

— Знаешь, Майкл, я просто не могу больше находиться здесь. Здесь кругом, куда ни глянешь, одна только ненависть и скорбь. Я жду не дождусь, когда мы, наконец, вернемся в Равенуорт, — и тогда, клянусь, я уже ни за что не уеду из дома.

— Это хорошо, вот только будешь ли ты от этого счастлива?

— Почему ты спрашиваешь?

— Скажи, ты его любишь?

Арриан сделала вид, что не поняла брата.

— Раньше я думала, что люблю, но теперь поняла, что моя прежняя влюбленность в Йена — не более чем блажь наивной девочки.

— Арриан, ты прекрасно понимаешь, что я говорю не об Йене, а о том, другом.

— Ах, Майкл, я уже перестала понимать, что такое любовь. Но одно я знаю точно: я не хочу, чтобы лорд Уоррик страдал.

Чмокнув ее в щеку, Майкл поставил ногу в стремя и вскочил на лошадь, уже гарцующую от нетерпения. По его знаку карета медленно двинулась в путь.

— Не отчаивайся, сестренка! Кто знает, как все обернется.

— Пусть земля вам будет пухом, леди Гвендолин! — смахивая слезу, прошептала Арриан.

Рейли Винтер, нахмурясь, смотрел на жену.

— Я желаю знать, что здесь происходит. Черт побери, Кэссиди, почему мы без конца откладываем отъезд? Мне не нравится ни этот дом, ни, тем более, его хозяин. Если бы не неожиданная кончина твоего дедушки, Йен Макайворс был бы уже мужем нашей дочери — при мысли об этом меня просто в дрожь бросает!

— Ну, не кипятись так, Рейли. Арриан скоро едет домой вместе с нами — чего еще ты хочешь?

— Я хочу знать, какие такие тайны кроются в твоей милой головке. Кэссиди, ты рассказала мне не все о нашей дочери!

— Умоляю тебя, Рейли, поговорим об этом позже.

— Боже, как долго я не видел тебя. — Говоря это, он оттянул присобранный ворот ее ночной рубахи, и на какое-то время тревожные мысли покинули его.

— Я тоже очень соскучилась по тебе. Без тебя всегда все идет вкривь и вкось.

Он вытащил заколки из ее волос.

— Не понимаю, почему ты помешала мне поехать в Гленкарин и немедленно расправиться с лордом Уорриком? Все равно ему осталось недолго: я прикончу его, и никто — слышишь, Кэссиди, — никто мне не помешает!

Она нежно обняла его.

— Все совсем не так, как кажется на первый взгляд, Рейли.

— А как же тогда? И почему мой сын поехал отвозить в Гленкарин чей-то гроб? И когда, черт побери, мы все разучились понимать друг друга?

Кэссиди обхватила ладонями его лицо.

— Я уже говорила тебе, Рейли: ты еще не все знаешь. Поверь мне, все это ужасно сложно…

— Так растолкуй мне! — перебил он, усаживаясь в кресло и досадливо разворачиваясь к ней. — Время у нас есть, я охотно тебя выслушаю и постараюсь понять.

Кэссиди опустилась на колени возле его ног, и ее широкая розовато-кремовая рубаха мягкими складками легла на пол. Как ни готовила она себя к этому моменту, все же слова застревали у нее в горле, и ей удалось выговорить их только со второго раза.

— Рейли… Рейли, Арриан ждет ребенка от лорда Уоррика.

За несколько коротких секунд на красивом лице Рейли Винтера отразились гнев, недоумение и глубокая печаль.

— Кэссиди, я убью его! — Рейли вскочил на ноги, так что его жена едва не упала. — Почему ты не сказала мне этого раньше, чтобы я поехал к нему вместе с Майклом?

— Потому что я хотела сперва объяснить тебе, как это случилось.

— Я понимаю, как такие вещи случаются. Я не понимаю только одного: почему это должно было случиться с моей дочерью?

— Я уже говорила тебе, что по закону они муж и жена. Но я не сказала другого: Рейли, мне кажется, что Арриан любит его.

Рейли покачал головой, словно не веря своим глазам.

— Нет… Нет, Кэссиди! Не смей даже думать о таком… Я не отдам ее этому человеку. У него нет ни чести, ни совести, он воспользовался ее невинностью. Можешь считать, что для нашей дочери он умер.

— Рейли, но разве мы с тобой можем заставить ее не любить? Разве кто-то мог заставить меня не любить тебя? Никто не мог и никто не сможет. Я буду любить тебя до последнего дня, что бы ни случилось… Думаю, что Арриан, как никогда, нужна сейчас наша помощь. Ей очень тяжело, Рейли, и мы должны ее понять.

Взгляд Рейли оставался суровым, но он все же заговорил немного спокойнее:

— Как ты можешь быть уверенной, что она его любит? Еще недавно она говорила, что любит Йена, помнишь?

— Помню. Но любить идеал и любить живого мужчину — это не одно и то же. Рейли все еще хмурился.

— Только не надо мне объяснять, что вы, женщины, чувствуете, я все равно не пойму. С тех пор как я повстречал тебя, я вообще многое перестал понимать.

— Не понимай меня, Рейли, не надо, просто люби.

Он пододвинул ее ближе к себе.

— Я скорее перестану дышать, чем любить тебя, Кэссиди. Но, черт побери…

Больше он не мог говорить: горячие губы Кэссиди приникли к его губам. «Чуть позже ей легче будет убедить мужа в том, что место Арриан рядом с Уорриком Гленкарином», — решила она.

— Милорд! — Барра остановилась в дверях столовой с несколько недоуменным выражением лица. — Там у крыльца странная карета, обтянутая черным, и при ней какой-то господин, который хочет вас видеть. Я сказала ему, что вы обедаете, но он говорит, ради того, с чем он приехал, вы согласитесь прервать трапезу.

— Что за господин?

— Не знаю, я его раньше не видала. Но похоже, что настоящий джентльмен. Англичанин, судя по выговору.

Уоррик не мешкая направился к выходу. У крыльца стоял высокий юноша, державший в одной руке поводья своей лошади, а в другой шляпу.

— Я Уоррик Гленкарин. Вы желали меня видеть?

— Да, милорд. Я нарочно для этого приехал из Давиншема.

Уоррик смерил молодого англичанина взглядом.

— В таком случае можете отправляться обратно в Давиншем и передать Йену Макайворсу, что мне от него ничего не нужно.

— Это не от Йена Макайворса. — Майкл распахнул дверцу кареты, чтобы Уоррик мог заглянуть внутрь. — Милорд, я не стал бы отвлекать вас от трапезы, не знай я наверняка, что мой груз важен для вас. Я привез вам прах леди Гвендолин.

Уоррик шагнул вперед и дотронулся рукой до каменного гроба. Да, на гранитной крышке было высечено имя его сестры. Повернув голову, он взволнованно всмотрелся в лицо молодого человека.

— Что это, какая-нибудь жестокая шутка?

— Нет, милорд. Даю вам слово: здесь действительно тело вашей сестры.

Уоррик отошел назад, и лицо его исказилось неожиданной болезненной гримасой.

Майкл, неотрывно наблюдавший за ним, сказал:

— Я понимаю ваши чувства, милорд. Будь то моя сестра, я тоже не ведал бы покоя, пока не похоронил бы ее достойно, как полагается.

— Вы сказали, что… груз передан не Йеном Ма-кайворсом?

— Йен только дал свое согласие после того, как его убедили, что так для всех будет лучше.

Уоррик снова шагнул к карете и провел дрожащей рукой по холодному граниту.

— Ну вот, Гвендолин, наконец-то ты дома. — Он взглянул на юношу, которому с виду было не больше шестнадцати. — Не знаю, кто вы, но, поверьте, я искренне благодарен вам.

— Если вы не возражаете, милорд, я бы хотел присутствовать на похоронах вашей сестры.

— Могу я узнать ваше имя?

— Полагаю, оно не имеет значения. Считайте меня просто незнакомцем, который помог восстановлению справедливости.

Уоррик кивнул:

— Пусть так. Вы можете присутствовать на похоронах.

— Кроме того, я уполномочен вам кое-что сообщить. Леди Гвендолин не покончила с собой. Она умерла в результате несчастного случая.

Уоррик вздрогнул всем телом и поспешно перевел повлажневший взгляд на дальние вершины.

— Слава богу! Я верил, что это так. Только спустя некоторое время он снова смог заговорить:

— Кто бы вы ни были, примите уверения в моей глубочайшей благодарности.

Стоявший неподалеку мальчик-конюх во все глаза глядел на происходящее.

— Тэм, — приказал ему Уоррик, — скачи в деревню во весь опор и объяви людям, что сегодня мы хороним мою сестру.

Пока гроб Гвендолин устанавливали в каменной усыпальнице между гробами родственников — дальних и близких, почивших раньше ее, — Уоррик не поднимался с колен, а собравшиеся Драммонды, низко склонив головы, бормотали слова молитвы.

Стоявший чуть поодаль Майкл смотрел, как клан хоронит одну из своих дочерей. По правде сказать, он нарочно попросил позволения остаться, чтобы иметь возможность понаблюдать за лордом Уорриком. Человек, которого полюбила Арриан, нравился ему все больше, и он все больше склонялся к мысли, что они должны быть вместе и что рождение ребенка должно скрепить их союз.

После окончания церемонии, когда все остальные разошлись, Уоррик приблизился к Майклу.

— У вас сегодня был неближний путь. Быть может, вы согласитесь поужинать вместе со мной?

Как Майклу ни хотелось получше познакомиться с этим человеком, он не мог больше задерживаться: Кэссиди взяла с него обещание, что он вернется сегодня.

— Боюсь, мне пора, ведь впереди опять долгая дорога.

Уоррик, не возражая, велел оседлать себе лошадь. Он должен был проводить своего загадочного гостя, чтобы никому из чересчур ретивых Драммондов не вздумалось преградить ему путь.

Они молча доехали до развилки дорог, где Уоррик натянул поводья.

— Признаться, я не сразу догадался, кто вы такой. По всей вероятности, вы лорд Майкл, брат Арриан?

— Да, вы угадали.

— Не могу сказать, чтобы я находил в вас большое сходство с сестрой… зато глаза у вас точно такие же зеленые, как у ее светлости.

— Мне всегда говорят, что я больше похож на отца.

Уоррик сжал ногами бока гарцевавшего Тайтуса, чтобы он стоял спокойнее.

— Как себя чувствует ваша сестра?

Лицо Майкла сделалось неожиданно серьезным.

— Так, как и должна себя чувствовать женщина в ее положении.

— Значит, правда, что она ждет ребенка?

— Да, правда.

— И что она предпринимает шаги к расторжению брака тоже правда?

— Думаю, вы сможете сами выяснить это в следующий понедельник. У вас ведь, кажется, намечена встреча с Йеном и лордом Торндайком в Эдинбурге?

— Ваша сестра будет там?

— Думаю, вряд ли родители ей это позволят.

— Должен сказать вам, лорд Майкл, что все члены вашего семейства, с которыми мне до сих пор приходилось сталкиваться, внушают мне немалое уважение.

— Я с удовольствием передам это маме и сестре.

— Скажите, это Арриан уговорила лорда Йена вернуть мне Гвендолин?

— Да, она.

— И она же выяснила обстоятельства ее гибели?

— Моя сестра умеет добиваться своего, во всяком случае, если ей очень этого хочется.

— Да, я успел это заметить. Майкл протянул ему руку.

— Рад знакомству с вами, милорд.

— Я тоже, лорд Майкл, — пожимая его руку, отвечал Уоррик.

— Вы ничего не хотите передать моей сестре? Глаза Уоррика вдруг затуманились дымкой печали, но он все же заставил себя улыбнуться.

— Передайте ей мою искреннюю благодарность за все, что она сделала ради светлой памяти моей сестры.