Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра

Г. Чернышевского. В отличие от других образов подобного типа, которые даны статично, Чернышевский изображает динамику своих отношений с Наставником. Им является реальное лицо, университетский товарищ писателя В.П. Лободовский. В начале дневника он представлен безупречным авторитетом для юного студента. И даже отраженный свет его интеллекта распространяется на жену его кумира, ничем в сущности не выделяющуюся из круга знакомых Чернышевского («Я нашел, что привязан к нему больше, чем думал <...>»; «Великий человек! <...> Боже, какой человек!)[57]. Чернышевский соотносит оценку и значимость старшего товарища с развитием собственного сознания и личности. Он соизмеряет свой духовный рост с масштабами характера своего кумира: «Что касается до него <Лободовского>, я думаю, что я еще решительно вполне не могу оценить его ума, потому что сам не развился до этого <...>»[58].

По мере развития характера и приобретения жизненного опыта апологетическое отношение автора к Лободовскому ослабевает. Заключительный этап ведения дневника демонстрирует новый взгляд Чернышевского на кумира его юности. Обретение душевной целостности дает основание юному литератору смотреть на прежний авторитет уже как на равный себе: «<На Лободовского> смотрю как на равного себе по уму»[59].

Образ старшего товарища, Наставника в юношеском дневнике мог иметь место и не актуально, а как потребность души. У Башкирцевой он выражен в классическом типе старого ученого, знакомого художнице, очевидно, по литературе и семейным преданиям: «Я завидую ученым – желтым, сухим и противным. У меня лихорадочная потребность учиться, а руководить мною некому»[60].

Четвертым структурным элементом функциональности дневника является система нравственных правил и требований, которых автор стремится придерживаться с целью достижения морального совершенства. Если образ Наставника был реальным путеводителем по жизни, то набор этических постулатов имел императивную функцию.

В.А. Жуковский начинает нравственное самовоспитание с анализа отдельных понятий: долг, честь, зависть, дружба, ложь – и посвящает им отдельные параграфы дневника. Все это понадобилось поэту для того, чтобы через частные суждения прийти к обобщению, к пониманию такой сложной категории, как счастье.

У большинства юных дневниковедов создание системы нравственных норм сочеталось с беспощадной критикой собственных недостатков, и программа нравственного усовершенствования служила средством для их искоренения. «Нравственное образование необходимо для человека, который должен сделаться полезным гражданином»[61], – резюмирует А.Н. Вульф в раннем дневнике. А через некоторое время он признает несоответствие между высоким гражданским призванием человека и собственными недостатками: «Много размышлений раздается при взгляде на прожитые годы – и мало утешительных. Каким добром, чем полезным себе или рбществу ознаменовал я половину, может быть, и более, данных мне лет? Со стыдом и сожалением должен я сознаться, что не могу дать удовлетворительный ответ на этот вопрос. Но гордо позабыл бы я мои потерянные годы, если бы мог отныне посвящать мои годы трудам добрым, если бы с каждым прожитым годом я бы мог насчитывать хотя по одному полезному подвигу»[62].

Л.Н. Толстой пытается создать универсальную систему нравственных правил и строить на ее основе свою ежедневную жизнь. Для этого он параллельно ведет два вида дневниковых записей: для моральных постулатов «Правила в жизни» и т.п. заметки, а для ежедневных нужд – собственно дневник.

Критике собственных недостатков посвящена значительная часть дневника Н.Г. Чернышевского. Но нравственным критерием у него служит не набор правил, а динамика человеческого характера, способность человека переживать возвышенные чувства или быть ниже их: «<...> всегда я склонен – может быть, потому, что дурен сам <...> – судить о других не по тому, каков я сам, а по тому, каковым бы мне хотелось быть и каковым быть было бы легко, если бы не мерзкая слабость воли <...> Я не хочу оскорблять человечество, судя о нем по себе вообще, а сужу о нем не по цепи всей своей жизни, а только не некоторым моментам ее, когда бываю доступен чувствованиям высшим»[63].

В дневнике А. В. Дружинина проблеме нравственного самовоспитания посвящен особый отдел – «Психологические заметки». Здесь наряду с критикой недостатков предпринимается попытка дать научное обоснование работе над собой. Он отбрасывает отвлеченные моральные принципы как не отвечающие сложной и противоречивой природе человека. В своих рассуждениях будущий критик стремится соединить психологию, физиологию и мораль и на основе триединого критерия определяет перспективу для нравственного роста: «Мое эпикурейское, бессовестное, насмешливое равнодушие к внешним обстоятельствам моей жизни укоренилось в душе до такой степени, что истребить его нет возможности, если б я даже захотел этого <...> Строить реформы в самом себе хорошо в том только случае, когда у нас станет способности на реформу, без этого, что толку обрекать себя на терзания и бессильные усилия к достижению недосягаемого идеала?»; «Пора работать, работать не над книгами, а над собою»[64].

Поиски нравственных оснований для дальнейшей жизни отражены и в юношеском дневнике великого князя К.К. Романова. Его искания во многом близки толстовским. Их так же отличает сочетание острой самокритики с проблемами надежды на возможное духовное очищение: «Большею частью у меня есть стремление или к самому крайнему благочестию или к необузданному разврату <...> Как мне досадно, что на вид я всем нравлюсь <...> а я как грибы крашеные, внутри которых гниль и всякая нечистота. Впрочем <...> я не теряю надежды сделаться порядочным человеком»[65].

Случалось, что дневник начинали вести в тот период, когда процесс индивидуации близился к завершению и психологические проблемы возраста не были такими актуальными, как прежде. Тогда в дневнике происходили структурные изменения качественного характера. Но отголоски проблем пережитого периода еще звучали на его страницах. Так обстояло дело с дневником Аполлинарии Сусловой, в котором встречается один из рассматриваемых функциональных элементов, но в свернутом виде. Это система нравственных правил, которую Суслова называет катехизисом и которой она следовала до недавнего времени. Дневник отражает новый этап в духовном развитии писательницы, который намечен в общих чертах в самом начале: «Вообще тот катехизис, который я прежде составила и исполнением которого гордилась, кажется мне очень узким <...> Но есть ли, однако, это переход к тому совершенно новому и противоположному пути <...> Я замечаю, что в мыслях у меня совершается переворот»[66].

Все перечисленные выше функциональные составляющие дневника естественно соединяются в пятом конструктивном элементе. Он представляет собой фиксацию стадий роста сознания автора. И жизненный план, и выписки из книг, и программа самовоспитания составлялись для того, чтобы достигнуть определенной цели, чтобы получить ожидаемый результат. Для этого авторы дневников периодически подводили промежуточные итоги своего духовного развития. Дневник становился своеобразной шкалой, на которой делались отметки. Как не совсем гладко выразился на этот счет Н. Тургенев, дневник – это «термометр препровождения времени»[67]. У некоторых авторов задача ведения дневника сводилась именно к таким отметкам, и по достижении некоей условной точки роста работа над ним завершалась.

А.Х. Востоков вел дневник с 13 лет и делал только помесячные записи. В нем отчетливо прослеживаются лишь этапные события, имевшие решающее значение для его духовного роста: «Апрель. Свожу знакомство с Ермоловым <...> Май. Приятные мечты с Ермоловым. Июнь. Продолжение того же. – Обстоятельства чувствительно увеличивают круг моих познаний. Июль. В последний день инаугурации академической последовал разрыв мой с Ермоловым. Я очень печалился. <...> Октябрь. Переход в 4-й возраст»[68]. Кончается юношеский дневник записью, которая знаменует завершение индивидуации и вступление автора в новый жизненный этап: «Сентябрь. Выпуск из Академии. Революция в сознании моем <...>»[69].

Менее схематично отслеживает этапы своего духовного роста И.С. Гагарин. Уже в первой записи дневника он ставит цель – регулярно наблюдать за динамикой своего интеллектуально-психологического развития: «Я <...> расставлю в нем <дневнике> вехи, для того чтобы я мог время от времени обращать мой взор назад и обозревать путь, мною пройденный»[70].

Много интересного материала для размышлений о собственном характере находит А.Н. Вульф, периодически перечитывая старые записи и следя за изменениями в своих взглядах. Он называет дневник «ежедневным отчетом о самом себе»: «<...> петербургский дневник мой остановил меня, и я его до тех пор не пустил из рук, пока всего не пробежал. Очень много принес он мне удовольствия: теперь узнал я всю цену дневным записям»; «Вот прошел год, что я продолжаю почти непрерывно мой дневник <...> Перечитывая их <листы дневника> через несколько лет, буду я себя предохранять от обольщений самолюбия, от неумеренных надежд»[71].

В тех дневниках, где психологическое время – пространство преобладает над локальным или континуальным, проживаемые жизненные этапы отмечаются не по календарной датировке, а в соответствии с внутренним ощущением автора каких-то важных событий и перемен. Так, А.В. Дружинин в раннем дневнике не всегда датирует записи. Он мерит события в соответствии с законами психологического возраста: «В год много перешло мыслей через мою голову, и эгоистический оптимизм, которому я обязан целым годом спокойствия и счастия, потерял для меня великую часть своей цены»; «Рассматривая и тщательно анализируя прошлое время, я должен согласиться, что в жизни моей была одна эпоха, в высшей степени для меня благотворная»; «А между тем время идет, – близко подходит ко мне пора зрелости <...>»[72].

Очень отчетливо, с мельчайшей детализацией представлены этапы духовного становления автора в дневнике М. Башкирцевой. Юная художница постоянно ощущает в себе перемены. Ее развитие проходит настолько динамично, что порой она неосознанно отмечает в дневнике стадии роста. Все новые планы и сроки, которые она намечает, порой заставляют ее забыть прежние. И не прекращающее развиваться сознание преодолевает новые и новые рубежи: «Как странно, что прежнее создание так славно уснуло! Ничего почти от него не осталось, только воспоминание, мелькающее время от времени и пробуждающее прошедшие горести <...>»; «Я дала себе четыре года сроку, семь месяцев уже прошло. Я думаю, что трех лет будет довольно, так что мне остается еще два года пять месяцев»[73].

Переход от детства к юности и вступление в период взросления, изменение взглядов и становление характера подробно и психологически достоверно зафиксировано в дневнике Т.Л. Сухотиной: «На днях читала свой дневник 1878 г., и мне так стало жалко, что я до этого не писала и потом бросила, что я решилась опять начать. Мне грустно делается, когда я думаю, что мое детство прошло»; «Я знала, что в Москве я не так часто буду писать свой дневник, и мне это жалко, потому что мне кажется, что это для меня очень полезно: я стала за последний год гораздо серьезнее и стала более здраво смотреть на жизнь, чем прежде»[74].

Осознание стадиального характера развития психики приводит авторов дневников к мысли о необходимости предпринять на заключительном этапе периода индивидуации решительные действия по закреплению результатов духовного процесса. Таким шагом обычно является путешествие, отражение которого в дневнике является его шестой функциональной составляющей. В европейской литературной традиции этот этап в духовном созревании героя назывался «годы странствий». Необходимость такого путешествия вытекала из самого замысла дневника как психолого-педагогического средства воспитания юной души.

Некоторые авторы заводили дневник только на время путешествия (Е.С. Телепнева, А.К. Толстой, А; Суслова, П.А. Кропоткин) или, как А.Н. Тургенев, замышляли издать путевой журнал отдельной тетрадью («Для чего не написать мне своего путешествия в письмах? Пусть составят они небольшой, но отобранный томик <...> Но что, если бы когда-нибудь исполнилось теперешнее мое желание – путешествовать?»Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. – СПб., 1913. С. 232.[75]).

Примечания

1

Котляревский С. Вступительный очерк. – Марк Аврелий. Размышления. – Магнитогорск, 1994. С. LIU – LIV.

2

Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. – М., 1969. Т. 4. С. 241.

3

Дневниковедом мы называем автора дневника, – того, кто ведет дневник.

4

Тургенев А.И. Дневник. – Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. – СПб.; 1913. С. 178.

5

Брук Я.В. «...Безрассудный Орест». – Орест Кипренский. Переписка. Документы. Свидетельства современников. – СПб., 1994. С. 71, 72.

6

Эфрос A.M. Рисунки поэта. – Б. М., 1933. С. 5.

7

Левашова О.Е. Михаил Иванович Глинка: В 2 т. – М., 1987. Кн. 1. С. 153.

8

Тургенев И.С. ПСС и П: В 28 т. – М.; Л., 1960-1968. Письма. Т. 1. С. 159-160.

9

Шелгуиов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: В 2 т. – М., 1965. Т. 2. С. 34, 41.

10

Жемчужников Л.М. Мои воспоминания из прошлого. – Л., 1971. С. 292, 319.

11

Лакшин В.Я. К «духовному солнцу» (Дневник Льва Толстого). – Лакшин В.Я. Пять великих имен. – М., 1988. С. 313.

12

Фомичев С.А. «Несколько раз принимался я за ежедневные записки». – Пушкин А.С. Автобиографическая проза. – М., 1989. С. 7.

13

Тарасов Е.И. Предисловие к дневнику Н.И. Тургенева. – Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. – СПб., 1911. С. 19 – 20.

14

Нечкина М.Н. Грибоедов и декабристы. – М., 1977. С. 67.

15

Исторический вестник, 1888, март.

16

Кулакова И.И. Мемуарно-автобиографическая проза А.В. Никитенко. Автореф. дис. ... канд. наук. – Орел, 2000. С. 4.

17

Донченко Н.Ю. Поэтика антонимии в «Дневниках» М. Пришвина. Автореф. дис. ... канд. наук. – М., 1999. С. 6.

18

Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского. – М., 1981. С. 11.

19

Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского. – М., 1981. С. 15.

20

Иванова Е.В. Путеводитель по судьбе поэта. – В.Я. Брюсов Дневники. Автобиографическая проза. Письма – М., 2002. С. 3.

21

Тургенев А.И. Дневник. – Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. – СПб., 1913. С. 178.

22

Милютин Д.А. Дневник: В 4 т. – М., 1947-1948. Т. 1. С. 77.

23

Ежедневные записки русской путешественницы в 1827 и 1828 годах (дневник Е.С. Телепневой). – Сын отечества. 1831. Т. XVII. С. 66.

24

Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки. – М.; Л., 1934. С. 70.

25

Милютин Д.А. Дневник: В 4 т. – М., 1947 – 1948. Т. 1. С. 77.

26

Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. – СПб., 1911. С. 19.

27

Герцен А.И. Дневник. – А.И. Герцен. ПСС: В 30 т. – М., 1954-1964. Т. 2. С. 201.

28

Осознанивание – термин аналитической психологии, означающий перевод в сознание ранее бессознательных импульсов, инстинктивных движений души.

29

Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. – СПб., 1911. С. 193.

30

Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. – СПб., 1913. С. 252.

31

Там же. Вып. 1. – СПб., 1913. С. 95.

32

Башкирцева М. Дневник. – М., 1991. С. 159.

33

Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки. – М.; Л., 1934. С. 110.

34

Ежедневные записки русской путешественницы в 1827 и 1828 годах (дневник Е.С. Телепневой). – Сын отечества, 1931. Т. 17. С. 66.

35

Тургенев И.С. ПСС и П: В 28 т. – М.; Л., 1960-1968. Письма. Т. 1. С. 147.

36

Аксаков И. С. Письма к родным. – М., 1988. С. 42.

37

Крамской И.Н. Дневник. – И.Н. Крамской.

38

Юнг К.Г. Сознание, бессознательное и индивидуация. – К.Г. Юнг. Структура психики и процесс индивидуации. – М., 1996. С. 197.

39

Дружинин А.В. Повести. Дневник. – М, 1986. С. 146.

40

Там же. С. 148-149.

41

Мокрицкий А.H. Дневник. – М., 1975. С. 56 – 57.

42

Милютин Д.А. Дневник: В 4 т. – М., 1947-1948. Т. 1. С. 12.

43

Гагарин И. Дневник. Записки о моей жизни. Переписка. – М, 1996. С. 182.

44

Чернышевский Н.Г Дневник. – Н.Г. Чернышевский. Собр. соч.: В 16 т. – М., 1939-1953. Т. 1. С. 297, 298.

45

Добролюбов Н.А. Дневник. – Н.А. Добролюбов. Собр. соч.: В 9 т. – М.; Л., 1964. Т. 8. С. 463.

46

Толстой Л.Н. Дневник. – Л.Н. Толстой. ПСС: В 90 т. – М.; Л., 1928-1958. Т. 46. С. 34.

47

Башкирцева М. Дневник. – М., 1991. С. 90.

48

Там же. С. 168.

49

Востоков А.Х. Летопись моя. – Сборник ОРЯС императорской Академии наук. Т. 70, № 6. – СПб., 1902.

50

Гагарин И. Дневник. Записки о моей жизни. Переписка. – М., 1996. С. 155, 138-139.

51

Там же. С. 81.

52

Дружинин А.В. Повести. Дневник. – М., 1986. С. 147.

53

Чернышевский Н.Г. Дневник. – Н.Г. Чернышевский. Собр. соч.: В 16 т. – М., 1939-1953. Т. 1. С. 68.

54

Башкирцева М. Дневник. – М., 1991. С. 95, 107.

55

Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. – СПб., 1911. С. 70.

56

Дружинин А.В. Повести. Дневник. – М., 1986. С. 165.

57

Чернышевский Н.Г. Дневник. – Чернышевский Н.Г. Собр. соч.: В 16 т. – М., 1939-1953. Т. 1. С. 34,95.

58

Там же. С. 135.

59

Там же. С. 399.

60

Башкирцева М. Дневник. – М., 1991. С. 152.

61

Вульф А.Н. Дневник. – Пг., 1915. С. 74.

62

Вульф А.Н. Дневник. – Пг., 1915. С. 100.

63

Чернышевский Н.Г. Дневник. – Н.Г. Чернышевский. Собр. соч.: В 16 т. – М., 1939-1953. Т. 1. С. 38.

64

Дружинин А.В. Повести. Дневник. – М., 1986. С. 155 – 156, 160.

65

Романов К.К. Дневник. Воспоминания. Стихи. Письма. – М., 1998. С. 94.

66

Суслова А. Годы близости с Достоевским. – М., 1991. С. 59.

67

Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. – СПб., 1911. С. 301.

68

Востоков А.Х. Летопись моя. – Сборник ОРЯС императоской Академии наук., Т. 70, № 6. – СПб., 1902. С. 11-12.

69

Там же. С. 17.

70

Гагарин И. Дневник. Записки о моей жизни. Переписка. – М., 1996. С. 53.

71

Вульф А.Н. Дневник. – Пг., 1915. С. 183, 127.

72

Дружинин А В. Повести. Дневник. – М., 1986. С. 147, 155, 170.

73

Башкирцева М. Дневник. – М., 1991. С. 178, 187.

74

Сухотина Т.Л. Дневник. – М., 1987. С. 26, 60.

75

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.