Культура духа

Нойка Рафаил
 
КУЛЬТУРА ДУХА

 
      О хорошо сформировавшемся человеке, усвоившем какой-то запас знаний и хороших манер, говорят, что это культурный или цивилизованный человек. Цивилизованный человек характеризуется крепким здравым смыслом, одно удовольствие вести с ним разговор.
      Но немногие знают, что термины «культ», «культурный» и «культура» происходят от понятия «религиозный культ». Занятия культурой появились в связи с религиозным культом в рамках забот человека о том, чтобы поставить всё прекрасное на служение Богу. Так что культурный человек в подлинном смысле слова есть человек культуры духовной. В таком контексте мы понимаем, почему отец Рафаил Нойка назвал эту свою книгу «Культура Духа». Святой Дух есть Тот, кто духовно обогащает человека, а люди, жаждущие божественных красот, суть носители культуры Духа.
      В случае светской культуры, чтобы усвоить таковую, необходимы наставник и углубленное изучение. Все цивилизованные люди сформировались около ментора и прилагали усилия, чтобы пройти этот путь.
      Точно то же происходит и в духовной жизни. Чтобы сформироваться, тебе нужен опытный духовный отец и знаток Духовного. Необходим также материал для чтения - хорошо подобранный и возвышающий.
      Отец Рафаил и есть такой духовник, и книга, предоставляемая им в наше распоряжение, содержит проникновенные духовные слова, проистекающие из опыта жизни в Духе.
      Мы думаем, что те, кто её прочитает, смогут развивать себя духовно и копить знания, полезные для своей духовной жизни.
       + Андрей Архиепископ Алба Юлии
 

Предисловие

 
      До некоторого времени было два способа, которыми передавалось слово: живая речь и письмо.
      Живая речь была некогда свойственна, возможно, в особенности проповеднику. Целью проповеди была в буквальном смысле инспирация, т.е. вдохновение. Иначе говоря, в духе молитвы проповедовавший пытался уловить то, чем Дух хотел поделиться с тем или с теми, кто был при нём (см. Матф.10:19-20; Мк.13:11; Лк.12:11-12). А это необходимым образом предполагает соучастие, тесную связь в любви с присутствующими; надо чувствовать духовный «пульс» слушающего, слово же отражает состояние его духа, его восприимчивость, его ожидания и даже «рождается» из таковых. Мысли приходят, уходят, являются, а то и теряются; ум иногда более остр, иногда же «затемняется». Фразы не всегда исходят из строгой логической последовательности; но зарождается то особенное соучастие, та тесная связь, в которых словом делятся от сердца к сердцу как жизненной энергией (см. Ин.6:63); в которых слово переживается, часто за пределами его строго информативного содержания. В культуре это по преимуществу область поэзии, но и в других родах литературы тоже обнаруживаются, по меньшей мере, отрывки таких свойств слова, как энергия, как то, чем делятся.
      Писаное слово живет по своим законам. Тут слова должны течь в логической последовательности, начиная с введения в тему, предпосылок, при постепенном развитии идеи вплоть до её естественного завершения. Должны соблюдаться и строгие правила грамматики, каковы время глагола, лицо и прочее, отчасти потому, что отсутствуют выразительные возможности жестов и интонаций.
      Культура уже давно различала в литературе разные жанры. Благодаря прогрессу, ультрасовременной технологии, к ним прибавился новый «жанр», который мне хочется назвать «магнито-фоническим». Он порождён лёгкостью, с которой это «чудище» повторяет как попугай, каждое «гм-гм» и «апчхи» (причём иногда в шумах фона теряются слова сути) и с которой оно их передаёт когда угодно с якобы абсолютной точностью. Оно и склоняет наших современников наряду с копиями, могущими делаться и размножаться в почти неограниченном количестве, воспроизводить то же на бумаге, почти точь-в-точь, и так издавать «книги» в полном смысле слова, лишенные, однако, правильности и строгости классической литературы. Результат - текст, написанный с некоторыми эффектами и претензиями на то, чтобы быть живым словом, а в действительности какой-то суррогат, какая-то помесь одного с другим, ни то ни сё. К этому жанру принадлежит и настоящая книга, и предшествующая, подписанная тем же автором.
      Вопреки желанию поделиться со всем моим народом тем, что явилось светом и сокровищем моей жизни, основой моей надежды и моих стремлений, я не без робости и даже не без стыда согласился на печатание первой книги, а также дал себя убедить - а может быть, и принудить - к тому, чтобы такой опыт повторился и с книгой настоящей. Это был стыд не столько за чудовищность с точки зрения культуры, чем может считаться (притом справедливо) этот новый «жанр», сколько за приблизительность, неизбежным образом с ним связанную, отчасти из-за приёмов реализации: не литературой, не «культурой» является Культура Духа, а словом спасения. Ввиду серьёзности данной темы каждое слово является в действительности потенциальным носителем важности; важности даже не чрезвычайной, а последней, т.е. «бьющей», не просто долгой, а вечной. Оставить это слово на попечение «магнитофонии» мне иногда кажется чем-то похожим на духовный «камикадзизм».
      И тем не менее… «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Иоан.3:8), а в силу этого факта часто более «грешной» является строгость написанного, чем свобода живого слова перед требованиями Духа, которого ничто не может остановить. И вот почему через слово ты часто выражаешь удивление, а то и ужас, мол, как аукнется, так и откликнется, но, с другой стороны, через Дух и это может подействовать на удивление созидательно. И может быть, в этой надежде, с этой молитвой, я и говорил, и допустил к публикации слова моего поверения. Вот как говорит французский словарь «Ларус»: «Je seme a tout vent» (Эмблема французского словаря «Ларус» - изображение девочки, дующей на одуванчик, сопровождаемое словами: «Я сею при всяком ветре» (прим. автора). Так и я «сею при всяком ветре», уповая, что там, где есть «в человеках благоволение» (Лк.2:14), там тот же Дух «благоволения» будет приносить спасение, а не погибель; а это, быть может, более и совершеннее, чем всякое мнимое чувство ответственности, которое я смог взять на себя.
      Этим я себя и вверяю - не публике, а «благоволению» братьев и сестёр моих в Господе; не бесформенному и безликому человечеству, а лично тебе, душе, читающей строки сии. И веришь ты или не веришь, я уповаю на Того, кто сейчас тебя видит, на Того, о ком я знаю, как Он любит тебя и заботится о тебе в любой момент (ведомо это тебе или нет), чтобы ввести в твоё сердце и душу «глаголы вечной жизни» (Иоан.6:68), с помощью ли или без помощи, но пусть даже вопреки словам, которыми я хочу поделиться.
 

Слово Божие - Культура Духа.

 
       Преосвященный Андрей Давайте начнем Великий Пост 1994 года словом отца Рафаила Нойки. Одна лишь мысль есть в начале Поста, которая пребудет с нами до тех пор, пока настанет Пресветлый День Пасхи. Почти все великие духовники последнего времени стараются превозносить две добродетели: смирение и любовь. По сути это есть призыв Спасителя, который я вкладываю в ваши души сейчас, в начале Поста: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Матф.11:29). А еще свежее в уме моём слово Святого Силуана, современника нашего, который тоже призывает нас, как это делали и другие, проверить себя духовно в том, что касается смирения и любви. По призыву Спасителя, он тоже даёт нам этот критерий, как и другие Святые Отцы: если мы хотим проверить состояние нашей души, спросим себя: «Всё ли нам равно, когда кто-то хвалит или ругает нас? И можем ли мы любить врага с тою же силой, что и друга?». Если обе эти вещи имеем, то мы, с душевной точки зрения, пребываем на высоте; если же нет, то нам еще долго надо расти.
      Итак, слово, которое скажет нам отец Рафаил, наш гость в этот Великий Пост, поможет нам ещё раз, с душевной точки зрения, попытаться преодолеть нашу всегдашнюю немощь. Добро пожаловать на встречу с отцом Рафаилом.
 
       Отец Рафаил Я подумал, что надо сказать о слове. Может быть, мне начать с фразы Спасителя: «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Матф.24:35).
      Что есть слово? Мы привыкли понимать его как способ установления контакта с другим, осуществления обмена информацией. Но мы видим, что Писание говорит о слове другое: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан.1:1). И Слово стало плотию» (Иоан.1:14). «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Быт.1:3). И всё, что сказал Бог словом, сталось. И я снова возвращаюсь к словам Спасителя, сказавшего: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Иоан.6:63).
      Что есть слово? Как его понимать? И я хотел бы связать это слово, с Божьей помощью, с понятием культуры, Культуры Духа, как я сказал. Писание показывает нам, что Бог, когда сотворил человека, - с вашего позволения я сделаю шаг назад - когда Бог творит весь мир до человека, Он творит его одним-единственным: «Да будет!» Когда речь заходит о человеке, Бог творит его иначе. Он рассудил: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему» (Быт.1:26). И мы понимаем, что человек не есть такое же создание, как все другие. И это мы понимаем не от гордости своей, а по слову, которое Бог нам дал. И мы видим, как посредством слова Бог продолжает нас звать, поддерживать связь с человеком. Бог словом наставляет Адама. Когда Адам пал, и беззаконие охватило всю историю земли вплоть до губительного потопа во времена Ноя, настаёт в истории момент, когда Бог снова обращается к человеку и даёт ему Закон через пророка Моисея.
      Этот Закон имел два предназначения: вернуть человека от беззакония к закону - это мы все можем понять, это моральный закон, - и указать в этом Законе на то, что сделает Бог в «конце времён», лучше сказать, в исполнение времён. Это исполнение должно было стать не чем-то хронологическим, а прежде всего воплощением того самого Слова. Ибо говорит Святой Павел в своём Послании к Евреям: «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил» (Евр.1:1-2). То есть Этот Сам Сын Егои именуется Словом Божьим: Слово Божие ныне возвращается, чтобы продолжать осуществлять Своё дело посредством «диалога» с человеком, вернее говоря, снова после отчуждения, произошедшего в Раю из-за падения Адама. Мы можем понимать слова как энергию - энергию созидательную.
      А слово человеческое, что оно? Если человек есть образ Божий, тот образ Божий, который может стать подобием Божьим, то и слово человеческое есть энергия. Слово Божие учит нас тому, чтобы словом молитвы мы приближались к Богу. Посредством молитвы человек приходит в самое высокое состояние слова, то, где слово набирает силу (например, чудотворения святых) в Духе Божием, силу творить так же, как творил Бог. Человеку не суждено, чтобы он тоже так делал, чтобы он сотворил мир, человеку суждено развивать этот образ Божий в себе до полного подобия. Так мы понимаем спасение.
      Как мы понимаем спасение? В Церкви мы понимаем спасение как наделение обожествлённой жизнью. Бог наделяет человека Своей жизнью. Когда человек приходит к этому полному подобию Бога, например, когда человек приходит к жизни и во славе, и в поношении, и во сраме с той же непоколебимой любовью Божьей, тогда мы на высоте. Почему? Потому, что эта непоколебимость любви не есть часть психологической структуры человека, а божественная черта: у Бога не может быть врагов. Кто может сделать что-то против Бога? Он не колеблется, ибо Он не возвеличивается той славой, что мы Ему поём, не умаляется хулой, что мы на Него произносим. Потому что Он Естьи жизнь Его вечна. Бог Есть, и Он зовёт нас к этому «быть», к этой также-вечности, которой обладает Он. Мы воистину на высоте, когда достигаем переживания всякой христианской добродетели, понимаемой не в этическом, моральном смысле, а в смысле усвоения энергии, переживаемой Самим Богом.
      И тут я немного подхожу к теме разговора: какова эта энергия? Слово Божие пребывает и обитает в человеке. Бог энергией слова старается быть в контакте с человеком. Человек через слово молитвы старается отвечать Богу. Человек проявляет свою свободу и свободный выбор, когда отвечает Богу молитвой, когда может сказать «аминь» Богу, Божьему зову. Но спасающее человека опять-таки есть не то, что делает человек в своей немощи, а совершаемое Словом Божиим, в нас пребывающим.
      Я бы подытожил то, что до сих пор пытался сказать, так: мы понимаем слово в его самом глубоком смысле как энергию; я хотел бы, чтобы мы все поняли это, чтобы не остались на уровне информациислова. Ибо слово в духовном переживании означает делиться, когда Бог говорит с человеком - как говорит Писание - через Самого Сына Своего. Если Вы замечаете различие между Ветхим Заветом и Новым, то там есть много различий в слове. Этический Закон Ветхого Завета означает делать то-то или не делать того-то. Сделаешь ли, не сделаешь ли, мы остаёмся при каком-то относительном «делании». Когда Сын и Слово Божие начинает наставлять человечество, Его учение начинается словами: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» и «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Матф.5:3-12), и так далее. Нигде мы не видим, чтобы Спаситель с высоты повелевал, как рабам, наоборот, он воспринимает Заповеди Ветхого Завета, говоря: «Вы слышали, что написано то-то и то-то, а Я говорю вам…» (сравни Матф.5:21-22, 27-28, 31-34) - и воздаёт подлинную меру Заповеди Ветхого Завета.
      Почему я говорю «подлинную»? В Законе Ветхого Завета Он говорит с нами через пророка, в Новом же - Он Сам. Ветхий Завет был подготовкой человека к тому, чтобы немного понять Бога. То есть как мы можем понимать Бога? Как мы можем это делать воистину, ибо Писание гласит, что ум человеческий не может постичь Бога, что помыслы Божие суть выше помыслов человеческих, как небо отстоит выше от земли. И тогда Он дал человеку посредством вживания в слушаниепонимать Бога. Он вначале дал человеку, так сказать, этический кодекс через Моисея, через Десять Заповедей. И этим человек учится не лгать, не красть и прочему, то есть учится тому, чего Бог не хочет: чтобы мы были лжецами, убийцами и прочее, ибо Бог Сам не лжив, Бог не вор, Бог не убийца.
      Но не в этой этике находим мы жизнь, ибо то, что человек ищет, то, чего он жаждет, есть в конечном итоге жизнь. И сколько бы раз мы ни слышали в наши дни: «Да, но я тоже хочу жить» - всё это, в общем, для того, чтобы оправдать распущенную жизнь. И надеюсь, что я не введу вас в заблуждение, если скажу, что, в известном смысле, человек прав, говоря так, ибо - повторю слова Спасителя: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мар.2:27). Суббота - то есть «отдых», то есть исполнение.
      То есть в каком смысле прав человек? Человек ищет жизнь. Он ищет чего-то, что представляет себе как благо, а в конечном итоге, жизнь. Между тем Писание говорит не о чём-то лучшем или о чём-то худшем, а всюду говорит о жизни (сравни Иоан.10:10). А Христос говорит нам слова не какой-то высшей этики, а как Бог - слова «жизни вечной» (сравни Иоан.6:68), то есть, в конечном итоге, то, что Он хотел вдохнуть в нас и через Закон Ветхого Завета, где Он, с одной стороны, «спотыкался» о меньшее или большее совершенство пророка, а с другой стороны, о неспособность мысли человеческой подняться до духовного понимания, более тонкого, более высокого и в этом смысле более верного.
      Даже в Ветхом Завете, в Десяти Заповедях, Бог говорит человеку:: «Объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев.19:2). Он не говорит: «Будьте святы, потому что так оно хорошо, так оно красиво», но «ибо свят Я». Итак, Бог есть Тот, кто говорит через Моисея это слово: Моисею Он открыл, что «Я Есмь». Бог есть Тот, Кто Есть: И Он хочет привести человека в то же бытие. Он с ним делится чем-то сначала; и в меру того, насколько человек даёт приобщить себя к Слову Божьему, он находит в этом слове Бога, энергию жизни.
      Даже в Ветхом Завете мы видим по пророкам и по другим, что они «обрели». То есть святые Ветхого Завета обрели энергию жизни. Они не были просто людьми морали; это были люди, в которых и которым Дух мог говорить, люди, через которых Бог открыл человечеству разные, так сказать, этапы приближения человека назад, к Богу. Я говорю «назад», ибо Адам в Рай попал от Бога.
      Но наибольшее приближение находится во Христе Его, в Помазаннике Его, в Сыне Его, в Слове Его. В лице Христа мы имеем не Бога, говорящего через способность или неспособность какого-то пророка, который есть человек, как и мы, со всякими ошибками, как мы видим в Ветхом Завете, а Он Самговорит, и слово выходит иначе. Слово, со своей стороны, утешительнее, чем слово Закона Ветхого Завета, потому что оно есть слово жизни, слово благодати, слово творческой энергии, если человек соглашается с тем, чтобы слово пребывало в нём.
      То есть как? Начнём с того же уровня, что и Ветхий Завет, морально, если мы не понимаем другого. Начнём делать это, не делать того-то, о чём говорят, что оно плохо. И возникнет какое-то взаимопонимание между нами. Начнём, может быть, давать возможность Духу порождать в нас момент жизни, и тогда мы поймём в нашем бытовании, каковажизнь, гдежизнь, - причём эти «какова» и «где» являются качеством. Насладимся испрошенным от божественной жизни, и через это наслаждение различим горечь даже в том, что казалось привлекательным, в том, что называется грехом.
      Тайна спасения пребывает в этом сопричащении человека слову Божьему, когда человек оставляет и Богу сопричаститься ему. Это есть взаимное открытие. Я снова говорю, оно не находится ни на уровне информации, ни на уровне морали, каковые суть лишь первый план, элементарный уровень приближения к Богу, но откуда мы даём, так сказать, согласие Духу Божьему, чтобы Он этим словом сопричастил нас с чем-то, каковое сопричащение ведёт человека дальше, и это «дальше» не имеет пределов, вплоть до полного отождествления человека с Богом.
      Всем этим - немного сложным - я хотел всё же выразить кое-какие мысли о слове. И именно о слове как о сопричащении, не как об информации. Это другой уровень, слово с другой энергией.
      А теперь - Культура. Как бы мы могли определить Культуру? Я слышал и на Западе, и здесь, в Румынии, многих людей, которые, желая жить хорошо, жить, скажем, праведной жизнью, были шокированы тем, что под названием культуры сегодня, в наш век, представляются всевозможные извращения, вплоть до разврата и прочего, всё, что человек может вообразить. Я бы сказал, что слово верно: в конце концов культура есть что-то нами культивируемое. Но осторожно: что мы культивируем,тем мы и становимся.
      Культура есть всё, что бы мы ни культивировали. И обработка земли есть культура. И пребывание в грехе тоже есть культура, испорченная, но культура. Бог же сейчас призывает нас культивировать в самих себе то, что есть от жизни, Бог, Который сотворил человека, Который знает, из чего сотворён человек, Который один знает, в чём состоит подлинное вожделение человека, Бог, Который видит человека в отчаянии, ищущего жизни там, где он погребён во всяческие смерти, - и, наконец, смерть - и ищущего жизни превратно во всём, что бы ему ни казалось удовлетворением или удовольствием. Но Бог втайне знает, к чему вожделеет сердце человеческое, и на это вожделение отвечает Своим Словом. И Бог призывает нас сделать Слово Божье нашей Культурой.
      Но Бог не есть кто-то, работающий с информацией. Многие мыслители, философы, люди науки задают вопросы Церкви, например, такие: «Почему у вас нет доктрины для…?», «Что становится с детьми, умирающими некрещеными?» или невесть что ещё. Церковь - я бы сказал, культура Церкви - не ставит цели информировать нас обо всём. Бог через Церковь ставит цель сопричащать человека, наделяя человека чем-то из Своей жизни. Если человек это принимает, он может идти дальше, ибо написано в Псалмах: «Бездна бездну призывает» (Пс.41:8). Человек, углубляясь, открывая тайны Божие, ищет, что дальше, и идёт дальше, идёт не «изучая», а проживая,идёт туда, где в один прекрасный день он будет знатьвсё, что знает Бог.
      Я думаю, что почти все знают начало Библии, выявление начал человека, рассказ об Адаме в Раю, который многие сегодня принимают как какой-то миф. (С вашего разрешения я сделаю отступление: я бы бросил этот вызов всем тем, кто думает, что это миф, - исследуйте мифы и рассказ об Адаме, посмотрим, не найдёте ли вы существенных различий между тем, что есть миф, и тем, чем является этот рассказ. Но на этом вызове я вас оставлю). Между прочим, в этом рассказе мы воистину видим нашу суть. Адам - это я. Адам - это кто угодно. Углубляя проживание нашей Церковной жизни, мы снова находим себя в нём и его в нас.
      Бог сотворил Адама, поместил его в этом Раю и сказал ему: «От всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь (Быт.2:16-17). Мы понимаем это «не ешь» как заповедьБожью, и не зря. Но что мы называем заповедью? Заповедь зачастую даётся старшим младшему: грозя пальцем, он говорит: «Этого не делай!». Но с Богом не так, и не в такой форме, ибо Бог тут же объясняет Адаму: «Ибо в день или в момент, когда ты поешь, ты умрёшь». То есть Бог открывает Адаму нечто малое, но начало. «Если вступишь на этот путь, то смогу повести тебя дальше; если же нет, ты рискуешь».
      Но Бог оставил Адама свободным, поскольку Адам должен был проявить свободную волю в том, как он жил. И Адам оказался лицом к лицу с другим словом: змей пришел и сказал Адаму - думаю, что змей был символом мудрости, ведь говорят, что он был мудрейшим среди животных, - сказал Адаму: «Ты не умрёшь, если съешь от плода этого». И Адам, поверив не Богу, а змею, сделал то, что ему показалось хорошим. И осознал, что, как говорит змей, «откроются глаза твои, и ты познаешь добро и зло, ведь Бог знает добро и зло, и ты станешь, как Бог». И у Адама в самом деле открылись глаза, нокакие божественные тайны раскрылись перед Адамом, когда его глаза открылись этим деянием? Как же он стал бессмертным и всезнающим, как Бог?
      Адам, когда у него якобы открылись глаза, - и в самом деле, они известным образом открылись - устыдился, увидев себя голым, увидев себя раздетым, устыдился наготы своей. Устыдился Адам Евы, а Ева Адама, и прикрылись они одеждами из листьев, и когда услышали возвращение Бога в Рай, то устыдились Его. Но разве стыд - это состояние Бога? Вы видите, что они получили смущающее слово, и энергия этого слова смутила человека, а смущение ведёт к новому смущению. Он обнажился своего естества, в которое был облачён, и увидел себя голым и пристыжённым перед Евой и перед Богом, и оказался на пути всё большего отделения от Бога - ведь тогда, когда пришел Бог, Адам спрятался за деревьями Рая. А ведь если бы Адам раньше послушался Бога и поверил Ему более, чем голосучужого (сравни Иоан.10:5)…
      И такова судьба человека: слушать голос Божий (сравни Иоан.10:27). Спаситель говорит: овцы мои слушаются голоса Моего и идут за Мною, голос чужого не слышат и боятся чужого голоса, ибо не знают его. Так что овцы Христовы, и мы, в меру, в какую мы суть овцы Христовы, учимся доверять Богу. Мы учимся различать голос Божий (голос тайный, так же как и слово есть тайна энергий Божьих), начиная с морального переживания, через которое у нас развиваются чувства. Мы начинаем путь с некоторым страхом - а это энергия, нас охраняющая, - этот страх развивает восприятие: умение отличать голос чужого от голоса Отца тогда, когда мы различаем голос чужого там, где есть чужой, и голос Отца- голос Того, кто нас рождает к жизни вечной, - в словах Божьих; человек, влекомый жизнью, опознаёт смерть там, где нет голоса Божьего.
      Потому и говорит Спаситель, что овцы Его боятся чужого, ибо не знают голоса чужого! То есть мы не признаём в чужом голосе призыва к жизни. Но это есть чувство, находящееся в человеке от природы, более или менее - в меру падения каждого человека - чувство, развивающееся путём проживания Божественного слова. Развивающегося - и в этом развитии состоит нечто из того, что мы можем назвать культурой духа.
      Так начинают одухотворяться те пять чувств, которые изначально одухотворены первым переживанием, ведут нас мало-помалу к более подлинному познанию Божественного, вплоть до того, пока мы не достигнем интимности с Богом. В той мере, насколько эти чувства одухотворены, они становятсяпри посредстве культуры культивированием, то есть мы культивируем слово Божье.
      Я думаю о другом призыве голоса Божьего: «Слушай, Израиль!» (см. Втор.6:4) - причем Израиль обозначает народ Божий. Слух есть то, что мы называем в Церкви послушанием. Послушаниеесть в первую очередь слышание слова, чего-то, что мы слушаем. Мы понимаем послушание как учебный предмет: «слушать кого-то». Это какая-то правда, но не это есть суть послушания: эффект происходит от того, что мы духовно называем слушанием, но это только эффект, второстепенный эффект. Я сделаю сравнение. Как дитя во чреве матери - я слышал, что есть научные данные, - в нём из пяти чувств слух развивается первым, дитя может слышать голос отца своего сквозь ткани материнского чрева. Нечто аналогичное происходит и в нашем духовном переживании. Сквозь тканимира сего, материи сей мы учимся слышать и различать голос Отца. Следовательно, послушание до и после того как стать дисциплиной, есть слышаниеи различение. Мы, следовательно, отличаем знакомый голос Доброго Пастыря от голоса чужого, который мы опознаём как чужой.
      Разумеется, послушание, слышание, если хотите, ведёт к некоторому претворению в жизнь. Мы слышим что-то и, послушав, делаем - это мы называем послушанием, как я сказал бы, Культурой. Так что человек, ходя по наставлениям, им слышимым, культивирует в себе жизнь этих наставлений - как Адам, слушая наставления змея более, чем Божии, сам того не сознавая, сначала культивировал смерть - и попал в неё. Так же, культивируя слово Божье, мы культивируемв себе семя жизнии, как бы это сказать, попадаем в жизнь (но не падаем, так как это не падение, а восхождение). Будучи культивируемым, семя жизни прорастёт, даст плод, а это есть целая культура. Я говорил, что и обработка земли есть культура, - но и это есть культура «земли», «земли», каковой являюсь я.
      Я сказал вначале, что всё культивируемое человеком есть культура. Культура испорченная или хорошая, но культура. Я сказал и такое: предоставим человеку искать, и это я назвал поиском жизни, поиском превратным или верным, но это есть искание человека. Ибо Бог, сотворивший человека, знающий, что есть в человеке, из чего он сделан и для чего сделан, Бог, знающий слабость человека, но и потенциал человека, Бог есть Тот, кто нас знает и Кто может даровать исполнение, нами искомое.
      Тут я хотел бы привести слово святого Дорофея Газского, говорившего, что живущий в послушании, отказавшись от своей воли, чтобы жить в послушании, оказывается всегда живущим по своей воле. В начале моей монашеской жизни я понял кое-что из этих слов, но очень превратно, и я хотел бы выявить эту превратность в случае, если и другие понимают также превратно. Я понимал так, что, конечно, если ты отказался от своей воли и рад делать то, что тебе велит кто-то другой, то это и есть твоя воля, и ты потому оказываешься постоянно поступающим и по своей воле, и по воле другого. Зерно истины есть и в этом, но смысл тут куда более глубокий, более скрытый и утешительный.
      Правда состоит в том, что Бог лучше меня знает, чего я хочу. Я ищу жизни, но могу искать её превратно. Послушанием в Духе я сразу пробуждаюсь: «Господи, ведь это и есть то, чего я хотел!». В конце концов, это есть то, к чему я стремился. Я признаюпарадоксальным образом то, чего я никогда не знал. Когда приходит благодать, когда слово Божие, живя и пребывая в нас, прорастает и начинает порождать жизнь, когда благодать начинает жить в человеке, заполнять его, наполнять и обожествлять его, свидетельство всех святых Ветхого Завета к нам есть то, что это есть наполняющее человека. Конечно, это есть оно! А что, неужели Бог знает менее меня, Своего творения, чего я хочу и чего ищу? Человек может искать превратно, и, в конце концов, грех есть ложь, есть превратность - превратность естества, как говорится по-румынски «вышел из естества», это есть выход из естества.
      И как я уже говорил, не надо нам давать себя обманывать многим философиям и мыслям, которые, особенно в наши дни, вмешиваются во всё и путают человека. Природа человека есть то, что Бог раскрывает нам как природу человека. Теперь мы понимаем, почему. Земное, материальное мы понимаем, как нашу примитивную жизнь, без всякого уничижительного смысла слова «примитивный», я бы сказал, нашу животную жизнь, без чего-либо уничижительного для понятия животного, кроме того, что этого недостаточно для человека. Но эта материальная природа более доступна нам: если ты голоден и у тебя есть что кушать, ты всегда можешь взять и поесть; но слово Спасителя - «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матф.4:4). Где мы находим это слово?
      Слова мы находим в книгах. Но понимаем ли мы это слово так, чтобы оно проросло и чтобы мы почувствовали жизнь его? Мы находим энергию этого слова, как в тот миг, когда, допустим, нас одолевает вожделение найти услаждение в словах Божиих - так, чтобы мы почувствовали: «Ведь этого хотел не живот мой, а нечто другое во мне». Тогда, когда живот наполнен и более не нуждается в еде, есть более означает вожделение. Я наелся еды, но чего-то ещё желаю и бросаюсь на ещё большее количество пищи с тем разочарованием, при котором вижу, что еда делает мне только плохо, и дохожу до тошноты. Ведь всё, что материально, то губительно, оно имеет предел, но желание человека предела не имеет. Почему? Потому что человек есть не только животное - когда что-то в человеке желает, то желает вечность, бесконечность. Что-то в человеке не удовлетворяется, не успокаивается кроме как в безграничности Бога.
      Если во мне может прорасти это словои я сочту его тем, к чему стремится моё желание, тогда более нет желания в уничижительном смысле, но я из желающего оказываюсь добродетельным, как бы мы сказали, морально. Но речь не идёт о добродетели, как мы её понимаем в морали, а о жизни, ибо Бог в жизни приемлет человека. И в этом состоит тот факт, что Святые жили с радостью по слову Божьему, терпели лишения с радостью, услаждалисьпостами и суровой жизнью. Но не суровая жизнь услаждала их, а сладость благодати.