Галлахеры из Ардмора - Слезы луны

Нора Робертс

Слезы луны

Брюсу, вдохновителю всего моего творчества

Целуй меня, любовь моя,

Тоскуй по мне, любовь моя,

И слезы горькие свои скорее осуши.

Ирландская застольная песня

1

Ирландия – страна поэтов и сказителей, мечтателей и мятежников, пронизанная музыкой веселой и печальной, героической и романтической. В старину бродячие арфисты и шанахи – сказители – играли свои мелодии за еду и кров, и мелкие монеты, если повезет. Поэтов-певцов, или бардов, как их называли, радушно принимали и в затерявшемся в полях домишке, и на постоялом дворе, и у бивачного костра. Их дар высоко ценили даже в эльфийских дворцах под зелеными холмами.

Так было, и так есть.

Однажды, не так уж и давно, в тихую деревушку у моря пришел арфист и сказитель. В деревушке его встретили с радостью. Здесь он нашел свой дом и свою любовь.

В его душе звучала музыка. Иногда мелодии рождались нежными и мечтательными, как шепот возлюбленной, а иногда веселыми и громкими, будто старый друг зазывал в паб выпить пинту-другую пива. Сладостная, яростная или печальная, это была его музыка, и она дарила ему счастье.

Шон Галлахер был доволен своей жизнью. Доволен, как сказали бы некоторые, потому что редко брал на себя труд очнуться от грез и поинтересоваться тем, что происходит вокруг, и Шон не стал бы спорить.

Его миром была его музыка и его семья, его дом и давние друзья. Зачем же беспокоиться о чем-то за пределами близкого сердцу круга?

Семья Шона жила в Ирландии, в графстве Уотерфорд, в деревушке Ардмор. Сколько помнилось местным старожилам, поколения Галлахеров владели здесь пабом, в котором были пиво и виски, приличная еда и уютное местечко для долгих бесед.

Некоторое время назад родители Шона обосновались в Бостоне, и бразды правления семейным бизнесом взял в свои руки старший брат Эйдан. Шона это более чем устраивало, поскольку он не стеснялся признавать, что не имеет ни деловой хватки, ни желания ее обрести. Он был вполне счастлив на кухне. Стряпня приносила ему покой и умиротворение, и, пока он колдовал над меню или выполнял заказы посетителей, музыка, любимая музыка, доносилась из зала или звучала в его голове.

Но когда в кухню влетала его сестра Дарси, которой досталось гораздо больше положенной доли фамильной энергии и честолюбия, и затевала ссору, о покое приходилось забывать, но Шон не имел ничего против этих схваток – они разнообразили жизнь и поднимали настроение.

Он не считал ниже своего достоинства обслуживать столики, особенно когда в зале под живую музыку посетители пели и танцевали, и без пререканий наводил чистоту, ведь «Паб Галлахеров» славился еще и своей опрятностью.

Старший брат Эйдан прежде, чем осесть в родных местах, поскитался по свету, младшая сестра Дарси пока только мечтала о дальних странах, однако семейная страсть к путешествиям не затронула Шона. Его устраивали размеренная, неспешная жизнь в родной деревушке, бескрайнее море и живописные прибрежные утесы, переливающиеся под солнцем холмы и темнеющие на горизонте горы. Шон словно врос в песчаную почву Ардмора.

Сколько Шон себя помнил, из окна своей спальни он видел море, он знал его переменчивый характер – от спокойствия до ярости – и одинаково любил и усеянную рыбацкими суденышками гладь, и пенистый прибой, набегающий на песчаный берег, и неистовые волны, разбивающиеся о скалы.

Все, чем он дорожил, лежало у его ног, и он не видел смысла в переменах. Правда, осенью, когда Эйдан женился на хорошенькой американке Джуд Фрэнсис Мюррей, в его жизни произошли некоторые изменения.

По традиции Галлахеров родовое гнездо доставалось тому, кто женился первым, и, вернувшись из свадебного путешествия в Венецию, Джуд и Эйдан переехали в большой дом на краю деревни.

Получив возможность выбирать между комнатами над пабом и маленьким коттеджем, принадлежавшим родне Джуд по линии Фицджералдов, Дарси выбрала квартирку над пабом и, где угрозами, где лестью, добилась того, что Шон и все, кого она смогла обвести вокруг своего прелестного пальчика, превратили спартанское жилище Эйдана в маленький дворец.

Шон опять же не возражал.

Ему больше нравился маленький коттедж на Эльфийском холме с его благословенной тишиной и прекрасным видом на холмы, утесы и сады… и с призраком, который бродил по его новому дому.

Шон еще не видел ее, но знал, что она там. Красавица Гвен проливала слезы по своему возлюбленному-эльфу, которого отвергла давным-давно, и терпеливо ждала, когда спадет заклятие и они оба обретут свободу. Шону была прекрасно известна история юной девушки, триста лет назад обитавшей в этом самом домике на самом холме.

Кэррик, принц эльфов, влюбился в нее, но вместо того, чтобы подарить ей слова любви и свое сердце, он показал девушке, какую роскошную жизнь готов ей дать. Трижды приносил он ей серебряный кошель с драгоценностями: сначала это были бриллианты, рожденные в огне солнца, затем жемчужины, родившиеся из слез, капавших с луны, и наконец сапфиры, вырванные из сердца океана.

Однако, не услышав от принца самых важных слов и сомневаясь в его любви, Гвен трижды ему отказала. И драгоценности, которые Кэррик бросил к ее ногам, как гласила легенда, распустились цветами у порога ее дома.

Почти все цветы сейчас спали, убаюканные зимними ветрами, воцарившимися над побережьем. Скалы, по которым, как поговаривали, часто бродила Красавица Гвен, холодные и пустынные, вонзались в нависшие над ними облака, однако буря не спешила обрушиться на побережье, словно ждала чего-то.

Утро выдалось сырым, ветер бился в оконные стекла, пробирался в коттедж в надежде выстудить его. Шон развел огонь в очаге на кухне, вскипятил чайник и заварил чай, так что ветер ему не мешал. Завтракая в своей теплой кухне, Шон слушал надменную музыку ветра и сочинял стихи для собственной мелодии.

До начала дневной смены, когда в пабе подавали ланч, оставался еще час. Шон завел таймер и на всякий случай будильник в спальне. Если некому было вытряхнуть его из мира грез и приказать пошевеливаться, он частенько вообще забывал о времени.

Поскольку Эйдан безумно злился, когда братец опаздывал, а Дарси получала лишний предлог поиздеваться, Шон всегда старался прийти в паб вовремя. Правда, увлекшись своей музыкой, он часто не слышал жужжания плеера и перезвона будильника и все равно опаздывал.

Сейчас он полностью погрузился в песню любви, совсем юной и потому уверенной в себе. Любви, переменчивой, как ветер, но радостной, пока она длится. Танцевальная мелодия, решил Шон, для которой потребуются быстрые ноги и море кокетства.

Как-нибудь он сыграет ее в пабе, когда получше отшлифует и если сможет уговорить Дарси ее спеть. Голос Дарси прекрасно подойдет к настроению этой песни.

Шону было так уютно на кухне, что он поленился пройти в гостиную к старому пианино, которое купил, когда въехал в этот коттедж. Придумывая слова, он отбивал ритм ногой и не слышал громкого стука в парадную дверь, топота тяжелых ботинок в прихожей и тихих проклятий.

Шон в своем репертуаре, подумала Бренна. Опять заблудился в мире грез, не замечая, как вокруг бурлит жизнь. И зачем она барабанила в дверь, если Шон частенько не слышит даже грохот, а они с самого детства запросто заходят друг к другу?

Ну, они давно уже не дети, и лучше постучать, чем увидеть в его доме что-то, не предназначенное для ее глаз.

Может, он не один? Вполне возможно. Парень притягивает женщин, как сладкая вода – пчел. Не то чтобы он такой уж сладкий, хотя бывает милым, когда хочет… И безумно красивый. Бренна тут же обругала себя за неуместную мысль, но, в конце концов, это трудно не заметить.

Черные, как смоль, волосы, обычно взлохмаченные, поскольку он вечно забывает постричься. Глаза ярко-голубые, спокойные и мечтательные, когда он не взбудоражен чем-то, а вот тогда они горят огнем, холодным и обжигающим в равной мере. За его длинные темные ресницы все ее четыре сестры, не раздумывая, продали бы души дьяволу, а губы словно предназначены для долгих поцелуев и нежных слов.

Ей не пришлось убедиться в этом на собственном опыте, но от слухов никуда не денешься.

Нос скорее длинный и чуточку искривлен, и в этом виноват ее меткий и сильный удар бейсбольным мячом больше десяти лет тому назад.

В общем, Шон похож на ожившего сказочного принца. Или на доблестного рыцаря в поисках приключений. Или на слегка потрепанного ангела. Крупное жилистое тело, широкие ладони с пальцами художника, голос, как виски, подогретый на торфяном огне, словом, неотразимый парень.

Но ей это совершенно безразлично. Просто она умеет ценить все, что хорошо сработано.

О господи, какая же она лгунья. Лжет даже самой себе!

Она втрескалась в него еще раньше, чем треснула по носу бейсбольным мячом. Ей было тогда четырнадцать, а ему девятнадцать. А к ее двадцати четырем годам детская влюбленность переросла во что-то более жаркое и нервирующее.

Только Шон никогда не смотрел на нее как на женщину.

Ну и ладно! У нее нет времени грезить о парнях, у нее полно работы.

Изобразив насмешливую улыбку, Бренна с грохотом опустила на пол свой железный ящик с инструментами, и, к ее удовольствию, Шон подпрыгнул, как кролик под ружейным выстрелом.

– Боже милостивый! – Он развернулся вместе со стулом и положил ладонь на грудь, словно пытаясь усмирить встрепенувшееся от неожиданности сердце. – Что случилось?

– Ничего, – усмехнулась Бренна, поднимая многострадальный ящик. – Разиня! Я тебя испугала?

– Ты меня чуть не убила.

– Ну, я стучала в дверь, а ты не соизволил встать и открыть.

– Я не слышал. – Шон шумно выдохнул, запустил пятерню в волосы и хмуро уставился на Бренну. – Итак, здесь О’Тул. Значит, что-то сломалось?

– У тебя голова, как ржавое ведро. – Бренна стянула куртку и бросила ее на стул. – Твоя духовка не работает уже неделю. Только что прислали запчасть, которую я заказывала. Так чинить плиту или нет?

Шон издал звук, очевидно, выражающий согласие, и указал рукой на плиту.

– Печенье? – удивилась Бренна, проходя мимо стола. – Разве это завтрак для взрослого мужчины?

– Ну, не выбрасывать же. – Шон улыбнулся так, что ей захотелось броситься ему на шею. – Обычно мне лень с утра готовить себе одному, но если ты проголодалась, я быстренько что-нибудь состряпаю для нас обоих.

– Не надо, я завтракала. – Бренна – на этот раз аккуратно – опустила ящик на пол, откинула крышку и начала перебирать содержимое. – Ты же знаешь, мама всегда готовит больше, чем мы можем съесть. Она с радостью накормила бы тебя нормальной едой в любое утро, когда захочешь заглянуть к нам.

– А ты могла бы подать мне световой сигнал, когда она испечет свои знаменитые оладьи. Ну, не хочешь печенье, может, выпьешь чаю? Чайник еще горячий.

– С удовольствием. – Бренна присела на корточки, взяла необходимые инструменты, достала нужную деталь, не поднимая на него глаз и настороженно следя за его ногами. – Ты чем занимался? Сочинял музыку?

– Подбирал слова для одной мелодии, – рассеянно ответил Шон, провожая взглядом мелькнувшую за окном в тусклом свинцовом небе птицу. – Похоже, похолодало.

– Ага, и очень влажно. Зима только началась, а я уже мечтаю, чтобы она закончилась.

– Погрей свои косточки. – Шон присел рядом с Бренной, коснувшись ее коленями, и протянул массивную керамическую кружку с чаем, крепким и сладким, как она любила.

– Спасибо. – Бренна обхватила ладонями кружку, впитывая ее тепло.

– Итак, что ты собираешься делать с моей старушкой?

– Какая тебе разница, если она снова заработает?

Шон приподнял брови.

– Если я узнаю, что ты сделала, может, в следующий раз я сам ее починю.

Бренна расхохоталась и предусмотрительно села на пол, чтобы не упасть от смеха.

– Ты? Шон, ты не можешь подпилить даже собственный сломанный ноготь.

– Еще как могу. – Ухмыляясь, он сделал вид, что откусывает кончик ногтя, и Бренна расхохоталась снова.

– Не тревожься о том, что я сделаю с внутренностями этой штуковины, а я не буду тревожиться о следующем пироге, который ты в ней испечешь. В конце концов, у каждого из нас свои сильные стороны.

– Представь себе, мне приходилось пользоваться отверткой, – обиженно произнес Шон, выуживая из ящика одну из отверток.

– А мне приходилось пользоваться ложкой, но я знаю, что лучше подходит моей руке.

Бренна забрала у Шона отвертку, встала на колени и, сунув голову в духовку, принялась за работу.

Какие у нее маленькие ручки. Мужчина назвал бы их изящными, если бы не знал, на что они способны, размышлял Шон. Он не раз видел, как Бренна машет молотком, сжимает дрель, ворочает доски, соединяет трубы. И почти всегда эти маленькие руки феи исцарапаны, с костяшек пальцев содрана кожа.

Бренна такая маленькая, хрупкая для той работы, которую выбрала, или, вернее сказать, той работы, которая выбрала ее, думал Шон, распрямляясь. Уж он-то знал, как это получилось. Отец Бренны – мастер на все руки, и его старшая дочь вся в него. Точно так же, как поговаривали, он сам пошел в свою бабушку, которая, увлекшись музыкой, часто забывала о стирке или обеде.

Шон бросил взгляд на Бренну. В эту минуту она напряглась, откручивая болт, и та часть ее тела, что торчала из духовки, соблазнительно изогнулась. Брови Шона поползли вверх в восхищенном удивлении. Какой мужчина откажется поглазеть на соблазнительную женскую попку?!

У Бренны очень милая аккуратная фигурка. Он смог бы обхватить ее талию одной рукой, если бы это пришло ему в голову. Хотя, он это знал наверняка, если бы какой-нибудь мужчина попытался это сделать, Бренна О’Тул уложила бы его одним ударом. Шон ухмыльнулся.

Что касается лично его, то он с большим удовольствием хоть с утра до ночи смотрел бы на ее лицо. У нее такие веселые ярко-ярко-зеленые глаза и красивые брови чуть темнее ее огненно-рыжих волос. Губы так легко изгибаются в приветливой улыбке или насмешке или дуются, если ей что-то не нравится. Она редко красит губы, да, похоже, и вообще не пользуется косметикой, хотя она и Дарси закадычные подружки, а его сестрица шагу не ступит из дома без полной боевой раскраски.

Еще ему нравится, как Бренна, выражая неодобрение или презрение, морщит свой милый носик. Волосы она почти все время запихивает под кепку с приколотой над козырьком маленькой феей, на которую очень похожа. Эту брошку он сам подарил ей много лет назад по какому-то поводу, он уж и не помнил, по какому. А когда она снимает кепку, волосы, длинные, непослушные, яркие, вырываются на свободу и рассыпаются мелкими огненными кудряшками.

И так ей идет гораздо больше.

В эту минуту Шону вдруг захотелось увидеть ее лицо. Он небрежно оперся о рабочий стол и медленно произнес:

– Я слышал, ты теперь погуливаешь с Джеком Бреннаном.

Бренна вскинула голову и больно ударилась затылком о верх духовки. Шон поморщился, но благоразумно сдержал смешок.

– Не погуливаю! – Как Шон и надеялся, Бренна вынула голову из духовки. Нос у нее был измазан сажей, а, когда Бренна почесала ушибленную макушку, кепка сдвинулась набок. – Кто это сказал?

Шон с самым невинным видом пожал плечами и залпом допил свой чай.

– Ну, где-то кто-то сказал, как обычно бывает.

– У тебя в голове каша, и ты никогда ничего не слышишь. Я ни с кем не погуливаю, у меня нет времени на всякую ерунду. – Высказавшись, Бренна снова занялась духовкой.

– Значит, я ошибся. Да оно и понятно, когда в деревне только и разговоров, что про помолвки, свадьбы да будущих младенцев.

– Так всегда и бывает.

Шон усмехнулся, присел на корточки и, небрежно приобняв девушку, заглянул в духовку.

– Эйдан и Джуд выбирают имена, а у нее трех месяцев еще нет, но они оба так и светятся, правда? – невозмутимо продолжал Шон, не почувствовав, как напряглась Бренна.

– Правда, – кивнула девушка. Во рту у нее пересохло от опасно обострившегося желания. – Мне нравится видеть их счастливыми. Джуд думает, что этот коттедж волшебный. Здесь она влюбилась в Эйдана и начала новую жизнь, здесь она написала свою книгу. И все, о чем, по ее словам, она боялась даже мечтать, случилось здесь.

– Может, и так. Что-то здесь точно есть, – пробормотал Шон. – Иногда чувствуется нечто странное, особенно когда засыпаешь, или утром, когда просыпаешься… Словно ждешь чего-то…

Закрепив новую деталь, Бренна выползла из духовки. Ладонь Шона медленно поползла вверх по ее спине и соскользнула.

– Ты видел ее? Красавицу Гвен?

– Нет. Иногда краем глаза замечал какое-то движение. – Шон отстранился и, беспечно улыбнувшись, поднялся на ноги. – Может, она не для меня.

– А я бы назвала тебя идеальной мишенью для привидения с разбитым сердцем. – Бренна поежилась под его удивленным взглядом и отвернулась. – Теперь должно заработать, – добавила она, дернув ручку. – Проверим, нагреется ли.

Зажужжал таймер, и они оба вздрогнули.

– Посмотри сама, ладно? Мне пора. – Шон выключил таймер.

– Это твоя тревожная сигнализация?

– Одна из них. – Он поднял палец, и, словно по приказу, наверху бодро зазвенел будильник. – Второй сигнал. Через минуту, когда кончится завод, он сам заткнется. Иначе мне каждый раз приходилось бы бегать в спальню и хлопать его по кнопке.

– А ты, оказывается, умный.

– О, у меня бывают просветления. – Шон снял куртку с вешалки. – Кот на улице. Если заскребется в дверь, не жалей его. Велзи знал, что его ждет, когда решил переехать со мной.

– Ты не забыл его покормить?

– Ну, я же не совсем дебил. – Шон обмотал шею шарфом. – Он сыт, а если проголодается, придет попрошайничать к вашей двери. Впрочем, он в любом случае придет, чтобы посрамить меня. До встречи в пабе?

– Куда я денусь?

И только, когда за Шоном закрылась дверь, Бренна вздохнула.

Глупо сохнуть по Шону Галлахеру. Он никогда не посмотрит на нее так, как ей хочется. Он думает о ней, как о сестре, или еще хуже… вроде, как о названом брате.

Опустив взгляд на грязные рабочие штаны и исцарапанные ботинки, Бренна признала, что сама виновата. Шон любит ухоженных, обходительных девушек, а она совсем не такая. Конечно, она могла бы преобразиться, консультантов вокруг в избытке: Дарси, сестры, а теперь еще и Джуд. Но она терпеть не может всю эту суету и считает ее бессмысленной. Если даже накраситься и приодеться ради мужчины, его же все равно привлечет не одежка и косметика, а она сама, так ведь?

А самое главное, если она накрасит губы, надушится и натянет соблазнительное платье, Шон покатится со смеху, скажет что-нибудь глупое, и придется его ударить.

Так зачем же мучиться?

Женские ухищрения она оставит Дарси, неизменно женственной и обаятельной, и своим сестрам, которые все это обожают, а ее стихия – ее работа.

Бренна погоняла духовку на разных режимах, заодно проверила жаровню и, убедившись, что все работает, выключила плиту, собрала инструменты. Она хотела уйти сразу, ведь здесь ей больше нечего было делать, но коттедж словно не отпускал ее.

Бренна всегда чувствовала себя здесь как дома и часто забегала навестить Старую Мод Фицджералд, прожившую здесь столько лет, что и не сосчитать.

Мод умерла, и в коттедж приехала погостить Джуд. Подружившись с Джуд, Бренна, как и раньше, заглядывала сюда по пути домой или в деревню. Но теперь здесь живет Шон, и придется расстаться со старой привычкой, хотя очень не хочется. Здесь так тихо, спокойно и много красивых вещиц, которые за свою жизнь собрала Мод. Джуд оставила их в коттедже, и Шон, похоже, не собирается их трогать. В крохотной гостиной просто глаза рябит от цветного стекла и очаровательных статуэток фей и магов.

Шон не тронул и книги Мод, и старый потертый ковер, правда, втиснул в кукольное пространство маленькое подержанное пианино. Теперь в гостиной вообще не повернуться, но пианино добавило уютному домику очарования. Старая Мод любила музыку, и ей бы понравилось.

Бренна провела пальцем по исцарапанному черному дереву, скользнула взглядом по нотным листам, разбросанным на крышке. Шон вечно сочинял какую-нибудь мелодию или выуживал старую, чтобы что-то изменить. Бренна сосредоточенно нахмурилась, всматриваясь в черные закорючки и точки. Она не считала себя особенно музыкальной. О, она могла пропеть мятежную песню, не рискуя привлечь внимание окрестных собак, которые принялись бы подвывать ей, но игра на музыкальном инструменте – совсем другое дело.

Однако, раз уж она здесь одна, почему бы не удовлетворить любопытство? Бренна снова опустила на пол свой ящик, выбрала один из листов и села за пианино. Прикусив от напряжения губу, она нашла до первой октавы и стала медленно стучать по клавишам одним пальцем.

Неплохо. Как и все, что Шон сочинял. Даже неумелое исполнение не смогло испортить мелодию. И, как часто бывало, Шон придумал к этой мелодии слова. Бренна откашлялась и запела, изо всех сил стараясь не фальшивить:

Когда один тоскую я в ночи, Лишь о тебе рождает сердце грезы. И о тебе одной мои мечты, Когда луна в ночи роняет слезы.

Бренна вздохнула. Как трогательно! Как все песни Шона, но эта какая-то щемящая.

Слезы луны. Жемчужины для Красавицы Гвен. Несбывшаяся любовь.

– Как печально, Шон. Неужели ты и впрямь так одинок?

Она хорошо знала Шона, но все равно не могла найти ответ на свой вопрос. А хотела бы. Она всегда хотела подобрать к Шону ключик. Но он не был ни мотором, ни механизмом, который можно разобрать, чтобы узнать, как он работает. Мужчин, к ее огромному сожалению, гораздо труднее разгадать.

Наверное, все дело в его волшебном таланте. В то время, как ее способности… Бренна опустила взгляд на свои руки. Да, надо признать, что у нее способности совсем другие, проще не придумать.

Ну, по крайней мере, она умеет их использовать и зарабатывает на вполне приличную жизнь, а Шон Галлахер витает в облаках. Если бы у него была хоть капелька честолюбия, если бы он хоть немного гордился своим талантом, он продавал бы свои мелодии, а не складывал их в ящик.

Парню необходим хороший пинок под зад, чтобы не растрачивал понапрасну свой дар.

Ладно, об этом она подумает в другой раз, а сейчас у нее полно работы.

Бренна поднялась и уже наклонилась, чтобы взять ящик с инструментами, когда краем глаза заметила какое-то движение. Она резко выпрямилась, испугавшись, что это вернулся Шон – он всегда что-нибудь забывал – и застал ее врасплох. Разумеется, она не имела права копаться в его нотах и играть на пианино.

Однако это был не Шон.

В проеме двери стояла зеленоглазая женщина с распущенными по плечам светлыми волосами, в струящемся до пола простом сером платье. От одного взгляда на ее печальную улыбку разрывалось сердце.

Бренна мгновенно узнала женщину и задрожала от волнения и восхищения. Она открыла было рот, но не смогла выдавить ни слова. Голова кружилась, сердце отчаянно билось.

Бренна попыталась снова, озадаченная внезапно нахлынувшей слабостью.

– Красавица Гвен. – О, хоть это она смогла произнести, столкнувшись с трехсотлетним призраком.

Слеза, сверкающая серебром, скатилась по бледной щеке Гвен.

– Его сердце в его песне, – прошелестел нежный, словно лепестки роз, голос. – Слушай.

– Что вы… – Бренна не успела закончить вопрос. Она снова была одна, и лишь слабый аромат роз витал в воздухе.

– Ну, ладно. Ладно. – Бренна без сил опустилась на стул у пианино. – Хорошо. – Она попыталась выровнять сбившееся дыхание, и сердце наконец перестало колотиться о ребра.

Когда дрожь в коленях прошла и Бренна понадеялась, что сможет устоять на ногах, она решила как можно скорее рассказать о случившемся какому-нибудь разумному и чуткому человеку. А кто у нас самый разумный и чуткий? Разумеется, мама.

Дом О’Тулов, разросшийся за счет пристроек не без помощи Бренны, стоял почти у самой дороги, попыхивая дымом из печных труб. Когда отцу приходила в голову мысль добавить еще одну комнату, старшая дочь с энтузиазмом помогала сносить старые стены и возводить новые. Самые счастливые ее воспоминания были связаны с работой бок о бок с весело насвистывающим Майклом О’Тулом.

Почти успокоившись за время короткой поездки, Бренна остановила грузовичок позади маминого драндулета и отметила про себя, что давно пора его в очередной раз покрасить.

Она вошла в дом, как всегда теплый и уютный, пронизанный ароматом свежеиспеченного хлеба. Молли хлопотала на кухне, вынимала из духовки противни с темными горячими буханками.

– Мам!

– Пресвятая Богородица! Ты меня напугала, девочка. – Молли поставила противни на плиту и обернулась. Улыбка осветила ее добродушное, все еще молодое лицо. Рыжие волосы Молли, унаследованные ее дочерьми, сейчас для удобства были скручены в узел на макушке.

– Прости, мам, у тебя опять орет музыка.

– Для компании. – Молли протянула руку и приглушила радио. Собака – лохматая рыжая Бетти, – дремавшая под столом, перевернулась на другой бок и широко зевнула. – Почему ты так быстро вернулась? Я думала, у тебя полно работы.

– Ну, да. Я ехала в деревню, чтобы помочь папе, и по дороге заглянула в коттедж починить плиту Шону.

– Ну-ну. – Молли отвернулась, начала снимать с противня буханки и выкладывать их на широкую деревянную доску.

– Шон торопился и ушел еще до того, как я закончила, и я недолго была одна в доме. – Услышав хмыканье матери, Бренна смущенно переступила с ноги на ногу. – В общем, когда я уходила… ну, там была Красавица Гвен.

– Что? – Вслушавшись наконец в слова дочери, Молли удивленно оглянулась.

– Я видела ее. Я просто с минутку поиграла на пианино, а потом подняла глаза, а она стоит в дверном проеме.

– Представляю, как ты испугалась.

Бренна шумно выдохнула. Разумная Молли О’Тул, благослови ее Господь!

– Я чуть язык не проглотила. Она красивая, точно, как рассказывала Старая Мод. И печальная. Просто сердце разрывается, какая печальная.

– Я всю жизнь надеялась ее увидеть. – Разумная Молли прежде всего налила чаю в две кружки и поставила их на стол. – Но не привелось.

– Эйдан говорил, что не раз видел ее, когда еще был ребенком, а потом и Джуд, когда жила в коттедже. – Немного успокоившись, Бренна села за стол. – Но я как раз перед этим спрашивала Шона, и он сказал, что не видел ее… чувствовал ее присутствие, но ни разу не видел. И вдруг она появляется передо мной. Почему, как ты думаешь?

– Я не знаю, дорогая. Что ты почувствовала?

– Кроме изумления? Пожалуй, жалость к ней. А потом совсем растерялась, потому что не поняла смысла ее слов.

Молли вытаращила глаза.

– Она заговорила с тобой? Я никогда не слышала, чтобы она с кем-то разговаривала, даже с Мод. Мод бы от меня не утаила. И что же она тебе сказала?

– Она сказала: «Его сердце в его песне», а потом «слушай». А когда я опомнилась и хотела спросить ее, что это значит, она уже исчезла.

– Раз там живет Шон и ты играла на его пианино, я бы сказала, что послание достаточно ясное.

– Но я же всегда слушаю его музыку. Невозможно пробыть рядом с ним и пяти минут, чтобы не услышать.

Молли хотела что-то сказать, но спохватилась и накрыла ладонью пальцы дочери. «Моя милая Мэри Бренна, – подумала она, – как же тебе тяжело понять все то, что нельзя разобрать на составные части, а потом собрать заново».

– Когда придет твое время, ты поймешь.

– Так хочется ей помочь, – прошептала Бренна.

– Ты хорошая девочка, Мэри Бренна. Может, очень скоро как раз ты ей и поможешь.

2

Шон решил, что в такую промозглую и ветреную погоду лучше всего предложить посетителям рагу Маллигана. На кухне, как обычно по утрам до открытия паба, царила тишина. Шон строгал овощи и обжаривал ломти молодой баранины, наслаждаясь последними минутами покоя.

Скоро заявится Эйдан и начнет донимать расспросами, сделано ли то, готово ли это. Потом наверху зашевелится Дарси, затопает туда-сюда, включит музыку под свое сегодняшнее настроение.

А пока паб всецело в его распоряжении.

Шон никогда не хотел взваливать на себя семейный бизнес – это дело Эйдана – и был рад, что родился вторым. Однако паб много значил для него, олицетворяя незыблемые семейные традиции. С тех самых пор, как первый Шеймус Галлахер с женой построили паб у Ардморской бухты и распахнули его массивные двери, Галлахеры славились гостеприимством. Здесь всегда можно было встретиться с друзьями и соседями, пропустить кружечку пива или стаканчик виски, вкусно поесть, послушать хорошую музыку.

Родившись в семье владельца паба, Шон прекрасно понимал главное в этом деле: каждый, кто заглянет сюда, должен чувствовать себя желанным гостем. С годами «Паб Галлахеров» завоевал репутацию уютного местечка, где всегда звучит живая музыка. Seisiun – непринужденное общение под народную музыку – любимый досуг ирландцев, а у Галлахеров выступали не только местные музыканты-любители, но и приглашенные ансамбли со всей страны.

Любовь к музыке передалась Шону по наследству – через паб и кровь предков – и была так же неотделима от него, как синева глаз или добродушная улыбка.

Мало что в жизни он любил больше возни на кухне под доносящиеся из зала мелодии. Правда, частенько ему приходилось покидать свое убежище и помогать в зале или за стойкой, ну так что за беда? Чуть раньше или чуть позже каждый посетитель получал то, за чем пришел.

Шон гордился своей кухней и своими кулинарными творениями, а потому редко – случалось, конечно, но редко – что-то у него подгорало или остывало.

Когда над кастрюлей поднялся ароматный пар, Шон добавил в загустевший бульон базилик и розмарин. Как советовала Молли О’Тул, по его мнению, лучшая повариха в округе, он сам выращивал специи, правда, не все. Майоран пока был сушеный из деревенской лавки, но Шон уже решил выращивать свой и купить, как предложила Джуд, фитолампу – специальную лампу для ускорения роста трав. Попробовав рагу, Шон проверил остальные кастрюльки и сковородки и начал шинковать капусту на салат, который посетители поглощали галлонами.

Над головой послышались шаги, затем донеслась музыка, сегодня британская. Шон узнал мелодию и, довольный выбором Дарси, подпевал Энни Леннокс, пока в кухню не ворвался старший братец в толстом рыбацком свитере.

Эйдан был пошире в плечах, покрепче и позадиристее. В его шевелюре почти того же цвета, что и барная стойка из каштана в зале их паба, на солнце поблескивали золотистые искры. И хотя лицо Шона было не таким широким, а глаза поярче, никто не усомнился бы, что это братья.

– И над чем ты посмеиваешься? – поинтересовался Эйдан.

– Над тобой. Ты такой довольный, как кот, объевшийся сметаны.

– А почему бы и нет?

– И правда, почему бы и нет. – Шон налил в кружку горячего чая и протянул Эйдану. – Как поживает наша Джуд?

– С утра подташнивает, но, похоже, ее это не тревожит. – Эйдан глотнул чаю и вздохнул. – А я не стыжусь признать, что с испугом смотрю, как она бледнеет, едва поднимается с кровати. Где-то через час все проходит, но для меня это очень длинный час.

Решив немного передохнуть, Шон отложил нож и взял свою кружку.

– Я бы ни за какие деньги не согласился стать женщиной. Хочешь, я чуть позже отнесу ей рагу? Или, может, лучше куриный бульон?

– Думаю, она справится с рагу. И мы оба будем тебе очень благодарны.

– Мне нетрудно. Блюдо дня – рагу Маллигана. Можешь внести в меню. А еще я приготовлю сливочный пудинг.

В зале зазвонил телефон, и Эйдан закатил глаза.

– Надеюсь, это не поставщик с очередной проблемой. У нас заканчивается портер, и я беспокоюсь.

Вот еще одна из множества причин радоваться, что бизнесом руководит Эйдан, подумал Шон, когда брат покинул кухню. Одно дело разливать за стойкой пиво и слушать истории старого мистера Райли, совсем другое – общаться с поставщиками: просить, требовать, спорить. А еще планировать бизнес, вести бухгалтерские книги, рассчитывать налоги. Лично у него голова раскалывается от одних мыслей обо всем этом.

Шон помешал рагу в огромной кастрюле, подошел к лестнице и, закинув голову, крикнул, чтобы Дарси побыстрее тащила вниз свою ленивую задницу. Он вовсе не злился на сестру, просто они привыкли браниться, и его не удивило ответное проклятие.

Вполне довольный началом дня, Шон вышел в зал помочь Эйдану снять стулья со столов, но, к его удивлению, Эйдан стоял за стойкой и хмуро таращился в пустой зал.

– Звонил поставщик? Проблемы?

– Нет, вовсе нет. – Эйдан перевел хмурый взгляд на Шона. – Звонили из Нью-Йорка. Некто Маги.

– Нью-Йорк? Там же еще и пяти утра нет.

– Я знаю, но, судя по голосу, парень трезв и в полном сознании. – Эйдан поскреб макушку, встряхнулся, поднес к губам кружку с чаем. – Он хочет построить в Ардморе театр.

– Театр? – Шон опустил на пол первый стул и оперся о него. – Для кинофильмов?

– Нет. Для музыки. Для живой музыки и, возможно, спектаклей. Он сказал, что слышал о «Пабе Галлахеров» как местном центре народной музыки. Хотел узнать мое мнение.

Шон поставил на пол второй стул.

– И что ты думаешь?

– Ну, пока ничего конкретного, ведь он застал меня врасплох. Я сказал, что, если он не возражает, я подумаю день-два. Он перезвонит в конце недели.

– И с чего вдруг парню из Нью-Йорка пришло в голову строить здесь музыкальный театр? Не логичнее ли выбрать Дублин, или Клэр, или Голуэй?

– Вот и я так подумал. Он особо не распространялся, однако заверил, что его интересует именно Ардмор. Тогда я сказал, что, может, он не в курсе, у нас тут просто рыбацкая деревушка. Конечно, туристы приезжают ради пляжей, а некоторые хотят посмотреть собор Святого Деклана, фотографируют и все такое, но, как ни крути, народ сюда особо не рвется. – Пожав плечами, Эйдан подошел помочь Шону. – Тогда он рассмеялся и заявил, что прекрасно осведомлен и планирует нечто небольшое, интимное, так сказать.

– Хочешь знать мое мнение? – спросил Шон и, когда Эйдан кивнул, продолжил: – Отличная идея. Сработает ли, другой разговор, но идея классная.

– Сначала надо взвесить все «за» и «против», – пробормотал Эйдан. – Скорее всего, парень передумает и отправится в более оживленное местечко.

– А если не передумает, я бы уговорил его построить театр за пабом. – Шон начал расставлять на столах пепельницы. – У нас там есть свободный кусок земли, и, если театр будет связан с пабом, мы выиграем больше всех.

Эйдан перевернул последний стул и расплылся в улыбке.

– И это отличная мысль. Ты меня удивляешь, Шон. Не помню, чтобы ты когда-нибудь интересовался бизнесом.

– О, и в моей голове иногда появляются умные мысли.

Когда двери паба открылись и зал начали заполнять посетители, Шону уже некогда было думать о неожиданном предложении, хотя на короткую перепалку с Дарси времени у него, разумеется, хватило. Наконец Дарси поклялась заговорить с ним только после того, как он шесть лет пролежит в могиле, и в гневе вылетела из кухни.

Шон сомневался, что ему так повезет, но вернулся к своим обязанностям в отличном настроении: раскладывал по тарелкам рагу, жарил рыбу и картошку, делал сэндвичи с ветчиной и сыром. И опять наслаждался покоем, а постоянный гул голосов, доносившийся из-за массивной двери, его совсем не раздражал. Весь первый час дневной смены Дарси держала слово, лишь бросала на брата гневные взгляды, прибегая забрать заказы, а новые диктовала, отворачиваясь к стене.

Его это веселило, а потому, когда Дарси в очередной раз поставила в мойку грязные тарелки, он схватил ее и смачно поцеловал в губы.

– Поговори со мной, дорогая. Ты разбиваешь мое бедное сердце.

Дарси отпихнула его, шлепнула по рукам, но не выдержала и расхохоталась.

– Отпусти меня!

– Только если не будешь драться и швырять в меня тарелки.

Дарси тряхнула головой, откинув назад копну волос.

– Эйдан вычтет стоимость битой посуды из моего жалованья, а я коплю на новое платье.

– Тогда я в относительной безопасности.

Шон отпустил сестру, перевернул лопаткой здоровенный кусок белой рыбы, шипящий на сковороде.

– Парочка немецких туристов из пансиона хочет попробовать рагу с содовым хлебом и капустным салатом. Завтра они едут в Керри, потом в Клэр, так они говорят. Вот если бы у меня был отпуск в январе, я бы провела его в солнечной Испании или на каком-нибудь тропическом острове, где вся одежка – бикини и масло для загара.

Пока Шон выполнял заказы, Дарси не уходила из кухни. Она была очень красива и сознавала это. Молочно-белая кожа, синие глаза, пухлые губы, неотразимые, дулась их хозяйка или улыбалась. Сегодня утром Дарси накрасила их алой помадой, чтобы выглядеть эффектнее в этот холодный, унылый день, а соблазнительные линии своей стройной фигуры подчеркнула ярким платьем. Дарси любила красивые вещи и была в курсе всех модных тенденций. Ее не миновала фамильная жажда путешествий, правда, утолить эту жажду Дарси мечтала с шиком и не сомневалась в успехе.

Однако время роскошной жизни пока не пришло, а потому Дарси подхватила поднос с очередным заказом и чуть не столкнулась с Бренной.

– Во что ты опять вляпалась? У тебя все лицо черное.

– Сажа. – Бренна засопела и потерла нос тыльной стороной ладони. – Мы с папой чистили дымоход, а это очень грязная работа, но я почти всю сажу стряхнула.

– Ничего подобного. Посмотрись в зеркало.

Обойдя подругу, Дарси покинула кухню.

– Дай Дарси волю, она вообще от зеркала не отходила бы, – заметил Шон. – Ты есть будешь? Ланч готов.

– Мы с отцом поедим рагу. Очень вкусно пахнет. – Бренна нацелилась на черпак, но Шон заступил ей дорогу.

– Пожалуй, я сам положу вам рагу. Если ты думаешь, что отчистилась, то ошибаешься.

– Ладно. И чай. И… мне нужно поговорить с тобой. Позже.

– Почему не сейчас? Мы оба здесь.

– Лучше, когда ты не будешь так занят. Я заскочу в перерыве, если не возражаешь.

Шон поставил на поднос тарелки с рагу и кружки с чаем.

– Ну, ты знаешь, где меня найти.

– Да, конечно. – Бренна взяла поднос и понесла в зал, где в кабинке ее ждал отец.

– А вот и я, пап. Рагу горячее, прямо из кастрюли.

– И пахнет божественно.

Мик О’Тул был невысоким и щуплым, с густой копной курчавых соломенных волос и живыми сине-зелеными глазами, переменчивыми, как море. Его руки были похожи на руки хирурга, он смеялся, как жизнерадостный ослик, и любил романтичные истории.

Бренна его обожала.

– Хорошо отдохнуть в тепле и уюте, правда, Мэри Бренна?

– Конечно. – Бренна зачерпнула ложкой рагу и осторожно подула, хотя запах был таким аппетитным, что не жалко и язык обжечь.

– А теперь, детка, когда у нас есть радость желудкам, почему бы не рассказать, что тебя тревожит?

Он все видит, подумала Бренна. Иногда это успокаивает, но иногда раздражает.

– Ничего особенного, пап. Помнишь, ты рассказывал, что с тобой случилось в молодости, когда умерла твоя бабушка?

– Разумеется. Я как раз был в «Пабе Галлахеров». Хозяйничал здесь отец Эйдана – еще до того, как уехал с женой в Америку. А ты была лишь желанием в моем сердце и улыбкой в глазах твоей матери. Я работал на кухне, там, где сейчас юный Шон. У Галлахеров раковина текла, вот они меня и позвали. – Мик умолк, распробовал рагу, промокнул рот салфеткой, как требовала Молли, помешанная на хороших манерах. – Я возился под раковиной, сидя на полу, но почему-то вдруг взглянул вверх и увидел бабушку в цветастом платье и белом фартуке. Она улыбнулась мне, но, когда я попытался заговорить с ней, покачала головой, а потом взмахнула рукой и исчезла. И я сразу понял, что она умерла, и это ее душа пришла ко мне попрощаться. Ведь я был ее любимчиком.

– Я не хотела тебя расстраивать, – прошептала Бренна.

– Ничего. – Мик вздохнул. – Она была чудесной женщиной и прожила хорошую, долгую жизнь. А нам, живым, остается грустить по тем, кого уже нет.

Бренна вспомнила конец истории. Бросив работу, папа побежал в маленький домик, где жила его бабушка, овдовевшая за два года до того, и нашел ее на кухне. Бабушка сидела за столом. В цветастом платье и белом фартуке. Она умерла тихо и мирно.

– А иногда, – осторожно произнесла Бренна, – грустят умершие. Сегодня утром в коттедже на Эльфийском холме я видела Красавицу Гвен.

Мик придвинулся поближе к дочери.

– Бедняжка, – произнес он, когда Бренна закончила рассказ. – Тоскливо так долго ждать, когда от тебя ничего не зависит.

– Некоторых ожидание не беспокоит. – Бренна оглянулась на Шона, появившегося в зале с полным подносом. – Я хочу рассказать это Шону, когда народ схлынет. У Дарси в комнате барахлит одна из розеток. Я посмотрю ее после ланча, а потом поговорю с Шоном, если у тебя нет для меня дел на сегодня.

Мик пожал плечами.

– Сегодня, завтра. Работа никуда не убежит. Я как раз собирался в отель узнать, надумали ли они, какой номер пойдет в ремонт следующим. – Мик подмигнул дочери. – До конца зимы мы будем работать в теплом и сухом месте.

– И ты сможешь проверять, правда ли Мэри Кейт весь день стучит в офисе на компьютере.

Мик застенчиво ухмыльнулся.

– Я бы не назвал это проверкой. Но я рад, что, закончив университет, девочка решила поработать рядом с домом, хотя, думаю, очень скоро она найдет работу получше в Дублине или Уотерфорд-сити. Мои птенчики покидают гнездо.

– Но я же с тобой. И Эллис Мей еще маленькая.

– Да, но я скучаю по тем дням, когда все пять моих девочек то и дело на меня натыкались. А теперь Морин замужняя женщина, Пэтти весной выходит замуж. Не представляю, что буду делать, детка, когда ты найдешь своего мужчину и уйдешь от меня.

– Никуда ты, папуля, от меня не денешься. – Доев рагу, Бренна откинулась на спинку стула, скрестила обутые в тяжелые ботинки ноги. – Мужчины не теряют голову или сердце из-за таких женщин, как я.

– Правильный мужчина потеряет.

Бренна с трудом удержалась, чтобы не посмотреть в сторону кухни.

– Я не сгораю от нетерпения. – Она взглянула на отца и улыбнулась. – Мы же с тобой партнеры. Поэтому, найдется такой мужчина или нет, «О’Тул и О’Тул» навсегда.

«Другого мне и не надо, – думала Бренна, – отмываясь от сажи в ванной комнате Дарси. У меня есть любимая работа и свобода. Я могу делать что угодно, и ходить, куда угодно. Какая женщина, прикованная к мужчине, может этим похвастаться?

Никто не выгонит меня из дома, пока я сама не захочу уйти. У меня полно родных и друзей. Пусть Морин и Пэтти кудахчут над своими мужьями, а Мэри Кейт сидит в своем офисе. Это их выбор, а мне не нужно ничего, кроме моих инструментов и грузовичка. И все было бы отлично, если бы не страсть к Шону Галлахеру… от нее одни разочарования и тревоги. Дай бог, со временем это пройдет».

Прекрасно зная Дарси, Бренна тщательно отскребла раковину, а руки и лицо вытерла чистыми тряпками из своего инструментального ящика. Не хватало еще испачкать крохотные вышитые полотенчики Дарси! И зачем было тратиться на них, как будто кто-то посмеет ими вытереться.

Жизнь была бы намного проще, если бы все покупали черные полотенца. И никаких визгов и проклятий, когда беленькие пушистые лоскутки покрываются грязными пятнами и разводами.

За несколько минут Бренна заменила сломанную розетку новенькой и уже заканчивала работу, когда в гостиную влетела Дарси.

– Наконец-то. Она меня жутко раздражала, – вместо благодарности объявила Дарси, высыпая чаевые в свой «кувшин желаний». – Да, Эйдан просил сказать тебе, что они с Джуд хотят переделать комнату Шона в детскую. Я сейчас к Джуд. Если хочешь, пойдем вместе, узнаем, что она задумала.

– Мне сначала нужно кое-что сделать, но скажи ей, что я скоро загляну.

– О, Бренна, черт тебя побери! Ты наследила в ванной.

Поморщившись, Бренна поспешно докрутила шурупы.

– Прости, Дарси, зато я вымыла раковину.

– Тогда с тем же успехом вымоешь пол. Я не собираюсь подтирать за тобой. Какого черта ты не отмылась в туалете в пабе? Там на этой неделе убирает Шон.

– Ну, не подумала. Хватит ругаться. Я подотру пол перед уходом, а ты можешь принимать работу.

– Спасибо. – Дарси накинула кожаную куртку, которую подарила себе на Рождество. – Увидимся у Джуд.

– Я надеюсь, – пробормотала Бренна, недовольная тем, что придется мыть пол в ванной комнате.

Когда Бренна спустилась вниз, паб уже опустел, а Шон заканчивал прибираться на кухне.

– Дарси наняла тебя на уборку?

– Я натащила грязи. – Бренна налила себе чаю. – Я не думала, что это займет столько времени. Не хочу тебя задерживать, если ты что-то наметил на перерыв.

– Ничего особенного. Но я выпил бы пинту пива. Не присоединишься?

– Нет, мне хватит чаю.

– Тогда подожди, я налью себе. Если хочешь, остался пудинг.

Бренна не хотела, но была не в силах отказаться от сладкого. Когда Шон вернулся с пинтой «Харпа», она уже удобно устроилась за столом.

– Тим Райли говорит, что завтра потеплеет.

– Обычно он не ошибается.

– Но тепло принесет дожди. – Шон сел за стол напротив нее. – Так что у тебя на уме?

– Сейчас расскажу. – Бренна заранее продумала дюжину разных вариантов и остановилась на самом правдоподобном. – Когда ты ушел сегодня утром, я заглянула в твою гостиную проверить дымоход.

Ложь, конечно, но гордость стоила покаяния на исповеди.

– По-моему, тянет нормально.

– Ага, – согласилась Бренна, пожав плечами. – Только время от времени нужно проверять. В общем, когда я оглянулась, она там стояла. Прямо в дверях гостиной.

– Кто она?

– Красавица Гвен.

– Ты ее видела? – Шон хлопнул кружкой по столу.

– Так же ясно, как тебя сейчас. Она стояла и улыбалась мне очень печально, и… – Бренна не хотела передавать ему слова Гвен, однако понимала, что должна. Маленькая ложь во спасение – это одно, но сплошной обман?

– Что было дальше?

Бренна разозлилась, почувствовав столь редкое для него нетерпение.

– Я к этому и веду. Она заговорила со мной.

– Заговорила? С тобой? – Шон вскочил из-за стола и заметался по кухне. Поскольку и возбуждение ему было несвойственно, Бренна удивленно смотрела на него.

– Шон, да с чего ты завелся?

– Я там живу, верно? Она мне показалась? Заговорила со мной? Ничего подобного. Дождалась, пока ты придешь чинить плиту и возиться с дымоходом, и нате вам, явилась.

– Ну, прости, что твое привидение выбрало меня, только я ведь не напрашивалась. – Бренна отправила в рот полную ложку пудинга.

– Ладно, ладно, не сердись. – Нахмурившись, Шон плюхнулся на стул. – Что она тебе сказала?

Наслаждаясь его нетерпением, Бренна смотрела будто сквозь него и невозмутимо ела пудинг, затем изящно отпила чаю.

– Ой, ты это мне? Или решил наорать на кого-то еще, ни в чем не виноватого?

– Прошу прощения. – Шон улыбнулся во весь рот, прекрасно сознавая неотразимость своей улыбки. – Будь добра, не томи. Что она сказала?

– Ну, раз ты так вежливо просишь… Она сказала: «Его сердце в его песне». Я подумала, что она говорит о своем принце эльфов, но когда я поделилась с мамой, она сказала, что Гвен имела в виду тебя.

– Если так, то я не понимаю, что это значит.

– Я понимаю не больше твоего, но хотела спросить, ты не возражаешь, если я буду иногда заходить к тебе?

– Ты и так заходишь, – буркнул Шон.

– Если не хочешь, ты только скажи. – Его замечание неприятно задело ее.

– Я этого не говорил и не имел в виду. Я просто сказал, что ты и так заходишь.

– Я могла бы заходить, когда тебя нет дома, как сегодня. Вдруг она вернется? А я что-нибудь поделала бы для тебя.

– Не нужно придумывать никакой работы. Я всегда тебе рад.

Бренна растаяла от его слов, это были искренние слова, он не кривил душой.

– Я знаю, но я не люблю сидеть без дела. Так что, если ты не возражаешь, я буду иногда заглядывать.

– Ты скажешь мне, если опять ее увидишь?

– Ты будешь первым. – Бренна поднялась, отнесла тарелку и кружку в мойку. – А ты не думаешь… – Она осеклась, покачала головой.

– Что?

– Нет, ничего. Глупости, – ответила она, не оборачиваясь.

Шон подошел к ней, слегка сжал пальцами ее шею. Бренне захотелось выгнуться, замурлыкать, но осмотрительность возобладала.

– Если нельзя быть глупой с другом, тогда с кем же?

– Ну, интересно, неужели любовь может длиться так долго, преодолевая смерть и время.

– Только любовь и может быть вечной.

– Ты когда-нибудь любил?

– Не так сильно, а значит, не любил вовсе.

– Если по-настоящему любит один, но не любит другой, страшнее и не придумаешь, – вздохнула Бренна, сама удивляясь своей откровенности.

Шон удивился ее словам не меньше. Волнение в своем сердце он принял за сочувствие.

– Бренна, милая, неужели ты в меня влюбилась?

Бренна вздрогнула и сердито уставилась на Шона. А он смотрел на нее с такой… такой чертовой заботой, таким терпением и симпатией, что захотелось разбить в кровь его физиономию. Однако Бренна подавила это желание, оттолкнула Шона и подхватила свой ящик.

– Шон Галлахер, ты и впрямь самый глупый мужчина на свете.

Гордо вскинув голову, она покинула кухню, гремя инструментами.

Покачав головой, Шон вернулся к уборке, размышляя, на кого же запала О’Тул. И почему-то сердце его снова сжалось.

Кто бы он ни был, решил Шон, громко хлопнув дверцей шкафчика, пусть только попробует ее обидеть.

3

Бренна ворвалась в дом Галлахеров в отвратительном настроении. И не постучалась, даже не подумала постучаться. Она без спросу прибегала сюда, сколько себя помнила, как и Дарси – к О’Тулам.

Дом со временем менялся. Всего пять лет назад они с папой переложили пол на кухне, а только в прошлом июне она поклеила комнату Дарси миленькими обоями с рисунком из розовых бутонов.

Однако мелкие переделки не коснулись души этого дома. Он остался прежним, гостеприимным и уютным, казалось, что сами стены излучают музыку, даже когда никто не играет на музыкальных инструментах.

Теперь здесь живут Эйдан и Джуд, и, повсюду – в вазах, чашах и бутылках – благоухают цветы. Джуд обожает цветы, планирует весной заняться садом и уже просила построить беседку. Что-нибудь старомодное, решила Бренна, под стать дому, словно небрежно вылепленному из старого камня и крепкого дерева.

Бренна хмурилась, входя в дом, но, когда она услышала сверху смех Дарси, ее губы тронула улыбка. С женщинами, подумала она, поднимаясь по лестнице, гораздо спокойнее, чем с мужчинами. С большинством мужчин. Большую часть времени.

В бывшей комнате Шона мало что осталось от него – только кровать и старый комод. В коттедж на Эльфийском холме Шон забрал полки и музыкальные инструменты – скрипку и бойран, кельтский бубен.

На полу еще лежал старый, когда-то темно-бордовый ковер. Она сидела на нем тысячи раз, слушая музыку Шона и притворяясь, что ей безумно скучно.

Ее первой любовью были песни Шона Галлахера. Она влюбилась так давно, что уже не помнила ни момента, ни мелодии, как будто эта любовь была с нею всю жизнь. Только Шон об этом никогда не узнает, пинками его легче расшевелить, чем похвалами. Видит бог, никто до сих пор не растолкал парня и не заставил сделать хоть что-нибудь со своими творениями, а она хотела славы для упрямца. Хотела, чтобы он выполнил наконец свое предназначение и подарил свою музыку миру.

Бренна напомнила себе, что это не ее проблема, и не за этим она сегодня пришла сюда. Поджав губы, она обвела взглядом комнату.

Стены выглядели ужасно. На фоне выцветших обоев бросались в глаза темные прямоугольники, оставшиеся от висевших здесь когда-то картин и еще черт знает чего, что Шон вешал на стены. Огромные дыры от гвоздей еще раз доказывали, что парень понятия не имеет, за какой конец молотка браться.

Правда, Бренна прекрасно помнила, что каждый раз, как его мать порывалась привести эту комнату в порядок, Шон просил ее не беспокоиться. Ему нравилось так, как есть.

Бренна оперлась о дверной косяк, уже отчетливо представляя, как превратить запущенное, чисто мужское пространство в веселую детскую.

Джуд и Дарси стояли у окна и смотрели на море. Такие разные, подумала Бренна. Джуд, скромная, как мягкий лунный свет, с собранными в узел каштановыми волосами, и Дарси, яркая, как ослепительное солнце, с пышными смоляными кудрями, свободно струящимися по плечам и спине. Обе примерно одного роста, среднего для женщин, и, значит, на добрых три дюйма выше ее. И, хотя Дарси обладала более соблазнительными формами, чем гордилась и чего не пыталась скрывать, Джуд была не менее женственной.

Нет, нет, Бренна им не завидовала, ни в коем случае, однако ей бы очень хотелось не чувствовать себя нескладехой, идиоткой, когда приходилось влезать в юбку и туфельки.

И этим мыслям сейчас не время и не место, а потому Бренна сунула руки в карманы мешковатых рабочих брюк и вскинула голову.

– Как ты решишь, чего хочешь, если будешь весь день таращиться в окно?

Джуд обернулась с улыбкой, осветившей ее хорошенькое серьезное личико.

– Мы наблюдаем за Эйданом. Он на пляже с Финном.

– Парень выскочил отсюда, как испуганный кролик, не успели мы заговорить об обоях, тканях и красках, – подхватила Дарси. – Заявил, что должен дрессировать пса.

Бренна подошла к подругам и выглянула в окно. Эйдан и подросший Финн сидели рядышком на берегу и смотрели на воду.

– Ну, как бы то ни было, смотреть на них приятно. Сильный мужчина и красивая собака на зимнем пляже.

– Он уже давно не шевелится. Держу пари, размышляет о предстоящем отцовстве. – Дарси бросила на брата полный любви взгляд, отвернулась от окна и подбоченилась. – А пока сильный мужчина там размышляет, слабые женщины должны заниматься прозой жизни.

Бренна коснулась плоского живота Джуд:

– Как мы поживаем?

– Прекрасно. Доктор говорит, что мы оба здоровы.

– Я слышала, тебя тошнит по утрам.

Джуд закатила глаза.

– Эйдан волнуется по пустякам. Можно подумать, я первая женщина, забеременевшая после Евы. Просто легкая утренняя тошнота. Скоро пройдет.

– А я бы на твоем месте раскрутила его на всю катушку, – заявила Дарси, присаживаясь на кровать. – Заставила бы баловать с утра до ночи, потому что, когда родится ребенок, тебе некогда будет вспомнить даже собственное имя. Бренна, помнишь, когда Бетси Даффи родила своего первенца? Она два месяца подряд засыпала на воскресных мессах. Со вторым сидела как пришибленная, уставясь в пустоту безумными глазами, а уж когда она родила третьего…

– Хватит, хватит. – Джуд рассмеялась и присела на пол у ног Дарси. – Поняла, только я пока всего лишь готовлюсь к первому. Бренна… – Джуд вскинула руки. – Эти стены!

– М-да, неприглядное зрелище. Не переживай, Джуд, мы приведем их в порядок. – Бренна щелкнула пальцем над дыркой в стене размером с пенни. – Заделаем, покрасим в приятный цвет.

– Я сначала подумывала об обоях, но в конце концов остановилась на краске. Какая-нибудь веселенькая. И можно будет развесить картинки. Со сказочными персонажами.

– Лучше твои рисунки, – предложила Бренна.

– Ой, я не очень хорошо рисую.

– Ты забыла, что подготовила книгу со своими историями и своими иллюстрациями? По-моему, ты отлично рисуешь, и ребенку интереснее рассматривать картинки, нарисованные мамочкой.

– Правда? – Джуд задумчиво похлопывала по губам пальцем. – Пожалуй, я закажу рамки, и посмотрим, как это будет выглядеть на стенах.

– Рамки должны быть яркими, как леденцы. Детям нужны яркие краски, во всяком случае, моя мама так говорит.

– Хорошо. – Джуд глубоко вздохнула. – Теперь полы. Я не хочу застилать их, так что придется отциклевать и снова покрыть лаком.

– Без проблем. И часть плинтусов придется заменить. Я смогу сделать новые так, что от старых не отличишь.

– Отлично. Я еще вот о чем думала. Комната большая, и мы могли бы один уголок отвести для игр. – Джуд поднялась на ноги и, жестикулируя, пересекла комнату. – Полки для игрушек по этой стене и маленький столик со стульчиком под окном.

– Пожалуйста, но с угловыми полками ты бы лучше использовала пространство, и получилось бы уютнее, если ты понимаешь, о чем я. Если хочешь, я сделаю такие полки, что ты сможешь устанавливать их по-разному и менять интерьер.

– Угловые… – Джуд прищурилась, пытаясь представить, как это будет выглядеть. – Да, мне нравится. А ты, Дарси, что скажешь?

– Я скажу, что вы прекрасно без меня разберетесь, а мой долг – отвезти тебя в Дублин и накупить модной одежды для беременных.

Джуд машинально приложила ладонь к животу.

– Еще ничего не видно.

– А зачем ждать? Одежда понадобится тебе гораздо раньше, чем малышу – полки, а ты уже о них думаешь. Поедем в следующий четверг, в мой выходной. Я и денежки отложила. Бренна, что скажешь?

Бренна уже доставала рулетку из своего ящика.

– Поезжайте, конечно. А я слишком занята, чтобы целый день таскаться по дублинским магазинам и смотреть, как вы вздыхаете над очередными туфлями, без которых жить не можете.

– Тебе не помешали бы новые ботинки. Эти выглядят так, будто ты промаршировала в них до западных графств и обратно.

– Еще послужат. Джуд, скажи Шону, пусть найдет место для своего хлама, и я займусь этой комнатой со следующей недели.

– Это не хлам, – возразил Шон, появившись в дверях. – Я провел много счастливых ночей в кровати, на которой сейчас развалилась Дарси.

– Теперь это хлам, и он мешает начать ремонт. – Бренна презрительно хмыкнула. – Интересно, сколько раз надо стукнуть по гвоздю, чтобы получились дыры такого размера?

– Любую дыру все равно закроет картина.

– Ну, при таком отношении, если вздумаешь что-нибудь повесить в коттедже, позови того, кто может отличить один конец молотка от другого. Джуд, пусть он поклянется на крови, что ничего не тронет, не то к весне от коттеджа останутся руины.

– Я сам приведу в порядок чертовы стены, если это заставит тебя заткнуться. – Шон улыбнулся, но от прозвучавшей в его голосе угрозы сердце Бренны дрогнуло, а потому пришлось прибегнуть к сарказму:

– Ну, конечно. Как починил раковину в пабе, когда она засорилась в прошлый раз. Мне пришлось пробираться через кухню по щиколотку в воде.

Дарси фыркнула, но Шон лишь холодно взглянул на нее.

– Джуд, если тебя устроит, я сегодня же вывезу все, что здесь осталось.

Джуд бросилась спасать уязвленное мужское самолюбие.

– Некуда спешить, Шон. Мы просто… – Комната медленно закружилась, однако упасть Джуд не успела. Шон метнулся к ней через всю комнату и подхватил на руки. Бренна только успела разинуть рот.

– Ничего страшного. – Комната перестала кружиться, и Джуд похлопала Шона по плечу. – Просто голова закружилась. Бывает иногда.

– Немедленно в постель, – заявил Шон, выходя из комнаты с Джуд на руках. – Дарси, позови Эйдана.

– Нет, нет. Все в порядке. Шон, не…

– Позови Эйдана, – повторил он, хотя Дарси уже вскочила с кровати и бежала к двери.

Бренна застыла на месте с рулеткой в руке. Будучи старшей из пяти детей, она не раз видела, как беременная мама падала в обморок, и не особо встревожилась. Гораздо больше удивила ее мгновенная реакция и неожиданная сила Шона. Парень подхватил Джуд как пушинку.

И где все это пряталось?

Бренна тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли, и поспешила в главную спальню. Шон как раз осторожно опускал Джуд на кровать и укрывал пледом.

– Шон, это смешно. Я…

– Лежи! – Он погрозил Джуд пальцем, и она повиновалась. – Я звоню врачу.

– Не нужен ей врач, – возразила Бренна, чуть не съежившись под его гневным взглядом. Но она увидела в его глазах чисто мужской страх, и это ее тронуло. – Обычное дело с беременными. – Бренна подошла к кровати, присела и погладила руку Джуд. – Моя мама бывало растягивалась прямо на кухонном полу, особенно, когда носила Эллис Мей.

– Я прекрасно себя чувствую.

– Разумеется, но пока просто отдохни. Шон, пожалуйста, принеси Джуд воды.

– Я все же думаю, что ей нужен врач.

– Хватит с нее Эйдана. – Бренна с сочувствием взглянула на притихшую Джуд. – Не горюй, подруга. Мама говорит, что, когда была беременна мной, папочка вел себя точно так же, а потом привык. Мужчина имеет право на панику. Он же не знает, что происходит внутри тебя, правда? Шон, ты наконец принесешь воду?

– Сейчас. Только не позволяй ей вставать.

– Со мной все в порядке.

– Конечно. Румянец вернулся, и глаза прояснились. – Бренна сжала руку Джуд. – Хочешь, я попробую успокоить Эйдана?

– Если ты думаешь… – Джуд умолкла, услышав хлопок входной двери и топот на лестнице. – Слишком поздно.

Не успела Бренна встать, как в комнату ворвался Эйдан.

– Она в полном порядке. Чуть голова закружилась. С беременными случается. Она… – Эйдан, не слушая, проскочил мимо, и Бренна вздохнула.

– Как ты? Ты теряла сознание? Кто-нибудь вызвал врача?

– Пусть сама его успокаивает. – Вытеснив в коридор прибежавшую вслед за Эйданом Дарси, Бренна закрыла дверь.

– Ты уверена? Она была такая бледная.

– Поверь мне, все нормально. И, сколько бы она ни спорила, Эйдан не позволит ей встать до вечера.

– Мало того, что беременные раздуваются, как коровы, так еще каждое утро обнимай унитаз и падай в обморок без предупреждения. – Дарси покачала головой. – А вы… – Она ткнула пальцем в Шона, вернувшегося со стаканом воды… – Все вы получаете удовольствие, потом девять месяцев прохаживаетесь с важным видом, и, заполучив младенца, курите вонючие сигары.

– Это только доказывает, что бог – мужчина, – улыбнулся Шон.

Дарси недовольно фыркнула:

– Я заварю Джуд чай и сделаю тосты.

Она удалилась, а Шон продолжал смотреть на закрытую дверь спальни. Бренна взяла его за руку и потянула к лестнице.

– Пусть побудут вдвоем.

– Разве я не должен отнести ей воду?

– Выпей сам. – Пожалев его, Бренна коснулась рукой его щеки. – Ты белый, как мел.

– Она укоротила мою жизнь лет на десять.

– Я вижу. Но ты молодец, успел подхватить ее, ты все сделал правильно. – Бренна вошла в будущую детскую и, найдя рулетку, приступила к необходимым измерениям. – В ее организме столько всего происходит, а она мало отдыхает. Ее жизнь слишком быстро и слишком круто изменилась.

– По-моему, женщины быстро привыкают к переменам.

– Возможно. Ты, наверное, помнишь, как твоя мама носила Дарси?

– Немного. – Шон отпил воду из стакана. Он видел, что Бренна спокойна, и немного успокоился сам. Он следил за ней взглядом и заметил, как легко она движется по комнате в грубых старых ботинках, что-то измеряя, записывая цифры в блокнот, делая пометки на стене.

Рыжие кудряшки выбились из-под ее кепки, что придало лицу Бренны задорный вид.

– Что ты помнишь лучше всего?

– А? – Шон очнулся и неохотно перевел взгляд с ее огненных прядей на лицо.

– О том времени, когда твоя мама была беременна Дарси. Что ты помнишь лучше всего?

– Я клал голову на ее живот и чувствовал, как Дарси лягается, будто хочет выскочить поскорее и задать всем жару.

– Хорошее воспоминание. – Бренна убрала в ящик рулетку и блокнот. – Прости, что набросилась на тебя. У меня было плохое настроение.

– Что-то частенько у тебя бывает плохое настроение. – Шон улыбнулся и дернул козырек ее кепки. – Но я привык к твоим укусам и стараюсь не обращать внимания.

Он-то привык, а ей безумно хотелось по-настоящему укусить его, попробовать на вкус. И если бы она это сделала, Шон сам упал бы в обморок.

– Я займусь детской в понедельник или вторник, так что можешь не спешить… только… – Бренна похлопала его по груди. – Я не шутила, когда говорила о коттедже. Попробуй забить хоть один гвоздь, и я…

Шон рассмеялся.

– Если мне захочется схватить молоток, – он вдруг наклонился, по-дружески чмокнул ее в щеку, и все мысли вылетели из ее головы, – я вызову О’Тул, даже не сомневайся.

– Да. Не забудь. – Злясь на себя, Бренна шагнула к двери и столкнулась с взъерошенным Эйданом.

– Она хорошо себя чувствует, говорит, что хорошо. Я звонил врачу, и он сказал, что причин для беспокойства нет. Просто ей нужно немного полежать и держать ноги повыше.

– Дарси готовит ей чай.

– Отлично. Джуд собиралась отнести цветы на могилу Старой Мод и вот теперь переживает. Я бы сам сбегал, но…

– Оставайся с Джуд, я отнесу, – предложил Шон. – Я успею смотаться туда и вернуться к вечерней смене.

– Я был бы тебе благодарен… я тебе благодарен. – Лицо Эйдана прояснилось. – Она рассказала, как ты подхватил ее и отнес в постель, и запретил вставать.

– Только попроси ее больше не падать в обморок при мне. Мое сердце не выдержит.

Шон отнес Мод цветы – лиловые и желтые фиалки, уже собранные Джуд. Он нечасто бывал на старом кладбище. Никто из его близких не был здесь похоронен, но почему бы пока не подменить Джуд? Ему это совсем не трудно.

Когда-то умерших хоронили у источника Святого Деклана, там, где паломники, пришедшие поклониться древнему ирландскому святому, смывали пыль долгих дорог. Три каменных креста стояли рядом, словно охраняя священное место и утешая тех, кто забирался так высоко, чтобы почтить усопших.

Даже зимой вид отсюда открывался потрясающий – серый залив словно затаился под клубящимися тучами, ритмично пульсировало протянувшееся до самого горизонта Кельтское море. Влажный, холодный воздух был пронизан музыкой воды и ветра, и пением птиц, не устрашенных зимней непогодой. Сквозь тучи едва струился белесый свет. Между камнями упрямо пробивалась трава.

Зиме никогда не удавалось воцариться здесь надолго. Не успеешь оглянуться, и свежие зеленые ростки возвестят приход весны. Вечный, священный, умиротворяющий круговорот.

Шон присел на землю рядом с могилой Мод Фицджералд, положил цветы у камня под высеченным словом «Провидица».

Девичья фамилия его матери была Фицджералд, так что Старая Мод ему с некоторой натяжкой родня. Он хорошо помнил Мод. Маленькая, худенькая женщина с седыми волосами и туманно-зелеными, проницательными глазами. Он помнил, как иногда она смотрела на него внимательно и спокойно. В эти минуты он не чувствовал неловкости, разве что смутное беспокойство, и все равно его тянуло к ней. Часто в детстве он сидел у ее ног, когда она приходила в паб, и с удовольствием слушал ее истории, а позже, через много лет, из некоторых ее историй родились его песни.

– Джуд посылает вам цветы. Она сейчас отдыхает. Видите ли, она ждет ребенка, и у нее часто кружится голова. Но такое бывает, сейчас не о чем тревожиться. Ей пока надо полежать, вот я и сказал, что отнесу вам ее цветы. Надеюсь, вы не возражаете.

Шон скользнул взглядом по надгробьям, крестам, древнему источнику.

– Теперь в вашем коттедже живу я, а Эйдан и Джуд переехали в большой дом, как заведено у Галлахеров. Я уверен, вы это знаете. В любом случае, когда родится ребенок, им было бы тесно в коттедже. Бабушка Джуд – ваша кузина Агнес Мюррей – подарила коттедж Джуд на свадьбу.

Шон уселся поудобнее, машинально застучал пальцами по колену в ритме моря.

– Мне нравится жить там в тишине. Но странно, что я не видел Красавицу Гвен. Представляете, она показалась Бренне О’Тул! Вы наверняка помните Бренну, самую старшую из девочек О’Тул. Они живут недалеко от вашего коттеджа. Она рыжая… ну, О’Тулы почти все рыжие, только у Бренны волосы как языки пламени. Со стороны кажется, что можно обжечься, но они просто теплые и шелковистые.

Шон изумленно умолк, нахмурился, откашлялся.

– В общем, я живу там почти пять месяцев, и Гвен мне ни разу не показалась, я только иногда ее чувствую. А Бренна пришла починить плиту, и Гвен не только вышла к ней, но и заговорила.

– Женщины – странные создания.

Шон вздрогнул, ему показалось, что он здесь один, и, вскинув голову, он увидел мужчину с длинными темными волосами, синими глазами и насмешливой улыбкой.

– Я сам часто так думал, – спокойно произнес Шон, хотя его сердце, ухнув, бешено забилось.

– Но, похоже, мы не можем без них обойтись, не так ли? – Мужчина поднялся с похожего на трон валуна, возвышавшегося у трех крестов, приблизился, бесшумно ступая мягкими сапогами по траве и камням, и опустился на землю по другую сторону могилы.

Внезапный порыв ветра взметнул его волосы, зашевелил короткую алую накидку, наброшенную на плечи.

Зимняя серость рассеялась, яркий свет хлынул на камни, траву и цветы, размытые контуры стали более резкими. В песню моря и ветра вплелись далекие звуки труб и флейт.

– Если и можем, то недолго, – ответил Шон, глядя незнакомцу в глаза и надеясь, что его сердце наконец успокоится.

Мужчина сложил руки на коленях. На пальце сверкнуло серебряное кольцо с драгоценным синим камнем.

– Ты знаешь, кто я, не так ли, Шон Галлахер?

– Я видел картинки, которые Джуд нарисовала для своей книги. Она хорошо рисует.

– И теперь она счастлива, не так ли? Замужем и ждет ребенка?

– Да, вы правы, принц Кэррик.

Властный взгляд Кэррика не оставлял сомнений в его могуществе.

– Ты не боишься разговаривать с принцем эльфов, Галлахер?

– Ну, я бы не хотел, чтобы меня уволокли в эльфийский дворец на следующие сто лет. Мне и здесь дел хватит.

Кэррик откинул назад голову и расхохотался. Громко, заливисто, заразительно.

– Я уверен, придворные дамы высоко оценили бы твою внешность и твой музыкальный дар. Однако ты мне нужен здесь, в твоем мире. Здесь ты и останешься, так что не беспокойся. – Посерьезнев, Кэррик наклонился к Шону: – Ты упомянул, что Гвен разговаривала с Бренной О’Тул. Что Гвен ей сказала?

– Разве вы не знаете?

Казалось, что Кэррик не шевельнулся, но он уже стоял на ногах.

– Мне запрещено входить в коттедж или пересекать границы его сада, хотя мой дом находится под ним. Что она сказала?

Вопрос был больше похож на просьбу, чем на приказ, и Шон невольно посочувствовал эльфу.

– «Его сердце в его песне». Вот, что она сказала Бренне.

– Я никогда не дарил ей музыку, – тихо произнес Кэррик. Он поднял руку, чуть шевельнул пальцами, и мелькнула молния.

– Бриллианты, рожденные солнцем. Их я дарил ей. Их я высыпал к ее ногам, когда просил уйти со мной. Но она отвернулась от них и от меня. От своего сердца. Ты можешь представить, Галлахер, как больно, когда от тебя отворачивается единственная, кого ты любишь, единственная, кого ты будешь любить вечно?

– Нет. Я никогда никого так не любил.

– Мне жаль тебя, ибо, если ты не любил так сильно, то и не жил. – Кэррик поднял другую руку, и воцарилась тьма, пронизанная серебряными лучами и искрами. Над землей заклубился туман. – Даже когда по настоянию отца она вышла замуж за другого, я собрал слезы луны и высыпал их жемчужинами к ее ногам. И все равно она отказалась от меня.

– И сокровища солнца, и слезы луны превратились в цветы, – продолжил Шон. – И она ухаживала за ними год за годом.

– Что мне время? – нетерпеливо воскликнул Кэррик. – Что мне год? Что мне столетие?

– Когда ждешь любимую, год кажется веком.

Кэррик прикрыл глаза.

– Ты пишешь красивую музыку и красивые слова. И ты прав.

Он снова пошевелил пальцами, и вернулся солнечный свет, хотя и по-зимнему бледный.

– И все же я ждал, долго ждал, чтобы прийти к ней в последний раз. Из синих глубин я вырвал сердце океана, бросил сапфиры к ее ногам. Все, что имел, я бросил к ногам моей Гвен. Но она сказала, что слишком стара, что слишком поздно. И заплакала. Впервые я увидел ее слезы. И еще она сказала, что если бы вместо драгоценностей и обещаний вечности и богатства я подарил ей слова, которые жили в моем сердце, ради любви она, может, и отказалась бы исполнить свой земной долг и ушла бы из своего мира за мной. Я ей не поверил.

– Вы разгневались. – Шон слышал эту историю столько раз, что и не сосчитать. В детстве она ему даже снилась. Ему снился принц эльфов, летящий к солнцу, луне и морю на белом крылатом коне. – Вы любили Гвен и не знали, как выразить свою любовь словами.

– Какой мужчина мог бы сделать больше? – спросил Кэррик, и Шон улыбнулся.

– Не знаю. Но наложить заклятие, разлучившее вас на века, – не самое мудрое решение.

Кэррик рассерженно тряхнул головой.

– Она уязвила мою гордость, я разозлился. Трижды я просил ее, и трижды она мне отказала. Теперь мы ждем, когда любовь трижды встретится с любовью и трижды примет ее. С достоинствами и недостатками, с горестями и радостями. – Кэррик вдруг улыбнулся. – Ты дружишь со словами, Галлахер. Мне не понравится, если ты будешь так же медлить, как твой брат.

– Мой брат?

Глаза Кэррика запылали синим огнем.

– Трижды любовь встретит любовь. И одна любовь уже принята.

Шон вскочил, сжав кулаки.

– Ты говоришь об Эйдане и Джуд? Ублюдок, ты утверждаешь, что наложил на них заклятие?

Глаза Кэррика вспыхнули, прогремел гром.

– Какой же ты глупец! Любовные заговоры – женские выдумки. Невозможно заколдовать сердце, ибо оно сильнее любого заклятья. Вожделение можно наслать взмахом ресниц, желание – улыбкой. Но над любовью ничто не властно. То, что нашел твой брат с Джуд Фрэнсис, так же реально, как солнце, луна и море. Даю тебе слово.

– Тогда прошу у вас прощения, – проговорил Шон.

– Я не держу зла на брата, заступившегося за брата. А если бы я и вправду разозлился, – добавил Кэррик с усмешкой, – ты бы уже кричал по-ослиному. Даю тебе слово.

– Ценю ваше великодушие… – Шона осенила неожиданная догадка. – Вы что же, думаете, что я стану второй ступенью в разрушении вашего заклятья? Если так, вы не там ищете.

– Я хорошо знаю, где искать, юный Галлахер. И ты скоро узнаешь. Узнаешь, поверь мне. – Кэррик учтиво поклонился и словно растворился в воздухе. И в то же мгновение разверзлись небеса.

– Отлично. Оставил за собой последнее слово!

Шон стоял под проливным дождем, рассерженный и озадаченный. И бесповоротно опоздавший на работу.

4

Шон не любил спешку. Он предпочитал размышлять, взвешивать все «за» и «против», а потому решил никому пока не рассказывать о встрече с Кэрриком у могилы Старой Мод.

Однако его не покидала смутная тревога. Нет, не из-за встречи с эльфийским принцем, ведь вера в магию была в его крови и в его сердце. Его беспокоила сама беседа, особенно ее неожиданное завершение.

Будь он проклят, если выберет женщину или будет выбран женщиной и влюбится только потому, что так желает Кэррик.

Он вообще не из тех, кто женится, обзаводится семейством. Разумеется, ему нравятся женщины. Их так много вокруг, и все такие ароматные, соблазнительные.

Несмотря на то, что Шон по большей части сочинял любовные песни, в жизни он предпочитал избегать серьезных чувств.

Любовь, мощным кулаком сжимающая сердце, – слишком серьезная ответственность, лишь омрачающая жизнь. Музыка, паб, друзья, родные, а теперь еще и маленький коттедж на волшебном холме – чего еще желать?

Ну, может, чтобы привидение, обитающее в коттедже, проявило внимание к нему.

Шон то и дело возвращался мыслями к странной встрече и продолжал заниматься своими делами – жарил рыбу, строгал картошку, готовил картофельную запеканку с мясом. За дверью кухни разгоралось обычное для субботнего вечера веселье. Музыканты из Голуэя, приглашенные Эйданом, наигрывали балладу, и тенор очень трогательно пел о любви.

Дарси, помотавшись с Джуд по дублинским магазинам, была совершенно счастлива и без конца улыбалась. Она влетала на кухню, нараспев передавала заказы, беззаботной бабочкой упархивала к посетителям и возвращалась ровно в тот момент, когда у него все было готово. И ни одной придирки, ни одной ссоры за целый день. Пожалуй, они поставили личный рекорд.

Когда дверь кухни в очередной раз распахнулась, Шон как раз выкладывал на тарелку большой кусок золотистой рыбины.

– Держи последний заказ, дорогуша. Запеканка будет готова через пять минут.

– Я попробую с удовольствием.

Шон оглянулся через плечо и расплылся в улыбке.

– Мэри Кейт! А я думал, Дарси. Как поживаешь, солнышко?

– Прекрасно. – Мэри Кейт не стала придерживать дверь, и та захлопнулась за ее спиной. – А ты?

– Точно так же. – Не сводя глаз с Мэри Кейт, Шон разложил по тарелкам жареную картошку.

За годы учебы в университете младшая сестра Бренны расцвела необыкновенно. Ей сейчас лет двадцать, подумал Шон, и хорошенькая, как картинка. Чуть выше Бренны и покруглее в груди и бедрах. Фигурка выгодно подчеркнута темно-зеленым нарядным платьем. Пышные волосы до подбородка, более светлые и золотистые, чем у Бренны. Глаза серовато-зеленые и очень умело подкрашенные.

– Выглядишь потрясающе. – Шон сунул готовые блюда в шкафчик с подогревом, чтобы не остыли, и – не прочь поболтать – прислонился спиной к стене. – Когда же ты успела так вырасти? Должно быть, отбою нет от парней?

Мэри Кейт рассмеялась, стараясь казаться взрослой женщиной, а не смешливой девчонкой. Она влюбилась в Шона Галлахера совсем недавно, но очень сильно, и его слова ее воодушевили.

– Ой, со всей этой работой в отеле мне даже отбиваться некогда.

– Тебе нравится работать там?

– Очень. Загляни как-нибудь. – Мэри Кейт приблизилась к нему. Каждое ее движение было непринужденным и соблазнительным. Расчетливо непринужденным и соблазнительным. – Возьми выходной, и я угощу тебя в ресторане отеля.

– Хорошая мысль. – Шон подмигнул ей, отчего ее сердце забилось быстрее, и отвернулся к духовке проверить запеканку.

Мэри Кейт подошла еще ближе

– Какой изумительный аромат. Ты так вкусно готовишь, не то, что большинство мужчин.

– Если мужчина или женщина, коли на то пошло, плохо готовит, то лишь потому, что знает: кто-то придет и прогонит их с кухни, чтобы сэкономить время и нервы.

– Ой, какой ты умный, – благоговейно выдохнула Мэри Кейт. – Но я уверена, что и ты бы не отказался, если бы кто-нибудь время от времени готовил тебе еду и ухаживал за тобой. Нельзя же вечно крутиться самому.

– Конечно, не отказался бы.

Когда Бренна вошла в кухню через заднюю дверь, первое и единственное, что она увидела: Шон Галлахер, улыбающийся ее сестре, пожиравшей его восторженными глазами.

– Мэри Кейт! – Ее окрик прозвучал, как удар хлыста. Сестрица отшатнулась от Шона, залившись ярким румянцем. – Что ты делаешь?

– Я… я просто разговариваю.

– Нечего торчать здесь в выходном платье и отвлекать Шона.

– Она меня не отвлекает. – Шон, привычный к нагоняям старшего брата, ободряюще похлопал Мэри Кейт по щеке, но не заметил, как мечтательно затуманились ее глаза.

Но это заметила Бренна. Скрежеща зубами, она подскочила к Мэри Кейт, крепко ухватила ее за руку и потащила к двери.

От унижения Мэри Кейт совсем забыла об образе взрослой искушенной женщины, который так старательно создавала.

– Отпусти меня, противная задира! – завизжала она, пытаясь вырваться из железной хватки. Увлекшись сражением, сестры чуть не сбили с ног Дарси. – Что с тобой? Ты не имеешь права! Я пожалуюсь маме.

– Отлично. Валяй, жалуйся. – Не останавливаясь и не ослабляя хватку, Бренна притащила сестру в комнатку за барной стойкой и захлопнула дверь. – Беги хоть сейчас, идиотка, а я расскажу маме, как ты вешалась на Шона Галлахера.

– Я не вешалась. – Освободившись наконец, Мэри Кейт шмыгнула носом и демонстративно расправила рукава своего лучшего платья.

– Когда я вошла, ты разве что не кусала его за шею. Какой бес в тебя вселился? Парню почти тридцатник, а тебе всего двадцать. Ты хоть понимаешь, на что напрашиваешься, когда трешься сиськами о мужчину?

Мэри Кейт презрительно посмотрела на мешковатый свитер сестры.

– У меня хоть есть сиськи.

Удар пришелся по самому больному. Бренна очень переживала оттого, что у всех ее сестер, включая юную Эллис Мей, бюсты гораздо пышнее ее собственного.

– С тем большим уважением ты должна к ним относиться и не совать их мужику в физиономию.

– Не ври! Я не делала ничего подобного. И я не ребенок, чтобы выслушивать нотации от таких, как ты, Мэри Бренна О’Тул. – Мэри Кейт распрямилась, расправила плечи. – Я взрослая женщина. Я закончила университет. Я делаю карьеру.

– Прекрасно. Значит, ты уже не прыгаешь на первого понравившегося мужчину, чтобы поразвлечься.

– Он не первый. – Мэри Кейт усмехнулась и, заметив холодный прищур Бренны, взбила рукой волосы. – Но он мне нравится, и не вижу причин скрывать это от него. Это мое дело, Бренна. Не твое.

– Ну, нет. Ты – мое дело. Ты еще девственница?

Неподдельное возмущение, вспыхнувшее в глазах Мэри Кейт, убедило Бренну в том, что ее сестра не бегала голой по коридорам Дублинского университета, но она не успела даже вздохнуть с облегчением.

– Что ты о себе возомнила, черт побери? – взорвалась Мэри Кейт. – Мои романы касаются только меня. Ты не моя мать и не мой духовник, так что не суй нос в чужие дела.

– Ты мне не чужая.

– Не лезь в это, Бренна. Я имею право разговаривать с Шоном и встречаться с ним или с любым, с кем захочу. А если ты думаешь, что можешь бегать к маме и жаловаться на меня, посмотрим, что она скажет, когда узнает, как вы с Дарси играли в покер на деньги.

– Это было сто лет назад, – отмахнулась Бренна, но сердце тревожно заныло. Мама не станет считать, как давно это было. – Безобидное ребячество. А вот то, что я увидела на кухне, далеко не безобидно, Мэри Кейт. Это глупо. Я не хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль.

– Я вполне могу о себе позаботиться. – Мэри Кейт гордо вскинула голову. – Если ты завидуешь, что я как женщина привлекаю мужчину, а не хочу сама стать мужиком, это твоя проблема. Не моя.

Этот удар оказался таким же метким, как и первый, но более неожиданным. Бренна оцепенела и почувствовала острую боль в сердце, когда Мэри Кейт выскочила из каморки и захлопнула за собой дверь. Слезы, жалящие, словно пчелы, подступили к глазам, захотелось свернуться на старом плетеном стуле и наплакаться вволю.

Она вовсе не хочет быть мужиком, она просто такая, какая есть.

Она всего лишь хотела защитить сестру. Остановить ее прежде, чем необдуманный поступок приведет к обиде. Или к чему похуже.

Во всем виноват Шон, решила Бренна. Правда, внутренний голос нашептывал совершенно другое, но она предпочла не слушать. Шон виноват в том, что влюбил в себя ее юную неопытную сестру. Надо немедленно с ним разобраться.

Она выскочила из каморки, отмахнулась от Эйдана, попытавшегося остановить ее и выяснить, что случилось, и, когда вошла в кухню, ее глаза сверкали, но уже не беспомощными слезами. В них пылала жажда мести.

– Бренна! С чего это ты накинулась на Мэри Кейт? Мы просто…

Шон умолк. Бренна подошла так близко, что даже наступила на его ногу носком своего тяжелого ботинка.

– Руки прочь от моей сестры!

– Боже милостивый, ты о чем?

– Ты прекрасно знаешь, о чем, проклятый распутник. Ей всего двадцать лет. Она почти девчонка!

– Что? – Шон успел перехватить ее кулак, нацеленный прямо в его сердце. – Что?

– Если ты думаешь, что я буду спокойно стоять и смотреть, как ты добавляешь ее в список своих девиц, ты жестоко заблуждаешься.

– Мой… Мэри Кейт? – Шон испытал шок, но сразу вспомнил, как девочка… нет, девушка, улыбалась и хлопала ресницами. – Мэри Кейт, – задумчиво повторил он, улыбнувшись.

Бренна вскипела.

– Убери эту мерзкую улыбочку со своего лица, Шон Галлахер, или клянусь, я поставлю фонарь под твоим глазом, а может, и под обоими.

Увидев два вскинутых кулака, Шон предусмотрительно сделал шаг назад и выставил перед собой руки. Те деньки, когда он мог запросто вступить с ней в драку, давно миновали.

– Бренна, успокойся. Я никогда не касался ее, мне и в голову это не приходило. Я никогда не думал о ней в этом смысле, пока ты не взбесилась. Бога ради, я же видел ее в памперсах.

– Она теперь не в памперсах.

– Ну да, – подхватил он с неуместным одобрением. В общем, некого было винить, кроме самого себя, когда в его живот вонзился кулак. – Господи, Бренна, нельзя винить мужчину за восхищение.

– Моей сестрой восхищайся издалека. Если сделаешь хоть одно движение в ее сторону, обещаю, я переломаю тебе ноги.

Шон редко терял самообладание, однако почувствовал, что вот-вот сорвется. Чтобы покончить с нелепым спором, он подхватил Бренну под локти, приподнял, увидел в ее глазах растерянность и гнев.

– Не угрожай мне! Если бы я заинтересовался Мэри Кейт, то не стал бы спрашивать тебя. Это ты понимаешь?

– Она моя сестра, – начала Бренна, но Шон пресек ее объяснения, резко встряхнув.

– И это дает тебе право ставить в неловкое положение ее и избивать меня только за то, что мы стояли на кухне и разговаривали? Ну, сейчас я стою здесь и разговариваю с тобой, как и тысячи раз раньше. Я сорвал с тебя одежду? Я трахнул тебя? – Отпустив ее, Шон отвернулся, и это принесло ей невыразимую боль. – Постыдилась бы ты своих мыслей, – еле слышно добавил он.

– Я… – Бренна сглотнула комок в горле, сквозь подступившие слезы не увидев вошедшую Дарси. – Мне надо идти, – наконец выдавила она и бросилась к задней двери.

Дарси поставила поднос с грязной посудой, повернулась и строго посмотрела на брата.

– Шон, какого черта ты довел Бренну до слез?

В нем боролись гнев, чувство вины и еще что-то, в чем он пока не мог разобраться.

– Заткнись! Слишком много женщин для одного вечера. Я сыт вами по горло.

Бренна давно не испытывала такого стыда, давно не чувствовала себя такой несчастной. Она огорчила, обидела, оскорбила двух очень близких людей. Она влезла не в свое дело.

Нет, не так. Это ее дело. Мэри Кейт бесстыдно кокетничала с Шоном, а он ничего не замечал.

Как всегда.

Однако он недолго оставался бы в блаженном неведении. Мэри Кейт красива, обаятельна, умна. И давно не девчонка, а девушка в расцвете своей красоты.

Защита младшей сестры – дело благое. Только метод она выбрала неверный. Потому что – пора уже признаться – она вела себя как последняя эгоистка, как женщина, защищающая свою территорию.

Чего Шон тоже не заметил.

Она все испортила, ей и исправлять. Необходимо с ними помириться.

Бренна долго бродила по берегу. Ей нужно было выплакаться, хорошенько подумать, успокоиться. И дождаться, когда родители лягут спать. Тогда она вернется домой и поговорит с Мэри Кейт наедине.

Над парадной дверью горел фонарь, светилось окно прихожей. Бренна не стала выключать свет, так как Пэтти, скорее всего, еще не вернулась с субботнего свидания.

Еще одна свадьба, думала Бренна, стаскивая куртку и кепку. Снова суета и капризы, и реки слез над цветами и образцами тканей для свадебного платья.

Лично она, хоть убей, не могла понять, зачем разумному человеку возиться со всей этой ерундой. Морин, прежде чем отправиться к алтарю, всю семью поставила на уши. Теперь история повторяется.

Нет, кто спорит, Морин выглядела чудесно. В пышном белом платье и кружевной фате, которую их мама надевала в день своей свадьбы, Морин просто светилась счастьем. Бренне и без того было не по себе в нарядном платье подружки невесты, а при виде словно парящей на волнах любви сестры ей стало еще хуже.

Уж если она сама решит броситься в омут – а поскольку она хочет детей, то в конце концов выйти замуж придется, – ее девизом будет простота.

Конечно, церковного обряда не избежать, ведь и мама, и папа хотят видеть у алтаря всех своих дочерей, но, будь она проклята, если месяцами будет листать каталоги и разглядывать платья, обсуждать преимущества роз над тюльпанами и так далее и тому подобное.

Она просто наденет мамино свадебное платье с фатой и, может, сама сделает букетик из любимых маргариток. И пройдет под руку с папой к алтарю под звуки флейт и старого органа. А потом они устроят вечеринку прямо здесь, в доме. Большую, шумную, веселую.

Бренна остановилась перед дверью в комнату младших сестер Мэри Кейт и Эллис Мей и покачала головой. Какие глупости! С чего это она вообще стала про это думать?

Она проскользнула в комнату, благоухающую духами и косметикой, вгляделась в темноту и тихонько подошла к кровати у окна.

– Мэри Кейт, ты не спишь?

– Не спит. – На фоне противоположного окна темным пятном обозначилась взлохмаченная голова Эллис Мей. – И должна предупредить, что она тебя ненавидит, и будет ненавидеть до своего последнего дня на этой земле, и еще она с тобой не разговаривает.

– Спи.

– Как я могу заснуть, когда она ворвалась сюда, как чокнутая, и все уши мне прожужжала, как ты ее обидела. Ты правда выволокла ее из кухни Галлахеров и обругала?

– Нет.

– Да, – послышался ледяной голос Мэри Кейт. – И, пожалуйста, скажи ей, Эллис Мей, пусть немедленно вытряхнет свою тощую задницу из моей спальни.

– Она сказала, чтобы ты…

– Я слышала. И никуда я не уйду.

– Если не уйдет она, уйду я. – Мэри Кейт приподнялась, но Бренна пригвоздила ее к кровати.

Услышав шум борьбы и сдавленные проклятия, Эллис Мей приподнялась на кровати и включила ночник, чтобы понаблюдать за схваткой.

– Кейти, тебе Бренну не одолеть, ты дерешься, как девчонка. Неужели ты забыла все, чему она нас учила?

– Лежи спокойно, дурья башка. Как я могу извиниться перед тобой, Мэри Кейт, если ты пытаешься откусить мне руку?

– Не нужны мне твои чертовы извинения!

– Ну, ты их получишь, даже если придется воткнуть их в твою глотку. – Разозленная, растерянная, Бренна сделала самое простое: уселась на сестру.

– Ой, наша Бренна плачет! – Эллис Мей, самое жалостливое сердце во всей Ирландии, выскользнула из своей постели и обняла Бренну. И нежно поцеловала ее сначала в одну щеку, потом в другую. – Ну, полно, полно. Все уладится, дорогая, вот увидишь.

– Маленькая мама, – прошептала Бренна и снова чуть не разрыдалась. Ее самая младшая сестра как-то незаметно превратилась из ребенка в тоненькую, хорошенькую девушку. Ну, это не сегодняшняя забота. – Иди в кровать, лапочка, замерзнешь.

– Я посижу здесь. – Эллис Мей забралась на кровать Мэри Кейт и уселась у нее в ногах. – И помогу тебе. Если она виновата в твоих слезах, то пусть хотя бы выслушает тебя.

– Это она довела меня до слез, – возмутилась Мэри Кейт.

– Ты ревела со злости, – строго сказала Эллис Мей, точно как Молли.

– В моих слезах тоже была злость. – Бренна вздохнула и обняла одной рукой Эллис Мей. – Она имела право злиться на меня. Я неправильно себя вела. Мне очень жаль, прости меня, Кейт, за все, что я сделала и сказала.

– Ты не шутишь?

– Ни в коем случае. – Слезы снова подступили к глазам. – Я просто люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – прорыдала Мэри Кейт. – Мне тоже очень жаль, я говорила тебе ужасные вещи. Я так вовсе не думаю.

– Ерунда. – Бренна подвинулась, и Мэри Кейт бросилась в ее объятия. – Я же тревожусь о тебе. Я знаю, что ты выросла, но никак не привыкну к этому. С Морин и Пэтти попроще. Морин всего на десять месяцев моложе меня, а еще через год родилась Пэтти. Но вы двое… Я хорошо помню, как вы родились, с вами все иначе.

– Но я же не делала ничего плохого у Галлахеров.

– Я знаю. – Бренна закрыла глаза. – Ты так красива, Кейти, и, наверное, тебе интересно пробовать свои силы. Я только хочу, чтобы ты ставила опыты на ровесниках.

– А я так и делаю. – Мэри Кейт подняла голову с плеча Бренны и улыбнулась. – Но думаю, что готова перейти на следующий уровень.

– О, Дева Мария! Кейти, ответь мне на один вопрос. Ты вообразила, что влюблена в Шона?

– Я не знаю. – Мэри Кейт передернула плечиками. – Может быть. Он такой красивый, как рыцарь на белом коне. И похож на поэта, такой романтичный и задумчивый. Он смотрит прямо в глаза. Многие парни смотрят ниже, и сразу ясно, что они думают не о тебе, а как бы забраться под твою блузку. Бренна, а ты замечала, какие у него руки?

– Руки? – Бренна мысленно вздохнула. Широкие ладони, длинные, ловкие пальцы. Очень красивые руки.

– Как у художника, и невозможно равнодушно смотреть на них, сразу представляешь, как он касается тебя, и таешь.

– Да, – выдохнула Бренна и тут же спохватилась: – Послушай, Мэри Кейт. Шон красив, и я могу понять, как его красота… э… будоражит кровь, но, пожалуйста, будь поосторожней.

– Хорошо.

– Ну, вот и помирились. – Эллис Мей расцеловала обеих сестер. – А теперь уходи, Бренна, должны же мы выспаться.

Бренна долго не могла заснуть, а когда наконец заснула, то увидела сны, странные, сумбурные. Правда, некоторые сцены были такими реальными, словно все происходило наяву.

Красавец в серебристой одежде с длинными иссиня-черными волосами, разметавшимися на ветру, летит по ночному звездному небу верхом на белом крылатом коне. Он поднимается все выше и выше к мерцающему белому диску луны, с которого будто капают слезы. Слезы превращаются в жемчужины, и всадник собирает их в серебряный кошель.

А вот он стоит перед Красавицей Гвен у домика на волшебном холме и бросает жемчужины к ее ногам. «Это слезы луны. Они – мое томление по тебе. Прими их, прими меня».

Но Гвен отвернулась от него, скрывая свои слезы, отказалась от него, отвергла его. И жемчужины, мерцавшие в траве, превратились в луноцветы.

И почему-то не Гвен, а сама Бренна собрала их в ночи, когда раскрылись нежные белые лепестки, и положила на крыльцо у двери коттеджа, оставила их для Шона, потому что ей не хватило смелости войти внутрь. И отдать их ему.

Ночные видения преследовали ее весь следующий день. После мессы, задумчивая, с ввалившимися от недосыпа глазами, она разобрала старую газонокосилку, повозилась с мотором своего грузовика, хотя никакая наладка ему не требовалась, и лежала под старой маминой машиной, меняя масло, когда увидела сапоги отца.

– Твоя мама попросила выяснить, что у тебя на уме, пока ты не вытащила мотор из этой развалины.

– Я просто смотрю, что требует замены.

– Понятно. – Майкл, кряхтя, забрался под машину и растянулся рядом с дочерью. – Так ты не тоскуешь?

– Может, и тоскую. – Бренна молча работала пару минут, зная, что отец не будет ее торопить, подождет, пока она соберется с мыслями. – Можно, я кое о чем тебя спрошу?

– Ты знаешь, что можно.

– Чего хотят мужчины?

Мик поджал губы, с удовольствием наблюдая, как быстро и ловко дочка управляется с гаечным ключом.

– Ну, больше всего хорошую женщину, постоянную работу, горячую еду и пинту пива в конце удачного дня.

– Меня интересует первое. Чего мужчина хочет от женщины?

– А, понятно. – Мик смутился, даже запаниковал и стал поспешно выбираться из-под машины. – Я позову твою маму.

– Ты мужчина, а не она. – Поймав отца за ногу, Бренна пресекла его попытку к бегству. Мик попытался вывернуться, но Бренна держала крепко. – Я хочу услышать от мужчины, что он ищет в женщине.

– Ага… ну… здравый смысл! – воскликнул Мик слишком бодро, даже на его взгляд. – Это отличное качество. И терпение. Это тоже очень важно. Когда-то мужчина хотел, чтобы женщина создавала уют в его доме, но в наше время – а с пятью дочерьми захочешь, да не забудешь, что живешь в современном мире, – мужчине нужен партнер, так сказать. Помощница. – Мик ухватился за это слово, как схватился бы за брошенную ему веревку, если бы стоял на осыпающемся узком уступе над пропастью. – Мужчине нужна помощница, спутница жизни.

Оттолкнувшись пятками, Бренна выползла из-под машины, но ногу отца не отпустила. Она чувствовала, что он удерет, только дай ему шанс.

– Я думаю, мы оба понимаем, что я имела в виду не здравый смысл, не терпение и не взаимопомощь.

Его лицо порозовело, затем побледнело.

– Я не буду говорить с тобой о сексе, Мэри Бренна, так что немедленно выброси эту мысль из своей головы. Я не собираюсь говорить о сексе со своей дочерью.

– Почему? Я же знаю, что ты занимался сексом, иначе меня бы здесь не было, так ведь?

– Неважно. Не буду, и все тут, – упрямо произнес Мик и крепко сжал губы.

– Если бы я была сыном, а не дочерью, мы могли бы это обсудить?

– Ты не сын, и точка. – В подтверждение своих слов Мик сложил руки на груди. И стал похож на рассерженного гнома. Интересно, промелькнуло в голове у Бренны, не он ли вдохновил Джуд на один из ее рисунков?

– И как я могу избавиться от мыслей о том, что нельзя обсуждать?

Поскольку Мику в данный момент было не до логики, он хмуро таращился вдаль.

– Если тебе приспичило говорить о таких вещах, поговори со своей матерью.

– Ладно, забудь. – Бренна решила подобраться к отцу с другой стороны. Не он ли учил ее, что к любой работе всегда найдется не один подход? – Расскажи мне о другом.

– Совсем о другом?

– Можно и так сказать. – Бренна улыбнулась ему, похлопала по ноге. – Мне вот интересно: если бы ты что-то хотел, и довольно давно, как бы ты поступил?

– Если я что-то хочу, почему у меня этого еще нет?

– Потому что ты пока не делал настоящих попыток это получить.

– И почему же? – Мик поднял рыжеватые брови. – Я что, ненормальный или просто глупый?

Бренна на секунду задумалась, но решила не обижаться. Откуда ее папочке знать, что он только что оскорбил своего первенца?

– В этом случае, может, немного того и другого.

Радуясь, что разговор свернул в безопасное русло, Мик ухмыльнулся.

– Тогда я бы перестал быть умственно отсталым и глупым и нацелился бы на то, чего хочу, а не ходил бы вокруг да около. Если О’Тул целится, то всегда бьет в яблочко.

Близко к истине, мысленно согласилась Бренна, во всяком случае, ожидаемо.

– А если ты немного нервничаешь или не совсем уверен в своих силах?

– Девочка, если ты не попытаешься добиться того, чего хочешь, ты никогда это не получишь. Если ты не задашь вопрос, то и ответа не будет. Если ты не сделаешь шаг вперед, так и будешь топтаться на месте.

– Ты прав. – Бренна схватила отца за плечи, оставив на его рубашке масляные отметины, и крепко поцеловала. – Папочка, ты всегда прав, и ты сказал то, что я хотела услышать.

– Ну а для чего же еще нужен отец, в конце концов?

– Пап, ты не мог бы закончить здесь? Я не люблю бросать на полдороге, но у меня образовалось срочное дело.

– С удовольствием. – Мик забрался под машину и, обрадованный тем, что успокоил дочурку, насвистывая, принялся за работу.

5

Шон заварил крепкий-крепкий чай, достал вчерашние булочки, принесенные из паба. До смены оставался еще час, и он намеревался не спеша съесть свой скромный завтрак, прочитать газету, купленную после мессы.

Из радиоприемника, примостившегося на рабочем столе, доносились народные мелодии, в кухонном камине потрескивал, облизывая торфяные брикеты, огонь. Шон чувствовал себя как в раю, в личном маленьком раю на земле.

Совсем скоро он снова будет готовить еду для воскресных толп, а Дарси – сновать между кухней и посетителями, подкалывая его, как обычно, чтобы не расслаблялся. И кто-нибудь обязательно заглянет к нему поболтать. Вечером на часок-другой придет Джуд, и он хорошенько накормит ее. В ее положении она должна правильно питаться.

Шон не возражал против шума и суеты, но, если бы не редкие часы одиночества, наверное, его мозги взорвались бы. Он с удовольствием прожил бы в коттедже до конца своих дней в компании своего кота, любившего поваляться у камина.

Тихое пение труб и флейт не мешало его размышлениям, он даже начал постукивать ногой в такт мелодии, но от громкого стука в заднюю дверь его сердце чуть не выскочило из груди. Шон повернул голову.

Упершись в стекло массивными лапами, свесив длинный язык, на него смотрела большая рыжая собака. Шон покачал головой, но поднялся и пошел открывать дверь. Он любил Бетти, собаку О’Тулов. Она, в общем-то, никогда ему не мешала. Немного ласки, и Бетти, довольная, растягивалась у камина или под столом и задремывала.

Велзи выгнул спину и зашипел, но скорее по привычке, чем от злости. Поскольку терпеливая Бетти не обращала на него внимания, кот обычно поджимал хвост и принимался умываться.

– Гуляешь? – спросил Шон, впуская в кухню Бетти вместе с холодным влажным воздухом. – Ну, добро пожаловать. Могу поделиться булочкой и теплом, а Велзи пусть ворчит сколько хочет. – Уже закрывая дверь, Шон заметил в саду Бренну.

Сначала он почувствовал легкую досаду, ибо это существо не удовольствуется поглаживанием и почесыванием, а потребует разговора. Однако он придержал дверь, пристально глядя на нежданную гостью.

Парочка огненных кудряшек выбилась из-под кепки и трепетала на ветру. Губы крепко сжаты, видимо, Бренна злится на него или на кого другого. Кстати, разозлить ее довольно легко… И все же красивые у нее губы, если дать себе труд хорошенько присмотреться.

А еще он отметил, что для такой маленькой женщины у нее очень размашистая походка. И решительная. Бренна шагает так, будто у нее всегда полно дел и ей не терпится поскорее с ними покончить. Хорошо зная Бренну О’Тул, Шон не сомневался, что она немедленно выложит ему все, что у нее накипело.

Бренна обошла грядку с пряными травами, которую он намеревался расширить до полноценного огорода, вскинула голову и в упор посмотрела на него. Ее щеки горели румянцем, наверное, от ветра.

– Добрый день тебе, Мэри Бренна. Если ты гуляешь со своей собакой, похоже, ей надоело. Она уже лежит под моим столом, а Велзи делает вид, что ему нет до нее никакого дела.

– Это она за мной увязалась.

– Разумеется, и если бы ты иногда прогуливалась, а не маршировала, может, она и терпела бы тебя подольше. Заходи, не стой на ветру. – Бренна поднялась на крыльцо, и Шон уже хотел посторониться, как замер, принюхался. Улыбнулся. – Ты пахнешь цветами и чем-то вроде колесной мази.

– Машинное масло и духи, которые Эллис Мей вылила на меня утром.

– Потрясающее сочетание. – И очень в духе Бренны О’Тул, мысленно добавил он. – Хочешь чаю?

– Хочу. – Бренна сняла куртку, закинула ее на вешалку и, запоздало вспомнив о кепке, сдернула и ее.

Как всегда при виде рассыпавшейся огненной копны волос, Шон внутренне вздрогнул. Глупо, подумал он, отходя к плите. Он же знает, что они там, под этой дурацкой кепкой, но каждый раз, когда они вырываются на свободу, испытывает нечто вроде шока.

– У меня есть булочки.

– Нет, спасибо. – Бренна с трудом удержалась, чтобы не раскашляться. Говорить было трудно, горло словно забило чем-то густым и горячим. Она села за стол, откинулась на спинку стула, непринужденно, как она понадеялась. Правдоподобный предлог для своего вторжения она сочинила по дороге: – Я подумала, может, ты хочешь, чтобы я на этой неделе посмотрела твою машину. Она ужасно тарахтела, когда я ее слышала в последний раз.

– Не возражаю, если у тебя найдется время. – Велзи потерся о ноги Бренны и вскочил к ней на колени. Только ее из всех людей неуживчивый кот удостаивал внимания. Наверное, чувствовал родственную душу. – Мне казалось, ты слишком занята с детской в большом доме.

Бренна погладила кота по голове, и тот заурчал, как товарный поезд.

– Я найду время.

Шон сел напротив Бренны и, когда Бетти подпихнула его под руку, скормил ей полбулочки.

– Как продвигается ремонт?

Пожалуй, Бренна ему совсем не мешает. Приятно сидеть в теплой кухне с симпатичной девушкой и мирно урчащими животными.

– Все прекрасно. Джуд не требует ничего особенного. Тут подделать, там подкрасить. Но, как всякая нормальная женщина, она считает, что по сравнению с новой детской остальные комнаты теперь покажутся запущенными. Она хочет освежить главную спальню.

– А что не так со спальней?

Бренна пожала плечами:

– На мой взгляд, ничего, но Джуд и Дарси уже придумали кучу переделок. Переклеить обои, покрасить плинтуса и карнизы, отциклевать полы. Не успела я похвалить вид из фасадных окон, как Джуд сказала, что мечтает о диванчике под окном. Я начала объяснять, что для этого нужно, и, не успела опомниться, как она попросила меня сколотить его.

Бренна рассеянно взяла оставшийся кусок булочки.

– Держу пари, мы с отцом потихоньку обновим все комнаты в доме. Джуд так просто не успокоится. Можно сказать, она вьет свое гнездо.

– Ну, если ей нравится и Эйдан не возражает… – Шон умолк, представив, каково это жить под удары молотка и визг пилы. Лично он бы, наверное, не выдержал.

– Возражает? – Бренна рассмеялась. – Если он вдруг застает нас за обсуждениями, то расплывается в идиотской улыбке. Джуд его заворожила. Если бы она сказала, например, пусть Бренна перевернет этот дом вверх дном, он бы и глазом не моргнул. – Бренна вздохнула, отпила чай. – Так приятно смотреть на них.

– Он ждал ее. – В ответ на изумленный взгляд Бренны Шон кивнул. – Конечно, ждал. Надо было только внимательнее смотреть. Что-то щелкнуло, когда она вошла в паб в тот первый вечер. Жизнь изменилась, хотя ни один из них еще не знал.

– А ты знал?

– Ну, не стану утверждать, что предвидел заранее, просто знал, что все изменится.

– А ты чего ждешь?

– Я? – удивился Шон. – Ничего. Мне и так хорошо.

– Вот в чем твоя беда, Шон. – Бренна подалась вперед и ткнула в него пальцем. – Привычка завела тебя в болото, а ты и не заметил, потому что витаешь в облаках.

– Зато это мое болото, и мне в нем уютно.

– Ты должен взять на себя ответственность. – Бренна вспомнила отцовские слова. – Ты должен двигаться вперед. Если не идти вперед, так и будешь топтаться на месте.

Шон поднял свою кружку.

– Но мне нравится это место.

– А я готова к переменам, готова идти вперед. – Бренна прищурилась. – И я не прочь взять ответственность на себя, если по-другому не получается.

– И за что же ты хочешь взять на себя ответственность?

– За тебя. – Бренна выпрямилась, решив не обращать внимания на его ухмылку. – Я думаю, мы должны заняться сексом.

Шон поперхнулся, закашлялся, выплеснул горячий чай на руку, на газету. Бренна резко поднялась с места и, спихнув с колен обиженного Велзи, подскочила к Шону и треснула его по спине.

– Не такая уж страшная мысль.

– Господи! Боже милостивый! – Пока он приходил в себя, Бренна вернулась на свое место. Шон долго молчал и наконец произнес: – Как можно говорить такое?

– А чего ходить вокруг да около? – Старательно подавляя страх и раздражение, Бренна изо всех сил вцепилась в спинку стула. – Дело в том, что я тебя хочу. Страшно хочу уже некоторое время. – Его изумленная физиономия и отвисшая челюсть подвели Бренну опасно близко к последней черте. – Ты что думал? Только мужчины имеют право утолять похоть, когда невмоготу?

Ничего подобного он не думал. Но и поверить не мог, что можно вот так запросто явиться к парню на кухню и предложить заняться сексом.

– Что бы подумала твоя мама, если бы услышала тебя?

Бренна вскинула голову.

– Но ведь ее здесь нет, не так ли?

Шон выскочил из-за стола, отбросив стул и испугав Бетти, и бросился к двери.

– Я должен проветриться.

Бренна медленно, глубоко задышала, пытаясь унять волнение. Выдержка и здравый смысл боролись с обидой секунд десять и, поджав хвосты, покинули поле битвы.

Как он посмел! Как он посмел, черт побери! Неужели она такая уродина, что страшно даже подумать о том, чтобы переспать с ней? Неужели, чтобы Шон Галлахер ее заметил, она должна вертеться перед ним с раскрашенной физиономией и в коротких юбчонках? Ну уж нет!

Бренна вышла вслед за ним.

– Если тебя это не интересует, так и скажи.

Она догнала его, преградила ему дорогу. Шон легко разрешил эту проблему: развернулся и пошел в другую сторону.

К счастью для него, у Бренны в руках не было оружия.

– Попробуй только сбежать от меня, трусливый пес.

Не остановившись, Шон раздраженно оглянулся через плечо:

– Постыдись, Бренна!

Он был оскорблен до глубины души и, если честно признаться самому себе, возбужден. Он всегда запрещал себе думать о ней в этом плане. Ну, может, раз или два его мысли сворачивали в эту сторону, однако он поспешно возвращал их в привычное русло. И именно это он намерен сделать сейчас.

– Стыдиться? – Ее голос взметнулся. – Да кто ты такой, чтобы стыдить меня?

– Я мужчина, которому ты только что предложила себя с той же легкостью, с какой предлагала пиво и чипсы.

Бренна побледнела, как мел, но не отступила.

– Ты и правда так думаешь? Думаешь, что я дешевка? Тогда тебе должно быть стыдно.

Шон увидел в ее глазах жгучую обиду и смутился еще больше.

– Бренна, нельзя просто подойти к мужчине и предложить заняться сексом. Это неправильно.

– А мужчине, значит, можно предлагать секс женщине?

– Нет, и это неправильно. Это… это должно быть… Матерь Божья, я не могу говорить об этом с тобой. Ты же мне как родня.

– Почему мои знакомые мужчины не могут говорить о сексе, как о любой другой функции человеческого организма? И я тебе не родня.

Шон попятился. Может, он и трус, но он еще и осторожный человек.

– Не подходи ко мне.

– Если ты не хочешь переспать со мной, просто скажи, что я не привлекаю тебя как женщина.

– Я о тебе не думаю в этом смысле. – Он отступил еще на шаг и наступил на свою грядку. – Ты мне как сестра.

Бренна улыбнулась, и ее улыбка не предвещала ничего хорошего.

– Но не кровная сестра, не так ли?

Ветер взметнул ее волосы, и Шону нестерпимо захотелось коснуться их. Он и коснулся бы, как сотни раз прежде, когда и его желание, и этот жест были вполне невинными, только вряд ли в их отношениях хоть что-то теперь останется невинным.

– Да, ты права, но я так думал о тебе, старался так думать о тебе всю жизнь. И ты считаешь, что я могу сразу все забыть и… я не могу, – заявил он, снова почувствовав желание уже другого рода. – Это неправильно.

– Не хочешь заняться со мной сексом, как хочешь. – Бренна холодно кивнула. – Желающие и без тебя найдутся. – С этими словами она развернулась и решительно направилась прочь.

– Погоди! – При необходимости и он умел двигаться стремительно и – не успела Бренна сделать и пары шагов – ухватил ее за руку, повернул к себе и так же крепко придержал другой рукой. – Если ты думаешь, что я отпущу тебя в таком настроении, ты ошибаешься. Я не позволю тебе уйти и наброситься на другого мужчину только потому, что ты злишься на меня.

Бренна заговорила так спокойно, так холодно, что он не заметил, как ее глаза вспыхнули гневом, а зря.

– Слишком много ты о себе возомнил, Шон Галлахер. Если я захочу быть с мужчиной, я с ним буду. И ты тут ни при чем. Может, тебя это удивит, но я занималась сексом, и мне это нравится. И я снова буду заниматься сексом, когда захочу.

Его будто ударили в солнечное сплетение.

– Ты… кто…

– Вот уж не твое дело, – прервала она с довольной улыбкой. – Отпусти меня! Мне больше нечего тебе сказать.

– А мне есть что сказать тебе. – Однако он не смог ничего придумать, поскольку в голове возник образ Бренны, обвившейся вокруг какого-то безликого мужика.

Она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза:

– Так ты хочешь трахнуться со мной или нет?

Солгать или сказать правду? Он ни на секунду не усомнился, что любой ответ отправит его прямо в ад, но решил, что ложь безопаснее.

– Нет.

– Тогда нам больше не о чем говорить. – Сгорая от стыда, кипя от ярости, Бренна отпрянула и вдруг… Может, ее подтолкнула гордость, может, нестерпимое желание, но она, не успев даже понять, что делает, кинулась к нему, обхватила руками шею, обвила ногами бедра и впилась губами в его рот. Шон пошатнулся и слегка прикусил ее губу. Раздался стон, Бренна не знала, его ли это был стон или ее, да это было и неважно. Вся ее ярость и отчаяние хлынули в это жаркое сплетение губ.

Она поймала его врасплох. Вот почему он не стряхнул ее. Да и какой мужчина инстинктивно не вцепится в эту изумительно упругую попку, в эту гибкую спину, не погрузит руки в эти чудные волосы?!

И он совершенно не ожидал, что у него перехватит дыхание. Не его вина, что ее аромат и вкус лишили его разума.

Он должен сдержаться. Ради нее он должен немедленно это прекратить, ну хотя бы через минутку. Чуть раньше, чуть позже, какая разница.

Даже порывы холодного ветра не могли остудить его. Солнце спряталось за облака, заморосил дождь. Все мысли покинули его, оставив лишь одно желание – отнести ее в дом, бросить на кровать и воспользоваться ее предложением.

Но она уже отстранилась, спрыгнула на землю. И сквозь туман, застлавший глаза, он увидел ее ухмылку.

– Ну, теперь ты знаешь, от чего отказался. – Возбужденный, опьяненный, он не нашел слов, а она спокойно одернула рукава своей рубашки. – Я посмотрю твою машину, когда выкрою время. А тебе пора в деревню. Ты опаздываешь на работу.

Застыв под моросящим дождем, он смотрел ей вслед и не шевельнулся, даже когда она и ее рыжая собака исчезли за холмом.

– Ты опоздал, – бросил ему Эйдан.

– Уволь меня или не мешайся под ногами.

И угрюмый тон, и резкие слова так не вязались с Шоном, что Эйдан примолк. Шон распахнул дверцу холодильника, вытащил яйца, молоко и мясо.

– Сложно уволить совладельца бизнеса.

Шон с размаху грохнул кастрюлю на плиту.

– Тогда выкупи мою долю. Чего ты ждешь?

Когда на верхней площадке лестницы появилась Дарси, Эйдан покачал головой. Дарси понимающе кивнула и скрылась за дверью.

– Шон, что случилось?

– Ничего не случилось. Мне надо подумать, и у меня полно работы.

– Насколько я знаю, ты всегда мог работать и молоть языком одновременно.

– Мне нечего сказать, а мясные пироги не ждут. Ладно, какой бес вселяется в женщин? – спросил Шон, отворачиваясь от плиты и хмуро глядя на брата. – То одно, то другое, и невозможно предугадать, когда они набросятся в следующий раз.

– Понятно. – Тревога Эйдана растаяла. Он налил себе чаю, прислонился к буфету и с веселым изумлением стал следить за бормочущим под нос братом. – Мы могли бы проговорить об этом весь день и полночи и даже не приблизиться к разгадке. Трудный вопрос. Но, по-моему, гораздо приятнее, когда под боком женщина, пусть даже создающая проблемы, чем жить в покое, но без женщины. Ты не согласен?

– В данный момент не согласен.

Эйдан рассмеялся.

– Ну, и кто же тебя расстроил?

– Никто. Неважно. Это просто смешно.

– Хм-м, не хочешь рассказывать. – Эйдан, задумавшись, отхлебнул чаю. – Значит, что-то серьезное.

– Легко тебе ухмыляться и поглядывать на всех свысока, – огрызнулся Шон. – Ты-то счастлив со своей Джуд Фрэнсис.

– Еще как счастлив, – согласился Эйдан. – Но так было не всегда, и, когда я зашел в тупик, именно ты дал мне хороший совет. Может, сам им воспользуешься, если не хочешь слушать меня?

– Мне сейчас не нужна никакая женщина, – пробормотал Шон. – Тем более эта. Эта вовсе не годится. – Он попытался не думать о неожиданном жарком поцелуе и обвившей его Бренне. – М-да, не годится, – повторил он, резко дергая ручку плиты, чтобы прикрутить огонь под кастрюлей с мясом.

– Тебе виднее, кто годится, а кто нет. Просто должен сказать, что приходит время, когда голова говорит тебе что-то, а другие части тела ее не слышат. Рядом с женщиной мужчина иногда превращается в неразумное дитя, хочет то, что не должен хотеть, и берет на себя больше, чем мог бы осилить. Даже если ты точно знаешь, что тебе кто-то не подходит, желание не пропадает.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.