Питер Мариц - юный бур из Трансвааля

Сейчас начнет светать, того и гляди нагрянут войска, пойдет у нас драка, а у тебя дело неотложное. Попадешься - тебе не сдобровать и делу ущерб. Эх, ловко мы подогнали эту штуку: теперь англичане начнут метаться - то ли с бурами воевать, то ли рабочих усмирять. Он громко захохотал. Питер Мариц любовался его освещенной пламенем пожара мощной фигурой, дышащим энергией лицом и живо представлял себе эту, фигуру на баррикадах далекого, неведомого Парижа. Как ни хотелось ему подольше остаться со своим другом, он понимал, что тот прав. С помощью своего товарища по заключению раздобыв лошадь, он на рассвете отправился в Блюмфонтен, столицу Оранжевой республики, крепко на прощанье обняв Октава. Вскоре он был уже по ту сторону границы оранжистов, в безопасности от английской полиции и, как-никак, среди буров, хотя и не трансваальских. Сердце его после всего пережитого особенно свежо чувствовало свободу, и весь он был исполнен смелых надежд и упований. На второй день пути, еще солнце стояло высоко, он завидел вдали зеленую столицу Оранжевой республики. Въехав в город, он сразу заметил какое-то особенное оживление. Люди сходились кучками, обменивались двумя-тремя словами и опять спешили куда-то. Прислушиваясь к этим уличным беседам, он понял вскоре причину оживления: война Трансвааля с Англией началась! Капландский генерал-губернатор сэр Геркулес Робинсон отклонил ультиматум бурского правительства, а губернатор Наталя и Трансвааля генерал Колли начал спешно укреплять гарнизоны трансваальских фортов. Тогда правительство буров объявило англичанам войну и немедленно открыло военные действия. О первом значительном столкновении и шли теперь оживленные толки на улицах Блюмфонтена. Сообщалось: 20 декабря буры атаковали отряд английской пехоты, направлявшийся под командой подполковника Анструтера из Люденбурга в Преторию. Подполковник отверг предложение, сделанное бурами, вернуть отряд в Люденбург. Буры предупредили, что ввиду объявления войны они силою принудят отряд вернуться восвояси. Командир отряда принял вызов, и стычка началась. Буры быстро охватили с трех сторон англичан и сразу же перестреляли всех офицеров исто двадцать солдат. Оставшиеся в живых двести шестьдесят человек поспешили сдаться. Тотчас же после этого началось восстание по всей стране, а гарнизоны Претории и Почефстрома оказались блокированы в своих фортах. Услышав об этих событиях, Питер Мариц решил немедля отправиться к президенту. Иоганн Бранд тотчас принял его. Это был человек преклонного возраста, С длинной седой бородой, с умными глазами и с выражением хитрой настороженности на лице. Внимательно и терпеливо выслушав молодого бура, который обстоятельно передал, с каким поручением направил его Крюгер и что произошло с ним в дороге, Бранд спокойно сказал: - Вот что, голубчик. Вы там воюете, но у нас здесь мир. Так и знай. И единственное, что я мог бы сделать, это лично тебе помочь некоторой суммой, чтобы ты мог вернуться домой, И только. Питер Мариц был поражен. - Господин президент! - воскликнул он, всеми силами стараясь сдержаться. Я слишком молод, чтобы надеяться вас переубедить, но все же я должен сказать, что мы, трансваальцы, смотрим на эту войну, как на общее дело всех буров, и у нас там верят в сочувствие и братскую помощь оранжистов, иначе президент Крюгер не послал бы меня к вам... - Нет, мой милый, об этом мы оставим толковать. Но если ты лично лишился средств при постигших тебя передрягах, то, пожалуй, я помогу тебе. Давай мы на этом закончим. Питер Мариц вспыхнул и вознамерился уже уходить, отказавшись от снисходительной помощи президента, как увидел в окно подъехавший экипаж, из которого вышел министр финансов трансваальского правительства буров Сварт, направляясь к крыльцу дома. Они знали друг друга, - Я боюсь, господин президент, - молвил Питер Мариц с достоинством, - что показался вам попрошайкой. Разрешите мне встретиться у вас со статс-секретарем Свартом, который сейчас поднимается на крыльцо вашего дома. Бранд кивнул головой. В это время Сварт уже входил в кабинет президента. Они обменялись любезными приветствиями. При виде Питера Марица Сварт очень удивился, но, узнав о постигших молодого бура злоключениях, горячо пожал ему руки я, обратясь к президенту, сказал: - Мне необходимо, господин президент, переговорить с вами о весьма важном деле. Прошу вас разрешить присутствовать при разговоре этому молодому человеку, оказавшему большие услуги нашей стране и обещающему еще больше сделать для нее в будущем. Когда Бранд согласился, Сварт продолжал: - Вам, конечно, известны все обстоятельства, приведшие нас к войне с Англией. Положение Оранжевой республики отличается от нашего только тем, что вы имеете собственное правительство и не видите внутри страны английских гарнизонов. Во всем остальном вы переживаете то же, что и мы. Англия отрезала нас со всех сторон от моря, от остального мира, душит в зачатке нашу промышленность и торговлю, обесценивает продукты, производимые нашими земледельцами, налагает на них громадные пошлины и т. д. Тем не менее мы все это терпеливо сносили, избегая столкновений и жертв. Но Англии и этого мало: она решила лишить нас всякой самостоятельности. Она наводнила нашу страну торгашами, спекулянтами, всякого рода хищниками, обирающими население, и, наконец, в угоду всем этим темным элементам нарушила торжественный договор с нами, объявив Трансвааль английской колонией. Вы хорошо понимаете, что вслед за нами та же участь постигнет и Оранжевую республику, ибо Англия не примирится с существованием в Южной Африке самостоятельного государства: с ее точки зрения, это дурной пример для соседних народов, стонущих под игом. Единственный выход из отчаянного положения - противопоставить насилию силу, ибо меры убеждения исчерпаны и оказались безрезультатны. Жребий брошен, мы начали войну и теперь просим братскую республику: поддержите нас! Пусть пока даже не оружием, а лишь провозглашением солидарности с нами. Для Англии это послужило бы предупредительным сигналом и, возможно, удержало бы ее от намерения сломить нас силой оружия. Был бы найден какой-нибудь выход, какой-нибудь компромисс. И это шло бы навстречу несомненному сочувствию населения Оранжевой республики к нам, трансваальским бурам. Бранд слушал эту горячую речь, склонив набок голову и глядя мимо своего собеседника. Затем он заговорил вкрадчивым голосом: - Господин статс-секретарь, сочувствие нашей республики, конечно, всецело на вашей стороне, но следует ли нам провозглашать солидарность с вами это еще вопрос. Англия может увидеть в таком акте присоединение наше к войне, со всеми последствиями, отсюда вытекающими. А между тем вы знаете, что традиционная политика нашей республики - это не рисковать. Мы окружены английскими владениями еще теснее, чем Трансвааль, и в случае войны английские войска могут вторгнуться к нам сразу с трех сторон. Успех же в войне с такой могущественной страной, как Англия, весьма сомнителен. Сейчас, правда, их армия здесь малочисленна, но что мы будем делать, когда через полтора месяца англичане сосредоточат здесь армию в двадцать тысяч человек? - Это не совсем так, любезный господин президент, - возразил Сварт. - Вам, вероятно, известно, что Англия жалеет теперь, что воевала с Сетевайо: потери не окупили приобретений. Ну, а с нами ей будет потруднее справиться, чем с Сетевайо. Разумеется, если Англия напряжет все свои силы, она нас раздавит, но пойдет ли она на это - вот вопрос. Если мы с первых же шагов дадим ей почувствовать, с каким врагом она связывается, то мы очень и очень надеемся, что английское правительство предпочтет принять почетные условия мира, которые мы ей предлагаем, чем рисковать большими жертвами. Кстати, в Лондоне теперь произошла смена министерства, а новый премьер, Гладстон, является сторонником более мирной политики, нежели его предшественник. Мы верим, что в самой справедливости нашего дела уже заключается огромная сила. - Это, пожалуй, верно, что Гладстон предпочтет мир продолжительной и обширной войне, но все же мы не можем согласиться на поспешное выступление. Мы не отказываемся от союза с Трансваалем, нет; но нам необходимо всесторонне обсудить это дело. Уверяю вас, господин статс-секретарь, что мы, члены правительства Оранжевой республики, весьма и весьма внимательно отнесемся к вашему предложению, - закончил Бранд беседу.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
      Война. Захват английского караула
      - Не нравится мне политика этого старика, - молвил Сварт, сходя с крыльца президентского дома. - Боюсь, что он будет выжидать, на чью сторону склонится военное счастье, чтобы затем сторговаться с победителем Как видно по всему, нам остается положиться на самих себя. Ну, не будем терять времени. Садись ко мне в экипаж; надобно поскорее добраться до Почефстрома, а затем и до Претории. Почефстром стал неузнаваем за короткое время. Англичане исчезли с улиц города, удалившись в другие места, а частью укрывшись в форте, осажденном бурами. Сюда, как в важный стратегический пункт близ натальской границы, отовсюду стекались большие силы вооруженных буров. Та же картина наблюдалась и в Претории. Здесь Питер Мариц, к великой радости, нашел у знакомого бура своего Скакуна и отцовское ружье, о судьбе которых он нет-нет да и тревожился. Не задерживаясь в столице, Питер Мариц отправился дальше, в Гейдельберг - главную квартиру бурской армии, встречая всюду по дороге вооруженных буров. Самый город и окрестности его превратились в огромный военный лагерь, запруженный повозками. Возле них паслись лошади и горели костры, на которых буры готовили себе походную пищу. Питер Мариц подъехал к дому, занятому генералом Жубером. Над крышей его развевался флаг независимой бурской республики. На крыльце заседал немноголюдный кружок совещающихся старейшин; в центре его молодой бур увидел и Жубера, радостно ответившего на приветствие подъехавшего всадника. - А я уж думал, ты пропал, - сказал Жубер, крепко пожимая ему руку. Выслушав отчет о миссии и приключениях Питера Марица, он заметил: - Молодец, что выпутался, молодец! И как это кстати поднялись в Кимберлее рабочие во главе с этим благородным Октавом! Пусть-ка теперь англичане повозятся. А ты, дружок, поспел как раз вовремя. Дело вот в чем. Со стороны Ньюкэстля на нас двигается генерал Колли. Не думаю, чтобы силы его были очень значительны, но направление он выбрал для нас неприятное; в тот самый угол, которым Наталь врезается в Утрехт. Намерение его ясно: освободить осажденные гарнизоны. Шутка ли сказать: гордых англичан и самого трансваальского губернатора мы захлопнули, как мышей в мышеловке! Дружный смех старейшин встретил это непочтительное сравнение Жубера. - Путь-то он выбрал прямой, но по дороге генералу Колли придется перевалить через Драконовы горы. Так вот тут-то, между Ньюкэстлем и Хооге-Вельтом, мы бы и хотели щелкнуть его по носу, да так, чтобы он и не увидел территории Трансвааля. Завтра с утра выступит наш сильный отряд, чтобы запереть все горные проходы, через которые к нам можно проникнуть. Однако из Ньюкэстля Колли может пойти через реку Буффало, направляясь к Ваккерстрому, но может и не переходить реки, двигаясь по ее течению. Теперь ты поймешь, как нам важно вперед узнать, где им готовить достойную встречу. Я и считаю, что ты самый подходящий человек для такой разведки. Бери с собой десяток наших молодцов и завтра же на заре отправляйся в рекогносцировку. Питер Мариц поблагодарил Жубера за доверие и, переночевав в повозке дяди Клааса Бурмана, выступил на следующий день в Драконовы горы во главе десяти молодых буров, сидевших на крепких лошадях и обменивавшихся бодрыми замечаниями в предвкушении рискованных приключений. Их молодой вожак превосходно знал местность, его мужество и сообразительность были уже много раз испытаны, все они знали друг друга - это сплачивало небольшой отряд в одну дружную, веселую семью. Достигнув к вечеру реки Вааль, буры переночевали под открытым небом, а на другой день они находились уже близ границ Наталя, нигде по дороге не встретив англичан. Дав лошадям отдохнуть, Питер Мариц приказал товарищам переправиться через реку Буффало и двигаться к Ньюкэстлю по левому ее берегу, сам же с другой пятеркой отправился правым берегом по главному тракту. Для встречи было выбрано место к северу от Ньюкэстля, у брода. Партия Питера Марица продвигалась вперед с величайшей осторожностью, все время имея впереди разведчика. Всюду было спокойно, встречные буры об английских войсках ничего не слыхали. Достигнув условленного места, Питер Мариц уже застал там и вторую партию. Выставив караул, отряд расположился на ночевку. Еще светать не начинало, как Питер Мариц поднял товарищей. - Давайте-ка попробуем подъехать к самому Нью-кэстлю, - продолжал он. Темно, туман, время самое подходящее. Сев на лошадей, буры свернули влево и стали взбираться на возвышенность, подступающую к городу с севера. Они выбрали заброшенную пешеходную тропу, крайне трудную для лошадей, но зато совершенно безопасную в смысле встречи с англичанами. Когда они взобрались на крутой склон, стала заниматься заря; туман еще плавал внизу, но вверху воздух был чист и прозрачен. Они находились уже на вершине плато, когда на горизонте брызнули первые лучи солнца. - Сейчас мы должны увидеть внизу Ньюкэстль, - предупредил опытный вожак, только, смотрите, осторожнее, не то снизу нас заприметят. Еще несколько шагов, и с высокого обрыва вырисовался внизу, в долине, город со своими зданиями и садами. Открылся, как на ладони, и самый тракт из Наталя в Трансвааль, по которому должны были двигаться английские войска. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в присутствии в городе значительного количества войск: белели походные палатки, мелькали красные мундиры, сверкало на солнце оружие. Отчетливо видно было и расположение английских сторожевых постов, которое Питер Мариц постарался хорошенько запомнить. Все они находились поблизости от города, и было их не так много. Оставалось точно определить численность войск и установить, находится ли при них генерал Колли. Пораздумав, Питер Мариц решил производить наблюдения с того места, где он находился, а вечером попытаться приблизиться к городу. В случае, если бы англичане двинулись еще до вечера, он имел бы возможность определить их силы с горы и дать знать о выступлении бурским отрядам, поджидавшим неприятеля в горных проходах. Кроме того, он наметил тут же и путь, по которому можно было бы подойти ближе к городу. День прошел в этих внимательных наблюдениях. Англичане оставались на месте. Когда стемнело, Питер Мариц обратился к отряду: - Вот что, друзья. Надо думать, что генерал Жубер для верности послал на разведку еще один отряд из воинов постарше нас. Хорошо бы не ударить нам перед ними лицом в грязь. Скажите, готовы ли вы пойти на рискованную штуку, которая в случае удачи принесет большую пользу делу? Молодые буры весело выразили свое согласие. - Так слушайте же. Вон там, внизу у дороги, я высмотрел небольшой домик, стоящий особняком. Между ним и лагерем все время снуют вестовые. Сдается мне, что в доме расположен караул, наблюдающий за главным трактом. А я еще по войне англичан с зулусами знаю, что караульная служба у них плохо поставлена. Вот и тут: на самом тракте все время горчит только один часовой, а все остальные, вероятно, прохлаждаются в доме. Я и хочу попытаться... Ну, да вы сами увидите, что дальше. Питер Мариц стал спускаться с горы в долину горной речки Инканду, впадающей в Буффало. Товарищи осторожно следовали за ним. Остановились у самой воды, где шум и плеск Инканду заглушал топот лошадей. Здесь вожак с одним из товарищей спешились и, взяв ружья, тихо пошли дальше, приказав остальным дожидаться на месте. Двое пеших буров неслышно крались к одинокому домику, держась направления между ним и часовым на тракте. На пути им попадались огороды, сады, пришлось перелезть через какой-то забор. Наконец они выбрались на маисовое поле. Справа светились окна домика и доносились голоса. Разведчики уже собирались подкрасться к часовому, как на башне Ньюкэстля часы пробили полночь и одновременно в доме произошло какое-то движение. Они припали к земле под кустом у дороги и увидели, что двери отворились, и оттуда вышли двое военных. Они приблизились к часовому и обменялись с ним паролем. Как ни напрягал Питер Мариц слух, расслышать ничего не удалось. Затем произошла смена, и, оставив на посту нового часового, два других солдата вернулись в дом, пройдя в каких-нибудь десяти шагах от буров. Выждав немного, Питер Мариц с товарищем - один впереди, другой несколько поодаль - стали тихо приближаться к часовому. Тот спокойно шагал взад и вперед по тракту. Вдруг он остановился, как вкопанный, прислушавшись. Затем с тревогой в голосе окликнул: - Кто идет? - Обход, - властным голосом ответил Питер Мариц по-английски. - Все спокойно? Часовой напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть на человеке одежду. Но было темно, и он крикнул: - Кто идет? Пароль? - Часовой должен знать голос своего офицера, продолжая продвигаться, сердито произнес Питер Мариц. Озадаченный солдат продолжал вглядываться, но затем, видимо разглядев подходившего, вскинул ружье и крикнул: - Стой, буду стрелять! Молодой бур прыгнул, как тигр. Его левая рука схватилась за ружейный замок, правая сдавила горло часовому. - Пикнешь - конец, - тихо, но выразительно произнес Питер Мариц. Легкий свист - и его товарищ вырос рядом как из-под земли. - Бери его ружье. Вот так. А теперь, дружище, слушай ухом, а не брюхом, строго приказал Питер Мариц ошалевшему часовому, извивавшемуся в его стальных руках. - Следуй за этим человеком и молчи как убитый, тогда все кончится для тебя благополучно, А чуть что, тут же на месте капут. Понял? Бедняга, как умел, показал, что понял. - А на всякий случай, - продолжал бур, - маленькую неприятность, уж извини, я тебе сделаю. С этими словами он снял с молоденького испуганного часового его пояс с патронной сумкой, вынул свой охотничий нож и разрезал пояс на брюках пленного, так что тому пришлось их поддерживать руками. - Теперь веди его к нашим. Не бойся, он не попытается бежать, знает, что далеко не убежит... Двое пусть останутся с ним, а с остальными воротись сюда. Бур с часовым через минуту утонули в густых потемках. До прихода товарищей у Питера Марица оставалось еще много времени. Он подкрался к дому и стал вглядываться внутрь через окна без стекол, как обычно у буров. Дом состоял из двух комнат. В большой расположились на полу и на скамьях одиннадцать солдат с унтер-офицером; во второй, крошечной комнате играли за столом в карты и выпивали два молодых лейтенанта, из них один, по-видимому, начальник караула. Питеру Марицу было все прекрасно видно в освещенном доме, сам же он оставался невидим. - Опять проиграл, - сказал один из офицеров, махнув рукой. - Единственное развлечение от здешней дьявольской скуки - карты, так и то не везет. - А меня не развлекает, даже когда выигрываю. Просто вешаться впору. И этакая досада, подумайте: я только собирался взять отпуск, как эти толстолобые мужики взбунтовались. Теперь сиди и жди, когда все это уляжется. Не один месяц пройдет. - Ну что вы, Джек! - возразил с улыбкой второй лейтенант. - Как только мы вступим в Преторию, они живо хвост подожмут. Ведь остановка теперь только за морской бригадой, а она прибывает на будущей неделе, тогда и Колли выступит. А до Претории отсюда максимум десять переходов. - Добавьте: беспрепятственных переходов. А кто нам гарантирует эту беспрепятственность? Буры возьмут да и загородят нам дорогу через Драконовы горы, вот вам и десять переходов. - Вы, Джек, слишком мрачно смотрите. Посмеют они сражаться с настоящей регулярной армией! Да они сразу разбегутся, как только перед ними появится внушительное войско. - Я в этом не уверен. Они великолепные стрелки. - Из-за прикрытий, заметьте, а для серьезного сражения они непригодны. У них ведь ни кавалерии, ни артиллерии. Беда вся в том, что страна обширна и гориста - сгоним их с одного места, они на другое пересядут. Вот этой затяжки я и опасаюсь, а за исход сражения я спокоен. Да и генерал наш того же мнения, иначе не стал бы он рисковать, выступая в поход с незначительными силами. Ведь у него едва ли наберется более тысячи человек. У Питера Марица сердце так и прыгало от радости Он узнал больше, чем мог мечтать: и численность английского отряда, и срок наступления, и предполагаемое направление - все теперь было ему известно. Он отошел от окна и бесшумно пополз к условленному месту встречи с товарищами. Вскоре они появились со своими ружьями и ножами, готовые на самый безумный риск. - Внимание, друзья, - обратился к ним вожак. - Помните, стрелять только в самом крайнем случае, иначе мы переполошим весь город. Постараемся забрать их всех живехонькими. По два человека становятся у окон обеих комнат с ружьями наготове, на случай, если кто вздумает выскочить в окно; остальные входят со мною прямо через дверь. Особенно зорко наблюдайте за офицерами. Теперь - за мной! Никто из обитателей домика не заметил, как мощные фигуры молодых буров выросли грозной тенью у окон. Буры направили внутрь комнат ружейные дула. Дверь в большую комнату распахнулась, и через порог ступила крепкая фигура Питера Марица, за спиной которого виднелись такие же молодцы. Ружья у всех были наперевес. - Сдавайтесь, ребята, если жизнь дорога! - воскликнул вожак. Солдаты остолбенели. Одни протирали глаза со сна и испуга, другие сунулись было к окнам, но их встретили ружейные дула. О сопротивлении нечего было думать. Не мешкая, Питер Мариц распахнул дверь во вторую комнату. Оба лейтенанта стояли ошеломленные, один с револьвером, другой с саблей в руках, вперив дикий взгляд в грозные фигуры, державшие их на прицеле. - Не сопротивляйтесь, господа, - обратился к ним Питер Мариц, - вы в плену, и малейшее сопротивление будет вам стоить жизни. Итак, я требую немедленного ответа: вы сдаетесь? Офицеры переглянулись, подумали. Руки их с оружием бессильно опустились. - Сдаюсь... - глухо произнес Джек. Второй, как эхо, повторил за ним роковое слово. Через минуту оружие было у пленников отобрано. Несколько молодцов отправились за лошадьми. Было еще темно, когда процессия конных буров с вожаком впереди и бредущими пешком пленными англичанами тронулась в обратный путь. Офицеры были вне себя от бессильной ярости, видя, что их забрал в плен ничтожный разведочный отряд. Генерал Жубер громко и весело хохотал, когда на другой день Питер Мариц представил ему свои живые трофеи. Генерал в то время занял уже с тысячным отрядом горную позицию севернее прохода Лангес-Нек.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
      Сражение при Лангес-Неке
      Лагерь Жубера расположился в небольшой лощине у ручья, впадающего в Буффало. В центре лагеря находилась брошенная владельцами большая ферма Лангес-Нек. Из лагеря удобно было наблюдать за всем происходящим на тракте из Ньюкэстля в Трансвааль. По ту сторону тракта круто подымалась высокая гора Маюба. Бурские быки и кони имели в этой лощине обильный корм и прекрасный водопой. В одном из зданий фермы устроен был походный лагерь с женевским флагом на крыше. На господствующих высотах Жубер расставил наблюдательные посты. День и ночь по всем направлениям рыскали конные пикеты. Бурское ополчение было еще далеко не все собрано, фургоны, запряженные быками, и всадники продолжали беспрестанно стекаться со всех сторон. Но Жубер решил двинуться в Наталь лишь с частью сил. До него дошли слухи, что в Южную Африку вызван победитель Афганистана генерал Робертс, что английские войска отовсюду стекаются в Наталь. Но к тому времени как должны были закончиться приготовления англичан, Жубер надеялся собрать около шести тысяч буров. С такой армией он не боялся встречи с врагом и гораздо более многочисленным. 26 января 1881 года с аванпоста буров доставили Жуберу известие, что генерал Колли двинулся из Ньюкэстля по северному тракту на Лангес-Нек. 27-го находившийся в пикете Питер Мариц завидел с возвышенности неприятеля. Не выпуская его из виду, буры стали отодвигаться от дороги, занимая горные обрывы над нею. Сверху было ясно все видно. Впереди ехали разведчики-драгуны, за ними довольно сильный драгунский отряд, далее конные стрелки, а позади них отряд полицейских из Наталя. Далее следовал со своей свитой генерал Колли с эскортом драгун. Наконец показались главные войска: колонна пехоты с ружьями, ранцами и мешками для сухарей, затем морская бригада со скорострельной пушкой, опять пехота, за нею артиллерия в составе четырех горных и двух полевых орудий и в арьергарде кавалерия. Всего буры насчитывали восемьсот семьдесят человек пехоты и сто семьдесят конницы. Буры поспешили опередить англичан, чтобы дать возможность своим приготовиться к бою, но вскоре поняли, что сражения в этот день нельзя ждать: англичане, достигнув возвышенности, обеспечивавшей их от внезапного нападения, остановились и разбили лагерь в одной миле от лагеря буров, выставив аванпосты и выслав конные разъезды. Когда Жуберу донесли, что Колли остановился, он взял с собой несколько всадников, в их числе и Питера Марица, и отправился на гору Инквело осмотреть неприятельский лагерь. Высмотрев все, что его интересовало, он зловеще усмехнулся и заметил: - Генерал Колли здесь долго не задержится, не надо его тревожить. А когда он спустится с холма и втянется в Лангес-Нек, мы тут и сядем ему на шею. Буры приготовились к бою. Рано утром 28 января с аванпостов донесли Жуберу, что Колли двинулся. Тогда двинулись и буры: один отряд вправо, другой влево, в горы, третий навстречу англичанам, а четвертый остался близ лагеря в резерве. Питер Мариц находился в третьем отряде вместе со своей общиной, быстро подвигаясь навстречу врагу. Достигнув прохода Лангес-Нек, отряд встретил группу конных буров, сообщивших, что англичане близко. Тогда отряд разделился и быстро занял высоты по обе стороны тракта, выбрав надежные прикрытия, дававшие возможность стрелять в англичан, оставаясь невидимыми. Дорога проходила среди гор, с беспрестанными извилинами во все стороны, так что перед путником открывался всегда только небольшой кусок дороги. Это делало чрезвычайно удобной защиту прохода от вторжения неприятеля. Старый баас фан-дер-Гоот, командовавший отрядом, остановил свой выбор позиции на выступе крутого горного ската, господствовавшего над всей дорогой. Весь Лангес-Нек виден был отсюда как на ладони. - Лучшего места нечего искать, - молвил он сурово. - Если хоть одному воину ее величества королевы английской удастся проскользнуть здесь невредимым, то, значит, мы плохие стрелки. Он слез с лошади, обмотал поводья вокруг руки, прилег за камнем и не спеша приладил ружье, наведя его дулом на тракт. Рядом в таком же положении пристроился Питер Мариц, далее Клаас Бурман и другие члены общины. Ждать пришлось недолго. Из-за поворота дороги показались три всадника в красных мундирах; двое ехали рядом, третий несколько позади. - Знаешь, парень, - медленно проговорил баас, - на мой старый глаз, до этих молодцов будет не более шестисот шагов. Мое ружье привыкло бить на таком расстоянии. Так что давай-ка мы поделим: ты бери правого, а я сниму левого. Два выстрела грянули один за другим. Ехавшие рядом драгуны свалились, как мешки на дорогу. Ехавший позади повернул было коня, но и его настигла пуля Клааса Бурмана. Три лошади без всадников испуганно скакали прочь от рокового места. В горных теснинах замирало глухое эхо выстрелов... Вскоре загрохотали барабаны, заиграли грубы. На самой дороге англичане уже не показывались, но по обе стороны от нее по скатам показались красные фигурки: цепь английских стрелков карабкалась в гору - выбивать засевших там буров. Последние спокойно оставались за своими прикрытиями, желая поближе подманигь неприятеля. Наконец и на тракте показался небольшой отряд пехоты. Тогда сверху снова раздался залп, от которого свалился офицер, командовавший отрядом, унтер-офицер и два солдата. Лишившись командиров, отряд растерялся, и солдаты принялись палить наугад по склонам гор. Но раздалось сверху еще два выстрела, и двое пехотинцев свалились на дорогу. Отряд обратился в бегство. Карабкавшиеся на горы англичане открыли огонь по засевшим бурам, но им пришлось стрелять почти наугад, в то время как буры могли бить без промаха. Перестрелка продолжалась недолго и вскоре стихла. Очевидно, поняв безнадежность попытки взять склоны приступом, англичане ретировались. Вдруг внизу, на повороте тракта, показались еще англичане. По-видимому, генерал Колли, подтянув поближе войска, приказал им прорваться через проход. Впереди беглым шагом двигалась в значительном количестве пехота, державшаяся рассыпным строем по обе стороны дороги в поисках случайных прикрытий - кустов, камней. Позади пехоты скакал на рослом жеребце офицер, в котором Питер Мариц узнал полковника Дина. Далее показались четыре горных орудия, на двадцати четырех мулах. Полковник указал позиции в стороне от дороги, и на них тотчас установили орудия, наведя их на горные выступы. Передки орудий были поспешно увезены на мулах обратно. Пехота начала усиленный обстрел окружающих высот. Буры не стреляли. Они с любопытством спокойно наблюдали, особенное внимание уделяя артиллерии. Наконец баас фан-дер-Гоот поправил на голове свою широченную шляпу, защищаясь от жарких лучей солнца, и, оглянувшись на своих, не спеша прицелился. Выстрел грянул, и полковник Дин стал медленно валиться с лошади. К нему поспешили два офицера, но тут же свалились рядом. Еще несколько выстрелов прогремело с гор, и ни одного офицера не осталось среди находившихся внизу англичан. Артиллеристы, однако, не растерялись, оставшись без командиров. Один за другим прогремели три выстрела, и тяжелые снаряды пронеслись над бурами, притаившимися за выступами скал. Но на этом дело и кончилось. Питер Мариц прицелился в артиллериста, собиравшегося снова выстрелить, и меткая пуля мгновенно скосила его. Та же участь постигла и других артиллеристов, как только они сменяли павших товарищей. Пехота, прикрывающая артиллерию, принялась яростно обстреливать высоты, но ни малейшего вреда бурам не могла причинить, потому что не видела врага. А враг сверху методически бил на выбор, точно дичь, попавшихся в ловушку англичан. Дело решилось очень быстро. Уцелевшие еще артиллеристы кинулись обратно за мулами, кое-как поспешно впрягли их и погнали прочь с орудиями. На дороге остались лишь убитые и раненые люди. Снова воцарилась прежняя тишина. В отряде бааса уже полагали, что враг больше не сунется, но внезапно оживленная перестрелка послышалась с юга, где залег второй отряд буров. Самого сражения не видно было, только слышалась пушечная пальба, треск оружейных выстрелов, да тучи порохового дыма тяжело подымались с той стороны. Но так как направление звуков и дыма не менялось, то находившиеся в отряде бааса буры заключили, что попытка англичан прорваться в другом месте столь же безуспешна. Англичане, по-видимому, стремились вызвать буров на бой в долине, но те и не думали покидать свои места, делавшие воинов неуязвимыми.