Питер Мариц - юный бур из Трансвааля

И как раз в ту минуту, как заклинатель, сойдя с холма, вступил на землю столицы зулусов, среди туч блеснула молния, заворчал гром, и редкие тяжелые капли шлепнулись на иссохшую землю... Черными овладела бурная радость, началось всеобщее ликование, клики веселья огласили воздух, многие пустились в пляс, невообразимая суматоха пошла по столице... Среди поднявшейся сумятицы невозмутимо спокойно, в сознании своей власти и торжества, медленно шествовал прославленный чародей. Это был человек крупного сложения, в плаще из звериных шкур, весь в блестящих украшениях из золота, жемчуга и слоновой кости, с необычайно пышной прической, украшенной цветными перьями. Он милостиво принимал подобострастные приветствия жителей и тут же указывал, что им следует отныне охранять свой скот в долинах, потому что они будут затоплены ливнями, которые он вскоре вызовет своими заклинаниями. - Посмотрите на вашу бедную страну, - говорил он, обводя вокруг рукой. Она суха, как огонь в очаге. Но пройдет день-другой - и вы не узнаете ее: люди не будут успевать убирать тучную жатву, скот будет утопать в сочной траве. Я всемогущ. Недавно бечуан постигло тяжкое горе: великий вождь хереро пошел на них войной. В страхе прислали за мной бечуаны, предлагая несметные сокровища, чтобы я спас их от гибели. Я внял их мольбе и отправился навстречу хереро. Приблизившись к их вождю, я бросил перед ним на землю свой жезл. И что же? Земля на этом месте расселась, из трещины забил поток и смыл до единого всех хереро вместе с их вождем... Заметив среди толпы гигантскую фигуру и белое лицо Октава, прорицатель внезапно остановился в замешательстве. По-видимому, его слуха уже коснулись вести об этом человеке, о его влиянии среди зулусов и о его разоблачениях шарлатанства заклинателей. Но тотчас он овладел собой и обратился к белому со снисходительным приветствием: - Я слыхал, что и тебе известны многие тайны, белый человек. Вместе с тобой мы теперь общими силами постараемся снять заклятие с разгневанного неба. Ты будешь помогать мне? - На меня не надейся, - с мрачной усмешкой возразил Октав, пронизывая взглядом обманщика. - Я все время доказываю этим людям, что их надувают, чтобы грабить, и что все заклинатели - лжецы. - Так всегда говорят бессильные заклинатели, - пробормотал чародей, злобно взглянув на белого, - Но вот, смотри! - воскликнул он с торжеством, указывая рукою вверх. Увлеченные спором зулусы подняли глаза к небу. Увы! Тучи медленно расходились, и пылающее солнце выступало из-за них... Но заклинатель был находчив и изворотлив. - Смотри! - повторил он. - Одно мое появление покрыло небеса благодатными тучами. Пролились первые вестники обильного дождя. Но твои кощунственные слова снова замкнули небеса, и они окаменели. Среди напряженно прислушивавшихся к спору жителей начал прокрадываться ропот, и сомнений не было, против кого он направлен. Неизвестно, чем бы могло окончиться это состязание ясной прямоты с корыстным и ловким обманом. Население было так наэлектризовано долгим ожиданием прорицателя, а затем блеснувшей, но тотчас сорвавшейся надеждой на дождь, чародей так коварно сумел настроить суеверных людей против Октава, что положение мужественного француза сразу сделалось опасным. Однако прорицатель счел более благоразумным не доводить спора до вспышки: он знал, что влияние белого велико, и сомневался в том, как поступит Сетевайо, если распаленная толпа растерзает его противника. И он сказал, снова впадая в свой важный и снисходительный тон: - Сейчас не время для спора, белый человек. Мы еще поговорим с тобой. И он торжественно проследовал дальше, к жилищу зулусского прорицателя, который его к себе пригласил. В течение ближайших нескольких дней чародей не раз делал попытки привлечь Октава на свою сторону. Беседуя с ним с глазу на глаз, он совершенно открыто говорил о приемах, к которым прибегал, чтобы дурачить народ, соблазнял француза обещаниями делиться с ним богатыми подношениями, которые он получал. - Ты только мне не мешай, - убеждал он. - Так мы оба будем богаты. А восстановить народ против меня тебе все равно не удастся: мне ты вреда не принесешь, а себя погубишь. Вспомни нашу первую встречу. Ведь жизнь твоя была в ту минуту в моей власти. Я тебе зла не желаю, и ты мне не делай зла. Если во время их беседы появлялся кто-либо из зулусов, заклинатель тотчас же менял тон, откровенность его исчезала и он принимался доказывать Октаву, что его неверие в заклинание пугает дождевые тучи и они уходят прочь от зулусской земли. Наконец, видя невозможность соблазнить француза, заклинатель оставил его в покое и прекратил свои посещения, объявив зулусам, что белый - безнадежный нечестивец. А дождя между тем не было. Заклинатель, всякий раз, как тучи проходили стороной, объяснял по-новому свои неудачи и снова принимался за колдовские приемы. То он приказывал жителям совершать в полночь какие-то таинственные шествия по полям; то всходил на холм и, воздевая руки к небу, подолгу шептал свои заклинания; то отдавал распоряжение принести ему особенные какие-то травы и сжигал их среди поля, сопровождая это дикими телодвижениями. Дождя, однако, не было. Наконец однажды рано утром хлынул обильный, но короткий дождь. Обрадованные зулусы кинулись к заклинателю, но тут их постигло разочарование: он спал как убитый и даже не знал о дожде. - А мы думали, - недоумевали зулусы, - что дождь вызван тобою... Но обманщик мигом нашелся. Указав на служанку, которая в это время сбивала масло, болтая молоко в кожаном мешке, он воскликнул с притворным гневом: - О, маловеры! Разве не видите вы, что по моему заклинанию эта женщина болтает дождь для вашей земли. И темные люди поверили обманщику и на этот раз. Когда же дождь прекратился, они прибежали к заклинателю и умоляли его, чтобы он приказал еще наболтать им дождя. Но он объявил, что маловерие жителей разгневало подобревшие было небеса. Всякое свое нелепое требование, всякую глупую затею он неизменно сопровождал вымогательством, и обнищавшие, голодные люди покорно приносили ему в изобилии хлеб, плоды, мясо, утварь, шкуры зверей, драгоценности. А хитрец становился с каждым разом все жаднее и жаднее. Октав выходил из себя, видя все это, и однажды отправился к Сетевайо, чтобы уговорить его прогнать из Улунди жадного колдуна. Он с жаром доказывал вождю, что это обманщик, обирающий население, и что его необходимо немедленно удалить. К удивлению француза, вождь зулусов отнесся к его разоблачениям совершенно невозмутимо. - Ты помесь мудреца с младенцем, - возразил он с усмешкой разгневанному Октаву. - Сколько раз я тебе говорил, что ты мудро рассуждаешь о моих внешних делах. Но ты ровно ничего не смыслишь во внутренних делах моей страны. Я не хуже тебя знаю, что этот человек - обманщик. Но народ страдает от засухи, приходит в отчаяние. Должен же я чем-нибудь его успокоить! Если бы не было прорицателей, население требовало бы дождя от меня, от тебя. Так уже лучше пусть они возлагают свои надежды на прорицателя: это им утешение, а для меня спокойнее. Хорошо, что он чужеземец: к своим зулусы уже привыкли и мало им верят. Зато когда беда случится у свази, они призовут зулусских прорицателей. Итак, ступай домой и не мешай этому ловкачу дурачить моих бедных зулусов. А засуха между тем делала свое губительное дело. Скот падал от бескормицы, зерно лежало в изборожденной трещинами сухой земле и не давало всходов. Люди питались древесной корой, какими-то травами, кореньями, бродили, как тени, в поисках пищи. Начались голодные смерти. Население стало поглядывать с подозрением на заклинателя. Видя, что дело худо, он пустился на новую хитрость и объявил жителям, что осталось единственное, но зато уж верное средство вызвать дождь: - Изловите мне живого павиана, но при этом ни один волосок на нем не должен пострадать. Тогда будет у вас дождь. Лукавец знал, что это невозможно. Эти умные и увертливые животные, обитающие среди скал, не даются в руки охотнику, а уж добыть павиана совершенно неповрежденным и думать было нечего. И однако доведенные до отчаяния темные люди пошли и на это. Несколько сот лучших охотников отправились в горы за обезьянами. Обнаружив стадо павианов, охотники начали осторожно к ним приближаться. Вначале павианы, любившие наблюдать охоту зулусов за антилопами, с любопытством поглядывали на охотников. Но когда те вдруг кинулись прямо к ним, павианы с дьявольской ловкостью пустились наутек, прыгая со скалы на скалу, взбираясь по отвесным крутизнам, увиливая в ущелья. Однако "охотники, ежеминутно срываясь и падая, преследовали их по пятам. Несколько человек убились при этом насмерть, многие сломали ноги, руки, но все же к вечеру охотники вернулись в Улунди с трофеем - с живым павианом. С торжеством привели его черные к заклинателю. В первую минуту он остолбенел от изумления и не мог слова вымолвить, тараща глаза на обезьяну. Но, как всегда, быстро нашелся. Внимательно осмотрев павиана, он вдруг закричал, хватаясь за голову: - О, несчастные люди! Разве вы не видите, что вы попортили на нем шерсть? Глядите, сколько выдранных волосков, а я предупреждал вас, что должны быть целы все до единого. Нет, такой павиан может только разгневать небеса, а не смягчить. Уведите его прочь! С недобрым блеском в глазах уходили зулусы. А утром обнаружилось, что заклинатель куда-то бесследно исчез, точно в воду канул. Скрыться он не мог, очевидно, он был ночью схвачен теми, у кого иссякло терпение и раскрылись глаза на его обманы, и брошен в реку. Узнав о происшедшем, Октав тотчас отправился к Сетевайо. - Вот видишь, - обратился он к вождю, - наглый обман колдуна не мог продолжаться вечно. Таков неизбежный конец тех, кто обманывает народ. Не заклинаниями надобно бороться с засухой, я говорил это тебе. Нужно улучшать орошение садов, нужно сеять хлеб не на холмах, а в долинах, еще много другого можно сделать. Но надежды на колдунов только отвлекают население от полезных мер, и оно ничего не предпринимает в борьбе с засухой. Сетевайо молча слушал его, опустив голову. - Да, ты прав, - оказал он наконец, - я попробую следовать в этих делах твоим советам. Ты полезный для моей страны человек. Но сейчас у меня другая неотложная забота. Мне стало известно, что англичане, узнав про голод в моей стране, собирают поспешно войска, чтобы обрушиться на меня. Да и буры, как видно, не прочь со мною разделаться и отомстить зулусам за недавние набеги. Как ты посоветуешь мне поступить? - Я уже думал об этом, - сказал Октав, - и понимаю, что англичане постараются воспользоваться удобным случаем. Мой совет тебе таков: отправь послов и к англичанам и к бурам. Первым предложи отодвинуть войска от твоих границ, обещая строго наблюдать, что-бы зулусы не проникали в те земли, которые англичане считают своими. А бурам предложи союз против Англии, если она нападет на них или на вас. Это все. что ты можешь сделать. - Я и сам так думал, - ответил Сетевайо. - Но кого мне послать? Как ты думаешь? - К англичанам пошли одного из твоих братьев. А вот к бурам - труднее. Они не доверяют зулусам, принимают их за шпионов, и как бы твоих послов не постигла участь Гумбати и Молигабанчи. - Вот и я этого боюсь. И знаешь, что мне пришло в голову? Отправить к бурам вместе с моими послами белого молодца, который так метко стреляет. Что ты на это скажешь? Октав с сомнением покачал головой. - Ты плохо знаешь буров, - возразил он. - У них дела решают старейшины. Такой юнец, как Питер Мариц, не осмелится вмешаться в их решения, а тем более поспорить с ними. Он будет, конечно, полезен уже тем, что его увидят целым и невредимым после годичного пребывания в стране зулусов. Но этого недостаточно... Вот что, Сетевайо, - вдруг решительно добавил француз, - и мне также необходимо отправиться с твоими послами к бурам. - Тебе?! - воскликнул вождь зулусов, - Нет, ты мне нужен здесь. Или ты стремишься в трудное время покинуть меня? Вспомни, ты говорил, что ты друг черных людей. - Я и сейчас это говорю, - горячо и внушительно сказал Октав. - И поверь мне: самое нужное и самое трудное для тебя - объединиться с бурами. У тебя нет сейчас дела важнее. Повторяю, буры недоверчивы, а к действиям в союзе непривычны и несклонны. Но я умею с ними разговаривать. Не ручаюсь тебе, что добьюсь успеха, но добиваться его я буду всеми силами. Сетевайо погрузился в глубокую задумчивость. Наконец он поднял голову и произнес, испытующе глядя в глаза великану: - Завтра я сообщу тебе мое решение.
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      Посольство к англичанам. Ответ хищников
      Октав вернулся к себе от Сетевайо в возбужденном состоянии духа. Его так и подмывало обрадовать Питера Марица вестью о возможном в близком будущем прекращении его плена, но, опасаясь, что решение вождя зулусов может неожиданно оказаться неблагоприятным, он воздержался что-либо сообщить своему молодому другу. Однако тот заметил состояние Октава и спросил: - У вас какие-то новости, господин Октав? Трудно было Октаву удержать слова, которые доставили бы такое огромное счастье юноше, но он сделал усилие над собою и произнес с напускной сухостью: - Не будь слишком любопытен, мой милый. Утром рано Сетевайо прислал за Октавом гонца. Явившись тотчас к вождю, тот застал его в окружении свиты. У всех был торжественный и озабоченный вид. Рядом с восседавшим вождем стоял брат его Сирайо, командир армии, расположенной по границе зулусов с Наталем, где находилась главная квартира англичан. Как только француз приблизился к вождю, Сетевайо важным тоном обратился к нему: - Выслушай, белый наш друг, мое решение. Сейчас, в твоем присутствии, я отправлю послом к англичанам моего родного брата, храброго Сирайо. Он получит при тебе указания, как говорить с англичанами. Ему будет приказано, не щадя сил, поскорее достигнуть назначенного места и поспешно вернуться к нам с ответом англичан. А как только он вернется, я отправлю второго посла к бурам, которого будешь сопровождать ты с другим белым. "Хорошо, что я вчера ничего не сообщил Питеру Марицу", - промелькнуло в голове француза. - Слушай меня, возлюбленный брат Сирайо, - продолжал между тем вождь зулусов. - Отправляйся немедленно в Наталь к англичанам и от моего имени передай их главному начальнику, что я хочу жить с ними в дружбе. Скажи ему, что я опечален ссорами, которые между нами происходит. Я хочу со всеми жить в мире. А для того, чтобы этого достигнуть, я предлагаю такие меры: пусть англичане прекратят увеличение численности войск и перестанут стягивать войска к границам нашей земли. Такое же распоряжение я отдам и моим армиям. Кроме того, я приму самые строгие меры, чтобы никакие набеги в Наталь из страны зулусов не совершались, а тех, кто в этом провинится, я буду беспощадно карать. Ты понял, брат Сирайо? Тот молча поклонился. - Теперь подкрепись пищей и ступай. Лети, как птица, возвращайся, как пантера. А ты, белый друг, ступай к себе и готовься отправиться в землю буров. Сирайо тебя не надолго задержит. Октав поклонился и вышел. Он уже хорошо изучил Обычаи зулусов и многое умел понимать по неуловимым намекам. Таким намеком в настоящем случае были слова вождя: "подкрепись пищей". Француз отлично знал, что когда нужно спешить, зулусы не тратят времени на принятие пищи, а едят на ходу. Он понял, что это был предлог для удержания Сирайо на некоторое время, чтобы дать ему дополнительные инструкции тайно от него, Октава. "Какая смесь хитрости и детской наивности", - с усмешкой размышлял француз, покачивая своей серебряной головой. Его соображения были справедливы - как только француз удалился, Сетевайо обратился к брату: - Все, что я сказал тебе, передай точно начальнику англичан в Натале. Если ответ его будет для нас благоприятен, то ни о чем больше говорить тебе с ним не следует. Но если ему будет мало того, что я предлагаю англичанам, добавь следующее: вождь зулусов Сетевайо велик и могуч. Он всегда был другом англичан и помогал им бороться с их злейшими врагами - бурами. Одолев буров и соединившись с зулусами, англичане будут полными владыками всей Африки. У Сетевайо будет всегда наготове могучая армия в тридцать тысяч воинов, из которых половина вооружена ружьями. Пусть подумают англичане, что им выгоднее: драться против этой армии или вместе с этой армией драться против буров. Я все сказал. Поспеши. Октав видел, что Сирайо почти вслед за ним ушел от Сетевайо, и он еще больше убедился, что Сирайо получил дополнительные инструкции, а не подкреплял свои силы пищей. Но ему ничего больше не оставалось, как выжидать. Ждать пришлось более месяца. За это время положение зулусов несколько улучшилось: прошли обильные и продолжительные дожди, поля и луга, как по волшебству, зазеленели, скот быстро отъелся, падеж прекратился, и население приободрилось. Сетевайо повеселел и принял прежний гордый вид. В беседах с Октавом он не раз выражал твердую уверенность, что англичане не осмелятся отвергнуть протянутую им руку мира. Долгожданный день наконец наступил: в хижину к белым примчался гонец с требованием, чтобы Октав немедленно явился к вождю. Француз поспешил на зов и застал Сетевайо в торжественном окружении всей свиты, важно восседающим на кресле из слоновой кости. Рядом стоял только что возвратившийся Сирайо. Перед вождем красовалась небольшая деревянная шкатулка, на которую все присутствующие взирали с жадным любопытством и нетерпением. Лицо вождя выражало, сверх того, явное раздражение. - Я нуждаюсь в твоей помощи, - обратился он к белому. - Я отправил к англичанам своего родного брата, а они взамен прислали мне не человека, а бумажку. Погляди, что в ней сказано. И, вынув из шкатулки, он протянул Октаву объемистый пакет. Письмо гласило: "Служба ее величества королевы. Генерал-губернатор Капланда и верховный комиссар пограничной области сэр Бэртль Фрер - вождю зулусов Сетевайо. Правительство ее величества уведомляет вождя Сетевайо, что данное им брату его Сирайо поручение выполнено последним. Сэр Бэртль Фрер благодарит Сетевайо за выраженные им дружбу и доброжелательство правительству ее величества и надеется, что за этими словами дружбы последуют поступки, которые подтвердят их на деле и укрепят дружественные отношения между страной зулусов и Наталем. К сожалению, подобного рода поступков не наблюдается. Как раз наоборот: в последнее время наблюдаются поступки враждебного свойства. Так, например: вооруженные зулусы переходили реки Нижнюю Тугелу и Буффало, нападали на пограничных жителей, состоящих под покровительством королевы, и угоняли их скот. Сэр Бэртль Фрер далее указывает, что вождь зулусов Сетевайо, к сожалению, обнаруживает незнакомство с законами Англии, на основе которых управляются британские владения в Южной Африке. Вождь зулусов Сетевайо предлагает правительству Капской колонии военный союз против трансваальских буров, в то время как буры Трансвааля являются верноподданными ее величества королевы Англии, состоящими под ее защитой. Британскому правительству давно известно, что вождь Сетевайо притязает на область Утрехт, но раз навсегда он должен знать, что эти притязания никогда не осуществятся"... Дойдя до этого места, Октав прервал чтение и перевод письма: вождем овладел припадок яростного гнева, который грозил задушить его. Рука его судорожно сжимала палицу из слоновой кости, точно он собирался поразить ею чтеца. - Овладей своими чувствами, Сетевайо, - обратился к нему Октав, - иначе ты не уловишь содержания письма... - Продолжай! - крикнул Сетевайо. - Я до конца хочу знать, чего надо этим собакам! ..."Генерал-губернатор и верховный комиссар стремится к миру с вождем зулусов, потому что лишь в этом случае будет обеспечено процветание как британских, так и зулусских владений. Но поведение Сетевайо внушает сомнения. Для чего Сетевайо держит у границ британских владений сорокатысячную армию в боевой готовности, беспрерывно усиливая ее вооружение? Это тревожит правительство ее величества и является вечной угрозой миру. А посему, в целях достижения мира и подтверждения дружественных чувств, выраженных вождем зулусов Сетевайо, правительство ее величества делает ему следующие предложения. Во-первых, пусть Сетевайо вступит в переговоры с генерал-губернатором и верховным комиссаром относительно сокращения своей армии. Во-вторых, Сетевайо должен уступить правительству ее величества бухту Санта-Лючия, в которую иностранные корабли доставляют ему оружие, предназначаемое, по-видимому, для войны с англичанами. В-третьих, необходимо, чтобы в столицу зулусов Улунди был допущен постоянный уполномоченный ее величества королевы Англии, который принимал бы участие в совещаниях вождя зулусов Сетевайо со своими сановниками по всем важнейшим делам. Если Сетевайо согласится принять эти три условия, то правительство ее величества получит твердую уверенность в стремлении к миру вождя зулусов, и тогда дружественные отношения между обоими правительствами будут упрочены, а генерал-губернатор и верховный комиссар пойдет навстречу всем добрым желаниям Сетевайо, направленным ко благу его страны и народа. Пусть не опасается вождь зулусов враждебных шагов со стороны правительства ее величества королевы Англии: оно лишь стремится к миру и желает оградить себя от покушений со стороны воинственно настроенных зулусов. В заключение генерал-губернатор и верховный комиссар посылает свой привет вождю зулусов Сетевайо". Невозможно описать бешенство, овладевшее к концу чтения письма вождем зулусов. Глаза его налились кровью и дико вращались, из груди вырывались проклятия и какие-то нечленораздельные звуки, пальцами он судорожно разрывал висевшие на его шее украшения. Октав опасался, что Сетевайо тут же хватит удар. Придя немного в себя, он с лихорадочной поспешностью принялся отдавать приказания по войскам, проявляя невероятную энергию и распорядительность. Для всех было ясно, что война с англичанами неизбежна и близка. Теперь главная забота Сетевайо состояла в том, чтобы в этой войне буры стали на его сторону против англичан и уж в худшем случае не помогли бы последним против зулусов. Поэтому, отдав ряд распоряжений по армии для усиления ее боевой готовности и бдительности, он удалил всю свиту и, оставшись наедине с Октавом, обратился к нему с горячим призывом повести переговоры с бурами. - Мудрый белый человек! - воскликнул он. - Ты теперь моя главная опора. Ты честный человек. Теперь я верю каждому твоему слову. Все, что ты говорил об англичанах, все, решительно все исполнилось, как прорицание. Говори же, как повести дело с бурами. Ты сам видишь, какая мне грозит опасность! - Я скажу тебе правду, Сетевайо, - отвечал Октав. - Трудно давать тебе советы после того, как ты обманул меня. - Чем я обманул тебя? - воскликнул Сетевайо. - Вспомни. Ты в моем присутствии отправил Сирайо к англичанам и указал, какие предложения надлежит ему сделать от твоего имени. О союзе с англичанами против буров тогда не было речи. Между тем английский генерал-губернатор в письме отвергает твой союз против буров. Стало быть, за спиной у меня ты действовал против буров. Как же могу я теперь выступить от твоего имени послом перед бурами? Если они узнают о твоем предложении англичанам, они не придадут значения ни мне, ни моим советам. Узнав, что ты замышляешь против них, они предпочтут соединиться с англичанами, чтобы раз навсегда покончить с опасностью, которая грозит им с твоей стороны. Вот что ты наделал, Сетевайо. - Но ты скажи им то, что всегда говорил мне; англичане разделаются с нами, а потом и за них примутся. - Да, так это, вероятно, и будет. Но вот видишь: я говорил это тебе, а ты все-таки обратился к англичанам. Я скажу им, но боюсь, что они тоже могут поступить не умнее: ведь твой пример посеял в них недоверие. Все вы здесь, в Южной Африке, натравлены друг на друга Англией и не доверяете друг другу. И вместо того, чтобы постараться это доверие завоевать, ты ухудшил дело. - Белый друг! - вскричал Сетевайо. - Ты прав, я схитрил с тобой, но не будем ссориться. Надо исправить ошибку. Обещаю тебе, что я ни слова не утаю в переговорах с бурами, но уладь это дело! Исполни мою просьбу - и я щедро награжу тебя. Требуй от меня и сейчас все, чего желаешь, - тебе ни в чем не будет отказа. - Ничего мне не надо, - усмехнулся Октав. - Ты прав, сейчас не время для упреков за прошлые ошибки, но пусть они послужат уроком для твоих отношений с англичанами. Ну, хорошо: готовь к утру своего посла к бурам; завтра с ним и с молодым буром мы отправимся в путь. - Благодарю тебя, белый друг. Так помни же: настаивай, чтобы буры заключили со мной военный союз, и мы побьем англичан. - Не обольщайся преувеличенными надеждами, - возразил Октав. - Если удастся склонить буров хотя бы к тому, чтобы они не помогали англичанам, то и это будет успехом, которого я не жду. Их положение сейчас очень трудное: отказ в помощи англичанам, после того как те провозгласили подчинение Трансвааля Англии, будет сочтен уже за мятеж, за присоединение буров к зулусам, а это дело нешуточное. Я думаю, что скорей всего буры проявят свои обычные приемы: выдержку и осторожность. На словах они в помощи англичанам не откажут, а на деле сведут эту помощь к каким-нибудь пустякам. Простившись с Сетевайо, Октав поспешил в свою хижину, чтобы поделиться с Питером Марицем важной новостью. Он нашел юношу крепко спящим. Растолкав его, он сказал улыбаясь: - Хочешь, парень, домой? - А сейчас-то я где? - недоумевал тот спросонок. - Разве не дома? - Протри глаза, - пошутил француз. - Домой, говорю я, домой, к матери, к своим, к овцам и быкам хочешь? Так собирайся, завтра чуть свет мы едем... Юноша бурей сорвался со своей незатейливой постели и чуть не задушил француза в объятиях. Он заставил Октава раз пять со всеми подробностями передать всю историю переговоров его с Сетевайо, высказывал соображения насчет предстоящего путешествия, высчитывал, сколько дней проведут они в дороге, и под конец совершенно задергал Октава. В течение этой сумбурной беседы француз только одно обстоятельство скрыл от юноши: неудавшуюся попытку Сетевайо заключить с англичанами союз против буров. О предложении, которое Сетевайо делал бурам, Октав рассказал решительно все. Ввиду важности миссии, которая была возложена на Октава, между ним и Питером Марицем было после долгого совещания твердо решено, что в случае какого-либо злоключения с одним из них второй продолжает свой путь к бурам и, лишь выполнив поручение, может вернуться к товарищу на выручку. Вся ночь прошла в разговорах, совещаниях и подготовке, а рано утром, простившись с Сетевайо и знакомыми зулусами, Октав, Питер Мариц и брат вождя Сирайо, накануне вернувшийся от англичан, двинулись в сопровождении нескольких воинов к границам зулусской земли.
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      Возвращение в Трансвааль
      Исполненный радостного возбуждения, ехал Питер Мариц на своем верном Скакуне. Только сейчас, предвкушая возвращение на родину, он почувствовал, как он по ней истосковался! Но странное дело: наряду с радостью, бившей из него через край, какая-то едва заметная грусть мелькала в его глазах, озиравших зулусские поля и селения, через которые пролегала дорога. И это не ускользнуло от проницательного француза. - Ты что же, - заметил он приветливо, - не выспался или жаль чего-то? И тут только юноша сам понял и распознал то смутное чувство, которое примешивалось к его радости. - Представьте, господин Октав! - воскликнул он удивленно. - Вы, кажется, угадали: мне будто и впрямь чего-то жаль. - И превосходно, - заметил гигант, сжимая ему руку выше локтя. - Очень бы плохо тебя рекомендовало, если бы не было этой жалости. Да, я постоянно тебе говорил: люди - везде люди, и люди - всегда люди. Вот мы год прожили среди зулусов, в чужой обстановке. Но в основном и главном - это те же люди, что и мы с тобой, только темнее. Так же трудятся, так же печалятся при неудачах и радуются при удачах, так же помогают друг другу в невзгоде, иной раз чаще, иной раз реже, чем среди белых, так же способны на великодушие и на низость и так же чутки, когда с ними поступаешь справедливо, чем они бедняги, не избалованы. О, если бы к внутреннему своему порабощению они были так же чувствительны и непримиримы, как к иноземному! И какой вздор эти сказки, распускаемые их врагами, будто черные не доросли до нормальных человеческих отношений, будто они вероломны, лживы и прочее! Вот тебе лучший пример - наши отношения с ними. Как они привязались к нам, как чутки были к малейшей услуге, к заступничеству за них, к справедливому и вежливому обращению с ними! Это и у нас, белых, наблюдается среди угнетенных слоев населения, но у зулусов это проявляется с особенной ясностью, потому что угнетение у них чудовищное... - Да, господин Октав, вы правы, - прервал его Питер Мариц. - Я не раз замечал, что они готовы были последним со мной поделиться, и мне то и дело приходилось прибегать к хитрости, чтобы, не обижая их, отказываться от подарков, которые они мне приносили. Они, особенно женщины, жалели меня, как пленника. - Так смотри же не забудь о своих словах и чувствах, когда ты вернешься домой. - Нет, нет, господин Октав, никогда не забуду! - воскликнул юноша. Он замолчал, внимательно присматриваясь к местности, через которую они проезжали. Долины сменялись холмами, степи - лесными чащами, но, в общем, путь их шел вдоль по долине реки Илангианта. Привалы и ночевки они делали либо в краалях, которые случались по дороге, либо где-нибудь поблизости от воды, у костров. Шесть дней спустя они достигли уже пограничных аванпостов зулусских войск. Сопровождавшие их воины простились с ними и повернули обратно в Улунди, а двое друзей с Сирайо перешли границу и двинулись вперед. На аванпосте они узнали, что по ту сторону границы уже тревожно, повсюду рыщут английские разведчики, зорко наблюдая за передвижением зулусских армий. Путникам советовали соблюдать величайшую осторожность, чтобы не попасться в лапы англичанам. Обсудив все обстоятельства, они приняли решение - всем троим направиться прямо в Преторию: война могла вспыхнуть со дня на день, и переговоры зулусов с бурами не терпели ни малейшего отлагательства. Чтоб не быть захваченными англичанами, решено было двигаться только ночью, избегая большого тракта, а днем отсиживаться в лесах и ущельях. Это было небезопасно в смысле возможных нападений ночью со стороны хищных зверей, но иного выбора не было. Грустно было Питеру Марицу - оттягивалось его свидание с родными, о котором он мечтал, - но он ни словом этого не выдал. Правда, его брало сомнение, как последние отнесутся к тому, что он приведет зулуса в Преторию: пример Гумбати и Молигабанчи, которых только вмешательство Октава спасло от приговора бааса фан-дер-Гоота, был еще жив в его памяти. Пожив год с зулусами, а главное - убедившись, как нуждаются они в содействии буров, он уже не разделял подозрительности сурового бааса, да и твердость Октава вселяла в него уверенность. Целая неделя прошла, покуда они достигли Претории. Но тут возникло новое затруднение: как доставить Сирайо к кому-нибудь из членов бурского правительства?