Полковник Гуров - Диктатура Гурова (сборник)

– Черт бы побрал этот туман! – не сдержался Гуров. – А еще на чем-нибудь туда добраться можно?

– Пока нет – там через реку нужно переправляться, а лед уже взорвали, – объяснил Романов. – Вот как он сойдет, будем, как и каждый год, понтонную переправу налаживать.

– А не проще мост построить? – укоризненно спросил Лев.

– Ледоходом снесет – это тебе не Москва-река! – хмыкнул Саша. – Да не дергайся ты! Ждать долго не придется, потому что ветер сильный обещают, вот он туман и рассеет.

Поговорив с Романовым и успокоившись, что с детьми ничего плохого не случилось, Гуров попросил Кедрова:

– Афанасий Семенович, выясните, чьи вертолеты в ночь с 26 на 27 марта из города вылетали.

Тот быстро позвонил кому-то из своих подчиненных и, выслушав ответ, развел руками:

– Ни один не вылетал.

Лев встал и, подойдя к нему, сам взял трубку и спросил:

– Скажите, а чьих вертолетов в ту ночь на стоянке в аэропорту вообще не было.

Его собеседник пошелестел бумагой и ответил:

– Стрелкова, Кольцова и Савельева.

– А заявленные маршруты какие были? – продолжал допытываться Гуров. – Впрочем, объясните все господину генералу, он лучше меня ваши края знает.

Кедров взял трубку, все выслушал, а когда он закончил разговор, Гуров его попросил:

– А теперь покажите мне на карте, где что находится, в том числе и поселок, где живут Батюшкины.

Они подошли к стене, на которой висела большая карта области, и Афанасий Семенович стал объяснять Льву Ивановичу, что где расположено. Гуров выслушал его и крепко задумался. И было о чем, потому что ко всем уже существовавшим вопросам прибавился еще один – ни один из заявленных маршрутов не пролегал в той стороне, где жили Батюшкины. Решив, что нечего сейчас над этим голову ломать, со временем все равно все выяснится, он вернулся к столу, взял список сторожей и все прочие нужные ему данные. Посмотрев на часы, Гуров понял, что к сторожам идти еще рано, а вот в ателье наведаться вполне можно.

– Лев Иванович, может быть, вы машину возьмете? Все быстрее будет, – предложил ему Кедров. – Да и в тумане нашем тогда плутать не придется.

– Нет, Афанасий Семенович, хочу пешком пройтись и свежим воздухом подышать, – отказался Лев. – Да и успокоиться мне надо – давненько я с такими сволочами не сталкивался.

Он надел куртку с шапкой и, попрощавшись с Кедровым, вышел. Погода была сырая и промозглая, густой туман бодрости духа тоже не добавлял. Так в придачу ко всему этому, завывая в ветках деревьев, дул такой ветрище, спастись от которого было невозможно, и радовало только то, что он должен был разогнать туман. Конечно, можно было вернуться в управление за машиной, но у Гурова даже мысли такой не возникло, и на это было несколько причин. Во-первых, он не зря в кабинете Кедрова обострил ситуацию до предела – таким образом сделал первый ход, вызывая огонь на себя, и теперь ждал, что предпримет противник, Сафонов. В том, что ему уже сообщили обо всем, что произошло в управлении, Лев ни секунды не сомневался, потому и, дослав патрон в ствол, переложил снятый с предохранителя пистолет из наплечной кобуры в карман куртки, да еще и в руке его держал. А вторая причина была в том, что ему еще предстояло найти бывшего уголовника по кличке Тихий, который здорово помог ему в прошлый раз и, как он надеялся, поможет и сейчас. И светить его Гуров ни в коем случае не хотел, так что лишние свидетели были ему не нужны.

Он медленно шел, чутко прислушиваясь к окружавшей его пелене тумана, когда не столько на слух, сколько благодаря выработанному десятилетиями чувству приближающейся опасности, которое давало о себе знать, словно звоночек в голове звенел, понял, что за ним шли как минимум три человека. Он прибавил шагу, потому что не зря запоминал дорогу и знал, что через несколько домов будет переулок. Главное, чтобы его там не ждали. Дойдя до переулка, он достал пистолет и стал заворачивать за угол по широкой дуге. И совершенно правильно это сделал, потому что прут арматуры просвистел в нескольких сантиметрах от его лица. Он остановился и встал таким образом, чтобы и те, кто шел сзади, и тот, кто только что пытался ударить его прутом, оказались в поле зрения, хотя это были всего лишь размытые туманом силуэты. Стрелять на поражение Гуров не собирался, а выпустил пулю в землю и одновременно приказал:

– Стоять!

Фигуры растерянно замерли на месте, но вот больше он ничего сделать не смог, потому что не успели стихнуть звуки его голоса и выстрела, как где-то сбоку вспыхнули противотуманные фары автомобиля, высветив фигуры в черных масках. Они сорвались с места и бросились бежать в разные стороны, а выскочившие из автомобиля мужчины с криками: «Стой! Полиция!» – за ними. Лев никуда бежать не стал – возраст уже не тот, чтобы за кем-то гоняться, а подошел к брошенной машине и встал рядом, дожидаясь, когда все вернутся обратно. И действительно, через несколько минут к автомобилю подошли запыхавшиеся мужчины, среди которых он увидел Чернова и еще двух офицеров.

– Это была малохудожественная самодеятельность? Или Кедров послал? – спросил Гуров.

– Господин полковник! Ну, не все же в деревне дураки! – ответил ему Чернов. – Сначала вы, простите за откровенность, грубо и безжалостно смешали всех этих сволочей с дерьмом, цинично надругались над их светлыми надеждами на будущее, коленом под зад вышибли со службы, а потом, отказавшись от машины, в таком-то тумане, когда и местный заплутать может, отправились пешком по малознакомому городу. Ну, понятно же, что вы хотели посмотреть, как эта компания на все отреагирует. Так дело было?

– Правильно мыслишь, капитан, – усмехнулся Гуров. – Но, если я так поступил, значит, на свои силы рассчитывал. И хоть одного бы, но скрутил. А вы? Кого вы задержали? Может, не стоило фары включать и во весь голос орать, а подойти тихой сапой и повязать без лишних слов?

– Так-то оно так! И упреки совершенно справедливы – лопухнулись мы, – честно сознался Чернов. – Хотели на испуг взять, а они через заборы, как козлы, сигали, вот и ушли. Только тут в другом дело. Среди тех, кого мы сегодня торжественно из кабинета выпроводили, есть казачок засланный. Вот он-то мне и позвонил! И сказал, что Никитин обо всем Сафонову доложил, а тот его успокоил, сказал, чтобы не дергался, что ситуацию он разрулит, а вот вы, господин полковник, до утра не доживете! Но о том, какими силами готовится нападение на вас, ничего не сказал. Вот мы и решили вас подстраховать! Вас ведь могли просто расстрелять.

– А вот теперь я тебе скажу, капитан, что тех уголовников, которые могли бы это сделать, в области уже нет, а те, что остались, на такое не пойдут, и я это точно знаю! – уверенно сказал Гуров. – Они не дураки и очень хорошо себе представляют, что с городом будет, если меня здесь убьют, – его же в блин раскатают. А с теми, кого Сафонов мог на меня натравить, я бы и сам справился. И поверь мне, что это не бахвальство, потому что я служу в милиции дольше, чем ты на свете живешь! Но за то, что захотели меня подстраховать, спасибо.

– То есть вы изначально знали, кто может на вас напасть? – воскликнул Чернов, и Гуров кивнул. – Вы знаете, мне показалось, что это были…

– Стоп, капитан! – резко сказал Гуров. – Ты молчать умеешь?

– Так точно, господин полковник! – несколько растерянно ответил тот.

– Вот и молчите! – приказал Лев. – И ты, и остальные! И о том, кем вам нападавшие показались, и о самом нападении! Пока молчите! А то вы мне все дело испортите! Я с тобой и остальными здесь не встречался! Ясно? Так надо!

– Так точно! Понял! Есть молчать! – ответил Чернов, но, судя по его виду, не очень-то он и понял.

Тут зазвонил сотовый Гурова. Это оказался Кедров, который взволнованно спросил:

– Лев Иванович! У вас все в порядке? А то тут дежурному сообщение пришло, что в центре города стреляли.

– Не волнуйтесь, Афанасий Семенович! Я жив-здоров и стрелял тоже я, но в землю, так что никто не пострадал, – успокоил его Гуров. – Просто некоторые люди захотели излишне близко со мной познакомиться, а мне это не понравилось.

– Так, может… – начал было Кедров.

Но Гуров не дал ему продолжить:

– Мне ничего не надо, – отключил телефон, а потом обратился к Чернову: – Ну, раз вы уже здесь, то отвезите меня к Леше.

Как оказалось, он не дошел до ателье всего несколько домов. Не так уж много времени прошло с момента их встречи, так что Леша его сразу же узнал, и напоминать ему ничего не пришлось – на Востоке люди долго помнят добро, которое для них сделали. А вот разговор у них получился с большим трудом, потому что портной, привыкший к тому, что ему всегда переводит дочь, по-русски почти не говорил, да и его подмастерья знали его с пятого на десятое. Так что ничего нового Лев не узнал, а только еще раз услышал о том, что Леша собирается через несколько месяцев уезжать в связи с окончанием срока контракта.

Выйдя из ателье, Гуров увидел, что Чернов и остальные так и ждут его в машине, хотя он и сказал, что они могут возвращаться в управление. Сначала он хотел возмутиться, а потом подумал, что второй раз на него сегодня уже вряд ли нападут, так что нечего из себя больше приманку изображать, а лучше с комфортом доехать до больницы. Но вот там он уже серьезно сказал, что они ему больше не нужны, потому что помочь ничем не смогут, а вот помешать – запросто. Офицеры покорно уехали, а он вошел в больницу.

Сменив куртку с шапкой на медицинский халат и бахилы, он пошел в отделение травматологии, где в двенадцатой палате лежал Зайцев. Поскольку в деле имелась фотография, Гуров его сразу же узнал, да даже не будь снимка, он не ошибся бы, потому что вторым больным в палате был седой старик очень преклонного возраста, который сейчас спал. Анатолию Борисовичу было на вид лет сорок, и он принадлежал к тому типу мужчин, которых принято называть «мачо». Обе его ноги были загипсованы и находились на вытяжке, а вот синяки со ссадинами уже прошли, и выглядел он неплохо. Гуров прошел и сел на стул рядом с его кроватью. Услышав шум, тот открыл глаза и посмотрел на посетителя.

– Здравствуйте! Я полковник полиции Гуров Лев Иванович, прибыл из Москвы, чтобы расследовать совершенные в городе преступления, в том числе и нападение на вас. Я понимаю, что вы неважно себя чувствуете, но мне крайне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Спрашивайте, – ответил тот слабым голосом. – Но я ведь уже все рассказал.

– И все-таки постарайтесь максимально подробно вспомнить все, что предшествовало нападению, – попросил Лев. – Может быть, вам кто-то угрожал, были какие-то странные звонки или встречи. Словом, меня интересует все, что может иметь к преступлению хоть какое-то отношение.

– Да ничего не было, ни звонков, ни встреч. В тот день мы, как обычно, позанимались, а к десяти часам я ребят отправил обратно в интернат. Прибрался и направился к себе в общежитие – я же приезжий. Пришлый, – чуть усмехнулся он. – Шел, никого не трогая, и вдруг почувствовал удар сзади по голове, а потом темнота. Вот и все!

– Значит, как я понял, в Новоленске у вас ни с кем никаких конфликтов не было? – Тот осторожно помотал головой. – Вы мужчина интересный, может быть, отбили у кого-то девушку или что-то в этом духе?

– Лев Иванович, я еще после развода не отошел, мне не до женщин, – объяснил он. – Почему, вы думаете, я здесь в общежитии оказался? А выставила меня супруга с одним чемоданом. Куда мне было идти? Узнал, что здесь учитель физкультуры требуется, вот и приехал – не на вокзале же жить или к родителям в деревню ехать.

– Сочувствую, а раньше где жили и работали? – спросил Гуров.

– В Якутске, – ответил Зайцев. – Там и родился, и спортом занимался – вольной борьбой, хотя выше кмс не поднялся, и институт закончил, и женился, и развелся.

– А не может быть, что это кто-то из ваших тамошних знакомых решил вам за что-то отомстить? – предположил Лев.

– Да бросьте вы! Я человек неконфликтный, – покачал головой Зайцев и, взяв с тумбочки пол-литровую бутылку с минеральной водой, допил все, что в ней оставалось, объяснив при этом: – Мне тут ребята гостинцев принесли, соленья разные, вот и хочется пить.

– Понимаю, – кивнул Гуров и продолжил: – А ваша бывшая супруга? Кстати, причиной развода можно поинтересоваться?

– Почему нет? Нашла себе более перспективного и денежного. А с учителя физкультуры какой пожиток? – усмехнулся он. – Она у меня бывшая гимнастка, женщина стройная и интересная, ну да бог с ней.

– То есть с ее стороны никаких претензий к вам нет? – уточнил Лев.

– А какие могут быть? – удивился тот. – Квартира изначально ее была, детей у нас нет – у гимнасток частенько с этим проблемы бывают, особого добра не нажили, так что делить нечего было.

– Да, непонятно, кто же мог так на вас обозлиться. Хотя, знаете, у меня такая мысль возникла: а не перепутали ли вас с кем-нибудь? – помолчав, спросил Гуров.

– Знаете, а может быть, – подумав, сказал Зайцев. – Напали-то со спины, лица не видели. На мне куртка была, в которых полгорода ходит, так что да, могли и перепутать.

– Ладно, разберемся. Ну, поправляйтесь! – Гуров поднялся и вышел из палаты.

Но сразу из больницы он не ушел, задержался, потому что ему требовалось кое-что сделать, и, только закончив с этим, он пошел вниз. Из больничного холла он позвонил Романову. Гуров терпеть не мог просить кого-нибудь о помощи, но сейчас был тот случай, когда без нее было не обойтись. И не потому, что нападение могло повториться, а потому, что время поджимало, а дел еще было много, и все их нужно было завершить именно сегодня.

– Саша, мне нужна машина, а то я буду бродить в вашем городе, как ежик в тумане, – сказал Лев. – Прости за наглость, но мне бы хотелось, чтобы ты сейчас направил к областной больнице именно Кузьмича.

– Давно бы так! – воскликнул Романов. – Я и то удивился, когда ты отказался от машины, которую тебе Кедров предложил. Кстати, а что это ты стрелять вздумал? Кто это с тобой решил так тесно пообщаться?

– Потом расскажу, – пообещал Гуров.

– Ладно, подожду, – согласился Саша. – А Кузьмича я сейчас к тебе пришлю.

Этот водитель, возивший еще бывшего губернатора, которому был беззаветно предан, перешел к Романову как бы по наследству от тестя и пользовался полным доверием и того, и другого. Он прожил в Новоленске всю жизнь и мог быть очень полезен Гурову, во всяком случае, адрес Тихого ему было выяснить и легче, и быстрее, чем Льву. Он стоял, обдумывая то, что ему еще предстояло сделать, когда услышал звук автомобильного гудка. Он очнулся и пошел к машине. Когда он сел, Кузьмич спросил его:

– Ну, Иваныч, куда едем?

– Погоди. Вот ты, наверное, почти всех в городе знаешь, так не слышал ли о таком человеке – Захаров Кондрат Силантьевич? – спросил Лев.

– Кондрашка, что ли? Уголовник бывший? – уточнил шофер.

– Он самый, – подтвердил Гуров.

– А чего это он тебе понадобился? – удивился Кузьмич. – Он давно завязал, живет тихо. Ты думаешь, это он со своими ребятами к нападениям причастен?

– Да нет, не думаю. Проконсультироваться с ним хочу, – объяснил Лев.

– Ну, тогда поехали, – сказал шофер, заводя машину.

– Погоди, – остановил его Гуров. – Давай к сторожам, а потом уже к нему.

Сначала они подъехали к нотариальной конторе, возле которой произошло одно из нападений, и Гуров начал стучать сначала в дверь, а когда это не помогло, то в окно. Через некоторое время там показалось лицо пожилого мужчины. Гуров приложил к стеклу свое открытое удостоверение, но тот только покачал головой, давая понять, что не откроет. Но когда увидел рядом с Гуровым Кузьмича, дверь быстро открылась. Рассмотрев Льва как следует, мужчина сказал:

– Погодите, вы же у нас тут вроде уже были?

– Да был он здесь! Был! – подтвердил Кузьмич. – Героев надо в лицо знать!

– Брось, Кузьмич! При чем тут герои? – поморщился Лев и обратился к сторожу: – Я по поводу нападения на китайцев, которое здесь произошло. Вы извините, что я так поздно, когда вы уже на работе, но я это сделал специально, потому что мне нужно знать, как именно это случилось и что конкретно вы видели из окна.

– Так я уже все милиции рассказал, – удивился тот.

– Ты что, рассыплешься, если повторишь? – возмутился Кузьмич.

– Ну, тогда пошли, я вам все покажу, – согласился сторож.

Они вошли в помещение, он подвел их к окну и начал рассказывать.

– Дело было в ночь с 13 на 14 апреля – вот и не верь после этого в чертову дюжину! Ну, стоял я вот здесь и курил в форточку. Смотрю, два китайца вот так, – он ссутулился и свел руки на груди, – вон оттуда – вон туда, – он показал рукой, – просеменили. А тут на них эти налетели! Четыре человека их было. Одежку не разобрал, совсем обычная была, а вот то, что рожи черные, хорошо помню. Ну, думаю, сейчас они этих бедолаг отделают, как бог черепаху. Таких ведь случаев уже три штуки было, это четвертый. За телефон схватился, чтобы милицию вызвать, да так с трубкой в руке и застыл. Рот раззявил и глазам своим не верю. Мать честная! Эти китайцы как начали этих четверых метелить! Батюшки-светы! Минуты не прошло, а хулиганы вот так, – он скривился и раскинул руки, – на земле разлеглись и ни мур-мур! А это все их китайское ушу-шушу! Я телевизор смотрю, видел, как они там умеют драться! Один человек пятерых запросто уложить может, а здесь их целых два было! То-то они оторвались и за своих отомстили! А потом с хулиганов этих черные маски посдергивали, нагнулись над ними, посмотрели на рожи их и словно в воздухе растворились. Тут я очнулся и стал милицию вызывать. Да только к ее приезду хулиганов уже и близко здесь не было, кое-как поднялись и прочь пошкандыбали. Ну, я все, как было, наряду рассказал, да только, боюсь, мне не поверили, но вот пятна крови, что на земле остались, в карман не спрячешь! Это доказательство, что не приснилось мне все это! Не привиделось!

– Скажите, почему вы решили, что это были китайцы? – спросил Гуров.

– А кто же еще? – удивился сторож. – Их одежонка! У нас так только они одеваются. Борис Львович где-то ее закупил в большом количестве, вот им и выдали ее, как спецовку на заводе. Куртка защитного цвета на ватине с серым овчинным воротником, а под ним пуговица, чтобы его при ветре можно было поднять и застегнуть. Штаны такие же утепленные. Валенки с резиновым низом. Да шапки тоже из серой овчины. Китайцы обычно уши у них опускают и тесемки под подбородком завязывают, чтобы теплее было. Да и походка их была, они так же семенят, когда холодно.

– То есть вы решили, что это были китайцы исключительно из-за одежды и манеры ходить? – уточнил Гуров.

– Ну да! – кивнул мужчина, а потом, уставившись в стену взглядом, задумался.

Кузьмич собрался было что-то сказать, но Лев строго посмотрел на него, и тот смолчал, хотя видно было, что недоволен. А мужчина, помолчав, медленно сказал:

– Вот вы сейчас спросили, и я вспомнил. Понимаете, а ветер-то был! И неслабый! А вот воротники у этих китайцев были опущены и уши у шапок сами по себе болтались. Может, просто уже притерпелись к нашим холодам?

– Человек ко всему привыкает, – заметил Лев и, поблагодарив сторожа за рассказ, ушел вместе с Кузьмичом.

Когда они сели в машину, водитель, забыв свое былое недовольство, удивленно сказал:

– Иваныч! Что же получается? Это вовсе не китайцы были? Или среди них действительно мастера восточных единоборств есть, которые по ночам ходят и этих хулиганов наказывают?

– Не торопись судить, Кузьмич, посмотрим и послушаем, что остальные скажут, – задумчиво ответил ему Гуров.

Как вскоре оказалось, остальные случаи – первое нападение и попытка похищения Люси не в счет – прошли по аналогичному сценарию.

– Ну, вот теперь и к Кондрашке, как ты его зовешь, ехать можно, – предложил Лев.

Дом Тихого находился почти в центре города в одном из переулков и выглядел основательно и добротно. Гуров постучал в калитку и был тут же беспощадно облаян собакой. На ее голос откликнулась и хозяйка, крикнувшая с крыльца:

– Чего надо?

– Кондрат Силантьевич дома? – спросил Лев.

– А кто это к нему на ночь глядя? По голосу, так чужой кто-то, – настороженно сказала она.

– Ты мне еще поспрашивай! Побухти! – раздался за спиной у Гурова голос Кузьмича. – К хозяину пришли! Не к тебе! Твое дело дверь открыть да стол накрыть!

– Кузьмич? Ты, что ли? – крикнула она. – А это кто с тобой?

– Нет, Клавдя! Ты у меня сейчас точно словишь! – пригрозил шофер. – Кто надо, тот и пришел!

– Ну, проходите, коли так. Цыть, Дружок! – прикрикнула она на собаку.

Пока они шли через двор, Гуров спросил:

– Ты откуда ее знаешь?

– Так наши дворы задами граничат – мой дом в соседнем переулке стоит. Я ее всю жизнь знаю, – объяснил тот. – Красивая девка в молодости была, но беспутная! И детей непонятно от кого нарожала, и на зоне не раз отметилась. И ведь попадала туда по собственной дурости, а детей бабка воспитывала. Это хорошо, что Кондрашка ее к рукам прибрал, он ее в строгости держит. А как иначе? Клавде крепкая узда нужна, а то она опять сорвется и таких дел натворит, что сама рада не будет.

Они вошли в дом и, вытерев ноги о половик возле двери, направились в комнату, причем Кузьмич впереди.

– Плифет, Кусьмить! – радостно приветствовал гостя Тихий.

Понять этого бывшего уголовника неподготовленному собеседнику было очень сложно – он не выговаривал половину алфавита, но был при этом человеком разговорчивым и по поводу дефекта речи не комплексовал. Сейчас он сидел на диване, на коленях у него примостилась девочка в колготках и кофточке – в доме было очень тепло, а он сам приговаривал:

– Сейтяс тепе тетушка манталинтик потистит, – и действительно снимал с мандарина шкурку.

– Ты тиво длазнисся? – обиженно надула губы девчушка и даже собралась слезть с его колен.

– Солнышко! – бросилась к ней Клавдия и посадила ее на место. – Дедушка не дразнится! Дедушка у нас так разговаривает!

– Добрый вечер, Тихий, – сказал Лев, выходя из-за спины водителя.

– Кулоф! Мы с топой, сто, по колесам? Ты тефо в кости плисол, несфанный, несданный?

– Остынь, Кондрашка! Со мной он, дело у нас к тебе, так что ты, Клавдя, с угощением не затевайся, мы ненадолго, – веско сказал Кузьмич, садясь к старомодному круглому столу, покрытому бархатной скатертью, каких в Центральной России уже не встретишь.

– Снаю я это тело, Кулоф! – не унимался Тихий, вручив девочке очищенный мандарин и спуская ее на пол. Она побежала в другой угол комнаты, забралась с ногами на стул и принялась с интересом наблюдать за происходящим. – Непось, хотесь уснать, не насых ли лук тело эти напатения? Так это не мы!

– Это я и без тебя знаю, – отмахнулся Лев и тоже сел. – Помощь твоя нужна.

– А не нанимался я ментам помокать! – огрызнулся тот. – Отин лас я тепе топлое тело стелал, и путя!

– Тихий, угомонись! – поморщился Гуров. – За то доброе дело я тебе уже один раз спасибо сказал и снова говорю. Только сейчас ты доброе дело сделаешь уже не мне, а всему городу. Сам подумай, как вы будете жить, если китайцы отсюда уедут?

– Ну и пусть уессают! Мы пес них сыли и есте плосывем! – огрызнулся тот.

Увидев, что взрослые ругаются, девочка тихо сползла со стула и выскользнула из комнаты, а так и не тронутый мандарин остался лежать на стуле.

– Э, нет, Тихий! Не проживете! Ты сам, твоя жена, пасынки с падчерицами пойдете навоз из-под коров и прочей скотины выгребать? Клетки на зверофермах и птицефермах чистить? В шахту работать? В теплицах и оранжереях париться? Не пойдете! Значит, что со всем этим будет, если они уедут? А загнется это все! Скотина и птица под нож пойдут! И молоко будет уже не свое, настоящее, а порошковое! И мясо привозное черт-те откуда и черт знает чем напичканное! И мандарин твои внуки уже вот так не бросят! – Гуров показал на стул. – Потому что привозить их будут из-за тридевяти земель, где их еще зелеными сняли, чтобы они в дороге дошли! А вот стоить они будут, как чугунный мост! Так что ты один-единственный, причем кислый, мандарин будешь между ними по долькам делить. А они, прежде чем съесть, на эту дольку разнесчастную еще час любоваться будут! И вместо сказок ты им на ночь будешь рассказывать о том, что в былые времена в вашем городе можно было в любое время года зайти в магазин и купить свежие помидоры с огурцами! Только они тебе не поверят! Хочешь такое будущее? Получишь! А мы пошли! – и он встал из-за стола.

– И куда же это вы, даже чаю не попивши? – бросилась к нему Клавдия и усадила обратно. – А ты, Кондратушка, себя так не веди, душевно тебя прошу! – ворковала она, бросаясь теперь уже к мужу. – Ну, где же это видано, чтобы хозяин дома себя так с гостями вел? Так даже плохие люди не делают, а ты ведь у меня хороший! Самый лучший на свете! Вы тут поговорите, а я сейчас! Я мигом! – и она скрылась из виду.

– Ну и сефо тепе нато от моей клесной тусы? – спросил Тихий.

– Я уже сказал: помощь твоя и твоих ребят нужна, причем только этой ночью. Нужно будет по городу погулять, особо себя не афишируя – я тебе скажу, где именно, – и посмотреть внимательно по сторонам. Может быть, ничего и не произойдет, но, может быть, кто-то опять на китайцев решит напасть. Вот и постарайтесь узнать, кто это и что за китайцы такие, которые ни бога, ни черта не боятся. Вмешиваться только в самом крайнем случае, но, пожалуйста, без трупов и тяжких телесных.

– Я тепе, сто, мальсик, по нотям кулять? По нотям люти спят, а не пликлютений истют.

– А чего не прогуляться-то? Я бы тоже с вами пошла! – весело спросила появившаяся с чайником и чашками Клавдия. – Ночью, когда вокруг тишина и покой! Ни тебе выхлопных газов, ни тебе суеты разной! Идешь и полной грудью дышишь в свое удовольствие да на небо любуешься! Красота! Ты вспомни, Кондратушка, когда мы с тобой гуляли-то в последний раз? И не старайся! Ни разу мы не гуляли!

– Какое непо? Кте ты там сфесты и луну уфитись? – возмутился тот. – Туман на тфоле!

– Так это еще романтичнее, – не растерялась та, умудрившись за время недолгой, но гневной тирады своего мужа уйти и вернуть с тарелкой пирожков. – Кушайте, гости дорогие! – принялась она потчевать Гурова и Кузьмича, разливая чай. – Сама сегодня утром пекла, свеженькие, с капустой. А вот эти с картошкой.

– Клафа! Какая ломантика? Ты с ума сосла? Не фитно ни сги! – уже слабо отбивался от нее Тихий. – Луку вытяни и пальсеф не уфитись! Тепе с тфоим латикулитом в такую покоту только и кулять! А мне потом тепе пояснису фсякой катостью натилать!

– А то тебе это не нравится? – игриво улыбнулась ему она. – Ну, если не хочешь меня с собой брать, так ребят возьми и Дружка заодно. С ним и смотреть ничего не надо! У него нюх такой, что он вам кого угодно сам найдет.

– Ну, собака – это лишнее: залает и спугнет, – возразил Гуров, уже успевший съесть один пирожок и изо всех сил сдерживавшийся, чтобы не взять второй, потому что вкусные они были необыкновенно, а есть хотелось страшно. Он сегодня не обедал и даже успел забыть, что завтракал.

– Ну, нельзя так нельзя! – тут же согласилась она. – Так ребята у Кондратушки почище иного волкодава будут.

– Телт с топой, Кулоф! – махнул рукой Тихий. – Сейсяс лепятам посфоню, стопы сопилались. Покуляем мы этой нотью по улисам. Кте хотить нато?

Гуров объяснил ему, что именно его интересует, и Тихий, подумав, решил:

– Токта мы ластелимся, а сфясь по телефону телсать путем. Если кто-то сто-то уфитит, то посфонит.

– Спасибо тебе, Тихий! – сказал Гуров и положил на стол свою визитку. – Звони в любое время дня и ночи. Ты пойми, это очень важно! А посторонних посвящать я в это дело не могу.

Как ни уговаривала их Клавдия еще посидеть, обещая, что скоро ужин будет, Гуров с Кузьмичом ушли, и уже в машине Лев насмешливо спросил шофера:

– Ну, и кто кого в этой семье в узде держит?

– Да, молодец Клавдя! – восхищенно сказал Кузьмич. – Наконец-то поумнела. Так ведь и годков-то ей немало, под шестьдесят уже.

– Да ты что? – удивился Лев. – Прожить такую жизнь и так сохраниться?

– Наследственность у нее хорошая, мать ее тоже до старости лет довольно молодо выглядела, – объяснил шофер. – Ну, теперь домой?

– Поехали, – согласился Гуров. – Все, что можно было здесь сделать, я уже сделал. Дай бог, чтобы погода улучшилась, тогда я на прииск слетаю.

– Так туман уже рассеивается – ветер-то вон какой! – сказал водитель. – К утру, глядишь, и развиднеется.

По пустым в этот час улицам они доехали очень быстро, да и было-то недалеко. Когда машина остановилась у ворот, Хан, услышав знакомый звук мотора, даже не залаял, а Гуров очень серьезно сказал шоферу:

– Кузьмич, о том, где мы были, что видели, что слышали, никому ни ползвука!

– Даже нашим мужикам? – удивился тот, имея в виду отцов города.

– Даже! В том числе и Романову! – и в ответ на недоуменно-неодобрительный взгляд Кузьмича пояснил: – Я им всем большой сюрприз готовлю.

– Иваныч! А почему мне кажется, что они ему не очень обрадуются? – пристально глядя на него, спросил шофер.

– Потому что живешь давно и не дураком уродился, – усмехнулся Гуров и вышел из машины.

К его удивлению, Кузьмич тоже вышел и объяснил:

– Нечего людей беспокоить, если у меня от калитки ключ есть. Я тебя до двери провожу.

– А то я сам не дойду! – удивился Лев.

– Хочешь близко с Ханом пообщаться? – спросил Кузьмич. – Не советую! Порвет на раз!

– Извини, не подумал.

Кузьмич дождался, пока Лев войдет в дом, и уехал, а встретившая Гурова Наташа радостно сообщила:

– Ну вот! Сейчас и ужинать сядем! Мы без вас не начинали!

К удивлению Гурова, в столовой, кроме Романова, был еще и Фатеев. Они оба, стоя у окна, курили и выпускали дым в открытую форточку. «Странно, чего это Саша в доме вдруг закурил?» – удивленно подумал Гуров, но, встретив бешеный взгляд, которым смерил его генерал, невольно остановился и спросил:

– Что я пропустил?

– Ты какого черта от машины отказался, когда тебе Афоня предлагал? – прорычал Фатеев. – Герой-одиночка, блин! Лихой ковбой с Дикого Запада! Супермен чертов! Борька тебе уже красные штанишки в обтяжку ищет, чтобы уж совсем полное сходство было!

– Лева, ты бы, прежде чем геройствовать, подумал о том, как мы будем твоей жене в глаза смотреть, если с тобой здесь что-нибудь случится! – мрачно заявил Романов. – О том, что мужики мне за тебя голову оторвут, я уже не говорю! В очередь выстроятся! Да еще и передерутся между собой, потому что каждый захочет первым быть!