За чистое небо (Сборник)

      Полковнику Греськову, командиру штурмовой авиадивизии, старший лейтенант Одноворченко докладывал о своем прибытии в его распоряжение в присутствии начальника политотдела подполковника Федотова и начальника штаба полковника Богданова.
      - Присаживайтесь, - сказал комдив. - Расскажите о себе, - предложил он, рассматривая документы молодого летчика.
      - Родился в 1914 году в селе Коцюбинка Михайло-Коцюбинского района. Это недалеко от Чернигова, - пояснил Степан. - Сначала учился в родном селе. Потом в Чернигове, в ФЗУ. Родители бедняки. Когда а 1929 году организовался колхоз, наша семья подала заявление одной из первых. В ФЗУ вступил в комсомол. В партии с сентября сорок первого.
      - Судя по документам, вы не только возглавляли звено, но и парашютно-десантную службу?
      - Да, - подтвердил Степан. - Некоторое время замещал начальника ПДС. Двадцать четыре раза прыгал. В эскадрилье всех летчиков обучил прыжкам.
      - Очень хорошо. Этим же придется заняться и сейчас. Полки наши только начали формироваться. Начальники парашютно-десантной службы молоды. Опыта у них мало. А ведь крайне важно обучить каждого летчика умелому применению парашюта.
      - Работу, которая вам поручается, расценивайте и как партийное поручение, - заметил начальник политотдела.
      - Задание выполню, - твердо заверил Степан.
      - Вот и хорошо.
      Комдив вызвал по телефону начальника отдела кадров. Когда тот вошел, распорядился:
      - Принимайте, товарищ майор, пополнение: старший лейтенант Одноворченко, Назначаем его в 872-й полк командиром эскадрильи.
      Приняв эскадрилью, Степан Одноворченко должен был одновременно организовать боевую учебу с подчиненными и занятия по парашютно-десантной службе со всеми летчиками. Выкроить время для того, чтобы побывать в других подразделениях, было не легко. Где его возьмешь, когда в сутках так мало часов и так много надо успеть сделать!
      Каждый день прибывала новая техника - ее надо собрать, облетать. В подразделениях изучалась тактика боевых действий, штурмовых и бомбовых ударов. А тут еще парашютная подготовка!
      Расписание было таким жестким, что у Степана каждый день - занятия, каждый день он в разных эскадрильях. А ведь хочется, чтобы своя эскадрилья выглядела не хуже других. Если назначили командиром, доверили подразделение - значит и спрос особый.
      Вступив в должность, Степан Одноворченко с первых же дней старался проявить необходимые командиру твердость, инициативу, настойчивость, хорошо понимая, что от того, как будет подготовлена эскадрилья, какая в ней будет дисциплина, зависят результаты боевой деятельности летчиков. А иной раз и их жизнь.
      Каждый из подчиненных - человек со своим характером. Каждый по-своему реагировал на требовательность комэска. Бывали случаи, когда его приказание или замечание за какую-либо оплошность воспринималось с таким выражением лица, которое как бы говорило: "Давай-давай, командир. Посмотрим, как ты будешь действовать там, в бою, под огнем противника". Да, не все шло гладко. Бывали и ошибки. И потому порой закрадывалась мысль: "А справлюсь ли? Не рано ли командир дивизии доверил мне эскадрилью?". О своих сомнениях, беспокойстве и говорил Степан Алексею, когда они остались вдвоем.
      Тартаков хорошо понимал товарища и как мог старался его ободрить, поддержать.
      - Зря ты, Степан, сомневаешься в себе, - говорил он. - В эскадрилье дела идут хорошо. Не зря же она в дивизии на первом месте. И задание комдива выполнил. Почти все за месяц совершили по несколько прыжков. А это ведь многое для нас, летчиков, значит.
      По всему чувствовалось, что учеба в прифронтовом тылу близится к концу.
      И действительно, в первых числах ноября комиссия штаба армии провела в дивизии инспекторскую проверку, в ходе которой дотошно оценивала боевую подготовку каждого полка, каждой эскадрильи и каждого экипажа в отдельности.
      Результатами проверки члены комиссии остались довольны, и через два дня дивизия перебазировалась на фронтовой аэродром.
      25-летие Великой Октябрьской социалистической революции для Степана и его товарищей, не прошедших еще боевого крещения, особенно памятно.
      В этот праздничный день старшему лейтенанту Степану Одноворченко командир полка подполковник Кузнецов приказал нанести удар по фашистскому эшелону с боевой техникой, находившемуся на железнодорожном пути между станциями Чудово и Любань.
      Одноворченко решил вылететь на задание группой из четырех экипажей: он сам, старший лейтенант Николай Белов, лейтенанты Алексей Тартаков и Сергей Федяков.
      Летчики разошлись по машинам. Степан посмотрел на часы: до вылета оставалась одна минута.
      - "Березы", я - "45-й". Готовы? - спросил комэск по радио.
      - Так точно! Готовы, товарищ старший лейтенант! - послышалось в ответ.
      - Взлет!
      Штурмовики один за другим взмыли в небо.
      На подходе к цели советских летчиков встретил а стена зенитного огня.
      Там, на земле, Степан не раз пытался представить себе эту минуту: вокруг бушует вражеский огонь, а они летят, не обращая на него никакого внимания.
      На деле все оказалось значительно сложнее. Сейчас у него было такое ощущение, будто весь огонь противник обрушил именно на его самолет. А может быть, и на самом деле так было.
      "Куда нырнуть? Где найти брешь?" - думал Степан, хорошо понимая, что каждая секунда промедления может стоить жизни. И Одноворченко решительно направил самолет туда, где бушевал огонь. Когда разрывы остались позади, он перестроил группу в колонну и передал по радио команду:
      - Приготовиться к атаке! Атакуем эшелон с интервалом в сто метров. Я беру локомотив. Пошли!
      Летчик резко перевел самолет в пикирование и, как только паровоз оказался в перекрестии прицела, открыл огонь. Пушечные и реактивные снаряды врезались в эшелон.
      - Командир, смотрите: горит. Горит!
      В голосе Сережи Федякова чувствуется радостное возбуждение. Но сейчас не до восторга. Степан и сам видит, что эшелон горит. А сделано еще только полдела.
      - Отставить разговоры! Атака!
      Ведомые завершили удар, нанесенный комэском. Затем они вслед за ним атаковали огневые позиции фашистских зенитчиков, охранявших железную дорогу и эшелон.
      - Чтобы вели себя тихо! Будете помнить Октябрьский праздник! - крикнул Степан.
      Когда уходили, ни одного пушечного выстрела не раздалось им вслед, фашистская зенитная батарея перестала существовать.
      Приземлившись, увидели на аэродроме комдива, которому Степан и доложил о выполнении задания.
      - Молодцы! Хорошо отметили праздник! - похвалил полковник Греськов летчиков и тепло поздравил их с успешным вылетом, со счастливым возвращением.
      Алексей Тартаков, когда шли к своему домику, сказал:
      - Все было хорошо, командир. Действовал что надо!
      Ленинградский фронт готовился к прорыву блокады. С каждым днем все интенсивнее становилась боевая деятельность наших авиаторов. Они наносили удары по живой силе и технике врага, атаковали его опорные пункты, огневые позиции артиллерии, железнодорожные эшелоны.
      Несмотря на то что вылеты следовали один за другим и комэск проводил в воздухе времени не меньше, чем остальные, он тщательно проверял подготовку каждого экипажа, каждого подчиненного к выполнению задания.
      Все шло хорошо. И вдруг произошел случай, серьезно его встревоживший.
      Подходит к нему один из техников, обращается с просьбой:
      - Товарищ командир, переведите меня на другую машину, к другому летчику.
      - Почему?
      - Не могу я с ним работать. О чем ни спрошу, в ответ: "Сам разбирайся". Прошу его: проверьте, все ли правильно сделано? Может, не досмотрел чего? А он: "На то ты и техник, чтобы все было в ажуре". Техник он ведь тоже человек. Испортит настроение, - поневоле что-нибудь не так сделаю. Чем это может кончиться, не трудно представить.
      Степан понимал, что при той большой нагрузке, которая легла в эти дни на плечи летчиков, некоторые из них очень устали. Но нельзя позволить себе расслабиться, хотя бы на минуту пренебречь требованиями службы.
      После ужина Одноворченко собрал эскадрилью. Даже не эскадрилью, а только летчиков, потому что техники, как всегда, готовили машины к очередному боевому дню.
      - Видите, что получается! - сказал Степан. - Если и захотим собраться всей эскадрильей, поглядеть друг на друга, - ничего из этого не выйдет. Потому что техники, механики, оружейники не могут уйти от машины, пока не выполнят все регламентные работы. С аэродрома они уходят последними, а приходят туда первыми. Сколько вкладывают труда, чтобы как следует подготовить машину к вылету! Но и летчик не может при подготовке самолета оставаться безучастным наблюдателем. Его контроль - гарантия безопасности вылета. А иной раз такое бывает...
      И старший лейтенант рассказал о просьбе, с которой к нему обратился техник. Он не назвал фамилий, не указал номера самолета. Но по тому, как внимательно слушали его подчиненные, как близко к сердцу приняли его слова, сделал вывод, что второй раз об этом говорить не придется. И действительно, причины для подобного разговора больше не было.
      Наступило 12 января 1943 года. Долгожданный день прорыва блокады Ленинграда. Старший лейтенант Одноворченко к этому времени был переведен комэском в 448-й штурмовой авиаполк. Перед наступлением его эскадрилья получила особое задание.
      - После артиллерийской подготовки, - сказал командир полка подполковник Баешко, - тремя парами вылетите в район Синявино - Рабочий поселок No 7 для уничтожения командных пунктов и других объектов.
      Степан нанес на карту цели, уточнил данные разведки о средствах огневого прикрытия вражеских объектов, вместе с подполковником Баешко наметил наиболее целесообразный и сравнительно безопасный маршрут выхода в указанный район.
      В штурмовую группу Степан отобрал пять летчиков.
      Несмотря на ограниченную видимость и сильный заградительный огонь, шестерка "илов" сумела выполнить поставленную задачу.
      Конечно, для этого пришлось в течение четырех дней сделать 20 вылетов. Техники, механики, оружейники буквально валились с ног, осматривая и ремонтируя машины, заправляя их горючим, пополняя боезапас. Пока они готовили самолеты, летчики и воздушные стрелки отдыхали здесь же, прямо у своих "илов".
      Шли пятые сутки наступления.
      Во время пятого в этот день вылета группа уничтожила фашистскую артиллерийскую батарею большой мощности. Когда легли на обратный курс, ведущий несколько отстал от группы, чтобы сфотографировать результаты удара, и тут же был атакован двумя вражескими истребителями.
      Степан не растерялся. Огнем из пулемета он заставил один "мессершмитт" отвалить в сторону. Но другой неожиданно выскочил вперед и оказался перед "илом".
      Все же советский летчик опередил его. От меткого пушечного выстрела фашист задымил и, резко спикировав, понесся к земле. Пока Степан расправлялся с этим истребителем, тот, первый, совершил вираж и пулеметной очередью задел правую консоль, сорвал часть обшивки.
      Одноворченко, изо всех сил стараясь удержать машину в горизонтальном положении, сумел долететь до своего аэродрома и удачно приземлиться.
      Увидев самолет командира эскадрильи, техник схватился за голову.
      - У вас же половины плоскости нет! И как вы дотянули?
      Ночью самолет полностью восстановили. Правую плоскость пришлось, конечно, заменить.
      С рассветом группа летающих "катюш" старшего лейтенанта Одноворченко снова была в воздухе. В жестоких схватках росло летное и боевое мастерство командира эскадрильи. Свидетельство тому - орден Красного Знамени, которого он был удостоен за героизм и мужество, проявленные в период прорыва блокады Ленинграда.
      Это отмечено и в служебной характеристике, написанной на командира эскадрильи Одноворченко в связи с представлением его к очередному офицерскому званию. В характеристике говорилось:
      "Как командир энергичен. К себе и подчиненным требователен. Хорошо владеет техникой пилотирования. Уверенно летает днем и ночью. В боях по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом показал себя умелым, волевым летчиком. Особую способность проявил к применению реактивных снарядов при ударе по наземным целям".
      Подписавшие характеристику командир полка Баешко и комдив Греськов не случайно отметили такую склонность Степана к применению реактивных снарядов при ударе по наземным целям.
      Для успешного использования эрэсов необходимы смелость и расчетливость. Потому что наибольший эффект реактивные снаряды дают при пикировании. А ведь штурмовик - не истребитель. Тут и бомбовая нагрузка. И скорость другая. И аэродинамические свойства иные. Можно так спикировать, что - поминай, как звали.
      Вот почему риск, смелость должны обязательно сочетаться с отличными знаниями, точным математическим расчетом. Всем этим в совершенстве владел комэск Одноворченко. И тому же учил подчиненных.
      В свой юбилейный, сотый вылет майор Одноворченко вел группу из двенадцати штурмовиков. Было это уже в Эстонии. Путь наступающим советским подразделениям преградила высота, превращенная противником в мощный опорный пункт.
      Наступление вот-вот могло захлебнуться. И в самый сложный момент боя по высоте нанесли удар летчики майора Одноворченко. Хотя группу "илов" встретили полтора десятка вражеских истребителей, летающие "катюши" сделали свое дело. Бомбовый удар, завершенный пуском реактивных снарядов, был таким, что опорный пункт с его огневыми средствами и живой силой практически перестал существовать.
      Далеко шагнула авиационная техника в послевоенные годы. Но как бы совершенна она ни была, морально-боевые качества летчика - по-прежнему главное условие успешной его работы. И среди этих качеств подполковник в отставке Герой Советского Союза Степан Савельевич Одноворченко, беседуя с молодыми воинами, с юношами, желающими посвятить себя службе в авиации, выделяет смелость и точность, риск и расчет.
      В подтверждение сказанного у него всегда найдутся примеры из опыта минувшей войны, из собственной фронтовой практики. Его рассказы о героизме и мужестве советских летчиков не у одного из юношей вызвали желание связать свою судьбу с авиацией.
      Степан Савельевич - частый гость комсомольских организаций, пионерских дружин. Нередко за советом к нему приходят домой. В Астрахани, где он теперь живет, многие знают адрес: Коммунистическая улица, дом No 34, квартира 66.
      А если по этому адресу обратиться с письмом, то ответ придет незамедлительно. Потому что воспитание молодежи на подвигах героев коммунист С. С. Одноворченко считает своим партийным долгом, долгом солдата Великой Отечественной войны.
      А. Сеин
      Сквозь огонь
      С Петром Сергеевичем Новиковым я встретился ранней весной. За окном ленинградская слякоть, пронизывающий сырой ветер, а в квартире тепло, уютно. Он только что вернулся с работы. Вот уже более десяти лет Петр Сергеевич - бывший летчик-штурмовик - руководит хозяйственным комбинатом Ленэнерго.
      Петр Сергеевич широк в плечах, руки у него крепкие, мускулистые. Когда он здоровается, то пожимает протянутую руку осторожно, как бы боясь ненароком причинить боль человеку. У него круглое, типично русское лицо. Волосы русые, зачесаны назад, без пробора. Глаза серые, взгляд спокойный.
      И походка у него спокойная, неторопливая. Так шагают обычно люди, уверенные в себе, знающие, что и как делать. Весь его внешний облик крупная, тяжёлая фигура, с широкими ладонями рук, прямой спокойный взгляд, голос - свидетельствует о большой физической силе, твердой воле.
      В годы войны мне не раз приходилось встречаться с летчиками на полевых аэродромах, и каждый раз бросалась в глаза одна особенность в их поведении. Молодой летчик обычно порывист. Он торопится вылететь я бой, торопится доложить командиру, рассказать товарищам, "как это было". Из-за своей поспешности допускает ошибки, за которые приходится порой дорого платить. Опытный летчик, за плечами которого не один десяток боевых вылетов, ведет себя по-иному. Вот он вернулся с боевого задания, зарулил самолет на стоянку. Открывает фонарь кабины, не торопясь вылезает на левую плоскость, спрыгивает на землю. Так же не торопясь обходит вокруг своего "ила" (над целью тряхнуло от близкого разрыва зенитного снаряда), осматривает его, а потом спокойно шагает на командный пункт. Он хорошо поработал ("отработал нормально", - говорят обычно летчики), и ему есть о чем доложить командиру.
      Петр Сергеевич принадлежал к числу таких людей. Войну он встретил зрелым воздушным бойцом.
      Хозяин квартиры приглашает меня пройти в соседнюю комнату и усаживает за круглый стол, покрытый узорчатой плюшевой скатертью цвета спелой вишни. На столе модель современного сверхзвукового истребителя. Круто отброшенный треугольник крыла, тонкий вытянутый фюзеляж, чуть выступающий фонарь кабины пилота, - все выражает стремительность, порыв.
      - Это подарок летчиков одной авиационной части, - поясняет Петр Сергеевич. - Недавно был у них в гостях.
      Макеты самолетов, старых и новых типов, стоят и на книжном шкафу, полки которого заставлены посвященной авиации литературой, мемуарами участников Великой Отечественной войны. На стене кортик офицера Военно-Воздушных Сил. Вся обстановка этой комнаты говорит о том, что здесь живет человек, для которого дорога авиация и все то, что с ней связано.
      - Я отдал авиации более двадцати лет жизни, - говорит Петр Сергеевич. - Был участником многих воздушных сражений, свидетелем героических дел однополчан, видел, как гибли боевые друзья. Такое, сами понимаете, не забывается.
      Да, такое забыть нельзя. А путь в авиацию для него начался в 1931 году.
      * * *
      Сверловщик вагоностроительного завода имени Егорова, что в Московском районе Ленинграда, П. Новиков по комсомольской путевке направляется в планерную школу. Почему в планерную?
      - Понимаете, - не торопясь говорит он, - самолет совершает полет благодаря тяге, создаваемой мотором, а тут аппарат тяжелее воздуха и вдруг свободно парит, словно птица. Я не раз прежде наблюдал за полетами планеристов и каждый раз восхищался их умением пользоваться воздушными потоками. И мне самому захотелось научиться так летать.
      Курсанты планерной школы летали обычно во второй половине дня. В это время суток земля хорошо прогревалась, появлялись мощные восходящие потоки, с помощью которых и парили планеры. Рабочий паренек Петр Новиков с увлечением, которое присуще только юности, изучал теорию свободного полета, овладевал техникой пилотирования. Он настолько в этом преуспел, что через два года (после срочной службы в ВВС Черноморского флота) назначается начальником планерной школы Московского района Ленинграда.
      Заботясь о курсантах, обучая их полетам, он и сам много летал, совершенствовал свое мастерство. Особенно много дала ему учеба в высшей планерной школе в Коктебеле (ныне поселок Планерское, в 21 километре от Феодосии). Полученные знания, приобретенный опыт он охотно передавал своим ученикам. Новиков многим дал путевку в небо и среди них Александру Клубову, ставшему потом летчиком-истребителем, дважды Героем Советского Союза.
      И все же, чем больше познавал он секреты планирующего полета, тем лучше понимал зависимость планера от состояния атмосферы. Планеры летали в ясную, солнечную погоду. А ему хотелось летать и при солнышке и без него, в облаках и за облаками, хотелось свободно маневрировать, быть хозяином воздушного океана. И он "изменяет" своему юношескому увлечению, начинает мечтать о самолетах. Эта мечта привела его в аэроклуб. Петр Новиков становится летчиком-инструктором.
      А потом война...
      В отличие от многих, на фронт Петр попал не сразу. Он работал в Казани, куда в полном составе был эвакуирован аэроклуб. Несмотря на острую потребность в опытных летчиках, командование до поры не трогало таких, как он. В авиационных школах они делали не менее важное дело - учили парней летать на боевых самолетах, метко стрелять и бомбить. И только в марте 1943 года он получил направление в 943-й штурмовой авиационный полк Ленинградского фронта.
      Лейтенант Новиков быстро освоился с фронтовыми условиями и вскоре стал выполнять боевые задания. Он чаще других летал на разведку, и этому было свое объяснение. Новиков обладал рядом качеств, которые так необходимы разведчику: отличная техника пилотирования, наблюдательность, находчивость, умение ориентироваться в любой метеообстановке.
      ...На пятом вылете ему не повезло. Было приказано разведать укрепления белофиннов. В районе цели самолет встретили плотным заградительным огнем. Черно-рыжие клубки разрывов лопались вокруг самолета, опоясывали его со всех сторон.
      Особенно туго пришлось после того, как были включены фотоаппараты. Такая уж особенность "работы" воздушного разведчика. На этом участке полета самолет должен идти строго по заданному курсу. Летчик не должен маневрировать, уклоняться от прицельных разрывов зенитных снарядов. И надо обладать огромной силой воли, мужеством и отвагой, чтобы не дрогнуть в этот ответственный момент. Лейтенант сумел пробиться сквозь огонь, разглядеть и сфотографировать вражеские позиции.
      При отходе самолета от цели осколок угодил в бензобак. Струя бензина фонтаном ударила из пробоины в левый бок летчика. Куртка сразу стала мокрой. Козырек кабины запотел. В кабине туман. Дышать трудно. Голова идет кругом. Новиков открыл форточку. Струя бензина устремилась наружу. Встречный поток воздуха высасывал ее за борт. Стало немного легче.
      Осмотрелся. Внизу линия железной дороги Выборг - Ленинград. Прошел одну станцию, другую. Что-то не то. И тут сообразил, что взял ошибочный курс и углубляется на территорию противника. Резкий разворот на 180 градусов. Беглый взгляд на приборную доску - стрелка бензобака катастрофически приближается к нулю. "Нет, не дотянуть до своих, проносится в голове тревожная мысль. - Высоты нет, горючее на исходе".
      - Юра, приготовиться! Идем на вынужденную, - передает он стрелку-радисту.
      С этим стрелком-радистом Петр Новиков потом много летал и, в каких бы переделках им ни приходилось бывать, Юрий Петров всегда оставался его надежным "щитом". Сержант зорко следил за воздухом и всегда первым обнаруживал врага, метко стрелял, не раз спасая экипаж от губительного огня "мессеров" и "фоккеров". За мужество, высокое боевое мастерство он был награжден орденом Красной Звезды, орденом Славы III степени и несколькими медалями.
      Новиков высматривает удобную площадку для посадки. Кругом мелкий лес, болота. Садиться негде, и бензина нет. Проходит томительная минута, другая. И тут слева, почти под собой, он увидел Ли-2, а поодаль, за лесом, большое поле. Это был ленинградский аэродром. Не мешкая ни секунды, пошел на посадку. Едва самолет коснулся колесами взлетно-посадочной полосы, как мотор смолк. Баки были пусты.
      - Тогда я не мог самостоятельно выбраться из кабины, - говорит Петр Сергеевич. - Левый бок окоченел, надышался паров бензина так, что голова гудит, в глазах красные круги. Пришлось недельку проваляться в госпитале.
      Высокое летное мастерство, отвагу и мужество продемонстрировал Новиков и в последующих боях. Десятки раз штурмовал он фашистские позиции, уничтожая живую силу и технику. И всегда его удары отличались точностью. Там, где пролетали летчики звена старшего лейтенанта П. Новикова, оставались исковерканные взрывами пушки, автомашины, танки, рушились дзоты.
      Особенно памятны ему бои за Псков и Нарву. Гитлеровцы цеплялись за каждую удобную для обороны высоту. Штурмовой авиации приходилось огнем расчищать путь пехоте.
      В феврале 1944 года наши войска форсировали реку Нарву и захватили на западном берегу плацдарм. Гитлеровцы не хотели с этим мириться, вводили в бой новые силы, чтобы сбросить десантников в реку.
      В один из напряженных дней четверку "илов" повел в бой командир звена Скольников. Новиков был ведущим второй пары. Приказано ударить по скоплению фашистских танков. "Ильюшины" внезапно появились над вражескими позициями, они встали в круг и один за Другим пикировали на танки. Вокруг "илов" прочерчивали воздух трассирующие пулеметные очереди. Но Петр Новиков их не замечал. Он видел лишь бронированные коробки, которые надо уничтожить.
      Для очередной атаки летчик избрал танк, который поспешно удалялся в сторону леса, надеясь там спастись от губительного огня штурмовиков. Новиков чуть подал от себя ручку управления. "Ильюшин" послушно опустил нос и перешел в пикирование. В прицеле обозначился танк. Еще мгновение, и летчик нажимает на кнопку сброса. Из-под плоскостей вырвались хвостатые огненные кометы реактивных снарядов. Удар оказался точным. Один из эрэсов угодил прямо в танк. Он тут же вспыхнул, и его заволокло черным дымом.
      На обратном пути "илов" встретили "фоккеры" и с первой атаки подожгли самолет ведущего группы. Остальные экипажи сомкнули строй, отбивая атаки вражеских истребителей. Одного стрелки-радисты сбили. После этого фашисты стали осторожнее. Когда штурмовики перетянули линию фронта, они отстали.
      Пламя войны катилось на запад. Наконец оно заполыхало в Восточной Пруссии. Советские войска стремительно продвигались вперед, и ничто не могло сдержать их натиск. Каждый солдат видел перед собой долгожданную победу, чувствовал ее приближение. Петр Новиков к тому времени стал командиром эскадрильи. Он по-прежнему летал на разведку, штурмовал вражеские позиции. И какое бы задание ни получал, всегда отлично выполнял его. Он стал признанным мастером разведки, особенно фоторазведки.
      В феврале 1945 года в районе Инстербурга (ныне город Черняховск) советские танки далеко продвинулись вперед. 18 февраля на аэродром, где базировался 943-й штурмовой авиационный полк, прибыл командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии И. Д. Черняховский. Он был обеспокоен потерей связи с танкистами. Нужно было срочно разыскать их, передать приказ о дальнейших действиях. Кому из летчиков поручить это задание? День пасмурный, туман. Видимости почти нет. Командир полка свой выбор остановил на капитане Новикове. В паре с лейтенантом Пархоменко он вылетел на разведку. Нашли танки, сбросили вымпел. Но самим пришлось туго. Снаряд МЗА (малокалиберной зенитной артиллерии) попал в правое крыло самолета ведущего. В центре образовалась большая рваная дыра. Самолет трясло, кренило. Управлять трудно. И все же Петр Новиков привел его на свой аэродром.
      Следует отметить еще одну особенность Новикова. Он никогда не бросал машину, боролся за нее до тех пор, пока это было возможно. Видимо, поэтому, пройдя боевыми дорогами от Ленинграда до Кенигсберга, он не потерял ни одного самолета. Конечно, в этом сыграло свою роль высокое летное мастерство, которым он обладал. Но факт остается фактом - "безлошадным" ему бывать не приходилось.
      А случалось попадать в очень сложные и порой, казалось, безвыходные положения. Об одном таком случае стоит рассказать.
      Было это 22 апреля 1945 года. В этот день в составе группы Новиков вылетел на штурмовку вражеской техники в районе Пиллау (ныне город Балтийск). Советские войска блокировали здесь большую группировку фашистских войск. Шли ожесточенные, беспрерывные воздушные бои.
      Сделан один заход, второй. После третьей атаки при выходе из пикирования самолет круто полез вверх. Летчик толкнул ручку управления от себя. Никакой реакции. Самолет продолжал набирать высоту. Убрал обороты двигателя. "Ильюшин" опускает нос и... к земле. Увеличил обороты, самолет снова полез вверх. Пришлось опять убрать газ. И так до самого аэродрома. То вверх, то вниз.
      Не всякий летчик рискнул бы садиться на таком "капризном" самолете. Петр Новиков, однако, благополучно приземлился. Но для этого нужно было так рассчитать маневр, чтобы очередное пикирование с последующим переходом в набор высоты пришлось на начало взлетно-посадочной полосы. Очень сложный и опасный маневр!
      Петр последний раз убрал обороты двигателя. "Ильюшин" перешел в пологое пикирование. Все ближе и ближе посадочная полоса. Пора! Летчик передвигает сектор газа от себя, мотор зарокотал сильнее. Штурмовик стал поднимать нос. И все же Новиков допустил ошибку: на какую-то секунду-другую раньше стал выравнивать машину. Самолет подошел к полосе под углом больше допустимого, ударился колесами о землю и стал "козлить". Отдельные прыжки доходили до 5 метров.
      За этой странной посадкой наблюдали многие летчики. Они стояли у командного пункта и следили за маневрами своего товарища. На лице Паршина, командира полка штурмовиков, озабоченность и тревожное ожидание. А когда самолет запрыгал на полосе, командир истребительного полка, летчики которого базировались на этом же аэродроме, не выдержал:
      - Что он делает? Пьяный, что ли?
      - На Новикова это не похоже, - с тревогой в голосе отозвался Паршин. С ним что-то случилось.
      Новикову все-таки удалось утихомирить "прогрессирующего козла" и благополучно завершить посадку. Когда же он зарулил на стоянку, все прояснилось. Зенитный снаряд почти полностью разрушил руль глубины.
      - Ну и летчик, - с восхищением проговорил командир истребительного авиационного полка. - Из моих орлов на таком самолете, пожалуй, никто не дотянул бы до аэродрома. А он еще и посадил. Молодец!
      - Это был мой сто семьдесят второй боевой вылет, - говорит Петр Сергеевич. - И знаете, я по-настоящему испугался тогда. Тремя днями раньше мне присвоили звание Героя. Война идет к концу. И вдруг гибель. Такая обида взяла. А потом злость на самого себя за то, что в первую минуту растерялся. "Погибать собрался? А кто жить будет? Кто фашистов добивать станет?" сверлит в голове мысль. - И знаете, сразу вернулись силы, появилась надежда. Смотрю, а земля - вот она, несется навстречу - черная и страшная. Еще минута, другая и... Левая рука сама подает сектор газа вперед. Чувствую, как центробежная сила вдавливает тело в сиденье. Самолет с ревом выходит из пикирования. Стрелка высотомера поползла вправо. Высота растет, скорость падает. Чувствую, дальше нельзя. Можно свалиться в штопор. Убираю обороты, самолет снова переходит в пикирование. Потом я приноровился к его поведению. Так и летел на одних оборотах. Конечно, можно было выброситься на парашюте. Но куда? Внизу гитлеровцы, а для советского летчика плен хуже смерти. Когда же перетянул линию фронта, появилась уверенность, что можно посадить машину. И я решил бороться за жизнь самолета и за свою собственную до последней возможности. Вот когда помогли навыки планериста!