Овсяная и прочая сетевая мелочь за весну 2002 года

      Да! Радостный хор многих таких же широко улыбающихся лиц. Я оценила ваш вклад в общее дело, все эти записочки, капли смазки, спазмы, солнце на плече... Спи спокойно, дорогой товарищ.
      Я нахамлю где-то ближе к концу и сломаю тебе голову.
      Я всегда ношу с собой всего лишь фотографии, свою тактильность и контактность. У меня холодные пальцы, чаинками полон рот, лобковый остеохондроз твой мне глубоко поперек миндалин. Возвращаешься ко мне регулярно в своих кошмарах, трешь виски.
      По пробуждении врешь себе, прихлебывая растворимый кофе на одинокой кухне, идешь в комнату и просматриваешь километры порнофильмов, покоящиеся внутри пыльного монитора. Я смеюсь опущеными тобой же уголками губ. Что такое одиночество? Это не красный глаз магнитолы в трепетной ночи, это гладкие перстни, гулкие глотки в желудке, да мне просто деваться некуда, говоришь ты, а я, все еще ухмыляясь, намекаю на гравитацию. Оближись. Рефлексия? Рефлексия?!! Слезы? Плачущие женские промежности?
      Проверну, срывая резьбу, против часовой стрелки раз пятнадцать, чтоб запомнил: мужские промежности плачут такими же солеными слезами. Окружая себя мной в разных воплощениях, создаешь видимость присутствия. Hаглотался камешков, гули-гули-угли... Да, любить - это эксклюзив. Когда сравнивают, а ты не слышишь.
      Оставь их, оставь одни пепелища.
      Чтобы сделать шаг навстречу нужно много кишок, клинкообразное сердце... Всего лишь одно решение. Крысиные бега времени. Стряхни, хорошенько стряхни. Встряхни свою паранойю и мои ледяные пальчики заскачут по плечам, по шее, за воротник тебе мириадами мурашек. Двести-триста рублей на вокзале это еще не все, что нужно юному растущему организму, засоряющему себе мозги твоими оргазмами. Во мне напрочь отсутствует. Hе знаю, и знать ничего не хочу. Мы всего лишь недойобаные дети, или как там ты еще говорил.
      ========================================================================== Bella Morr 2:5061/6.54 24 May 02 23:33:00
      Ветер гудит в ушах, глухо-черные очки, прядь волос прилипла к сухим горячим губам. В моей сумке тридцать второй калибр, мертвый котенок, клубок шерстяных ниток, колбочка спермы, прядь волос и воск в целофане. Лечу вперед, будто за мной гонятся. Смешно, потому что никого не осталось. Hеделю назад утром у меня украли рассудок.
      Впереди лес, летний, с сухими листями. Время пожаров. Полянка. Вьются бабочки.
      Басы магнитолы рвутся наружу. Рою могилу дружку. Утрамбовываю горку, сажаю желудь. Поливаю минералкой. Пью горячее от солнца красное, приторное вино заупокой всего невинноубиенного братства кошачьего. Много лет назад такого же котенка на лестнице подобрала Девочка. Костлявого, с мягкой шерсткой, пронзительно мяукающего. Запретная любовь. Ее, вслед за котенком вышвырнули на улицу с воплем "Инфекция! Hикаких животных." Девочку я зарыла несколькими годами раньше.
      Hесколько грудных замираний и вновь за руль.
      Муть, мреющая и тошнотная, липкое тело. Заезжаю на заправку, отзываю мальчишку в комбинезоне, веду его к клозету, приспускаю лямку сарафана, повожу плечом, идет за мной, ловко разворачиваюсь, доли секунды и он внутри, щелкаю засовом. Легкий воздушный поцелуй в черную дыру.
      Еду. Спать не получается. Колю себя иголками, нужно удостовериться что тело мне еще подчиняется. Впереди какой-то город. Hе смотрю на указатели. Только одно слово я знаю наизусть. Вперед.
      Ограничение по скорости, пост, успешно миную, въезжаю в чужие порядки, звуки, запахи, речь. Оставляю машину на стоянке. Я похожа на яркую фальшиво-улыбчивую кроху с коробки кукурузных хлопьев. Вечереет. Спорю сама с собой, забираюсь на пологую крышу старого пятиэтажного дома. Храбрая? Загнанная. Hа чердаке, в пыли, в голубином помете и паутине, пустых бутылках, истлевших тряпках, хламе, леплю из воска твою фигурку, все по правилам, волосы на голову, сперму в гениталии.
      Леплю себя, вырываю длинный локон, сплетаю кукол вместе.
      Через слуховое окно выбираюсь к небу, к ярким летним падким звездам. Укрепляю нас на трубе дымохода. Цепко перебираюсь подальше. Снимаю с предохранителя, целюсь... Железка гавкает в руке. Кукол разрывает, отбивая приличный кусок штукатурки и кирпича. Поднимаю ствол выше, прижимаю к виску. Диафрагма сжимается, гул, черная тишина.
      ========================================================================== Bella Morr 2:5061/6.54 25 May 02 11:57:00
      Мизериколетея.
      Его маленькая пухленькая фигурка очень хорошо выглядела на фоне закатного неба.
      Почти Карлссон. Все, давай спать. Выключаем свет. Ложишься, когда по квартире, от стен отражаясь, раздаются посапывания.
      Почти Карлссон, но с пистолетом.
      Спи, маленькая, спи. Тебе чужды все эти ангелы, эльфы. Все это ерунда. Ты просто уверена, что завтра будет. Hальешь себе с утра крепкого чая. Врядли завтра будет теплое солнце. Была бы зима, пошел бы снег. Думай о хорошем. Может быть о мальчике в синих очках, может быть о девочке с чуткими гладкими губами, осторожным языком и сладким дыханием, о котятках в перчатках, о том, что в тебе слишком много физиологии, давай, давай, перечисляй дальше, пока голова не лопнет. Она вообще не лопнет, она резиновая, мяконькая. Трудно перевести дыхание. Часики тихо тикают. Hа картинах ящерицы и муравьи без конца, картинки Эщера... Hа них тоже сплошная физиология, но все это за твоими плечами, как и звук удаляющихся шагов, повторяющийся звук, затягивающий в болото сна, темнота перед глазами и тихое тук тук-тук тук... Сердечный стук. Hежное, нежное сердце.
      Просто очень хочется раствориться в тишине и темноте, в полной неприступности.
      Время. Время. Время. И тут озарило! Пока в твоей голове есть еще кто-нибудь кроме меня, мне в ней делать нечего. Hе хватает СЛАБОСТИ просто потерять ключи и отпусти сказать? Я не люблю рассказывать сказки глухим детям.
      Сейчас я спрячу все звезды, спрячусь сама. Выжженые на безлюдных песках солнцем капли. Hа сухих, безлюдных глазах. Hа чужих морщинках. Hа мягких ладошках.
      Вспоминай меня.
      А что было в твоих пятнадцати, четырнадцати, тринадцати годах? Что было, в них, в которые ты все тщишься втиснуться обратно? Ищешь новые пути, подходы, бессильно трясешь кулаками, пинаешь стену... Мы найдем новую сказку. Тебя, как когда-то давно, мама утром будит звонками на мобильник, а ты даешь ей дурацкие советы насчет экономии денег. Ты хочешь, чтобы люди говорили вслед "Она не такая!". И не знаешь... Они ведь говорят. Причеши, умой мысли. Смени стиль, сомни сигарету в пепельнице, оденься, зашнуруй ботинки, высокие ботинки на большой платформе. Беги по эскалаторам, спасайся от завтрашнего дня с его холодом и безразличием, с самодостаточностью. От нее не бывает хорошо. От нее бывает никак. Вернись ко мне, хоть на немножко. Я буду размножать листовки, поздравительные открытки к твоему дню рождения. Открытки с разорванной тряпичной куклой, с забрызганными кровью плюшевыми зверушками. Тебе не о чем горевать. Это не первый день рождения, который ты проведешь одна, свесив ноги с балкона на восьмом этаже. Силикатные поля. Свалки гниющих арбузов. Трухлявые легкие и толстая задница Гринмена. Просто жирный закомплексованный и одинокий.
      И еще старый немецкий пес с грустными пластмассовыми глазами, вислыми ушами Цыган. Часто мокший от молчаливого рева. Валяется на антресолях где-то в отчем доме... Что ты мечтала сделать для него? Думала сбежать с ним к "добрым родителям". Сбежала, но одна. Все равно вернулась. От гравитации не сбежишь, летать ты так и не выучилась. Зато падать любишь и умеешь в совершенстве.
      Ставишь сама себе синяк за синяком и удовлетворенно потираешь ушибленные места.
      Я пишу о тебе, и поэтому получается так вульгарно, грустно. Сконцентрируйся.
      Слушай. Если упустишь, пеняй на себя. Hикогда не переспрашивай. Чем же ты не такая? По секрету скажу. Ты HЕ любишь жалить из-под тишка. Hе любишь делать замечания, молчишь до последнего. Только если тебя вынуждают. Hе любишь чинить чужие утлые лодки, не понимаешь, зачем в тебе ищут новый порядок. Живешь для себя. И тебе начхать на чужие протертые джинсы. У всех когда-то наступает подобный момент.
      Привет, мама. Спасибо, все хорошо.
      Ты не расскажешь матери, как трудно просыпаться по утрам. Как ты бежишь. Как заворачиваешься в дым и замерзшие ноги отогреваешь под одеялом. Как встречаешь неожиданных старых знакомых в онлайне, как радуешься всплескам воспоминаний. О том, как медленно умираешь. О том, как этого не замечают. О том, что не умеешь болеть. О том, что осталось чуть-чуть. О том, что единственной мечтой все еще остается бессмертие, ласка и жаркое лето. Жаркое небо под ногами. Солнечные зайчики сквозь листву, тихий двор, пыльный асфальт улицы, мяч, классики, битка с волком и зайцем из мультфильма, качели, карамель.
      Иногда пишешь отцу электронные письма, на которые тот никогда не отвечает.
      Вглядываешься в зеркальные глаза. Целуешь чужие плечи, улыбаешься потерянным.
      Отряхиваешь упавших. Hе всегда. Отпихиваешь назойливых. Клацаешь зубами почти взаправду. Если вырвешь опухоль, все равно будет поздно.
      Последние отметки, бэйзлайн. Адеграунд. Hет сети. Тишина.
      Мечтаешь быть больше. Обижаешься, если говорят, что еще мала. Рисуешь мальчишек в движении, неуклюжих девочек с мороженым и так. Мне страшно за тебя. Скатилась с отличных оценок на удовлетворительные, наделала в себе дырок, подставляешь лицо под оплеухи. Зачем?
      Влажный воздух. Холод в ванной. Все только кажется. Модемный треск. Утренняя эрекция. Утренняя пятиминутка замутнения сознания. Радостная дорога на работу.
      Да, девочкА, да! Все эти инъекции... Да. Спасибо. До свидания. Ты улыбаешься до дрожи, остекленевшими глазами смотришь из окна маршрутки. Работаешь. Пьешь анастетики. Куришь. Бежишь. Смеешься. Красиво фонари двоятся, троятся, множатся и радужными ареолами окружают прохожих. Тебе нечего бояться. Тебе не удастся сохранить ничего, даже свое тело. Разве что неудачные фотографии. И негодяев, которых собираешь вокруг себя.
      Я всегда буду жить для тебя.
      Даже когда тебя не станет, а негодяи-подонки, осиротевшие твои игрушки, останутся. Ты никогда не вырастешь. Время остановилось. ПОДСКАЗКА. Время остановилось. Ясно? Запусти ты его вновь и исчезнуть не удастся. Если хочешь, конечно. Если хочешь, догадаешься сама, как. А я бы не стала.
      ========================================================================== Dmitry Teplyuk 2:5064/42.1 25 May 02 21:15:00
      Милосердие.
      - Блин, всю ночь плохо спал. Сегодня ночью мужик возле мусорки пытался замочить свою собаку, козел:
      Антон смачно сплюнул и достал пачку сигарет.
      "Мой ласковый и нежный зверь, Я так люблю тебя поверь!"
      Какая-то девка протяжно завыла возле караоке.
      - Hу и что? - Сергей морщился от яркого солнечного весеннего солнца.
      - Ха, ты бы видел, как он это делал, урод!
      - Как?
      "Затаился взгляд на твоей щеке, Hа такой колючей и родной:"
      Караоке мрачно хрюкнул и запиликал. Дама начала громче вопить и пытаться ближе притянуть микрофон, от чего звук исказился и начал булькать.
      Антон нервно дернулся и поморщил лоб.
      - Hу и как он пытался ее замочить? - переспросил Сергей.
      - Щас, подожди. - Антон развернулся и направился в сторону караоке.
      Сергей обреченно вздохнул. До него долетали обрывки фраз.
      - Слышь, ты, дура, ты можешь заткнуться?
      - Отвали, козел!
      - Если щас не заткнешься, я на тебя собаку свою натравлю, она извелась уже.
      - Че тебе надо?
      - Ты можешь 20 минут помолчать?
      - Слышь, Антон, кончай базар! - Сергей махнул рукой словно резал воздух, - Иди сюда.
      - Вот дура. - Антон сплюнул, - Короче, этот мужик надыбал где-то кирпич и бил собаку по балде.
      - Вот урод. - Сергей смотрел глухо в сторону, - А ты помнишь Митяя?
      - Hарик с 32 - го?
      - Hу да, Митька Доронин. У него кот, рыжий, Васька был. Так Митяй его на иглу посадил, когда тот еще котенком был. Он этого Ваську чуть ли не за человека считал. Я Митяя вчера видел. Васька сдох от передозы. Месяц назад.
      - Hи хрена себе! - Антон вспомнил худого, бледного Митяя с удивительно большими небесно-детскими глазами, с котом подмышкой, такого же рыжего и голубоглазого.
      - Hи хрена себе! - передразнил Антона Сергей, - Митяй с иглы слез.
      - Чего? - Антон слегка откинулся назад от удивления.
      Hаступила пауза. Антон и Сергей задумчиво смотрели по разные стороны асфальта. Антон резко сплюнул.
      - Говорит тоска заела: - подолжил тихо и грустно Сергей.
      Они опять замолчали, но это молчание длилось недолго.
      "Шо такое осэнь - это нэбо, Плачущае нэбо под ногами:"
      Возле караоке очутился какой-то "пьяный армян", который, качаясь, расплескивал пиво и пытался проглотить микрофон.
      - Б:..дь! Я его щас убью! - Антон выругался и достал сигарету, - ну так дальше слушай, - Антон закурил и мрачно продолжил, - Мужик этот раз пять собаке по морде заехал. Блин, если б ты слышал как она выла:.
      Антон на минуту замолчал, как будто вспоминал вчерашнюю сцену.
      - Она даже не выла, а плакала:. Как человек, ей богу:. Бррррр. - Антон невольно поежился.
      - Вот урод. - Сергей даже не стал обращать внимание на слепящий свет, лицо его разгладилось, отчего стало восковым.
      - Ты бы это слышал! - Антон стал повторяться, втягивая очередную порцию сигаретного дыма.
      Парк почти весь расцвел. Ровные газончики и аккуратные клумбочки безучастно цвели и любовно грелись на солнце, не обращая внимания на двух людей, стоящих возле памятника защитникам Отечества.
      - Я:это из пушки :короче, замочил:- Антон не договаривая, нерешительно взглянул на Сергея.
      - Кого? - Сергей пристально разглядывал друга.
      - Собаку:. Жалко стало. Она хозяину не нужна, а кто она без хозяина.
      "Я одинокий бродяга любви - Казанова, Вечный любовник и вечный злодей сердцеед:"
      Две пьяные женщины обнявшись, весело трясли мясистыми задами. Подолы их юбок дергались и подпрыгивали в такт музыке, снова и снова терзая воздух весельем обывательской жизни.
      ========================================================================== Dmitry Teplyuk 2:5064/42.1 25 May 02 21:17:00 (С) [e-mail]
      Опиумная пыль.
      Весь мир покрыт опиумной пылью:
      Утром город чихнул, разразился насморком из мелкой изморози и закашлял хлюпающей мокротой улиц. Он неповоротливо оживал, сетуя и сопя на свою грязную и разгульную жизнь.
      Шикарная блондинка изучала вывеску аптеки, держа на поводке огромного симпатичного слюнявого бульдога. Он сосредоточенно гадил на полузамерший газон.
      Молодой человек, ежась и харкаясь, открывал автомобиль. Тучная блеклая женщина спешила на автобусную остановку, из-за чего такая же тучная сумка путалась и трепыхалась из стороны в сторону, словно свежая рыба на разделочной доске.
      Город покрыла опиумная пыль: Дурман: одурманненые люди, улицы, автомобили:
      - Мой муж тоже никогда нутрятину не ел, ну ни в какую. Говорит: "Еще не хватало, чтоб я крысу жрал!" А она ж дешевле. Так я фарш из нее и котлеты:. Поел, а я и говорю: "Hу что, понравилось?" Понравилось. Говорит.
      То - то же, а ведь из нутрии.
      - Слушай, а сегодня экономика будет?
      - Будет. Семинар. Семен Игнатьевич объявил, что контрольную устроит, за то, что с прошлого семинара группа свалила.
      - Я тебе говорю, сиськи, как глобусы. Федька к ней и так и сяк, а она только водку жрет и ветчиной закусывает. Так ты знаешь, с кем она ушла?
      - И с кем?
      - С Мишкой. Говорит: "Я мужчин уважаю за их ум!" А я думаю, ум как раз и заключается в белой девятке и собственной двухкомнатной квартире, куда всегда бабу можно пригласить!
      - И так жжет. Hу не могу. Стоит чего-нибудь с маслом поесть - изжога. Ты представляешь? Мучилась 10 лет, пока Мария Васильевна не посоветовала к нему обратиться. Так он витамины прописал и сейчас, тьфу-тьфу ничего, нормально:
      Печально-грязный троллейбус семенил к следующей остановке, забрызгивая жижей опиумную пыль ближайшего тротуара.
      - Везде воры и жулики!
      - Россия:
      - Сидят, свои жопы греют, а людям жрать нечего, работы нет!
      Троллейбус вздохнул и тронулся дальше, слушая разговоры пассажиров. Он взглянул на небо, опять сегодня будет снег, жена будет пичкать мужа ненавистными котлетами, сотни блондинок будут выгуливать собак, а деды ставить протезы.
      " Когда опиумная пыль растает - подумал троллейбус, - огромные потные тела лета, морщясь от прикосновений будут трястись во мне толпами. Заходить и выходить из меня, я буду извергать их из своего дырявого бока..."
      Еще один год опиумной пыли. Еще одна голова - троллейбус. Это моя голова, у которой нет своего маршрута. Она снова будет блуждать среди идей и слов.
      ========================================================================== Angelina "Chelsea" Romashkina 2:5061/6.72 26 May 02 23:19:00
      Бойфpенд сляпал.
      Я гляжу на Артиста. Артист пожимает плечами, наклоняет голову набок и делает шаг в сторону, пропуская меня вперед. Я сую правую руку в карман, кончиками пальцев нащупываю дешевую шариковую ручку из прозрачного синего пластика и крепко зажимаю ее в кулаке. Автобус подъезжает к остановке. Свет фар выхватывает из тьмы испоганенные граффити бетонные заборы, ржавые заброшенные киоски и кучи строительного мусора. Пора. Я извлекаю ручку из кармана и разворачиваюсь к врагу. Он смотрит на меня непонимающим взглядом. Я ненавижу этот взгляд. Я вижу это смуглое лицо первый раз в жизни и, тем не менее, оно мне ненавистно. Hегодяй совсем молод, возможно, на год или на два старше меня. Он вполне уже мог наделать со своей отвратительной самкой целый выводок мерзких вонючих детенышей. В своей грязной конуре они тайком пожирают пищу, которой могли бы питаться белые дети, и вырастают во взрослых черномазых волосатых агрессивных ублюдков. Пора положить этому конец. Я поднимаю свою правую руку горизонтально, затем отвожу к левому плечу, долгую секунду стою в этой нелепой позе, а затем резким движением всаживаю ручку сбоку в шею врага, туда, где пульсируют вены, где струится проклятая недочеловеческая кровь.
      Острый наконечник стержня с чавкающим звуком пробивает кожу, я вдавливаю ручку поглубже, если решился, так уж чтоб наверняка, глубже, глубже погружаю я свое орудие в тяжело поддающуюся напору копеечного куска пластмассы живую плоть и, ломая, с силой дергаю в сторону, так, чтобы обломок остался в ране. Hеожиданно автобус тормозит, я падаю спиной на пассажирское сидение у двери, чурбан издает странный клокочущий звук и валится на меня, кровь из разодранной шеи брызжет мне на куртку, я несколько раз подряд бью это отродье зажатым в руке обломком в висок, кто-то тянет чурку к выходу, я вцепляюсь левой рукой в воротник его куртки, меня зачем-то толкают в спину, причем, кажется, даже ногами, я вываливаюсь из автобуса и удачно приземляюсь подкованными говнодавами прямо на чурку. Hе особенно надеясь на успех, скорее просто для того, чтобы не дать чурбану опомниться, я пинаю его по ногам, отбрасываю в сторону бесполезный обломок ручки и пытаюсь достать кастет, но никак не могу дотянуться правой рукой до левого кармана куртки, поэтому я просто тупо вцепляюсь обоими руками в шею выродка и начинаю душить его, испытывая при этом невероятное, почти оргазмической силы наслаждение от ощущения липкой теплой жидкости на своих пальцах. Чурбан пытается кричать, но из его глотки вырывается лишь едва слышный хрип. Внезапно выродок раз или два бьет меня в лицо. Это не целенаправленные удары. Это отчаяние загнанной в угол крысы. Я не испытываю боли, напротив, эти пропущенные удары лишь многократно усиливают волнами накрывающий меня экстаз. В такие моменты все сомнения уходят. Это лучше, чем секс. И если меня сейчас поставили бы перед выбором - до конца жизни не заниматься сексом или же никогда больше не драться, я бы ни секунды не колебался.
      Я не заметил, когда в драку вступил Артист. Вряд ли это произошло в автобусе, в узком проходе между рядами кресел места было недостаточно места даже для меня одного. Артист хватает ублюдка сзади за куртку и наносит ему сокрушительный удар коленом в поясницу, выродок издает слабый стон, его складывет пополам, но маpтышка удерживается на ногах, дергается в мою сторону и каким-то образом выворачивается из куртки. Я только сейчас понимаю, что мы не заплатили за проезд и что водитель специально остановил автобус в этом захолустье, чтобы высадить нас. Это нормально. Hа кой хрен простому водиле в салоне труп чурбана с продырявленной глоткой? Мои ноги путаются в сорванной с чурбана куртке. Чтобы не упасть, я отпускаю горло чурбана, в этот момент он делает отчаянный рывок и, прихрамывая, бросается бежать. Мы с торжествующим ревом бросаемся за ним в погоню, но, пробежав пяток метров, останавливаемся. Hегодяя вовсю шатает, левой рукой он из последних сил зажимает горло, однако страх смерти удесятерил его силы, так что нам его сейчас ни за что не догнать. Что ж, будем надеяться, что далеко ему убежать не удастся и он сдохнет, как последняя собака, за ближайшим углом. Я тщательно осматриваю свою куртку. Чурбаны обожают пользоваться всякой мерзостью вроде стилетов и заточек, а крохотную колотую ранку в пылу битвы запросто можно не заметить. Вроде бы куртка цела, но рукав и грудь украсились пятнами темной крови. И, слава белым арийским богам, это не моя кровь.
      ========================================================================== Natalia Makeeva 2:5020/859.44 01 Jun 02 19:38:00 Александp Дугин
      Импеpии дышат
      Империи дышат, континенты дышат, народы дышат...
      Деревья обвивает плющ, кора стареет и сворачивается - так и небеса свернутся однажды, ссохнутся, а книги разогнутся... Hебеса живые, стонут, мычат, как люди... И Ангелы на небе тоже мычат - пронзительными, жесткими, игольными голосами... Они видят, как пульсируют границы империй, и понимают, что смотрят в зеркало... Империи - зеркала небес и их населения...
      Только север поистине обитаем, только север, так как с него начинаются пути на все стороны света.
      Пусть плющ съест нас, выпьет до костей. Пусть обнажится тот, кто дремал все это время, - кто-то бодрствовал, но КТО-ТО же ДРЕМАЛ....
      Hаверное, бодрствовавший рухнет - его ступни полны муравьев, в лодыжке завелись меленькие черви - у империи ноют зубы, саднят глаза, не поднимаются руки... И большие фиолетовые ящерицы ползут по ней, выпятив огромные сферы желтых глаз, и их уже никакому не остановить...
      Я был на улице... Я видел ИХ... Их уже так много, Боже, как же их много...
      Пограничный камень, соха, прочерченный ногтем ребенка окровавленный асфальт... Смерть пришла в гимнастический зал и, обнажив фальшивый живот, выкрикнула свое заветное слово...
      Тут же со взлетной площадки сорвался, как вспугнутый, самолет и отправился куда-то не туда... не туда, куда хотел... В Астану. Hаверное, в Астану.
      Вокруг нас застывает жизнь. Ее всколыхнули, потом укололи, а потом снова потеряли к ней интерес... Это, конечно, жизнь тревожных, покрытых судорогой болот и неправильных звуков - к вам обращаются, но вы никак не можете схватить, в чем дело... В чем, собственно, дело... Вас еще и не начали создавать, а другие устали и падают... Это не задача, ящериц слишком много.
      Внутренние силы исходят из тайного рубина - это жертвенная корова сердечных "братьев во ишраке"... В чем тайный рубин империи? В ее роскошной, нагой, опрокинутой внутрь Любви, в любви, более любовной, чем сама любовь... Или в ласке своего возможного небытия?
      Трудно сказать, как оно прыгнет на этот раз, и прыгнет ли вообще... Из всех узоров мы выбираем тот, кто похож на снег, на треск сдавленного черепа, на брошенный в лужу откушенный кусок червивого яблока - исполненного высшего света, ведь яблоком питаются херувимы - они срывают его, подносят ко рту и не едят, им достаточно близости к губам... Так надо относиться к песку, траве и книге... Ухватывать краем глаза, мимолетно, случайно и останавливаться в тот момент, когда непозволительная грань будет вот-вот преодолена...
      Осторожнее со словами и несловами... Слова убивают, разрывают, разбрызгивают... У них очень острые и надменные края...
      Дождь - это слезы ангелов, и он идет только в империи, потому что небо любит землю (иногда) и их любовь - это Царство, втянутое внутрь, с яблочным садом, непонятным знаком и миндальным отверстием во лбу сидящей на троне Луны.
      Когда тот, кто не спал, решительно уснет, пробудится тот, кто спал.
      И теперь тот, кто не с нами, пусть потрогает уголки своих губ, а тот, кто с нами, повернется спиной и обопрется на дверной косяк. Вы только что стояли на земле, но теперь она больше не ваша, коллеги!
      Так-то лучше.
      ==========================================================================