История русской литературы в четырех томах (Том 3)

Эта недостаточность обнаруживается, как только они выполняют свою миссию, ее видит по большей части уже следующее за ними поколение, разбуженное ими, вырванное ими из нравственного индифферентизма, присущего старшему, реакционному поколению (сюжетно отцам, идейно - нередко дедам). Герои Тургенева всегда "накануне" не потому, что они бездействуют (Инсаров в романе "Накануне", например, сражался с турками в период, тяжелейший для болгар), а потому, что каждый день является "кануном" другого дня, и ни на ком так трагически не сказывается быстрота и неумолимость исторического развития, как на "детях рока", носителях идеала времени.
      Добролюбов справедливо утверждал, что герои Тургенева - теоретики и пропагандисты и что сюжет "пропаганды" составляет основу многих его произведений. Он пишет о галерее созданных Тургеневым типов: "Каждое из этих лиц было смелее и полнее предыдущих, но сущность, основа их характера и всего их существования была одна и та же. Они были вносители новых идей в известный круг, просветители, пропагандисты - хоть для одной женской души, да пропагандисты". [16]
      Отметим, что эта особенность романов Тургенева имела огромное влияние и на литературу, и на реальные, жизненные отношения между людьми, в частности его произведения способствовали укоренению пропаганды, просвещения "одной женской души" как формы отношений в любви.
      Наряду с ситуацией "пропаганды", "охватывающей" в романах Тургенева отношения героя и его последователей - молодых душ, нередко идущих дальше учителя, - огромное, подчас центральное место в них занимает ситуация идейного спора, в котором противопоставляются точки зрения и исторические идеалы. Две эпохи, как бы глядя в глаза друг другу, ведут спор-диалог умственную форму борьбы. В споре, выявляющем историческую новизну взглядов и характера героя, обнаруживалась острота его конфликта с представителями старшей общественной генерации. Ситуация пропаганды составляла средоточие романа "Рудин", идейный спор стал основным структурным элементом романа "Отцы и дети".
      "Разговоры" Рудина, его пламенные речи, "пропаганда" идей, которую он ведет, являются необходимым, исторически прогрессивным делом. Однако, внушив новые мысля молодому поколению, Рудин и ему подобные способствуют изменению ситуации в обществе, рождению потребностей, которые не могут быть удовлетворены деятельностью людей их тина. Сделав свое дело, разбудив "новизну", они подвергаются критике за свое несоответствие новым требованиям, становятся архаичными. Это констатировал Добролюбов, говоря о подобных героях: "... в свое время они, видно, очень нужны были, и дело их было очень трудно, почтенно и благотворно <...> Но в последнее время в пашем обществе обнаружились требования, совершенно отличные от тех, которыми вызван был к жизни Рудин и вся его братия <...> Их уважают как старых наставников, но <...> нужно идти дальше". [17] Рудин - "гениальная натура" "муж рока", он принадлежит к тем характерам, которые выдвигаются на общественную арену, когда в них возникает историческая необходимость, личные свойства их соответствуют роли, которую они призваны сыграть в истории. Тургенев рисует его как человека мыслительного типа - теоретика, "русского Гамлета", но показывает, что разбуженная им и подобными ему героями русская действительность заставляет их выступить в несвойственной их характеру роли деятелей. Мужество и чувство ответственности за историческую судьбу своих идей не дают им уклониться от опыта практического воплощении этих идей, и Тургенев приписывает к своему роману концовку, изображающую Рудина, умирающего за дело французских блуз-пиков, не знающих еще, что в России существуют революционеры, тогда как он, один из первых, пытается в революционных боях Европы "проверить" русские освободительные идеи. Гибель па баррикаде вновь возвышает развенчанного героя, но и придает его подвигу "мечтательный", отвлеченный характер. Не сумев ответить практическим делом на "вызов" молодого поколения, воспринявшего его освободительную проповедь, готовый остановить самоотверженный порыв к свободе чувства и личности, он не может вынести и зрелища торжества "благоразумной" реакции, подавляющего подобные порывы штыками ж пулями (характерно, что Рудин появляется на разгромленной баррикаде).
      Еще в современной Тургеневу критике отмечалось, что любовь в произведениях Тургенева служит критерием, проверкой героя. Темы любви и революции сплетены в романах Тургенева. Молодость - "дети" - несет в романах революционное начало, буйство жизни, и любовный сюжет выступает как специфическая форма историко-социального сюжета. "Первая любовь - та же революция: однообразно правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя, и что бы там впереди ее ни ждало - смерть или новая жизнь, - всему она шлет свой восторженный привет", - писал Тургенев в лирической повести "Вешние воды" (XI, 87). Герой романа "Рудин" оказывается слабым и несостоятельным в любви, и недостаток непосредственного чувства выявляет противоречие, внутреннюю разорванность его натуры не только потому, что, проповедуя свободу, он отступает перед рутиной и готов примириться с действительностью, но и потому, что в этот момент он перестает сам представлять ту социальную стихию молодости "идеализма", риска, которая была выражена в самом стиле его проповедей, соответствовала его неустроенности, внутренней свободе от влияния консервативных устоев быта и привлекала к нему молодых людей.
      Совершенно иной тип был поставлен в центре следующего романа Тургенева"Дворянское гнездо" (1859). Этого своего героя Тургенев наделил полудемократическим происхождением (его мать - крестьянка), физической силой, богатырством, вызывающим уважение к нему в народной среде, душевной целостностью и способностью к практической деятельности. Это - гуманный и скромный человек. Его облик противостоит своей демократической окраской не только протестующим и тоскующим аристократам - Онегину, Печорину, Бельтову, но и герою первого романа Тургенева - Рудину.
      Острое ощущение быстроты исторического движения, смены общественных сил, осуществляющих это движение, ставило писателя перед необходимостью наблюдать и анализировать новые характеры, возникающие в обществе типы, что повлияло на структуру его романа. Основные соотношения сил в романе Тургенева сохранялись на всем протяжении творчества писателя: носитель новых идей в его романах неизменно сталкивался с убежденным сторонником недавней, но прочно устоявшейся старины, спорил с ним, активизировал свежие силы, испытывался проверкой теоретической полемики, практического дела и любви и более или менее остро ощущал предвестия заката своей гегемонии. Однако резкое изменение содержания центральных образов - не только героя-идеолога, но и его учеников, и женщины, которая его любит и которую любит он, изменение самого "стиля" мысли, практической деятельности и отношений в любви, эволюция характера "реакционера", антагониста главного героя романа, - все это приводило к тому, что каждый последующий роман Тургенева не походил на предыдущий.
      "Дворянское гнездо" - лирический роман, в центре которого проблема соотношения идеологических концепций современной дворянской интеллигенции, ее духовных исканий с традиционным народным мировоззрением, - поразил современников после "Рудина", где эта проблема не ставилась. Помимо того, само построение романа с двумя равноправными героями (Лаврецкий и Лиза Калитина), с подчеркнутым воспроизведением обстановки, передающим органическую связь героя с родной страной, с почвой, резко отличалось от лаконичной организации материала в "одноцентренном" романе "Рудин".
      В "Дворянском гнезде" идейный спор героев впервые занимает центральное место и впервые "сторонами" этого спора становятся любящие. Сама любовь превращается в арену борьбы идеалов.
      Интерес к народу, желание быть полезным ему, найти свое место в исторической жизни страны, главным смыслом развития которой должно быть улучшение народного быта, основанное на познании потребностей и устремлений народа, характерны для Лаврецкого.
      Лаврецкий - мыслитель. Сознавая необходимость действия, он считает главной для себя заботой разработку смысла и направления этого действия. Уже в первой молодости он погрузился в ученые занятия, которые должны были придать теоретические основания его деятельности. Тургенев одновременно работал над "Дворянским гнездом" и статьей "Гамлет и Дон-Кихот". В роман "Дворянское гнездо" введено немало моментов, долженствующих подчеркнуть гамлетизм главного героя. Автор сталкивает Лаврецкого с тремя людьми деятельного характера, с тремя носителями законченных, устоявшихся убеждений, с людьми, живущими в соответствии со своими убеждениями. Со всеми этими тремя персонажами его герой вступает в споры. Спор с Михалевичем, наиболее полно л прямо воплощающим образ тургеневского Дон-Кихота с его бесконечной добротой, убежденностью и непрактичностью, рисуется кат; обмен мнениями, бурный и ожесточенный характер которого определяется и противоположностью натур героев, и родством их умственных интересов.
      Михалевичу Лаврецкий задает важный для них обоих вопрос: "Что делать?". Вопрос этот для них имеет не узкопрактическое значение, а соотносится с самими основами теоретического решения проблем истории, политики я философии.
      Подлинный Дон-Кихот - Михалевич считает этот вопрос решенным, и решенным не разумом, а чувством, интуицией и верой.
      Для него задача человека - не размышления о смысле деятельности и ее плодотворности, а активная, практическая работа по воплощению добытой интуицией истины.
      Укажем на черту, характеризующую друзей-антагонистов и затем нередко встречающуюся в литературе 60-х гг. при характеристике подобной "пары", столкновении гамлетического и донкихотского характеров: Лаврецкий оказывается практически гораздо более состоятельным, чем превозносящий значение "работы, деятельности" Михалевич. Михалевич счел бы достижение результатов, которых добился Лаврецкий, прямым путем в царство свободы и благоденствия. Лаврецкого же эти результаты не спасают от чувства глубокой неудовлетворенности.
      Принципиально иной характер, чем спор Лаврецкого с Михалевичем, носит его спор с Паншиным, также убежденным человеком "дела". Паншин не только не Дон-Кихот, он противостоит этому роду людей. Главные его черты - эгоизм, честолюбие и животная жажда благ жизни. Он до мозга костей петербургский чиновник, "исполнитель". Вместе с тем он готов проводить в жизнь самые решительные реформы, ломать и крушить. Идеалы его ограничиваются последними "видами" правительства, так как верность этим "видам" и безоглядность деятельности по их выполнению сулит ему личные выгоды.
      Реформаторский зуд "сугубого" (выражение Салтыкова) молодого администратора - камер-юнкера, внешний либерализм его речей яснее всяких датировок свидетельствуют о том, какая эпоха изображена в романе. Еще более ясно это следует из конспективного авторского пересказа возражений Лаврецкого Паншину: "... отдавал себя, свое поколение на жертву, - но заступался за новых людей, за их убеждения и желания" (VII, 232). Таким образом, речь идет о новом, молодом поколении, которое должно сменить людей, живших под гнетом николаевского царствования.
      Оговоримся, что историко-политический план здесь хронологически не совпадает со временем, необходимым для осуществления лирического сюжета. Между спорами, о которых идет речь, и эпилогом романа, рисующим последнюю встречу Лаврецкого с молодежью дома Калитиных и с Лизой-монахиней, проходит 8 лет. Именно поэтому Тургенев, очевидно, вынужден был отнести начало действия романа к 1850 году вопреки всей исторической обстановке, изображенной в нем.
      Характерно, что Паншин называет Лаврецкого отсталым консерватором.
      Неприятие лжи как характерная черта Лаврецкого выразилось в его отрицательном отношении к Паншину, в бескомпромиссном его нежелании в чем-либо согласиться с последним. Широковещательным планам Паншина, которые он воспринимает как "фразу", Лаврецкий противопоставляет требование изучения родной страны и "признания народной правды и смирения перед нею" (VII, 232). На нетерпеливый вопрос Паншина "...что же Вы намерены делать?" (как видим, и Паншина интересует вопрос "что делать?", но для этого чиновника "делать" значит безотчетно и бездумно перекраиватъ жизнь народа, пользуясь его безропотностью) Лаврецкий дает ответ, облеченный в форму нарочитой простоты и прозаичности: "Пахать землю <...> и стараться как можно лучше ее пахать" (VII, 233).
      В этой позиции Лаврецкого есть сходство с позицией героя Толстого Левина, также иронически относившегося к "административному восторгу" бюрократов и либеральных помещиков, проводивших всякого рода реформы, также видевшего свою задачу в организации земледелия па новых основах, также неоднократно слышавшего в свой адрес обвинения в консерватизме. Впоследствии подобный тип, названный Михайловским "кающимся дворянином", привлек к себе внимание писателей и критиков.
      Любовь, интерес и уважение Лаврецкого к народу роднит его с Лизой Калитиной, девушкой, поступки которой прямо и непосредственно следуют из ее убеждений. Говоря о преданности людей типа Дон-Кихота определенному, раз навсегда принятому идеалу, Тургенев утверждал: "Многие получают свой идеал уже совершенно готовым, в определенных, исторически сложившихся формах; они живут, соображая жизнь свою с этим идеалом, иногда отступая от него под влиянием страстей или случайностей, - но они не рассуждают о нем, не сомневаются в нем..." (VIII, 172).
      Именно к такому типу людей относится Лиза Калитина. Ее убежденность, а также и то, что ее "свои мысли" являются по существу лишь применением традиционной, бытующей в патриархальной крестьянской среде и освященной веками системы представлений к данной ситуации, делают ее поступки непонятными и неожиданными для людей, воспитанных в традициях дворянского быта.
      Лиза ведет с Лаврецким постоянный спор, пытается обратить его в свою "веру". Сюжет "пропаганды", идейного воспитания девушки мужчиной, который Добролюбов считал типичным для Тургенева, в "Дворянском гнезде" как бы перевертывается. Лиза не только глубоко убеждена в нравственных истинах, которые усвоила с детства, - она, подобно Михалевичу, "верует" в них, и где-то эта вера граничит с фанатизмом. Недаром ее воспитательница Агафья ушла в старообрядческий скит. Религия для Лизы - источник готовых нравственных ответов на самые глубокие тайны бытия, на самые трагические противоречия человеческой жизни. Любя свою страну, простых людей, простой быт, Лиза встречает в Лаврецком единомышленника, человека, который уважает Россию и ее народ; однако Лиза видит и скептицизм, и неверие Лаврецкого, его равнодушие к религии. Она надеется обратить его к религии. Религиозность Лизы овеяна чувством трагизма жизни и неотделима от присущей ей высшей этической требовательности по отношению к самой себе. Михалевич утверждал, что в современной России "на каждой отдельной личности лежит долг, ответственность великая перед богом, перед народом, перед самим собою!" (VII, 204). Лиза Калитина инстинктивно чувствует эту ответственность.
      Внешние трагические обстоятельства, не дающие соединиться Лизе и Лав редкому, воспринимаются Лизой как сигнал той сложной связи самых, по видимости, далеких друг от друга явлений, вследствие которой счастливая любовь может восприниматься кат; грех в то время, когда страдают, голодают, дичают крестьяне в деревне. Отцы современных либеральных помещиков грабили, пытали, убивали отцов современных крестьян. Эта роковая вина тяготеет над людьми нового поколения. Лаврецкий замечает в Лизе черты фатализма и покорности - патриархальные добродетели, которые пугают его. Ей "все жребии равны", но не потому, что она испытала любовное разочарование, а потому, что ее окружает море народных страданий и в этих страданиях она считает повинными своих предков.
      Эти настроения понятны Лаврецкому, но он не может принять старинную мораль отречения и смирения. Лаврецкий пытается предостеречь, убедить ее и вынужден говорить па ее же языке. Его уверения, что свобода чувства - высшее благо, что нарушение этой свободы влечет за собою несчастье и тот, кто нарушает ее. отвечает за последствия такого нарушения, - наталкивается на сопротивление Лизы, источником упорства которой является ее приверженность определенной этической системе.
      От образа Лизы прямые нити тянутся к героине рассказа Тургенева "Странная история" - барышне Софи, которую все находят "странной" и самый жизненный подвиг которой (подвиг самоотречения и религиозного служения традиционный, древний подвиг паломничества и послушничества), освященный идеей, но идеей ложной, выглядит не более как "странной историей". Она не нашла пути к великому, к подлинно полезному для человечества приложению своих сил и осталась не более как "странным человеком". Последовательно отрицательно относясь к религиозному фанатизму, полемизируя с Герценом, видевшим в старообрядчестве и сектантстве возможный источник революционных настроений, Тургенев вместе с тем сравнил Софи с юными революционерками-народницами, которые впоследствии, как подчеркивает писатель, шли на подвиг ради того, что "они считали правдой и добром", воплощая свои "незыблемые и неискоренимые убеждения" (X, 175, 185, 471). В статье "Гамлет и Дон-Кихот" сказано: "Все люди живут <...> в силу своего <...> идеала, т. е. в силу того, что они почитают правдой, красотою, добром" (VIII, 172).
      Убеждения Лаврецкого не соответствуют аскетическим взглядам Лизы, он спорит с нею, но его смирение перед народной правдой, готовность, с которой он покоряется ложному, не по его вине возникшему положению (ведь он мог развестись с женой) и отказывается от борьбы за свое счастье, упреки, которые он адресует себе, противопоставляя труд на благо обездоленного народа любви и радостям жизни, - свидетельствуют о том, что и он не верит в свое право на счастье. Расставшись с Лизой и аскетически посвятив себя работе на благо своих крестьян, Лаврецкий, забытый всеми и одинокий, "перестал думать о собственном счастье, о своекорыстных целях", и именно поэтому "сожалеть ему было о чем, стыдиться - нечего" (VII, 293).
      Роман "Дворянское гнездо" проникнут сознанием течения исторического времени, уносящего жизни людей, надежды и мысли поколений и целые пласты национальной культуры. [18]
      Самый образ "дворянского гнезда", образ, локально и социально "отмежеванный" от большого обобщенного образа России, родины, все же представляет собой производное от него, и; эта сторона созданного в романе мира не менее важна, чем выраженное в нем "чувство истории". В "Дворянском гнезде", в старинном доме, в котором жили поколения дворян и крестьян, обитает дух родины, России, от него веет "дымом отечества". Лирическая тема России, противопоставленной Западу, сознание особенности русских исторических условий и характеров в "Дворянском гнезде" предвосхищают проблематику романа "Дым". В "Дворянском гнезде", в домах Лаврецких и Калитиных, родились и созрели духовные ценности, которые навсегда останутся достоянием русского общества, как бы оно ни переменилось. "Светлую поэзию, разлитую в каждом звуке этого романа", по определению Салтыкова-Щедрина, [19] следует видеть не только в любви писателя к прошлому и его смирении перед высшим законом истории, а в его вере во внутреннюю органичность развития страны. В конце романа новая жизнь "играет" в старом доме и старом саду, а не уходит из этого дома, отрекаясь от него.
      Ни в одном произведении Тургенева в такой степени, как в "Дворянском гнезде", отрицание не связано с утверждением, ни в одном противоположности не сплетены в такой тесный узел. Рисуя исторический закат помещичьих гнезд, Тургенев показал, что непреходящие ценности дворянской культуры были созданы в процессе ее взаимодействия с духовной жизнью народа, крестьянства.
      В романе "Накануне" (1860) смутные светлые предчувствия и надежды, которые пронизывали меланхоличное повествование "Дворянского гнезда", превращаются в определенные решения. Основной для Тургенева вопрос о соотношении мысли и деятельности, человека дела и теоретика в этом романе решается в пользу практически осуществляющего идею героя.
      Само название романа "Накануне" - название "временное", в отличие от "локального" названия "Дворянское гнездо", - отражает то обстоятельство, что замкнутости, неподвижности патриархальной русской жизни приходит конец. Русский дворянский дом с вековым укладом его быта, с приживалками, соседями, карточными проигрышами оказывается на распутье мировых дорог. Русская девушка находит применение своим силам и самоотверженным стремлениям, участвуя в борьбе за независимость болгарского народа. Сразу после выхода в свет романа читатели и критики обратили внимание на то, что личностью, которую русское молодое поколение готово признать за образец, здесь представлен болгарин.
      Название романа "Накануне" не только отражает прямое, сюжетное его содержание (Инсаров гибнет накануне войны за независимость его родины, в которой он страстно хочет принять участие), но и содержит оценку состояния русского общества накануне реформы и мысль о значении народно-освободительной борьбы в одной стране (Болгарии) как кануна общеевропейских политических перемен (в романе косвенно затрагивается и вопрос о значении сопротивления итальянского народа австрийскому владычеству).
      Добролюбов считал образ Елены средоточием романа - воплощением молодой России. В этой героине, по мнению критика, воплощена "неотразимая потребность новой жизни, новых людей, которая охватывает теперь все русское общество, и даже не одно только так называемое "образованное" <...> "Желание деятельного добра" есть в нас, и силы есть; но боязнь, неуверенность в своих силах и, наконец, незнание: что делать? - постоянно нас останавливают <...> и мы всё ищем, жаждем, ждем... ждем, чтобы нам хоть кто-нибудь объяснил, что делать". [20]
      Таким образом, Елена, представлявшая, по его мнению, молодое поколение страны, ее свежие силы, характеризуется стихийностью протеста, она ищет "учителя" - черта, присущая деятельным героиням Тургенева.
      Идея романа и структурное ее выражение, столь сложные и многозначные в "Дворянском гнезде", в "Накануне" предельно ясны, однозначны. [21] Героиня, ищущая учителя-наставника, достойного любви, в "Накануне" выбирает из четырех претендентов на ее руку, из четырех идеальных вариантов, ибо каждый из героев - высшее выражение своего этико-идейного типа. Шубин и Берсенев представляют художественно-мыслительный тип (тип людей отвлеченно-теоретического или образно-художественного творчества), Инсаров и Курнатовский относятся к "деятельному" типу, т. е. к людям, призвание которых состоит в практическом "жизнетворчестве".
      Говоря о значении в романе выбора своего путл и своего "героя", который делает Елена, Добролюбов рассматривает этот поиск-выбор как некий процесс, эволюцию, аналогичную развитию русского общества за последнее десятилетие. Шубин, а затем и Берсенев соответствуют по своим принципам и характерам более архаичным, отдаленным стадиям этого процесса. Вместе с тем оба они не настолько архаичны, чтобы быть "несовместимыми" с Курнатовским (деятелем эпохи реформ) и Инсаровым (особое значение которому придает складывающаяся революционная ситуация), Берсенев и Шубин-люди 50-х гг. Ни один из них не является чистым представителем гамлетического типа. Таким образом, Тургенев в "Накануне" как бы распростился со своим излюбленным типом. И Берсенев, и Шубин генетически связаны с "лишними людьми", но в них нет многих главных черт героев этого рода. Оба они прежде всею не погружены в чистую мысль, анализ действительности не является их основным занятием. От рефлексии, самоанализа и бесконечного ухода в теорию их "спасает" профессионализация, призвание, живой интерес к определенной сфере деятельности и постоянный труд.
      "Одарив" своего героя-художника Шубина фамилией великого русского скульптора, Тургенев придал его портрету привлекательные черты, напоминающие внешность Карла Брюллова, - он сильный, ловкий блондин.
      Из первого же разговора героев - друзей и антиподов (наружность Берсенева рисуется как прямая противоположность внешности Шубина: он худой, черный, неловкий), разговора, который является как бы прологом романа, выясняется, что один из них "умница, философ, третий кандидат московского университета", начинающий ученый, другой - художник, "артист", скульптор. Но характерные черты "артиста" - черты человека 50-х гг. и идеала людей 50-х гг. - сильно рознятся от романтического представления о художнике. Тургенев нарочито дает ото понять: в самом начале романа Берсенев указывает Шубину, каковы должны быть его - "артиста" - вкусы и склонности, и Шубин, шутливо "отбиваясь" от этой обязательной и неприемлемой для пего позиции художника-романтика, защищает свою любовь к чувственной жизни и ее реальной красоте.
      В самом подходе Шубина к своей профессии проявляется его связь с эпохой. Сознавая ограниченность возможностей скульптуры как художественного рода, он стремится передать в скульптурном портрете не только и не столько внешние формы, сколько духовную суть, психологию оригинала, не "линии лица", а взгляд глаз. Вместе с тем ему присуща особенная, заостренная способность оценивать людей и умение возводить их в типы. Меткость характеристик, которые он дает другим героям романа, превращает его выражения в крылатые слова. Эти характеристики в большинстве случаев и являются ключом к типам, изображенным в романе.
      Если в уста Шубина автор романа вложил все социально-исторические приговоры, вплоть до приговора о правомерности "выбора Елены", Берсеневу он передал ряд этических деклараций. Берсенев - носитель высокого этического принципа самоотвержения и служения идее ("идее науки"), как Шубин воплощение идеального "высокого" эгоизма, эгоизма здоровой и цельной натуры.
      Берсеневу придана нравственная черта, которой Тургенев отводил особенно высокое место па шкале душевых достоинств: доброта. Приписывая эту черту Дон-Кихоту, Тургенев па ней основывался в своем утверждении исключительного этического значения образа Дон-Кихота для человечества. "Все пройдет, все исчезнет, высочайший сан, власть, всеобъемлющий гений, всё рассыплется прахом <...> Но добрые дела не разлетятся дымом: они долговечнее самой сияющей красоты" (VIII, 191). У Берсенева эта доброта происходит от глубоко, органически усвоенной им гуманистической культуры и присущей ему "справедливости", объективности историка, способного встать выше личных, эгоистических интересов и пристрастий и оценить значение явлений действительности безотносительно к своей личности.
      Отсюда и проистекает истолкованная Добролюбовым как признак нравственной слабости "скромность", понимание им второстепенного значения своих интересов в духовной жизни современного общества и своего "второго номера" в строго определенной иерархии типов современных деятелей.
      Тип ученого как идеал оказывается исторически дезавуированным. Это "низведение" закреплено и сюжетной ситуацией (отношение Елены к Берсеневу), и прямыми оценками, данными герою в тексте романа, и самооценкой, вложенной в его уста. Такое отношение к профессиональной деятельности ученого могло родиться лишь в момент, когда жажда непосредственного жизнестроительства, исторического общественного творчества охватила лучших людей молодого поколения. Этот практицизм, это деятельное отношение к жизни не у всех молодых людей 60-х гг. носили характер революционного или даже просто бескорыстного служения. В "Накануне" Берсенев выступает как антипод не столько Инсарова (мы уже отмечали, что он более чем кто-либо другой способен оценить значение личности Инсарова), сколько обер-секретаря Сената карьериста Курнатовского.
      В характеристике Курнатовского, "приписанной" автором Елене, раскрывается мысль о принадлежности Курнатовского, как и Инсарова, к "действенному типу" и о взаимовраждебных позициях, занимаемых ими внутри этого - очень широкого - психологического типа. Вместе с тем в этой характеристике сказывается и то, как исторические задачи, необходимость решения которых ясна всему обществу (по словам Ленина, во время революционной ситуации обнаруживается невозможность "для господствующих классов сохранить в неизменном виде свое господство" и вместе с тем наблюдается "значительное повышение <...> активности масс", [22] не желающих жить по-старому), заставляют людей самой разной политической ориентации надевать маску прогрессивного человека и культивировать в себе черты, которые приписываются обществом таким людям.
      "Вера" Курнатовского - это вера в государство в приложении к реальной русской жизни эпохи, вера в сословно-бюрократическое, монархическое государство. Понимая, что реформы неизбежны, деятели типа Курнатовского связывали все возможные в жизни страны изменения с функционированием сильного государства, а себя считали носителями идеи государства и исполнителями его исторической миссии, отсюда - самоуверенность, вера в себя, по словам Елены.
      В центре романа - болгарский патриот-демократ и революционер по духу Инсаров. Он стремится опрокинуть деспотическое правление в родной стране, рабство, утвержденное веками, и систему попрания национального чувства, охраняемую кровавым, террористическим режимом. Душевный подъем, который он испытывает и сообщает Елене, связан с верой в дело, которому он служит, с чувством своего единства со всем страдающим народом Болгарии. Любовь в романе "Накануне" именно такова, какой ее рисует Тургенев в выше цитированных словах о любви как революции ("Вешние воды"). Воодушевленные герои радостно летят на свет борьбы, готовые к жертве, гибели и победе.
      В "Накануне" впервые любовь предстала как единство в убеждениях и участие в общем деле. Здесь была опоэтизирована ситуация, характерная для большого периода последующей жизни русского общества и имевшая огромное значение как выражение нового этического идеала. Прежде чем соединить свою жизнь с ее жизнью, Инсаров подвергает Елену своеобразному "экзамену", предвосхищающему символический "допрос", которому подвергает таинственный голос судьбы смелую девушку-революционерку в стихотворении в прозе Тургенева "Порог". При этом герой '"Накануне" вводит любимую девушку в свои планы, свои интересы и заключает с ней своеобразный договор, предполагающий с ее стороны сознательную оценку их возможной будущности, - черта отношений, характерная для демократов-шестидесятников.