Бессонный патруль (Сборник)

      Часто звонит телефон: то из какой-то автобазы просят провести беседу, то из райисполкома сообщают время заседания комиссии по делам несовершеннолетних, то мать неизвестного Ораитая просит устроить сына на работу. Хамза Екибаеаич отвечает почти однообразно:
      - Хороню, постараюсь.
      Не удерживаюсь, спрашиваю:
      - Вы все просьбы удовлетворяете?
      - Стараюсь, - снова улыбается капитан. - Как парню, например, не помочь. Сам таким был.
      - Давно в органах?
      - Порядком - будто всю жизнь милиционер.
      После службы в рядах Советской Армии Хамза Екибаевич пришел на шахту. Я смотрю на его руки, которые спокойно лежат на столе. Та работа оставила на них свой след, сделала их крепкими.
      Товарищи его любили: "Хамза наш, шахтерский". И ему шахтерская работа нравилась, но была и мечта-стать юристом. Случаи вскоре представился: вызвали в райком комсомола, предложили работать в милиции.
      - Вот так и начинал, - неторопливо говорит Екибаев, - сначала рядовым милиционером, затем участковым. Заочно окончил юрфак. Пожалуй, вкус службы почувствовал, стая участковым. Правильно говорят, что это самый главный человек в милиции: он и оперативник, и нянька, если так можно сказать, и воспитатель молодежи, и советчик, первый и строгий судья. Как он поведет себя с людьми, так к нему и будут относиться на участке. Допустил панибратство - беда, перегнул палку - тоже беда, не откликнулся на горе еще хуже. Стало быть, нет у тебя помощников, а это значит, не уважает население. Без уважения в этой должности не работать.
      - Так, наверное, Хамза Екибаевнч, вы и есть тот Анискин, которого я ищу?
      - Нет, не тот... Если хотите настоящего, так это капитан милиции Кульмагамбетов, заслуженный участковый республики. Он многих обучил, в том числе и меня: как подойти к тому или иному делу, как работать с людьми.
      Сейчас ему семьдесят лет.
      Удивленно смотрю.
      - Да, в этом возрасте трудно обеспечить порядок на таком большом участке, как у Асана Кульмагамбетовича. А тем не менее у него порядок. Сначала, как говорится, человек работает на свои авторитет, а потом авторитет^ на человека. Трудно, конечно... А еще труднее расставаться со своей работой. И -хотя на пенсию уходить почетно, душа-то у аксакала болит-полвека отдал службе.
      По секрету: проводы ему готовит весь район, вся общественность. И на пенсии душа его беспокойная отдыхать хозяину своему не даст - первым нашим помощником будет.
      Капитан милиции снимает телефонную трубку:
      - Асан Кульмагамбетович, здравствуй, дорогой... Дома? Вот хорошо. Вечерком хотим заехать к тебе в гости.
      С кем? Узнаешь. Апай дома? Хорошо.
      Дом участкового просторный и уютный. На старика Асан Кульмагамбетович не похож. Очень подвижный, худощавый, среднего роста. Голова ясная, разговор быстрый.
      В общем, располагает к себе сразу, беседа с ним идет легко.
      Смотрят на меня с любопытством не только он, но и жена.
      Разговор начинается за чаем. Ведет его аксакал неторопливо, вспоминая далекие и близкие примеры из своей многотрудной практики. Случаи просты и даже не героичны, но во всем чувствуется беспокойный и заботливый характер человека, преданного долгу и своим обязанностям.
      - Иногда бывает уж очень трудно вникнуть в суть дела. И неудобным многое кажется, и ненужным. Но только "е для участкового. Меня почти все касается.
      Идет, скажем, девушка лет шестнадцати, глаза подведены, как черные стрелы, на голове вавилонская башня. Ну что же, красивой хочет быть... А в школу, гляжу, второй день не ходит. Идет моя красавица, портфелем помахивает и... опять от школы. Я догоняю, спрашиваю: "Куда, девушка, направилась, вроде бы дорогу перепутала". Она посмотрела на меня так свысока и говорит: "Идешь, дядя, иди"...
      Я придержал ее за локоток. А она вырвалась и зло в мою сторону: "Преступников лови, дядя". И ушла. А меня задело. Ведь в молодости в педагогическом институте учился, учителем хотел быть...
      - Так обидно стало - племянники такого не позволяли.
      Только обиду держать долго нам, милиционерам, не положено. Вникнуть нужно. Я так думаю; если учителю нагрубил ученик, а тот обиделся и перестал на него внимание обращать, вроде он для него не существует вовсе. Мальчишка уже и забыл и рад бы к учителю сердцем повернуться, а тот все помнит. Уж и па два года парень вырос, а учитель все помнит. А толку-то? Я так понимаю: зло ведь дорожку к добру не проложит никогда.
      - Ну ладно, думаю, докопаюсь я до причины. Лень тебя просто обуяла пли компания' нашлась. Думаю, зайду вечерком к ней домой, потолкую с родителями, а пока в школу схожу. Прихожу в школу, прямо к директору. Поздоровались. Он приглашает: "Проходи, Кульмагамбетович.
      Что стряслось?!" спрашивает. Я ему обрисовал девчонку, рассказал, как она со мной, стариком, разговор вела. Тогда директор позвал Марию Степановну - это классного руководителя 9 "А", значит. Вошла она, и выяснилось, чго красавица моя в школу несколько дней не ходит. "Отпетая, никудышняя девчонка, скорее бы избавиться, класс тянет назад", - это по словам Марии Степановны. А я опять ду* маю: вникнуть нужно в суть, в причину.
      - Это ты про кого говоришь? Про Татьяну, что ли, - не выдерживает хозяйка.
      - Про нее, а про кого же еще, - И, обращаясь к нам, добавляет:
      - Вот и жена помогала воспитывать.
      В одиннадцать часов вечера иду по своему участку - имею обыкновение прогуливаться в сумерках, - слышу шепот на завалинке. Прислушался - голос знакомый вроде: "Знаешь что, Стриженый! Не хочу-сам добывал, сам и прячь, понял?" Вроде голос Татьяны. Голос парня хрипловатый, незнакомый. Я ведь своих узнаю сразу. Парень отвечает: "Пять красненьких, Рыжая, заработаешь. Ты же девка - молоток". Девчонка молчит.
      Слушаю дальше. "Ну, девочки, любовь кончена, смотри..." Парень поднял с земли белый сверток и пошел прочь...
      Я смотрю в лицо участкового, пытаюсь по его выражению отгадать конец этой истории. Кульмагамбетович не торопится. Он с наслаждением потягивает чай, угощает нас домашними лепешками и только потом, будто не обращая внимания на мой вопрос, продолжает рассказывать.
      - Подхожу к девчонке, посветил фонариком. Смотрю, по щекам черные ручейки от самых ресниц бегут, а она растирает их кулачками. Я даже растерялся. "Ты чего сидишь одна так поздно? - спрашиваю. Она молчит и дрожит. Хотел домой ее проводить - не пошла. Вот и привел тогда Татьяну к нам. Жена ее чаем напоила, потом спать вместе улеглись. Я уж донимать расспросами не стал, на завтра отложил. Все думал - почему девушка домой к себе идти не захотела, неужели и там, как в школе, скорее избавиться от нее хотят, или другое что? Всякие мысли лезли: пария, думаю, найдем, небольшая хитрость-на то мы и милиция, а вот как с девчонкой быть, ума не приложу.
      С девчонками дел как-то не имел... Жена в ту ночь "от Татьяны узнала, что та без матери растет давно (мать где-то в другом городе и не вспоминает дочь), и что отец все новых жен приводит и требует их уважать. Как учится девчонка, отцу невдомек, а если вечером она задержится, не впускает в дом. В школу девчонка не ходит, потому что не любяг ее там, считают испорченной, а чем она испорченная - разве что глаза подводит так это все делают, хочется быть красивой.
      И вообще мечтает Татьяна получить паспорт и уехать ни КАМАЗ, пожить по-человечески на свободе. Деньги еще нужны, чтобы до стройки добраться. Эти деньги и обещал помочь заработать парень тот, Стриженый. Только ворованное прятать она не будет, честно хочет заработать. Вот какие дела. А мы ей с женой и постарались помочь.
      - А на КАМАЗ поехала? - спрашиваю я.
      - Зачем КАМАЗ? Что у пас дело по душе найти трудно? Магнитка наша знаменитая в Темиртау. Татьяна там и работает. Вчера в гостях была, вместе стряпали. Хотите фотографию посмотреть? - предлагает жена участкового.
      Хозяйка подходит к комоду, достает из альбома фотографию. Улыбчивое девичье лицо, вздернутый носик, умело подведенные, чуть раскосые глаза. На свитере комсомольский значок. Фотография подписана. "Доброе не забывается. Татьяна Первунова".
      Хамза Екибаевич протягивает руку к приемнику, комната наполняется музыкой. Кажется, что мы беззаботно сидим у реки, шелестят листья, ясное летнее небо, и нет за окном серых набухающих туч, подталкивающих друг друга и напоминающих об осени. Я думаю о Татьяне. Девушке повезло, она встретила, возможно, в самый критический момент своей жизни, двух умных и добрых людей, которые стали ее настоящими друзьями и помогли выбрать дорогу, Ту дорогу, которая сделала ее счастливой.
      Павла Степановича Кедова в Михайловке знали давно.
      Сначала бравым парнем, играющим в духовом оркестре.
      Тогда он только что закончил профессионально-техническое училище и получил специальность строителя. Каждое утро 'мать Павла - Елизавета Карповиа провожала сына до калитки. Отойдя несколько шагов от дома, парень оборачивался, улыбался матери, а она провожала его глазами до тех пор, пока он не скрывался за поворотом. Если выйти участковому на крыльцо двор соседки, как на ладони. Может быть, поэтому Асан Кульмагамбетович был невольным свидетелем всех жизненных перипетий этой семьи.
      Участковому нравилась приветливость парня, его уважительность.
      Он наблюдал, как на глазах мужал Павел, становился степеннее и в ласках своих к матери более сдержан. Но... все позже стал возвращаться домой парень. Иногда, задерживаясь дома, Асан Кульмагамбетович видел, как Елизавета Карповна сидит на крылечке, как не уходит до тех пор, пока не встретит сына. А еще через некоторое время заметил участковый грусть в глазах соседки, и показалось ему однажды, что хотела поговорить она с ним, но не решилась.
      Зато Павла капитан стал видеть все реже и реже. Когда же встречались, вместо приветствия: "Здравствуйте, дядя Асан!" Павел сквозь зубы цедил "Здравствуйте" и отворачивался.
      Как-то обходя вечером свой участок, Асан Кальмагамбетович заглянул в клуб. Были танцы. Решил: "Дождусь перерыва, поговорю с Павлом, расспрошу о работе, о матери".
      В танцевальном зале участковый сразу отыскал его глазами. В сером костюме, белоснежной рубашке, оттеняющей черноглазое лицо, он стоял справа от сцены, окруженный рослыми парнями. У оркестрантов был перерыв, и парочки кружились под радиолу. Павел что-то доказывал, размахивая рукой. Его товарищи внимательно слушали, громко смеялись. Потом Павел и еще один отделились от музыкантов и, вальсируя, стали пробираться в другой конец зала.
      Подойдя к двум девушкам, парни галантно раскланялись, приглашая их танцевать. Та, которая была чуть-чуть повыше своей подружки, доверчиво положила руку на плечо товарища Павла, и они влились в толпу танцующих.
      Партнерша Павла не хотела танцевать. Она взяла его под руку и повела к выходу. Участковый заметил, как изменилось лицо парня, стало безвольным и послушным.
      Так и не удалось в тот вечер Асаиу Кульмагамбетовичу поговорить с Павлом. Елизавета Карповна тем временем уехала в отпуск на Урал. Возможно, и не узнал бы ничего участковый, если бы как-то утром не увидел, как вошли во двор соседей двое мужчин и та самая девчонка, которая увела тогда Павла с танцев.
      "То-то при матери я этих ребят здесь не видел", - подумал участковый.
      Один из гостей все время крутил пальцем, на котором позванивала связка ключей; у второго из авоськи выглядывали две бутылки и несколько свертков. Девушка влезла на завалинку, заглянула в окно и свистнула три раза.
      "Куда это они его зовут? - прикидывал капитан милиции. - Ведь не воскресенье же сегодня".
      Застегивая ворот летней рубашки, выбежал Павел. Подморгнул весело девушке, и все они скрылись за поворотом дороги, а потом послышался шум отъезжающей машины.
      Вечером в окнах соседнего дома долго не было света. А в два часа ночи чуткий сон участкового нарушил подъехавший "газик". Выглянув в окно, он увидел, как двое подвыпивших мужчин вытащили из машины вдребезги пьяного Павла и почти волоком потащили его к крыльцу. Один из приятелей стащил с Павла пиджак и подложил ему под голову.
      Оставив Павла, мужчины заспешили к машине и тут же уехали. Попробовав разбудить парня и убедившись, что из этой затеи нпчегошеньки не получится, Асан Кульмагамбетович, подхватив тяжелое тело, втащил его в комнату, уложил на диван. Затем снял с парня туфли и для верности, чтобы тот не упал на пол, подложил под его бок свернутое в несколько раз одеяло.
      Участковый как-то очень давно заходил к соседке по делу. Сейчас уже Асан Кульмагамбетович не помнил, по какому. Тогда ему бросилась в глаза фотография на стене: красивый молодой человек с маленькими усиками в форме мичмана и молодая женщина с копной пышных волос, с выразительными, чуть прищуренными глазами. Елизавета Карловна, перехватив взгляд участкового, сказала: "Я с мужем в первый год замужества". Асан Кульмагамбетович поинтересовался, где же отец Павла, на что хозяйка уклончиво ответила: "Нету его".
      Сейчас, глядя на спящего Павла, участковый невольно вспомнил и фотографию, отметив про себя, что Павел - вылитый отец, и тот разговор с Елизаветой Карловной, который так и не был закончен. Видно, не все ладно в жизни этой женщины.
      ... Начальник строительного управления недоуменно вскинул брови, когда капитан милиции стал рассказывать ему о Кедове.
      - "Ладно, разберемся, поручу профсоюзной организации, - пообещал начальник.
      В клубе, где Павел играл в оркестре, руководитель пренебрежительно вымолвил: "Выгнали мы его, прогульщик Кедов".
      И снова запел участкопый с Павлом разговор о его жизни. Чтобы отвязаться, Павел буркнул: "Исправлюсь, товарищ участковый". Но это были только слова.
      С того дня, когда Папла в бессознательном состоянии доставили домой, прошел год. За это время Елизавета Карповна несколько раз, рыдая, прибегала к участковому:
      "Кульмагамбетович, пойдем, успокой Павлика, опять буянит". Участковый шел. Павел встречал их в дверях и кричал:
      "Отец был алкоголиком, и я наследственный алкоголик. Выгнала отца, и меня гони". Мать увещевала сына: "Да кто тебе сказал, что отец алкоголиком был? Не было этого! Погиб твой отец во время шторма".
      - Знаем мы этот шторм в рюмке. - И Павел, покачиваясь, напирал на участкового: - Я порядок не нарушаю, товарищ, милиционер, не на..ру..шаю, за правду стою.
      - О господи, да что это случилось, как было все хорошо, ладно. Помоги, Кульмагамбетыч! Христа ради, ведь один у меня сын-то! Отцом все попрекает. Не был отец его алкоголиком; бросил он меня, ушел к другой, когда Павлику и трех годкои не было. Сначала деньги посылал, а потом и этого не стал делать. Одна тянулась, только к хорошему приучала, а подишь ты, беда пришла! Сыну сказала - погиб его отец. Кульмагамбетыч, с работы Павла выгнали - вот уже неделя, как пьет.
      С тяжелым сердцем ушел от соседей участковый, тверда решив помочь этой семье.
      "Нужно найти отца Павла, написать ему, потребовать участия в судьбе, сына. И дружков в стороне оставлять нельзя".
      Через месяц Асаи Кульмагамбетович пригласил к себе с кабинет Павла. Павел вошел, послушно сел напротив участкового, готовясь выслушать очередную "проповедь".
      Но "проповеди" не было - участковый достал из ящика письменного стола письмо и протянул Кедову:
      - На, читай.
      Павел удивленно взял конверт с надписью: "Караганда, Михайловское отделение милиции, участковому Кульмагамбетову А. К.".
      - Так это же Вам?
      - Ничего, ничего, читай.
      "Уважаемый товарищ капитан милиции, - прочитал Павел, - я вам глубоко признателен за письмо и заботу, которую вы проявляете о сыне и моей бывшей жене Лизе.
      Двадцать лет не видел их. Вы пишите, что кто-то сказал Павлу, что я алкоголик и его участь идти по моим стопам.
      Я никогда не пил и не пью сейчас, но это не оправдывает меня по отношению к ним обоим я подлец, и нет мне прошения. Передайте Павлу, что его мать самая умная и прекрасная женщина на свете. Сейчас, когда моя жизнь почти прожита, я все больше и больше преклоняюсь перед Елизавсчой Карловной. Пусть мой сын, если он позволит мне так называть его, не повторит в жизни ошибок отца. Я живу один, работаю на заводе электротехником. Вас очень прошу, Асан Кульмагамбетович, поговорите с Елизаветой Карпoвной и Павлом - пусть они мне разрешат приехать к ним в отпуск.
      С уважением Г. Кедов".
      Капитан наблюдал за выражением лица Кедова-младщею: удивление, саркастическая улыбка, грусть. Волнение парня выдавали его руки. То он их прятал за спину, то складывал на коленях.
      Долго в этот день пробыл в кабинете участкового Павел.
      Рассказал, как начал выпивать сначала в перерывах между танцами, а потом и вечерами в ресторане, куда тащила его чуть ли не каждый день Лена, та самая девушка, которая увела его тогда на глазах у Асана Кульмагамбетовича. Начались прогулы на работе. Как-то вечером Лена пожаловалась своему дружку, что у всех ее подружек есть красивые перстни, а у нее нет. Тогда-то Павел и стащил у матери ее единственный перстенек, подаренный отцом.
      Участковый не прерывал рассказ Павла - пусть выговорится парень. Это, возможно, начало его спасения; главное, чтобы он понял, до чего докатился.
      Когда, прощаясь с Кедовым, Асан Кульмлгамбегович предложил ему лечиться от алкоголизма, Кедов согласился...
      Эта история, рассказанная нам Асаном Кульмагамбетовцчем, была связана не только с судьбой Павла Кедова.
      Павел работает, снова играет в духовом оркестре. Елизавета Карловна не обращается больше с просьбой к соседу утихомирить сына. Но она прекрасно понимает, какую роль в их жизни сыграл капитан милиции Кульмагамбетов.
      Участковый не забыл о Павле и в те дни, когда, выйдя из больницы, он должен был вновь завоевать доверие товарищей по работе. Асан Кульмагамбетович убедил начальника строительного управления принять Кедова на прежнее место. Не оставил без внимания участковый бывших собутыльников Павла, которых, по его настоянию, строго осудил товарищеский суд.
      - Вы думаете, у аксакала больше свободного времени, чем, скажем, у начальника СМУ или руководителя духового оркестра? - напоминает о себе капитан Екибаев. - А ведь эти товарищи вовремя не поддержали Павла, отделались тем, что выгнали его: один с работы, другой - из оркестра.
      Нехорошо получается, когда милиции непомогают бороться за человека.
      - Но ведь бывает, что и здорово помогают, - возражаю я.
      Капитан соглашается:
      - Конечно, да еще как помогают. Помнишь, Кульмагамбетыч, как матерых скрутили?
      Николаи Осипов торопливо шагал по привокзальной площади, стараясь не думать о колонии, где прошли пять последних лет его жизни. Засунув поглубже зябнувшие руки в кармаиы куртки, он прислушивался к тоскливому завыванию ветра в проводах, осторожно обходил сугробики снега на дороге, и мысли его, в такт шагам, текли плавно и спокойно.
      - Ну, вот и все. Шабаш. Накоиец-то и я могу стать человеком. Настоящим. Если захочу, конечно. Ну, а почему на хотеть? Разве лучше жить по-волчьи? Да, я был вором.
      Так все сложилось. Попробовал раз, другой, а потом уже от дружков не уйти, в один узел осе завязалось. Характера не хватило. Тряпка, а не мужик, да... другой бы смог "завязать" сразу, а я вот не сумел и влип на 5 лет. Случайный вор... Ну и ересь! Как это случайный? Все правильно.
      И срок дали но заслугам. Да что сейчас вспоминать об этом, все уже в зоне передумано, осмыслено. Вот найти бы хорошую девчонку, чтобы поняла меня. Жениться. Пусть ребятишки будут. С работы приду, лягу на тахту отдыхать, а они на меня навалятся, сказку потребуют рассказать.
      Хорошо! Жена на кухне гремит посудой. О какой другой жизни можно еще мечтать? Так должно у меня быть. Так и будет!
      Рядом заскрипели тормоза. Из кабины "газика" выглянул шофер, молодой парень, улыбка со весь рот:
      - Эй, куда топаешь? Подвезти?
      - Подвези. - Николай сплюнул в сторону. - Только куда ехать, не знаю.
      Так случайно познакомились два парня, бывший преступник, который ненавидел свою прежнюю воровскую жизнь, и веселый шофер Алексей.
      В прошлом году Алексей стал членом добровольной народной дружины. Он был хорошо знаком с начальником отделения милиции капитаном Екибаевым и участковым Кульмагамбетовым.
      После ночи, которую Николай провел у своего нового приятеля, они вместе отправились к Хамзе Екибаевичу.
      Расспросив обо всем парня, пригласил к себе участкового и попросил, чтобы тот помог Осипову устроиться на работу и получить место в общежитии. На прощание начальник сказал: "Желаю успеха. Если чти вдруг будет не так, или, возможно, кто из "старых" приставать начнет, приходи - поможем".
      Оснпову понравило.сь в Михаиловке, на работе относились хорошо, ценили в нем отличного специалиста. Иногда наведывался к нему в гости капитан Кульмагамбетов. Посидит, поговорит о жизни и уйдет.
      Николаи понимал, что участковый наблюдает за ним, проверяет, как жизнь он свою строит, но не обижался:
      "Нужно, значит, пусть, проверяет". Ему даже нравился старик рассудительный, в душу не лезет по пустякам.
      Шло время. Николаи женился, получил квартиру, и прошлое казалось ему теперь кошмарным сном. Будущее не волновало: все устроилось. Порядок. Часто забегал к нему "на огонек" Лешка. Он работал на такси, по-прежнему балагурил с пассажирами и считал себя прирожденным таксистом; поболтать было его слабостью.
      Друзья играли в шахматы, смотрели репортажи о футбольных матчах...
      Март в Караганде уже и не зимний, но и не весен!1;ш месяц. Дуют пронзительные ветры. Капитан Екибаев, кутаясь в плащ и прикрывая перчаткой лицо от попадающих в глаза колючих льдинок, прибавляет шаг: в девять нольноль оперативное совещание у начальника райотдела. Он любит эти совещания - они проходят четко, главное, оперативно, без лишних слов. Дело есть дело.
      У отделения милиции его ждала машина, около которой капитан Кульмагамбетов разговаривал с шофером.
      - Что, Кульмагамбетыч, ко мне?
      - Да вот, значит, какое дело. Я вчера в райчтделе был, слышал, ориентировка пришла о розыске преступников. Чувствую, что не минует нас это дело. Ой, как чувствую.
      - Ну, что же, будем внимательны. Не впервой ведь нам. Верно?
      В райотделе после оперативного совещания капитан Екибаев ознакомился с ориентировкой: трое особо опасных преступников совершили ограбление нескольких сберегательных касс в Ташкенте. Возможно их появление в Караганде...
      * * *
      Алексей Сырцов подогнал новенькую "Волгу" к железнодорожному вокзалу. Не успел он рассчитаться с пассажирами, как к нему подошли два парня и попросили подвезти в город.
      - Давай, вези не спеша, а мы подумаем.
      Парни уселись па заднем сиденье, закурили.
      - Ну, трогай, что ли, - сказал парень. - Чего нас разглядываешь? Мы не Магомаевы, а работяги с Якутии.
      Золотишко там добываем. Законный отпуск получили - на полгода. Отдыхать будем. Гулять. Эх-ма, - парень, расправив плечи, усмехнулся, - соскучились мы по ци-вя-лиза-ции. Понял?
      - Понял, - ответил Алексей, - поехали.
      Он тронул машину с места и не заметил, как за ними поехала еще одна машина, в которой сидел человек со шрамом на лбу.
      Алексей вел такси на малой скорости, болтал со своими пассажирами, "отводил душу", - как он говорил. Парни ему нравились. Рассказывали о своем житье-бытье на золотых приисках. Хвалились, что заработали много денег и теперь гулять будут "на всю железку". Приглашали и его. Вдруг один из парней сказал:
      - Слушай, Леха, ты молоток парень, я тебе зеленую брошу, только устрой нас где-нибудь переночевать. А может быть, у тебя можно?
      - Да что вы, я бы с удовольствием, но у меня комнатенка, одному повернуться негде, а вас двое. Просто не знаю, как и быть.
      - Может, кто из твоих корешей приютит?
      - Да кто же может, - Алексей наморщил лоб, - дайте подумаю. У Володьки нельзя. Яшка в отпуске. Да, вот вспомнил. У Кольки две комнаты. Жена отличная. Только живет он в Михайловке, это не в центре, далековато будет, но место спокойное.
      - Далековато, говоришь, - улыбнулся один из парней, - место спокойное? Ну, нам само то, что оно спокойное. Мы шума не любим. Привыкли к тишине. А как говорят: тише едешь - дальше будешь от того места, куда...
      - Ну, лады, - перебил второй, - поехали.
      Семья Николая Оснпова уже собиралась ложиться спать, когда раздался звонок. Жена Николая, Зина, пошла открывать и ввела в комнату Алексея с двумя незнакомыми парнями.
      - Вот, Коля, какое дело, - смущенно начал Алексей, - ребята приехали из Якутии, я возил их по городу, а переночевать им негде, они очень просили меня, я я решил привезти иx к тебе. Ты, наверное, не откажешь нм, а?
      Николай немного подумал, потом обратился к жене:
      - Зинок, как ты смотришь иа это? Поможем ребятам?
      Выручим?
      - Ну что ж, в чужом городе...
      В это время распахнулась дверь и на пороге появился еще один со шрамом на лбу.
      - Что же это вы, дорогие хозяева, - начал oн и осекся, во все глаза смотря на Николая, - Колун, ты?
      - Меченый! - скорее выдохнул, чем сказал, Николай.
      - Ха, вот встреча, ты смотри, - развел руками Меченый. - Ну и ну. Ты что, завязал?
      Николай заставил себя улыбнуться и небрежно бросил:
      - Что же вы стоите. Располагайтесь. Вот на тахту садитесь. Сейчас сообразим чего-нибудь. Голодны, небось?
      - Зина!
      Зина стояла, опустив руки, откинув голову назад. Но ее щекам текли слезы. Она хотя и знала о прошлом Николая, но никогда даже предположить не могла, что это может повториться снова.
      - Зина, ну что же ты, давай готовь на стол. Да, выпить есть у нас? Нет. Сбегай в магазин. Хотя да, он уже закрыт.
      Ну что же. Есть, говорят, какая-то бабка, торгует, по пятерке за бутылку берет. Лешка, знаешь, где она живет?
      Алексей стоял и качал головой, но нельзя было понять, то ли он знает, то ли нет.
      - Да что вы в самом деле, как мешком из-за угла ударенные, а ну живо за полбанкой! Лешка, у тебя машина.
      Найдете. Идите, да быстро. Кому говорю?
      Зина с Алексеем пошли к двери.
      Зина шла, еле волоча ноги, ничего не слыша и не понимая. Взяла сумку и вышла из комнаты. Хлопнула входная дверь...
      - Да, черт. Деньги-то не взяла, вот дура. Сейчас я, ребята, мигом догоню, пока нe уехали.
      Николай схватил пиджак, вынул из боко-вого кармана деньги и бросился на лестницу.
      Догнав Лешку и Зину, он зашептал:
      - Дуйте к Кульмагамбетычу, скажите, что три преступника у меня, пусть берут ночью, дверь будет открыта.
      Все это он не сказал, а выдохнул, повернулся, и обратно в квартиру.
      - А ты ничего живешь, - заметил как бы невзначай Меченый. - На заработки обставился али как?
      - Ну, на заработки... - с иронией протянул Николай. - Клюем помаленьку.
      - Эй, Чехол, - обратился Меченый к одному из парией, - принеси чемодан, я его у входа оставил. Поставь вот в этот угол.
      Тот вышел и вернулся с большим чемоданом. Молча поставил в угол.
      - Слушай, Колун, - продолжал Меченый, - мы вот "скачок" совершили в Ташкенте, теперь хотим здесь, в Караганде. Какое-нибудь почтовое отделение, а? А то на сберкассы уже нацелили лягавых. Не взять. Знаешь что-нибудь подходящее, а?
      - Да как так сразу, - протянул Николай, - кабы заранее, а так...
      К дому подъехала машина. Хлопнула дверца. Меченый насторожился, сунул руку в карман, там что-то щелкнуло.
      Николай понял: взвел курок нагана. Бандит встал, вышел на середину комнаты, глядя на входную дверь. Вошли Зина и Алексей, неся сумку, из которой виднелись горлышки бутылок.
      - А вот и мы, - Зина улыбнулась и как ни в чем не бывало затараторила: - Вот пришлось поездить!
      Меченый бросил быстрый и внимательный взгляд на Алексея. Потом обратился к хозяину:
      - А ну, Николаи, выдь-ка со мною...
      Они вышли из комнаты и в узком коридорчике Меченый, внимательно посмотрев в глаза Николаю, медленно, с расстановкой спросил:
      - А этот... фраер.... не того?
      - Ну, что ты, - возмутился Николай, - да я за него ручаюсь.
      - Добро. Пошли.
      В комнате Зина уже расставляла закуски.
      - Коля, - обратилась она к мужу, - там на холодильнике банки со шпротами, открой, пожалуйста.
      Николай вышел на кухню, туда же через некоторое время забежала Зина, забрала банки, шепнула:
      - Порядок. Приедут ночью. В три часа. Если бандюги будут спать, положи на открытую форточку полотенце.
      Если не лягут, оставь на кухне свет.
      Николай вышел в комнату:
      - Ну, что же, дорогие гости, - посмотрел на часы, - одиннадцать часов, пора начинать, да и животы у вас, небось, подвело?..
      А ночью группа захвата неслышно вошла в квартиру.
      Правда, Меченый, хотя и выпил много, спал чутко. Услышав шорох, он сунул руку под подушку, выхватил наган, но тут на него навалился Николай. Капитан Екибаев вышиб наган из рук бандита. Меченого связали и оставили лежать на кровати. В это время Асай Кульмагамбетович "будил"
      на полу Таракана. Хотя и семьдесят лет участковому, но в ловкости молодому не уступит. Третий бандит - Чехол - так и не успел понять, что происходит, но проснись он раньше, беда могла быть: рядом с ним в чемодане лежал обрез.
      Когда все было кончено, включили свет.
      Налитыми кровью глазами смотрел на Николая Меченый и злобно шипел, задыхаясь от злобы:
      - Как же ты, гад?! В законе ведь был?!!
      Николай задумчиво и спокойно посмотрел на жену и ответил:
      - Закон для меня теперь один - советский...
      * * *
      Часы в комнате участкового бьют одиннадцать раз. Мы уже явно засиделись, а мне, журналисту, неудобно вдвойне: и перед хозяевами за долгие расспросы, и перед Екибаевым, которому еще нужно заехать в отделение.
      А семидесятилетний участковый так'же бодр и приветлив, как и в начале беседы. И я ио-хорошему завидую его оптимизму, мудрости и душевному беспокойству за судьбы простых людей.
      Т.СОКОЛОВА.
      капитан милиции.
      * * *
      В ПУРГУ
      Метели в Центральном Казахстане не диво. Не диво и зимние заносы на дорогах. Но такого заноса, какой случился накануне праздника Восьмого марта, старожилы села Карбушевки давно не помнят.