Женская линия - Замри и прыгни

Наталья Нечаева

Замри и прыгни

Сегодня

Сегодня – время «Ч». Или время «Ч» – это что-то иное? Странно, она много лет пользуется этой фразой, миллион раз слышала ее от других, а смысла толком не знает. Зловещая фраза. И – обнадеживающая. Бросок? Рывок? Наступление? Расплата? А! Какая разница?

Сегодня все случится, а завтра он умрет. Богатство, успех, внимание, красивая жизнь… Все это кажется вечным, пока есть. А когда нет?

Хотела бы она поглядеть на него в этот самый момент? Пожалуй. Лицо, такое холеное, покрытое модным загаром, тоскливо посереет, руки затрясутся, так, что коньяк в пузатом бокале выплеснется на стол. Ведь когда он все узнает, будет уже вечер. И, соответственно, коньяк… Интересно, а потом бокал выскользнет из его рук? Наверно. Разобьется? Или он от злости сожмет его так, что тонкое стекло хрустнет и вопьется в ладонь? И кровь потечет сквозь пальцы. Прямо на отутюженные серые брюки.

Картинка расплывающейся на светлой ткани густой темной крови была настолько осязаемой и реальной, что женщина ощутила влажность ее сладковатого терпкого запаха и натужно сглотнула, подавляя тошноту. И тут же почувствовала, что ее затрясло. В теплой постели, под пуховым одеялом. Тело просто подпрыгивало на широкой кровати. И ноги вдруг деревянно заледенели.

Чего это я? С какого такого перепуга? Шесть утра. Еще спать и спать… Все будет хорошо. Все будет так, как задумано. И теперь уже никто не сможет помешать. Никто. И ничто.

Она свернулась калачиком, обхватила горяченными ладонями промерзшие до ощутимых судорог ступни. Помассировала пальцы, пытаясь возвратить им тепло и чувствительность. Левый мизинец задергался и больно заныл, тут же передал нестерпимую ломоту остальным пальцам, зацепил за какую-то жилку вялую икру и неожиданно сильно натянул, скрутив мгновенной и жестокой судорогой. Правая нога, пребывавшая в относительном покое, тут же отозвалась на боль левой таким же стремительным и болезненным спазмом.

Женщина охнула и, едва ступая на скрюченные ступни, поковыляла в ванную. Присела на краешек ванной, спустила ноги. Включила горячую воду, дождалась, пока спрячется в клубах пара острая боль, пока сменится она сильным, но уже вполне терпимым подергиванием и покалыванием, растерла конечности жестким полотенцем и вернулась в постель. Натянув на голову одеяло и создав под ним уютное подобие теплой, закрытой со всех сторон норки, попыталась расслабиться и уснуть. Или хотя бы задремать. В пуховой темноте было тихо и покойно, но сон не шел.

Я боюсь? Чего? Сделать последний шаг? А может… Мне его просто жалко? Жалко? Жалко. Но такое не прощают… Наоборот.

«Спи!» – снова приказала она себе, уже ясно и обреченно понимая, что, конечно, не уснет. За последние полгода она вообще спала очень мало. Если и удавалось забыться на пару-тройку часов, то хорошо. А в основном – рваные болезненные видения, непонятные злые кошмары, из которых она выныривала обессиленной и испуганной. Или странная судорожная полудрема, когда толком не сообразить, где ты, что ты, жива ли ты или тебя уже и вовсе нет в этом беспощадном и безжалостном мире. И у Ритули, она знала, ночи проходили точно так же. Правда, к снотворному с того самого дня они дали себе слово не прикасаться.

С того самого дня.

* * *

Чем он отличался от всех прочих, тот день? Ничем.

Была вторая сигарета из трех, отведенных на сутки. И соответственно, середина работы. Часа три. Время послеобеденного кофе. Хотя обеда снова не случилось. Когда все перекусывали, к ней явился приятель, просто по пути, хлебнуть чайку и перемолвиться парой-другой городских сплетен. А в это время кто-то особенно голодный употребил и ее порцию, решив, видно, что, раз начальница не обедает вовремя, значит, не хочет. Обижаться не на что. Она сама завела такой порядок. Время обеда строго ограничено. Чтоб не расслаблялись. Кто не пришел – тот опоздал. Включая ее саму.

Поэтому в который раз пришлось довольствоваться кофе. В шкафу отыскалась пара печенюшек, вот вам и еда. И главное – десерт – сигарета.

Шла третья неделя, как она бросала курить. По собственной методике. Однажды она именно так уже сумела бросить и продержалась почти четыре года, пока Рыбаков не устроил ей тот самый сюрприз с неоплаченным кредитом. Тогда, чтобы вытянуть фирму, она дневала и ночевала на работе и как-то под утро, не выдержав напряжения, голодная и злая, закурила.

А сейчас самое время бросить снова. Осень, спокойно, на работе все в порядке. Рыбаков в дела не лезет, то есть не мешает. Наверное, с минуты на минуту явится. Выспался, ванну принял, к массажисту наведался. Пора.

Зоя вышла в тамбур, приоткрыла стеклянную дверь, подперла ее плечом, оставив для сигаретного дыма щель сантиметров в двадцать. Щелкнула зажигалкой и с удовольствием затянулась.

В послеобеденные часы солнце как раз добредало до островерхой новой крыши недавно отремонтированного дома напротив. Зависало над ним, глядясь, как в зеркало, в сверкающую светлую кровлю. Щекотало свое отражение тонкими пальцами горячих лучей. Блестящая жесть заходилась в беззвучном смехе и начинала нестерпимо и разноцветно бликовать, рассыпая вокруг дома радостные сияющие искры, которые, отражаясь в окрестных окнах, тысячекратно множились, зажигая все пространство вокруг теплыми радужными огоньками. Такую красоту можно было наблюдать только осенью, когда намаявшееся за лето светило почти ползало по городским крышам, не желая подниматься выше. А скоро оно и вовсе упадет за темные стены, появляясь на небе лишь на несколько коротких часов. Потому что скоро – зима…

Зоя тихонько вздохнула, погладив пальцем ленивый солнечный зайчик, зацепившийся за кирпичный выступ стены. Зиму она не любила. И ее прихода ждала с обреченной тоской, втайне всегда надеясь, что уж в этом году холода точно не случатся…

От сигареты осталась ровно половина. Зоя выпустила в щелку синюю струю дыма и прищурилась, разглядывая сквозь стремительно тающее облачко близкое солнце. Прямо напротив, у облезлого угла соседнего дома притормозили два веселых парня. Одного роста, плечисто-квадратные, в одинаковых коротких черных плащах с одинаковыми же стриженными под ноль черноволосыми головами.

– Просто братья-близнецы! – хмыкнула Зоя, разглядывая парней. Опасаться, что ее любопытство будет замеченным, не стоило. Стеклянная дверь, за которой она стояла, снаружи была зеркально-непроницаемой, потому спрятавшуюся за ней женщину парни увидеть просто не могли.

Стриженые о чем-то спорили, причем один явно напирал на второго, понуждая того к какому-то действию. Наконец, второй отклеился от угла, медленно направился за дом, но уже через минуту – вернулся.

– Слабо? – хохотнул первый. – Эх ты, ссыкун! Смотри и учись!

Что-то щелкнуло, и в руке первого блеснуло короткое лезвие ножа.

Теперь парни вместе скрылись за углом, и в ту же секунду оттуда раздался тусклый хлопок и яркое шипение выпущенного на волю воздуха. Еще через пару мгновений звуки в точности повторились.

Не понимая происхождение странных шумов, но смутно догадываясь, что это могло бы быть, Зоя с сожалением бросила в урну догоревшую до фильтра сигарету и высунулась за угол, где скрылись стриженые.

Парни, не оглядываясь, резво удалялись в сторону многолюдной площади, а на тротуаре у глухой обшарпанной стены жалобно посвистывал, припав сразу на два пропоротых колеса, новый блестяще-черный «додж».

– Эй, – инстинктивно, не отдавая себе отчета в том, что делает, закричала Зоя. – Стойте! Вы что натворили? Я сейчас милицию вызову!

В узкой длинной трубе переулка высокий женский голос звучал ясно и четко, звонко отскакивая от высоких каменных стен и усиливаясь.

Парни замешкались, потом один из них ускорил шаг, почти побежал, а второй, напротив, остановился, демонстративно медленно, почти угрожающе обернулся.

– Заткнись, дура, – громко посоветовал он. – А то и тебя сейчас, как эти колеса… – И он сделал резкое движение рукой, словно втыкая нож в близкий человеческий живот и располосовывая его одним сильным махом.

Зоя задохнулась от возмущения, и тут же ее обдало холодной волной страха, словно далекое и невидимое лезвие свистнуло совсем рядом, острым блестящим своим полотном и создав эту самую обжигающую волну. Женщина попятилась, боком втиснулась в спасительную дверь. Щелкнула замком и на некоторое время замерла, не в силах оторваться от прозрачного стекла, обмирая от непонятного ужаса, ежесекундно ожидая, что вот сейчас парень вывернется из-за угла и кинется на нее.

– Зоя Романовна! – донесся из коридора голос секретарши Леночки. – Зоя Романовна, вы тут? Вас Владимир Георгиевич спрашивает.

Упоминание о муже вернуло Зою в действительность.

– Где ты? – недовольно спросила она. – Пора бы и появиться!

– Зая, я тебе как раз за этим и звоню. – Рыбаков расплылся в трубке усталым барским баритоном. – У нас там все в порядке? – И, не слушая ответа, поскольку вопрос был задан исключительно для проформы, перешел к делу: – Я тут по делам завис. Надо договор обсудить. Так что я уже не появлюсь. Давай, до вечера. Не особенно там усердствуй. Все, целую.

И отключился, не дав Зое даже ответить.

Женщина уныло поразглядывала пищащую трубку, тоскливо вздохнула и щелкнула мышью, оживляя уснувший монитор.

На экране выросли стройные колонки цифр – квартальный отчет. В последней графе умная программа выдавала процент прибыли. И эти цифры Зое очень не нравились. Велики. Слишком. И если платить все полагающиеся налоги с них, то о развитии фирмы можно просто забыть.

– Ну что за страна! – привычно возмутилась Зоя. – Что за законы? Или оставайся честным и ходи без штанов, или химичь, совершая налоговое преступление!

Она еще раз вздохнула и принялась за работу. Такую тонкость, как исправление отчета, она не могла доверить никому. Ни экономисту, ни бухгалтерии. Во-первых, они бы и не смогли сделать все так элегантно и ювелирно, как умела она. А во-вторых, незачем им знать, какие именно отчеты уходят в налоговую. В конце концов, фирма – их семейное предприятие. Муж – генеральный директор, она – главный бухгалтер. Два начальника, две подписи в банке.

– Зоя Романовна, – возникла в дверях Леночка, – можно, я сегодня пораньше уйду? А то опять в библиотеку не успею. А у меня же сессия на носу. Я у Владимира Георгиевича отпросилась.

Девушка стояла в дверном проеме, забавно расставив худенькие ножки, которые от природы напоминали неуклюжую букву «Х». Пухлые губки выпячены просительным сердечком и ярко накрашены, светлые волосы тщательно расчесаны, глаза густо обведены.

– Это ты для библиотеки такой макияж изобразила? – улыбнулась Зоя, про себя посетовав, что не надо бы девчонке носить мини-юбку, поскольку показывать нечего.

– Я завтра пораньше приду, – кокетливо улыбнулась Леночка. – Можно?

– Иди! – махнула рукой Зоя. – Смотри, потребую конспекты для просмотра!

Девушка еще раз заговорщически хихикнула, демонстративно хлопнула пару раз тяжелыми от туши ресницами и исчезла.

Зоя снова погрузилась в отчет. Она как раз перетягивала в нужное место очередную порцию цифр, когда затрезвонил дверной звонок. Дверь в приемную осталась открыта. Поэтому настойчивый зуммер изрядно действовал на нервы.

– Лена! – прикрикнула она. – Ты что, не слышишь? – И только тут вспомнила, что секретарши нет.

Конечно, больше открыть некому. В других кабинетах звонок не слышно.

Зоя недовольно оторвалась от работы. На маленьком экране, который демонстрировал пространство у крыльца, было видно, что под дверью топчется рослый мужчина. Кажется, незнакомый. Вот он снова вдавил палец в кнопку, и по приемной понеслось противное дребезжание.

– Вы к кому? – спросила в микрофон Зоя.

– Извините, – отозвался мужчина. – Я ваш новый сосед, мой офис рядом, у меня к вам дело, можно войти?

– Входите. – Зоя набрала на пульте код, недоумевая, что могло понадобиться незнакомцу.

Может, он к Рыбакову? Ну конечно! Скорее всего, какой-нибудь приятель по ночным тусовкам.

С первого взгляда, вскользь брошенного на незваного гостя, женщина поняла, что не ошиблась. Конечно, мужнин приятель. Такой же холеный, такой же загорелый, такой же подтянутый. И такой же бездельник. По манере видно. Расслабленный, с оценивающим взглядом из-под тяжелых век. С густющими черными бровями. Из тех, в чьем присутствии всегда хочется выглядеть лучше. Моложе и красивее. Зоя инстинктивно втянула невидимый под столешницей живот, выпрямила спину.

– Вы к Владимиру Георгиевичу? – предупредила она вопрос вошедшего. – А его нет. И не будет.

– Владимира Георгиевича? – Незнакомец удивленно вскинул брови. – Это ваш босс? Нет, я его не знаю. Мне, скорее, к вам. Ведь вы – секретарь? Значит, самый осведомленный человек.

Зоя настолько поразилась, что ее приняли за Леночку, что промолчала.

– У меня тут машина на тротуаре стоит, напротив вашего входа. Так ее сегодня изуродовали. Два колеса в клочья, представляете? Вот я и подумал, может, из ваших кто видел? Понимаете, – он вдруг заторопился, наткнувшись на Зоин изумленный взгляд, – не в колесах дело. Машина – вчера из салона. И сразу такое. Я должен был сейчас на встречу ехать, вышел, а тут… Странно.

– Странно, – согласилась женщина.

– Никто ничего не говорил? – Мужчина как-то по-детски смутился, видимо осознавая нелепость вопроса. – Может все-таки кто-то видел?

– Я, – пожала плечами Зоя. – Я видела.

* * *

Видеть-то она видела, но буквы от цифр уже почти не отличала. В офисе было темно и тихо, в каком-то из кабинетов забыли выключить радио, и едва слышная музыка доносилась издалека, создавая ощущение почти домашнего покоя и уюта. Несколько раз тренькал дверной звонок, но коротко и робко. Зоя даже не подходила к монитору. Сама она никого не ждала, у всех своих были ключи. Наверное, соседская ребятня развлекается…

В близком окне светился желтый фонарь, ветер, не по-осеннему теплый, теребил пластиковые полоски жалюзи.

Мимоходом подумалось: надо бы встать и закрыть шторы, а то с улицы я как на ладони, но было лень.

Она поняла, что окончательно устала, когда пальцы дважды подряд ткнули не в ту цифру на клавиатуре, из-за чего пришлось возвращаться в уже отработанный лист и искать ошибки.

Все. Пора.

Зоя сладко потянулась, подвигала затекшими плечами, подошла к шкафу. В зеркале, открывшемся вместе с дверцей, отразилось ее лицо. Бледная, даже серая в неясном коридорном свете, кожа, большие равнодушные глаза, какие-то лысые, поскольку ресницы она красила редко, только по случаю, а от природы у нее, рыжей, глазная растительность была тоже, соответственно, светло-пегой, почти невидимой… Тусклые волосы, поднятые на макушку и защемленные на темечке пластмассовой заколкой.

– Красавица… – вздохнула Зоя, разглядывая свое отражение. – В парикмахерскую надо, подстричься. Да и реснички подкрасить бы не мешало.

Сколько она туда собирается? Месяца два? И еще столько же будет, пока в один из дней сама себе не станет окончательно противна. Или пока случай не подвернется. Вот, кстати, Новый год уже скоро. Все равно надо будет идти. Был бы Владимир другим человеком, дал бы хоть раз понять, что ей надо лучше за собой следить… А то, как соберется она в салон, он тут же старую песню: «Заюшка, я тебя не за косметику люблю. Ты у меня все равно самая красивая». С одной стороны, конечно, хорошо, что муж при всех его недостатках на других женщин не смотрит и ее по-прежнему любит, а с другой… Вот сегодня этот красавчик заходил. Принял ее за секретаршу, да еще, наверное, удивился, как такую старую грымзу в приемную посадили. И разговаривал соответственно. Конечно, до этого соседа ей никакого дела нет, у самой дома – такой же красавчик, но все равно как-то неловко. Все-таки она – женщина. И не самая беспородная.

– А может, Вовчик потому и шляется по своим тусовкам один, что ее стесняется? – пришла в голову неожиданная мысль. – Ну куда он с такой женой на прием или в ресторан?

– Да нет, – оборвала она себя. – Просто в их мужском кругу так принято. Без жен.

Да и что ей там делать? Бизнес, машины, футбол. Или хоккей. Иногда – политика. Послушаешь – скулы сводит. Вот он ее и не берет, знает, что она этого не любит. А самому – что ж – надо! Как он говорит, в тусовке не засветишься – по миру пойдешь! Вот и разделение труда. Он представительствует, она – пашет.

Зоя оделась, закрыла форточку, задернула жалюзи, щелкнула рычажком пульта, принуждая охранную сигнализацию принять состояние готовности.

– Сейчас заведу машину и выкурю последнюю сигарету, – даже прижмурилась она от предвкушения долгожданного наслаждения. Улыбаясь, открыла дверь, шагнув во влажную свежесть осеннего вечера.

– А вот и птичка вылетела! – вырос перед нею кто-то большой и темный, пыхнул прямо в глаза струей сигаретного дыма и одним точным движением плеча задвинул женщину обратно в полуоткрытый проем. – Звони шефу, что взяли! – кинул этот большой кому-то сзади.

И Зоя, обмерев, увидела, что из темноты вывернулся еще один, такой же огромный и страшный.

– Ну-ну, давай, веди, – теснил ее первый в тускло освещенный коридор. – Где тут у вас пыточная?

Второй в это время говорил по телефону, буквально подпирая первого сзади.

– Шеф, нашли. Она. Хорошо, ждем.

В рассеянном зеленоватом свете пожарных лампочек близкие лица страшных бандитов (а в том, что это были именно бандиты, сомнений не возникало) казались жуткими оскаленными масками с провалившимися глазницами.

– Кто вы? – едва сумев расклеить крепко сжатые от страха губы, спросила Зоя. – Что вам надо?

– Не узнаешь? – расправил перед ней плечи первый. – Забыла? А так хорошо нас описала!

Господи, это же они! Те самые!

Закаменев от ужаса и не в силах сделать ни шага, Зоя в упор уставилась на черноволосого парня в коротком черном плаще. Это он издалека грозил ей ножом. Значит, сейчас и…

– Ну! – Громила стремительно согнулся в коленях и сделал короткий рывок прямо к Зое, словно собираясь размазать ее по стене.

Женщина отшатнулась, ударилась затылком о дверной косяк. Из глаз тут же брызнули слезы. То ли от боли, то ли от страха.

– Че, так и будем в коридоре торчать? – прорезался второй. – И так два часа на улице протоптались. Веди давай, где тут у вас сесть можно. Да не трясись ты! Щас шеф приедет. Скажет, что с тобой делать.

– Ага, – хохотнул первый. – На фарш пустить или в бетон закатать.

Зоя начала тихо сползать по стене. Прямо на затоптанный пол.

Лучше она умрет сама. Прямо сейчас. Вот так.

Пол стремительно приблизился, женщина различила на нем даже маленький светлый камушек, видно занесенный чьим-то ботинком. Вот камушек вырос до размеров валуна, сейчас она ударится об него головой, и все!

– Но-но! – Ее тряхнуло, на груди треснула, не выдержав рывка, деревянная плащевая пуговица. – Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась. – Еще один мощный рывок за ворот плаща, и ее буквально впечатали в пупырчатую стену.

Зазвонил чей-то телефон.

– Открываю, шеф! – радостно сообщил второй.

Кто-то вошел в коридор, сделал какой-то жест. Первый снова сгреб Зою за ворот и потащил, подталкивая коленом, куда-то вперед. Открыл ногой ближнюю дверь, впихнул в кабинет. По-прежнему держа за шиворот, нашел выключатель, зажег свет, толкнул на первый попавшийся стул. Зоя осела на него неловким косым кулем, выровнялась, чтоб не упасть, сжала руками сиденье.

Бухгалтерия. Вот куда они попали. Значит, и убивать ее будут тут. Завтра придут девчонки, а тут кровища и она, мертвая… Испугаются ведь. А если еще и стены забрызгают? Как отмывать? Обои тут не моющиеся, обычные. Надо попросить, чтоб перешли в ее кабинет. Там все-таки привычнее. И народу бывает меньше.

Зоя вскинула голову, готовясь высказать последнее желание, и уткнулась глазами в совершенно незнакомое лицо. Худое, с двумя поперечными длинными складками от висков к щекам, узкими сухими губами и длинными, как у кошки, светлыми глазами без зрачков.

– И вот эта тетеха устроила такой шмон? – недоверчиво поинтересовался длинноглазый. – Тебе чего, жить надоело? – придвинулся он вплотную к Зое. Теперь друг от друга их отделяла лишь узкая столешница. – Твою мать! – выругался шеф. – Просил же, тихо, чтоб никто не видел! Придурки! – шаркнул он глазами по сгорбившимся у двери мордоворотам. – Карел Барбосу нажаловался. Барбос меня завтра на предъяву вызывает! Получается, свои у своих крысятничают. Хорошо, если только за машину платить заставят…

– Шеф, – гундосо пробубнил кто-то из «близнецов», – ну мы же хотели как лучше. Типа, Карелу кто-то взрывчатку подложил, мы гонца поймали, который колеса резал. Вы – герой. Карел наш должник.

– Придурки, – еще раз сплюнул узкогубый. – Взрывчатку куда подкладывают? В салон или под днище. А чтобы она сработала, надо, чтоб машина поехала. А вы колеса пропороли. Как на ней ехать? Кто в эту лажу поверит? Да еще и спалились… Карел вам что, сопля зеленая? Его сам Барбос уважает! Конкретный мужик. А теперь он Барбоса пошлет, что охрану не обеспечил, а Барбос на мне выспится. Ну а я… – Длинноглазый поднялся и угрожающе двинулся к двери, в косяки которой вжались подельники, разом сдувшиеся и уменьшившиеся в росте.

В этом странном монологе, доносившемся из какого-то потустороннего далека, Зоя мало что поняла. Вместо имен – собачьи клички. Карел, Барбос… Кто-то кому-то подложил взрывчатку, а охранник Барбос – овчарка, наверное, – теперь будет отсыпаться.

– Думайте, что делать, идиоты! – снова уселся на стул шеф. – У меня теперь один выход: или вас замочить, в наказание. Или убедить Барбоса, что это был кто-то левый.

– Ну! – обрадовался первый «близнец». – Нас же, кроме этой мочалки, никто не видел. Кончить ее, да и все. Мало ли по городу ходит пацанов в черных плащах!

– Дебил, – процедил шеф. – Карел же у нее был! И если теперь мы ее замочим, все! Скажут, свидетелей убираем, понял?

Зоя, снова поймав сквозь марево страха обрывки разговора, сообразила, что речь идет о ней. Что это она – свидетель, и страшный Карел был у нее. Когда? Не знает она никакого Карела. Она вообще с бандитами вот так близко – первый раз…

– Слышь, ты, тетя, – снова придвинулся к ней узкогубый, даже поставил на столешницу локти. – Ты чего Карелу наговорила? Воспроизведи!

Зоя шмыгнула носом, сглотнула, судорожно мотнула головой.

– Я не знаю никакого Карела…

– Я щас тебе блызну меж глаз, сразу вспомнишь! – Шеф угрожающе поднял руку. – К тебе сегодня мужик приходил? Видный такой, здоровый, брови как у Брежнева?

– Приходил, – кивнула Зоя.

– Про машину спрашивал?

– Спрашивал.

– Что сказала?

– Что видела… вот этих… – Женщина едва заметно кивнула на дверь.

– Еще что?

– Все. Он ушел.

Длинноглазый цыкнул зубом, пожевал губами, словно выгоняя языком из-под десен какие-то крошки.

– Слышь, а что это за контора? Ты тут кто? Уборщица?

– Страховая компания, – запинаясь, ответила женщина. – А я – секретарша.

– Ну? – искренне удивился бандит. – Видать, правду Щегол говорил, что у страховщиков дела не катят, если уж такую старую мымру в секретарши берут. А босс кто?

– Рыбаков, Владимир Георгиевич, – нисколько не обидевшись на «мымру», ответила Зоя.

– Рыбаков? – задумался узкогубый. – Не слыхал. А под кем вы?

– Как это? – не поняла Зоя.

– Крыша, спрашиваю, кто? – пояснил шеф. И тут же махнул рукой, показывая, что отвечать не надо. – Не знаешь, понятно. Ладно, сам разберусь.

Он встал, сделал несколько шагов по маленькому кабинетику. От окна до двери и обратно. По меняющемуся лицу было видно, что в его голове происходит сложный мыслительный процесс. Мордовороты, стоящие по-прежнему неподвижно, испуганно следили за телодвижениями грозного шефа.

Вдруг лицо длинноглазого странно прояснилось, на нем появилось даже некое подобие улыбки. И от этой улыбки Зое стало еще хуже. Такого странного и жуткого оскала она не видала никогда.

«Близнецы» же, видимо привыкшие к мимике шефа, тут же оживились.

– Ну, – узкогубый остановился против Зои, быстрым движением выхватив из кармана какой-то предмет, бросил кисть к ее лицу. Одновременно с броском прямо из его пальцев выскочило длинное тонкое лезвие, кончик которого едва не чиркнул по Зоиной щеке. Женщина отпрянула и снова больно и сильно ударилась затылком о стену.

– Ну! – весело повторил бандит. – Жить хочешь? Дети малые, муж-пьяница, да? Живешь на одну зарплату?

Зоя молчала, не сводя глаз с пляшущего перед глазами сверкающего острия. Оно было так близко, и свет отражался от него так страшно…

Между судорожно сжатых ног стало горячо и мокро, словно туда плеснули кипятку. Обжигающая влага пошла вниз, по ногам, затекла в левый сапог и вдруг закапала на пол.

– Обоссалась! – обрадовался один из «близнецов», показывая пальцем на набирающуюся лужицу под Зоиным стулом. – Шеф, смотри!

– Заткнись, – не оборачиваясь, приказал длинноглазый. И ласково провел кончиком ножа по Зоиной щеке. – Это хорошо, что ты так испугалась, значит, договоримся. Слушай сюда.

Сквозь отчаянное жаркое смятение, которое, казалось, напрочь перекрыло недавний животный страх, женщина слушала наставления бандита. Плохо, почти не понимая смысла и даже не пытаясь уловить суть. Унижение и стыд были настолько сильны, что сквозь ужас и боль, ими вызываемые, слова страшного человека долетали как из другой вселенной, абсолютно лишенные не только смысла, но и звука.

– Поняла? – Бандит снова щекотнул ее ножом, теперь по открытой беззащитной шее. – Ну? Чего молчишь?

Зоя слабо кивнула.

– Повтори, – потребовал узкогубый.

– Я должна сказать, что кто-то ковырялся под машиной, а ребята увидели и кинулись в погоню. А потом один вернулся и пропорол колеса.

Оказывается, она все запомнила. И сейчас губы, сами по себе, повторяли чужие слова. Именно губы. Как самостоятельно существующая субстанция. Ни разум, ни эмоции в этом процессе не участвовали.

– Молодец, – похвалил ее еще одним щекотанием ножа длинноглазый. И повернулся к «близнецам»: – Поняли?

– Д-да, – неуверенно промямлил один, делая совершенно противоположное движение головой.

– Нет, – тупо уставился на шефа другой. – Кто под машиной-то лежал?

– Ну, бля, придурки, – скривился узкогубый. Убрал в карман нож, отошел от Зои. – Под машиной лежал тот, кто хотел взорвать Карела.

– Так его, значит, реально хотели того? – изумился первый. – А кто?

Длинноглазый бросил на него такой взгляд, что громила мгновенно сник и громко засопел.

– Значит, вы себе шли по делам. Вдруг видите, под машиной Карела кто-то копошится. Вы же ребята умные…

«Близнецы» разом подняли головы и расправили плечи.

– Сразу поняли, что Карела хотят взорвать. Чего бы еще под его машиной кому-то надо? Так?

– Так! – радостным дуэтом подтвердили мордовороты.

– Ну вы кинулись на этого, который… А он издали вас увидел и кинулся бежать. Вы за ним. Но не догнали. Что делать?

– Найти и замочить! – убежденно сказал первый.

– Заткнись, – спокойно посоветовал шеф. – Успел он или нет пристроить взрывчатку, вы не знали. Так?

– Так, – кивнул первый. – Мы же не догнали, у кого спросишь?

– Еще вякнешь – пристрелю, – так же спокойно пообещал узкогубый. – Значит, вы не знали, есть ли там взрывчатка. Но Карел-то мог сесть в машину в любой момент! Завел бы и…

– Ё-ё! – не выдержал второй, но тут же запечатал собственный рот собственной же громадной ладонью.

– Вот именно! – улыбнулся своей жуткой улыбкой шеф. – И нет Карела. А мы его ценим. Потому что он друг нашего друга Барбоса. Поэтому вы вернулись и пропороли оба колеса. Чтоб Карел никуда не уехал. И стали звонить мне. А я вне зоны. Потому что отдыхал в сауне. Ну а когда вы меня вызвонили, это уж вечер был, Карел и сам все просек. Машину проверил. Видно, тот, которого вы спугнули, не успел. Так что выходит, мы Карелу жизнь спасли. Понятно? Так что я сейчас звоню Барбосу и рассказываю, что от вас только что узнал.

– Шеф, ну ты ваще! – «Близнецы» восторженно крутили головами, выражая абсолютное восхищение смелой и скорой мыслью любимого босса. – То есть Карел нам еще и должен!

– Вам? – легко обронил длинноглазый и пристально поглядел на довольные лица «близнецов».

Под его взглядом медленно, как кожура с перезрелого банана, с лиц качков сползли улыбки, а здоровый румянец на щеках сменился рыхлой ноздреватой бледностью.

– Ну теперь ты, – снова вернулся узкогубый к Зое. – Скажешь слово в слово то, что сейчас выучила. И смотри. Если ты кому-нибудь что-нибудь ляпнешь, ты у меня даже обоссаться не успеешь. Ну а за то, что ты уже мне проблемы создала… – Он отошел от стола, пристально разглядывая женщину, словно раздумывая, как ее наказать. – Была б помоложе, хоть по кругу бы пустили. А так… Сколько тебе? Полтинник? Мараться неохота. Но и так отпустить нельзя. Неправильно. Надо, чтоб помнила и боялась!

Его лицо снова озарилось каким-то жутким светом. Он радостно хрюкнул, схватил из настольного органайзера большие канцелярские ножницы, шагнул к помертвевшей женщине, больно схватил за пучок волос на темечке.

Сейчас отрежет голову, – поняла Зоя, укладываясь, понукаемая движением сильной руки, на столешницу. Правое ухо больно впечаталось в угол какой-то папки. Над левым, безжалостно открытым, зловеще щелкнули ножницы. Женщина ощутила напрягшейся кожей головы холод безжалостного металла. Ножницы щелкнули еще раз, еще… Сколько времени разносилось по маленькому кабинету потустороннее «вжик», Зоя уже не знала. Голову накрыло горячим липким туманом, столешница под щекой превратилась в детские качели, которые подбросили женщину наверх, так высоко, что там уже вовсе не было воздуха, а потом низвергнули вниз. В темную бездну.

* * *

На дне бездны, на острых холодных камнях лежать было неудобно, ухо болело от какого-то одного из них, острого, оказавшегося прямо под головой. Зоя очнулась и, не открывая глаз, уловила источник света где-то сбоку.