Похожая на человека и удивительная

И тогда мне становится больно – ведь мне никак не попасть в ту жизнь. Я не знаю туда дороги. Мне уже не найти ее – нет времени. Даже если бы я могла, я бы уже не родила, скажем, четверых детей. Я не знаю, как туда попасть. Но там я – настоящая, а здесь – уж как получилось.

Потом проходят праздники, я мчусь с диктофоном и фотоаппаратом на интересное задание, пишу статью, и все праздничные унылые ощущения проходят. С некоторых пор я предпочитаю брать задания на праздники, чтобы не ехать в пустую квартиру, невольно смотря на чужие окна и представляя, как там весело и людно.

В праздники можно наблюдать за тем, как другие люди проводят праздники. Это тоже очень интересно.

– Лика?

Не сразу понимая, кто звонит мне среди ночи, я взглянула на часы на телефоне. Да нет, всего лишь половина первого, время детское, просто я что-то уснула рано сегодня.

– Это я, привет.

Он мог бы не продолжать. Не мозг, не память, нет, – душа и все мое существо встрепенулось на давно забытую интонацию этого голоса. «Это я», – сказал человек, совершенно уверенный, что ему не надо представляться по имени.

– Мне в редакции дали телефон. Как ты живешь? Ты ведь ничего о себе не рассказала…

– Тебе интересно, как я живу?

– Интересно, конечно.

Я села на кровати, потом встала на холодный пол и подошла к окну, в котором был виден ночной город. Я смотрела на ровный поток машин по новому мосту. Даже ночью столько машин… Красные и белые огни, как сверкающая огнями фантастическая река с течением в обе стороны…

– Да-да, я слушаю. – От ощущения холодка под ногами или еще от чего-то мне стало зябко и как-то не по себе.

– Лика… Что ж ты так строго со мной? Я был рад тебя видеть. Ты совсем пропала из виду. Да, мне интересно, как у тебя сложилась жизнь. Ты замужем? У тебя есть дети? То есть я хотел сказать… – замялся мой нежданный собеседник.

– Я хорошо живу, у меня прекрасная работа, я купила новую квартиру с очень красивым видом. Детей у меня нет. Извини, Алексей, мне завтра рано вставать, – я быстро положила трубку, не дожидаясь его ответа, и перевела дух.

Нет, вот этого точно не надо! «Пустые хлопоты» – так, кажется, называются подобные переживания в карточном гадании. Не возвращайся в прошлое, в котором было очень больно. Будут болеть даже те зубы, которых уже давно нет.

Хотя… Не я ли сегодня в задумчивости стояла перед витриной с красиво одетым манекеном, представляя, что мне очень пойдет такая одежда – короткое платье в стиле «татьянка» с плотными обтягивающими брючками… Если от встречи с Сутягиным во мне проснется давно уснувшая женщина – разве это плохо? А разве хорошо? И что она будет делать, эта проснувшаяся женщина? Страдать в отсутствие Сутягина? Или писать о брошенных девушках со всей страстью неразделенной любви? Нет уж. Журналистскому перу нужна точность, ирония и изящество, а не задыхающаяся страсть.

А вдруг ему нужна моя помощь? Я же не знаю обстоятельств его жизни… Я отмахнулась от этой мысли, чужой и предательской. Как будто какая-то часть меня самой решила предать свою суть. Какая помощь? Какие обстоятельства?! Человек третий раз женат, ждет четвертого ребенка, владеет преуспевающим банком, живет в элитном доме вместе с замминистрами и другими персонами из самого верхнего эшелона власти…

Какая помощь! Ложись спать, дорогая Лика. И подумай лучше, как распорядиться собственным необыкновенным даром, – может, поискать себе подобных или поехать, скажем, на Тибет, в Индию, на Шри-Ланку, поговорить там с мудрецами… Куда угодно – только не барахтаться беспомощно в лужице соплей, былых переживаний и жалости к себе.

Алеша оказался настойчив. Он и раньше всегда настаивал на своем, чего бы ему это ни стоило.

– Мне нужна твоя помощь, – заявил он, позвонив мне в тот же день вечером, таким тоном, что отказаться было бы странно и нехорошо.

– Я слушаю тебя.

– Давай не по телефону. Встретимся завтра в пять. Пойдет?

Я даже не могла сообразить, что? у меня завтра в пять, как он уже побыстрее попрощался, чтобы я не сказала «нет».

Я подумывала – а не взять ли мне с собой Верочку? И ей развлечение, и мне какое-никакое отвлечение от Сутягина… Но дозвониться ей не смогла. Она, видимо, опять не поднимала трубку или ходила с Еликом по магазинам и ресторанам, смотрела, как живут домохозяйки.

Мысль о Верочке не давала мне покоя, слишком уж молода и глупа она оказалась. И еще мне не давал покоя ребенок, который, невзирая на все обстоятельства Верочкиной жизни, тихонько рос себе в ее животе. Какое это, наверно, удивительное чувство! Генная память бабушек и прабабушек подсказывала мне, что ничего важнее и прекраснее для женщины быть просто не может.

Я остановила себя. Не стоит поощрять собственные размышления в эту сторону. Это лукавство природы, вот и все. Какие только механизмы не задействованы, чтобы жизнь на Земле продолжалась! А я вот напрямую не могу в этом участвовать. И что же мне теперь – думать, что как раз самого прекрасного я лишена, и страдать от этого?

Думать – да. Страдать – нет. Пытаться не думать совсем – не получается. Так или иначе обстоятельства и люди возвращают меня к этой мысли. Я к ней привыкла. Но поскольку это – уродство, как слепота, глухота, хромота и всякое разное другое, то заложенное в нас вечное и вездесущее стремление к гармонии протестует. Я нарушаю гармонию мироздания тем, что не участвую в продлении жизни. Так может, мне поучаствовать в нем как-то по-другому?

Глава 14

Хорошо, что на субботу и первую половину воскресенья у меня оказалось так много дел и встреч, что я не могла сосредоточиться на будущей встрече с Алексеем Сутягиным.

Неделя как-то незаметно подошла к концу. Я уже привыкла намечать на выходные то, что не успела сделать за обычные пять «рабочих» дней. На спектакль и выставку можно сходить среди недели, а вот классические выходные у меня должны быть забиты делами до отказа, чтобы не оказаться наедине с собой в пустой, только что обставленной новыми, еще совсем чужими вещами квартире. С друзьями встречаться мне становится все труднее. Иногда я ощущаю себя слепоглухонемой в компании зрячих, весело болтающих людей. Я не могу толком поддержать разговор ни о хамстве и жадности мужей, даже бывших, ни о хамстве и болезнях деток, ни о классических перипетиях со свекровями, сестрами мужей и прочем, подчас заполняющем жизнь семейных людей до отказа.

– Ты прекрасно выглядишь, – с ходу сказал Алексей, и я ощутила приятную волну тепла и еще чего-то забытого и очень хорошего.

После этих слов он еще по-дружески поцеловал меня в щеку и потрепал по плечу. Просто встреча школьных друзей!

– Я слушаю тебя, – сказала я как можно суше, напоминая себе, что для меня эта встреча грозит как минимум последующей депрессией. Я и так с утра до вечера, с тех пор как случайно увиделась с ним, думаю о своей несостоятельности и вообще нахожусь в совершенно непривычном для себя состоянии подавленности. – Ты хотел о чем-то попросить меня.

– А, да! – легко сказал Сутягин и поманил рукой официанта. – Два двойных эспрессо. Ты кроме кофе что-нибудь будешь? – запоздало обратился он ко мне.

– Нет.

Я отвыкла от его манеры решать всё за всех. А если я, к примеру, не обедала? А я ведь и на самом деле не обедала. Хотя сейчас бы мне кусок в горло не полез.

Я постаралась сосредоточиться на красивой густой пенке кофе, который подали в узких высоких чашечках. В них кофе долго остается горячим, но пить было ужасно неудобно, как из мензурок.

– Тут такая ситуация… – Сутягин тем временем начал говорить о том, ради чего, видимо, попросил меня о встрече. – Мне надо одного человечка… не то чтобы закопать, но в общем… Очень неприятный человек. Можешь написать о нем?

Я пожала плечами.

– Я не пишу дискредитирующих материалов. У меня совершенно другая направленность. Раз. Я практически не пишу заказных материалов. Два.

– Да ладно! А машина откуда у тебя такая? На зарплату журналиста купила?

Я посмотрела на Алексея. Он изменился? Или был таким, да я не замечала?

– Ты изменился, – ответила я. – Или я просто не замечала, какой ты.

Он не очень искренне засмеялся:

– Ну ладно, ладно! Ты честная, хорошая журналистка. Тем более. Приятно будет получить от тебя помощь.

Ты стала серенькая… Одета ярко, как подросток, а сама серенькая… Тонкие губки, ненакрашенные, бледные… Нос уточкой… шейка из свитера торчит… Эти очки дурацкие, оправа зеленая – зачем? Ты и так вся бесполая, неинтересная, никакая… Но в этом даже что-то есть… вызов сидящему перед тобой мужчине… вроде – захоти меня такой, какая я есть… Так, что ли? Или ты совсем об этом не думаешь? Или я настолько тебе неприятен, что ты хочешь меня задеть, – вот, смотри, ты для меня не мужчина, я не сделаю ни шажочка, чтобы понравиться тебе… Такая самоуверенная маленькая мышка… независимая, надо же…

Я удивленно посмотрела на Сутягина. Какие же глупости в голове у этого с виду благополучного и совершенно уверенного в себе самца! Да, человек, которого я когда-то очень любила, – самонадеянный и нагловатый самец, этого у него не отнимешь. С возрастом даже прибавилось. Но не до такой же степени. Пригласил меня вроде как на деловую встречу, а сам…

Увидев что-то у меня в глазах, он пересел ко мне поближе. Удостовериться? Или его подсознательно тянуло ко мне так же, как когда-то, – в каком бы виде я ни была? Я не успела ничего этого подумать, потому что он, закрыв меня от остальных посетителей, наклонился совсем близко к моему лицу. Я увидела морщинки у него под глазами, чуть разные ноздри, раньше я знала их рисунок наизусть, могла нарисовать с закрытыми глазами, небольшие, суховатые губы… Он поцеловал меня очень осторожно, медленно, не сомневаясь, что я не отстранюсь. Картинка, которую он при этом представил, так меня потрясла, что я и не отстранилась, и не сопротивлялась. Тем более что поцелуй Сутягина был мне скорее приятен. Или очень приятен. Меня никто не целовал лет шесть, или семь, или восемь… Сколько прошло с тех пор, как мы расстались с Сутягиным? Однажды в командировке я провела ночь со своим коллегой, журналистом Мишей, но Миша меня не целовал, и я его тоже – ни до, ни после, ни во время бурной и бессмысленной ночи.

– То, о чем ты думаешь, – совершенно невозможно, – тихо проговорила я, находясь так близко от его лица, что, мне показалось, звук моего голоса совсем пропал в его губах.

Он улыбнулся, снял мои очки и еще раз поцеловал меня. Может, так и надо общаться с приятными тебе людьми противоположного пола?

Серенькая – не серенькая, но приятная и чем-то притягательная… Так вся встрепенулась и замерла… И, кажется, рада… И уж точно рада будет мне помочь…

Вот и что из этого я правда услышала, а что – мои домыслы? Сердце стучит, в голове горячо и сумбурно – до чужих ли мне мыслей? Может, это все думаю я, а вовсе не Сутягин?

Он погладил меня по щеке и снова пересел на стул напротив.

– У меня не очень много времени, но мы можем продолжить разговор, например, завтра, – сказал он как ни в чем не бывало, но несколько другим тоном. – Поконкретнее договоримся…

Он был вполне доволен и похож сейчас на мальчика, нашедшего свою старую любимую игрушку. Может, она ему сейчас и неинтересна, но подержать в руках, потрогать, убедиться, что она по-прежнему – его игрушка, нужно непременно. Вспомнить, как она открывалась, разбиралась… А собирать обратно вовсе и не обязательно.

Я все же слышала его мысли. Или, может быть, только часть их. Трудно было поверить, что в голове у серьезного вроде человека такая ерунда… Но прошло несколько мгновений, и теперь меня больше занимало другое.

– Ты давно был у врача? – спросила я как можно аккуратнее.

– В смысле? – несколько напряженно засмеялся Сутягин. – У какого именно?

– Алеша… – Теперь уже я смотрела на него не отрываясь, чтобы убедиться, что то, что я сейчас внезапно почувствовала, имеет отношение к нему, а не ко мне самой. Слишком неожиданные слова мне нужно ему сказать. – Алеша, сходи, пожалуйста, срочно к врачу, если ты еще не был. К хирургу. Сделай рентген и УЗИ… вот здесь… – Я показала у него на животе то место, на котором сейчас было против моей воли сосредоточено все мое внимание.

– Ты что, Лика? – Сутягин недовольно отвел мою руку. – Что за шутки у тебя? Я нормально себя чувствую… С чего ты взяла? Да что за ерунда?

– Можно, я не буду объяснять? Сходи прямо сегодня или завтра, пожалуйста. Оставь все дела. А то может быть поздно.

– Поздно – что?

– Алеша… Я не знаю, как тебе объяснить. Просто я чувствую, что у тебя есть серьезная проблема со здоровьем, понимаешь? Слишком серьезная…

– Слушай, ты совсем, что ли, свихнулась с годами? И раньше-то была… – Алексей встал, бросил на стол пятисотрублевую бумажку, махнул официанту и быстро вышел из зала, ни разу не оглянувшись на меня.

Я решила дать ему спокойно уехать, а сама на скорую руку пообедать. Почему-то я была уверена, что Сутягин обязательно пойдет к врачу. В крайнем случае, позвоню ему, еще раз попрошу… То тяжелое, муторное, постороннее, которое я отчетливо почувствовала у него в теле, мешало мне и в первый раз с ним разговаривать. Мне даже физически нехорошо стало во время разговора. Только я отнесла это на счет своих прежних романтических переживаний. Но сейчас, сидя рядом с ним, совсем близко, когда он решил потрогать руками свою старую игрушку, я ощутила что-то страшное внутри него, то, чего не должно быть у здорового человека.

Может, позвонить его жене? Представиться экстрасенсом… Женщины охотнее верят в подобные вещи. Правда, она же беременная, разволнуется. Но еще хуже она разволнуется, если муж вовремя не сделает операцию… Если, конечно, сейчас еще не поздно. Хотя выглядит Сутягин хорошо и говорит, что нормально себя чувствует, значит, надежда еще есть.

Домашний телефон его у меня остался после интервью, и я решила тут же позвонить его жене, которую в прошлый раз так и не увидела. Жены дома не оказалось. Трубку взяла горничная. Я, несколько поколебавшись, попросила ее оставить записку жене Сутягина с просьбой срочно позвонить мне.

Но вечером вместо жены позвонил Алексей, разъяренный и не желающий скрывать своей ярости.

– Ты что это, а? Что ты решила? Таким путем все вернуть? Ты что о себе вообразила? Это невозможно! Ты что, не понимаешь, что у меня теперь своя жизнь…

Я дала возможность сказать ему все, что он хотел сказать, и после этого попыталась объяснить:

– Алеша, я звонила твоей жене из-за врача. Тебе срочно нужно пойти к врачу. У тебя… В общем, не затягивай, пожалуйста. Иногда важны даже два-три дня.

– Да ты чокнутая! Ты что себе позволяешь? Какой я идиот, что решил с тобой встретиться! Ты что себе вообразила, ты мне нужна, что ли? Да я… Да я просто…

– Алеша, ты говоришь лишнее. Сходи к врачу. Все, пока!

Через некоторое время он попытался перезвонить мне, но я не стала отвечать, решив, что ничего важного он мне не скажет, а я уже сказала и сделала все, что нужно.

Чудовищные зеленые очки с мрачными крокодильчиками на дужках и с половинкой диоптрии в левом глазу я бросила в коробку с остальными разнообразными очками, призванными, вероятно, сделать из меня, серенькой, меня же разноцветную, и убрала ее подальше. Голоса из прошлого бывают обидными, но иногда они подсказывают правильные вещи.

Глава 15

Мысли мои переключились на Верочку, которая никак не подходила к телефону. Я понимала, что кроме меня судьбой Верочки обеспокоены ее родственники и, скорей всего, у нее все в порядке… Если бы не смутные и крайне неприятные образы, которые носились у меня в голове. Что-то тянуло и томило меня, как только я начинала о ней думать. Впереди вставала непреодолимая серая пелена, плотная, ужасная…

Перед тем как ехать на эфир, я решила заехать к Верочке. Воскресный эфир – просто подарок мне от судьбы. Вот и решен вопрос с воскресными вечерами, бесконечно тянущимися, если не находится спектакля или концерта, на который бы мне хотелось сходить.

Слава богу, пока в выходные по Москве еще можно проехать, если где-то нет аварии. В будние дни «решить заехать» и действительно попасть в нужное место, да еще вовремя, – дело сложное, иногда нереальное.

Верочка по-прежнему не отвечала на звонки и к трубке домофона не подходила. Что-то мне подсказывало, что она дома и просто не хочет открывать никому дверь.

Я запоздало, но все же позвонила ее дяде, своему шефу. Услышав мой голос, он страшно обрадовался.

– Да родителей ее опять унесло! Взяли моду на каждые выходные мотаться… То во Францию, то в Чехию. Как с цепи сорвались! Всю жизнь просидели в своем Измайлове, и ничего! А тут, понимаешь ли, в Европу им захотелось! А девчонка пропадает совсем… А я вот в Туле застрял, не вернулся еще, с типографией тут проблемы…

Я не стала уточнять, каким образом в субботу-воскресенье можно решить проблемы с типографией. Да и какая мне разница! Я услышала то, что хотела, – от Верочки ни слуху ни духу.

В закрытый подъезд попасть оказалось проще, чем дозвониться моей неожиданной подопечной. Из первой же квартиры, в которую я наобум позвонила по домофону, мне открыли, не спрашивая, кто я и что. Даже сказали: «Давай быстрее, сколько можно ждать!» Мне показалось, что это знак, и я действительно поспешила подняться на седьмой этаж к Верочке.

Я позвонила. За ее дверью было абсолютно тихо. Надо постараться понять, есть ли кто в квартире. Вдруг Верочка у Елика в загородном доме? И все волнения напрасны… Я постояла у двери. И через несколько мгновений могла с точностью сказать – да, в квартире кто-то есть. И не кто-то, а Верочка.

Мне стало нехорошо и тягостно, как будто из щелей ее двери просачивалось невидимое и ядовитое вещество, окутывающее меня с ног до головы, парализующее волю… Та самая серая пелена, душная, страшная…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.