Джуроб

      Насонкин. Конечно, ты же у нас не кровожадный. По крайней мере, человека замочить самолично вряд ли сможешь, ну, разве что, по пьяни на своём джипе вонючем сбить-переехать...
      Вован. Да ты чё, в натуре!..
      Насонкин. Ладно! Скажи лучше - сколько ж ты им бабок кинул?
      Вован. Да сотню всего, блин! Я ж говорю: только припугнуть да пару раз по рёбрам, а они, лохи, - по полной программе оттянулись!..
      Насонкин. Не хочу тебя на понт брать, Владимир Иванович, но за такое сейчас - я в газете вчера только читал - до пяти лет дают...
      Вован. Да ты чё, братан! Да я же не виноват, в натуре...
      Насонкин. Это ты прокурору расскажешь!.. Хотя ладно, ты же меня знаешь, я - добряк из добряков. Вот что, "скорую" мне вызвать всё-таки придётся - на работу я завтра пойти не смогу, так что надо больничный оформлять. Но там я скажу и ментам потом буду твердить, что меня в подъезде какие-то пьяные отморозки избили. Годится?
      Вован. Колян! Братан! В натуре! Блин! Да ты!.. Да я!..
      Насонкин. Да мы с тобой! Ты этим лохам за поломку моих рёбер, говоришь, сотню отвалил? Ну так, думаю, справедливо будет, если на их починку ты пару сотен выложишь - в больнице сейчас, сам знаешь, без денег делать нечего...
      Вован (поскучнев). Да откуда ж... (Спохватывается, раскрывает барсетку, вынимает две зелёных сотенных). На уж...
      Насонкин. Ну вот и чудненько! А теперь, пока наша Анна на подходе да "скорая" на подъезде, принеси-ка, Владимир Батькович из своего передвижного офиса чего-нибудь взбодрительного - твои шакалы-то всю мою водку вылакали.
      Вован. Из какого, блин, ещё офиса?
      Насонкин. Ну из джипа твоего, из "Гранда" твоего, из "Чероки"!
      Вован. А-а-а, так бы и базарил. Щас, это я пулей.
      Насонкин. Стой! У тебя ж всегда с собой "колёса" есть? Высыпь-ка одно.
      Вован. Вместо водки, что ли?
      Насонкин. Вместе. Вместе с водкой. Перед водкой... Какая разница! Давай... без лишнего базара.
      Вован, дав Насонкину таблетку, убегает, слышно, как в коридоре он сталкивается с Анной. Её крики-охи: "Как он? Что с ним?.."
      Насонкин (глотает таблетку, запивает водой, обращаясь к портрету Джулии на экране). Прощай, Джул! Не скучай тут без меня! (Выключает компьютер)
      Глик тринадцатый
      Квартира. Анна перед накрытым по-праздничному столом. Скрежет ключа в замке. Бросается к двери, открывает. На пороге - Насонкин. Неприятно удивлён.
      Анна (испуганно). Ты чего?
      Насонкин (бурчит). Ничего. (Раздевается, треплет Баксика по загривку, идёт в ванную) Чёрт, воды же ещё нет! (Возвращается, распечатывает бутылку, наливает в две рюмки, выпивает свою, закусывает)
      Анна (глухо). Ты хочешь, чтобы я... ушла?
      Насонкин. Хочу.
      Наливает уже в фужер, пьёт. Анна напряжённо думает, затем порывисто встаёт, одевается и уходит. Уже из проёма дверного обернулась - так глянула, что Насонкин ёжится. Входная дверь хлопает. Насонкин хватает кота, прижимает, гладит.
      Насонкин (Баксу). Что ж, Рубикон перейдён, с прошлым покончено! Давай-ка, брат, ещё немножко за новую жизнь да и на этом завяжем...
      Выпивает, машинально закусывает, даёт коту еды. Звонок в дверь. Появляется Телятников.
      Телятников. Привет, болящий, мать твою! Ты чего это учудил, а? Решил, бляха-муха, ему морду бить за тогдашнее, а он - уже готовенький! Прости, друг, сегодня только из Липецка приехал - не знал, тонзиллит твою, что ты в больнице! Кто это тебя? За что? Что за мудошлёпы?
      Насонкин. Да ладно - уже разобрались. Это ты меня прости, Аркадий Васильич! Видишь, как Бог меня за тебя наказал - три недели отвалялся?
      Телятников. Брось, бляха-муха! Я и сам старый дурак! Чего привязался к этой твоей бабе (кивает на портрет)... Всё, всё! Не бабе - девчонке! Кто хоть она такая - я забыл?
      Насонкин. Джулия Робертс... Ты, что, даже "Красотку" не смотрел?
      Телятников. Да не смотрю я, в манду, эту забугорную муть! Артистка, говоришь? Мне тоже когда-то нравилась эта... Как же её?.. Нонна Мордюкова! Во баба! Знаешь?
      Насонкин. О, да! Нонну Мордюкову я знаю: действительно, уж баба так баба!.. Стоп, Аркадий, а чего это мы насухую-то? Ну-ка! (Плескает в два фужера)
      Телятников. Во, бляха-муха, это совсем другой коленкор! А ведь и у меня с собой е, как хохлы гутарят, - в больницу к тебе прихватил... (Достаёт из карманов куртки бутылку портвейна и яблоко)
      Насонкин. Нет, нет, это ты спрячь. Нам сейчас водки хватит, да и мешать не стоит. Ну - поехали. За здоровье! (Выпивают, занюхивают хлебом) Как, Аркадий, пишется-сочиняется?
      Телятников. Хреново! Стихи совсем перестали печатать, а если печатают, то платят - мандавохам на смех.
      Насонкин. Что, и за откровения твоей Клавы Гэ мало кинули?
      Телятников. Куда там! Как раз - кинули! Вон (кивает на портвейн) едва на "чернила" хватает, а сигареты уж стрелять приходится... Коромысло им в пах! А вот раньше!.. Раз, помню, приехал из Воронежа после выхода очередной книжки, пришёл к ребятам в редакцию молодёжки, уже поддатый, конечно, бляха-муха, и на спор весь пол в кабинете сплошь устелил четвертными купюрами - гуляй, братва, мать вашу!..
      Насонкин вдруг совсем перестаёт слушать гостя, смотрит, не отрываясь, на портрет Джулии, встаёт, подходит, проводит подушечкой большого пальца по её губам.
      Насонкин. Хай! Я соскучился...
      Телятников. Та-а-ак! Понятно! (Наливает себе, заглатывает) Всё, я пошёл - учёный уже, бляха-муха!
      Насонкин, не замечая исчезновения Телятникова, включает компьютер, смотрит на портрет Джулии Робертс.
      Глик четырнадцатый
      Квартира. Насонкин сидит перед компьютером с полузакрытыми глазами и фантазирует-бредит вслух, не замечая, что уже запустил программу, что Джулия уже в комнате, позади него в кресле, хочет окликнуть его, но при первых же его словах замирает, слушает. Одета она точь-в-точь, как Анна Скотт в начальной сцене "Ноттинг Хилла", когда впервые заходит в магазин Таккера: чёрный беретик, белый тонкий свитерок под чёрной кожаной курточкой, тёмные брюки, чёрные кроссовки.
      Насонкин. Не будет одеяла. Я отброшу одеяло прочь. Я сначала всю-всю её рассмотрю, налюбуюсь... А затем начну это упоительно путешествие. Я буду целовать лицо: глаза, нос, губы, мочки ушей - тихо, нежно, не торопясь... Затем исследую губами всю шею, спущусь в тёплую впадину подмышки, полную упоительных запахов... После этого совершу восхождение пересохшими губами на холмик груди, дотошно обследую напрягающийся под поцелуями тёмно-розовый стыдливый сосок... Затем соскользну по влажной ложбине живота к нежной ямочке, которую столько раз видел на экране - всю исследую кончиком языка, зацелую, оближу, заставляя Джул сладко поёживаться от щекотки... Потом... Потом мне придётся свернуть чуть вправо, специально обогнуть-миновать соблазнительный курчавый мысочек (это - на потом, это - финал пьянящего путешествия!), проследовать по бесконечному матовому бедру к чуть приподнятой милой коленке и дальше - к узкой длинной ступне... Джул под моими ласками опьянеет, голова её начнёт медленно перекатываться по подушке то в одну, то в другую сторону, напряжённая рука, когда я вернусь к пропущенному мысочку, начнёт нервно гладить мой затылок, прижимая моё лицо, мои ненасытные губы к своему сладкому лону всё теснее, теснее, теснее... Дыхание её будет становится всё слышнее, надрывнее и вскоре начнёт прерываться всхлипами, хриплым шёпотом...
      Под Джулией скрипит кресло. Насонкин испуганно встряхивается, оборачивается, вскакивает, густо багровеет.
      Насонкин. Джул?!
      Джулия. Прости, я тогда так внезапно исчезла - не попрощавшись...
      Насонкин. Не попрощавшись?
      Джулия. Ну да, в дверь же позвонили... Не хочу, чтоб меня видели. Почему тебя так долго не было?
      Насонкин. Меня?! Хотя, да, конечно... Джул, а ты не помнишь про медальон?
      Джулия. Какой медальон? Этот? Что я должна про него помнить?
      Насонкин. В нём, наверное, портрет?
      Джулия. Да. Но тебе не надо смотреть. Будь умницей, Колья!.. Понимаешь, всё зашло так далеко, что я не знаю - почему мы с ним до сих пор вместе... Ну, а ты - влюблён?
      Насонкин. А вот на этот вопрос нет достойного ответа... Тьфу, это же Таккер говорит... А я? Ну, конечно! Ты же это видишь!! Ты это знаешь!!!
      Джулия. Я о тебе думала...
      Насонкин. Да?!
      Джулия. Каждый раз, когда я пытаюсь завести нормальный роман с нормальным человеком - происходит катастрофа...
      Насонкин. Анна, мне очень приятны твои слова?
      Джулия. Почему "Анна"? Ты уже с женой меня путаешь?!
      Насонкин. Никакой жены у меня уже нет, и ты это знаешь. А слова про "нормальный роман с нормальным человеком" говорит твоя Анна Скотт Уильяму Таккеру, и ты их сейчас просто повторила...
      Джулия. Нет, не просто! Я их именно СЕЙЧАС сказала и именно ТЕБЕ... Между прочим, всё уже на свете сказано и повторяется...
      Насонкин. Что ж, тогда продолжим по сценарию: что тебе приготовить чай? кофе? ванну?
      Джулия (смеётся). Вау! Да ты все диалоги помнишь наизусть? Только Хью про кофе не упоминал и вопрос этот звучал раньше... А, впрочем, я не о том... Да, ванну было бы неплохо...
      Насонкин. Вау?! Кстати, ты прости, мне бы тоже потом не мешало - я из больницы...
      Джулия. Ой, Колья - "вау"? Представь, если я начну говорить: чаво? У нас это дурацкое "вау" говорят только девочки-подростки, дешёвые проститутки да манерные педики... Ужас, откуда оно опять ко мне прилепилось? Я ведь давно уже его не употребляю... (Подумав, вдруг грозит шутливо пальцем) Колья, это твои штучки! Перестань меня зомбировать!..
      Насонкин. Так как насчёт ванны?
      Джулия. Как, она ещё не набирается?!
      Насонкин секунд десять смотрит ей в глаза, срывается с места, летит в ванную, слышен шум воды. Вбегает в комнату, запыхавшись, будто ванная находится, по крайней мере, в соседнем доме.
      Насонкин (кричит). Всё! Всё готово! Сейчас, только полотенце!..
      Джулия сидит на диване, зажав кисти рук меж колен. На крик Насонкина улыбается. Он распахивает дверцу шифоньера, копается в белье, находит полотенце, словно рыбак-счастливец громадную щуку, несёт его в вытянутой руке в ванную. И - застывает. Джулия, стоя спиной к нему в нише, укладывает свитерок на стул рядом с диваном. Ослепительно-белая полоска лифчика резко выделяется на матово-загорелой коже. Она расстёгивает пояс брюк, наклоняется, снимает их, также вешает на спинку стула, стягивает следом чёрные колготки, остаётся в белых трусиках, поднимает руки, высвобождает волосы, стянутые резинкой, встряхивает головой, поворачивается и видит Насонкина. Она тянется за одеждой, но спохватывается, просто прикрывает грудь поверх лифчика ещё и ладонями, смотрит с явным смущением.
      Джулия. Вот... решила здесь... В ванной места мало... (Смущение её уступает место горделивому спокойствию, она выпрямляется, убирает руки. Идёт к ванной, на ходу быстрым движением расстёгивая лифчик, просто, обыденно, совсем "по-семейному" говорит)  Ну, идём? (Выхватывает у него из рук полотенце, исчезает в ванной, оставив дверь открытой. Шум воды стихает. Выглядывает) Ну, что, так и будешь стоять?
      Насонкин (разводя руками, делая нелепые жесты и округляя глаза). Что, и мне раздеваться??!!
      Джулия (внятно, почти по слогам). Колья, ты должен немедленно раздеться и идти сюда.
      Насонкин. Совсем раздеться?!
      Джулия. Нет, носки можешь оставить - если ты привык мыться в носках!
      Насонкин. Но я хотел позже...
      Осекается под её взглядом, ковыляет в нишу, стягивает ватными руками с себя брюки, рубашку. Подходит к столу, делает из горлышка пару добрых глотков. Осматривает свои семейные трусы, бросается к шкафу, выуживает голубые плавки...
      Глик пятнадцатый
      Квартира. Поздний вечер. Насонкин лежит в постели. Из кухни появляется Джулия с подносом, одетая, как  в аналогичной сцене "Ноттинг Хилла" - в одной мужской рубашке.
      Джулия. Завтрак в постель.
      Насонкин (блаженно лыбясь). Какой же завтрак? Ужин!
      Джулия. Всё равно! Или сначала - под душ?
      Насонкин (глянув на часы). Да воды уже нет, теперь только в шесть утра дадут.
      Джулия. Почему только в шесть?
      Насонкин. Потому что экономят шибко.
      Джулия. Кто?
      Насонкин. Да кто, кто! Наши чинуши... в кожаных пальто! Они почему-то уверены, что с десяти до двенадцати, с четырнадцати до восемнадцати и по ночам люди у нас не пьют чай, не стирают, в туалет не ходят, пожары не тушат и, уж тем более, душ не принимают... Радетели хреновы!
      Джулия. А мэр, что же, не знает об этом?
      Насонкин. Мэр?.. Вот у вас, в Нью-Йорке кто мэр?
      Джулия. Рудольф Джулиани, чудесный человек! Мы его зовём - просто Руди, Руди Джулиани.
      Насонкин. Ну, вот видишь, ДЖУЛИЯ, разве может человек с фамилией ДЖУЛИАНИ быть плохим человеком и мэром? А у нас в Баранове мэрит-рулит Юрий Ильинский - фамилия вроде тоже удачная, знаменитая (был такой артист), а толку...
      Джулия (со смешком пытается стащить с него одеяло). А может, мы пока без воды обойдёмся?
      Насонкин (удерживая край). Что ты! Погоди! Надо ж поесть!..
      Джулия (с притворным ужасом). Колья, что я слышу?! Ты мне отказываешь? Ты уже меня не хочешь?!
      Насонкин. Джул, ну не смейся, не надо...
      Джулия. Всё! Всё, не буду. Давай, и правда, хоть кофе выпьем. (Наполняет из турки чашки).
      Насонкин (садясь на постели). Джул, а я ведь всё мечтаю угостить тебя твоим любимым блюдом - "французским тостом". В Интернете выискал... Всё у меня есть или достать могу: и сливочное масло, и яблоки, и сахар, и яйца, и молоко, и даже сахарная пудра... А вот что такое "круассаны", коих надо четыре штуки, - хоть убей, нигде узнать не могу
      Джулия (смеётся). Глупый! Это - обыкновенные французские булочки... Я, и правда, их люблю - когда свежие, с хрустящей корочкой... Чтобы в следующий раз, как миленький, угостил меня круассанами с яблоками! (Поднимает руку, чтобы поправить волосы)
      Насонкин (шутливо вытягиваясь и козыряя). Есть! (Быстро наклоняется и целует-чмокает сквозь рубашку её левую грудь).
      Джулия (прикрыв ладошкой место поцелуя). А кстати, ты не знаешь, Колья, куда в тот раз подевался мой лифчик?
      Насонкин (делая лицо валенком). Какой лифчик? Не знаю я никакого лифчика! Что я, пацан какой, что ли, лифчики тырить! Может, он куда за диван завалился, может, под подушкой остался... Ха, лифчик!.. Вы, между прочим, Джулия Уолтеровна, как нам отлично известно, в манхэттенском закрытом клубе "Хогз энд Хайферс" (если я правильно произношу) сняли и подарили хозяину в коллекцию личных вещей голливудских знаменитостей, вот именно, свой лифчик!.. И не стыдно?
      Джулия. Вау! Какие гадости ты про меня знаешь! А ведь после того случая и поползла сплетня, будто я голышом на столе в ночном клубе танцевала... Никаким не голышом! Сняла лифчик скромно, за дверью, в пустой комнате... Что, я виновата, да, если традиция такая?
      Насонкин. Ну, вот, сейчас мы, опять, как в "Ноттинг Хилл", разыграем сцену: ты будешь каяться в грехах молодости, я - тебя успокаивать... Знаешь, мы с тобой, наверное, так от кино никогда и не уйдём!
      Джулия. Да-а-а... От кино не уйти... Ты знаешь, а я ведь вообще не понимаю - живу я или снимаюсь в каком-то непрерывном сериале... Другие актёры, смотрю, всё время как перед объективом, даже когда не снимаются, а я, наоборот, про камеры вообще забываю даже на площадке... Не представляю, как это ИГРАТЬ роль... (Смеётся) Помню, даже напугала Ричарда в "Красотке", ну, в той сцене, где я ему ширинку расстёгиваю: он, бедный, аж отталкивать меня начал...
      Насонкин (криво усмехаясь). А что, если б не оттолкнул?
      Джулия. Колья, ты смешной! Но раз тебе так интересно - отвечу: я бы, конечно, и сама потом остановилась, но обнажила бы конец Гира перед камерой до конца - это уж точно! (Заливается смехом)
      Насонкин (в восторгом). Я вот вспомнил, Фёдор Михайлович сказал однажды: хочешь узнать человека до конца - посмотри, как он смеётся... И ещё, Джул (вскакивает от возбуждения), вот что я подумал: тебе же надо играть женщин Достоевского! Да, да! Настеньку!.. Полину!.. Дуню Раскольникову!.. Настасью Филипповну!.. Грушеньку!..
      Джулия. Да-а? (Ласково убирает чуб с его лба) Да-а?.. И сниматься у русских режиссёров?.. И жить в России?..
      Насонкин. Ну, не обязательно... Снимают и у вас там кино по Достоевскому - Настасья Кински вон в "Униженных и оскорблённых" Наташу сыграла...
      Джулия. А тебе нравится Кински?
      Насонкин. Да при чём тут "нравится"! Хотя, да, в ней что-то есть притягательное...
      Джулия. А ещё кто тебе нравится?
      Насонкин (ёрничая). Памела Андерсон!
      Джулия (мрачно). Я так и думала... Конечно, там есть на что посмотреть! (Показывает на грудь) Не то что у меня...
      Насонкин (начинает бурно целовать её лицо, плечи, грудь). Джул!.. Смешная!.. Да какая Памела!.. Да разве есть на свете женщина красивее тебя!.. Что ты!.. Дурочка!.. Ты - божественна!.. Ты - совершенство!..
      Джулия. Да? Да? (Смеётся, поднимает обеими руками над головой свои густые роскошные волосы) Скажи, а какая причёска мне лучше - длинная или короткая?
      Насонкин (блаженно лыбясь). Ты сама знаешь какая - любая.
      Джулия. Нет, ну правда, - какая?
      Насонкин. Ну, если честно, мне не очень нравится, когда ты делаешь волосы тёмными и гладко зачёсываешь...
      Джулия. Да-а-а?! Я так причёсываюсь только по самым торжественным случаям, когда надо выглядеть этакой великосветской дамой...
      Насонкин. Вот именно! И ты тогда какая-то чужая, холодная и, между прочим, старше выглядишь...
      Джулия. Хорошо, такую причёску я теперь буду делать только по самым, самым торжественным поводам - когда буду получать ещё "Оскаров". Хочу выглядеть при этом надменной, холодной и величавой... Ха-ха-ха! (Вдруг осекается) Колья, а который час?
      Насонкин. Начало первого.
      Джулия (вскакивая). Ночи?!
      Насонкин. Ночи, ночи! Ты, что, Джул, роль Золушки играешь?
      Джулия. Какой Золушки! Ты этого не чувствуешь? Не понимаешь?.. Я должна, я обязана вернуться максимум через восемь часов. Колья, ты, прости, ламер какой-то! Запомни, у нас с тобой всегда есть и будут только эти восемь часов - восемь часов разницы между вашим и нашим временем - понял?..
      Насонкин. А если больше? А если комп почему-либо сам вырубится-отключится - что тогда?..
      Джулия. Тогда ТАМ меня на сутки потеряют! Тогда ТАМ сорвутся съёмки! Тогда ТАМ будет много недоразумений и неприятностей!.. Вернее - уже начались! (Закрывает лицо руками, через пару секунд машет решительно рукой) А, ладно!
      Насонкин. Что? Что?
      Джулия. Ничего, Колья, не страшно, я просто возьму себе выходной.
      Насонкин. Как выходной?
      Джулия. Так, обыкновенно, - как Эдвард в "Красотке"... Имею я, наконец, право хотя бы сутки отдохнуть от работы и провести их с... милым сердцу человеком?
      Насонкин. Имеешь! Ох как имеешь!!!
      Джулия. Ну, вот, ещё целую ночь и целый день я буду у тебя... У-ух, надоем!
      Насонкин (осыпая её лицо, плечи, шею поцелуями). Надоешь, надоешь!
      Джулия (мягко отстраняясь). Подожди, подожди, Колья, у нас же сегодня вся ночь впереди! Пойдём-ка лучше сообщение отправим, чтобы ТАМ особо уж сильно не всполошились.
      Идут к компьютеру. Насонкин вызывает Outlook Express, Джулия присаживается на кресло, ёжится. Насонкин порывается что-нибудь подстелить на сидение - она останавливает его жестом, быстренько настукивает мэйл (Насонкин деликатно старается не читать) и пытается сразу отправить.
      Насонкин. Минутку, Джул, ещё надо подключиться к Интернету.
      Джулия. А зачем ты отключаешься?
      Насонкин. Видишь ли в чём дело, у меня лимит - двадцать часов в месяц, так что если я не буду отключаться, я двадцать девять дней из тридцати буду сидеть без Интернета. (Пытается подключиться - модем попискивает, хрюкает, перебирая номера) Да, у нас выход в Интернет - это проблема! У провайдера моего всего двадцать линий, а нас таких вот, с пентюхами - пара тысяч, так что надо ловить момент и свободную, так сказать, кабину. Ничего, ничего, прорвёмся! Только, ещё заранее скажу, потом не удивляйся, когда прорвёмся в веб-пространство - полёта не получится: в Интернете мы не летаем, а ползаем по телефонным линиям-проводам... Впрочем, мыло довольно шустро шмыгает, на то оно и мыло... Во, есть!
      Джулия (отправив мэйл, улыбается). Колья, ну-ка выдавай тайны: на какие сайты ты ко мне в гости ходишь?
      Насонкин. О-го-го! У меня, знаешь, ссылок на тебя сколько - выбирай! (Кликает мышкой)
      Джулия (пробегая взглядом по экрану). О, вот эта! Я люблю этот сайт juliafan.com! (Вскоре звучит музыка, на экране томительно медленно раскрывается страничка) Да-а-а... (Резким щелчком закрывает броузер) Знаешь, Колья, когда у нас там будешь - сам увидишь, КАК должны странички раскрываться...
      Насонкин. У вас? Там?
      Джулия (смеётся). Ну, а как же. Не век же мне к тебе в гости заявляться, должен и ты когда-нибудь у меня побывать...
      Насонкин (смотрит во все глаза, наклоняется, нежно её обнимая). Знаешь что, Джул, а давай-ка всю ночь у компьютера просидим - это ж так интересно!
      Джулия. Давай! (Смеётся, прогнувшись в кольце его рук, откидывает лицо, подставляя губы) Давай!
      Насонкин жадно приникает к её губам.
      Глик шестнадцатый
      Квартира. Насонкин и Джулия спят. Он приподымает голову, смотрит с опаской на Джулию, осторожно начинает выбираться из-под одеяла. Она шевелится, не открывая глаз, потягивается - всласть, пристанывая.
      Джулия. Вставать будем?
      Насонкин. Ты спи, спи! Мне Бакса покормить нужно...
      Кот из-за двери орёт, словно подтверждая. Насонкин, прихватив брюки, выходит на кухню. Джулия проворно вскакивает, набрасывает его рубашку, заправляет-складывает диван, хватает свою одежду, исчезает в ванной. Насонкин возвращается в брюках, с двумя чашками дымящегося кофе на подносе, смотрит в сторону ванной.
      Насонкин (как бы про себя). Надо пошустрей диван заправить... (При виде заправленной постели застывает) Ни хрена себе!
      Входит Джулия. При виде удивлённой физиономии Насонкина прыскает.
      Джулия. Ты же сам этого хотел, Колья! Ну, признавайся!
      Насонкин. М-м-м...
      Джулия. Знаешь, я что-то ни с того ни с сего вспомнила одну историю про Марлен Дитрих и Ремарка. Их с первой же встречи просто потащило друг к другу, но они долго скрывали свои чувства. Потом Ремарк всё же не выдержал и признался: "Марлен, я вас безумно люблю, но... я импотент!" И закрыл глаза ну, думает, сейчас размажет смехом. И Марлен действительно засмеялась, но... радостно. И воскликнула: "Слава Богу! Мне так опротивело играть роль страстной ненасытной женщины!" Между прочим, они потом долго были вместе и счастливы... Вот так, Колья! (Дурашливо давит указательным пальцем на кончик его носа)
      Насонкин (напыщенно, почти на полном серьёзе). Я бы не хотел, чтобы в моём присутствии произносили слово "импотент"!..
      Джулия. Но ты же не импотент, чего ж волноваться?.. (Поднимает руки вверх, сдаваясь) Всё, всё, не буду! И, вообще, Колья, мы что-то на сексе зациклились. А ведь секс, постель в отношениях между двумя людьми - это не самое главное... Ты согласен?
      Насонкин (жарко). Абсолютно! На все сто!!
      Джулия (стоя спиной к нему, рассматривает корешки книг на стеллажах). У тебя бывало так? Ты находишься с человеком в комнате наедине, вы даже не касаетесь друг друга... Вы даже не разговариваете... Вы просто сидите в креслах, может, читаете книги... За окнами темно, шумит дождь... Ты оторвёшься от книги, взглянешь на него и вдруг чувствуешь, как будто волна тёплая прокатилась где-то там, внутри, в душе, и про себя воскликнешь: "Господи, как же мне хорошо! Как я люблю его!.." И он, почувствовав твою волну, поднимает на тебя взгляд и улыбается... (Проводит пальцем по корешкам книг, оборачивается) Бывало?
      Насонкин. Я понимаю, о чём ты... Я хочу, чтоб у нас так было... Я об этом мечтаю! (Резко меняет тон, грозит ей пальцем) Джулия Уолтеровна, да вы, и вправду, стихи тайно пишете?
      Джулия (кривится). Ну я тебя умоля-а-аю, не зови меня "Уолтеровной"! А стихи я, может, и пишу, но это так, не серьёзно... А вот читать и слушать очень люблю! Особенно - Уитмена и  Неруду. У тебя, случайно, нет?
      Насонкин. У меня, СЛУЧАЙНО, Неруда есть! (Снимает томик с полки, раскрывает наугад, с чувством декламирует)
      - Люблю любовь, где двое делят
      хлеб и ночлег.
      Любовь, которая на время
      или навек.
      Любовь - как бунт, назревший в сердце,
      а не сердечный паралич.
      Любовь, которая настигнет,
      любовь, которой не настичь...
      Джулия (деликатно). Да-а, стихи трудно переводить... Вау, Колья, да у тебя и наши есть! Это же, если я не ошибаюсь, - Фолкнер? А это вот Сэлинджер?..
      Насонкин. У нас всё есть! И вообще, мы - самая читающая страна в мире!..
      Звонок в дверь. Насонкин, удивлённо глянув на Джулию, показывает жестом, мол, не волнуйся, идёт к двери, заглядывает в глазок.
      Насонкин. О Боже! Это мой приятель, поэт... Прости - его оправдать невозможно!..
      Появляется Телятников и, сразу видно, "производит впечатление" на Джулию не слабже, чем Спайк на Анну Скотт в аналогичной сцене "Ноттинг Хилла".
      Телятников (как всегда - во всю глотку). Здоро-о-ово, Николай! А, ты, смотрю, не один, мать твою!!! Да вы просто как Пушкин с Наташкой! А ну-к, знакомь со своей красоткой, бляха-муха! (Шепчет ему на ухо так, что на всю округу слышно) Нашёл похожую на ту, из компьютера? Вижу! (Повернувшись к Джулии, подкручивает ус) Привет, я - Аркаша!
      Джулия (прикусив губу, во все глаза смотрит на "Аркашу", который в два раза её старше и почти вдвое ниже). Arckasha?.. Do you understand English?
      Насонкин. No! Аркаша понимает у нас только фарси, идиш и санскрит, ну и немножко язык птиц... (Подхватывает ошарашенного Телятникова под локоть, уволакивает в кухню) Пойдём, пойдём, Аркадий, если по делу - там поговорим! Мы с Юлей сейчас уходим, уже опаздываем!
      Уходят. С кухни отчётливо слышен их диалог, хотя они и пытаются говорить тихо.
      Телятников. Друг, выручай, бляха-муха! Тридцатник всего!..
      Насонкин. Аркадий, ей-Богу - ни рубля! Хоть шаром покати! А до зарплаты ещё три дня - сам думаю, у кого перехватить...
      Телятников. А у бабы у твоей?
      Насонкин. Ты что?! А ну тиш-ш-ше! С ума совсем сошёл!
      Телятников. Ладно-ладно!.. Прости, друг! Такая хрень пошла похмелиться не на что! В аппендицит твою мать! Ладно, бляха-муха, пойду к нашему классику Заскорузлычеву, может, у него, куркуля, разживусь... (Уходит)
      Насонкин (возвращаясь в комнату). Извини, Джул...
      Джулия. Колья, это ты меня извини, но хочу спросить, вернее, сказать: у тебя, я давно заметила, трудности с деньгами...
      Насонкин. Всё! Всё! Запретная тема! Давай о другом... Слушай, Джулия, а что, если мы пойдём гулять, а? Действительно, сидим взаперти, как арестанты...
      Джулия. Ой, и правда! Давай прокатимся на машине по твоему городу, а? Я хочу увидеть город, в котором ты живёшь. Как он называется - Ба-ра-нов?
      Насонкин. Да, город Баранов. Такое вот название. Его при советской власти переименовали в Вавиловск, а теперь вот опять вернули дореволюционное... Только, Джул, насчёт машины...
      Джулия. Колья, у тебя нет машины?!
      Насонкин (усмехаясь). Увы, нет! Да и вообще, я - автосемит... То есть, тьфу, - автопацифист... Короче, я люблю ходить пешком! И, между прочим, терпеть не могу женщин за рулём...
      Джулия (с иронией). Вау?!
      Насонкин. Да, да! Женщина, по моему глубокому убеждению, если она ЖЕНЩИНА, в любом случае и всегда должна сидеть, плотно сжав колени. А в машине, за рулём, давя на педали, она в любом случае и всегда сидит враскоряку, расщеперившись, похабно!..
      Джулия (смеясь). Ну, ну, Колья, какой ты... суровый! Я, между прочим, за рулём только в брюках езжу.
      Насонкин. Неправда.
      Джулия. Ну вот, Колья, мы с тобой уже совсем как муж с женой - сидим в четырёх стенах и по каждому пустяку спорим... Пойдём, пойдём - как это? - на люди, на свежий воздух.
      Насонкин. О, как раз - вспомнил: у нас же в городе сегодня - закрытие кинофестиваля "Золотой витязь": это ж по твоей части! (Смотрит на часы) Как раз должны успеть. Только...
      Джулия. Что?
      Насонкин (смотрит на компьютер). Как же мы?.. Нам же...
      Джулия. А вот давай и проверим! Если мы его (кивает на комп) пленники мы просто не сможем уйти и всё. Но я думаю, что дело не в расстоянии, не в пространстве, а только - во времени... (Решительно, хватая Насонкина за руку) Пошли!
      Держась за руки, медленно продвигаются к двери, открывают, выходят. Слышны их удаляющиеся шаги и радостный смех.
      Глик семнадцатый
      Последний ряд Концертного зала. Слышно, как на сцене представляют актёров: "...Народный артист... Евгений Матвеев... Заслуженная артистка... Федосеева-Шукшина..." Насонкин  и  Джулия  сидят с краю. Рядом с ними Белобрысая девушка.
      Насонкин (Джулии - сконфуженно, кивая на сцену). Конечно, это не Венеция, не Канны... Здесь, конечно, в основном третьеразрядные российские актёришки, какие-то хохлы, поляки, югославы... Но, видишь, видишь, приехали и некоторые настоящие наши кинозвёзды, вон ещё Георгий Жжёнов... Тебе бы, Джул, на Московский фестиваль поглядеть - там поприличнее. И почему ты никогда к НАМ не приезжаешь? Вон даже в Монголии совсем уж зачуханной побывала...
      Джулия (с любопытством глядя на сцену, улыбаясь). Теперь приеду! Если пригласят, конечно! (Взрыв оваций, Белобрысая девушка вскакивает, что-то вопит) Кто это?
      Насонкин. Барбара Брыльска, польская кинозвезда - когда-то гремела у нас в Совке, считалась супер-пупер...
      Белобрысая девушка (буквально плачет, прижав кулачки к подбородку). Барбара! О, Барбара!.. Хосподи, это же сама Барбара Брыльска!.. Не-ве-ро-ят-но!!! (Обращаясь к Джулии) Ой, а как вы думаете, она будет потом автографы раздавать?
      Джул смотрит на Насонкина вопросительно.
      Насонкин ("переводит"). Она хочет автограф Барбары Брыльски заполучить.
      Джулия. Спроси её, а мой автограф она не хочет?
      Насонкин. Девушка, а вы хотите, моя спутница даст вам автограф?