Джуроб

      С неохотой идёт открывать. Кот, задрав хвост трубой, бежит впереди него, истошно мяукает. Входит Анна с полными сумками.
      Анна. Баксик, отстань!
      Насонкин. О, кстати, а то мы с Баксом со вчерашнего не ели... Сальца привезла?
      Анна. Тебя не касается!
      Насонкин (игриво). Меня всё касается, ибо я твой муж и повелитель.
      Анна. Хренитель!
      Анна переобувается, проходит на кухню, выкладывает продукты из сумок, отделяет несколько яиц, пирожков, огурчиков, помидорчиков, пучок зелени, отрезает пластик сальца и кусочек колбаски, - всё это бережно прячет в холодильник, а остальное убирает обратно в сумку. Насонкин, скрестив руки на груди, прислонился к косяку, наблюдает. Кот орёт.
      Насонкин. Что происходит?
      Анна (даёт кусок колбасы коту). То и происходит. Я пробуду здесь до среды, и вот это (указывает на "Полюс"), на верхней полке - мне еда. Остальное мама передала Вовке - ему я сейчас и отвезу.
      Насонкин. Ка-а-ак Вовке? А я?!
      Анна. А ты - где деньги на видеопорнуху и пьянки берёшь, там и на пропитание бери!
      Насонкин. Да какая порнуха! Ты же знаешь, я программирование хочу освоить!.. А деньги у меня, правда, украли, в троллейбусе! И Вован твой жрать этого не будет, он же теперь только устриц и красную икру жрёт!..
      Анна. Ну это его, не твоё дело, что ему жрать, а я тебя, мой милый, больше содержать не намерена. Если ты хоть кусочек с верхней полки возьмёшь - ты вор и последний шакал! (Пауза) Хоть бы, свинья, засосы спрятал!
      Насонкин. Да подавись ты своей вонючей колбасой, дура пaхотная!
      Захлопывает дверь в кухню, садится за компьютер, сосредоточенно работает. Через некоторое время дверь приоткрывается.
      Анна. Ну, что, жрать-то будешь?
      Насонкин (задумчиво смотрит на неё, с сожалением цокает языком). Нет, жрать я не буду.
      Анна. Ну, хватит, хватит тебе!
      Насонкин. Нет, мне не хватит - пусть тебе останется. (Опять приникает к экрану с Джулией)
      Анна. Ну и чёрт с тобой! Он ещё кобениться будет, идиот!
      Насонкин (Джулии). Вот такая наша селяви!..
      Глик шестой
      Насонкин в одних трусах входит в комнату, заканчивая вытирать голову полотенцем, причёсывается, опрыскивается дезодорантом, выставляет кота за дверь, садится в кресло-вертушку, придвигается к компьютеру, прилаживает на тело присоски-контакты, надевает шлем, тянется рукой к портрету Джулии Робертс рядом с компом, нежно проводит по её губам подушечкой большого пальца.
      Насонкин. Здравствуй, Джулия. Hi! Ну, что, родная, попробуем? Может, получится? (Включает компьютер, запускает программу. Звучит та же порномузыка из "Интима", густые стоны-всхлипы в замедленном ритме) Тьфу, чтоб тебя! Совсем забыл эту Синди стереть к чёртовой матери...
      Возится с компом. Запускает программу по новой. Откидывается на спинку кресла, закрывает глаза. Свет на минуту гаснет. Зажигается вновь. Насонкин сидит за внушительным письменным столом. Он в тёмном костюме-тройке, белоснежной рубашке, галстуке. Напротив него верхом на низком широком пуфике сидит Джулия Робертс в прикиде из первых сцен "Красотки": светлый парик с чёлкой, короткий белый топик, голубая пятнистая мини-юбка и ботфорты.
      Насонкин. Ни хрена себе!
      Джулия (как бы через силу разомкнув губы, медленно, низким, почти мужским голосом) Ну, теперь, когда я здесь, что ты будешь делать со мной?..
      Насонкин. Фу, чёрт! Скорость же другая!.. (Вскакивает, бежит к компу, регулирует, садится опять за письменный стол) Всё! Всё нормально...
      Джулия (обычным голосом). Ну, теперь, когда я здесь, что ты будешь делать со мной?
      Насонкин (сам удивляясь тому, что говорит). Если хочешь знать - понятия не имею... В общем-то, я этого не планировал.
      Джулия. А что, ты всё планируешь?
      Насонкин. Всегда.
      Джулия. Да, я тоже... Вообще-то нет, я не люблю планировать. Не скажу, что я что-то планирую... Я, скорее, девушка спонтанная, понимаешь, живу только настоящим... Вот такая я... Да, такая... (Помолчав и как бы засмущавшись) Знаешь, ты мог бы заплатить мне - так мы сможем сломать лёд...
      Насонкин (теряется). Увы, с деньгами у нас... (Лезет во внутренний карман пиджака и достаёт солидный кожаный бумажник, набитый зеленью. Быстро приходит в себя - деловито и по тексту фильма) Полагаю, ты принимаешь наличные?
      Джулия. Наличные подойдут, да! (Оживилась, встаёт, подходит к столу, усаживается на край. Берёт с достоинством стодолларовую купюру, прячет куда-то внутрь левого ботфорта, а из другого тут же выуживает несколько прозрачных упаковок с разноцветными презервативами) Ладно, поехали... Выбирай, у меня есть красный, жёлтый, зелёный. Фиолетовые закончились. Но зато остался один марки "Золотая монета" - презерватив чемпионов: этот засранец ничего не пропускает! Что скажешь?
      Насонкин. Буфет безопасности!
      Джулия. Я - безопасная девушка! (Берётся за ремень Насонкина) Хорошо, давай наденем его тебе...
      Насонкин. Нет!.. Я... Давай, мы с тобой немного поговорим, хорошо?
      Джулия. Поговорим?.. Да, хорошо... Эдвард, ты в городе по делам или отдыхаешь?
      Насонкин. Меня зовут - Николай, или, если хочешь, - Ник.
      Джулия (несколько секунд молча смотрит на него, переводит взгляд на входную дверь, опять на Насонкина, неуверенно улыбается) А что, шампанского с клубникой не будет?
      Насонкин (опять на секунду потерявшись). Как же не будет? Лакея-официанта я убрал, а вино и ягоды - вон, на столике возле бара.
      Джулия при слове "убрал" удивлённо взглядывает на Насонкина, но тот, опять как бы не замечая, открывает вино, Джулия, как и следует по сценарию, садится на приступочку и начинает расстёгивать молнию на ботфорте.
      Джулия. Не против, если я сниму сапоги?.. А у тебя есть жена, подруга?
      Насонкин возится с проволочным хомутком и делает вид, что не слышит. Косится  на обнажившиеся ноги Джулии в коротких чёрных чулках. Джулия снимает и чулки, пьёт шампанское, с удивлением глядит на хозяина.
      Джулия. Ты не пьёшь?
      Насонкин. Нет. (Вдруг хватает бутылку, наструив до краёв фужер, медленно, с наслаждением выпивает и тут же наполняет свой бокал ещё раз. Джулия молча с явным недоумением за ним наблюдает. Он давится, кашляет,  чихает) Всё, пардон, больше не буду! (Пожимает плечами, мол, сам такого не ожидал) Когда ещё доведётся настоящее французское "Клико" попробовать?
      Садится в кресло, с улыбкой наблюдает за Джулией, которая устраивается на полу, включает телевизор, заливается-хохочет своим колдовским смехом, успевая при этом прихлёбывать шампанское и заедать его клубникой.
      Джулия. Ты, правда, не хочешь выпить?
      Насонкин. Я же выпил... Впрочем, если угодно: нет, я опьянён жизнью неужели ты не видишь?
      Джулия ложится на живот, болтает ногами в воздухе и продолжает заливаться хохотом. Но вот она, почувствовав напряжение взгляда Насонкина, отрывается от экрана сначала на миг, потом ещё раз, пристально, сгоняя улыбку с губ, смотрит на него, чуть заметно вздыхает с явным огорчением, приподымается и на коленях, даже, скорее - на четвереньках, по-самочьи, подползает, расстёгивает пуговки своего топика, показывая-выставляя на обозрение скромный чёрно-белый кружевной лифчик, стягивает юбчонку... Вдруг вскакивает, хватает диванную подушечку, подкладывает деловито под свои колени, выключает звук в телевизоре, пристраивается опять у него в ногах, начинает спускать бретельки лифчика, но, не закончив это, принимается расстёгивать на нём рубашку, ремень.
      Джулия (с придыханием, почти шепчет). Что ты хочешь?
      Насонкин. А что ты делаешь?
      Джулия. Всё... Но я не целуюсь в губы.
      Насонкин. Я тоже... (Спохватывается) Впрочем... (Но сцена продолжается далее по сценарию. Джулия прикасается губами к его груди. Насонкин вздрагивает, как от ожога. Напряжение его нарастает-ширится по мере того, как Джулия спускается всё ниже и ниже. Но вот она, словно натолкнувшись на некую границу, продолжает целовать в одно и то же место на животе - всё тише, медленнее, машинальнее. Поднимает на него недоуменный взгляд) Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! Ничего, Джул, я сделаю, я исправлю программу... Я обязательно тебя оживлю - по-нас-то-я-ще-му! (Сидит, сжав голову руками. Встряхивается) А сейчас вот что: пойду - нажрусь до поросячьего визга и блядь какую-нибудь сниму...
      Вскакивает, решительно одевается, выходит.
      Глик седьмой
      Издательство. В кабинете сидят Насонкин(помятый, страдающий) и Снежана  Миловидова. Она демонстративно морщит носик, фыркает.
      Насонкин. Вот, Снежана Витольдовна, до чего может опуститься-пасть человек, если к нему БЕЗРАЗЛИЧНО относятся коллеги по работе!
      Снежана. Вам, Николай Александрыч, что же, всё, по-прежнему, жены мало?
      Насонкин. Увы! Увы и ах, Снежана Витольдовна, супружница моя меня бросила. Так что я теперь, можно сказать, вдовец... То есть, тьфу, типун мне на язык! Я хотел сказать - холостяк.
      Снежана (недоверчиво). Что - вы разошлись?
      Насонкин (понизив интимно голос). Да! Да!! И сегодня вечером вас, Снежаночка Витольдовна, ждут в моей холостяцкой берлоге бутылка замороженного шампанского и моё пылкое горячее сердце!..
      Снежана. Только сердце?
      Насонкин делает вид, что обиделся - насупился, отвернулся.
      Снежана. Не обижайся, Колюнчик! Если ты, и правда, стал холостяком мы, может, к этому разговору ещё вернёмся... А пока, ради Бога, пойди хоть пива выпей или лучше коньяку глоток...
      Насонкин. Во, это в точку! Почему бы мудрому совету и не последовать? Тем более, если, Снежиночка, ты одолжишь мне полтинник до получки... (Корчит умоляющую рожу) А?
      Снежана (подумав, открывает сумочку). Да-а-а, это анекдот: никогда ещё мужикам деньги не давала... На! Но ты упал в моих глазах, Насонкин!
      Насонкин. Увы! Я сейчас буду пить на твои деньги горькую и горько плакать... Спасибо, Снежан, я знал, что под твоей внешней холодной красотой бьётся горячее доброе сердце...
      Снежана. Иди, иди, не переигрывай!
      Насонкин. Пока, Жанночка... Тьфу, Снежаночка!
      Сделав ручкой, уходит.
      Глик восьмой
      Насонкин пытается открыть дверь своей квартиры, ключ не входит в скважину. Гремят запоры, дверь открывается - Анна. Смотрит совсем даже не дружелюбно. Насонкин неожиданно для самого себя приходит в восторг.
      Насонкин. Аннушка! Да ты ли это? Ха, вот радость!
      Анна. Опять пил?!
      Насонкин (серьёзно). Ань, ну правда, хватит нам лаяться, а! Давай мириться!
      Анна (пропуская его, ворчливо). Конечно, нагулялся, устал, выдохся теперь - мириться... Жена всё простит, поймёт...
      Насонкин (обнимая её сзади, гладит-ласкает грудь, целует в шею). Ну хватит, хватит... Всё у нас будет хорошо!
      Анна (высвобождаясь). Плети, плети словеса... Давай лучше, умывайся скорей, да за стол - голодный, поди?
      Насонкин. Ух и голодный! Аки волк тамбовский! (С намёком) Надеюсь, ужин у нас - праздничный?
      Анна (ворчливо). Праздничный, праздничный. Есть у меня в запасе кой-чего...
      Насонкин. Ух ты! Анька, да ты, и правда, - прелесть! (Крепко обнимает)
      Анна (отталкивая). Иди, иди в душ! Да и зубы получше отскобли... А то будешь на раскладушке спать!..
      Насонкин, блаженно лыбясь, раздевается, бежит в ванную...
      Глик девятый
      Квартира. Насонкин опять вытирает голову, дезодорантится, пробует с помощью ладони свежесть дыхания, садится к компу, настраивает контакты, истово крестится.
      Насонкин. Господи, благослови! (Запускает программу. Напряжённо ждёт. Начинает недоумённо осматриваться. Звонок в дверь.) Чёрт! Да какой же это гад в воскресенье роль татарина играет?!
      Снимает шлем, провода, натягивает джинсы и рубашку, идёт открывать. На пороге - Джулия Робертс. Она в коричневом платье в редкий белый горошек без рукавов, с широким поясом, в каком была на ипподроме в "Красотке".
      Джулия. Hi! (Смотрит с удивлением на застывшего Насонкина, говорит с чуть заметным акцентом) Можно войти?
      Насонкин. Хай! Здравствуй...те! Вам сюда, сюда - проходите!
      Слышно, как у соседей открывается дверь, лай-хрип большой собаки. Джулия ойкает, вскакивает в прихожую, сталкиваясь с Насонкиным, ладони её оказываются на его груди.
      Джулия. Excuse me! Извините! (Смущается и начинает поправлять причёску. Что-то у неё там не получается с гребнями-заколками, Джулия вдруг выдёргивает их, встряхивает головой, распуская роскошные кудри по плечам, показывает пальцем, смущённо зачем-то поясняет) Red... Рыжая...
      Насонкин. И прекрасно, что "рэд"! Это замечательно, что рыжая! Только вы не столько рыжая, сколько - бронзовая, золотая!.. Бронз, гоулдэн - ву компронэ? То есть, тьфу! Ду ю андастэнд ми? Вы понимаете? Извините, мой переводчик PROMT не ахти... Впрочем, о чём это я! Проходите в комнату...
      Джулия, против американских правил, сбрасывает свои белые высококаблучные туфли, а Насонкин, напротив, быстренько суёт ноги в пляжные сандалеты на толстенной микропорке и сразу подравнивается в росте с Джулией. Она подходит к нему, вдруг привстаёт на цыпочки, взглядывает сверху вниз - с иронией:
      Джулия. Комплексы?
      Насонкин (краснея). Это я сказал?
      Джулия. Нет, это я сказала. (Садится в кресло)
      Насонкин. Осторожнее! Оно может опрокинуться!
      Джулия (осматриваясь). Странно... Я не знаю, почему я здесь, но у меня такое чувство, что я должна здесь быть... И мне всё это (обводит полукруг рукой) вроде как знакомо, словно я во сне это видела... (Смотрит на Насонкина с напряжённым вниманием) И вы мне странно и смутно знакомы! Кто вы? Ведь я вас не знаю? Вы - монгол?
      Насонкин (с обидой). Почему монгол?
      Джулия. Ну... это... (Кончиками пальцев натягивает кожу на висках, делает себе восточные глаза) Да и язык...
      Насонкин. Нормальный у меня язык - русский... Россия! Рашен! А разрез... У меня предки из Сибири, там у многих монголо-татарские глаза.
      Джулия. Россия? Сибирь?.. О-о-о, никогда не бывала, а хотела! В Монголии была, недавно, кумыс пробовала - кислый... А как зовут вас? Меня Джулия; можно - Джули.
      Насонкин. А можно... мне нравится - "Джул"?
      Джулия. Джул?.. Так меня никто не зовёт... Что ж, если вам нравится, пожалуйста.
      Насонкин. Спасибо! А меня зовут - Николай; можно - Ник.
      Джулия. Нет-нет, и мне тогда не надо "Ник"! Мне там, дома, надоели Ники! Я буду вас звать - Ни-ко-лай.
      Насонкин. Но по-русски это слишком официально. Ты... вы ещё бы меня по имени-отчеству величать начали - Николаем Александровичем...
      Джулия. Вау, как громоздко! Не хочу! А как вас мама зовёт, подруга?
      Насонкин. Коля.
      Джулия. Колья? Вот это хорошо! Колья-а-а! (Смеётся своим чyдным заливистым смехом)
      Насонкин. Не "колья", а Ко-ля. С кольями у нас на Руси на врагов ходят - это дубины такие.
      Джулия. Ну, враги и у меня есть... Вау! Что это? (Вскакивает с кресла, подходит к столу, склоняется, рассматривая свои портреты. Край длинного платья приподымается, открывая подколенные ложбинки - кожа на них чуть светлее, в сеточке тоненьких голубых жилок... Насонкин отводит взгляд. Джулия задевает левой рукой коврик с мышью, заставка-часы пропадает с монитора, открыв её портрет на экране.) Вау! Колья? (Насонкин без слов разводит широко руками, поднимаю плечи: мол, что тут объяснять) Спасибо! (Как бы про себя) Странно, почему я говорю как-то... странно и всё понимаю?..
      Насонкин (торопливо). Дело в том, что это программа-переводчик PROMT. Я её подсоединил в LOVE 2000. Раньше это был TACTIL, а теперь - LOVE... Этот толмач ПРОМТ нас переводит синхронно, словно в дублированном фильме...
      Джулия почти не слушает его, смотрит ему в глаза - как-то странно, непонятно, тревожно для него. Вдруг она, качнувшись ко нему вплотную, обнимает его за шею правой рукой, тихо и нежно приникает к его губам своими, словно Анна Скотт. А Насонкин, ошеломлённый, совсем, как Хью Грант (Уильям Таккер), даже не отвечает на поцелуй - стоит по-дурацки фертом, уперев руки в боки. Мягкие нежные губы Джулии расстаются с его ("чмок!" - раздаётся трогательно и мило), и она, как бы очнувшись, чуть отшатывается от Насонкина, снимает руку. Взгляд её ласков, туманен, призывен.
      Джулия. Не знаю почему, но я должна была тебя поцеловать... Странно! И - мне пора уходить...
      Насонкин. Нет!
      Джулия. Да! Так надо! (В прихожей Насонкин падает неловко на одно колено и помогает ей надеть королевские белые туфли - руки его ходят ходуном. Джулия нежно ерошит волосы у него на затылке и затем, когда он выпрямляется, касается указательным пальцем сначала своих губ потом его) Пока!
      Насонкин. Пока! (Джулия исчезает за дверью. Насонкин некоторое время стоит с полуоткрытым ртом, затем подходит к компьютеру и давит "Reset") Невероятно! Этого не может быть!!!
      Глик десятый
      Квартира. Насонкин (в костюме, белой рубашке, галстуке, штиблетах), потирая руки, осматривает натюрморт фуршета на письменном столе: запотевшая "Столичная", бутылка "Мукузани", две "Балтики"-тройки, кока-кола, салат из помидоров, колбаса, сыр, торт "Причуда", астры в керамической вазе, толстая розовая свеча в подсвечнике. Кое-как, для проформы надевает шлем, прикладывает пару контактов на грудь поверх рубашки, запускает программу. Появляется Джулия: в шикарном вечернем красном платье, бриллиантовом колье в каком летала в "Красотке" на премьеру оперы в Сан-Франциско.
      Насонкин (отбрасывая провода и шлем). Здравствуй, Джул!
      Джулия. Hi! (Хочет скинуть туфли)
      Насонкин. Не надо, не надо!
      Джулия (улыбается). Что, комплексы побеждены?
      Насонкин. Побеждены... Между прочим, наш величайший поэт Александр Сергеевич Пушкин был ниже красавицы жены на целых десять сантиметров и, несмотря на это, - счастлив. Вот, посмотри...те - репродукция с известной картины "Пушкин с женой на балу". (Показывает как бы случайно оказавшуюся на книгах журнальную вырезку)
      Джулия (рассматривает). Красивая!.. Пушкин... Пушкин... Я не слышала.
      Насонкин. Да вы там, поди, совсем русскую литературу не знаете!
      Джулия. Нет, зачем же? Я, например, ещё в шестнадцать лет "Идиота" Достоевского прочла и - в князя Мышкина влюбилась. Да, да!
      Насонкин (возбуждаясь). Джулия, Джул! Да ты знаешь, Достоевский это!.. А, впрочем, ты знаешь! Давай лучше, Джул, выпьем, а? Нам надо выпить, Джул! Вино, Джул, это замечательно! Мне сразу легко и на "ты" будет! Впрочем, я уже на "ты", эксьюзми! Хотя и ты уже на "ты" - вери гут!..
      Джулия (увидев вошедшего в комнату Бакса). Вау! Какой кэт? У меня дома есть его братан...братишка...братик... Да, братик: такой же пушистый и рыжий - в меня... Ха-ха-ха! А у тебя собаки, лошади есть? У меня уже целые своры и табуны - ужас!..
      Насонкин. И у меня ужас. А как же! Собаки - табунами, лошади-жеребцы сворами... На ранчо, в Сибири.
      Джулия (заминая неловкость, нагибается к коту). А как же у нас зовут этого красавца?
      Насонкин. Вообще-то Баксом Марковичем, но для близких можно и Жидёнком.
      Джулия. Жи-дён-ком?! Это от слова "жид", да? (Выпрямляется, так и не взяв кота) Колья, да ты, оказывается, антисемит? Вау!
      Насонкин. Ну что ты! Постой! Никакой я, к чёрту, ни антисемит, что ты, Джул! "Антисемит" вообще неправильное слово! Видишь ли, Бакс попал к нам котёнком от отца, вернее, от его Сони... ну, с которой он от нас сбежал в Америку...
      Джулия. Твой отец в Америке?
      Насонкин. Да, в Нью-Йорке живёт. Может, твой сосед... Хотя нет, конечно! Ну, короче, фатер упросил нас взять котёнка - жалко, вот и взяли. Я и подумал - смешно будет: он же сибирского кота из себя корчит, а я его, когда чересчур заносится, - "Жидёнком". Ну для смеха - Соня-то еврейка...
      Джулия. Не надо, Колья, мне не нравится. У меня много друзей - евреев.
      Насонкин. Хорошо, хорошо! Какой разговор! Я его буду теперь "Гоем" звать... Тьфу, прости, эксьюзми! С чувством юмора - напряжёнка! Что ты будешь пить? Вот грузинское вино "Мукузани"... Грузинские вина, между прочим, лучше всех итальянских и французских вместе взятых. (Берёт бутылку, уже откупоренную и даже обёрнутую салфеткой, наполняет пузатый бокал до половины, подаёт Джулии, плескает и себе, смотрит с благоговением, как она подносит горяче-красное вино - любовный напиток! - к губам)
      Джулия (делает глоток, кривится). Вау!
      Насонкин (быстро дегустирует напиток в своём бокале и впадает в оторопь) Да-а-а, если это "Мукузани", то я тогда точно Ричард Гир! Пардон, Джул! То есть, опять эксьюзми! Это наши торгаши вонючие!.. (Шустро убирает бутылку и бокалы) А вот за водочку я отвечаю - настоящая "Столичная", в фирменном магазине брал!..
      Джулия (бесшабашно машет рукой). Давай водочки!
      Насонкин (льёт в хрустальные рюмки водку, в фужеры кока-колу). Прошу!
      Джулия. А кока настоящая?
      Насонкин. Настоящая, настоящая, не бойся! У нас когда в Новороссийске ваши первый завод пепси-колы смонтировали и уехали, он через три дня встал. Приезжает ваш американский специалист, всё проверил и говорит: "Ребята, у нас техника так по-дурацки сделана, что если написано положить полтора килограмма сахара, надо положить ровно тысячу пятьсот граммов - ни грамма меньше!" Так что пепси с колой наши научились точно по рецептуре делать, без воровства.
      Джулия.  Это же не патриотично - такие анекдоты рассказывать!
      Насонкин.  Какой анекдот - это реальный случай!
      Джулия.  Тем более! (Машинально расправляет ладонью платье на талии и чуть ниже, на бедре)
      Насонкин (дрогнувшим голосом) Я хочу выпить за тебя, Джул!
      Джулия (вдруг скидывает туфли, приближает своё лицо вплотную к его) А я хочу выпить на брудершафт... Хорошо? (Сплетают локти, пьют, целуются) Слушай, зачем ты мне нужен?
      Насонкин.  Боюсь, я этого не знаю...
      Джулия.  Я тоже... (Снова приникает к его губам - целуются до остановки дыхания)
      Насонкин . У меня там пельмени есть, на горячее!
      Джулия.  Я вегетарианка!
      Снова целуются - жадно, беспрерывно. Не отрываясь друг от друга, оказываются на диване. Насонкин шарит по телу Джулии, ищет застёжку.
      Насонкин. Джул! Джулия!.. А ты, правда, выходишь замуж за Брэтта?
      Джулия (резко отстранившись).  Что?! А вот это, милый мой, тебя совершенно не касается! (Отталкивает его рукой, резко встаёт, поправляет причёску, платье, идёт к столу, надевает туфли, берёт сумочку, наклоняется к компьютеру и раздражённо бьёт-тычет пальцем в "Reset")
      Насонкин (умоляюще). Джул!!! (Свет гаснет) Ну, вот и всё - The end! Конец фильма!
      Глик одиннадцатый
      Квартира. Насонкин  и  Телятников пьют. На столе батарея пустых водочных и пивных бутылок. Насонкин встаёт, покачиваясь, подходит к компу, включает.
      Насонкин. Сейчас, друг Аркадий, я тебе форточку в веб-пространство открою. Ты ж никогда в Интернет голову не высовывал, а? Щас, дружище!..
      Телятников. Давай, в лорингит твою мать! Давай, в твой сраный Интернет высунусь! (Видит на мониторе Джулию Робертс) О, бляха-муха, опять эта баба! Ты чё это везде её понаразвешивал?
      Насонкин. Это не баба, Аркадий Васильич, это - Джулия Робертс.
      Телятников (передразнивая). Джю-ю-юлия Ро-о-обертс! Баба как баба сучка смазливая...
      Насонкин. Смазливая?! Что бы ты понимал со своей Клавой Гэ! Сейчас я тебе покажу!
      Запускает в режиме слайд-шоу фотогалерею портретов Джулии. Телятников разваливается в его кресле, крутится-качается из стороны в сторону, то и дело подпускает комментарий.
      Телятников. А, вот здесь она ничего, мать её!.. И тут - вырез хорош!.. Вот это ноги!.. А грудёшки, на хрен, маловаты!.. (Насонкин морщится, но терпит) Ну-к, тормозни вот эту, бляха-муха! (Рассматривает полуобнажённую Джулию, цокает погано языком) Не, сиськи всё же позорные, но - забирает!.. (Старый хрен опускает руку поверх джинсов на своё хозяйство и начинает мять-оглаживать) Гляди ты, аж встал... Щас бы сюды её, а? Вот бы зашибись!..
      Насонкин, словно протрезвев, выпрямляется, хватает гостя за шкирку двумя руками, разворачивает вместе с креслом, сдёргивает с сидения и тычком задаёт начальное ускорение по направлению к двери.
      Насонкин. Во-о-он!
      Телятников (упираясь в косяки руками). Ты чё, сдурел, мать твою?! Из-за бабы! Из-за картинки!
      Насонкин. Во-о-он, я сказал!!! (Выволакивает Телятникова в прихожую, вытолкивает за порог, выбрасывает вслед куртку и туфли, захлопывает дверь, переводит дух) Всё, последнего приятеля-собутыльника потерял! Так мне и надо! Ишь, додумался - стриптизёр хренов!..
      Подходит к столу, берётся за бутылку, но, словно забыв о ней, смотрит долго на компьютер. Запускает программу. Берётся было за шлем, но машет рукой. Садится в кресло и закрывает глаза. Появляется Джулия - в белом махровом халате, на голове тюрбан из полотенца ("Красотка").
      Джулия.  Hi! Привет!
      Насонкин (открывая глаза). Здравствуй, Джул! Здравствуй, моя родная!
      Джулия. Вау! Колья, да ты выпил? Ты очень много выпил! Зачем, почему это?
      Насонкин.  Потому, что дурак! Ах, Джулия, ты бы знала, какой я дурак!
      Джулия.  Знаю. (Садится в кресло, показывает на халат, тюрбан) Извини, я только что из ванны! Так всё неожиданно... Колья, я тебя очень, очень прошу: не надо про мою ТУ жизнь расспрашивать. Хорошо? Я же не интересуюсь, где твоя жена...
      Насонкин. Нету у меня жены. Не-ту! Мы с ней разводимся...
      Джулия. Всё! Не хочу ничего знать. Иди ко мне... (Насонкин, опустившись рядом с креслом на ковёр, берёт её руку, приникает к тыльной стороне губами, осторожно целует раз, другой, затем поворачивает и начинает медленно сладко целовать тёплую ладонь...) Ты бы знал, как мне приятно, когда ты целуешь мне руку...
      Насонкин.  Неужели никто тебе руки не целует?
      Джулия.  Целуют, да всё напоказ или в шутку. А вот так, как сейчас ты... Целуй, Колья, целуй! И... не только руки... (Наклоняется, целует его в губы. Когда после поцелуя она начинает выпрямляться, рука Насонкина случайно цепляет медальон на её шее, тонкая золотая цепочка рвётся-лопается)
      Насонкин. Ой, прости!
      Джулия. Ничего... Если б крестик - плохая примета...
      Насонкин. Джулия, а почему ты крестик не носишь?
      Джулия (протягивая за медальоном руку). Это сложный вопрос.
      Насонкин. В нём, наверное, портрет?
      Джулия (досадливо). Да. Но тебе не надо смотреть... Колья, ты опять?!
      Насонкин две секунды колеблется, отдаёт медальон и снова припадает горячим ртом к тёплой женской ладони. Губы его соскальзывают, припадают к ямочке чуть выше правого колена - поднимается с поцелуями всё выше и выше, раздвигая полы халата. Смотрит умоляюще на Джулию.
      Насонкин. Можно?.. (Джулия хмельно улыбается, вдруг тянет свободный конец пояса, развязывает его. И тут - настойчивые звонки в дверь) Господи, да кого это чёрт принёс?! Я сейчас! Сейчас! Не волнуйся!
      Джулия (вскакивая, запахивает халат, хватает его за руку). Не открывай! Нельзя открывать! Опасно!
      Насонкин.  Ну, что ты, здесь же не Нью-Йорк. Да и день на дворе... (Открывает, даже не глянув в глазок)
      Мужской голос. Насонкин?
      Насонкин.  Насонкин, Насонкин! В чём дело?
      Мужской голос. В тебе, козёл!
      От жуткого удара в лицо Насонкин опрокидывается.
      Глик двенадцатый
      Квартира. Насонкин лежит на ковре посреди комнаты, лицо в крови. На экране монитора плавают цифры заставки-часов - вечер. В кресле мирно спит Бакс. Насонкин со стоном приподнимается, смотрит на компьютер, на кота, в прихожую на дверь. Словно раненый герой боевика, только, в отличие от него, противно кряхтя и охая,  почти ползком добирается до компа, шевелит-тревожит мышь: на экране появляется Джулия в виндовских облаках.
      Насонкин. Значит, перезапуск был!.. (Морщась, хватается за правый бок) Господи, да разве это сейчас главное?! У тебя, парень, может быть, печёнка порвана и жить тебе осталось с полчаса... Чёр-р-рт! (Доковыляв до стола, берёт бутылку - она пуста; на дне - окурки) Вот скоты! Сперматозоиды вонючие! Козлы! Мало им хозяину квартиры кости переломать, они его же водку за его здоровье выжрали! Чтоб у них пищевод с прямой кишкой местами поменялись! (Подумав, берёт телефон, набирает номер) Алло! Это - Николай.
      Женский голос. Наконец-то! Дождались, слава Богу!..
      Насонкин. Галина Юрьевна, лирика потом. Где Анна?
      Женский голос. Аня моется...
      Насонкин. Пусть она мне срочно позвонит, когда намоется. (Набирает новый номер)
      Голос Вован а. Хэллоу!
      Насонкин. Хреноу! Что ж ты, волк позорный, делаешь!
      Голос Вован а. А, это типа ты, чё ли? Ну чё, блин, поучили маленько? Почему, в натуре, хату не освобождаешь, а? Анька же сказала тебе съехать...
      Насонкин. Слушай сюда, Вован, я тебе русскую народную сказочку про хату расскажу. Жил, короче, один раз такой пацан, типа Заяц. Держал недвижимость - правильную реальную хату, как, ну, блин, бунгало, ваще. А рядом, два лаптя по карте, одна Лиса-кидала крутилась - ну, типа, деловая, блин, в натуре, Анной Иоанновной звать...
      Голос Вован а. Ты чё там базаришь не по делу? Когда хату освободишь, в натуре?
      Насонкин. Слушай, ты, кретин вонючий, твои качки-киллеры бритоголовые сделали меня инвалидом! Я сейчас вызываю "скорую", в больнице обязательно спросят что да как и сообщат в ментовку. Учти, я скрывать ничего не буду...
      Голос Вован а. Чё ты, блин, на понт-то берёшь? Пару раз ему по рёбрам пнули...
      Насонкин. Всё, я предупредил. Сухари суши!
      Голос Вован а. Стой! Не звякай в "скорую", я щас типа подъеду побазарим! Я тут рядом...
      Не успевает Насонкин толком приладить трубку, телефон звонит.
      Голос Анны. Алло, алло! Коля? Это я! Тётя сказала - ты звонил? Звонил?
      Насонкин. Да, я звонил. Чтобы сообщить тебе пренеприятнейшее известие: меня сейчас увезёт "скорая помощь", так что тебе придётся заботы о Баксике на себя взять...
      Голос Анны. Постой, какая "скорая"? Что случилось?!
      Насонкин. Это ты у братана своего спроси...
      Голос Анны. Сейчас, сейчас я приеду!..
      В незапертую дверь вламывается Вован (в кожаной куртке, спортивных штанах с лампасами, с барсеткой). Увидев Насонкина, на секунду застывает, таращит зенки.
      Вован. Вот лохи, в натуре! Я же, блин, предупредил - припугнуть токо!..