Фантастика. Общий курс

) последовательно выдержать единый принцип детерминации жанровых направлений. Тут и деление на основе источника фантастичности (НФ, фэнтэзи, УФ), и по типу сюжета (специально был выделен только приключенческий, т к. производственный сюжет характерен преимущественно для НФ, а прочие сюжетные типы встречаются достаточно редко и тоже, как правило, «привязаны» к определенным направлениям), и по доминирующей тематике произведения (космическая опера, религиозная, военная, эротическая фантастика и т д.). Отказ от смешения принципов малопродуктивным, поскольку в таком случае за пределами обзора неизбежно остались бы некоторые течения, названия и жанровые признаки которых можно считать устоявшимися и общепринятыми.

Не последняя из сложностей однозначной классификации кроется в том очевидном обстоятельстве, что любое литературное направление имеет «ядро», достаточно строго соответствующее жанровым признакам, и «периферию», где происходит своего рода диффузия, т е. взаимопроникновение идей, тем, образов и сюжетов между соседними течениями. Поэтому космическая опера включает научно-фантастические идеи, строится на приключенческом сюжете, часто содержит юмористические и утопические (или антиутопические) элементы. Точно так же в утопии практически обязательно имеются научно-фантастические компоненты прогностического характера, приключенческие или производственные сюжетные линии, возможно наличие «родовых признаков» других направлений.

Подобная диффузия присуща многим, если не всем, областям культуры и науки. К примеру, на стыке биологии, физики и химии возникают пограничные научные дисциплины: биофизика, биохимия, физическая химия, физическая химия, молекулярная биология и даже такие труднопроизносимые гибриды, как физико-химическая биология или биофизическая химия. Очевидно, что любая система жанровой классификации способна дать четкое определение лишь «ядру» литературного направления, но никак не бесчисленным пограничным течениям вроде военно-политической антиутопии с элементами юмористической эротики…

Осуществленный в этой главе анализ фантастических произведений наглядно продемонстрировал, что в «чистом» виде ни одно фантастических направлений практически не встречается, а немногочисленные исключения лишь подтверждают это правило. Любые попытки создать произведение сугубо научного, эротического, приключенческого и т д. содержания неминуемо ведут к рождению заведомо скучного опуса. Осмелимся утверждать, что все наиболее интересные, серьезные и талантливо написанные фантастические произведения обязательно имеют отличительные черты, свойственные нескольким течениям жанра.

Другая особенность жанровой диффузии – плавный переход одного течения в другое. Практически идентичные сюжеты, ситуации и персонажи нередко встречаются в произведениях принципиально различных направлений. Один-два абзаца наукообразных комментариев превращают гриновского Друда (УФ) в беляевского Ариэля (НФ). Булычевский сериал о похождениях «супергерлы» Алисы Селезневой начинался как стопроцентный «хай тек» («Девочка, с которой ничего не случится», «Остров ржавого лейтенанта», «Сто лет тому вперед» и др.), однако в поздних повестях этого цикла («Заповедник сказок», «Козлик Иван Иванович», «Лиловый шар»), построенных по той же схеме и населенных теми же персонажами, внезапно появляются Дед Мороз, Кот В Сапогах, Змей Горыныч, Баба-Яга, Фея, колдуны, и таким образом НФ превращается в сказочную фантастику. Амберский цикл романов Роджера Желязны заведомо относится к технофэнтэзи (т е. носит следы влияния НФ), т к. параллельные Миры-Отражения, в которых не действует огнестрельное оружие, пересекающая анфиладу Отражений Черная дорога и сам способ путешествий между Отражениями – основаны на магии. Очень близок к Амберу фантастический фон повести Степана Вартанова «Белая Дорога»: те же параллельные вселенные, нанизанные на Белую Дорогу, тот же запрет на мощные средства поражения. Но это уже не фэнтэзи, a НФ, поскольку перечисленные чудеса носят вполне материальный характер и созданы некоей сверхцивилизацией при помощи циклопических механизмов.

И в романе Юрия Брайдера и Николая Чадовича «Евангелие от Тимофея» наличествует аналогичный набор фоновых деталей: нескончаемая череда параллельных миров, вдоль которых тянется Тропа, пройти которой способны лишь избранные. Однако природа Необычайного авторами не акцентируется вовсе, а произведение оказывается блестящим социально-политическим памфлетом на стыке научной и условной фантастики. Здесь же уместно было бы вспомнить и то, как легко и непринужденно религиозные легенды трансформируются в НФ посредством нехитрого допущения: дескать, боги и демоны были космическими пришельцами! Таким образом, остается лишь постулировать, что внутрижанровые границы фантастики в принципе не могут быть непроницаемыми, но, напротив, открыты для взаимного обмена идеями, образами, мотивами, сюжетами.

Очевидно, любая всеохватывающая и вместе с тем корректная классификация жанровых направлений должна учитывать, по меньшей мере, три определяющих фактора: происхождение фантастической компоненты, доминирующий тип сюжета и главную тему произведения. Возможный способ решения подобной задачи видится в конструировании морфологического ящика, то есть трехмерной, в данном случае, таблицы, на осях которой обозначены все известные разновидности перечисленных характеристик: 3 типа фантастичности, 3 типа сюжетов и около двух десятков важнейших тем, затрагиваемых в фантастическом жанре. Точки пересечения всех трех осей и выделяют главные течения фантастики. При этом следует учитывать, что некоторые «кубики» такой пространственной решетки останутся незаполненными, поскольку для фэнтэзи, к примеру, реализуется в основном приключенческий сюжет, тогда как в произведениях УФ он практически не встречается. К сожалению, многомерные морфологические ящики сложны для восприятия, поэтому такую систему классификации трудно назвать наглядной, а следовательно – удачной.

Значительно более наглядной и удобной оказалась модель, предложенная Г.И.Гуревичем – Карта Страны Фантазий (см.§1 этой главы). Однако, схемы подобного рода имеют общий хронический недостаток, поскольку чрезмерная статичность изображенных границ не позволяет демонстрировать характер взаимодействия большого числа тем, сюжетов и задач, а также типов фантастичности. Оптимальным способом наглядного изображения зыбкости внутрижанровых барьеров и взаимопроникновения различных течений представляется полный отказ от жестких разграничительных линий (каковых в действительности и не существует!) и аллегорическое изображение жанра не в виде сухопутной страны, обладающей неизменными очертаниями, но – в символах непрерывно переменчивой морской стихии. Предлагаемый автором Океан Фантастики бушует в берегах всевозможных тем, в Океан впадает Река Сюжетов, разделяющаяся на множество потоков; акватория Океана рассечена архипелагами основных приемов, которые применяются фантастами. В этом Океане есть свои отмели (соответствующие различным формам мелкотемья) и глубокие впадины» отражающие степень проникновения в тему посредством тех или иных творческих приемов и методов. В местах, где сюжетный поток омывает какой-либо берег и достигает той глубины, которую дозволяет рельеф дна, – образуется определенное направление фантастики. Океан Фантастики связан с Миром Реальности проливами, символизирующими важнейшие функции жанра: прогностическую, развлекательную, воспитательную и популяризаторскую.

Прибегать к подобным не вполне серьезным графическим схемам приходится, главным образом, из-за острейшего дефицита фундаментальных литературоведческих исследований, посвященных базисным проблемам жанровой классификации. По существу, основная работа в этой области проводилась не «остепененными» профессионалами-филологами, а многочисленной армией энтузиастов из клубов любителей фантастики, которые добивались порой интереснейших результатов. Примером тому может служить затянувшаяся дискуссия, проводившаяся в Бакинском КЛФ в 1984-88 гг. и посвященная теме данной главы – внутрижанровым границам в фантастике. Основные положения, по которым удалось прийти к согласованным точкам зрения, использованы автором при написании этого раздела книги, однако в ходе дебатов высказывались и альтернативные концепции. В частости, один из ведущих «фантастоведов» клуба И. Гинзбург предложил собственную оригинальную систему определения внутрижанровых барьеров, основанную на классификации фантастики по типам мышления, на базе которых осуществляется художественная проработка фантастических компонент. Таковых типов мышления автор концепции выделяет четыре: научный (рационально-логический), художественно-образный, философский и религиозный, хотя нельзя исключить существования других типов. Соответственно образуется 4 основных раздела фантастики, которые, в свою очередь, подразделяются на мелкие жанровые течения. К сожалению, работа над этой концепцией не была доведена до логического завершения, а в существующем виде такая система классификации слишком неудобна для восприятия.

Перечисленные обстоятельства вынудили автора при изложении материала этой главы не придерживаться слишком строго определенного принципа классификации (по происхождению компонент фантастичности, по типу сюжета или способа мышления, до доминирующей тематике и т п.), а ограничиться разбором наиболее характерных жанровых направлений, отобранных чисто интуитивно из числа течений, названия которых чаще прочих встречаются в публикациях и клубных (а в последние годы – и сетевых) дискуссиях. Наименования и приблизительные границы (при всей нечеткости начертания и условности последних) выделенных здесь течений фантастики можно считать в известной степени устоявшимися и общепринятыми. Подчеркнем вместе о тем, что серьезные литературоведческие исследования в данной области представляются совершенно необходимыми и безусловно должны быть интенсифицированы.

Глава 4. Банк фантастических идей

В предшествующих разделах этой книги уже говорилось о той особой роли, которую играет для интересующего нас жанра фантастическая идея. Понятие «идея» в данном контексте имеет столь широкую трактовку, что охватывает, в принципе, все разновидности компонент фантастичности – от чисто научно-технических прогнозов, до глобальных философских концепций и сугубо сюжетных, «игровых» ситуаций.

Фундаментальную попытку регистрации и систематизации всевозможных научно-фантастических идей осуществил известный писатель фантаст и автор работ по теории интеллектуального творчества Генрих Альтов. Созданный им «Регистр фантастических идей» включал многие тысячи примеров, отобранных из всего массива научно-фантастических произведений» при этом идеи в «Регистре» были классифицированы на классы, подклассы, группы и подгруппы. «Регистр» так и не был опубликован, но в настоящее время выставлен в Интернете и, таким образом, доступен для читателей и исследователей жанра.

В данной главе автор, в свою очередь, попытается проследить характер эволюции некоторых идей, наиболее часто встречающихся в современной научной фантастике. Разумеется, степень охвата материала в нашем случае значительно уступает результатам, достигнутым Г. Альтовым. Отметим также, что в книге В. Гакова «Четыре путешествия на машине времени» изложены (на основе данных альтовского «Регистра») некоторые особенности развития идей, связанных с космонавтикой, экологией, разумными машинами и третьей мировой войной.

§1. Космические полеты

Человека извечно обуревала тяга к дальним странствиям, стремление вырваться за рамки очерченного природой ареала существования. С древнейших времен людьми владела мечта о прутешествиях, и люди стремились осуществить эту мечту, пользуясь самыми современными транспортными средствами своей эпохи: пересекали континенты пешими и конными экспедициями, бороздили океаны на крохотных каравеллах. Когда планета была освоена и объезжена вдоль и поперек, взоры мечтателей обратились к звездному небу. Таким образом, цель перед фантастами была поставлена самой логикой прогресса. Осталось лишь выбрать средства достижения этой цели и описать сам процесс странствий по Вселенной.

Мишенью космических путешествий средневековых авторов была практически только Луна, но затем в орбиту фантастики втягиваются и другие межпланетные маршруты. Героев отправляли в космос всеми подручными способами: шторм забрасывал на Луну морской корабль (Лукиан), Сирано де Бержерак предлагал лететь в колеснице, запряженной птицами, а то и вовсе обмазаться какой-то гадостью, которая якобы притягивается Луной. Левшин заставил своего Нарсима смастерить восьмикрылый летающий ящик с рулевым управлением. Во второй половине XIX в. Жюль Верн выстрелил по Луне аллюминиевым снарядом из огромного (длина ствола – четверть километра) артиллерийского орудия, Э. Хейл запустил орбитальную станцию при помощи не менее огромной катапульты, а герои Ж.Ле Фора и А. Графиньи бороздили просторы Солнечной Системы, применяя самые различные типы космических двигателей, включая фотонный и электрический. Научно-технологическая экзотика процветала и на грани двух веков: Г.П. Сервисс в романе «Колумб космоса» (1909) отправил своих героев на Венеру в корабле с атомным двигателем, тогда как Д. Эстор («Путешеатвие к другим мирам», 1894) и Г. Уэллс («Первые люди на Луне», 1901) рискнули воспользоваться антигравитацией.

Однако уже начиналась новая, а именно – ракетная, эра космической фантастики. Еще в 1865 г. в сравнительно слабом и потому мгновенно забытом романе французского писателя Ашилля Эйро «Путешествие на Венеру» астронавты летят на многоступенчатой ракете. Несколько позже великий русский ученый К.Э. Циолковский пришел к выводу, что в безвоздушном пространстве возможен лишь один источник движения – реактивная тяга. Свои взгляды на эту проблему он изложил не только в научных трудах, но и в фантастических повестях «На Луне» (1893) и «Вне Земли» (1918). Конструкция космической ракеты с жидкостным двигателем и процесс ее старта подробно описаны в повести другого видного ракетчика Г. Оберта «Пути звездоплавания».

Затем было много произведений, в которых фантасты меняли форму корабля, тип двигателя, конструкцию внутреннего оборудования, но суть оставалась прежней – ракетный полет с кос­мической скоростью в сторону ближайших планет. Ученые, инженеры и популяризаторы выполнили все необходимые расчеты, основываясь на законах небесной механики, и вычислили оптимальные траектории длительность экспедиций к Марсу, Венере и Меркурию. Получалось, что при скоростях порядка второй или третьей космической (от 11 до 16 км/сек), которые достижимы при использовании химических или примитивных атомных двигателей, время перелетов составляет многие годы. Этими цифрами определялись структура и сюжет большинства произведений; астронавты прибывали на планету, измученные долгим путешествием и цингой, в состоянии стресса и нервного истощения. К тому же многие авторы почему-то считали необходимым раз за разом описывать будни этого нескончаемого полета, возникающие между членами экипажа конфликты и т п.

Некоторое разнообразие внесли в общую монотонность те писатели, которые первыми поняли, что можно (и нужно) изображать всевозможные побочные факторы космического полёта. Классический пример такого рода – роман А.Р. Беляева «Звезда КЗЦ» (1936). Автор подробно описывает перегрузки при старте ракеты, состояние невесомости во время орбитального полета, особенности приема пищи при отсутствии силы тяжести, изменения в живых организмах и психике людей под воздействием невесомости и космической радиации. Другая сторона той же проблемы затронута в рассказе В. Журавлевой «Астронавт» (1963), где был поднят вопрос о психологических аспектах длительных экспедиций. Автор пишет: «Что делал экипаж в течение многих месяцев полета? …Вынужденное безделье приводило к расстройству нервной системы, вызывало упадок сил, заболевания… Нужен был труд, причем труд творческий, к которому привыкли эти люди. И вот тогда было предложено комплектовать экипаж людьми увлекающимися».

Для создания более компактных произведений, свободных от описания нудных многомесячных и многолетних межпланетных рейсов, фантастам требовалось найти какой-либо прием, исключающий из сюжета столь длительный перелет. К тому же, кроме чисто литературных причин, того же требовала и элементарная логика – очевидно же, что десятилетняя экспедиция к Сатурну попросту нереальна. Простейший сюжетный ход – начать роман с момента приземления (приближения к цели). Но и в таком случае пришлось бы учитывать, что герои провели долгое время в замкнутом пространстве и наверняка пережили упомянутые В. Журавлевой нервные расстройства и связанные с этим заболевания. Другой очевидный выход – резко увеличить (до сотен или тысяч километров в секунду) скорость космического корабля, тогда время путешествия даже к самой отдаленной планете сократится до нескольких суток. Подобный прием использовала сама В. Журавлева в том же рассказе «Астронавт» (атомарно-ионная ракета) и Стругацкие, пославшие героев повести «Страна багровых туч» к Венере на фотонной ракете.

Так или иначе, уже в начале XX века фантасты «освоили» Солнечную Систему и заинтересовались соседними звездами. В упоминавшейся книге «Четыре путешествия на машине времени» В.Гаков изложил почти детективную историю, связанную о публикацией первого произведения о межзвездном полете. Роман Э.Э. Смита «Космический жаворонок» увидел свет в 1928 г. после восьмилетних блужданий по редакциям – издатели не соглашались печатать книгу из-за чрезмерно смелой идеи. Полет к иной звезде слишком уж выходил за рамки привычных представлений.

Но после того, как был проложен путь, «межзвездная» фантастика хлынула неудержимым потоком. Разнообразные конструкции, звездолетов и всевозможные типы двигателей для них появлялись в немыслимых количествах. При этом, как обычно, научно-фантастические идеи базировались в большинстве случаев на разработках ученых, на статьях и книгах популяризаторов науки. Долгое время считалось, что единственный способ достичь ближайших звезд – использование фотонных ракет, хотя существовали проекты звездолетов с термоядерными, ионными, радиоквантовыми двигателями. В научных и научно-популярных изданиях печатались также проекты межзвездных путешествий о использованием иных измерений пространства – предполагалось, что такой способ позволит преодолевать галактические бездны практически мгновенно, поскольку корабль движется как бы перпендикулярно оси времени. Спорадически появлялись физические гипотезы, как будто опровергавшие специальную теорию относительности и особенно эйнштейновский постулат о предельности скорости света. В зависимости от творческих задач, здравомыслящие писатели-фантасты выбирали тот способ межзвездных путешествий, который оптимально соответствовал авторскому замыслу.

Немало произведений описывают полет к иной звезде в космическом корабле, имеющем сравнительно низкую скорость – например, десятые доли скорости света. В этом случае, как нетрудно подсчитать, время путешествия может достигать десятков и сотен лет. Очевидно, что в таком полете будут сменяться поколения, и цели достигнут лишь далекие потомки экипажа, который стартовал из окрестностей Земли. К числу подобных повестей и романов относятся «Пасынки Вселенной» Р. Хейнлейна, «Поколение, достигшее цели» К. Саймака, «Плененная Вселенная» Г. Гаррисона» «Нон-стоп» Б. Олдисса. Авторы этих сюжетов, как правило, изображают завершающий этап рейса, когда забывшие цивилизацию и порядком одичавшие (а нередко и превратившиеся в монстров под действием мутаций), совершенно не представляющие себе цель полета межзвездные скитальцы должны высадиться на планету.

Существует способ сократить время рейда и достичь звезд за время жизни одного экипажа – как известно, при субсветовых скоростях время на борту замедляется (согласно соотношениям Лоренца и специальной теории относительности Эйнштейна): так, для замедления времени вдвое необходимо, чтобы скорость звездодета составляла около 0,87 от скорости света, а при скорости в 0,995 световой время на борту корабля замедлится в десять раз. Этим способов пользовались многие писатели: А. Колпаков («Гриада», «Альфа Эридана»), С. Лем («Магелланово облако», «Возвращение со звезд»), Г. Мартынов («Каллисто», «Гость из бездны») и др. При этом возникает возможность показать различные следствия из теории относительности (о многих из которых писатели, к сожалению, не догадываются, т.к. об этих эффектах говорится лишь в университетских учебниках по курсу теоретической физики, а не в научно-популярных брошюрках, которыми обычно повышают свою эрудицию) фантасты: оптические эффекты, гравитационные, электрические и т д.

Разумеется, и субсветовой полет имеет свои сложности и негативные стороны. Начнем с того, что для разгона корабля до таких скоростей требуется колоссальное количество горючего (рабочего вещества). А. Казанцев в романе «Сильнее времени» предложил заблаговременно направить к звезде-цели беспилотные корабли-танкеры. В этом случае пилотируемый звездолет должен брать на борт лишь четверть необходимого запаса топлива, а перед возвращением к солнцу заправится из баков автоматического танкера.

Другой вариант выбрал Г. Гуревич в романе «Мы – из Солнечной системы»: к звездам стартует целый астероид, в каменной толще которого выдолблены жилые и складские помещения, полости для энергетических двигательных установок – масса этого импровизированного звездолета такова, что запасов рабочего вещества с лихвой хватит на несколько полетов. Справедливости ради отметим, что дело вовсе не в количестве горючего, а в натуральном логарифме отношения полной массы корабля к массе полезной нагрузки, так что и корабль-астероид разгонится не слишком сильно. Впрочем, на художественную убедительность идеи подобного рода соображения принципиальным образом не влияют – говорилось ведь уже, что научность фантастической идеи обусловлена не столько истинной достоверностью, сколько наукообразием обоснования. Кстати, в том же произведении Г. Гуревич показывает различные физические и биологические последствия релятивистских эффектов; выходят из строя электрические и магнитные приборы, кровеносные сосуды рвутся, не выдерживая повышенной массы лейкоцитов.

Другая проблема – опять-таки психологическая. Как бы не замедлялось бортовое время, полет все равно затягивается на много лет, и космонавты неминуемо испытывают сильнейший душевных дискомфорт. И вновь в летных книжках межзвездников появляется пункт об увлечениях (В. Журавлева «Астронавт»), экипажи оовершают перелет в анабиозе, оставив на вахте одного-двоих дежурных (С. Лем «Непобедимый», «Возвращение со звезд», И. Ефремов «Туманность Андромеды», И. Давыдов «Я вернусь через тысячу лет»).

Однако, главная беда субсветовой астронавигации в ином. Время замедляется лишь на борту звездолета, но не на Земле. Пробыв в рейсе несколько лет по бортовому времени, экспедиция возвращается на родину, где прошли века или даже тысячелетия, и собранная космонавтами информация успела за это время устареть (Г. Гуревич «Мы – из Солнечной Системы», И. Варшавский «Под ногами Земля»). Совершенный звездолетчиками подвиг самопожертвования оказался ненужным.

Следовательно, требовался способ еще более сократить длительность межзвездных путешествий, и такой способ некоторые фантасты увидели в сверхсветовом полете. Скорость света превышали космические корабли в рассказах «Частные предположения «Стругацких, «Первый контакт» М. Лейнстера, «Летящий Орел» П. Амнуэля, в романе «Люди как боги» С. Снегова. Другой способ – мгновенное перемещение на межзвездные дистанции, основанное на «прокалывании» пространства (эффект деритринитации у Стругацких), а также различные научно-фантастические концепции, базирующиеся на использовании четвертого, пятого и т.д. измерений пространства-времени, гиперпространства, перпендикулярного времени, внешнего континуума и т п.

В заключение хотелось бы вспомнить еще один метод межзвездной транспортировки. В повести В.Тендрякова «Путешествие длиною в век» жителям соседней звезды (Лямбда Стрелы на расстоянии 36 световых лет от Солнца) передается по радио запись содержимого памяти молодого землянина. Сам путешественник остается доиа, а «радиооттиск» его личности пересекает бездну пространства, принимается радиотелескопами по месту назначения, где его записывают в мозг аборигена. Прожив много лет на той планете, этот двойник землянина накопил в памяти информацию о братьях по разуму, после чего запись его мозга ретранслируется обратно на Землю, где вводится в мозг добровольца-спортсмена. Способ этот представляется невероятно жестоким и безнравствен­ным: ведь для его осуществления пришлось, во-первых, уничтожить личность инопланетянина, в мозг которого была записана личность гостя о Земли; во-вторых, оставить несчастное страдающее от одиночества существо с личностью землянина на чужой планете (вскоре этот монстр покончил с собой) и, в третьих, стереть память, т е. опять-таки уничтожить личность добровольца, разум которого принял возвращенную на Землю запись мозга путешественника.

Еще более бесчеловечную ситуацию показал К. Саймак в романе «Пересадочная станция». По всей галактике разбросаны станции-ретрансляторы, передающие полную запись тела и мозга путешественников. Передача происходит практически моментально, но в ретранслирующей установке остается тело путешественника… «Длинная цепочка безжизненных тел, протянувшаяся среди звезд, – каждое из них должно быть уничтожено кислотой и смыто в глубинный резервуар, а само существо тем временем продолжает свой путь от станции к станции, пока не доберется туда, куда влечет его цель путешествия». Трудно представить себе мораль существ построивших транспортную систему, основанную на непрерывном уничтожении странствующих носителей разума! Создается впечатление, что авторы так увлеклись приключенческой стороной сюжета, что совершенно не удосужились подумать о нравственном аспекте проблемы.

Более: нравственный способ подобной «беззвездолетной» транспортировки найден в романах «Спираль времени» Г. Мартынова, «Заповедник гоблинов» К. Саймака, повести «Жук в муравейнике» Стругацких. Внешне ситуация похожа – снова станции межзвездной транспортной системы (у каждого автора они, естественно, называются по-своему, но не в этом суть), только эти порталы перебрасывают от звезды к звезде не дубликаты, а самих людей. Человек входит в передатчик материи (Нуль-Т-камеру, телепортатор, машину пространства н т д.) на Земле, а через секунду выхо­дит, допустим, на девятой планете Сириуса. Идеальное средство межзвездных путешествий – быстро и гуманно. Наконец, подвел черту А. Ван-Вогт в рассказе «Чудовище»: люди далекого будущего, предсказывает фантаст, смогут перемещаться в пространстве вообще без каких-либо машин – пользуясь внутренними силами своего организма.

Писатели-фантасты приложили много сил и выдумки, изображая различные способы путешествий к иным планетам, звездам, галактикам. Разумеется, многое из написанного никогда не будет реализовано и покажется нашим потомкам смешным и наивным – подобно тому, как мы не можем без улыбки читать романы позапрошлого века, в которых говорится о полете на Луну в ящике с орлиными крыльями или на воздушном шаре. Вполне возможно, что в будущем, когда на повестку дня человечества встанет вопрос о дальних космических рейсах, ученые того времени найдут научно-техническое решение, не имеющее ничего общего ни с ракетным, ни с гиперпространственным или антигравитационным двигателями. Однако, хочется верить, что хотя бы часть усилий, затраченных современными фантастами, не пропадет даром, и хоть какие-то мечты наших дней окажутся осуществленными.

§2. Машина времени

Подавляющее большинство идей в научной фантастике заимствованы из научных или научно-популярних публикаций, из наблюдений за природными явлениями, даже из житейского опыта. Так, когда Ж. Верн описал «Наутилус», уже существовали примитивные подводные лодки, идею о летательных аппаратах тяжелее воздуха подсказало фантастам зрелище птичьего полета и т д… Машина времени – редчайший пример пионерской идеи, рожденной фантастом, а не ученым, и до появления в фантастике не имевшей аналога ни в науке, ни в природе, ни в фольклоре.

Впервые о возможности перемещений во времени сказал Г. Уэллс в романе «Машина времени» (1895). Заглавие романа стало нарицательным, отныне все фантасты станут так называть любые устройства для путешествий из настоящего в прошлое и будущее. В «Машине времени» под устройства такого рода подводится теоретическая база: время представляет собой четвертое измерение, следовательно, вдоль него можно передвигаться взад и вперед, как и вдоль любого из трех простанственных направлений. Сама машина описана не слишком вразумительно: «…Машина Времени, сделанная из бронзы, черного дерева, слоновой кости и прозрачного блестящего кварца». Ничего не сказано и о принципе ее действия. Впрочем, в этом не было необходимости, поскольку в романе Уэллса машина выполняет чисто декоративную функцию, выступая в качестве приема для иллюстрации социологических воззрений автора.

На протяжении полувека идея машины времени в фантастике почти не развивалась. Новые элементы появились только в 40-х годах, когда Р. Хейнлейн в повести «По пятам» показал, что путешествия во времени могут приводить к нарушениям причинно-следственных зависимостей, т е. – к парадоксам. Героя повести вызывают в будущее для выполнения некоего важного задания, причем в финале выясняется, что это он сам, постарев, вызовет себя из прошлого. Подобный замкнутый цикл получил впоследствии название «петля времени» или «кольцо времени». Затем Джон Уиндэм напишет рассказ «Хроноклазм» – тем самым в теорию темпоральных путешествий был введен новый термин, означавший катастрофическое нарушение причинно-следственных свзей, либо изменение хода исторических событий, обусловленные перемещением материальных предметов (в том числе людей) из будущего в прошлое.

Ряд принципиально новых моментов ввел в этот раздел А. Азимов, опубликовавший в 1955 г. роман «Конец вечности». Здесь путешествия осуществляются уже не при помощи отдельной машины времени – сквозь миллионолетия тянутся густой сетью Колодцы Времени, посредством которых можно попасть в любое Столетие. Специальная организация – Вечность – занята корректировкой истории, чтобы исключить войны, эпидемии, установление диктаторских режимов, другие потрясения. С этой целью гигантский Кибермозг рассчитывает необходимые изменения, Техники осуществляют Минимальное Необходимое Воздействие, и из истории вычеркивается какая-либо война, или государственный переворот, или научное открытие, которое может вызвать негативные последствия.