Зеленые береты

Первый взвод, в котором боевики, открывшие ответный огонь, смешались с мертвыми и ранеными, представлял собой удручающее зрелище. Огонь Вьетконга, хотя и неточный, был столь интенсивным, что Ритчи не мог приблизиться к раненым, которые стонали от боли. Винь лежал на земле рядом с Бартоном, а Хань находился впереди с остатками своей группы.

Бартон прокричал что-то прямо в ухо Виню, а потом перекатился ко мне.

– Остаемся здесь, мы уже и так потеряли слишком много людей в этой разведывательной операции, – пытался он перекричать шум пальбы. – Мы сможем продержаться до подхода второго взвода. Минут пять, не больше.

Спустя несколько минут я израсходовал весь свой боезапас; ослабевающий ответный огонь наших бойцов свидетельствовал о том, что боеприпасы подходят к концу у всего взвода. Тут, к нашему огромному облегчению, с юга донеслись мощные звуки выстрелов и взрывов. Похоже, что второй взвод застал врасплох сидевших в засаде вьетконговцев, которые, без сомнения, намеревались покончить с нами. Вьетконговцы тут же сменили направление огня. Второй взвод вытеснил их с позиций, и теперь мы слышали звуки яростного боя с севера, а затем все стихло: по всей видимости, коммунисты скрылись в джунглях.

Бартон встал на ноги и принялся подсчитывать потери. Можно сказать, что нам повезло. Прибавилось только двое убитых и трое раненых. Подошли бойцы второго взвода. Они находились в бодром настроении, избежав потерь и уничтожив несколько вьетконговцев. Свиггерт и Бартон помогли лейтенанту Виню сгруппировать два взвода в единую группу. Семерых убитых и двенадцать раненых несли в центре. Было выставлено фланговое охранение; мы ждали, пока Ритчи перевязывал раненых, пострадавших во второй перестрелке, и готовились к возвращению в лагерь.

Пока мы ждали, вернулась группа из четырех головорезов; все они широко улыбались. Раненых среди них не было, хотя на тигровых комбинезонах у двоих были пятна крови. Свиггерт мрачно смотрел, как они разложили что-то влажное и красное перед своими откровенно завидующими соратниками.

– Вот стервецы, – присвистнул Свиггерт, – воспользовались тем, что оказались ближе к врагу, и успели уже вырезать сердца у нескольких убитых ВК.

Оссидиан не скрывал своего восторга результатами нашей миссии. Теперь Ко Бинь станет не только любовницей полковника Линга, но и его ценным и надежным агентом. У нашей вылазки оказался еще один ценный итог: темпераментные разбойники из нашей команды Дельта жаждали новой встречи с Вьетконгом, чтобы жестоко отомстить за своих семерых мертвецов.

Выслушав краткое сообщение Бартона, Оссидиан поспешил в школу и сказал Ко Бинь, что она может передать Лингу: Нам Луонг потерял двадцать человек убитыми и тридцать пять ранеными. Вьетконговцы наверняка преувеличат и эти цифры, когда будут докладывать своему начальству, а значит, потери врага станут в их глазах еще серьезнее. Это будет означать, что части Нам Луонга вряд ли станут затевать новые операции, пока не наберут новых боевиков и оправятся от нанесенного морального урона.

В понедельник вечером американцы тихо отпраздновали успех нашей операции, приложившись к запасам бурбона, который я захватил с собой, и горячо обсуждая друг с другом достоинства своих жен и подружек. Меня всегда поражало, в какой зависимости от своих жен и семей находится большинство этих высококлассных и интеллектуально развитых военных. Лишь у Оссидиана не было ни жены, ни постоянной девушки, которые молились бы о его благополучном возвращении из Вьетнама.

Вторник стал для нас днем отдыха и безделья. Почти все, исключая двух медиков, у которых всегда работы было по горло, отдыхали и писали письма домой. Вечером из города вернулся Оссидиан, глаза его сияли от возбуждения. Полковник Линг собирался в среду прибыть в город, чтобы провести ночь с Ко Бинь. Свидание было назначено в доме мистера Хиня.

Для Оссидиана приближался момент торжества. Я понял, что сириец как раз и жил вот такими моментами, столь редкими даже в карьере разведчика-профессионала и уж совсем недоступными для новичка. Все остальное было для него просто существованием, серыми буднями.

Мертелл, тоже корифей разведки, хотя и куда более сдержанный как человек и как солдат, прекрасно понимал настроение Оссидиана и полностью доверил ему все детали планирования хотя и ставил тем самым на карту всю свою карьеру, если бы что-то сорвалось и вызвало серьезное неудовольствие высших вьетнамских чинов.

Почти вся ночь со вторника на среду была посвящена планированию операции и протекала в горячих спорах всей команды. Тем не менее Оссидиан, поддержанный Мертеллом, держал нити обсуждения в своих руках. Брэнди лишь в одном не соглашался с Оссидианом и настаивал на своем: на необходимости направить специальный, совершенно секретный рапорт майору Фэншоу. Оссидиан возражал, уверяя, что майор Ксуан, имевший свою агентурную сеть в американской команде Б, сможет ознакомиться с рапортом даже раньше, чем его увидит Фэншоу, и сообщит о нем начальству в провинции и командиру дивизии АРВ, который брал солидные взятки у мистера Хиня. В этом случае вся операция оказывалась под угрозой, и неизбежна была потеря еще одного ценнейшего агента.

Капитан Мертелл и сержант Оссидиан долго ломали головы над рапортом майору Фэншоу, и в конце концов текст его приобрел следующий вид:

Источник А-2 (А-2 считался почти максимально надежным источником, кодировка варьировала от А-1, наиболее надежного поставщика ценной информации, до Е-5, закоренелого лжеца, информация крайне ненадежна) сообщает, что полковник Линг, командующий войсками ВК данного округа, завтра вечером прибудет в центр провинции. Просим разрешения на его захват. Данная информация предназначается лишь для штаба сил специального назначения, а задержание указанного лица должно осуществляться лишь силами подразделения А-681. Просим ответить срочно. Мертелл.

Шифровка с этим рапортом ушла в команду в сразу после полуночи, а уже в два часа ночи томившаяся в нервном ожидании команда А получила ответ. Разрешение было дано, однако с требованием, чтобы после задержания Линг был передан в руки главы провинции.

– Ну что ж, и на этом спасибо, – прокомментировал Оссидиан. – Мы, разумеется, передадим его шефу провинции, когда сочтем нужным.

* * *

Дом мистера Хиня стоял на пересечении главной улицы столицы провинции и маленькой неосвещенной улицы. Большой дом из камня и бетона находился в стороне от дороги, и хотя мистер Хинь был, наверное, самым защищенным человеком в провинции, участок вокруг дома был обнесен концертиной. Парадный вход постоянно охранялся двумя солдатами. Так проявлял командир дивизии АРВ, расквартированной в провинции, свою заботу о главном местном бизнесмене и юристе.

Спустя полчаса после полуночи капитан Мертелл и сержант Оссидиан подъехали на джипе и припарковали его на главной улице неподалеку от перекрестка на противоположной стороне от резиденции Хиня. Оттуда были четко видны огни ворот и два солдата АРВ, лениво слонявшиеся около двух сторожевых будок. Я сидел на заднем сиденье джипа, откуда мог наблюдать за происходящим. Одновременно с джипом Мертелла припарковался и грузовик сержанта Свиггерта на боковой улице позади обнесенного колючей проволокой периметра вокруг особняка Хиня. Еще через несколько минут за ним припарковал закрытую санитарную машину сержант Таргар; машина была позаимствована в ABC для транспортировки раненых к самолету в Сайгон, который отправлялся на следующее утро.

В 0.45 шесть тщательно отобранных добровольцев из команды Дельта ("лучшие из второсортных людей Сайгона", как назвал их Свиггерт), одетых в черное, вылезли из грузовика Свиггерта. Двое из них несли лестницу. Они аккуратно положили ее на концертину и один за другим перебрались через колючую проволоку на задний двор особняка Хиня. Две фигуры проскользнули к фасаду дома, укрываясь в тени, пока не заняли позиции вблизи от охранников. Каждый находился теперь на расстоянии прыжка до своего солдата, готовый напасть на них и оставаясь невидимым в тени сторожевой будки.

Оставшиеся четверо боевиков стали карабкаться по камням, из которых были выложены стены дома, на второй этаж. Один за другим они достигли карниза, выступавшего на уровне второго этажа.

* * *

Ко Бинь, напрягшись всем телом, лежала рядом с ненавистным ей обнаженным мужчиной и смотрела в потолок. Хотя это противоречило всем вьетнамским традициям, она легко уговорила возбужденного и на все согласного полковника Линга широко открыть окно, сославшись на то, что может спать лишь при свежем воздухе. Мысли Линга все равно были заняты другим. Кроме того, он вот уже два года неизменно останавливался в доме Хиня, когда оказывался в центре провинции. О чем тревожиться, когда его покой охраняли правительственные войска?

Ровно в 0.55 – на руке Ко Бинь были часы со светящимся циферблатом, которые дал ей Оссидиан – она пошевелилась и, содрогаясь внутри от того, что ей приходилось делать, медленно передвинула свои гладкие стройные ноги, так что задняя часть ее бедер оказалась прижатой к промежности Линга. Именно так вьетнамские девушки предпочитали спать со своими возлюбленными, поскольку такая поза оказывала сильное чувственное воздействие на обоих партнеров. Полковник зашевелился. Зная, что она в последний раз отдается мужчине, который был виновником мучительной смерти ее отца, матери, брата и тысяч других людей, Ко Бинь мягко задвигала бедрами, массируя лоно полковника.

Линг сразу же проснулся, охваченный страстью и возбуждением. Обхватив ее жадными руками, он перевернулся, заставил ее раздвинуть бедра, и с похотью, давно уже не пробуждавшейся столь изысканными ласками, грубо овладел ею.

Тогда, как учил ее Оссидиан, уговоривший ее проделать все это с ненавистным полковником Вьетконга, она начала издавать притворные крики экстаза, которые становились все громче и громче по мере того, как обезумевший от страсти Линг терзал ее нежное тело со все возраставшей скоростью. Ее горловые стоны, имитирующие невыразимое наслаждение, столь необычные для обычно сдержанных и пассивных вьетнамских женщин из приличных семей, еще сильнее распаляли Линга, и его звериное ворчание разносилось далеко из раскрытого окна.

Четыре черные фигуры, еще шире распахнув окно, ворвались в комнату. Насладившись в течение нескольких секунд увлекательным зрелищем – привилегия, которую они, с их точки зрения, заслужили, – боевики обрушили на шею и голову Линга удары дубинок, которыми их снабдил Оссидиан.

Оссидиан прекрасно представлял себе, какую реакцию вызовет у маленьких негодяев обнаженное тело Ко Бинь, с которого они стянут оглушенного Линга. На какое-то мгновение каждый из них совершенно забыл о своем задании, вожделенно уставившись на девушку. Но они сразу же вспомнили угрозы Оссидиана. Вспомнили и о том, что в случае удачного завершения операции их ждет неделя отпуска в Сайгоне и пять тысяч пиастров каждому. Так что, когда Ко Бинь успела набросить на себя простыню и сесть в кровати, искушение уже прошло. Один из них остался, чтобы помочь Ко Бинь выбраться из дома, а трое остальных завязали вокруг пояса Линга веревку и осторожно опустили его из окна на землю.

Двое боевиков, задачей которых было обезвредить охрану, дождались, пока минутная стрелка на часах показала 1.05. Тогда каждый из них, держа за концы мягкий нейлоновый шнур, прыгнул на своего охранника и затянул шнур у того на шее, чтобы солдат не мог издать ни звука. Охранники увидели одетых в черное людей и поняли, что их ждет смерть. Трое других призраков в черном пронесли через ворота голого мужчину. Охранники не увидели знакомую санитарную машину, в которую похитители бросили свою жертву, и даже не слышали, как машина унеслась прочь.

Полузадушенные, находящиеся между жизнью и смертью, незадачливые охранники недоумевали, почему петли на их шеях не затягиваются сильнее. Они не увидели, как последний из боевиков провел, точнее, протащил через ворота полуодетую женщину и сел вместе с ней в кабину грузовика, который остановился возле ворот.

После этого удавки затянулись, и охранники умерли... на время. Когда они вернулись к жизни, вокруг никого не было, и из дома мистера Хиня не доносилось ни единого звука. Поскольку оба были целы и невредимы, никаких следов на шее ни у одного не осталось, они решили последовать примеру своих начальников и не раздражать руководство неприятными известиями. Вместо этого они с удвоенной бдительностью продолжали нести охрану парадного входа в дом мистера Хиня.

* * *

Местом встречи была выбрана квартира Ко Бинь рядом со зданием школы. Таргар втащил в комнату довольно тщедушного Линга. Голого полковника бросили на пол и направили на него свет слабой лампы. Трое похитителей смотрели на лежащего командира вьетконговцев сверху вниз. Оссидиан, Мертелл и я прибыли раньше в джипе, как только убедились, что операция прошла успешно. Чуть позже появились Свиггерт, Ко Бинь и остальные три члена спецкоманды.

Полковник Линг застонал, и Таргар кивнул трем боевикам, которые транспортировали его. Они сразу же навалились на лежащего Линга и держали его, пока Таргар вводил иглу с пентоталом в вену коммуниста.

Потом Линга положили на кушетку, и наступил момент торжества для Оссидиана. Через переводчика, которого он лично готовил в течение двух месяцев, Оссидиан в течение трех часов допрашивал лидера Вьетконга, к тому моменту до краев наполненного "сывороткой правды". Весь допрос был записан на пленку.

Тем временем Брэнди помог Ко Бинь успокоиться, беседуя с ней на французском, который был для нее практически родным языком. Он помог ей упаковать самые необходимые вещи, дал десять тысяч пиастров и предупредил, что, хотя мистер Хинь сотрудничает с Вьетконгом, местные власти ничего ему не сделают. Слишком уж много денег они от него получили.

– Поэтому, – сказал Брэнди, – вам лучше всего тихо вернуться в свою католическую школу и попросить, чтобы вас снова приняли на работу туда. У вас будет достаточно денег, чтобы спокойно и не привлекая к себе внимания прожить год-другой, а к тому времени Вьетконг откажется от попыток найти вас, если такие попытки вообще будут предприняты.

Мы с Брэнди отвезли Ко Бинь на аэродром. Было почти пять часов утра. Когда мы въезжали, охрана отсалютовала. Брэнди остановил джип, послюнявил палец, чтобы узнать направление ветра, а затем подъехал к краю взлетной полосы.

Несколько минут они с Ко Бинь побеседовали по-французски. Девушка сказала, что по-настоящему счастлива и уверена, что церковь простит ее, поскольку она помогла нам захватить лидера коммунистов.

Сверху донеслось жужжание крыльев и шум мотора, услышав которые Брэнди включил фары своего джипа. Через пять минут на полосу приземлился одномоторный вертолет Ю-10 и остановился перед машиной.

Только группа комплексных исследовании, боевое подразделение ЦРУ, пользовалась вертолетами во Вьетнаме. Брэнди проводил Ко Бинь от машины к вертолету, и пилот в гражданском помог ей забраться в кабину.

– Береги эту девушку как зеницу ока, – сказал Брэнди. – Она сделала очень много, чтобы эта война не вышла из-под контроля.

– Не беспокойтесь, капитан, – с улыбкой заверил его пилот. Убедившись, что Ко Бинь надежно пристегнута ремнями, он сел в кабину рядом с ней, включил мотор, и через несколько секунд вертолет был в воздухе.

Брэнди подождал, пока маленький летательный аппарат поднялся ярдов на пятьдесят, после чего вернулся к джипу, и мы поехали в город.

– Знаете что, – задумчиво произнес Брэнда, – а ведь это первая женщина-агент, которую мне удалось вытащить из дела живой. И именно ее мне больше всего хотелось увидеть живой.

– У нас вышел большой спор с Оссидианом из-за этой операции, – сказал он, улыбаясь. – Он считал, что девушка вполне сможет убедить Хиня в своей непричастности к случившемуся сегодня ночью и потом продолжить свою агентурную работу на нас.

Мы подъезжали к зданию школы, когда лицо Брэнди неожиданно просияло:

– Ну что ж, теперь у нас есть целый бордель и новая женщина-агент. С деньгами, которые этот бордель будет приносить нам, мы сможем пригласить на работу двух новых учителей, так что школа будет работать по-прежнему. То есть мы и дальше сможем делать то, что так нравится Оссидиану: убивать одним камнем сразу двух птиц.

Завершающий смертельный удар

Сайгон был местом отдыха и восстановления сил для любого из тех, кто сражался в Южном Вьетнаме, разумеется, если у него в карманах хватало пиастров. Не являлись, как я скоро убедился, исключением и вьетконговские партизаны.

Каждый американец хотя бы один раз за период срока своей службы во Вьетнаме оказывался в "восточном Париже". Они ели изысканные блюда и наслаждались обществом наиболее экзотичных и доступных женщин в мире. Если не считать признаков той жестокой партизанской войны, которая охватила всю страну.

С тех пор как я работал со спецназом в отдаленных районах, я старался как можно реже бывать в Сайгоне, но у майора Фрица Шерна именно в Сайгоне имелся офис. Шерн на средства спецназа руководил подготовкой вьетнамских рейнджеров, элитной боевой группы АРВ. Он родился в Германии и был членом Гитлерюгенда. В 1939 году, в возрасте пятнадцати лет, он покинул Германию, когда его отец направился в Соединенные Штаты, чтобы вступить во владение процветающим бизнесом своего умершего в Милуоки брата.

Фриц из воинственного молодого немца превратился в воинственного молодого американца и оказал значительные услуги Соединенным Штатам со дня высадки союзных войск в Нормандии и до конца войны. Он был воином от природы, и по окончании колледжа и попыток заняться бизнесом он вступил в армию. Во время войны в Корее был дважды ранен, с подразделениями спецназа впервые столкнулся в 1953 году, почти сразу после возникновения и укомплектования этой службы. С этого момента его судьба была неразрывно связана именно с этими частями. Он превратился в своего рода легенду спецназа. Скажем, во время службы в 10-й группе сил специального назначения в Бад-Тельце он был настолько популярен, что баварцы хотели избрать его мэром города. Шерн был вынужден отказаться. Армия запрещала военнослужащим совместительство, да и государственный департамент лишал граждан США права избираться на выборные официальные должности в зарубежных странах.

Майор Шерн одним из первых в частях спецназа участвовал в боях с коммунистами Патет Лао в Лаосе и к тому же отбыл два срока во Вьетнаме. Куда бы я ни попадал, всюду мне рассказывали истории о Фрице, и вот наконец я договорился о встрече.

Трудно было выбрать менее подходящий момент для приезда в Сайгон. Столица Южного Вьетнама готовилась ко второму снежному бурану в году – к прибытию целого самолета высших чиновников администрации Соединенных Штатов из Вашингтона. Незадолго до этого визита были разосланы подробные инструкции по составлению оптимистических докладов о ходе военных действий. Время это неизменно становилось обескураживающим и ненавистным для боевых офицеров, которым было хорошо известно истинное положение дел.

Я встретил майора Шерна в его офисе в здании ABC, а вечером мы с ним выпивали на крыше отеля, в котором он жил. Оказалось, что у нас много общих знакомых, включая капитана Энди Беллмана, убитого во время очередной операции рейнджеров, вскоре после его перевода из Форт-Брэгга к Фрицу Шерну в качестве помощника. Время летело незаметно, и вот уже мы с Шерном разговаривали как старые друзья, обсуждая предстоящие переговоры на высшем уровне. Он с брезгливостью рассказывал мне, что последние дни провел, составляя свою долю "благоприятных" сообщений о боевых действиях; неприкрытая правда, которую он охотно сообщил бы лицам, ответственным за принятие решений в Вашингтоне, была отвергнута.

– Я еще никогда, за все годы службы, не видел такого количества охваченных паникой полковников и генералов, – говорил Шерн своим неожиданно высоким голосом. – Я тут был в посольстве на лекции. Все боятся, что кто-нибудь начнет раскачивать лодку. Вот что значит – год выборов. – Он задумчиво посмотрел на крыши домов сайгонской китайской общины. – Всех, кто может что-нибудь громко вякнуть не вовремя, сейчас под разными предлогами убирают из Сайгона.

Фриц улыбнулся мне.

– Но я тебе вот что скажу – правительство Соединенных Штатов, возможно, и не идеальное правительство, но все-таки лучшее из всех, которые знала история.

Он допил пиво.

– Ну так вот, меня хотят убрать из Сайгона до приезда госсекретаря и его команды, которые прибудут на следующей неделе. Поэтому я вывезу свой выпускной класс рейнджеров на операцию против Вьетконга. Хочу посмотреть, как они справляются с движущимися и стреляющими мишенями.

Я сказал, что хотел бы поучаствовать в подобной операции.

– Я бы на твоем месте не так рвался туда, – сказал он. – В последней операции такого рода было совершено убийство Энди Беллмана.

– Совершено убийство!

– Да, убийство, – резко повторил Шерн. – Мы подверглись удару батальона отборных вьетконговцев. Энди был ранен в обе ноги. Нужно было отступать, иначе мы потеряли бы весь наш класс. Когда ВК наконец скрылись в джунглях, мы вернулись на поле боя и обнаружили, что Энди убит выстрелом из пистолета в голову с расстояния примерно в шесть дюймов. Классический завершающий смертельный удар.

– Но это не похоже на ВК...

– Сведения об этой операции засекречены, – сказал Шерн.

Я хорошо чувствую, когда человек не хочет говорить.

– Мне нужно еще пару дней побыть в Сайгоне, – сказал я. – Может быть, подвернется интересный сюжет. Но я не смогу оставаться здесь дольше, особенно теперь, когда должны приехать все эти шишки. Ну так что? Возьмешь меня на свою операцию?

– Завтра воскресенье, – произнес Шерн. – Приходи в "Секле Ракетт", будешь моим гостем. Там и потолкуем об операции.

– Звучит заманчиво.

– Я вступил в клуб пару месяцев назад. Теннисные корты, большой бассейн, много красивых француженок... Ну, разумеется, все они терпеть не могут американцев. – Шерн рассмеялся. – Теперь я хорошо понимаю, что переживали мои кузены из фатерланда, когда оккупировали Париж во время той войны.

– Ну, не так уж они сильно нас ненавидят, если позволили американцу вступить в свой клуб, – заметил я.

– Чистый экономический расчет. "Секле" очень дорого обходится, а теперь в Сайгоне не так много богатых французов, как раньше. Между прочим, я там всегда разговариваю по-французски. Не так очевидно, что мы американцы.

– Ну что ж, считай, что имеешь гостя, который тоже говорит по-французски, – добавил я.

– Отлично. Я заеду за тобой завтра утром.

Точно в 11.00 Шерн прибыл в Континентал Палас. На нем были белые парусиновые брюки и спортивная рубашка. Когда мы поехали, я обратил внимание на его стильный вид.

Через пятнадцать минут мы приехали в "Секле Ракетт" – оазис в самом центре душного города. Двери черного дерева, отделанные бронзой, выделявшиеся на фоне высокой белой стены, вели в сад с аккуратными газонами и кустами, подстриженными в форме параллелепипедов. Шерн проводил меня по лестнице в большое здание колониального стиля, где мы переоделись. Сидя у бассейна, мы заказали перно с водой и беседовали по-французски, используя английский только в технических целях. Мы купались и загорали.

– Может, сыграем партию в теннис перед ленчем? – предложил он.

– О'кей, если у тебя найдется лишняя ракетка.

Он сходил в раздевалку, принес две ракетки, и мы пошли к кортам. Тут Шерн неожиданно вздрогнул и уставился на один из кортов, где шла игра смешанных пар. Обе девушки были весьма привлекательными, особенно – блондинка с длинными волосами. Но внимание майора сосредоточилось на ее партнере.

– Это же ковбой! – воскликнул Шерн. В голосе его прозвучали нотки изумления. Он имел в виду смуглого, хорошо сложенного мужчину в сетчатой майке, который делал подачу.

– Ковбой? – переспросил я.

– Давай-ка присядем, – предложил он. Я последовал за ним к столику, стоявшему в тени ближайшего дерева.

– Что это с тобой, Фриц? – спросил я, усаживаясь в плетеное кресло.

Шерн некоторое время молчал, а потом повернулся ко мне и сказал несколько неуверенно:

– Я говорил тебе, что все это засекречено. Ты ведь знал Беллмана. – Он бросил взгляд на корт и продолжал: – Вот тот жеребец, который только что выиграл подачу, как раз командовал батальоном ВК, который напал на нас во время последней операции. Именно он и убил Энди.

– Но он же белый!

– Видишь ли, все это строго секретно. Если это выплывет наружу – конец моей карьере и не избежать крупного международного скандала.

– Ты можешь вполне довериться мне, Фриц. Так что там случилось?

Шерн, не отрываясь, смотрел на теннисиста.

– Мы называли его ковбоем. Он носил стенсоновскую шляпу, всегда ходил голым по пояс, на шее висел свисток. В "ливайсах" и ковбойских сапогах. Он, конечно, француз.

– Значит, правду говорят, что у ВК есть французские советники.

– Это не советники. Они руководят боевыми действиями. Они практичнее нас, – ехидно добавил Шерн.

Я посмотрел в сторону корта.

– Значит, именно этот парень убил Энди Беллмана?

– Точно. Из 45-го калибра, прямо в голову. Я видел его в полевой бинокль, хотя и не знал, кто он такой. Да, точно, это ковбой. Другие подразделения рейнджеров и парашютистов тоже пострадали от него. Он вывел из строя не менее двух лучших рот, жестоко потрепав их, пристреливая раненых. Особенно нравилось ему убивать американцев.

– Похоже, твой ковбой многого добился в поднятии боевого духа своего подразделения.

– Да, в этом ему не откажешь. Мы только начали вырабатывать у так называемых элитных подразделений АРВ уверенность в себе и в нас, а он все это порушил к чертям собачьим. Наши подчиненные стали думать, что американские советники хуже, чем ковбой и другие лягушатники, сотрудничающие с коммунистами.

– А на самом деле американские советники, конечно же, лучше всех? – задал я провокационный вопрос.

Шерн свирепо посмотрел на меня.

– Все зависит от того, кто отдает приказания на поле боя. Если бы я действительно командовал батальоном вьетнамских рейнджеров, которых сам обучал, то мы могли бы уничтожить любую боевую единицу ВК. Целый полк ВК. Но ты же знаешь, что такое – быть советником, ждать, пока твой напарник соизволит решить, стоит ли ему что-то принять из твоих советов и что именно, и лишь потом он начинает действовать.

Шерн сидел в плавках, с полотенцем на шее и не отводил глаз от мужчины на теннисном корте.

– Только из-за того, что проклятые лягушатники проиграли свою войну и их вышибли из богатейшей колонии, они не могут теперь позволить победить нам.

У французов существует странное убеждение, что они могут вести дела с коммунистами. Если эти люди, – и тут он махнул рукой в сторону, как 6ы указывая на всех французских колонизаторов, ставших анахронизмом, – и Франция смогли уговорить Соединенные Штаты сесть за стол переговоров и нейтрализовать Южный Вьетнам, то теперь они думают, что комми позволят им контролировать их собственность здесь, вместо того, чтобы отдать права на нее вьетнамцам в соответствии с соглашениями, подписанными в Женеве, после того, как их разгромили под Дьен Бьен Фу.

Шерн передернул плечами.

– А поскольку наши руки в этой войне связаны, то мы кончим так же, как французы. Но, на мой взгляд, французы подлы, нечестны, отличаются жадностью, злобой...

– Что-то чудится германское в твоих словах, – не удержался я.

– Что бы там ни было, этот подонок убил Энди. Теперь, когда я знаю, кто он, ему не уйти от расплаты!

– Хотел бы я на это посмотреть.

Теннисный матч закончился, ковбой и его очаровательная партнерша победили с большим преимуществом. Они немножко поболтали с соперниками у сетки и затем направились в нашу сторону, чтобы занять соседний столик в тени. Рядом с ними тут же оказался официант-вьетнамец, принял заказ и ушел.

– Французы здесь пользуются преимуществом, – сказал Шерн по-английски, когда официант подошел к соседнему столику с заказом. Затем обратился к официанту на плохом, но понятном французском:

– Я пытаюсь сделать настоящих бойцов из ваших вьетнамских рейнджеров, а когда прихожу сюда, чтобы отдохнуть, меня не желают обслуживать.

Официант мог ответить, что был очень внимателен ко всем просьбам американского офицера запоследние полтора часа. Он мог бы обратить внимание на то, что французский нового посетителя неожиданно ухудшился. Однако он не сделал этого и с каменным лицом принял заказ на еще две порции пива Бамуиба.

Француз за соседним столиком слушал очень внимательно и даже повернулся, чтобы взглянуть на Шерна. Шерн обратился ко мне, на этот раз по-английски.

– Мне иногда кажется, что нам, американцам, не очень-то рады в этом клубе. Я уже два месяца хожу сюда, и никто не заговорил со мной, кроме других американцев.

Потом он повторил ту же фразу на французском и опять достаточно громко. Я согласился тоже по-французски.

Шерн добился своего. Француз за соседним столиком откашлялся и на чистом французском сказал:

– Пардон, месье. Я случайно услышал то, что вы сказали. Разрешите представиться и уверить вас, что мы лично счастливы видеть вас и других американцев в нашем клубе.

Шерн повернулся в кресле, чтобы посмотреть на улыбающегося француза.

– Благодарю вас, месье. Вы первый из членов клуба сочли возможным познакомиться со мной. Я – майор Фриц Шерн.

– Анри Гийо, – назвал себя француз и сделал вежливый жест в сторону прелестной загорелой блондинки. – Позвольте представить вам мадемуазель Денизу Лефевр.

Шерн встал и поклонился.

– Рад познакомиться, мадемуазель, – сказал он очень любезно. Вдоволь насладившись зрелищем очаровательной девушки, чьи теннисные шорты и майка подчеркивали достоинства ее фигуры, он представил меня.

– Очень приятно, – сказал я, вставая и слегка кланяясь.