За окном стемнело. Я набрала ванну, плеснула туда какую-то ароматную дрянь и с наслаждением погрузилась в воду. Минут через пятнадцать скрипнула дверь. Лучший мужчина в моей жизни пришёл. «Только вот к кому — к Лу-Лу или ко мне?» — непрошеная мысль вызвала чувство тревоги… Не хватало влюбиться в этого… тюремщика.
— Привет, синеглазый. Убивать меня пришёл? — я набрала полные пригоршни вспененной воды и плеснула в Егора. Увернуться он не успел.
— Нет, только насиловать!
— Эй, послушай! Подожди, — но Егор уже разделся, запрыгнул в воду и увлечённо принялся сдувать пену с моих сосков. Я покосилась в сторону камеры. Егор проследил мой взгляд:
— Я отключил. Всё равно, от меня не убежишь.
В ответ на такое заявление мне оставалось лишь мысленно покрутить пальцем у виска.
— Послушай, синеглазый, как-то неромантично. Где свечи, шампанское, музыка?
— Всё уже организовано, но сначала я хотел с тобой поздороваться, — Егор встал из воды и прошёл в комнату (боже, какое тело!). Спустя минуту заиграла музыка, я ухмыльнулась: «Снилось мне». Призрак передал-таки «посылочку».
Я проснулась, когда небо за окном начало светлеть, бесшумно, чтобы не разбудить Егора, выбралась из постели, достала диск, он же — прототип. Внимательно изучив отражение в зеркале, создала модель. Отправив лже-Лу-Лу под душ, сама залезла под кровать, прижалась к стене. Потянулись часы ожидания. Модель сохраняла стабильность на расстоянии до десяти километров от ХЗЧ и не требовала особого контроля. Могли возникнуть проблемы с речью, но я вложила в память универсальную фразу: «Не хочу об этом говорить». Если мне придётся отвлечься от управления или потерять лже-Лу-Лу из виду, на любой вопрос она ответит этой фразой.
День начался. Егор давно ушёл, поцеловав на прощание лже-Лу-Лу, вскоре принесли одежду, завтрак не дали — зачем, всё равно будут убивать… Лежать под кроватью было скучно и пыльно, но я терпела, попутно отрабатывая технику управления моделью. Убедившись, что нужный уровень контроля достигнут, немного расслабилась. Наконец, за Лу-Лу пришли. Подчиняясь моим мысленным приказам, она вышла вслед за похитителями. Кое-что из окружающего я могла видеть её глазами, поэтому посадить Лу-Лу в машину не составило труда. Я насчитала восемь человек «почётного сопровождения». Егор вёл второй автомобиль. Выражение его лица мне очень не понравилось. Не помешал бы…
Забыв на некоторое время о лже-Лу-Лу, я поспешила покинуть особняк. Забрав пленницу, дверь в комнату запирать не стали, про видеокамеры, по всей видимости, вовсе забыли, и я вышла в коридор. Требовалось раздобыть какую-нибудь одежду. За первым же поворотом мне навстречу попался один из охранников, что-то жующий на ходу. Он не ожидал нападения, а я неплохо умела драться, так что вскоре парень отдыхал в углу. Его одежда была мне велика, но выбирать не приходилось.
Я беспрепятственно покинула особняк. Если в нём и остались ещё охранники, то занимались они чем угодно, кроме выполнения своих обязанностей.
Место, где меня ожидала машина, Призрак обрисовал тщательно, и я быстро вышла на нужную дорогу. Увидев меня в нелепом, не по росту, камуфляже, водитель потянулся было к оружию, но, разглядев лицо, заулыбался. Можно было отключать ХЗЧ и возвращаться домой… Богатый папочка перехватит похитителей, разнесёт в щепки, закатает в асфальт… Неожиданным ударом я вырубила водителя, забрала пистолет и села за руль.
Вести машину и одновременно запоминать глазами лже-Лу-Лу дорогу было трудно. Я торопилась. Разрыв между моделью и ХЗЧ почти достиг критического. Выжимая из машины максимально возможную на просёлочной дороге скорость, я сократила его до пяти километров, но по времени катастрофически опаздывала. Оставался небольшой шанс, что, увидев в машине лже-Лу-Лу, бойцы богатого папочки остерегутся открывать огонь. Казалось, я слышу, как хихикает Призрак.
Я успела. Две машины замерли на поляне, восьмерым похитителям было неуютно стоять под прицелом пары десятков стволов. Егор держал лже-Лу- Лу, и было непонятно, то ли он ею прикрывается, то ли сам её прикрывает. Напряжение нарастало, ситуация грозила выйти из-под контроля.
Прячась за деревьями, я осмотрела поляну и приняла решение. По моей команде лже-Лу-Лу толкнула Егора в пространство между машинами и прикрыла его своим телом. Последовал логичный ответ на неожиданность: обе стороны открыли огонь. Когда выстрелы смолкли, я отключила ХЗЧ и вышла на поляну. Мне пришлось быть очень убедительной, и вид приставленного к виску пистолета сыграл свою роль. Матерясь, папочкины бойцы проводили нас с Егором до машины.
* * *
Вечером в моей квартире произошёл разговор с нанимателем. За самоуправство я лишилась значительной части вознаграждения. От его остатка мне пришлось отказаться, дабы успокоить жажду мести оскорблённого папочки — проще говоря, я выторговала Егору жизнь. Призрак хохотал в голос.
В качестве слабенького утешения ХЗЧ осталось у меня. Егор, слегка сдурев от свалившихся на него потрясений и запутавшись в «сумасшедших девках», покинул мою квартиру, хлопнув дверью. Призрак произвёл обратный обмен, и папочка с Лу-Лу удалились. В довершение всех бед явился Лёша с букетом облезлых гвоздик… Лёша вылетел за порог, а я, выбросив по пути гвоздики в мусоропровод, ушла к Нюрке, с которой и напилась, как сапожник…
Скрофа. Алхимик
Профессор Калифорнийского университета Джеймс Фуллер, затаив дыхание, смотрел на монитор. Всё! Он сделал это! Нобелевка у него в кармане! Диаграммы, графики, всплывающие цифры были именно такими, к каким он стремился вот уже три года.
Профессор включил «Сказки венского леса» и начал танцевать вальс с воображаемой партнёршей прямо посреди захламлённой лаборатории. Эмоции переполняли его, хотелось петь, хотелось взлететь и всем рассказать о том, что он всё-таки сделал это! Три года каторжного труда увенчались успехом! Теперь он будет богат!
Его изобретение обладало уникальными свойствами. Больше всего вещество походило на желе — зеленоватая студенистая масса. Но! Фуллерит чрезвычайно чутко реагировал на мю-волны, испускаемые человеческим мозгом, и мог менять структуру нового вещества на молекулярном уровне. Человек мог менять вещество! Достаточно было находиться на расстоянии до пятидесяти метров от определённого объёма фуллерита, чётко и ясно представить себе какой-либо предмет, и изобретённая учёным субстанция тут же меняла свою молекулярную структуру так, что становилась этим задуманным предметом. И чем более ясно предмет представлялся в сознании человека, тем более похожим на него становился фуллерит.
Джеймс битых три часа забавлялся со своим детищем. Фуллерит становился карандашом, ластиком, листом бумаги, бутербродом, стаканом. Кроме того, этот материал был чрезвычайно прост и дёшев в изготовлении.
И ещё его можно было настроить на «подчинение» волнам мозга только одного человека. Это феноменально!
* * *
Следующим утром профессор неторопливо шёл по коридорам родного университета. Он был чисто выбрит и аккуратно причёсан, элегантно одет. На среднем пальце правой руки поблёскивал большой золотой перстень с огромным бриллиантом, а в левой руке учёный небрежно держал кейс из золота. Профессор старательно сохранял скучающее выражение лица, кивая знакомым. Этакий лондонский денди-плейбой. Народ расступался перед ним и застывал у стен с широко открытыми глазами.
Фуллер нарочито медленно продефилировал в свой кабинет. Закрыв дверь, он первым делом поставил кейс на пол и стал разминать кисть руки.
Кейс из чистого фуллеритового золота был чертовски тяжёл, несмотря на то, что Джеймс специально сделал стенки потоньше. Но ради произведённого эффекта можно было и потерпеть.
Ждать долго не пришлось, коллеги начали вторгаться в кабинет уже через несколько минут. Заходили вроде как по делу: спросить что-нибудь, попросить книгу или диск. Потом как бы нечаянно замечали золотой кейс, ахали, осматривали, опять ахали, затем переходили к перстню. Джеймс объяснял со снисходительной улыбкой, что получил наследство.
Это был день его триумфа.
Правда, вечер немного не удался: у лифта Фуллера поджидали двое молодчиков, которые без лишних слов ударили его в челюсть, отобрали перстень с кейсом и прыгнули в лифт. Двери закрылись, и тот поехал вниз. Профессор сидел на полу, потирая челюсть, но не теряя присутствия духа. Золотой кейс они захотели! Как же!
Он закрыл глаза и представил себе кейс. Затем представил, что золото медленно превращается, превращается золото… Так, а во что бы его превратить? О! Есть идея!
Тут же из шахты лифта донеслись приглушённые, но выразительные проклятия. Лифт остановился и поехал вверх. По спине профессора пробежал холодок. Наверняка им не понравилось, что золотой кейс у них в руках превратился в кучи экскрементов, которые к тому же забрызгали грабителей с ног до головы. Сейчас они ему проломят череп!
Нужно было что-то придумать ещё.
Фекалии медленно превращаются… превращаются… в застывший цемент!
Двери лифта открылись, внутри стояли две бетонные куклы. Джемс потрогал неподвижные тела, ухмыльнулся и спросил:
— Парни, вы когда-нибудь слышали про волшебство? — парни, как сумели в своих бетонных бандажах, кивнули.
— Так вот, если я ещё раз вас увижу рядом, превращу в лягушек. Понятно?
— Понятно, — неудавшиеся грабители выглядели весьма плачевно.
— Прости нас, Великий Маг! — невнятно добавил тот, челюсть которого была в состоянии более или менее двигаться.
Фуллер улыбнулся. Великий Маг! А в этом что-то есть…
Цемент стал простой водой, и мокрые грабители сломя голову помчались вниз по лестнице, перегоняя друг друга.
Хорошенько поразмыслив, Фуллер решил не обнародовать своё открытие. Появление на рынке материала, изменяющего структуру всего лишь под воздействием мысли, влекло за собой не самые радужные последствия. Даже если он изменит свойства материала, чтобы фуллерит смог возвращаться к исходному состоянию через непродолжительное время. В любом случае им будут широко пользоваться мошенники. Скажем, изготовить банковский чек на крупную сумму или золотые часы. Неважно, что обман быстро раскроется — негодяи уже успеют скрыться. А крайним будет Фуллер. Особо умные догадаются, что Фуллер знает, как сделать структуру стабильной, и ему тогда не жить. Нужно немедленно уничтожить всю информацию в компьютере и перенести её на диски.
Весь следующий день он провёл в лаборатории, выполняя задуманное. Некоторое количество экспериментального фуллерита он отложил про запас. Всю информацию из компьютера он перенёс на CD диски, а жёсткий диск заполнил всякими бесполезными графиками, диаграммами и формулами, не имеющими отношения к фуллериту — пусть желающие проникнуть в его секреты поломают голову!
А вот дома его ждал полный разгром. Кто-то перерыл все его вещи. Эдак лихие люди в поисках фекально-золотого кейса могут причинить ему серьезные неприятности, подумалось профессору. Пришлось на следующий день старательно рассказывать всем друзьям и знакомым, что вчера хотел их всего лишь разыграть. Что кейс на самом деле обыкновенный, просто покрыт «золотой» краской. Что и демонстрировал. Друзья хохотали, признавали: розыгрыш получился что надо. Вскоре Фуллер почувствовал, что внимание к нему ослабло, особенно после того, как кто-то покопался в его файлах.
* * *
Вскоре Фуллер познакомился с Анжелой — молодым преподавателем физики, только что начавшей работать в университете. Оказалось, что они родом из одного города, и их семьи даже немного знают друг друга. Они стали встречаться.
Тёплым летним вечером они прогуливались по центральной улице.
— Анжела, не хотите поужинать? Уже поздновато, а я что-то проголодался. Ужин вместе с вами будет праздником для меня, а их так мало в жизни.
— Хорошо, — засмеялась она. — А куда вы предлагаете пойти? Сразу предупреждаю, крупные рестораны мне не нравятся.
— Тогда предлагаю самим приготовить ужин.
— Отлично! Могу приготовить жаркое из баранины с зеленью. Пробовали?
Джеймс представил себе это чудо:
— Нет, но у меня уже текут слюнки! Предлагаю купить вина к жаркому!
Они зашли в магазин, прошли к винному отделу и начали обсуждать достоинства и недостатки вин. Шум и крики у кассы привлекли их внимание. Джеймс обернулся и тут же получил удар по голове. Мир вокруг него взорвался и исчез.
Он пришёл в себя, лёжа на полу. Грабители размахивали дробовиками и орали на покупателей. Снаружи раздавался голос полицейского, усиленный громкоговорителем. Ситуация была как в фильме — магазин окружён полицией, грабители взяли заложников и требуют машину, деньги и чёрт знает что ещё.
Фуллер аккуратно, стараясь не привлекать лишнего внимания, снял с себя поясной ремень из фуллерита и положил его на пол. Сосредоточился. Ремень исчез, на его месте появился белый туман, который постепенно оформился в человеческую фигуру.
* * *
Деннис нервничал. Дёрнул чёрт его согласиться обчистить этот паршивый магазин! А теперь их обложили легавые. Чёрт! Да ещё и Майк нанюхался своей дряни, теперь вообще ничего не соображает. И надо же так глупо попасться! Теперь ему впаяют гигантский срок. А Майку всё по барабану — его и так разыскивают в трёх штатах, и ему светит пожизненное. Чёрт! Так не хочется мотать ещё один срок, а ещё больше не хочется умирать. Но пока есть заложники и шанс выбраться из этого чёртового магазина живыми, ещё не всё потеряно.
Майк что-то орал полицейским, размахивая дробовиком. «Нужно держаться от него подальше — эдак он и меня пристрелит».
Внезапно Деннис услышал какой-то шум в углу, где лежали на полу заложники.
— Кому там жить надоело, зас… — крик застрял у него в глотке. Посреди стеллажей поднималась прозрачная фигура Христа. «Призрак? Или сам Господь явился к нам, дабы удержать?»
Деннис остолбенел. Христос улыбнулся и поднял правую руку, благословляя его. Грабитель бросил оружие и упал на колени, истово крестясь.
Майк услышал звук падения дробовика, резко обернулся и тоже замер от изумления. Христос повернулся к нему и снова ласково улыбнулся.
Мозг несколько секунд обрабатывал увиденное и выдал ответ: «Майк, чувак, эти легавые хотят взять тебя на испуг, нарядили какого-то хлюпика в хламиду и теперь ожидают, что ты обделаешься. Но ты ведь не такой?!»
С криком: «Получите, сволочи! Вам не взять меня!» бандит выпустил все шесть патронов из дробовика в призрачную фигуру. Стеллаж с чипсами разлетелся в клочья, а фигура осталась стоять, как ни в чём не бывало. Майк неожиданно тонко завопил и упал на колени.
Фуллер дал своему препарату команду превратиться в обыкновенный воздух, и фигура Христа исчезла. В тот же момент в магазин ворвались полицейские и скрутили обоих нападавших.
Присыпанные чипсами заложники начали подниматься с пола. Детективы опрашивали очевидцев, но все дружно твердили про явление Господне. Полицейские долго ломали голову, как всё это описать в отчёте, потом плюнули и написали, как есть.
Про «явление Господа» рассказали все газеты США. Экстрасенсы подтверждали наличие непонятной сверхсилы на месте визита «Христа». Католическая церковь выкупила магазин у его владельца (тот, кстати, не стал зевать и заломил огромную цену) и устроила в здании церковь Явления Господня. В особом помещении здесь хранился дробовик Майка и дробинки, прошедшие через «тело Христа». В город начали стекаться многочисленные паломники. И, что самое интересное, кривая преступности заметно снизилась.
* * *
Вскоре Джеймс и Анжела поженились. Через три дня после свадьбы он рассказал Анжеле про фуллерит, попутно показав его в действии. Анжела долго переваривала услышанное, но, будучи физиком, довольно быстро разобралась в ситуации.
— Дорогой, погоди, так эта история про золотой кейс — правда?
Джеймс кивнул:
— А здорово получилось. А помнишь, тогда, в магазине…
— И это твоя работа? — Анжела остолбенело замолчала, открыв хорошенький ротик.
Фуллер с огррррромным удовольствием глядел на ошарашенное лицо своей жены. Ради этого момента он был готов отказаться и от Нобелевки.
Подушка с силой опустилось ему на голову.
— Сволочь! Негодяй! Ты не мог мне раньше сказать? Я потратила пять тысяч долларов на освящённый крест, содержащий в себе одну из «святых дробинок»! А это, оказывается, липа! Аферист! Алхимик!
Анжела в ярости колотила его подушкой, а Джеймс с хохотом уворачивался. Семейная жизнь начиналась хорошо…
Mar. О вечном
Я висела вниз головой на страховочном тросике и критически разглядывала тюнинг кораблика. Внизу стоял Маляр и ждал моего решения.
— Вжжжжжжжж! — это я лихо пролетела вдоль корпуса.
— Принято! — переворачиваться мне было лениво. — Давайте свои бумажки.
Маляр выволок из портфеля толстенный том контракта, и я накарябала свою подпись на последнем листе. Контракт был огроменный — ещё бы, я с самого начала настояла на том, чтобы все чертежи и схемы изменений были в одном месте. Электроника электроникой, а бумажки — бумажками.
— Ну, теперь твоя душенька довольна? — это мамахен подтянулась. Пришлось натянуть на лицо радостную улыбку и перевернуться в нормальное состояние.
Вишу и смотрю на них обоих — представителя компании по производству межгалактических персональных кораблей типа «янг» и мою мамахенцию.
— А вы, — говорю, — ничего вместе смотритесь. Колоритно.
Мамахен покраснела. Она что — думала, я слепая? И этот тоже хорош… работничек. М-малярррр! Каждый день чай пить набивался. Впрочем, сделали-то мне в результате не кораблик, а конфетку, так что это я, скорее, от ревности. В конце концов, мамахен, наверное, имеет право на какое-то личное счастье после того, как меня шестнадцать лет воспитывала. Я-то лучше всех понимаю, какое я на самом деле сокровище. И М-маллляррр понимает. Достала я его здорово за этот месяц. Ну и хорошо — больше мамахенцию ценить будет.
— Рикки, — мамахен себя в руки взяла, — господин Маляр подал твои документы в лучшую школу. И тебя приняли, Рикки-Мария Даррис. Я даже мечтать о подобном не могла.
Ого! — оказывается, тут ещё серьёзнее, чем оно с носа кораблика выглядело.
— Благодарю вас, господин Маляр, — отвечаю. И чёрта с два вежливость у меня в голосе есть, потому что я давно с Тонио и Лемкой договорилась о Политехническом. И теперь даже подумать страшно, что ребята мне выскажут. А они выскажут! Потому что оба полгода радиофизику долбят как ненормальные. Это у меня она от зубов отскакивает, как горох. А Лемка вообще последние полгода спит по пять часов в сутки. И тут я ему скажу, что меня куда-то там записали и отправили?? Ну уж нет!
— Я, господин Маляр, — говорю, — в Политехнический на Гейтс-3 поеду. Только с Леммом Карди и Тонио Личчони. Так что… — и руками развожу.
Мамахен вспыхнула, как девчонка. Она, собственно, и есть девчонка — клонировала меня сдуру, когда ей лишь десять лет было. Бабка (это которая её бабка, а не моя) про это дело раньше мамахенской маманьки узнала. В общем, пока у мамахен прав на собственный «янг» не было, мы у этой самой бабки и жили. А потом — да, в «янг», и по планетам. Бабка шипит, но до сих пор мамахенские счета оплачивает — богатая. И мои. Но я аккуратно деньги трачу. Стараюсь, во всяком случае.
Смотрит, значит, на меня Маляр. Ехидно так смотрит. Очень ехидно.
— А я, — говорит, — тебя неплохо изучил, Рикки. Можешь сказать своим Карди и Личчони, что они тоже зачислены. Надеюсь, тебе и им не составит особого труда сдать экзамен на вождение «янгов»?
И нежненько так мамахен за плечики обнимает. Демонстративно. Дескать, всё с тобой решили, девочка, — собирай манатки и вали отсюда.
— Спасибо, господин Маляр, — отвечаю. — Мы втроём на права уже две недели как сдали, пока вы мой «янг» доводили. Так что я им скажу — и можем лететь. Вы только скажите, куда.
— А у тебя в навигации всё записано, — улыбается Маляр. — Так что можете отправляться. Школа хорошая, вам там скучно не будет.
И сияет весь, вместе со своей лысиной. Он вообще напрочь лысый, тощий, высоченный, нос крючком, одёжка сидит, как влитая. И ещё я с самого начала поняла, что ко мне и к моим друзьям (а мы и вправду не разлей вода) он относится… ну, как моя мамахен к тараканам, только лицо у него при этом непробиваемо-вежливое. Безупречно-вежливое.
Бедная мамахен. Собственно, она-то, как я понимаю, представляла из себя очень большую ценность — не так много в наши дни осталось биологически рождённых женщин. Только элита, говорят, держалась, — королева там, принцессы, богачи да богачки разные. Их в новостях часто показывают. Внешне никакой разницы, но при этом всегда добавляют: урождённая живорождённая. А у меня в документах стоит «клон-дочь». Тонио и Лемка — клон-сыновья, их папахены себе в свое время завели. Мы дружим года два, как только мы с мамахенцией на эту планетку прилетели и я на ней в школу пошла.
Маляр тоже был живорождённым. Чёрт его знает, откуда я это знала. Электронщик, тем не менее, он был суперный. Пригнать ненастроенный «янг» за десять планет — это очень высокой квалификации требует. Да и настроить его на клиента непросто. А теперь, значит, мамахен оставалась с ним.
* * *
Вылетели мы через два дня. Ребят отпустили мгновенно — меня, правда, попробовали порасспрашивать, за что нам честь такая — в закрытую школу попасть, но я-то знала не больше их! А Маляру вопросы задавать было бесполезно: всё равно бы не ответил.
Мы решили, что на месте разберемся: в конце концов, в Политехническом экзамены начинались на месяц позже, и — если что — мы туда добраться успевали.
* * *
Из письма Маляра Директору:
«…Твою просьбу выполнил, Рикс. Более-менее средние семьи, в головах у ребятишек кое-что есть. Девица — настоящая клон-дрянь, так что в школе у тебя скучно не будет. В конце концов, в любое, даже самое закрытое заведение следует впускать что-то новое».
Директор долго смотрел на последнюю фразу. Никто из его урождённых живорождённых учеников не видел клона вживую. Но времена, как всегда, менялись.
* * *
Парень выглядел довольно забавно — рыжие кучерявые волосы над загорелой почти дочерна физиономией. Фамилия у него была известная. С другой стороны, неизвестные фамилии в Корольчатнике почти не встречались.
Парень вовсю зевал, — сказывались длинный перелёт и нервное напряжение. Тем не менее, я решил, что ему не повредит ещё немного посидеть в приёмной: необходимо было сразу подчеркнуть дистанцию. Пусть привыкает.
Я ещё раз посмотрел на довольно увесистый файл. Внук Президента, наследник Великой Империи. Ответственная задача мне предстояла — и непростая одновременно: в отличие от многих и многих, до прибытия на Новую Англию Пьер получал чисто домашнее образование. Я не сомневался, что занимались с ним на совесть, но вот по каким причинам Президент распорядился отправить шестнадцатилетнего парня завершать образование к нам, для меня было загадкой.
Пьер в очередной раз зевнул во весь рот, даже не пытаясь прикрыться рукой. Потом нагло уставился в камеру и демонстративно поднёс к глазам часы.
«Клеммье». «Большой Гаргантюа», последняя модель сезона. Вижу, Пьер. И костюм твой вижу. И тридцать два чемодана в коридоре.
Всё-таки правильно, что на Новой Англии не делается поблажки никому. Сошёл с корабля — изволь таскать свой багаж сам, оставив камердинера на борту. Всем, кто не заключил с Корольчатником контракт на обучение или преподавание, или иной полезный Новой Англии вид деятельности (нам и сегодня требовались печники, и садовники) — сход на территорию космопорта был запрещён под страхом смерти. Единственно, почему я иногда жалел о камердинерах — это вот в такие минуты. Сидел бы парень в приёмной, был бы при нём его доверенный дядька — и много чего полезного можно было услышать. А тут, кроме «Клеммье» безумной стоимости и зевания, никакой информации.
— Войдите, пожалуйста! — говорю. Экран выключать не стал: развернул под углом в девяносто градусов и перестроил камеру на чемоданы. В конце концов, о прибытии Пьера школяры уже были наслышаны, а крещение новичков в Корольчатнике проводилось сурово. Я всего-навсего давал ему шанс не потерять свой багаж утопленным где-нибудь в тёмном уголке пруда. А прудов у нас было великое множество.
Пьер вошёл, вежливо кивнул и прошёл к единственному креслу в кабинете. Я с интересом наблюдал за парнем: пластика у него была уникальная. При внешней громоздкости — а вытянуло его под два метра, да и комплекцией боженька не обидел, — двигался Пьер легко, как кошка. Ну да — ходили туманные слухи о каком-то невероятном танцовщике, который стал известным за одну ночь — и исчез… исчез как раз где-то лет шестнадцать как. А фамилия у Пьера была президентская — поскольку ни одна из дочерей при замужестве не пожелала менять фамилию. Мужья — оба выпускники Корольчатника — приняли это как должное.
«И не только это», — добавил я мысленно, разглядывая вольно устроившегося в кресле Пьера. Совсем чуть в нём было от матери — и совсем ничего от худого как щепка премьер-министра Део. Яни Део, гордость и краса Корольчатника, премьер-министр объединённой и бескрайней империи в течение последних полутора десятков лет. «Может, оно и к лучшему, что нет ничего от Део в этом наглом рыжем парне», — подумал я. Просто потому, что премьер-министр стал послушной марионеткой в руках Президента, и не было в нём ни грана самостоятельности, которой он так радовал меня здесь.
— Пьер Део, — представился парень. — Прибыл на Новую Англию два часа назад, буду рад учиться в знаменитом Корольчатнике.
— Добро пожаловать, — доброжелательности во мне было море. — Я — Рикс. Имя моё вам, разумеется, известно. Корольчатник поможет закончить образование, которое вы столь успешно начали. Надеюсь, что мы сможем отшлифовать ваши великолепные задатки, о которых столько здесь сказано, — рука моя уверенно легла на пухлый файл.
Он кивнул.
— Поэтому вы сейчас пройдёте вон в то красное здание, окруженное тисами, и займёте комнату на втором этаже. Она на четверых человек. Остальная троица прибудет на днях.
Пьер, не удержавшись, зевнул. И смутился.
— Можете идти, Пьер. И аккуратнее с багажом — к новичкам в Корольчатнике, как и везде, беспощадны. Я бы советовал вам дождаться соседей, если что-то пойдёт не так. У нас здесь неплохо работает командный принцип.
Выставил я его вовремя — в коридоре как раз появилась группа захвата.
* * *
— Эй, Ричард-Мария! — голос Тонио меня разбудил ни свет ни заря. — Рикки!
— Слушаю, — сонно пробормотала я, пытаясь улезть поглубже под одеяло.
— Рикки, ты в курсе, что школа на Новой Англии — чисто мужская?
Сон с меня как холодной водой смыло.
— Ты это откуда взял? — экран включён, на нём светится довольная рожица Тонни. — И чем это нам грозит? В конце концов, если втроём поселимся, никто ничего и не узнает, — неуверенно говорю я. — Просто не буду носить юбку. Тонио, ты точно знаешь?
— Да, Рик, — кивает он. — Это Корольчатник. Тот самый, который каждый день по четырём программам показывают, где Рикс директор. И ещё — там сейчас будет внук Президента учиться, представляешь? Рикс против его деда главным заговорщиком был, лет двадцать назад.
Я книжку читал. А Пьера Део только по вифику видел. Показывали посадку его корабля. Завтра у него первые занятия.
— Здорово! — говорю. — Замучают нас, значит, безопасностью. Может, всё-таки на Гейтс, в Политехнический?
Тонька осклабился.
— Не-а, дураков нет. Так что валяй, перетряхивай гардеробчик. И отключился, довольный.
Да уж, попала. Ни за что Леммка и Тонио не откажутся.
Шмотки у меня простые — штанцы в облипон, к ним пара-тройка маек да куртёха. Джинсы обязательно… так, сую всё в ремонтник и задаю программу по перешиву пуговиц с левой стороны на правую. Майки делаем плотнее. Кепоны пойдут, они у меня унисекс. Обувь, зараза… Так. Перекрас в чёрный цвет: легкомысленный «цветочек» ни один дурак добровольно не оденет.
Теперь с собой. Волосы в хвост — и сразу видны нежные, чисто женские скулы. Чёрт, чёрт, чёрт, — не всегда простейшее решение самое лучшее. Врубаю комп и начинаю причёски себе на имитаторе строить. Час возилась, пока сообразила под «ноль» поставить. Тема! Сую голову в «парикмахер» и через пять минут радостно разглядываю себя в зеркале. Ха!
Сейчас проверим.
Жму вифон на режим «связь».
— Эй, Тонька, как тебе напарничек?
Тонио, гад, минут пять разглядывал меня с крайне подозрительным выражением лица, потом уверенно показал большой палец.
— Ффы, — с облегчением выдохнула я.
* * *
В три часа ночи в «Корольчатнике» дрыхли без задних лап даже самые забубённые «совы». Если занятия начинать в семь утра, то волей-неволей происходит трансформация в «жаворонков». Так что спали все.
В парке шумел лёгкий дождь, серыми струйками пронизывая утренний полумрак. Парк обхватывал «Корольчатник» со всех сторон, огромный, величественный — деревья в нём жили не одно столетие.
…Всё было рассчитано по секундам. «Челноки» спустились бесшумно, как паучки по нитям, из них тёмными мурашами высыпались военные. Может, и не военные — но надет на них был камуфляж, а автоматы дополняли картинку. В парке вокруг школы плавал туман, гасил звуки в белой ночи, превращал живых людей в призрачные тени.
По списку в зданиях «Корольчатника» было одна тысяча двести тридцать шесть человек, в том числе преподаватели и прислуга. Всё это предстояло повязать и загрузить в челноки в течение часа.
