Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Подиум

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Моспан Татьяна / Подиум - Чтение (стр. 5)
Автор: Моспан Татьяна
Жанр: Остросюжетные любовные романы

 

 


– Привет! – Злые змеиные глазки Юлечки капризно прищурились. – Что-то тебя давно нигде не видно?

– Работаю.

– Говорят, в портнихи подалась?

– Да.

– Заказы, случайно, не берешь?

– Нет.

– А что так? Можно неплохо подзаработать. Я за-плачу.

– Слушай… – Катя с улыбкой смотрела на ее короткую, словно выщипанную стрижку, – давай я сама тебе заплачу, только с одним условием: чтобы ты никогда не подходила ко мне и не обращалась с подобным предложением. Договорились?

Иванченко, не ожидавшая отпора, опешила. Ее продолговатое и плоское лицо с нарисованными ниточками бровей вытянулось еще больше. Тем не менее она решила атаковать с другого конца:

– Говорят, ты одна теперь живешь. Не скучаешь?

– Нет. Я неплохо устроилась. Алексей вот недавно был в гостях – может подтвердить.

При этих словах Кошелев, все это время стоявший как столб, якобы поперхнулся и закашлялся. Юлечка решила ему помочь.

– Хозяйством занимаешься? – Злые глазки Иванченко уставились на Катину авоську. – По-моему, это такая тоска!.. Зачем тебе столько яиц – ты их для чего-то специально употребляешь?

– В основном для уталения голода, – резко ответила Катя. И, не попрощавшись, зашагала прочь.

Черт бы побрал эти яйца, думала она, ведь говорила матери, что не потащит их сегодня, а та заладила: бери, бери! И тут, как назло, эта сладкая парочка…

В последние дни Катя старалась не думать о Кошелеве. И боялась встречи с ним. А выходит – ничего страшного. Она помнила, какой неуверенной чувствовала себя тогда, несколько дней назад: приходилось таскаться на работу в ненавистное КБ, а тут еще поганая история с Алексеем… Теперь все по-другому. Да, нет у нее сейчас денег на такую роскошную шубку, как у этой драной кошки. И что с того? Заработает – купит, причем сама купит, а не у родителей одолжится. Главное, она чувствует себя уверенно, на своем месте – значит, все будет нормально.

Катя, погрузившись в воспоминания, продолжала путь домой по малолюдным улицам родного городка… Постылый КБ, Кошелев, Юлечка Иванченко – казалось, все случилось давным-давно. А всего-то и прошло несколько месяцев!

Она, как недавно это делала Наташа, подставляла ладошки под летящие снежинки. Хорошо! На душе было легко, радостно; ей даже захотелось, как в детстве, запрыгать на одной ножке. Видели бы ее сегодня Алексей да его кривоногая Юлечка, такую красивую, в роскошном костюме на ярко освещенном подиуме. Она заметила, как глазели на нее мужчины… Стоп! А при чем здесь Кошелев? Почему она продолжает думать об этом парне? Неужели мало обожглась?

После той истории она на всех ребят смотрела как на врагов. И когда видела обнимающиеся пары, ее аж передергивало от отвращения. Получается, доныне не забыла она про Алексея, раз в мыслях и сейчас пытается ему что-то доказать… Странный у нее все-таки характер: то вроде бы вполне самостоятельный человек, а то лапша лапшой! Наташа ей все время это говорит.

С Наташей Богдановой Катя познакомилась уже в Доме моды… Задержалась как-то Катя в цехе – хотелось доделать блузку, чтобы завтра с утра заняться новой работой. Стояла за гладильной доской и утюжила рукав. Ткань попалась тяжелая в обработке. Наконец, когда качество собственной работы ее удовлетворило, она выключила утюг: хватит, а то сжечь можно, потом придется эту блузочку самой носить. (Такие случаи в бригаде бывали. Правда, на работниц испорченную вещь не вешали – закройщица, как правило, находила выход из положения: то вышивку на испорченном месте сделает, то еще чего-нибудь придумает. Иногда заказчице показывали подпаленную ткань и предлагали бесплатно сшить что-то еще. И виновница при этом выполняла всю работу самостоятельно, кроме раскроя. Конфликт гасился.) Катя уже собиралась уходить, когда в дверь заглянула незнакомая девица: это и была Богданова, манекенщица Дома моды «Подмосковье». Катя вспомнила, что разок наблюдала ее на подиуме…

– Ой! А что, все уже ушли? – растерянно оглядываясь, спросила она у Царевой.

– Похоже на то, – ответила Катя.

…Да, не зря на эту девушку заглядывались все мужчины. И беспощадные к чужим недостаткам женщины в цехе в один голос твердили, что Богданова – само совершенство. Даже желчная мотористка соседней бригады, тетя Наташа, которая находила недостатки у всех, говорила: ее тезка сложена удивительно – и совсем не задирает нос, не то что другие. И вот теперь эта красивая девушка стояла перед Катей.

– Ну надо же!..

– А что случилось?

– Да вот… – Богданова повернулась боком, и Катя ахнула: боковой шов платья разошелся так, что были видны трусики.

– Где это так угораздило?

– Упала, и все поползло: нитки, наверное, гнилые. На самом разрезе ткань прямо с мясом вырвало. Кошмар какой-то! Посмотри, а? Может, удастся что-то сделать…

В течение сорока минут Катя трудилась как пчела: мелкими штрихами заделывала дырку, застрачивала шов, утюжила, мерила, потом подшивала низок. Наташа тоже не сидела без дела: дергала нитки из шва, чтобы было чем латать дырку, следила за температурой тяжеленного чугунного утюга.

– Я так боюсь ваших утюгов! – Наташа, тронув мокрым пальцем горячую поверхность утюга, тут же отдернула руку. – Как вы с ними справляетесь? Закупили бы современное оборудование.

– На современное, говорят, денег нет. Я сначала тоже боялась к гладильной доске подходить, а потом привыкла. Зато таким утюгом можно вещь как следует отутюжить, а легким – только погладить. Наш бригадир говорит, что при правильной утюжке можно многие дефекты уже в готовом изделии исправить.

– Эт-то точно! – засмеялась Богданова.

Наконец работа была закончена.

– Здорово! – Наталья, натянув платье, разглядывала себя в зеркало. – Ничего не заметно. Какая ты молодчина! С меня причитается…

Так они познакомились, а потом и подружились. Марии Александровне, Катиной матери, Наташа понравилась.

– Душевная девушка. И умная. Я всегда думала, что манекенщицы – это бездушные куклы. Твоя Наташа совсем не такая…

Мать до сих пор сердилась на дочь за то, что при выборе работы она поступила по-своему. Марии Александровне тяжело было примириться с новой ситуацией. А маленькая Иринка, Катина сестренка, увидев однажды Наташу, в нее просто влюбилась.

Богданова, по ее словам, жила одна: снимала квартиру в городе.

– Ушла от своих, как только смогла зарабатывать деньги. Отца не помню, отчим – сволочь редкостная, а матери я никогда не была нужна… – Наташа не любила говорить о своей семье, сразу мрачнела.

– Ты на мать не бурчи: права не имеешь! Она о тебе заботится – квартиру оставила, чтобы свой угол был. И отчим к тебе нормально относится. Ценить надо!..

В такие минуты двадцатилетняя Наташа – всего на два года старше подруги! – казалась умудренной жизнью женщиной. Рядом с ней Катя порой чувствовала себя совсем девчонкой. Но это случалось достаточно редко. Когда же Наташа возилась с Иринкой, она сама превращалась во взрослого ребенка.

– Ума – что у одной, что у другой! – сердилась Катя.

– Видно, в детстве недоиграла, – смеялась Наташа, поправляя растрепанные волосы. – Я вообще-то люблю детей. Замуж выйду – нарожаю…

Вместе с тем в последнее время она заметно изменилась. И уже не заговаривала про детей и замужество.

Николая Линькова Катерина видела несколько раз. Она терялась в его присутствии и почему-то относилась к нему с опаской. Однажды Наташа возила ее в Никульское. Роскошная вилла и место красивое, на берегу Клязьминского водохранилища, вот только гости хозяина Царевой не понравились…

Правильно она сделала, что не поехала сегодня на виллу. Вспомнив последний разговор с подругой, ее странное настроение, Катя помрачнела, но тут же отогнала грустные мысли. Наталья – умница, сама во всем разберется.

После удачного дебюта Катерине, несмотря на усталость, не сиделось спокойно. Дома она переворошила всю одежду – и вытащила недошитый блузон.

Катина квартира находилась на втором этаже углового двухэтажного дома. Окна выходили на небольшой скверик. Вернее, настоящий сквер, каким он сохранился в Катиных воспоминаниях детства, там был давным-давно: когда-то в нем выгуливали детишек, а на скамейках сидели старухи.

Ныне в старом сквере, с поломанными качелями и уже доживающими свой век деревьями, никого не выгуливали. Детишки выросли, скамейки разобрали, старухи исчезли, и прямо через сквер теперь ездили машины.

Завывание автомобильных сирен и визг тормозов часто будили Катю по ночам. Особенно туго приходилось жильцам весной, когда буксующие автомобили не могли выбраться из раздолбанной колеи. Местные пьяницы мгновенно сориентировались и даже установили некое подобие дежурства: кто-нибудь из них постоянно околачивался поблизости. Стоило забуксовать авто, как они уже были тут как тут. "Шеф, за умеренную плату, а?.. – слышала Катя голоса, доносившиеся с улицы. – Ну и сиди тут до утра! Вмерзнет за ночь – чем будешь свою вшивую иномарку выковыривать?.. – Эти аргументы шли в вход, если еще не сориентировавшийся автовладелец возмущался тарифом. Но, как правило, сидеть до утра никто не хотел, и «шеф» платил… – Во, немного и надо: на опохмел души!"

Катя изучила уже все приемчики жаждущей публики. Алкоголики чертовы, ругалась она, нашли себе работенку!

Но сегодня даже ночные разборки алкоголиков не могли испортить хорошего настроения… Вертясь перед зеркалом, Катя безуспешно пыталась левой рукой наколоть головку правого рукава. Одной рукой делать это было неудобно: шелковая ткань ерзала по плечу, и булавка то и дело вонзалась в кожу.

– Фу-ты, черт!

Катя вспомнила сцену из одного фильма: героиня, она же – закройщица, делала даме примерку платья. Тошно было смотреть, как непрофессионально она накалывала рукав. Катя тогда возмутилась: неужели у них нет толкового консультанта, если такую ерунду зрителям показывают?

Ее саму буквально натаскивала бригадир Лида Кургузина, приговаривая: "Учись сразу все делать хорошо, не халтурь, не торопись… Кое-как – всегда получится, а надо стараться делать отлично! За скоростью пока не гонись, это само придет…"

За то время, пока работала в цехе, Катя полностью освоила работу ручницы. Во многом это была заслуга Кургузиной – она никогда не кричала, не раздражалась, как другие, не швыряла на стол платье с небрежно пришитыми руликовыми петлями; могла порой и сама исправить допущенные ученицей дефекты. Притихшая Катя при этом следила за ловкими Лидиными руками и кивала: поняла, дескать, все поняла.

Кате интересно было работать в бригаде, где каждый день что-нибудь происходило. И больше всего и всех Кате нравилась ее бригадир – Лидия Анатольевна Кургузина, которую, впрочем, редко называли по имени и отчеству. Лида, так уж случилось, осталась старой девой, и пожилые работницы, страшные матерщинницы, подтрунивали над ней, иногда доводя до слез. До работы Лида добиралась минут сорок; она жила вдвоем с престарелой матерью в частном доме. Кургузина не зря считалась прекрасным мастером. Она могла бы устроиться и поближе к месту жительства. Но за много лет работы Лида привыкла и к Дому моды, и к людям.

Мотористка Валя, тридцатилетняя бойкая женщина, регулярно цапалась с закройщицей. И каждый раз после очередного скандала грозилась уйти, но так никуда и не уходила. Она была целиком поглощена своими семейными делами: пьющий муж, двое детей, которых надо было ставить на ноги, – на эти темы Валя могла говорить день и ночь. Болтая, она, словно шутя, выполняла свою работу и успевала еще брать «левые» заказы у других закройщиц, чего делать не полагалось. По этой причине и возникали конфликты, которые, однако, гасились внутри бригады.

Первая Лидина ручница, тучная Мария Алексеевна, двоюродная сестра Нины Ивановны Пономаревой, слыла добрейшим человеком. Несчастливая в своей личной жизни, она только что выдала дочку замуж, и все ее мысли были о том, чтобы в молодой семье дела обстояли хорошо.

Катя знала обо всех пьющих и гуляющих мужьях – других у работниц отродясь не бывало. Она наслышана была и о том, кто сколько раз в неделю спит с мужем: женщины, ничуть не стесняясь, обсуждали интимные подробности своей личной жизни. У моторист-ки соседней бригады – пожилой тети Наташи – с тридцати двух лет наступил климакс, и поэтому… Черт ее знает, что у нее там случилось со здоровьем, но более злобной бабы Катя в жизни не встречала: своими прибаутками и злыми шуточками она доставала многих.

Но даже ей было далеко до Татьяны Татариновой (которую, несмотря на пожилой возраст, называли Танькой), закройщицы первой бригады, когда та бывала не в духе. А случалось это почти каждый день. "Мусенька, насрали в рукав! – вихрем врывалась она в цех и швыряла на стол жакет. – А баба ждет!" Мария Ивановна, или, как ее называли, Муся, сорокапятилетняя спокойная женщина, даже не спорила (ведь спорить с Танькой было бесполезно). Только Татаринова могла приструнить мотористку тетю Наташу: "Глянь-ка на строчку: словно бык поссал!" Тетя Наташа шипела, но строчку порола. "Нам все равно, что повидло, что говно", – приговаривала Танька – просто так, чтобы последнее слово осталось за ней. Татаринова иногда цепляла и Лиду Кургузину. "Ой, обкургузили бабе костюм, обкургузили…" – причитала Танька, обыгрывая фамилию бригадира соседней бригады.

У Татьяны Татариновой имелся свой круг заказчиков, которые давно привыкли к ней, к ее словечкам. Бездипломная, как сама Татаринова любила говорить, закройщица, – она могла выполнить любой сложнейший фасон из какого-нибудь супермодного журнала. Мужа своего, гуляку и пьяницу, Татьяна называла залеткой. Недавно, будучи за рулем в нетрезвом состоянии, он сбил человека. Татаринова платила алименты потерпевшему, а до этого нанимала дорогого адвоката. "Кручусь всю жизнь, как бобик! – жаловалась она. – Так, наверное, на бегу и сдохну".

Одни называли ее беспутной старухой, другие, зная про нелегкую Танькину жизнь, сочувствовали.

Кроме сына и дочери, которым она до сих пор помогала, на ее шее сидел братец-алкоголик. Он, приходя к Татариновой домой, пока та находилась на работе, выгребал все из холодильника и уносил к себе. Порой не ограничивался одними продуктами – тащил все, что попадалось под руку. Иногда ему попадалась и дорогая ткань заказчика. Вот тут начинался цирк! Танька, как полоумная, прибегала к нему, трясла за шиворот, грозила милицией. "Не посадишь!" – огрызался тот. И требовал на бутылку. Она выколачивала из кровопийцы-братца адрес покупателя, которому тот спустил материю. Как правило, все обходилось.

Взмыленная Татаринова, прибежав потом на работу, рассказывала в цехе в подробностях обо всем. "Ловкая баба!" – восхищались работницы. При развитом социализме, когда возникали сложностями с продуктами, Танька за шитье брала натурой: куры, гуси, утки, индюки, растворимый кофе, тушенка – все, что можно было достать. Каждый день требовалось кормить семью, которая держалась на ней одной. Она умела подбирать себе хороших заказчиков. Свою бригаду Танька тоже не обижала. "Мусенька, – орала она с порога своему бригадиру, – срочный заказ! Баба – заведующая продуктовой базой. Шевелись, девка!" Она швыряла на стол свою подушечку для иголок, и бригадир беспрекословно накалывала ей булавки для примерки.

Все эти истории Царева слушала в то время, как сидела за работой в цехе…

В конце концов Катя справилась с рукавом. Полученный результат ее удовлетворил. Окат оказался великоват для проймы, но это было поправимо: срежет головку рукава – и порядок, на второй примерке все встанет на свои места. Она осторожно, чтобы не уколоться, стала освобождаться от сколотого булавками изделия.

Катя, не довольствуясь выкройкой из модного журнала, кое-где ее подкорректировала, точнее, объединила в одно целое две модели. Потребовались дополнительные усилия, но с поставленной задачей она справилась: горловина и воротник были пересняты из одной выкройки, а рельефные линии с кокеткой – из другой. Неплохо получилось! Сейчас даже Лида Кургузина могла бы похвалить Катю за творческий подход к работе.

Катерина, выполняя в бригаде работу ручницы, с удивлением заметила, что многие мастера легкого платья, освоив свои операции, довольствуются этим и даже не пытаются еще чему-то научиться. Высококлассные мастерицы не брались сами раскраивить изделие – обращались к закройщикам. Для Царевой это представлялось удивительным: ей хотелось все попробовать самой. Она, схватывая все на лету, уже могла подменить мотористку Валю. Конечно, ей было далеко до опытной Лиды, но многое из работы бригадира она тоже успела освоить. Больше всего ей нравилось кроить, моделировать, совершенствовать рельефные линии, подгоняя их под фигуру. Она не боялась вносить свои исправления в выверенную до миллиметра журнальную выкройку. Это сложно, но вместе с тем очень интересно. "Менять силуэт в модели из "Бурда моден"?! Ну, знаешь ли, это слишком смело", – сказала ей как-то одна из работниц. Кургузина же искренне жалела, что Катя ушла из бригады. "Надоест по подиуму бегать – поступай на курсы закройщиков. У тебя чутье есть, значит, будет толк".

Сегодня Наталья заговорила про институт легкой промышленности в Тарасовке. Кате не хотелось об этом думать: пока она намеревалась просто шить для себя. Это тоже неплохо, а дальше… Дальше станет видно.

В дверь позвонили. Кого там принесло? Катя застыла возле зеркала – как была, с одним наколотым рукавом. Она никого не ждала к себе в это время.

– Кто? – подойдя к двери, тихо спросила она.

В ответ послышались неясное бормотанье и всхлипыванья.

– Кто там? – уже не приглушая голоса, выкрикнула она.

– Открой… – За дверью раздался знакомый голос.

"Наташка!.." – Катя распахнула дверь, и ей на руки упала растрепанная и растерзанная Богданова. Ее лицо опухло от слез, роскошная шубка перепачкана грязью. На руках виднелись следы крови.

– Я все видела, все! – Перекошенное от страха лицо подруги было неузнаваемым. – Слышишь? Я была там… Это ужас! Николай… – Ее стало трясти. – Они убьют меня…

Глава 4

Состояние Наташи пугало Катю. Богданова то порывалась куда-то бежать, то замирала на месте, бормоча бессвязные слова. Катя с трудом раздела и уложила ее на диван. Она всерьез стала опасаться за рассудок подруги.

– Тебе надо успокоиться, – приговаривала Катя.

Наташа мотала головой и не понимала, что ей говорили.

– Наташенька, ты слышишь меня? – Катя мокрым полотенцем пыталась стереть грязь с ее лица. – Успокойся…

Откинув спутанные волосы, Катя увидела, что у Наташи недостает одной сережки, той самой сережки – подковки с изумрудной капелькой и бриллиантами, – которая была на ней сегодня во время показа моделей.

Спустя некоторое время Наташа утихла: задремала, сморенная пережитым волнением. Рядом с диваном сидела Катерина, которая гладила подругу по голове, как ребенка, и говорила что-то ласковым голосом. Так в далеком детстве ее саму убаюкивала бабушка.

То, что случилось с Наташей, напоминало страшный сон.

После презентации новой коллекции она поехала к Николаю. Всю дорогу до Никульского гнала машину на предельной скорости. После жостовской развилки опомнилась и взяла себя в руки… Она что, ненормальная, приключений на собственную задницу ищет? Скользко, гололед, а она несется как угорелая! Так и до беды недалеко.

Наталья сбавила скорость. Почему-то очень захотелось выйти из машины и пройтись пешком. Она даже притормозила и остановилась, но выходить не стала… Что с ней происходит, в самом деле?

С двух сторон к шоссе подступал лес. Высокие сосны и ели казались в темноте неприступной стеной. Темно-синяя «девятка» застыла на обочине дороги. Наташа высветила фарами придорожный участок леса, утопающего в сугробах… Почему так тревожно и тоскливо на душе? Пусто, неуютно и одиноко. Почему?! Она напряженно вглядывалась в темноту, словно там хотела найти ответ. Молчание мертвого зимнего леса будто предостерегало ее от чего-то страшного. Хотелось закричать, завыть от тоски и одиночества. Нависшая тишина давила тяжким грузом.

Она вжалась в водительское кресло. Неожиданно сзади раздался автомобильный гудок, и Наташа очнулась. Какого черта! «Девятка» рванулась с места – и через несколько минут уже въезжала в Никульское.

Дядя Николая, спеша навстречу, открыл перед ней ворота.

– Ждет, ждет! – Он приветливо улыбался.

Глядя на его бесхитростное лицо, Наталья мгновенно успокоилась: Николай ждет ее, а она себя накручивает!

– Кто-нибудь из гостей есть в доме? – спросила Наташа из осторожности, на всякий случай.

– Никого. Николай с Томазом в бильярдной.

Томаз был свой, он постоянно жил в доме.

Еще на лестнице Наташа услышала громкие голоса. Едва она появилась, голоса смолкли. Томаз мгновенно покинул бильярдную.

Николай поднял голову, и Наталья поразилась, какое у него измученное и усталое лицо. Она никогда не видела Линькова в таком состоянии.

– Наташенька, – начал он, – ты…

Громкий автомобильный гудок, раздавшийся на улице, заставил Николая умолкнуть на полуслове. Он рванулся к окну.

– Быстро уходи отсюда! – резко бросил Николай Наташе.

Та, ничего не понимая, продолжала оставаться на месте.

– Быстро! – заорал он и, схватив ее за руку, потащил к двери.

Внизу хлопнула входная дверь, и Наталья услышала незнакомые голоса. Линьков замер на лестнице.

– А… – начала она и тут же почувствовала, как его ладонь прикрыла ей рот.

– Тише, – одними губами прошептал он и потащил ее назад.

Николай впихнул Наташу в маленькую темную комнатушку, которая примыкала к бильярдной, и исчез.

Она сидела в старом скрипучем кресле и боялась пошевелиться. В углу комнатенки была навалена куча какого-то тряпья. Дверь прикрывалась неплотно, и сквозь узкую щель Наташа видела освещенную часть бильярдной. Она уже пришла в себя. Ей стало интересно…

Кроме Николая, в помещении находились еще двое гостей. Пожилой, неважно одетый человек, лица которого Богданова не видела, по-хозяйски сидел в просторном кресле. (Машинально Наталья отметила старомодный и к тому же непроглаженный пиджак.) Второй гость, здоровый как бык, стоял у дверей. Этот был похож на обыкновенного уголовника. Что общего может быть у Николая с такими хмырями?

– Послушай, Роман… – начал Николай, но его резко оборвали.

"Роман?.. – подумала Наталья. – Роман Баскаков! – вспомнила она не раз слышанную фамилию. – Так вот, значит, кто пожаловал. А здоровяк – это, видимо, Назаров".

Пожилой что-то негромко, отрывисто говорил. Наташа не могла всего расслышать, но поняла, что речь шла о деньгах…

– …у Марата своего спроси! – донеслись до нее слова Николая.

– Я спрошу! – с нажимом ответил пожилой.

Богданова удивилась – до чего резкий и злой был у него голос.

"Марат? – удивилась она. – Марат Газеев?.." Этого парня она знала. Он был вежлив и предупредителен с ней. Катя Царева однажды видела Газеева в Никульском. "Неприятный тип!" – сказала про него Катя. И Наташе он тоже не нравился: трусливый, скользкий как угорь. Она не раз говорила об этом Линькову, но тот не слушал ее.

Сейчас, вытянув шею, чтобы не пропустить ни слова, Богданова невольно шевельнулась на стуле. Отвратительный скрип кресла заставил ее замереть на месте.

Однако собеседникам в бильярдной было, по-видимому, не до нее. Они продолжали выяснять отношения. Внезапно человек в мятом пиджаке поднялся из кресла и что-то негромко сказал.

– …и не скучай! – Наташа услышала только конец фразы.

А дальше… Богданова готова была бы отдать все на свете, лишь бы никогда не видеть этого кошмара.

Раздался выстрел, громко закричал Николай. В комнату ворвались еще двое – Томаз Гелашвили и Марат Газеев. Наташа видела это, как и то, что Николай метнулся к печке и в его руках оказалась чугунная задвижка.

– Сука! – Линьков, должно быть, кинулся на стрелявшего в него человека, и между ними завязалась борьба, шум которой слышала Наташа.

Вслед за первым прогремел второй выстрел, потом третий.

– А-а, – хрипел кто-то, – убью!..

Наташа в ужасе закрыла глаза. Она уже не различала голосов. Там, за стенкой, началась беспорядочная стрельба.

– Ах ты, гад! – вопил голос с грузинским акцентом. (Наверное, это был Гелашвили.) Послышался звон разбитого стекла.

– Стреляй, чего ждешь?! Вон там он побежал! Уйдет, уйдет… – Голос кричавшего захлебывался от злобы.

Богданова боялась высунуться из своего укрытия… Если они сейчас заглянут сюда – ей конец!

Несколько человек протопали по лестнице вниз, к выходу…

Наталья долго сидела в своей комнатушке, не решаясь двинуться с места. "Все закончилось, все уже закончилось, никто меня не тронет…" – стучало у нее в голове. Сейчас придет Николай – ведь он не оставит ее одну в этом кошмаре. Она скрестила руки на груди, пытаясь унять дрожь. Время шло, а Николай все не приходил.

Наташа услышала, как на улице негромко заурчал автомобильный мотор, и зашевелилась на своем скрипучем стуле. Что это, почему молчит Николай?

Линьков уже никому не мог прийти на помощь, потому что был мертв. Выстрелом ему снесло полчелюсти. Скорчившееся тело Николая лежало возле бильярдного стола. Рядом валялась чугунная задвижка от печки. Кругом виднелись следы крови. Первый выстрел задел правое плечо: до сих пор его окоченевшая левая рука сжимала рану. Второй разнес в щепки ножку от стула. Третий… Третий выстрел сразил Линя наповал.

Когда Богданова наконец выглянула из своего убежища, то от увиденной картины потеряла сознание.

Она не знала, сколько времени пролежала так. Свежий воздух из разбитого окна спустя какое-то время привел ее в чувство. Девушка слабо застонала и с трудом разлепила глаза… Вот сейчас она встанет – и страшное видение исчезнет. Должно исчезнуть!

Наташа повернула голову. На полу, возле резной ножки бильярдного стола, по-прежнему лежал труп ее любовника.

– Не-ет! – Из груди девушки вырвался крик, сменившийся хрипом.

Наталья стояла на коленях и мотала головой, стараясь не смотреть туда, где вместо головы Николая… Это невозможно! Такое бывает только в боевиках и в фильмах ужасов. Сейчас ужас был рядом с ней: стоило лишь протянуть руку.

– Не хочу! – Она зарыдала, повалившись ничком на пол.

"А вдруг он жив?" – Эта мысль стеганула ее, как кнутом. Наташа подняла голову и заставила себя снова взглянуть в сторону Николая… Линьков не шевелился. Страшная, чудовищная рана – сплошное месиво. Если она будет продолжать смотреть туда, то сойдет с ума.

Наташу замутило. Преодолевая тошноту, она попробовала подняться на ноги. Кружилась голова, тело онемело, оно было как чужое и не слушалось ее.

Вдруг Наташа услышала, как кто-то поднимается по лестнице: шаги неровные, словно кому-то стоило нечеловеческих трудов забираться наверх. Вот опять!..

Богданова слушала странные звуки, но была не в силах сделать ни единого шага. "Сейчас они придут и расправятся со мной, – вяло подумала она. – Ну же, вставай, дуреха! Идиотка, вставай! Чего ты ждешь? Тебя пристрелят, как собаку!"

Шаги на лестнице затихли.

Наташа, переведя дыхание, обвела глазами комнату. И увидела пистолет. Он лежал недалеко от трупа, рядом с другой ножкой бильярдного стола. Не раздумывая ни секунды, она схватила оружие и спрятала его в сумку… Пусть попробуют теперь взять ее, подонки!

Дверь открылась. На пороге стоял Томаз.

– Уходи! – Парень, пошатываясь, держался за дверной косяк. – В пятку ранили, суки! Из окна пришлось прыгать. Уходи скорей, сейчас наши приедут! Я позвонил.

Томаз тяжело дышал. Его лицо и руки были в крови.

– Не бойся, не скажу, что ты была здесь. Никому ни словечка. И дядя Николай не скажет… – Гелашвили кивнул в сторону окна. – Домой уеду, в Тбилиси. Линя пристрелили, и мне здесь делать нечего. Надоели все ихние разборки! Ты молчи: не было тебя здесь, ясно? Хочешь жить – молчи!..

Наташа, сама не помня как, очутилась на улице.

"Бежать, скорее бежать отсюда! – Молодая женщина кинулась к воротам. – Стоп! – опомнилась Богданова. – Я приехала на своей машине. Значит, мгновенно вычислят, что была здесь. Машина должна стоять в гараже… – Наталья бросилась туда. – Только бы успеть! Только бы…"

Едва подбежала к гаражу, как услышала шум приближающегося автомобиля: она опоздала!

Подъехало несколько машин. Не въезжая на территорию виллы, автомобили остановились на дороге. Из них выскочили какие-то люди и побежали к дому.

Все делалось быстро и без лишнего шума.

Наташа, спрятавшись за гаражом, стала невольным свидетелем происходившего. Спустя несколько минут увидела, как из дома вывели хромающего Томаза Гелашвили и, толкая в спину, погнали к воротам. Усадили в машину. Потом все автомобили быстро уехали…

Наташа от удивления не могла прийти в себя. Только после того, как уехавших и след простыл, она поняла, что это была не милиция. Конечно, вспомнила она, Томаз сказал, что позвонил "своим".

Мысли в голове прояснились: "Нужно как можно скорее уехать отсюда. Николай…" – Оглянувшись на освещенный дом, Богданова застонала. Ему уже ничем не поможешь… Разве что самой остаться здесь навсегда!

Наташа распахнула ворота гаража. Машина стояла на месте. Богданова плюхнулась на сиденье и нажала на газ.

Сразу за жостовской развилкой навстречу ей попались две милицейские машины. Наташа сбавила скорость: остановят или нет? Машины пронеслись мимо. "Надо же! – Она скривилась. – Братки из Москвы быстрее районной милиции приехали".

Всю дорогу Богданова держала себя в руках. И только возле Катиного дома ее опять стало трясти.

***

– …Наташенька, Наташа!

Богданова услышала свое имя. Знакомый голос раздавался как бы откуда-то издалека.

– Успокойся, я с тобой! – Катя сидела рядом с подругой и легонько трясла ее за плечо.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19