Подиум

Катя заметила в переходе еще целую стайку девушек, одетых подобно Вике. Они держались тесной группкой возле темноволосой женщины в свингере из пушистого меха. И девушки, и женщина время от времени с интересом поглядывали в сторону Вики.

– Это – наши, – пояснила Минаева. И добавила, приглушив голос:

– У нас здесь развод.

– Что? – не поняла Катя.

– Ну что ты такая непонятливая? Развод – это как в армии: когда каждая получает задание – кому куда.

– И давно ты здесь? – спросила Царева только потому, что надо было о чем-то говорить.

– Относительно. Раньше с личным сутенером работала. Брала по двести баксов: сто – мне, сто – ему. Эх, было времечко! – мечтательно протянула Вика. – Отстойник на Кропоткинской… – Она поймала вопросительный взгляд Царевой. – Отстойник – это квартира.

– Я догадалась, – тихо сказала Катя.

– Осуждаешь?

Катерина, не отвечая, пожала плечами.

– Жить и здесь можно, я не жалуюсь. Бригада нормальная, деньги срубить можно. Мама с кем надо все вопросы утрясет. Ментовка нас не гоняет.

Катя поняла, что «мама» – это старшая в группе: та самая темноволосая женщина, вокруг которой толпились девицы.

– Не боишься?

Вика ухмыльнулась:

– Ничего я не боюсь. После того как из «Подмосковья» ушла, я ведь не сразу сюда попала. Познакомилась с одним банкиром. Он мне квартиру снял, шубу купил. Словом, взял на полное содержание. Днем его нет, а к вечеру появлялся. В ресторан ходили. Иногда. А так больше все дома да дома. Полная семейная идиллия. Пожила у него, пожила – и заскучала. Такая тоска, хоть в петлю. Пресно все, как еда без соли. Это не по мне. Сбежала. Видно, такая моя судьба – не могу без риска! Здесь каждый день как последний, все крутится, вертится…

– Русская рулетка, – едва слышно произнесла Катя.

– Если хочешь – да! – Вика смотрела Царевой прямо в глаза. – Иногда читаю откровения какой-нибудь проститутки, и просто тошнит. Денег нет, то-се, нужда заставила, родителей потеряла, положение безвыходное… Не верь! – Глаза Вики злобно сверкнули. – Ее в машину сажают, везут неизвестно куда, она нескольких мужиков сразу обслуживает. Иногда так уделают, что подняться не может. Домой приползет – места живого нет. Казалось бы, урок на всю жизнь: уходи, милая, пока цела! Так нет. Неделю отлежится, раны залижет и опять на работу. Натура такая, понимаешь? Не можем мы без этого.

Катя не произнесла ни слова. Да и что она могла сказать?

– Викой меня назвали. Виктория – это означает «победа». – Минаева вздохнула. – Песенка есть с такими словами: "Победа ты, Виктория, да только не моя". Это как раз про меня.

– Вика! – позвала Минаеву темноволосая женщина. – Пора. Заболталась.

– Иду, – откликнулась Вика. – Ну все, мама зовет.

Она исчезла, оставив после себя стойкий запах духов и спиртного, а Катерина поехала домой.

ЧАСТЬ III

"СИЛУЭТ РОССИИ"

Глава 20

Царева сиднем сидела в квартире. Она больше не выискивала никаких объявлений в газетах. Хватит! Пальцем не пошевельнет, даже если будут сулить горы золотые. То в частный бордель чуть не попала, то в "модельную квартиру" публичного дома на Западе…

Она вдруг почувствовала себя дичью, за которой ведется безжалостная охота. Жестокая, без правил, где все средства идут в ход. Нет, охота ведется, конечно, не лично за ней, а за такими, как она.

Катя пила чай, когда раздался телефонный звонок.

Голос в трубке дрожал от нетерпения.

– Потрясающие новости! Еле нашла твой телефон. Взяла у тети Нины… Так вот, только сегодня узнала: оказывается, Дом моделей Кардашева набирает манекенщиц. Завтра – последний день!

– Не пойду я никуда.

– Ты что, обалдела? Это же Кардашев. Кар-да-шев! – по слогам произнесла Светлана. – Давай вместе попробуем, а? Катюш, не валяй дурака, вдруг повезет!

– Ладно, – согласилась Катя, – только ради тебя.

Она повесила трубку. Ехать никуда не хотелось.

На следующий день Светлана ждала ее возле метро, подпрыгивая от нетерпения.

– Очередь! – Она закатила глаза. – На улице стоят.

– Только меня там и не хватало.

– Пошли-пошли! – подтолкнула ее Светлана. – Все равно уж приехала – чего теперь выступать?

Они встали в конец очереди.

Катерина смотрела на красавиц, которые их окружали, и ловила неприязненные взгляды.

– Портфолио, мастер-класс, – доносилось с одной стороны.

– Суровая, он без нее ничего не решает, – слышался разговор в другой группе ожидавших своей очереди.

Светлана металась вдоль строя красоток и переживала.

Катя сжала зубы: она решила выстоять во что бы то ни стало. Потом и у нее появился интерес: а действительно, чем черт не шутит?!

Вспомнила, что, когда она пыталась поступить в педагогический, там тоже девицы, манерно закатив глаза, восклицали:

– Не знаю, какой язык сдавать: английский или французский? Владею ими примерно одинаково. У нас в спецшколе…

Катя спецшколы не оканчивала и поэтому очень средненько знала английский. Манерные же девицы всегда вызывали у нее раздражение. Сейчас она развлекалась тем, что наблюдала за поведением им подобных.

– Кать, а что такое портфолио? – спросила подошедшая Светлана. Чем дольше она бегала вдоль очереди, набираясь впечатлений, тем озабоченнее становилось ее лицо.

– Альбом с собственными фотографиями, где будущая модель снята в самых выгодных ракурсах.

– А у тебя есть?

– Нет. Не успела обзавестись. Я же не собиралась на конкурс к Кардашеву!

– А без этого портфолио что – и разговаривать не будут?

– Будут, не переживай. Можно с ног до головы собственными фотографиями облепиться, с выгодным освещением и ракурсом. Только смотрят-то сначала на живую натуру. Или подходишь, или нет. А портфолио – это так… – Она не удержалась и схохмила, процитировав Таньку Татаринову:

– Для поддержки собственных штанов. Для престижа то есть.

Света облегченно вздохнула:

– Хорошо. А то они все тут такие важные, нос дерут.

Светлана вообще-то слегка ошибалась: знаменитый Дом моделей не набирал манекенщиц – требовалась лишь одна модель.

Царева с тоской смотрела на толпу жаждущих. Время от времени у нее появлялось острое желание уйти.

Часа через два их впустили в здание.

Наконец-то она видела живьем самого Эдуарда Кардашева. Катя удивилась: по телевизору он выглядел гораздо солиднее. А так – невысокого роста, худощавый, с усталым лицом. Он сидел в небольшой комнате и, морщась, пил минеральную воду. На лице маэстро было написано, что он устал до чертиков и ждет не дождется, когда закончится парад красоток.

Само помещение напоминало школьный класс, и Царева почувствовала себя ученицей у доски, которая должна отвечать урок. Она уже не жалела, что притащилась сюда: взглянуть на живого Кардашева – само по себе интересно.

Кардашев как-то мутно посмотрел на нее, а потом оглянулся на сидевшую рядом хмурую женщину средних лет, одетую в черный свитер с воротником под горло. Та негромко что-то сказала… Катерина скорее почувствовала, чем увидела, что в глазах признанного модельера появился интерес.

Ей сделалось не по себе. Поняла, что появился шанс. Ноги мгновенно стали ватными, но девушка взяла себя в руки.

– Ну? – Он встал и подошел к Кате.

Находившаяся в комнате женщина продолжала со своего места внимательно разглядывать ее.

– Как тебя зовут? – услышала Катя вопрос маэстро.

– Катерина.

Кардашев обернулся:

– Валечка, одень, пожалуйста, Катюшу.

– В купальник?

– Что? – рассеянно переспросил он. – Ну да, конечно!

– Пошли, – приказала дама.

В тесной соседней комнатенке Катя переоделась в купальник – и снова предстала перед Кардашевым.

– Валечка, а ты не находишь, что она чем-то напоминает нашу Елену Ходакову?

Та, которую он называл все время Валечкой, ответила не сразу:

– Эдик, а ты, пожалуй, прав. Но не это главное.

Потом Катю вертели во все стороны, заставляли ходить то быстрее, то медленнее. Это продолжалось довольно долго. Попутно ей задавали различные вопросы… Катя не знала, кто такая Ходакова, о которой тут упомянули. И она выполняла все, что ей приказывали.

– Отлично! – произнес наконец Кардашев. – Это то, что мне надо.

Он уже не сидел со скучающим видом, глотая минеральную воду. Кардашев бегал, командовал, приказывал – то есть сделался тем Кардашевым, слава о котором гремела…

Катя стаскивала с себя купальник в смежной комнатке. Она все еще не верила, что такое с ней произошло. Именно с ней, а не с Золушкой из детской сказки.

– Все, дорогая. – Перед ней стояла хмурая женщина в черном свитере. – Эдуард Викторович принял решение зачислить тебя на работу в свой Дом моделей. Поздравляю, милая. – Эти слова она произнесла строгим, официальным тоном. – Меня зовут Валентина Ивановна…

Она еще что-то говорила, но Катерина плохо ее слышала: новость оглушила ее.

– Не могу поверить, – с трудом выговорила она. – Меня подруга привела, я даже идти не хотела.

– Ну-ну, успокойся! Поезжай домой, отдохни, выспись как следует, а завтра…

Когда Царева, пошатываясь от пережитых волнений, вышла из здания, снаружи ее ждала Светлана. Катя мгновенно почувствовала себя виноватой.

– Жду, жду… – начала Света. И замолчала на половине фразы. – Неужели приняли?! – ахнула она.

Царева кивнула.

– Если бы не ты… – Увидев, как изменилось лицо Светланы, Катя умолкла.

В глазах приятельницы появилась такая тоска, что у Царевой сжалось сердце.

– Ладно! – выдохнула Светлана. – Лучше ты, чем кто-то другой. Я и вправду очень рада…

Она всхлипнула и кинулась к Кате на шею.

Глава 21

Для Катерины началась новая жизнь. Несколько дней она жила как во сне – пока не поверила окончательно в случившееся…

Когда Катя Царева пришла рано утром к Нине Ивановне Пономаревой и сообщила о своем уходе, та ее не стала удерживать. "И слава богу, что так сложилось", – можно было прочитать на лице Нины Ивановны.

Борька из-за этой девчонки совсем голову потерял. Добром бы не кончилось. А так – с глаз долой, из серд-ца вон.

– Хорошо, – сказала Нина Ивановна. – Шесть манекенщиц для меня на сегодняшний день многовато. Уже сама подумывала о сокращении. Расчет можешь получить хоть сейчас, деньги у Зои в кассе есть. Трудовую книжку тебе сегодня же выдадут.

Пономарева не спросила ее о новой работе. Сама Катя тоже говорить ничего не стала. Она рассказала об этом в бывшей своей бригаде, куда спустилась после посещения бухгалтерии… Деньги! Царева посмотрела на жалкую сумму, причитавшуюся ей к выплате, и едва не расхохоталась. Бухгалтерша Зоя, конечно, ее надула при расчете. Ну и черт с ними, подумала Катя, обойдется.

Когда она ходила по коридорам Дома моды, то надеялась встретить Тимофея, но он как в воду канул. Никого из девчонок тоже не было: они обычно появлялись позднее.

Уволиться, не попрощавшись с Лидией Анатольевной Кургузиной, Катя не могла.

– Ну, девка, будешь теперь со всякими знаменитостями общаться. – Сварливая тетя Наташа, мотористка соседней бригады, любившая раньше подковырнуть Катю, смотрела на девушку ласково. – И дорогу к нам забудешь.

– Да ладно вам…

Женщины пили чай с принесенными Катей конфетами и добродушно переговаривались.

Вихрем влетевшая Танька Татаринова, с платьем заказчицы в руках, увидев Катю в цехе, выпалила:

– А, и ты тут? Уходишь, говорят.

– Манекенщицей взяли, в Дом моделей Кардашева, – информировала Таньку тетя Наташа и ядовито посмотрела на закройщицу.

– Меня тоже недавно приглашали, – мгновенно отреагировала Татаринова, – велели только шляпу надеть.

– Да я серьезно! – обиделась за Катю мотористка.

– Ну-у? – Татаринова, небрежно сбросив на стол болтавшееся на плечиках платье, которое до того бережно держала в руках, внимательно посмотрела на Цареву. – Большому кораблю – большое плаванье! – уже без насмешки сказала она.

Катя смутилась.

– Я всегда тебе, Лида, говорила, – обратилась Танька к Кургузиной, – эта девчонка работать ручницей не будет. Чутье надо иметь! – Она постучала себя по голове.

Танька, ухватив лежавшую на столе конфетку, уже командовала:

– Мусечка, у бабы все платье на спине в пузырях. Сутюжить надо.

– Эх, сутюжу, разутюжу, а назавтра распорю! – кривляясь, запела тетя Наташа. – Тут хоть что ни произойди, а ты все свое. Мне твои пузыри уже ночью снятся. Все бабы у тебя в пузырях!

Женщины засмеялись.

– Ничего смешного, – оскорбилась Танька. – Несерьезный ты, Наталья, человек. Мастер хороший, а несешь порой черт-те чего. "А нам все равно, что повидло, что говно", – кто пел? Не ты, скажешь? В твои-то годы…

– Эх, Танечка, – потянулась затекшей спиной мотористка. – Мне, может, только частушки петь и осталось. Вот уйду на пенсию скоро, молодые тебе ничего не споют.

– Сама скоро уйду! – буркнула Татаринова. – Вам бы все хиханьки да хаханьки, а заказчица, между прочим, из прокуратуры.

При слове «прокуратура» у Кати екнуло сердце.

– Ну и что? Не посадит же она нас за эти пузыри?

– А то, что интересную новость сейчас сказала… – Татаринова обернулаь уже от двери. – Городская прокуратура возобновляет уголовное дело по поводу смерти Натальи Богдановой. Назначили нового прокурора, и он перетряхивает все сомнительные дела.

В цехе зашумели, обсуждая новость.

***

Вторую неделю Царева работала у Кардашева. Здесь все было чужое. В Доме моды «Подмосковье» она могла перекинуться несколькими словами с Тамарой, Лизой; могла, наконец, спуститься в бригаду и там за разговором отвести душу. Бесконечные неувязки, окрики Зинки Кудрявцевой, что кто-то, дескать, не приехал вовремя, кого-то забыли, кто-то напился, – все это представлялось теперь обычным, родным и знакомым. Там-то Катя всегда точно знала, что надо делать и куда идти. Знала даже, когда переберет Наденька и закатит очередной скандал.

В столичном Доме моделей все происходило по-другому. Действовал отлаженный, четкий механизм, не дававший сбоев. Сухие, немногословные приветствия окружающих, настороженные взгляды – Царева с трудом вживалась в новую атмосферу.

Все были заняты делом, и каждый знал свое место. В Доме моды «Подмосковье» Катерина приходила как к себе домой. А здесь она постоянно испытывала неловкость. Боялась сесть не вовремя или ступить не туда. Люди, которые ее окружали, казались какими-то замороженными.

Один Эдуард Кардашев вел себя раскованно и непринужденно. Его верная помощница – Валентина Ивановна, одетая всегда во что-то черное, улыбалась примерно один раз в неделю. Она все держала под контролем. Хотя казалось, при этом прекрасно отлаженном механизме в Доме моделей не может произойти никаких накладок. Одевальщицы, гладильщицы, да и весь техперсонал считались исключительно опытными работницами. Катя не слышала, чтобы возникали какие-то конфликты.

Царева привыкла к ободранным стенам в «Подмосковье». Нина Ивановна, пуская пыль в глаза, наводила наружный лоск там, где проходили презентации и бывали гости. Ободранность остальных помещений не поддавалась никакому описанию. "В солдатской казарме и то, наверное, лучше", – говорила иногда Тамара.

Конечно, здесь, у Кардашева, тоже ощущалась разница в убранстве. Не везде – блеск и роскошь, но нигде нельзя было заметить убожества или нищеты обстановки – даже там, куда никогда не заглядывали гости. А своей примерочной Кардашев просто гордился.

В Доме моделей постоянно работали десять манекенщиц. Когда проходил большой показ, дополнительно набирали девушек из модельного агентства, с которым сотрудничал Кардашев.

Катя еще плохо разбиралась в этой кухне – за короткое время трудно узнать все тонкости, она только поняла, что конкурентом Кардашева являлся другой столичный Дом моделей, который возглавлял Андрон Аверин, сокращенно – А.А. Между двумя дизайнерами шло постоянное соревнование. Даже имя Андрона Аверина в Доме моделей Кардашева произносить было запрещено.

Царева почерпнула из газет некоторую информацию. В различных интервью и Эдуард Кардашев, и Андрон Аверин весьма сдержанно отзывались друг о друге. Теперь, заглянув за кулисы, она поняла, что всей этой сдержанности и интеллигентности – грош цена. Эти двое с удовольствием сожрали бы друг друга.

Из десяти девушек, работавших здесь, в глазах Кати выделялись четыре.

Елена Ходакова была признанной примадонной Дома моделей. Темноволосая красавица с превосходной фигурой держала себя по-королевски. Ее фотографии Катя и раньше видела в модных журналах.

– У нее дома вся стенка собственными снимками обвешана, я видела: такой иконостас! – Это шепнула Катерине Вера Наумова, хорошенькая девушка с русыми волосами, которые едва достигали плеч. Она постоянно встряхивала ими, и стрижка в виде пышного шара вся приходила в движение.

От Наумовой Катя узнала, что за участие в презентациях манекенщицам платят деньги.

– Сколько? – пожала плечами девушка. – Да по-разному. Кому-то пятьдесят долларов, а кому-то – сколько угодно. Пять тысяч, например. – Она засмеялась. – Но я столько не получала.

В Доме моды «Подмосковье» за участие в презентациях не платили ни копейки. Нинка вообще распоряжалась девушками как частной собственностью, гоняя их на мероприятия.

Вера Наумова понравилась Царевой сразу, потому что держалась просто и естественно. Взгляд ее умных синих глаз светился природной доброжелательно-стью. Наумова – единственная из всех моделей – встретила Катю приветливо. Какое-то время Вера приглядывалась к ней, а потом взяла новенькую под свою опеку. С ней Кате было легко.

Рита Бирюкова – девушка с сильно выщипанными бровями и короткой стрижкой – держалась насмешливо почти со всеми. Она считалась подругой Елены Ходаковой и дорожила этой дружбой.

Четвертая модель из десяти, на которую Катя обратила внимание, – четырнадцатилетняя Наденька. С единственной несовершеннолетней манекенщицей носились "как с писаной торбой" (так Вера Наумова сказала Катерине) – и девчонка это хорошо осознавала. Иногда она позволяла себе небезобидные, и даже оскорбительные, шутки по отношению к другим моделям. На это смотрели снисходительно. Катя заметила, что с примадонной Еленой Наденька держалась подчеркнуто уважительно.

Лишь эти четыре девушки как-то прореагировали на присутствие Катерины, причем Ходакова – откровенно враждебно, Рита, подыгрывая Елене, – с настороженным любопытством, а Наденька тут же отпустила одну из своих «детских» шуток. Остальные шесть девушек отнеслись к появлению новенькой с полным равнодушием – как к случайной попутчице в поезде: они, по-видимому, не считали ее достойной соперницей. Впрочем, все держались с Катей в меру вежливо, хоть и смотрели на вновь прибывшую несколько свысока.

Катя уже могла смело сказать себе: мне на это наплевать – по крайней мере, здесь все ясно и не нужно притворяться самой. Безразличие коллег по цеху не задевало… У мумии фараона больше эмоций, чем у этих фифочек. Их бы в бригаду по пошиву легкого платья, думала Катя, поближе к жизни, чтобы послушали «народные» выражения тети Наташи, Таньки Татариновой или Зинаиды Кудрявцевой.

Здесь каждый был занят только собой. Это Царева поняла быстро. Рассчитывать на теплые дружеские отношения не приходилось. Исключением могла считаться лишь Вера, которая сразу потянулась к новенькой.

Вера расхохоталась, когда Катя высказалась в том духе, что у Кардашева, дескать, все работают как единый слаженный механизм и наверняка нет никаких накладок.

– Про слаженность – это точно. Мастера у него отличные, и весь техперсонал тоже хорошо подобран. А вот в отношении накладок… Погоди, скоро сама увидишь. Конкурс модельеров "Силуэт России" – на носу. Дом моделей Кардашева, разумеется, тоже участвует. Эдуард Викторович решил сделать прорыв, отыграться за прошлое поражение.

– За какое? – задала вопрос Катя. Ни у кого другого она не решилась бы об этом спросить.

– Ну, ты даешь! – улыбнулась Вера. – Об этом столько писали…

Они сидели в углу зала, в небольшом кафе-баре, расположенном напротив Дома моделей через дорогу. В помещении было очень уютно, все модельки охотно посещали его. Обаятельный, с располагающей улыбкой бармен всегда проявлял услужливость по отношению к красоткам.

Сейчас он ласково говорил кому-то:

– Увы, увы! Агрегат сломался, починят скоро, а пока кофе – только растворимый.

– Ладно, давайте, – произнес знакомый капризный голос. – В другое кафе я уже не успеваю. Мне, пожалуйста, заварите так: ложку, пол-ложки и еще на самом кончике ложечки. – Перед стойкой в продуманной позе стояла Ходакова.

– Ах, какие мы манерные, – совсем тихо произнесла Вера, наблюдая за Еленой.

Ходакова заняла место за столиком в противоположном от беседовавших девушек углу.

– Так вот, ты спрашивала про поражение на прошлогоднем конкурсе… – придвинувшись ближе к Катерине, начала Вера. – Не было никакого поражения. А были жуткая ситуация и сплошная подлость.

– Как? – широко открыла глаза Катя.

– Очень просто. Эдика, – между собой модельки иногда называли своего маэстро Эдиком, – просто подставили. Сначала была организована травля в газетах. "С чем войдет в XXI век наш захваленный дизайнер?" – процитировала Вера.

– Это я читала, – перебила Катя. – Но в той статье не содержалось ничего особенного.

– В той, может, и нет. Но с нее все началось. По многим изданиям прокатилась волна публикаций. Все это было, конечно, проплачено: так просто ничего подобного не происходит. Писали, что Кардашев выдохся, что он весь в прошлом; его модели, мол, неактуальны, и вообще он перестал что-то значить в мире высокой моды. Дескать, в то время, когда он начинал, не из кого было выбирать, а почти мистическое чувство моды, которое ему приписывают, это всего-навсего миф, блеф. Все, мол, придумано им же самим.

– Да? – удивилась Катя. – А как же все его звания, призы, премии?..

– Кому-то очень хочется, чтобы это тоже было мифом. В действительности у Эдуарда Викторовича столько наград, сколько другому и во сне не приснится! Он награжден "Золотым манекеном", а это высшая награда Недели высокой моды в Москве, – начала перечислять Вера. – Кроме того, национальными премиями «Овация» и «Стиль»… Ой, да я всего сейчас и не вспомню. Он академик высокой моды. Его называют единственным русским кутюрье. Но в этой среде очень жесткие нравы. Чтобы занять лидирующее место, надо столкнуть другого. – Вера сделала маленький глоток кофе из своей чашки.

– А почему Кардашева называют маэстро? – спросила Царева. – Обычно это относится к дирижерам, живописцам, а у модельеров принято – дизайнер, кутюрье.

– Вообще-то маэстро – это почетное наименование выдающихся деятелей в самых разных областях искусства. Эдуарда Викторовича так стали называть после показа в Италии. Слово-то итальянское!

Они одновременно заметили, что Ходакова, стрельнув в их сторону глазами, поднялась и ушла.

Вера продолжала рассказывать о прошлогоднем конкурсе: эта тема волновала ее всерьез.

– А вот еще, – припомнила она другие негативные публикации. – "Наш золотой самородок при ближайшем рассмотрении оказался неконкурентоспособным" и "Эдуард Кардашев больше не кутюрье?". В общем, сплошным потоком шла какая-то навороченная глупость.

– Это я тоже читала, – кивнула Катя. – Чушь собачья!

– Эдик создавал коллекцию полгода, душу выложил. Если бы ты видела его тогда… Он похудел, наверное, килограммов на десять. И в это время на него обрушивается злобный вой. Дописались до того, что он использует чужие идеи, эксплуатирует молодых модельеров, которые не могут пробиться. Грабит их. Его жрали – а он работал как сумасшедший. Обвиняли в плагиате, в слизывании чужих идей – а он пахал и пахал.

– А разве он не мог им ответить?

– Нужно было действовать такими же подлыми методами, а он не хотел. Кардашев выше этого. Считает, что противно оправдываться, если ни в чем не виноват. Впрочем, это я так думаю – он же со мной мыслями не делится. Его просто загнали в угол. А потом произошло чепэ…

Царева слушала, боясь пропустить хоть слово.

– Перед самым конкурсом организаторы заявили, что меняются условия показа. Можно будет пользоваться лишь услугами того техперсонала, который предоставляют устроители. Кардашев удивился, но воспринял это нормально. Мы приезжаем на конкурс – он проводился в концертном зале «Россия», – и оказывается, что все поменялось: гладильщиц и одевальщиц нужно было везти своих. Эдуарда Викторовича никто не удосужился поставить в известность. Он кинулся назад. Пока собрал людей, пока привез их, время прошло. А дальше начался настоящий цирк. Наш техперсонал не пустили на показ!

– Как?! – воскликнула Катерина.

– А вот так! Молча.

– Но это же… – Катя возмутилась и стукнула сжатым кулачком по столу. – Это какое-то вредительство!

– Так оно и было задумано. Мы мечемся с коллекцией, Кардашева нет. Показ меж тем идет. А Эдуард Викторович воюет в это время с милицией, потому что на привезенных им людей нет спецпропусков. Представляешь? Устроители с садистским удовольствием обвинили во всем заслуженного модельера. Он-де не согласовал с кем-то свои действия, не подготовился должным образом… Ну и так далее.

– Это настоящий бандитизм! – Губы Кати сами собой сложились в жесткую складку.

– Точно. Потом разразился скандал. Эдуарду Викторовичу поставили двойку за поведение – есть у них такая форма воздействия – и демонстративно вы-проводили с конкурса. Все кончилось крахом. Ситуация, безусловно, была выстроена заранее. Его бы сняли, даже если бы он не опоздал. Устроителям понадобился мальчик для битья. И они сумели бы придраться к чему-нибудь другому. Кардашев считает, что дело там не обошлось без Андрона Аверина…

– Кто тогда победил на конкурсе?

– Аверин. – Вера взглянула на часы. – Ой, побежали, а то нам сейчас Эдик всыплет за опоздание.

В первые дни работы в знаменитом Доме моделей Катерина боялась сделать что-то не так – и ужасно нервничала.

– Катя, ты очень скованно держишься, так нельзя! – сделала ей замечание Валентина Ивановна.

Катя расстроилась, но приняла к сведению.

Показы Кардашева происходили два раза в неделю. Демонстрация шла в небольших комнатках, где зрители находились совсем рядом – на расстоянии вытянутой руки. Музыка не звучала, слышался лишь монотонный голос диктора. Это казалось необычным Кате и сбивало ее с толку.

Катя привыкла работать в других условиях. Ей снова страшно было ступить на подиум – как в первый раз… На возвышении, когда снизу на тебя направлены глаза, чувствуешь себя недосягаемой и… защищенной. Ничто не отвлекает. Удачный проход зависит лишь от тебя самой.

Кардашев приблизил модель к зрителям. Кате приходилось осваиваться прямо на ходу.

– Молодец, ты стала более естественной! – вскоре похвалила Катерину Валентина Ивановна. – Скоро конкурс "Силуэт России", у Эдуарда Викторовича появилась в отношении тебя интересная идея.

Катя обрадовалась похвале. Она устала чувствовать себя на показах неповоротливой куклой. Однако она заметила, как по-разному среагировали на слова Валентины Ивановны другие модельки, слышавшие их.

– Смотри, как Риту перекосило, – наклонилась к уху Царевой Вера. – Сейчас побежит Елене Прекрасной докладывать.

– Прекрасной? – переспросила Катя.

– А ты разве не знала? Так ее здесь прозвали. Ходакова – примадонна, у нее все должно быть под контролем. А тут Валентина Ивановна тебя похвалила. Для сведения: скорее летом снег выпадет, чем суровая Валентина скажет кому-то комплимент. Никого не балует. Наша противная Лолита от нее несколько раз в истерику кидалась. Кардашеву жаловалась. Только он быстрее эту девчонку прогонит, чем уволит Валентину…

Катя догадалась, что Лолита – это четырнадцатилетняя Надя.

– Противная мартышка! – продолжала Вера. – Такая скандалистка, сил нет. Сейчас в манекенщицы с одиннадцати-двенадцати лет берут, модельный бизнес помолодел, хотя вот так подумать: что они в двенадцать лет будут демонстрировать? Талии нет, бедер – тоже, вместо грудей – прыщики. Посмотришь: бедная, невинная овечка – а злобы в ней, а зависти… На троих взрослых баб хватит. Наденька еще год-два в роли Лолиты продержится, а потом на ее место возьмут другую, вот она и бесится.

Катерина вздохнула: опять все то же самое – ревность, соперничество, подозрительность.

– А ты как хотела? – ответила на ее вздох Вера. – Каждая мечтает стать примой. И… – Вера сделала паузу, – удержаться на этом месте как можно дольше. Все вокруг – конкурентки, врагини, соперницы.

– Меня ты тоже считаешь врагом?

– Нет, – улыбнулась Вера, – у меня с головой все в порядке. Работа у Кардашева – это максимум, чего я смогла достичь. Понимаю это прекрасно. Скоро вообще уходить придется. Замуж идти пора, пока берут. Надо спокойно воспринимать неизбежное. А знаешь что, – вдруг предложила девушка, – поехали сегодня ко мне! Посидим, поболтаем, а то здесь не дадут. Останешься у меня, переночуешь. Тебе ведь далеко ехать?

– Давай в любой другой вечер, а? – извиняющимся тоном попросила Катерина. – У матери сегодня обещала быть. Волноваться будет, если не появлюсь.

– Давай! – тут же согласилась Вера.

Новенькая девушка ей нравилась все больше и больше. Она доверительно шепнула Кате на ушко:

– Они меня из-за тебя шпынять начали. Елена сказала, что я, как всегда, готова помочь кому угодно. А тебя она знаешь как назвала?

– Как? – удивилась Катерина.

– Блудницей-тихоней.

– Нет, нет, нет! – громко и размеренно хлопал в ладоши Эдуард Кардашев. – Все не так: слишком близко к краю.

Маэстро следил за тем, как рабочие затаскивают на подиум бассейн, в который, по его замыслу, должны были опускаться топ-модели во время показа. Эту задумку он вынашивал давно, и сейчас пришло наконец время ее осуществить. Но что-то не ладилось. Кардашев метался из одного конца зала в другой, давая противоречивые указания.