Век толп

И какая женщина! Она заставляет его обратиться к религиям и к коллективным иллюзиям, применить к ним небесспорные понятия — идентификация, сверх «Я». Понятия, которые ему подсказывает время, а время не внушает ему никакого доверия, и нет никакого желания его беречь. Он принимается за все, что попало, а попадается скорее плохое, чем хорошее: это только сомнительная революция, неудавшиеся свободы, китайские тени войны. Он не видит никакого просвета в многочисленных науках об обществе, которые, как и политические деятели, культивируют веймарские теории, обессилевшие идеи. Не утверждают ли они, что спасение поднимается из бездонного существа человечества, в то время как люди опускаются до варварства, чтобы в нем погибнуть?
      Эти теории "как если бы" надолго удерживают его в "Будущем без иллюзий", в "Болезни цивилизации", в "Моисее и монотеизме". Чувствуется, что каждый раз, в каждой книге что-то кончается, что-то другое рождается. Только «Я» понимает, что за грубость и разочарование обитают вокруг. Здесь проявляется упрямое желание охватить тайны человеческой природы (несмотря на неприятные истины, которые нужно ожидать, открывая ее!). Гений Фрейда, терзаясь, предается беспощадному подсчету наших психических невзгод. Мы ускользаем от Харибды неврозов только для того, чтобы впасть в Сциллу религий. Конечно, он сомневается, идти ли вперед. По его собственному признанию: "Мы находимся на территории психологии толп, где не чувствуем себя в своей тарелке".
      В своей тарелке или нет, пространство духовной жизни становится пространством религиозной жизни, верований, которые ее ограничивают. Само время эйнштейнизируется. Это больше не абсолютное и линейное время первой теории, разделенное на фазы (от 0 до 5 лет, от 5 до 12 лет и т. д.), но время относительное и циклическое, время эволюции людей, которые то подчиняются своему повелителю и отцу, то восстают против него и так далее.
      Не откладывая, сразу скажем, что, когда переходят от частной психоаналитической теории к теории общей, мир изменяется полностью. Создается впечатление, что мы оставили астрономию, науку об отдельных планетарных системах, ради космологии, науки о жизни и смерти звездных масс и галактик, которые мы видим звездной ночью. Нет ничего более интересного, чем проследить эту историческую параллель. Но история не единственный предмет этой книги.

Глава 2. ОТ КЛАССИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ МАСС К РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПСИХОЛОГИИ МАСС

       I
      Все, в целом, способствует тому, чтобы с презрением отнестись к психологии масс и предать ее забвению. А вместе с ней и работы Фрейда. Мы их уже даже не понимаем. Они кажутся нам простыми и однообразными. И этому есть очевидная причина. В отличие от своих учеников и последователей, Фрейд пишет для публики, для мужчин и женщин, которые не только не принимают его, но и откровенно враждебно настроены. Отсюда порой элементарный характер его разборов, обилие простых и повседневных примеров, горячее желание убедить, которое ощущается на протяжении всех его рассуждений. Их новизна, их интерес от этого тем не менее не уменьшаются.
      Эти качества утрачиваются. Ныне они кажутся бесполезными, потому что его ученики обращаются к посвященным. Они лишь стремятся укрепить уверенность публики, уже заведомо убежденной. Блеск языка, вычурность мысли, экзотичность выбранных для исследования ситуаций призваны обольстить уже убежденных. Намеки, эзотерические формулировки, обычные недомолвки перегружают труды психоаналитиков, написанные исключительно для использования их психоаналитиками же и философами, которые небрежно читают их. Мне самому нужно будет вернуться к элементарному, к трудоемкой аналитической работе на повседневном языке. Сохранить простоту понятий и определенным образом подчеркнуть то, что обычно топится в художественной туманности. Поскольку психология толп Фрейда, как и психология толп его предшественников, все еще остается неизвестной. Причина такого сокрытия — главным образом недоверие. И только путь обращения к элементарному и близкому поможет нам ее понять. Это, однако, не мешает критически посмотреть на нее и увидеть то новое, что книга поможет нам обнаружить.
      Для начала не будем отгораживаться от существенного факта: Фрейд разделяет с Ле Боном и Тардом убеждение, что все зависит от психических факторов и объясняется ими. Единственная наука, строго говоря, касается самой сути действительности: психология. Когда он размышляет над великими проблемами общества, над мировыми религиями и общественными движениями, он размышляет как раз над различными типами толп. А что же во всем этом социология? Не что иное, как прикладная психология.
      "Поскольку социология, изучая по-своему тоже поведение людей в обществе, может быть лишь прикладной психологией. Строго говоря, существует, две науки: чистая и прикладная психология и наука о природе".
      Вот что ясно. Психология — это не та наука, которая делит пирог истины с другими науками, а старается заполучить самый большой кусок. Она охватывает всю человеческую реальность, включая историю и культуру, и ничто ей не чуждо. Отсюда вытекает, что вопреки широко распространенному мнению различные работы Фрейда нельзя считать вкладом в ту или иную науку: "Тотем и Табу" в антропологию, "Будущее одной иллюзии" в религиеведение, "Моисей и монотеизм" в историю, "Психология масс и анализ Я" в социологию и так далее. Конечно, он изучает материалы, собранные в этих различных областях. Он обсуждает существующие интерпретации. Но именно для того, чтобы притянуть их к психологии и, в частности, к психологии толп, гранью которой каждая из этих областей является. "Вместе с Ницше, — делает вывод один американский историк, — Фрейд объявил, что господствующая наука будущего — это не история. а психология. История становится психологией масс". Что касается исторических феноменов религии, "единственная действительно удовлетворительная аналогия, — считал Фрейд, — находится в области психопатологии, в генезисе человеческого невроза, то есть в дисциплине, относящейся к индивидуальной психологии, в то время как религиозные феномены, естественно, считаются принадлежащими психологии масс".
      Все работы, которые я только что упомянул, исторически, а прежде всего логически принадлежат к этой психологии. Таинственные и великолепные, они повествуют о рождении творения, истории романа духа, который неоднократно начинается и, как "Finnergan's Wake", не получает завершения, которое в любом случае и не может быть получено. Но здесь, однако, как в последнем аккорде, как в заключительном фейерверке, можно услышать все основные темы психологии толп: растворение индивида в массе, власть вождей, истоки верований и религии, их сохранение в «бессознательном» народа, загадка подчинения людей и искусство ими управлять. Для нас, всех, кто интересуется этой психологией, их совокупность равноценна завершенному трактату. Именно с этой позиции нужно их рассматривать. Даже если речь идет о произведениях, созданных на закате жизни.
       II
      Задачей психологии масс является объяснение всех политических, исторических, культурных явлений прошлого и настоящего. Это было известно. Но впервые ее призвание оказывается так ясно определенным. До тех пор пока она оставалась в своей изначальной среде, ее единственными интересами были интересы политические. Либеральная и консервативная, она преследовала цель защиты общественного порядка. Не потому, что он был наилучшим, а потому, что он был наиболее сносным. Несмотря на свою резкую критику притеснений, несмотря на свои разоблачения условий жизни большинства людей, самых униженных и ограбленных, Фрейд остается связанным с этой традицией. По-видимому, он доверил Цвейгу, своему почитателю той поры, суть своей мысли:
      "Несмотря на всю мою неудовлетворенность существующими экономическими системами, у меня нет надежды, что путь, избранный Советами, приведет к какому-то улучшению. По правде говоря, всякая надежда подобного рода. которую я питал, исчезла в течение этих десяти лет советского режима. Я остаюсь либералом старой школы".
      Правда о его позиции, определявшейся исторической ситуацией, невольно вырывается у него. Наблюдая эту ситуацию, он видит, что люди на земле живут на самом деле в преисподней. Вполне естественно, что на этом этапе его мысль сосредоточивается на теориях и методах, нацеленных на то, чтобы заставить людей осознать этот ад. И на помощь им в их высвобождении. Не пробудить прежние иллюзии, всегда им сопутствовавшие и их как бы примирявшие с земными невзгодами, а раскрыть их. Пробудить людей от этого состояния сна наяву, привести их к пониманию, заставить их осознать собственные силы и возможности. Тогда они смогут переделать действительность так, чтобы иллюзии им больше не понадобились.
      Именно в целях разоблачения иллюзий Фрейд делает из "Будущего одной иллюзии" безжалостное обвинение, в лучших атеистических традициях направленное против религии и мнимого разрешения тягот человеческого существования, предлагаемого ею. Он обнаруживает аналогии между религией и неврозом навязчивых состояний. Этот последний своими ритуалами и повторениями иссушает жизнь людей и отрывает их от реальной действительности. Вспомним, что для него, как для Ле Бона и Тарда, религия — это первейшая структура из всех коллективных верований. В этом следует видеть разоблачение любых форм мировоззрения, каким бы ни было их конкретное содержание.
      Отчасти вскрыть реальное существо связи, объединяющей вождя с толпой — это то, чему, по всей видимости, посвящены многие тексты, начиная с "Психологии масс и анализа Я". В целом явление неблагоприятное, вождь оказывается силой одновременно многоплановой и полностью открытой, которая вырисовывается за гипнотизером, его прототипом. Гипноз — это насильственное соблазнение, совершаемое против воли человека. Регрессия толпы — расплата за это. По Фрейду, великие соблазнители — это не Дон Жуан или Казанова и их соперники. Несколько сотен соблазненных женщин, вот невидаль! Ничтожная добыча. Нет, истинные соблазнители, поднимающие целые толпы в порыве влюбленности, чтобы швыряться ими в своих интересах, как другие деньгами, — это вожди: Наполеон, Сталин, Мао. Огромные массы собираются вместе, чтобы им рукоплескать, теряют рассудок, слушая их, стремятся быть на них похожими, убивают или дают себя убить ради них. Живые, они являются предметами обожания; мертвые, они продолжают вызывать страсти, оказывать губительное воздействие на эмоции и память каждого. Фрейд прав. Если это не украденная любовь, тогда что же?
      От всех текстов этого периода веет беспощадным фрондерством. Обработка идей и реалий производится здесь без всякой снисходительности. Из апологетической психология толп вдруг становится критической и заостренной. Фрейд является, быть может, "старым либералом", как все ее первопроходцы. Он таков именно в силу наиболее последовательного желания свергнуть всех идолов, которые засоряют дух века. Он переносит идеи психологии толп в иную социальную сферу, критикует общество, захваченное революцией.
      Первое поколение, поколение Ле Бона и Тарда, настаивало на консервативном элементе масс как щите против революции. Новое поколение, близкое Фрейду, озабочено этим, потому что оно, напротив, видит в нем тормоз революции. Каковы причины этого, спрашивает данное поколение, почему массы не могут быть втянуты в революцию, когда экономические и социальные условия благоприятствуют ей? Препятствие находится в сфере психологии — вот вывод, на котором все сошлись.
      С целью проанализировать это препятствие, здесь и там, а вначале с Федерном и Фроммом, зарождается революционная, или левая, психология масс. Название книги Поля Федерна, ученика Фрейда, появившейся в 1919 г., уже является программным: "Вклад в психологию революции: общество без отца". Автор считает, что авторитарная и патриархальная структура, которая встречается даже в социалистических партиях, держится на рельсах буржуазного общества. Если эта структура, увековеченная в нас через семью, не разрушится, можно сомневаться в успехе истинной революции.
      Этот труд является пламенным выступлением в защиту рабочих советов, «советов» вообще, которые создают новую братскую и сестринскую этику. Все предыдущие массовые организации формировались сверху вниз, начиная с руководителя. Пирамидальная организация обеспечивала идеальную модель отношений отца и сына. Новая организация, совет, вырастает из масс. Она происходит из низов и из низов получает импульс и незримую психическую структуру: отношения между братьями. Но Федерн — пессимист, он считает, что семья составляет самое большое препятствие для устойчивой победы рабочих советов.
      Итак, еще до того, как появляются работы Фрейда по психологии толп, она уже проникает в его круг. Она вносит в него некоторые абсолютно новые темы, которые в дальнейшем будут непрестанно развиваться. Часть учеников Фрейда, из самых изобретательных, обратились к психологии толп, озабоченные тем, как наилучшим образом подготовиться к кризисам политики и культуры. Их труды и деятельность доказывают, что психоанализ имеет отношение к феноменам толп и не сможет остаться замкнутым лишь в клинических рамках.
      Далеко от Европы, в Америке, а также в Англии, мыслители могут и не интересоваться этими явлениями. Но в Германии, в Австрии, на пороге социалистического режима и нацистской угрозы, эта дистанция сокращается. Не только революция провалилась, но и грядет антиреволюция. Повсюду в старой Европе массы выражают свое одобрение, в то время как вожди их закабаляют. Вильгельм Рейх если не первый, то по крайней мере с усердием, достойным первого, прикладывает все силы для осуществления целей психоанализа в рамках левой политики. Он ставит важнейшие вопросы, те, что психология толп ставила уже по поводу других лидеров:
      "Как оказалось возможным, что какой-то Гитлер, какой-то Джугашвили (Сталин) могут царить над восьмьюстами миллионами человек? Как это стало возможным? Еще в 1927 г. я перенес этот вопрос в социологический план. Я долго говорил об этом с Фрейдом".
      И вот какая чехарда получается. Рейх (как Фромм, Брох или Адорно!) бросается в психологию толп, чтобы понять Гитлера и нацистское движение. Он, конечно, не знает, что Гитлер ассимилировал эту психологию, чтобы создать свое движение, стать Гитлером. Один интересуется ей, чтобы объяснить социальную реальность, другой — чтобы применить ее к той же самой реальности. Очень скоро Рейху становится очевидным, что союз психоанализа с экономической и политической теорией Маркса дал бы ответ, так как они дополняют друг друга:
      "Психология масс, — пишет он, — видит проблемы именно там. где непосредственное социоэкономическое объяснение оказывается недейственным. Психология масс. противопоставляется ли она социальной экономии? Никоим образом. Так как мышление и иррациональное поведение масс кажутся рассогласованными с социально-экономической ситуацией рассматриваемой эпохи, не вытекают ли они сами из более ранней экономической ситуации".
      Порвав с теорией своего учителя, он показывает, что семья, сама являющаяся продуктом экономических условий, через процесс воспитания детей создает структурный тип характера. Она создает тип, который сам поддерживает политический и экономический порядок общества в целом. Результат: подавление сексуальности, дисциплина тела, конформность по отношению к силам порядка. К концу детства каждый из нас готов склониться и ждет, чтобы вождь им командовал.
      Признаем, что в некотором смысле то, что утверждает Рейх, так или иначе присутствует у Ле Бона и Тарда. А еще больше у Фрейда. Из этих составных элементов Рейх выделяет некий набор, энергично утверждая, что триумф нацизма в Германии не может объясняться только харизмой Гитлера или махинациями немецких капиталистов, а является также результатом психического склада немецких масс, которые способствуют тому, что эта смесь становится взрывоопасной.
      Как бы ни было, возникает другой аспект, согласно которому нужно понимать и объяснять деспотические и авторитарные явления нашей эпохи. И его утверждение, "что фашизм должен рассматриваться как проблема, релевантная психологии масс. а не личности Гитлера или политике национал-социалистической партии", осталось запечатленным в сознании нескольких поколений вплоть до наших дней. Здесь еще отражается красный отблеск пламени костров аутодафе и мрачных церемоний, на которых автор присутствовал. Действительно, большинство ближайших учеников Фрейда рассматривали сексуальное подавление как один из главных механизмов политического господства. Они видели в семье фабрику авторитарной идеологии и консервативный тип характера.
      Их идеи прокладывают путь Герберту Маркузе. Он вновь обращается к ним и обновляет эти темы. В противоположность Рейху он идет от марксизма к психоанализу, а именно, проходя через знаменитую франкфуртскую школу. Она поставила себе задачу соединить концепцию классового общества с концепцией массового общества. Она стремится критиковать классовое общество с точки зрения реалий анонимных и одиночных масс и критиковать массовое общество, разоблачая его эксплуатацию, его классовую суть так, как их представляет марксизм. Отсюда бесконечные вариации, но также и широкий горизонт. В любом случае, что касается "Психологии масс и анализа Я" Фрейда, она является произведением, "наиболее часто цитируемым франкфуртской школой", и обеспечивает основу, на которой создаются тексты членов этой школы. Они все вместе выражают одну и ту же идею: психология масс — это один из важнейших моментов нашей эпохи.
      Это критическое и революционное крыло выдвигает на первый план возможности освобождения и сопротивления масс власти. Они способны победить любое сексуальное и экономическое подавление, всякую власть, которая их не признавала. Они могут снести преграду, которая блокирует восстание против общественного порядка. Вождь — это не ответ на их психологическую нищету, особенно когда он называется Гитлером или Сталиным. Он сам является этой нищетой.
      Следуя этой линии, психология толп меняет направление и утверждает себя слева. Утвердив в правах массовое общество, она становится его критиком и цензором. И если бы это было только так. Но благодаря объединенному влиянию этих изобретательных бестий, каковыми были ученики Фрейда, из которых Рейх оставался наиболее значительным, и вдохновленных им утонченных умов, среди которых Адорно и Маркузе кажутся наиболее сведущими, их воздействию на недавнее общественное движение в Европе и Соединенных Штатах психология толп сделала историю. Таким образом, она показала, что может послужить не только вождям, но и массам. Работы Фрейда лежат в основе этих перемен.
      "В конце, — пишет один из мастеровых этих изменений, — это была современная глубинная психология, которая завершилась очисткой открытий психологии масс Ле Бона от их сомнительной политической позиции".
      Без желания Фрейда и даже против его воли. По большому счету, большинство наук о человеке — скажем, экономика, история, социология или антропология — претерпело аналогичные изменения. Рожденные как науки социального порядка, они свернули в сторону революции. Эти виражи прошли в каждой науке с сохранением стержня классических понятий. И когда хотят полностью очистить эти понятия в психологии толп, нужно вернуться к Фрейду. Это наш последний и самый длительный этап.

Глава 3. ТРИ ВОПРОСА ПСИХОЛОГИИ МАСС

       I
      Имена Ле Бона и Фрейда часто ассоциировались, и по праву. Что бы ни говорили, эти два ученых — две различные планеты, но они являются частями одной и той же солнечной системы. Сам Фрейд признал это с самого начала. Чтобы описать толпы, он берет палитру и цвета "книги господина Гюстава Ле Бона "Психология толп", по праву ставшей знаменитой". Вам уже знакомы основные черты этой картины. В толпе индивиды утрачивают свое собственное мнение, свои интеллектуальные способности. Господство над собственными чувствами и инстинктами ускользает от них. Они начинают думать и действовать неожиданным для них самих и для всех тех, кто их знает, образом. Основными признаками их превращения в человеческую массу, я это напоминаю, являются: исчезновение сознательной личности, ориентация их мыслей и чувств в одинаковом направлении посредством внушения и заражения, тенденция к реализации внушенных идей.
      Эти феномены делают единодушными наблюдателей. Тем не менее они ставят перед нами три вопроса. Что такое масса? Как ей удается влиять на индивида в этом смысле? В чем состоит психическое превращение, которому он подвергается? Психология имеет своим объектом состояние духа и инстинкты человека. Исходя из его мотивов, она анализирует его действия; она интересуется его отношениями с другими. Этим обычно ее задача исчерпывается. Здесь начинается в нашем случае новая задача, еще не решенная, так как ей необходимо сейчас выяснить, какое представление имеют индивиды о себе самих в качестве индивидов-массы, что они чувствуют и думают, как они действуют — поскольку их психология полностью отличается от психологии индивида.
      "В этом состоит теоретическая задача психологии " толп — дать ответы на все три вопроса". Они касаются различия между отдельно взятым человеком и человеком, связанным с другими людьми. И психология толп, делая это, начинает с третьего вопроса: как человек изменяется? Ход размышлений очевиден. Нужно исходить из симптомов, из результатов, а затем подходить к их причинам. В заключение можно сказать, что все они выражают регрессию людей.
      В недрах толпы подавление бессознательных тенденций уменьшается. Моральные запреты исчезают, господствуют инстинкт и эмоциональность. Человек-масса действует как автомат, лишенный собственной воли. Он опускается на несколько ступеней по лестнице цивилизации. Масса импульсивна, изменчива, легко возбудима. Будучи слишком доверчивой, она отличается недостатком критического ума. Ее поведение определяется почти исключительно бессознательным. Она думает образами, порождаемыми один из другого ассоциациями. Она не знает ни сомнений, ни колебаний, истинное и ложное не составляют для нее проблемы. Отсюда ее нетерпимое поведение, а также ее слепое доверие власти.
      Консервативные по существу, массы имеют глубокое отвращение к новому, к прогрессу, безграничное уважение к традиции. Кроме того, они "никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, от которых не могут отказаться. Они всегда отдают предпочтение ирреальному, а не реальности; нереальное действует на них с той же силой, что и реальное. Они обнаруживают явную тенденцию не отличать одно от другого".
      Каждую фразу Фрейда нужно было бы комментировать и перечитывать, чтобы нарисовать полную картину социальной жизни. Прочитать фразу — значит потянуть за нить и раскрутить весь клубок. Отрывать их друг от друга — значит снижать их очевидность. Но не нужно вести аналогии Фрейда слишком далеко. С одной стороны, он нам говорит без обиняков, что (употребляя традиционный словарь) массы примитивны, инфантильны, ненормальны. С другой стороны, мы без большого труда понимаем, что примитивные люди, о которых он говорит, находятся не где-то там, далеко от нас. Это не индейцы, не африканцы, они находятся прямо здесь, люди, которые презирают творения цивилизации и законы разума. Примитивные люди, которых он изучает, которых он знает, — это мы сами.
      Все эти аналогии, ясное дело, предназначены для того, чтобы показать нам, что массы свидетельствуют об эмоциональном и интеллектуальном, иногда даже моральном падении людей. По ту сторону сознания, когда барьеры уничтожены, существует темный мир, который сформировался в давние времена. Он оставил следы на нашем теле и в нашей памяти. Ему достаточно небольшого сдвига, чтобы взять реванш. Он переворачивает вверх дном представление о психической и социальной норме.
      В большинстве случаев это потрясение происходит на пике праздника, мятежа, религиозной процессии, войны, патриотической церемонии. Во всех этих случаях, по крайней мере теоретически, возникает впечатление, что улицы наводняет бессознательное. А массы служат ему телом. С ними оно кричит, гневно размахивает руками, отбрасывает запреты, оскорбляет вышестоящих, сеет повсюду беспорядок и недовольство. Оно предается всякого рода крайним действиям, невиданным жестокостям. Реальность уничтожается, массы живут в диком сне.
      "Как во сне или под гипнозом, испытание реальностью в поведении толп не оказывает сопротивления силе желаний, отягощенных аффективностъю".
       II
      Трудно поверить, что Фрейд не знает, что он делает, когда пересказывает Ле Бона. Трудно поверить, что он не осознает связи, существующей между его теорией и суждениями о массах. Их сопоставление имеет лишь ограниченную значимость. Но Фрейд подчеркивает одно скрытое родство между двумя их дисциплинами, внешне чужими друг другу. И это родство заключается в их общем открытии бессознательного. Разве Ле Бон не писал:
      "Интеллектуальную жизнь можно сравнить с маленькими островками, вершинами невидимых огромных подводных гор. Огромные горы представляют собой бессознательное".
      И Фрейд признает, что именно это является причиной их встречи:
      "Мы использовали в качестве отправной точки сочинение господина Ле Бона, потому что. судя по акценту, сделанному на роли бессознательного в психической жизни, психология этого автора значительно сближается с нашей".
      Но в соответствии с датами ему стоило бы сказать, что это его психология сближается с психологией французского психолога.
      Отметив это сходство, он спешит добавить, что утверждения Ле Бона не вполне оригинальны. Многие государственные деятели, поэты и мыслители утверждали то же самое до него. Мы уже знаем это. Но ведь тем более неоригинально упрекать кого-то в том, что не у него первого возникла та или иная идея. Этот, скорее банальный, способ дискредитации использовался против всех исследователей, включая Фрейда. Когда их клеветники устают, называя их скандалистами, когда им надоедает повторять, что они наводят тень на солнце здравого смысла, их осмеивают, мол, нет ничего нового под этим солнцем. Все, что они говорят, было давно известно.
      В действительности Фрейд расходится с Ле Боном в том же самом пункте, где он разошелся с Юнгом. Этот спорный пункт — коллективное бессознательное. Действительно, Фрейд отмечает, что бессознательное у французского психолога представляет собой по большей части унаследованный от предков субстрат нации или расы — мы отметим это в соответствующем месте. Источник его силы в наследии, аккумулированном длинной чередой поколений, каждое из которых нечто к нему добавило. Это коллективная память вида и культуры. Но бессознательное, такое, каким его понимает психоанализ, содержит преимущественно остатки вытеснения, подавления. «Я» прячет там инстинкты и аспекты индивидуального. Отсюда существенное различие между этими двумя классами реальности, обозначенными одним и тем же словом. И Фрейд старается исключить понятие бессознательного масс, а также покончить со смешением их психической жизни и жизни индивида.
      Еще одно разногласие касается следующего. По Ле Бону, индивид не обладает той совокупностью особенностей толп, с которыми мы уже познакомились. Он их приобретает, лишь смешиваясь с другими индивидами в массе. Однако Фрейд считает, что это не так — мы это только что видели. Такие черты существуют в каждом, но подавленные. Но, как только мы оказываемся в толпе, происходит общее уменьшение напряжения. Индивид регрессирует к массе.
      "Новые характерные черты, которые он (индивид) тогда обнаруживает, являются не более чем проявлениями этого бессознательного, где накоплены, зародыши всего того, что есть плохого в человеческой душе, того, что голос совести молчит или что чувство ответственности исчезает в этих обстоятельствах, — именно здесь обнаруживается то, что нам совсем не трудно понять".
      Когда индивиды объединяются между собой, результат не является, как это предполагал Ле Бон, распадом их индивидуального сознания. Они возвращаются на более примитивную стадию их психической жизни, и каждый раз "этот зародыш всего того, что есть плохого в человеческой душе," незаметно берет верх, и ничто не может ему противостоять. Именно этим объясняются интеллектуальная регрессия и аффективная преувеличенность, которые мы пространно описывали.
      Наконец, последнее расхождение, скорее, имеет отношение к предвзятости. Ле Бон во многих отношениях считается психологом толп, который более всего настаивал на роли вождя и описал его с излишними подробностями. Целые главы его трудов посвящены ему. Без него толпа не может действовать. Трагическая ошибка, в которой французский психолог обвиняет современные общества, заключается в нехватке вождей. Они лишают толпы этого необходимого для их благополучия элемента. В этом пункте Фрейд также следует за Ле Боном, но с некоторыми недомолвками. Несмотря ни на что, анализ кажется ему неполным. Объяснения, касающиеся вождей толп, являются, на его взгляд, недостаточно ясными. Они почти не способствуют пониманию законов этого явления. Именно поэтому "трудно не признать, что то, что господин Ле Бон говорит о роли вождей и о природе авторитета, совершенно не согласуется с его блестящим, живописанием души толп".
      Неточно назвать живописание толп буквально более блестящим, чем живописание вождей. Процесс, который Фрейд инициировал против Ле Бона, в сравнении с посредственной болтовней и оскорблениями, которыми его обычно осыпают в наши дни, может считаться данью уважения. Однако это не делает его более справедливым. Фрейд со всей очевидностью заявляет, каким будет основной стержень новой теории. В этом смысле такой процесс оправдан. В психологии толп, которую разрабатывает Фрейд, толпы достаточно быстро исчезнут из поля исследования. Вместо них на горизонте возникнет вождь. Он займет господствующую и центральную позицию, пока она не станет исключительной. Это вполне понятно: изучив семью и сделав из отца ее стержень, психоанализ должен был сказать о власти и о вожде больше, чем обо всем остальном.
       III
      Если Фрейд и критикует концепцию Ле Бона, то лишь с определенной целью: четко ограничить рамки собственного учения. Поэтому было бы неинтересно останавливаться на этом дольше и подробно перечислять его возражения. Кроме одного, позволяющего нам понять, каковы же эти рамки. Как и другие до него, Фрейд обращается к Ле Бону и спрашивает его: "Являются ли толпы менее интеллектуальными, чем индивид, и такими уж бесплодными, как вы полагаете".