Дорога дорог

– Настало время совершить то, ради чего мы сюда пришли, – начал он хриплым от утренней прохлады голосом. – Бургок, возьми трех человек из своего десятка, укрепите веревки на краю расщелины и проследите, чтобы они были достаточно длинными. Леонгир и кто-нибудь еще с ним – принесите мечи для осужденных, факелы и огниво. А ты, Рагул, позаботься о еде и воде да пригляди, чтобы сменили караульных, задали лошадям корм и свели их к ручью. – Отдав еще несколько распоряжений, командир отряда обернулся к приговоренным: – Не взыщите, но мешкать нам недосуг, к вечеру мы должны быть в Исфатее. Поедите на дне расщелины, вместе с мечами и факелами мы спустим вам кое-какую снедь и бурдюк с водой. Вам-то все равно, где закусывать, а нам до жары надо преодолеть хотя бы треть пути к городу.

– Конечно, скакать по такой, как вчера, жаре – одно мучение, – простодушно подтвердила Дагни.

Командир полусотни благодарно улыбнулся ей и, неуклюже переваливаясь, стал подниматься по едва заметной тропинке между утесами. Осужденные, в окружении гвардейцев молча двинулись за ним.

Расщелина, на краю которой Бургок и его расторопные помощники уже успели закрепить веревки, представляла собой широкое и длинное ущелье, пересекавшее Гангози с юга на северо-восток и тянувшееся в обоих направлениях, насколько хватало глаз. Отвесные стены его исчезали в густом сизо-сером тумане, из которого тут и там вздымались узкие и острые, как кинжалы, блестевшие от росы вершины скал. Определить глубину ущелья не было никакой возможности, однако Мгал отметил, что веревки достигали в длину по меньшей мере полторы сотни шагов каждая.

– Ну что ж, все готово, – проговорил командир отряда, внимательно осмотрев крепления веревок и сложенные на краю расщелины узлы. – Никто из нас не знает наверное, что ждет вас внизу. Мы не можем дать совет, в каком направлении лучше двигаться, и потому нам, перед тем как выполнить свой долг, остается лишь еще раз пожелать вам удачи. Кто хочет первым начать спуск?

– Я, – сказал Плосконосый и сделал шаг вперед.

Грабитель храмов подождал, пока гвардейцы отсоединят его от цепи, сковывающей остальных осужденных, и проденут под мышки веревочную петлю, после чего с легким недоумением спросил:

– Вы что же, так и будете спускать меня в кандалах?

– Да. Ключ от них ты возьмешь в свертке с едой. Мы пришлем его последним. Есть у тебя какие-нибудь пожелания или поручения?

– Глоток нагыра, если можно. Кротолюды-то меня им вряд ли попотчуют, – криво ухмыльнулся Плосконосый.

– Возьми мою флягу, – предложил один из гвардейцев.

– Спасибо, друг, но это уже лишнее. – Плосконосый сделал несколько больших глотков и осипшим голосом скомандовал: – Давай, ребята, опускай!

Голова его скрылась в расщелине, и четверо воинов, упершись ногами в выступ скалы, начали медленно травить веревку. Все затаили дыхание, однако не успели гвардейцы отдать и четверть расчетной длины, как веревка вдруг резко дернулась и обвисла. Снизу донесся затихающий крик и глухой удар.

– В чем дело? Что это?! Что случилось?

Воины рывками стали выбирать веревку, а командир полусотни, жутко осклабившись, предупредил:

– Бургок, если веревка была гнилая, следующим в расщелину отправишься ты!

Воин, ответственный за длину, прочность и крепление веревок, побледнел – слова командира, как правило, не расходились с делом – и заплетающимся языком прошептал:

– Клянусь, веревка была совершенно целой!

– Обрезана, обрезана! – в один голос закричали его товарищи, едва конец веревки показался над краем расщелины. – Плосконосый не захотел достаться на обед кротолюдам и сам перерезал ее!

– Обломок кинжала, спрятанный в лохмотьях, избавил его от страхов и приблизил вечный покой, – заметил пожилой воин. – Он решил обмануть судьбу и во второй раз избегнуть встречи с кротолюдами. Встречи он избежал, но вот удалось ли ему при этом обмануть судьбу?

– Это ты дал ему нож, Рагул? – Лицо командира полусотни потемнело от прилива крови.

– Как можно?! – притворно изумился Рагул и мгновением позже спокойно признался: – Да, я. Быть может, ты и меня собираешься отправить в расщелину?

Командир отряда стиснул кулаки и отвернулся, а когда гвардейцы и осужденные вновь смогли увидеть его лицо, на нем не было заметно и тени волнения.

– Кто следующий?

Готоро исчез в расщелине без лишних слов, попросив напоследок, чтобы гвардейцы не мешкали со спуском мечей. Следом за ним в веревочную петлю залез Вислоухий и, прихватив флягу, которую не пожелал взять с собой Плосконосый, скрылся в туманной глубине.

Оба благополучно достигли дна и отцепили веревки. Наступила очередь Дагни и Мгала, причем женщина пожелала, чтобы ей предварительно завязали глаза какой-нибудь тряпицей, поскольку она с детства боится высоты.

– Ты остался последним, – обратился командир отряда к северянину. – Что мы можем сделать для тебя?

Мгал помедлил в нерешительности, потом подал знак «спускайте». Командир полусотни поднял руку в прощальном приветствии, и северянин ощутил запоздалую симпатию и сочувствие к этому человеку, вынужденному выполнять противные его натуре приказы.

В следующие мгновения перед глазами его заскользила влажная буро-голубая поверхность скалы в черных и рыжих потеках, исчерченная сетью трещин, покрытая пятнами грязно-зеленого лишайника. Затем его развернуло лицом к центру расщелины, и он, словно в серебристо-серый кисель, погрузился в пелену плотного тумана.

Сначала Мгалу показалось, что он вот-вот захлебнется, в глазах потемнело, в висках забухали тяжкие молоты, но удушье тут же прошло. Полосатый, похожий на слоеный пирог туман начал редеть. Мгал ударился локтем о какой-то выступ и услышал предостерегающий крик:

– Подожми ноги!

Северянин последовал совету и пружинисто опустился на широкий каменный уступ, где уже стояло трое осужденных.

– С прибытием! – весело приветствовал его Вислоухий, помогая освободиться от веревочной петли. – Все в сборе, теперь подождем, пока нам спустят факелы и прочее обещанное добро.

– Подождем, – согласился Мгал и, чтобы проверить возникшее у него при спуске чувство, задрал голову вверх. Как он и предполагал, стена имела небольшой обратный уклон, то есть нависала над площадкой, приютившей осужденных. Убедившись, что подняться по ней невозможно, северянин подошел к краю уступа и заглянул вниз, но сгущавшийся локтей через пятьдесят сумрак не позволил разглядеть дно пропасти, в которую рухнул Плосконосый.

– Долгонько ему пришлось лететь, лучше бы нам поискать другой путь к спасению. – Вислоухий, склонившийся рядом с северянином, точно угадал его мысли.

– Да, забираться так глубоко нам вроде бы ни к чему. – Мгал увернулся от спущенного сверху узла с мечами и факелами и, предоставив Готоро отвязывать его, продолжал осмотр ущелья.

Противоположную сторону расщелины не было видно, и, значит, о ней можно было на время забыть. Оставался только послуживший им временным прибежищем уступ. Ширина его не превышала пяти шагов, и к северо-востоку он заметно повышался.

– Пока вы принимаете второй узел, я попробую посмотреть, не удастся ли нам тут пройти, – предложил северянин. Вислоухий склонил в знак согласия голову.

Теперь уже Мгал не сомневался, что те, кто придумал такую странную замену смертной казни, имели представление о недрах Гангози и знали, что выбраться из этого ущелья нелегко, однако он все же испытал некоторое разочарование, обнаружив, что шагов через сто уступ заканчивается обрывом.

– Стало быть, хотим мы того или нет, путь у нас один – по уступу на юг. Там-то нас, по-видимому, и встретят кротолюды. И все же спускаться вниз, вслед за Плосконосым, – дело еще более безнадежное, – пробормотал Мгал себе под нос, возвращаясь к товарищам, которые уже успели распаковать оба узла, избавиться от кандалов и вооружиться мечами.

– Оружие скверное, но вот еды целых три сумки.

– О, да тут и фляга есть! – радостно сообщил Вислоухий, закончив изучение одной из переметных сумок.

– Лучшего приговоренные к съедению и не достойны. – Мгал поморщился, взвешивая на руке плохо сбалансированный меч, и принялся снимать кандалы.

– Плохой ли, хороший – а коровенку за такой на базаре выменять можно. – Дагни любовно погладила зазубренное серое лезвие. – Зазубрен маленько, а так-то – что ж, грех жаловаться.

Освободившись от кандалов, Мгал предусмотрительно сунул их в одну из сумок, порадовался, глядя на длинную веревку, которую Готоро наматывал на согнутую в локте руку – не пожалел командир полусотни табельного снаряжения, знал, что в горах может пригодиться, – и спросил:

– Сейчас перекусим или сразу в путь двинемся?

– В путь. Пожрать всегда успеем, сначала надо осмотреться, – решил за всех Вислоухий. Он был самым старшим из осужденных и, судя по всему, решил взять руководство исходом из недр Гангози в свои руки.

Мужчины, не сговариваясь, повесили на плечи сумки с провизией и разобрали факелы. Вислоухий, подтянув истертый ремешок на драных шароварах, заправленных в сбитые порыжевшие сапожки, критически осмотрел свой маленький отряд и ткнул в Мгала пальцем:

– Пойдешь замыкающим.

После этого он, вскинув два факела на левое плечо и держа обнаженный меч в правой руке, зашагал по уступу. За ним двинулся Готоро, потом Дагни. Северянин, как ему и было поручено, замыкал шествие.

Время, казалось, остановилось в Гангози, и Мгал не мог определить, как долго они уже идут по уступу, то сужавшемуся до нескольких локтей, то расширявшемуся до десяти-двенадцати шагов. Иногда камень под ногами становился мокрым и скользким, и двигаться вперед приходилось с величайшей осторожностью; порой же почва начинала слегка пружинить, и северянин замечал бледные ростки каких-то хлипких, растеньиц, семена которых чудом попали в углубления, веками заполнявшиеся каменной пылью, песком и землей, и дали всходы.

Туман постепенно рассеялся, однако Мгал чувствовал – вокруг становится все темнее и темнее. Этому могло быть два объяснения: или уступ, по которому они идут, медленно, незаметно понижается, или смыкаются стены ущелья над их головами. И то и другое было одинаково неприятно, поскольку означало, что скоро осужденные окажутся в полном мраке и им придется зажечь факелы. Впрочем, выбора у них все равно не было, и они продолжали идти вперед, изо всех сил тараща глаза и придерживаясь руками за стену, служившую им единственным ориентиром.

Они шли, шли и шли, и Мгалу уже стало казаться, что конца этому шествию обреченных не будет, когда Вислоухий неожиданно остановился:

– В стене есть какой-то лаз!

– Лаз?

– Что-то вроде тоннеля или коридора. Давайте-ка осмотрим его.

– Да, да, давайте отдохнем и зажжем хотя бы один факел. – Не дожидаясь ответа, Дагни опустилась на корточки и устало привалилась к скале.

Вислоухий ударил кресалом и принялся раздувать затеплившиеся на труте искорки. Мрак сгустился, со всех сторон обступил осужденных, которые невольно придвинулись ближе друг к другу. Отчаяние шевельнулось в сердце Мгала, он впервые с пронзительной ясностью понял, в каком безнадежном положении они оказались. Страх сдавил ему горло, но тут факел вспыхнул, и северянин, смахнув ладонью холодный пот со лба, взял себя в руки. Он даже нашел в себе силы ободряюще улыбнуться Готоро, тело которого сотрясала крупная дрожь.

– Нет ничего страшнее, чем ожидание смерти во мраке и со связанными руками. Но у нас есть факелы и мечи. Кто, жабья слюна, сказал, что мы легкая добыча?! И кто сказал, что выхода из недр Гангози не существует?! – рявкнул северянин нарочито громко, и обрывистое, гулкое эхо разнесло его слова по ущелью, превратив их в боевой клич.

В глазах Вислоухого мелькнула ярость смертника, и он хрипло прокаркал:

– На свету и во тьме я буду защищаться до последнего, и эти кротолюды или людодавы, кем бы они ни были, дорого заплатят за каждую каплю нашей крови. Побольше мужества, и мы выйдем из проклятой горы, клянусь своими ушами!

Вызывающие крики Мгала и Вислоухого приободрили их спутников, дрожь, охватившая Готоро, унялась, и даже Дагни потянулась к брошенному было мечу.

– Похоже, лаз выточен подземным источником, – сказал Вислоухий, поднося чадящий, потрескивающий факел к краю отверстия и опасливо заглядывая внутрь.

– Нам нет смысла менять направление. – Мгал достал из заплечной сумки бурдюк с водой и протянул его Дагни, которая усиленно облизывала пересохшие губы. – Мне кажется, лучшее, что мы можем сделать, – это продолжать путь по уступу.

Готоро уселся рядом с Дагни и принялся извлекать из своей сумы нехитрую снедь, всем своим видом показывая, что ему совершенно все равно, идти ли вперед вдоль расщелины или воспользоваться открывшимся лазом.

– Тогда продолжим путь по уступу, – подумав, согласился с северянином Вислоухий. – Я тоже не горю желанием лезть в эту нору.

Лезть в нору тем не менее пришлось. Наскоро поев и утолив жажду, осужденные снова двинулись по уступу, но слабый наклон его, о котором раньше северянин лишь догадывался, стал быстро увеличиваться и вскоре закончился столь крутым обрывом, что спуститься по нему можно было только с помощью веревки. После непродолжительных колебаний Мгал вызвался опробовать этот путь и убедился, что длины веревки не хватает, чтобы добраться до конца обрыва.

– Выбор у нас не велик, – подытожил результаты разведки Вислоухий, – расположиться здесь и дожидаться смерти от голода и жажды либо вернуться и посмотреть, куда ведет тот проход.

Сначала в круглом, похожем на трубу тоннеле идти можно было лишь пригнувшись, затем стены его раздвинулись, пол начал повышаться, и путники вздохнули с облегчением. Дважды тоннель пересекали узкие низкие лазы, протиснуться в которые взрослый человек не смог бы при всем желании, а потом, неожиданно для всех, извилистый ход закончился гигантским высоким залом.

– Что это?! – тихо ахнула Дагни.

Готоро издал какой-то нечленораздельный горловой звук, а северянин, сделав шаг назад, застыл, пораженный открывшимся перед ним зрелищем.

Просторная пещера была пронизана слабым разноцветным сиянием. Его испускали стены, потолок, с которого спускались мерцающие сосульки длиной в человеческий рост; пол был ровный, будто отлитый из волшебно искрящегося стекла, и лишь звук падающих в воду капель указывал на то, что осужденные очутились на берегу подземного озера.

– Вода, много воды, это замечательно, но стены… Неужели и правда драгоценные камни?.. – сдавленно пробормотал Вислоухий. Дрожащей рукой он поднес факел к ближайшей стене, и сказочный грот потряс стон разочарования: – Мох! О, Даритель Жизни, да это же обычный дрянной мох! Хо-о-о!..

– Мох? – Мгал прикоснулся пальцем к облепившим камень, кажущимся белесыми в свете факела.

– Ну да, раз есть влага… Постойте, так, выходит, шли-то мы по стоку! Когда в сезоны дождей озеро выходит из берегов, избыток воды стекает по нему в расщелину. И если, конечно, озеро это питают не подземные ключи, в стенах его должны быть ходы, по которым вода поступает сюда с поверхности… Эй, Вислоухий!

Мгал еще раз оглядел мерцающий таинственными огнями зал. По обрамлявшему озеро бордюру из камней можно обойти всю пещеру и как следует осмотреть ее стены. В их каменных складках наверняка есть стоки, несущие сюда дождевые воды со склонов горы. Отыскать их – значит получить шанс выбраться отсюда. Быть может, единственный верный шанс.

– Дай-ка факел. Э-э, да он уже догорает, придется зажечь новый. А вы, – обернулся северянин к безучастно стоявшим Готоро и Дагни, – следуйте за мной. Очень может статься, что гибель в горе от голода и жажды, равно как и встреча с кротолюдами, минует нас.

Прыгая с камня на камень, Мгал с горящим факелом в руке двинулся вдоль озера, пристально вглядываясь в неровности стен и потолка пещеры. Ему попадались узкие глубокие трещины, мелкие отверстия с рваными краями, тупиковые углубления, только на первый взгляд напоминавшие водосток, – не то, все не то… Между крупными камнями стояла похожая на черное зеркало вода, и, уловив в ней какое-то движение, Мгал, заинтересованный, опустил факел. От отвращения, волной подступившего к горлу, он едва не соскользнул с камня – грязно-белая рыбина пялила на него из глубины свои огромные слепые глаза, из которых, словно черви, вылезали два длинных извивающихся уса.

– Тьфу ты, жуть какая! Хуже смертогрыза гадость! – выругался Мгал и, оглянувшись, махнул факелом, призывая товарищей поторопиться. Окрыленный надеждой отыскать внешний водосток, по которому можно было бы подняться на поверхность, он так заторопился, что значительно обогнал Готоро, Дагни и Вислоухого, бросившего свой потухший факел в озеро.

Теперь, вынужденные двигаться чуть ли не вслепую, они отставали от него все больше и больше.

Подождав товарищей, Мгал, рассудив, что четыре пары глаз лучше одной, поделился с ними возникшей у него надеждой, и осужденные, воспрянув духом, уже все вместе продолжали поиски водостока. Они оступались; в кровь обдирали руки и ноги, обшаривая каждую неровность стен, падали в воду, снова и снова ахали от радости и ругались от разочарования, пока наконец Дагни торжественно не провозгласила:

– Вот он! Это я, я его нашла, идите сюда, глядите!

Да, это, без сомнения, было то, что нужно. Они почти завершили обход озера, и несколько раз им встречались норы со сглаженными водой краями, но все они были слишком малы для человека. Этот же не только был достаточно широк, но и уходил вверх под довольно пологим углом.

– Туда мы пролезем, а если он потом сузится, как выбираться будем? – спросил Вислоухий.

– Как-нибудь выберемся, – пообещал Мгал легкомысленно, заглядывая в отверстие стока, пробуравленного некогда водой в мягких слоях породы.

– Надо прежде пополнить бурдюки, – внезапно вмешался Готоро, произнесший за последние двое суток не более десятка фраз. – Я попробовал, здешнюю воду пить можно.

Мгал поежился, вспомнив отвратительную бледную рыбину, но вынужден был признать правоту их молчаливого спутника.

Новый водосток имел чуть вытянутое по вертикали овальное сечение, пол и стены его были сглажены потоками воды, и первое время идти по нему оказалось даже приятно. Затем уклон стал увеличиваться, а отверстие сужаться, – впрочем, не так сильно, как опасался Вислоухий, хотя путникам и пришлось встать на четвереньки.

Передав свою сумку и запасной факел Дагни, Мгал, держа зажженный факел в правой руке, а меч в левой, пробирался первым по узкому, время от времени делавшему плавные повороты проходу. Несмотря на то что все вроде бы шло пока как надо, северянина не покидало чувство щемящей тревоги.

Мгал почти физически ощущал давление огромной толщи горы, готовой в любую минуту осесть и раздавить его. Ему чудилось, что он замурован в каменном мешке, и порой чувство это становилось столь острым, что спирало дыхание, и лишь вид продолжавшего как ни в чем не бывало гореть факела немного успокаивал его – воздуха для дыхания хватает. Но хуже всего было то, что догадка по поводу водостока перестала казаться ему столь уж удачной. Они двигались в глубь горы по единственно возможному и, стало быть, наверняка известному кротолюдам пути, то есть сознательно лезли в приготовленную людоловку, и избежать этого не было никакой возможности.

Все, наверное, так и было, но общую картину нарушала единственная неясность: какой интерес связывает Бергола с кротолюдами? В существовании такой связи Мгал уже не сомневался и, если допустить разумность кротолюдов, мог бы, пожалуй, с уверенностью утверждать, что в обмен на осужденных, которых скорее всего не съедают, а превращают в рабов, и, вероятно, еще за кое-какие услуги Владыка Исфатеи получает серебро, добытое хозяевами горы и выдаваемое им потом за драгоценный металл, вываренный мастером Донгамом из обычной глины.

– Эй, ты что там, заснул? – послышался снизу недовольный голос Вислоухого. – Что случилось?

– Все в порядке. – Мгал тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и полез вперед.

Тоннель, по которому они поднимались, привел их в большую полукруглую пещеру, в стенах которой, после беглого осмотра, путники обнаружили целых три стока, собиравших, по-видимому, воду с достаточно удаленных друг от друга склонов Гангози. Трудно было предположить, что подобный водосборник мог образоваться сам собой, без участия человеческих рук, однако Мгал не стал обращать на это внимание своих товарищей, слишком утомленных для того, чтобы задумываться над подобными вопросами. Все они, включая Вислоухого, уверовали в то, что северянин сумеет вывести их из горы, и вряд ли имело смысл развеивать подобные настроения. Учитывая сложившуюся обстановку, Мгал принял беззаботный вид и предложил поесть, отдохнуть и только после этого продолжать путь наверх.

Предложение было дружно одобрено, а веру в прозорливость и счастливую звезду северянина укрепила сделанная Готоро находка – полустертое изображение стрелы над отверстием одного из водостоков. Значок этот, указывавший на то, что прежде здесь уже проходили люди, настолько взбудоражил Дагни и Вислоухого, что они готовы были немедленно двигаться дальше.

– Если не будем задерживаться, никаким кротолюдам нас не сыскать и не догнать, а отдохнем уж на свежем воздухе, – радостно потирая руки, убеждал товарищей грабитель храмов. – На склонах Гангози, конечно, не так уютно – то холодно, то жарко, – но все же, поверьте, и пища покажется там сытнее, и вода вкуснее, чем здесь.

Мгал не разделял оптимизма Вислоухого, напротив, он был убежден, что стрела, выцарапанная на стене пещеры, как раз и подтверждает наличие ловушки, но спорить не стал, настояв лишь на том, что надо хоть немного перекусить и отдохнуть. Без сомнения, попытка осужденных воспользоваться каким-либо другим ходом тоже предусмотрена, и лучше не тратить попусту силы на игру, результат которой заведомо предрешен.

Потому-то после короткого отдыха маленький отряд, не теряя ни минуты, снова пустился в путь. Идти по отмеченному стрелой тоннелю было легко – слабый уклон и достаточная высота его позволяли двигаться быстро и не пригибаясь, и Мгал, снова вставший замыкающим, уже начал подумывать, что подозрения его и дурные предчувствия не подтвердятся; по приблизительным прикидкам, до поверхности земли оставалось совсем немного, когда Вислоухий остановился и удивленно сказал:

– Гляньте-ка, здесь еще один ход! Вот уж истинно говорят, что гора эта изъедена кротолюдами, как трухлявое древо.

Мгал заглянул в темное отверстие нового тоннеля и скорее почувствовал кожей, чем увидел или услышал присутствие чего-то живого. Не колеблясь, сделал десяток шагов вперед, осторожно выставив перед собой обнаженный клинок.

– Куда ты?! Возвращайся, незачем нам забираться туда! – окликнула его Дагни. К ней присоединился Вислоухий, и северянин повернул назад, пожалев, что не догадался захватить с собой горящий факел. Он готов был поклясться, что какая-то тварь, испуганная возгласом молодой женщины, бросилась в дальний конец тоннеля, но говорить об этом не стал – теперь это уже не имело значения.

– Вперед, вперед, скоро будем на поверхности! – Вислоухий зашагал дальше, высоко держа факел над головой. – Ого, еще один ход!.. О, я уже чую запах травы…

«Ход спереди, ход сзади – самое время людоловке захлопнуться. Но трава… Откуда на склонах Гангози взяться траве и кому придет в голову ее там косить?» – Мгал тоже ощутил запах подсыхающего сена, однако донесся он почему-то не спереди, а сзади.

– Как хорошо-то! Я уж и не чаяла, что выберемся… – послышался откуда-то издалека счастливый голос Дагни.

Ноги северянина вдруг налились свинцом, он отчаянно замотал головой, пытаясь стряхнуть навалившуюся на него сонную одурь. Вот оно, то, о чем рассказывал Гиль, – запах, от которого людей валит в сон и их можно складывать подобно снопам. Но он еще в силах постоять за себя и за всех тех, с кем свела его судьба в этой проклятой горе! Мгал отвернулся от слабого света факела Вислоухого, факела, горевшего, судя по всему, уже на полу, и сделал на негнущихся ногах шаг, другой…

Он готов был встретиться лицом к лицу с любым противником, но в ушах его внезапно прозвучало напутствие Батигар, призывавшей не обнажать меча в недрах горы. Очевидно, совет младшей принцессы из рода Амаргеев крепко засел в мозгу Мгала, потому что даже сейчас, будучи в полубессознательном состоянии, Мгал сумел каким-то внутренним чутьем понять и принять заключенную в нем правду. Нехотя бросил северянин меч и, не сопротивляясь более накатывавшим на него радужным волнам беспечности, опустился на каменный пол тоннеля. На душе стало легко и спокойно, и удивило Мгала лишь то, что появившиеся из мрака значительно больше походили на обычных людей, чем на маленьких мохнатых кротолюдов с кривыми ногами, цепкими руками и глазами, горящими желтым огнем.

Дверь, набранная из толстых, тесно пригнанных брусьев, беззвучно отворилась, и в комнату вошли три человека. Все трое были одеты в короткие, непомерно широкие в плечах куртки с жесткими стоячими воротниками, узкие темные штаны и низкие, явно сделанные на исфатейский манер сапожки с тупыми носами. Двое из вошедших держали в руках короткие, утолщающиеся к рукояти металлические трубки – вероятно, оружие, – и от всех троих исходило голубоватое свечение, подобное тому, которое излучали стены, потолок и пол лишенной иного освещения комнаты, такое же, как испускали руки и ноги самого Мгала.

– С пробуждением в недрах Горы, – после короткого молчания произнес самый старший из вошедших, заметив, что северянин, хотя и поднялся навстречу им со своего низкого ложа, первым начинать разговор не намерен.

– Спасибо, – коротко ответствовал Мгал, продолжая рассматривать хозяев горы. Кожа болезненно-белая, длинные до плеч волосы неопределенного серо-бурого цвета, но самое удивительное – это глаза, занимающие по меньшей мере треть лица.

По обстановке комнаты, в которой он проснулся, посуде, питью, пище, заботливо прикрытой и оставленной на деревянном столике у изголовья его ложа, Мгал догадался, что ему предстоит иметь дело с людьми, и что же касается огромных глаз его посетителей, то, если они большую часть времени проводили в подземном мраке, удивляться тут было нечему. Кому-то такие большеглазые лица могли даже показаться красивыми.

– Мое имя Ртон, – представился старший, пришедший без оружия, и сделал шаг вперед. Ростом он был не ниже северянина, но, несмотря на плечистую куртку, выглядел более тщедушным. – Я уже виделся с твоими товарищами и теперь хочу побеседовать с тобой. – Ртон говорил без акцента и слова произносил правильнее северянина, – по-видимому, наречие южан было его родным языком.

– Меня зовут Мгал. Мои товарищи живы и здоровы?

– Конечно. Им ничто не грозит, и они рассказали о тебе кое-что интересное. Ты проник в святилище Амайгерассы, чтобы похитить кристалл Калиместиара?

– Да, – неожиданно для самого себя сказал Мгал. – Я проник в храм Дарителя Жизни, чтобы взять кристалл. Ключ от сокровищницы Маронды никогда не принадлежал роду Амаргеев.

– Ах даже так! – Ртон слегка склонил голову набок, подобно петуху, готовящемуся клюнуть приглянувшееся ему зерно. – Значит, ты считаешь, что ключ от сокровищницы Маронды волен взять каждый, кто намерен воспользоваться знаниями древних?

– Каждый, кто может его взять, – уточнил Мгал, с интересом разглядывая суровое лицо своего собеседника. «Лет ему этак пятьдесят, и человек он явно не последний среди обитателей горы».

– «Каждый, кто может взять»… – повторил Ртон, не спуская с Мгала огромных, пугающе-неподвижных глаз. – Рассуждение кощунственное, но вполне в духе времени. – Он повернулся и сделал сопровождающим знак удалиться.

– Итак, ты проник в святилище, но завладеть кристаллом не сумел. Это сделал кто-то из твоих сообщников?

– Из моих друзей.

– И ты сможешь отыскать этих друзей, если попадешь в Исфатею?

– М-м-мм… Если я вернусь в Исфатею, то меня скорее всего незамедлительно казнят и… Во всяком случае, моим друзьям будет легче разыскать меня, чем мне их, – Мгал почувствовал, что судьба его зависит от этого разговора, и слегка заострил тему, пытаясь понять, чего же от него ждет большеглазый. – Однако даже если кристалл и попадет когда-нибудь в мои руки, я вовсе не намерен возвращать его на прежнее место или отдавать кому-либо.

– Этого, пожалуй, и не потребуется. – Ртон опустил голову и надолго замолчал.

– Похититель кристалла Калиместиара вряд ли уживется в Горе, и в то же время грех не попытаться извлечь пользу из его возвращения в Исфатею… – пробормотал наконец большеглазый, словно позабыв о присутствии Мгала. – Возникнет довольно скандальная ситуация, и, поскольку друзьям его будет нетрудно овладеть секретом Жезла Силы, результаты такого «посольства» могут превзойти все ожидания. Но даже если этого не случится, в Исфатее они все равно не задержатся, а как только кристалл окажется вне города, у нас будут развязаны руки, и Бергол примет наши условия…

Ртон поднял голову и снова вперил в северянина неподвижный взгляд. Тонкие губы его сложились в жесткую улыбку, и, подводя итог каким-то своим непонятным Мгалу соображениям, он сказал:

– Я сообщу о тебе остальным Хранителям Горы. Думаю, ты именно тот человек, который нам нужен… – и, заметив, что северянин хочет что-то спросить, добавил: – Твое заключение, я полагаю, не будет долгим, скоро ты сможешь задать все интересующие тебя вопросы и получить ответы на них. Надеюсь, ты многое сумеешь узнать и понять, прежде чем предстанешь перед Хранителями Горы и они примут относительно тебя окончательное решение.