Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Горец (№2) - Пленить сердце горца

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Монинг Карен Мари / Пленить сердце горца - Чтение (стр. 7)
Автор: Монинг Карен Мари
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Горец

 

 


— Ты прав, Куин, — как всегда. Я осел, ты прав. Так что женись на ней.

Гримм повернулся к Куину спиной и стал возиться с седлом Оккама. Спустя секунду он стряхнул с плеча руку Куина.

— Оставь меня в покое, Куин. Ты будешь идеальным мужем для Джиллиан, и лучше поторопиться, так как накануне ее целовал Рэмси.

— Рэмси поцеловал Джиллиан? — воскликнул Куин. — И она поцеловала его в ответ?

— Да, — с горечью ответил Гримм. — Он уже совратил немало невинных девушек, так что сделай нам обоим одолжение и спаси от него Джиллиан, предложив ей себя.

— Я уже предложил, — тихо промолвил Куин.

Гримм резко повернулся к нему.

— Предложил? Когда? И что она ответила?

Куин начал переминаться с ноги на ногу.

— Ну, это было не совсем официальное предложение, но я дал ей ясно понять свои намерения.

Гримм ждал, вопросительно изогнув дугой темную бровь. Куин повалился в кучу сена и откинулся на спину, разбросав руки. Потом он раздраженно сдул с лица светлый локон.

— Джиллиан думает, что влюблена в тебя, Гримм. Она всегда думала, что любит тебя, еще с детства. Почему бы тебе, наконец, не открыть ей правду? Расскажи, кто ты есть на самом деле. И пусть решает сама, достоин ли ты ее. Ты наследник вождя клана — станешь им, если вернешься домой и заявишь о своих правах. Джибролтар прекрасно знает, кто ты есть, и все же он призвал тебя стать одним из претендентов на ее руку. Совершенно очевидно, что он считает тебя достойным своей дочери. Может быть, ты единственный, кто думает иначе.

— А может, я понадобился, чтобы ты выглядел лучше в сравнении со мной? Знаешь ли, пригласили звереныша. Ведь так называла меня Джиллиан? — Гримм закатил глаза. — Тогда красивый парень станет еще привлекательнее. Я не могу ее интересовать. Джиллиан известно, что я даже не знатен. Для нее я ничто, и я думаю, что ты сам хочешь получить ее, Куин.

Гримм повернулся к коню и стал длинными, равномерными движениями водить щеткой по его боку.

— Хочу. Я бы гордился, если бы Джиллиан стала моей женой. Любой бы гордился, — ответил Куин.

— Ты ее любишь?

Куин повел бровью и с любопытством посмотрел на Гримма.

— Конечно, люблю.

— Нет, ты по-настоящему ее любишь? Сходишь ли от нее с ума?

Гримм пристально взглянул на Куина, и тот растерянно заморгал.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Гримм.

Гримм фыркнул.

— Я и не ожидал, что ты поймешь.

— А, черт, все так запутанно, — раздраженно выдохнул Куин и откинулся в душистое сено, затем вытащил из кучи стебелек клевера и стал задумчиво покусывать его.

— Я хочу ее. Она хочет тебя. А ты мой ближайший друг. Единственное неизвестное в этой задачке — чего хочешь ты.

— Во-первых, я искренне сомневаюсь в том, что она предпочитает меня, Куин. Если в ней и есть что-то, это остатки детской влюбленности, а от них, будь уверен, я ее избавлю. Во-вторых, совсем неважно, чего хочу я.

Гримм вынул из споррана (Кожаная сумка, отороченная мехом, элемент национальной одежды шотландских горцев.) яблоко и протянул его Оккаму.

— То есть как неважно? Конечно же, важно, — нахмурился Куин.

— Чего хочу я, в данном случае не столь существенно, Куин. Я берсерк, — проговорил Гримм ровным тоном.

— И что? Посмотри, что это тебе дало. Большинство мужчин продали бы душу, чтобы стать берсерком.

— Это была бы чертовски глупая сделка. И это проклятье таит в себе многое, о чем тебе неизвестно.

— Для тебя оно оказалось довольно весомым благом. Ты, в сущности, непобедим. Припоминаю, как в Килларни…

— Я не желаю говорить о Килларни…

— …ты убил половину чертовых…

— Придержи язык! — Гримм резко повернул голову. — Я не желаю говорить об убийствах. Похоже, это единственное, что у меня хорошо получается. Эта легенда о моем самообладании смешна, ибо не во всем я могу с собой совладать, де Монкрейф. Я не управляю своим гневом, — горько признался он. — Когда это происходит, я теряю память, теряю представление о времени и не имею ни малейшего понятия о том, что делаю, а когда дело сделано, кому-то приходится мне рассказывать, что я натворил. Да ты и сам это знаешь. Тебе самому приходилось пару раз сообщать мне, что я наделал.

— К чему ты клонишь, Гримм?

— К тому, что ты должен повенчаться с ней, каковы бы ни были мои чувства, потому что я никогда не смогу стать для Джиллиан Сент-Клэр мужем. Я знал это раньше, знаю и сейчас. Я никогда на ней не женюсь. Ничего не изменилось, — не смог измениться и я сам.

— Ты действительно питаешь к ней сильные чувства, — Куин сел на копне сена, пристально вглядываясь в лицо Гримма. — Глубокие чувства. И поэтому делаешь все, чтобы она тебя возненавидела.

Гримм снова повернулся к коню.

— Я тебе никогда не рассказывал, как умерла моя мать, де Монкрейф?

Куин встал и стряхнул с килта сено.

— Я думал, она погибла во время резни в Тулуте.

Гримм прислонил голову к бархатистой шее Оккама и глубоко вдохнул успокаивающий запах, исходящий от коня и кожаной сбруи.

— Нет. Джолин Макиллих умерла немного раньше — утром, еще до появления Маккейнов.

Слова эти были произнесены спокойно и монотонно.

— Мой папочка убил ее в приступе гнева. Так что я не только опустился до такой глупости, что призвал в тот день Одина, а еще и унаследовал это безумие.

— Я не верю в это, Гримм, — категорически заявил Куин. — Ты один из самых логичных, рассудительных людей, мне известных.

Гримм раздраженно взмахнул рукой.

— Отец тоже так сказал в тот вечер, когда я покидал Тулут. Даже если бы я смог относиться к себе терпимо, даже если смог бы убедить себя в том, что я не унаследовал безумия, я все равно остаюсь берсерком. Разве ты не понимаешь, Куин, что, согласно древнему закону, нас, «язычников, поклоняющихся Одину», необходимо изгонять из человеческого общества? Делать париями, изгоями и, по возможности, убивать. Половина страны знает о существовании берсеркрв и стремится нанять нас на службу, а другая половина отказывается признавать, что мы есть, одновременно пытаясь уничтожить нас. Джибролтар, должно быть, был не в своем уме, когда призвал меня, — не мог же он серьезно рассматривать меня в качестве претендента на руку своей дочери! Даже если бы я всем сердцем хотел взять Джиллиан в жены, что мог бы я ей предложить? Такую жизнь? И то, если предположить, что я не безумен от рождения.

— Ты не безумен. Не знаю, откуда у тебя эта нелепая мысль о том, что, если твой отец убил твою мать, с тобой тоже что-то не так. И никто не знает, кто ты на самом деле, кроме меня, Джибролтара и Элизабет, — возразил Куин.

— И Хэтчарда, — напомнил Гримм. — А еще Хока и Эйдриен, — добавил он.

— Значит, шестеро. И никто из нас никогда не предаст тебя. Для всего мира ты Гримм Родерик, легендарный телохранитель короля. Да и вообще, я не вижу никакой проблемы в том, чтобы признаться, кто ты есть на самом деле. Со времен резни в Тулуте многое изменилось. И хотя некоторые все еще опасаются берсерков, большинство их почитает. Вы — самые могучие воины из всех, произведенных на свет Олбани (Древнешотландское королевство, так иногда называют Шотландию.), а тебе известно, как мы, шотландцы, чтим свои легенды. Старейшины Круга говорят, что только чистейший и благороднейший шотландский род может породить берсерка.

— И все же Маккейны охотятся за нами, — сквозь зубы процедил Гримм.

— Маккейны всегда охотились за всеми, в ком подозревали берсерка. Они завистливы, и они проводят все время в обучении воинскому ремеслу, но все равно не могут сравниться с берсерком. Так что разгроми их и покончи с этим. Тебе уже не четырнадцать, и я видел тебя в бою. Собери армию. Я бы и сам пошел сражаться за тебя, черт возьми! И я знаю сотни людей, которые тоже будут сражаться на твоей стороне. Вернись домой и заяви свои законные права…

— На наследственное безумие?

— На звание вождя клана, идиот!

— Тут есть небольшая загвоздка, — горько возразил Гримм. — У моего безумного папаши-убийцы ужасные манеры, — он никак не покинет эту землю.

— Что?

Куин на миг лишился дара речи, он смог лишь помотать головой в ответ. Помолчав, он сказал:

— Господи! Как мог я пребывать все эти годы в полной уверенности, что знаю тебя, когда на самом деле не знаю о тебе и малой доли правды? Ты ведь говорил, что твой отец умер.

Похоже, в последнее время все ближайшие друзья говорили одно и то же, а ведь Гримм никогда не был склонен ко лжи.

— Долгое время я и сам думал, что он мертв.

Гримм нервно провел рукой по волосам.

— Я никогда не вернусь домой, Куин. Я берсерк, и в этом есть кое-что, чего ты не понимаешь. У меня не может быть близких отношений с женщиной, которая не понимает, что я не такой, как все. И что же мне делать? Сообщить счастливице, что я один из тех диких зверей-убийц, заслуживших за все эти века такую дурную славу? Сказать, что, если ей когда-нибудь покажется, что мои глаза запылали, она должна бежать от меня подальше, потому что берсерки, как известно, набрасываются без разбора и на друзей, и на врагов?

— Ты никогда не набрасывался на меня! — резко возразил Куин. — Хотя когда это происходило, я часто был рядом с тобой.

Гримм покачал головой.

— Женись на ней, Куин. Ради всего святого! Женись на ней и освободи меня!

После этого он грубо выругался и уронил голову на шею жеребца.

— Ты действительно думаешь, что это освободит тебя? — сердито спросил Куин. — Разве это принесет избавление кому-либо из нас, Гримм?


Джиллиан, вдыхая полной грудью вечерний воздух, прогуливалась по слабо освещенной дорожке, опоясывающей крепостной вал. Смеркалось, близился любимый ею час, время, когда сумерки сгущались в абсолютную темноту, освещаемую лишь серебристой луной и холодными белыми звездами над Кейтнессом. Остановившись, она положила руки на бруствер. Ветерок донес запах роз и жимолости. Джиллиан сделала глубокий вдох, и до нее донесся какой-то другой запах. Она насторожилась, — это был терпкий и пряный запах, запах кожи, мыла и мужчины.

«Гримм!».

Джиллиан медленно повернулась. Да, это он: Гримм стоял за ее спиной, на крыше, в густой тени примыкающих стен, и смотрел на нее непроницаемым взглядом. Как он подошел? Она не слышала ни звука: ни шороха одежды, ни шарканья сапог о камни. Словно он был соткан из ночного воздуха и перенесен в этот укромный уголок ветром.

— Ты выйдешь замуж? — без всякого вступления задал он вопрос.

Джиллиан судорожно вздохнула. Кроме полоски лунного света, освещающей его проницательные глаза, остальные черты его лица скрывала тень. Как долго он стоит здесь? Было ли в конце вопроса недосказанное «за меня»?

— О чем ты спрашиваешь? — задыхаясь, произнесла она. Его ровный голос был ласков.

— Куин был бы тебе прекрасным мужем.

— Куин? — машинально переспросила Джиллиан.

— Да. Он такой же золотой, как ты, девочка. Добрый, мягкий и богатый. Его семья будет тебя лелеять.

— А как насчет твоей?

Невероятно — она осмелилась спросить его об этом!

— Насчет чего?

«Лелеяла бы меня твоя семья?»

— Какая она, твоя семья?

Его взгляд был ледяным.

— У меня нет семьи.

— Совсем? — нахмурилась Джиллиан. Конечно же, где-то у него есть какие-нибудь родственники.

— Ты ничего обо мне не знаешь, девочка, — тихо напомнил Гримм.

— Ну, поскольку ты все время суешь нос в мою жизнь, думаю, у меня есть право задать несколько вопросов.

Джиллиан пристально взглянула на него, но было слишком темно, чтобы можно было что-то рассмотреть. Как ему удается так сливаться с ночью?

— Я перестану совать свой нос. И нос я сую лишь тогда, когда ты, похоже, намереваешься попасть в беду.

— Я не все время попадаю в беду, Гримм.

— Ну, — отмахнулся он нетерпеливо, — и когда ты выйдешь за него замуж?

— За кого? — вскипела Джиллиан, нервно теребя складки платья. Луна спряталась за тучами, и Гримм сразу же пропал из виду.

Его жуткий бестелесный голос прозвучал с мягкой укоризной:

— Попытайся следить за разговором, девочка. За Куина.

— Древком Одина…

— Копьем, — поправил он с тенью удивления в голосе.

— Я не выйду замуж за Куина! — гневно заявила она в темный угол.

— А за Рэмси?

Тембр его голоса опасно понизился.

— Или он так хорошо целовался, что уже уговорил тебя?

Джиллиан сделала глубокий вдох, затем выдохнула и закрыла глаза, моля небо, чтобы оно ниспослало ей выдержку.

— Девочка, тебе придется обвенчаться с одним из них. Этого требует твой отец, — спокойно сказал Гримм.

Джиллиан открыла глаза. Хвала всем святым, облака снесло ветром, и можно было снова различить контуры его фигуры. В тени стен стоял человек из плоти и крови, а не какой-то мифический зверь.

— Ты один из тех, кого вызвал сюда мой отец, так что, полагаю, я могла бы выбрать и тебя, не так ли?

Гримм покачал головой, это движение смазал мрак.

— Не вздумай сделать этого, Джиллиан. Мне нечего предложить тебе, кроме адской жизни.

— Может, это ты так думаешь, но, может быть, ты не прав. Может, если бы ты прекратил себя жалеть, то увидел бы все в другом свете.

— Я себя не жалею…

— Ха! Да ты погряз в этом, Родерик. Улыбке лишь изредка удается украдкой проскользнуть на твое красивое лицо, и, как только ты ее там заметишь, то сразу же гонишь ее прочь. Знаешь, в чем твоя беда?

— Нет. Но у меня такое чувство, что ты мне сейчас скажешь это, птичка.

— Умный ход, Родерик. Ты хочешь, чтобы я почувствовала себя глупой настолько, чтобы закрыть рот? Ну так не выйдет, потому что я и так чувствую себя глупой в твоем присутствии, так почему бы мне не сделать еще какую-нибудь глупость? Я подозреваю, что твоя беда в том, что ты боишься.

Гримм прислонился к каменной стене — с видом человека, который никогда не обдумывал слово «страх» достаточно долго, чтобы оно вошло в его словарный запас.

— И знаешь, чего ты боишься? — храбро наседала на него Джиллиан.

— Учитывая то, что я не знаю, чего я все это время боюсь, боюсь, ты ставишь меня в несколько невыгодное положение, — насмешливо произнес он.

— Ты боишься, что в твоей душе может возникнуть чувство, — торжествующе объявила Джиллиан.

— О, нет, я не боюсь чувств, девушка, — возразил он голосом, источающим темное, плотское знание. — Просто все зависит от того, какое это чувство…..

Джиллиан вздрогнула.

— Не пытайся сменить тему…

— …и если это чувство бушует ниже пояса…

— …перескакивая на обсуждение своих развратных…

— …тогда оно меня абсолютно устраивает.

— …и порочных мужских потребностей.

— Порочных мужских потребностей? — повторил он, пытаясь сдержать смех, прорывавшийся сквозь сжатые зубы.

Джиллиан прикусила губу. Она всегда из-за его дурной привычки заговаривать ее болтала лишнее в его присутствии и постоянно теряла голову.

— Мы говорим о чувствах — тех, что в голове, — холодно напомнила она.

— И ты думаешь, что они исключают друг друга? — провоцировал ее Гримм.

«Неужели я так сказала?». Ради всех святых, этот человек превращал ее мозги в кисель!

— О чем ты говоришь?

— О чувствах и Чувстве, Джиллиан. Ты думаешь, что они исключают друг друга?

Джиллиан на мгновение задумалась над этим вопросом.

— У меня было немного опыта в этом, но я бы сказала, что их чаще испытывает мужчина, чем женщина, — в конце концов ответила она.

— Не каждый мужчина, Джиллиан.

Сделав паузу, он добавил ровным тоном:

— И именно такой опыт у тебя был?

— Что я хотела сказать? — раздраженно спросила она, словно не замечая его вопроса.

Гримм рассмеялся. О небо, он рассмеялся! И это был настоящий, раскрепощенный смех — низкий и звучный, густой и теплый. Джиллиан вздрогнула, потому что блеск белых зубов на затененном лице сделал его таким красивым, что ей захотелось расплакаться от несправедливости того, что он так скупо дарит ей такую красоту.

— А я-то надеялся, что ты вот-вот мне об этом скажешь, Джиллиан.

— Родерик, разговоры с тобой никогда не приводят туда, куда я хочу.

— По меньшей мере, ты никогда не скучаешь. А это что-то да значит.

Джиллиан с досадой вздохнула — он сказал правду. У нее поднималось настроение, появлялось приятное возбуждение, обострялось восприятие, но никогда, никогда она не скучала.

— Так что они взаимоисключающие для тебя? — рискнула она.

— Что? — мягко переспросил он.

— Эти чувства и Чувство.

Гримм принялся беспокойно ерошить себе волосы.

— Полагаю, я не встречал женщины, которая заставила бы меня ощущать те чувства вместе с этим.

«Я бы смогла сделать это, я знаю, смогла бы!» — чуть было не выкрикнула Джиллиан.

— Но те, другие чувства, ты испытываешь довольно часто, не так ли? — съехидничала она.

— Так часто, как могу.

— Опять ты со своими волосами. Что с тобой и с твоими волосами?

Не получив ответа, Джиллиан совсем по-детски произнесла:

— Я тебя ненавижу, Родерик.

Она готова была пнуть себя ногой в тот же момент, когда сказала это. Джиллиан считала себя умной женщиной, и, тем не менее, в присутствии Гримма она впадала в детство.

Надо было найти прием поэффективнее, чем это ребячество, если уж она намеревается спорить с ним.

— Нет, не ненавидишь, девочка.

С этими словами Гримм чертыхнулся и шагнул вперед.

— Ты уже в третий раз повторяешь это, но мне уже надоело это слышать, черт возьми!

Он приближался, глядя на нее сверху вниз, на его лице застыло напряженное выражение. Джиллиан затаила дыхание.

— Ты бы хотела меня ненавидеть, Джиллиан Сент-Клэр, и, видит Бог, тебе следовало бы меня ненавидеть, но ты просто не можешь заставить себя возненавидеть меня так сильно, не так ли? Я знаю, потому что заглянул в твои глаза, Джиллиан, и там, где не должно быть ничего, если ты меня ненавидишь, увидел фурию с любопытными глазами.

Повернувшись в вихре теней, Гримм спустился с крыши, двигаясь с волчьей грацией, и, запрокинув голову, остановился у подножия лестницы, в луже лунного света. Бледная луна превратила его горестное лицо в застывший барельеф.

— Никогда не говори мне больше этих слов, Джиллиан. Я не шучу — это честное предостережение. Никогда!

Когда он скрылся в саду и под его сапогами захрустели камни, она окончательно уверилась, что это был не призрак.

После его исчезновения Джиллиан долго размышляла о его словах, оставшись на валу наедине с мрачным небом. Три раза Гримм назвал ее по имени — не «ребенок» или «девушка», но «Джиллиан». И хотя последние слова были произнесены холодным тоном и без выражения, она разглядела — если только лунный свет не сыграл с ней злой шутки — в его глазах тень душевной муки.

И чем дольше она думала, тем сильнее ее охватывала надежда. Логика подсказывала ей, что любовь и ненависть могут таиться под одной маской. И надо было лишь поднять маску и заглянуть под нее, чтобы определить, какие эмоции загоняли этого человека в тень. Окружавшую Джиллиан тьму прорезал проблеск понимания.

«Слушайся своего сердца, — сотни раз советовала ей мать. — Сердце не соврет, даже если разум твердит иное».

— Мама, я скучаю по тебе, — прошептала Джиллиан, когда последний сполох заката растаял за горизонтом цвета крыла ворона. Но, несмотря на разделявшее их расстояние, сила Элизабет Сент-Клэр была внутри нее, в ее крови. В ее жилах текла кровь Сачеронов и Сент-Клэров — довольно грозное сочетание.

Он безразличен к ней — так, что ли? Время покажет!

Глава 10

— Ну, наконец-то уехали, — пробормотал Хэтчард, провожая взглядом удаляющуюся группу всадников, и задумчиво провел пальцами по рыжей бороде. Они с Кейли стояли у главного входа в замок Кейтнесс, наблюдая за тем, как трое всадников растворяются в клубах тумана, окутавшего извилистую дорогу.

— Почему им понадобилось именно в Дурркеш? — раздраженно спросила Кейли. — Если захотели потаскаться по девкам, можно было пойти в деревню.

Она махнула рукой, указывая на небольшой поселок внизу, в поисках защиты жавшийся к стенам Кейтнесса. Хэтчард бросил на нее колючий взгляд.

— Быть может, это глубоко потрясет твою… скажем, широкую натуру, но не у всех на уме одни девки, госпожа Туиллоу.

— Не называй меня госпожой Туиллоу, Рэмми, — огрызнулась Кейли. — Я ни за что не поверю, что ты прожил почти сорок лет, так ни разу и не заглянув к девкам. Но, должна сказать, я нахожу ужасным, что они отправились к девкам, когда их призвали сюда ради Джиллиан.

— Если бы ты хоть изредка меня внимательно слушала, Кейли, то, возможно, услышала бы, что я сказал. Они уехали в Дурркеш по предложению Рэмси — не к девкам, но за товарами, которые можно купить только в городе. Ты же сама говорила, что у нас закончились перец-горошек и корица, и ты не можешь купить эти товары здесь.

Хэтчард жестом показал на деревню и, выдержав многозначительную паузу, добавил:

— Еще я слышал, что на городской ярмарке в этом году можно найти шафран.

— Шафран! Ради всех святых, у нас не было шафрана с прошлой весны.

— И ты вечно напоминала мне об этом, — скривился Хэтчард.

— А как иначе помочь стариковской памяти? — фыркнула Кейли. — И поправь меня, если я не права, но ты же обычно не посылаешь своих людей за товарами?

— Глядя, как жаждет Куин купить элегантный подарок для Джиллиан, я не стал его останавливать. Гримм, полагаю, поехал с ними, лишь бы не оставаться одному с девчонкой, — сухо добавил Хэтчард.

Глаза Кейли заблестели, и она захлопала в ладоши.

— Подарок для Джиллиан! Так она будет Джиллиан де Монкрейф, да? Прекрасное имя для прекрасной девушки, должна сказать. И она будет жить недалеко отсюда, в Шотландской низине.

Хэтчард вернул задумчивый взгляд на ленту дороги, извивающуюся по долине. Увидев, как последний всадник скрылся за поворотом, он цокнул языком.

— Мне бы твою уверенность, Кейли, — пробормотал он.

— И что должно означать это таинственное замечание? — нахмурилась Кейли.

— Просто то, что, по моим наблюдениям, девчонка никогда не заглядывалась ни на кого, кроме Гримма.

— Гримм Родерик — наихудший из возможных мужей для нее! — воскликнула Кейли.

Хэтчард перевел любопытный взгляд на пышную служанку.

— Эй, почему ты так говоришь?

Рука Кейли взлетела к горлу, и она стала обмахивать себя ладонью, как веером.

— Есть мужчины, которых женщины хотят, и есть мужчины, за которых женщины выходят замуж. Родерик — это не тот мужчина, за которого следует выходить замуж.

— Это еще почему? — изумился Хэтчард.

— Он опасен, — вздохнула Кейли. — Явно опасен для девушки.

— Ты думаешь, он может обидеть ее? Хэтчард напрягся, готовый к бурной реакции.

— Даже если он не осознает этого, Рэмми, — тяжело вздохнула Кейли.


— Куда они отправились? И на сколько, говоришь?

Лоб Джиллиан сморщился от досады.

— В Дурркеш, миледи, — ответил Хэтчард. — Я бы предположил, что всего на какую-то недельку.

Джиллиан принялась раздраженно расправлять складки платья.

— Я надела сегодня утром платье, Кейли, красивое платье, — пожаловалась она. — Даже собиралась поехать в деревню в нем, а не в папином пледе, а ты знаешь, как я ненавижу ездить в платье верхом.

— Ты выглядишь действительно восхитительно, — заверила ее Кейли.

— Восхитительно для кого? Все женихи меня бросили.

Хэтчард прочистил горло.

— И на кого именно вы надеялись произвести впечатление?

Джиллиан набросилась на него:

— Тебя отец приставил шпионить за мной, Хэтчард? Ты, наверное, шлешь ему каждую неделю доносы! Ну так вот, болван, я тебе ничего не скажу.

Хэтчард был достаточно тактичен для того, чтобы тут же принять смущенный вид.

— Я не посылаю никаких доносов. Просто беспокоюсь о вашем благополучии.

— Ты можешь заботиться о ком-нибудь другом. Я достаточно взрослая, и могу побеспокоиться о себе сама.

— Джиллиан, — пожурила ее Кейли, — сердитый вид тебе не к лицу. Хэтчард просто выражает свою озабоченность.

— А мне хочется сердиться. Разве нельзя, для разнообразия?

Джиллиан на миг погрузилась в размышления.

— Минуточку, — задумчиво произнесла она. — Дурркеш, говорите? В это время там проводят великолепную ярмарку… последний раз, когда я ездила туда с мамой и папой, мы останавливались на прелестном маленьком постоялом дворе — «Черный башмак», так, кажется, Кейли?

Кейли кивнула.

— Когда был жив твой брат Эдмунд, вы оба часто бывали в городе.

По лицу Джиллиан скользнула тень, и Кейли поморщилась.

— Прости, Джиллиан. Я неумышленно.

— Знаю, — глубоко вздохнула девушка. — Кейли, начинай собирать вещи. У меня неожиданно возникло желание отправиться на ярмарку, — а когда, как не сейчас? Хэтчард, седлай лошадей. Я устала сидеть и ждать, когда со мной что-то случится. Пора самой делать свою жизнь.

— Это не предвещает ничего хорошего, госпожа Туиллоу, — заметил Хэтчард, когда Джиллиан энергичным шагом пошла прочь.

— У женщины столько же прав на то, чтобы развеяться, как и у мужчины. По крайней мере, она ищет себе мужа. А теперь нам надо сложить две головы и позаботиться о том, чтобы она сделала правильный выбор, — с важным видом заявила ему Кейли, прежде чем вразвалочку побрести вслед за Джиллиан, вихляя пышными бедрами так, что Хэтчарду вспомнилась давно забытая, чрезвычайно похабная песенка.

Порывисто вздохнув, он направился в конюшню.


Крыша «Черного башмака» угрожающе просела, но, к счастью, комнаты, которые снял Гримм, находились на третьем этаже, а не вверху, а, значит, они будут вполне защищены от потопа, заставшего их на полпути.

Остановившись у открытой двери, ведущей на постоялый двор, Гримм выжал рубашку. Вода хлынула меж пальцев и шумно плеснула на огромную каменную плиту.

На город опускался густой клубящийся туман. Через четверть часа найти дорогу в таком плотном тумане было бы невозможно, но они прибыли вовремя и избежали худшего. Гримм оставил коня в небольшом дворике за гостиницей, где опасно покачивался жалкий навес. Оккам будет хоть как-то укрыт от непогоды — если его не смоет наводнением.

Прежде чем войти, Гримм стряхнул с пледа бисер водяных капелек. Любая стоящая ткачиха ткала свою ткань настолько плотно, что та становилась практически водонепроницаемой, а ткачихи в Далкейте были одними из самых искусных в своем ремесле. Он отстегнул одну полу и накинул ее на плечо. Куин и Рэмси уже подошли к очагу, они отогревали руки и сушили башмаки.

— Жутко ненастная погода на дворе, не так ли, ребятки? — радостно поманил их кабатчик в дверь прилегающей таверны. — У меня здесь такой теплый огонь, есть и отличная выпивка, что вмиг прогонит озноб, так что не мешкайте. Меня зовут Мак, — добавил он, дружелюбно улыбаясь. — Загляните на минутку.

Гримм посмотрел на Куина, и тот пожал плечами. Выражение его лица прямо говорило, что в такой жалкий вечер не оставалось ничего другого, кроме как пьянствовать. Трое мужчин нырнули в низкую дверь, отделявшую харчевню от таверны, и заняли несколько разбитых стульев у стола, стоявшего возле очага.

— Раз уж здесь почти пусто, я мог бы и сам присесть с вами, как только позабочусь о том, чтобы у вас была выпивка. Немногие рискнут выйти на улицу в такой ливень.

Хозяин таверны засеменил, прихрамывая, к стойке, затем приковылял назад и размашисто плюхнул на стол бутылку виски и четыре кружки.

— На дворе такая кутерьма, не так ли? И куда путь держите? — поинтересовался он, тяжело опускаясь на стул. — Не обращайте внимания на мою ногу, думаю, это дерево размягчается, — добавил он, схватив другую табуретку, и, подняв деревянную ногу за лодыжку, опустил ее на доски. — Иногда побаливает в сырую погоду. А в этих краях такая погода стоит все время, не так ли? Мрачное место, это точно, но мне нравится. Вы когда-нибудь выезжали из Олбани, ребятки?

Гримм взглянул на Куина, тот рассматривал хозяина таверны, выражение лица у него было одновременно веселым и раздраженным. Гримм знал, что оба они думали о том, заткнется ли когда-нибудь этот скучающий коротышка.

Ночь сулила быть долгой.


За несколько часов дождь не утих, и Гримм, под предлогом проверить Оккама, сбежал из дымной таверны и нескончаемой болтовни Мака. Одолеваемый тем же беспокойством, которое преследовало его в Далкейте, он не мог усидеть на месте — выходя на задний двор гостиницы, он гадал, чем занимается в этот момент Джиллиан. Его губы сложились в легкую улыбку, когда он представил себе, как она топает ногами, потрясая своей великолепной копной волос, и негодует, что ее оставили. Джиллиан терпеть не могла ситуаций, когда ее исключали из чего-нибудь, чем занимались «парни». Но так будет лучше, и она поймет это, когда Куин вернется с подарком и сделает официальное предложение. Почти всякий раз, глядя на Куина, Гримм задумывался над тем, какая идеальная пара из них выйдет. У них родятся чудные дети, с аристократическими чертами и без каких-либо признаков унаследованного безумия. «Возможно, сведя их, я смог бы в какой-то мере искупить свои грехи», — размышлял Гримм, хотя от мысли, что Джиллиан и Куин будут вместе, его грудь сжала боль.

— Проваливай из моей кухни и не смей возвращаться, крысиное отродье!

Дверь в дальней стороне двора внезапно распахнулась, из нее кубарем вывалился ребенок и упал ничком в грязь.

Гримм внимательно посмотрел на человека, чья широкая фигура почти заполнила собой всю дверь. Огромный мускулистый здоровяк, за шесть футов ростом, с курчавыми, коротко остриженными каштановыми волосами. Его лицо пошло красными пятнами — то ли от гнева, то ли от перенапряжения, — «или, вероятнее всего, и того и другого вместе», — решил Гримм. В руке он сжимал широкий тесак, лезвие тускло поблескивало на свету.

Мальчонка с трудом встал на колени, скользя по промокшей земле, и тонкими, грязными пальцами попытался соскрести грязь с забрызганной щеки.

— Но Баннион всегда дает нам обрезки. Пожалуйста, сэр, мы хотим есть!

— Я не Баннион, ты, наглый выродок! Баннион здесь больше не работает, и не удивительно, что он подавал таким, как ты. Сейчас я здесь мясник.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20