Ядерные материалы

      - Когда ты не уверен в себе, тебе кажется правдой все, что о тебе говорят, - сказал Сенчук. - А вот уверенность я в тебе и попробую воспитать, хотя материал ты, Вова, капризный и рыхлый. Стержня в тебе нет, откуда и вся беда. Переел ты манной каши, решил перчиком ее закусить, а от перчика несварение и изжога случились. Решил наверстать упущенное, а вот как и ради чего - не придумал. Мечты в тебе нет. А она стержень и составляет. Но коли устроится сегодняшняя канитель в нашу пользу, то, может, я тебя к своей мечте пристегну. А теперь ты мне вот чего расскажи: кто в наш контейнер наведывался?
      - Араб, - без запинки ответил Крохин.
      - Откуда знаешь?
      - Потому что сегодня точно такой же вопрос он задал мне!
      - Чудесны дела твои, господи... - пробормотал Сенчук.
      - Во-первых, - продолжил Крохин, - он спросил, проконтролировал ли я в Питере комплектность... ну понимаете...
      - Адмиралтейского комплекса, - кивнул Сенчук. - И вообще - не ускакал ли куда Медный всадник.
      Крохин нервно усмехнулся:
      - Так вот. Я сказал: да, ящики пересчитал, на каждом обозначен вес, все совпало... Но он заявил, что не хватает двух автоматов и боеприпасов.
      - Точное замечание, дотошный наш - эфиоп его мать - парень! прокомментировал Сенчук.
      - Ну, я ответил, что у меня не было возможности копаться в грузе, и так сплошная нервотрепка и беготня...
      - Удовлетворился?
      - Так, скривил рожу...
      - Треть взрывчатки из контейнера куда-то девалась, - поведал Сенчук озабоченно. - Все передние ящики вынесли. Куда?
      Крохин пожал плечами.
      Внезапно и неудержимо ему захотелось поведать Сенчуку правду о биографии беглого каторжника, скрывающегося под личиной судового врача, но все-таки он сумел сдержать этот порыв, признавшись себе, что полностью старпому доверяться не следует.
      К тому же, несмотря на их сегодняшнюю одностороннюю враждебность, Каменцев являл для него некий последний партнерский оплот. И его тайну Владимир решил уберечь.
      - Да еще этот прибыл... нюхач, - продолжил Сенчук, задумчиво покусывая губу. - Не к добру...
      - Кто?
      - Да Прозоров этот...
      - Вы все-таки полагаете...
      - А хрена ли тут полагать! - небрежно проронил Сенчук. - Ты, кстати, вот чего, Вова: войди с ним в контакт. По-простецки так, ненавязчиво, искренне... Распей с ним бутылочку, он ее тебе с восторгом, обещаю, выставит... Про жизнь свою ему расколись, как и мне... А он тебя разрабатывать станет, уцепится, ему ты - как бревно утопающему, вокруг - никого... Это нам с тобой расклад сил примерно ясен. В общем, такая задача: стать его доверенным человеком. Понял?
      - Сказать, что я думаю? - заговорщически оглянувшись, спросил Владимир.
      - Скажи, Вова, некоторое количество тишины нам не повредит, - степенно откликнулся Сенчук.
      - Ну ладно вам... - с застенчивой укоризной произнес Крохин..
      - Да говори, шучу я...
      - Этот Уолтер... Если он что-то узнал и испугался - вдруг и его как свидетеля?.. Уже на суше, имею в виду...
      - Э-эх! - почесал затылок Сенчук; - Простота! Думаешь, стукнет властям? Да с ним уже все разъяснительные работы провелись! И кто он такой, Уолтер этот? Человек на виду. Ему на дно залечь, как подводной лодке, - на век не затаишься - батареи сядут, и не захочешь - всплывешь! Прямиком под торпеду! А потому героический его прыжок с борта арабом уже оплачен. И никакому пловцу-олимпийцу такой гонорар за поставленный рекорд не снился. Ты с ним себя не равняй. У каждого свои проблемы: у кого - жемчуг мелкий, а у кого - щи жидкие. Или думаешь, нам наперерез эскадренный миноносец со спецназом пошлют? Да если и пошлют! Пока семафорить нам будут и буквенный флаг с желто-черной шашкой поднимать - стоять, мол, смирно, бандиты! - контейнер уже ко дну уйдет! И Уолтер - парень не дурак, эту технологию разумеет, как живописец палитру! Со всеми оттенками, не говоря об основных цветах! А потому бортами с арабом уже разошелся. Со скрежетом, да. Но за помятую обшивку компенсацию получил.
      - Так что же остается? Захват судна? - усиленно моргая, предположил Крохин.
      - Ага. И Кремля, - усмехнулся Сенчук. - И Белого дома. Ума у тебя много! Смелость города берет. Но что с ними делать - не знает.
      - Так все-таки?!. - настаивал Владимир.
      - Ты насчет Прозорова все уяснил? - произнес Сенчук устало. - Вот и займись его разработочкой. Общайся с ним, пусть думает, что он самый умный... Да и вообще с народом дружи... Вдруг подыщешь среди этой кодлы кандидатуру толкового соратничка?.. Хотя - навряд ли... Откуда в жопе алмазы? Но так или иначе, чем больше данных разведаешь, тем для нас лучше. А вечерком мы с тобой чайку заварим, включим приборчик и будем пасьянсы раскладывать... Может, интересную мозаику сложим... А дополнительное тебе домашнее задание такое: найди и заховай в укромный уголок какую-нибудь трубу поувесистей. Поройся в трюме, там хлама много.
      - И рыться не надо, - сказал Владимир. - Рядом с контейнерами и трубы валяются, и багор пожарный кривой, и лом...
      - Большой лом?
      - У-у! - сказал Крохин.
      - Вот и заныкай его ненадежнее. Этим ломом, Вова, мы себе дорогу в новую жизнь проложим. Из чистого золота этот лом!
      За сутки до достижения "Скрябиным" назначенной точки в таинственном Бермудском треугольнике, поздней тропической ночью, Сенчук и Крохин, согбенными тенями двигаясь вдоль палубы под мятным мерцанием ночного светила, проникли в технологический отсек судна, откуда открывался доступ к тур-бозубчатому агрегату, обеспечивающему оптимальное число оборотов гребного винта.
      В руках Крохина, одетых в плотные резиновые перчатки, которыми снабдил его Сенчук, находился толстый, тяжеленный лом.
      На вопрос Владимира, зачем нужны такие предосторожности, старпом ответил так:
      - Это только в художественных фильмах мудрый шпион свои пальчики и на телефонах правительственной связи оставляет, и на рации подчиненных ему нелегалов! Для дальнейшего развития нервного сюжета. А мы с тобой, Вова, и в занюханном трюме не наследим, нам - чем меньше подвигов, тем интереснее жизнь!
      Пройдя в отсек, злоумышленники замерли, оглушенные гулом гигантских вращающихся шестерен, в чьем движении сквозила всесокрушающая мощь.
      Сенчук принял лом от помощника. Охолодев сосредоточенным лицом, примерился - и сунул его, как копье, в крутящуюся в бешеном вихре сталь, тут же отпрянув в сторону.
      Визг и скрежет возмущенного металла буквально просверлили барабанные перепонки обомлевшего Крохина.
      Затем раздался глухой удар, и лом, испытавший ужасающее воздействие круговерти многопудовых шестерен, свалился у переборки. Впрочем, теперь он более походил на изжеванную уродливую кочергу.
      Технические звуки заметно ослабли, гул перешел в иную октаву, где звучала какая-то визгливая нотка, сопровождаемая нерегулярным, но явственно-тревожным стуком.
      - Против лома нет приема! Пословица права! - прислушавшись к стуку, произнес с ноткой озабоченного уважения Сенчук. - Привет подшипнику!
      - Пламенный привет!.. - пробормотал Крохин.
      - Да, эту лебединую песню черта с два исполнишь на бис! - сказал старпом. - Гребем отсюда! Сейчас грянет аврал! Ты видел, как бегают тараканы от мора? Нет? Значит, впечатлишься зрелищем... О! - Поднял к подволоку голову, различив ослабленный переборками истерический вопль сирены.
      Выйдя на палубу, они услышали доносящийся со всех сторон торопливый топот матросских башмаков.
      - И что теперь? - спросил Владимир, вглядываясь в антрацитовую ночную пучину, поглотившую инструмент диверсии. Все мысли и чувства тонули в гуле и звоне, еще стоявших у него в голове.
      - Теперь нам срочно надо ковылять на малом ходу в гостеприимный ближайший порт, - сказал Сенчук, и в глазах его мелькнули шальные огоньки. Доложу тебе с прямотой хирурга-вредителя: судну предстоит охрененный ремонт... А ближайший порт находится - тебе это и дитя без запинки доложит, на глобус не глядя, - на территории США, Вова. Такие дела.
      - А... доковыляем? - озабоченно спросил Крохин.
      - Не на фелюге плывем и не на пачке "Беломора", до Америки дотянем! уверил его Сенчук.
      КАМЕНЦЕВ
      Каменцев проснулся от нахлынувшего, как ветер в распахнувшееся окно, беспокойства, толчком разрушившего непрочный, путаный сон. Приподнявшись на локте, всмотрелся в темень ночной каюты, ощущая колющую сердце тревогу, ставшую как бы неотъемлемой частью его существа.
      Потикивал, фосфоресцируя стрелками, будильник, стоявший в изголовье, изредка потрескивали переборки, наполненные ровной монотонной дрожью от работавших дизелей, звякал еле слышно от перепадов в вибрации стоявший на откидном столике пустой стакан.
      Некоторое время он оторопело размышлял о причинах своего внезапного пробуждения, а потом облегченно и нервно хохотнул, мотнув головой: невроз... Подсознательное беспокойство о невыключенной, кажется, электроплитке в санчасти, на которой он кипятил чай.
      Так выключил он плитку или же нет? Может, и забыл. В любом случае волноваться нечего, пожара не будет. Плитка стоит на широкой мраморной подставке, проводка надежная... С друтой стороны, если судно тряхнет или еще что-нибудь... А там -- беспомощный Филиппов, накануне пришедший в сознание, но все еще недееспособный, а присмотра за ним уже нет.
      Определенно невроз!
      Горестно вздохнув, он присел на постели, провел ладонью по лицу, словно стирая остатки сна. Затем торопливо оделся и вышел из каюты.
      В коридорах, застланных однотонным серым линолеумом, в пугливой ночной тишине мутно и ровно тлели матовые толстостенные плафоны.
      Он открыл дверь санчасти. Филиппов мирно спал, выключенная плитка стояла на месте, и Каменцев, укоризненно качнув головой, отправился восвояси обратно. Однако у трапа, ведущего на палубу, решил переменить маршрут, вдохнуть на сон грядущий свежего воздуха и поднялся наверх,
      Океан был спокоен и темен. Огромная прозрачная луна висела в чутком черном небе - отчего-то совершенно беззвездном. В рубках уютно горели лампы. Палубы были пусты. В следующий миг Каменцев заметил две согбенные тени, крадущиеся вдоль нижней палубы. Машинально он последовал за ними.
      Таинственные фигуры скрылись в каком-то неизвестном тех ническом отсеке, закрыв за собой стальную дверь. Таясь в тем ноте, Каменцев замер, ожидая невесть каких событий.
      Внезапно по корпусу судна пробежала дрожь, за дверью отсека различился невнятный звяк, а вскоре на верхней палубе вспыхнули прожектора и оглушительно завыла сирена.
      Из отсека вышли двое. Полоса неверного света скользнула по их лицам, и Каменцев неожиданно признал в незнакомцах Сенчука и Крохина.
      Сбросив за борт нечто, похожее на огромный искореженный лом, парочка опрометью скользнула прочь от входа в отсек.
      С полминуты Каменцев ошарашенно соображал, что делали в отсеке старпом и его бывший приятель Вова, а после также двинулся прочь, однако, едва ступил несколько шагов, в глаза ему ударил свет мощного фонаря и чей-то язвительный голос констатировал с издевкой:
      - Тебе же, Ахмед, говорили, что за этим лекаришкой надо следить круглосуточно, а ты его проморгал...
      В следующее мгновение в одежду Каменцева вцепились сильные руки, и, не успел он сообразить, куда его тащат, очутился уже на верхней палубе, где перед ним предстала свирепая физиономия второго помощника Еременко.
      - Тащите его в санчасть, - распорядился тот в сторону матросов.
      - Я ничего не понимаю... - промямлил Каменцев.
      - Поймешь, сука! - многообещающе рявкнул второй помощник.
      Дверь санчасти была раскрыта. На койке лежал Филиппов, болезненно жмуря глаза на суетящихся в помещении людей.
      Люди, как без труда понял Каменцев, производили в подведомственном ему хозяйстве подробный обыск. Бородатый парень, со свисающими до плеч сальными лохмами, с узкой и сутулой спиной, затянутой в тельняшку, заправленную в протертые до явственных проплешин на заднице грязные джинсы, энергично шуровал в шкафу, где хранились медикаменты.
      - Вот, нашел! - повернувшись, объявил он присутствующим, демонстрируя две ампулы. Блеснули свирепо и радостно безумные, с покрасневшим белком, глаза.
      В следующую секунду взгляд парня приобрел бескомпромиссную озлобленность устремленного к жертве хорька. Он даже оскалил выжидающе зубы, глядя на Каменцева.
      - И что? - спокойно произнес тот. - Это всего лишь инсулин. В санчасть вошел Еременко. Следом за ним - Ассафар.
      - Ты - сволочь! - ударив Каменцева по лицу ладонью, прошипел второй помощник, и на губах его выступили пятна белой плотной слюны. - И с тобою пора разобраться!
      - Успокойся... - Каменцев примирительно выставил перед собой ладони. - В чем я, в конце концов, виноват?
      - Тебе рассказать?! - взвизгнул Еременко, дрожа всем телом.
      - Да, мне интересно послушать.
      - Он еще издевается! - Еременко внезапно полез в карман джинсов и вытащил оттуда выкидной нож.
      Щелкнула пружина, и блеснуло узкое граненое лезвие.
      - Я все понял! - медленно приближаясь к Каменцеву, проговорил он. - Это все ты! Ты убил штурмана! Я все понял!
      - Да тихо ты! - Прикрикнул на него Каменцев.
      - Кто твои подельнички, говори?! - повысил голос Еременко. - Иначе, клянусь, твои гнилые потроха увидят солнечный свет!
      - Убери нож, - внезапно раздался сухой и ровный голос Ассафара.
      - Сволочь, - уже спокойно повторил второй помощник, подчиняясь приказу.
      В дверь заглянул боцман. Сообщил:
      - У нас проблема с турбиной. Кажется, серьезная...
      - Не сомневаюсь, - произнес в его сторону Ассафар безучастным голосом. Разберитесь и побыстрее предоставьте мне выводы. - Затем, устало присев на крутящийся табурет, внимательно посмотрел на Каменцева. Сказал: - Итак. Зачем вы вывели из строя турбину?
      - Я не выводил из строя никаких турбин, - отозвался тот. - Я попросту не умею этого делать. Я вышел подышать воздухом и вдруг увидел на нижней палубе крадущегося по ней человека. Пошел за ним. Почему - сам не знаю. Человек на некоторое время канул в технический отсек. После завыла сирена, он вышел оттуда, бросил за борт какую-то железяку типа лома и скрылся.
      - И вы, конечно, не опознали его? - спросил араб.
      - Нет! - решительно выдохнул Каменцев.
      - Предположим, - наклонил голову араб. - Вы ни в чем не виновны. В том числе - не вы устроили пожар в каюте Кальянрамана?
      - Конечно, не я.
      - Вы считаете себя большим умником, мистер, - произнес Ассафар. - Но это не так. В своей деятельности вы допустили массу проколов. Во-первых, вы попали на судно благодаря исключительной настойчивости чиновников Морфлота. Но я примерно представляю, какую вы за это заплатили взятку. Она куда больше того, что вы сумели бы заработать в качестве судового врача. А может, вы не платили взятку, может, вы были направлены сюда весьма компетентными людьми. Какая версия правильна?
      - Та, что у моих родственников есть личные отношения с министром.
      - Складно, - сказал араб. - Но вернемся к пожару. Инсулин частью своей действительно был поврежден. Но - не столько огнем. Ампулы попросту разбили. И господин Еременко, у которого, кстати, недюжинные способности к сыску, уяснив данный факт, пересчитал осколки. И понял, что не хватает двух десятков ампул. Объясню, почему вы взяли эти ампулы себе. Вас подвел гуманизм врача. Вы действительно неплохой врач. Вы решили, что больной может погибнуть. Вы не знали, каков тип диабета у Кальянрамана, а он, кстати, тоже имеет медицинское образование. Так вот. Ампулы вы взяли на всякий случай... Поскольку, и это мы проверили по компьютеру, инсулина в вашем арсенале нет, есть средства, весьма неэффективно его замещающие. Тем не менее инсулин в санчасти обнаружен.
      - Я брал с собой много личных медикаментов, - сказал Каменцев.
      - Нет, - поджал губы араб. - Данный инсулин в России достанешь едва ли. Однако не в этой частности дело. Дело в маркировке партии. Такие совпадения исключаются. Кроме того, есть еще одна пустяковая частность: наблюдательный господин Еременко заметил пластырь на ваших пальцах и выдвинул дополнительную версию... Мы ее также проверили. И обнаружили в кармане вашей куртки остатки стекол от ампул. Маленькие, оставшиеся в шве, однако подтвердившие данное предположение... Судя по всему, устроив пожар, вы занервничали и опрометью бросились прочь. Боком задели за какой-нибудь выступ, затем, поняв, что часть ампул повреждена, машинально и опрометчиво сунули руку в карман...
      - Пальцы я порезал собирая разбившееся предметное стекло, - сказал Каменцев, - а что касается моего кармана, то...
      - Позвольте я продолжу, - перебил араб. - Ваша главная ошибка состояла в том, что вы клюнули на провокацию Кальянрамана. Который, кстати, мог бы действительно перебиться и безо всякого инсулина. На таблетках. Но он ловко провел вас за нос, господин гуманист, и теперь мы твердо знаем одно: вы готовы любыми путями попасть в Америку, пусть для этого будет необходимо изувечить всю исследовательскую аппаратуру и механизмы судна. Но - вот проблема! Господин Еременко уверен, что исчезновение штурмана - ваших рук дело. А я думаю, что это сделал ваш сообщник. Из каких только соображений? Но, полагаю, данный вопрос мы проясним. Потому что имя сообщника вы, безусловно, нам назовете.
      Каменцев равнодушно хмыкнул. Произнес:
      - Бред... - И подумал: "А что, если рассказать о Сенчуке? Но ведь по всему выходит, что старпом действовал наперекор всей этой кодле, а значит... Вот бы Сенчуку рассказать, что я знаю о нем, тогда бы появился шанс..."
      Дрожали на потолке тени. Черные глаза недвижных людей сверлили его, парализуя волю. Слабели ноги, путались мысли...
      - Вы задумались, а это уже неплохо, - подытожил араб, поднимаясь с табурета. - Что же... Я дам вам на раздумье некоторое время. Если не используете его продуктивно...
      - Тогда в твоей жопе будет работать гестапо, - вставил Еременко. - Эй! крикнул в сторону коридора. - Вы, трое, - сюда! - И, мельком осмотрев прибывших морячков, кивнул им на Каменцева, приказал: - Отведите доктора в его каюту. Двое останутся с ним. Глаз с него не спускать! В каюте пусть ни к чему не прикасается. А сами все там детально осмотрите. Кстати, господин судовой врач, позвольте вас обыскать...
      - Пожалуйста... - Каменцев поднял руки, разведя их в стороны, и один из матросов тут же принялся выворачивать его карманы, из которых извлек лишь железное колечко с ключами от каюты и санчасти.
      - В каюту его! - повторил второй помощник. Один из матросов грубо потянул Каменцева за рукав. Выходя из санчасти, он машинально бросил взгляд на стоявшую на столике плитку. Вот тебе и невроз...
      Ощущая на спине свирепое дыхание молчаливых стражей, он двинулся знакомой дорогой к каюте. По пути встретился выглянувший в коридор Забелин, разбуженный, видимо, сигналом аварийной тревоги.
      - В чем дело? - настороженно осведомился он, перегораживая дорогу конвою, сопровождающему товарища.
      - Они думают, что я поджигатель, отравитель и диве... - торопливо поведал Каменцев, однако окончить фразу не сумел: один из матросов грубо толкнул его, прикрикнув:
      - Р-разговоры! - И, обернувшись в сторону Забелина, рявкнул: - В каюту! Ну!
      Через минуту Каменцев сидел на табурете, наблюдая, как морячки перетряхивают его личные вещички и казенную мебель в поисках, видимо, предметов подозрительного свойства.
      В виске билось тупо и нудно: "Проиграл. Подчистую. Все проиграл! Что же... Значит, не судьба".
      Он поймал себя на мысли, что подступившие отчаяние и страх живут как бы вне его. Сам он был пуст. Пуст подобно кокону.
      Побег, начавшийся в осенней степной дали, отделенной от него ныне сотнями миль и, как казалось, прошедшей вечностью, все же окончился тем, что он попался в ловушку поигравшей с ним в жестокие пятнашки судьбы. Производящие шмон матросики, конечно, не менты, однако - знать бы, кто лучше? И сейчас он не против, если бы его надежно и бдительно доставили к тому причалу, куда подъедет тюремный автозак...
      Лучше бы он оставался в зоне!
      Ах, эта дивная уютная зона! Четкие законы казенного бытия, родные российские зэки с интересными и не очень судьбами, туповатые контролеры, румяный конвой, да убоящийся отклонений от устава несения боевой службы и вообще законности своих действий...
      Он тряхнул головой, словно прогоняя одуряющую истому безысходных мыслей.
      Нет, раскисать не стоит! Не все так просто на этом суденышке, сообщение в министерство о диверсанте-враче едва ли целесообразно, а вот суд на месте ему, вероятно, грозит... И открутиться удастся едва ли...
      Нет, ты обязан открутиться! Любой ценой!
      И он уже снисходительно посмотрел на пыхтящих в усердном исполнении полицейского мероприятия матросиков, не нюхавших ни зоны, ни пронзительного воздуха той свободы побега, что подобна прыжку в пропасть. А отвага, что способность к прыжку определяет, уже неистребима, как тот самый выработанный жизнью и стремлением к ней рефлекс...
      Он был уверен, что совершит побег. И вновь на него начнется охота. Последняя. Без шансов избегнуть ее смертельного финала.
      Однако умрет он свободным. Что тоже является большой жизненной ценностью.
      ПРОЗОРОВ
      Вечером в каюту Прозорова наведался Крохин. На посиделки, с бутылкой спиртного.
      - Володя, извини, вызывают к капитану, - прямо с порога отвадил его Прозоров. - В другой раз. - И - захлопнул перед его носом дверь.
      Попытки Крохина навязать Ивану Васильевичу свое общение стали уже вызывающими. Кроме того, настораживала Прозорова не столько очевидная должностная неопределенность бывшего журналиста, сколько то, что сразу же по прибытии подполковника на судно Крохин напористо-инициативно поспешил установить с ним контакт, задавая массу вопросов об МЧС, системе связи с ведомством, биографии нового знакомого, хотя, с другой стороны, откровенно говорил и о себе, допуская известную критичность в отношении своего непрофессионализма как на море, так и на суше. Попутно сетовал на вероятную необходимость возвращения к прежнему журналистскому ремеслу, обосновывая свое участие в плавании прежде всего тем, что готовится написать грандиозную книгу о собственных иноземных скитаниях.
      Вертлявость и говорливость этого путешественника за деньгами сеяла сомнения, он действовал как явный, пусть и неумелый разработчик, однако отказаться от общения с ним было бы глупо: Крохин являл собой источник довольно-таки безыскусной информации, чью искренность во многом определял алкоголь, которым человек свободной профессии явно злоупотреблял. Кто только направлял его действия? Скорее всего, Ассафар.
      Сейчас же Прозорову действительно было не до общения с этим назойливым типом. Ивану Васильевичу срочно следовало связаться с генералом Ладыгиным.
      За иллюминатором чернела тропическая ночь. "Скрябин" целенаправленно утюжил теплые атлантические воды, замершие в сонном штиле.
      Прозоров открыл стальной спецпортфельчик, где хранился спутниковый телефон, и включил питание.
      Снял трубку. И - чертыхнулся растерянно, не обнаружив в ней никакого сигнала.
      Через пятнадцать минут, прошедших в безуспешных манипуляциях с кнопками сложнейшего устройства связи, он понял, что благодарности от его дилетантских усилий ему от аппарата не видать.
      Естественным образом припомнился сбежавший со "Скрябина" американец. Мотив его побега, судя по полученной информации, в частности диктовался именно что внезапной неисправностью личного спутникового телефона.
      Прозоров осмотрел замки кейса, отличающиеся сложной конструкцией, не обнаружив ни малейших следов взлома. Подбор к ним отмычки, как уверяли его специалисты, требовал известного профессионализма, а кроме того, кейс был снабжен сигнализацией, отключаемой номерным кодом.
      Впрочем, попробовав сигнализацию активизировать, подполковник обескураженно убедился и в ее недееспособности.
      Портфельчик, похоже, чей корпус являлся прекрасным проводником, подвергся воздействию определенной силы электромагнитного поля, благодаря чему микросхемы сигнализации и телефона или безнадежно утратили свои характеристики, или попросту перегорели.
      Данная версия укрепилась в сознании Прозорова мгновенно и прочно, и теперь ее предстояло легко, как он полагал, подтвердить.
      Он закрыл кейс, надел спортивную куртку, сунул за ремень пистолет и отправился на капитанский мбстик.
      Капитан стоял возле вахтенного, вглядываясь в зеленый радиус визира, чертившего по выпуклой лупе разграфленного сеткой экрана локатора.
      - У вас, чувствуется, происходит какая-то мистическая неразбериха со средствами связи: у меня тоже вышел из строя телефон, - произнес Прозоров, ступая на мостик,
      - Какой еще телефон? - скучно спросил капитан.
      - Мой личный служебный телефон, - монотонно объяснил Прозоров. - По нему мне полагается постоянно, согласно расписанию и предписанию, связываться с дежурным МЧС.
      - И что? - Капитан повернул к нему голову, однако не более чем на микрон заинтересованности. - Вы пришли за соболезнованиями? У меня нет запасного телефона.
      - Как? У вас же радиорубка...
      - Да, у нас есть радиорубка, - подтвердил капитан. - Там находится рация. И не одна.
      - Но... у господина Ассафара, насколько мне известно...
      - Так и идите к господину Ассафару, - донесся ответ. - Я не имею права вмешиваться в его личные дела, а тем более - в его собственность.
      Прозоров понял, что ему необходимо запастись терпением.
      - Простите капитан, - сказал он любезным тоном, - подобного рода рекомендации лежат на поверхности, хотя они и бесспорны. Однако хочу вам напомнить, что я курирую экспедицию и вы обязаны - я подчеркиваю - обязаны! оказывать мне всяческое содействие. Поэтому я настоятельно прошу вас предоставить мне необходимую связь.
      - Я и не собираюсь вам в этом отказывать, - с легкой усмешкой ответил командир судна.
      - Ну и как мы это сделаем технически, так сказать? - спросил Прозоров.
      - Я вернусь через полчаса, - словно не слушая его, обратился капитан к вахтенному. Затем, наконец, удосужился впервые за весь разговор обратиться к собеседнику лицом, обронил: -Извините... должен отлучиться... - И, кивнув рассеянно, вышел на крыло мостика, направляясь в сторону трапа.
      - Так все-таки... - настаивал, преисполняясь раздражения Прозоров, двигаясь вслед за высокомерным распорядителем. - Мне необходима связь в течение часа, и если ее не будет...
      - Она будет, - по-прежнему не оборачиваясь, произнес капитан, спускаясь на нижнюю палубу.
      - Так мне... идти в рубку радистов? - уточнил Прозоров.
      - Вас туда не пустят, - донесся невозмутимый ответ. - Лучше идите к себе в каюту. И напишите все, что вы хотите сообщить.
      - Не понял...
      Капитан уже шел по коридору, где располагались технические службы, отрывисто роняя на ходу слова:
      - Непонятного тут ничего нет. Вы составите текст радиограммы, мы немедленно отправим ее и, как только получим ответ, столь же незамедлительно вам его предоставим.
      - Что за чушь! - не удержался Прозоров. - Это какое-то издевательство!
      Капитан резко остановился. Смерил подполковника безмятежно-равнодушным взором. Участливо произнес:
      - Я не вижу здесь никакого издевательства. И не понимаю, чем, собственно, вы возмущены. Связь вам будет предоставлена. Что же еще? Вы хотите лично отправить радиограмму? Пожалуйста, если вам позволяет квалификация... Я дам сейчас указания по вахте третьему помощнику, он должен заступить на мостик, а после готов исполнить все ваши пожелания...
      Прозорову ничего не оставалось делать, как только усмешливо крутнуть головой. Впрочем, не удержавшись, он позволил себе заметить:
      - Американскому бизнесмену вы делали аналогичное предложение?
      - Нет, - двинувшись по коридору, с достоинством ответил капитан. Во-первых, он не знал, как и подойти к рации, во-вторых, я не собирался потакать его требованиям, задействуя в чьих-то сугубо личных и праздных целях служебную связь... - Он запнулся: раздался вой сирены.
      - Что-то случилось? - спросил Прозоров.
      Капитан с неудовольствием и замешательством обернулся к своему назойливому куратору. И, ничего не ответив, кинулся обратно на мостик.
      Вскоре, встретив нетрезвого Крохина, Прозоров услышал от него, что на судне умышленно выведена из строя турбина, в данном деянии подозревается судовой врач и вообще - кошмар!
      Иван Васильевич вновь отправился на мостик, заметив по пути нескольких вооруженных автоматами матросов. Факт нахождения на "Скрябине" армейского стрелкового оружия в немалой степени его огорошил и расстроил. Подойдя к капитану, кратко спросил его:
      - Вы арестовали Каменцева?
      - У вас точная информация, - настороженно ответил тот.
      - И где он? Мне необходимо задать ему пару вопросов.
      - Вопросы буду задавать я! - отрезал капитан. - А вы займитесь составлением радиограммы. А то у вас одно желание спешит сменить иное...
      - По-моему, вы упорно пытаетесь проигнорировать мой статус! - жестко проговорил Прозоров. - И ваше упорство может закончиться тем, что я поверну судно в порт приписки!
      Капитан посмотрел на куратора, не скрывая откровенной насмешки. Процедил:
      - Не смешите меня. И вообще сейчас не до вас. Объяснить вам это более доступным языком?
      Спускаясь по трапу, Прозоров абсолютно отчетливо осознал, что никакой реальной связи с берегом ему не предоставят и отныне в стволе его пистолета обязан безотлучно находиться патрон, готовый без заминки освободить место в порядке очередности своим боевым собратьям.
      СЕНЧУК
      Судовые механики, что явилось неожиданностью, оказались специалистами дотошными и сразу же определили факт умышленного вывода из строя агрегата, после чего на судне ощутимо сгустилась атмосфера напряженности и недоверия.
      С перчатками Сенчук угадал: доморощенные сыщики в лице капитана и ученых мусульман нашли какой-то порошок и тщательно принялись сыпать его в пространстве технологического отсека, где выявились какие-то жиро-пальцевые отпечатки, пригодные для сопоставления.
      Неврастеник Крохин, к которому мало-помалу Сенчук стал привыкать, находя компанию бывшего поэта отнюдь не тягостной, а его услужливость и слепую веру в командира даже приятными, сослужил хорошую службу: имея реноме личности безвредной, мягкохаракгерной и откровенно нейтральной, обеспечил алиби, заявив, что сначала наведался к Прозорову, а после провел время со старпомом, играя в шахматы весь вечер и часть ночи - как раз до той трагической минуты, покуда не началась тревога.