Схождение во ад

Не суждено ли этой цивилизации погибнуть столь же быстро, как она развилась? Если Америке не удастся выработать менее ребяческую доктрину, чем та, которая в данный момент является как бы моральным путеводителем и которая основана на возвышенных, но химерических принципах и на так называемой христианской науке, то возникнет вопрос: надолго ли она останется преобладающе-белым континентом? Вскоре станет ясно, что у этого колосса с глиняными ногами после его захватывающего взлета осталось сил лишь на то, чтобы вызвать свое собственное падение. И какая великолепная возможность представится желтой расе с этим внезапным падением! Итак, в этом жестоком мире, стало очевидным, что единственные белые народы, у которых есть шансы выжить и процветать, - это те, кто знает, как страдать и кто все еще обладает мужеством бороться до конца, - даже тогда, когда положение выглядит абсолютно безнадежным. И только те народы имеют право говорить об обладании такого рода качествами, которые способны вытравить из своих организмов смертельный яд еврейства.
      АДОЛЬФ ГИТЛЕР
      ИЗ ЖИЗНИ РИЧАРДА ВАЛЛЕНБЕРГА
      Наверное, это был их единственный откровенный разговор с отцом, в котором тот впервые коснулся своего прошлого, рассказав обо всем, что произошло с ним во время войны именно так, как это обстояло в действительности, и что не нашло своего отражения в иммиграционных анкетах, заполненных им при переезде из Германии в США.
      Ричард в ту пору находился в процессе развода со своей женой Элизабет, - высокой брюнеткой, не менее эффектной, чем кинозвезда с аналогичным именем, но по фамилии Тейлор.
      Служаку из ЦРУ практичная Элизабет сменила на респектабельного главу крупной адвокатской конторы, взявшегося, кстати, быстрейшим и бесплатным образом процедуру развода и оформление соответствующих документов осуществить; вместо казенного жалования Ричарда в распоряжении супруги теперь имелись иные денежные суммы и, наконец-то, воплотилась ее давняя мечта о дорогих парижских туалетах, умопомрачительных манто, бриллиантовых аксессуарах и новеньком "ягуаре", чей белый кожаный салон изысканно гармонировал с янтарными отделочными панелями из карельской березы.
      Смертельно устав от рабочей суеты, равно как и от бесконечных материальных претензий Элизабет по поводу раздела имущества и недвижимости, Ричард взял неделю отпуска, решив повидать отца и навестить могилу матери, умершей с год назад от скоротечного рака.
      Отец жил в пригороде Нью-Йорка, и через считанные часы полуспортивный "фордик", мчась по широкой 95-й дороге, окруженной в ту осеннюю пору золотым и багряным раздольем великолепных лиственных лесов, привез Ричарда из провинциальной столицы Америки в столицу мира, цитадель, как ее называл отец, империализма, вздымавшую свои лощеные небоскребы над широкой гладью Ист Ривер.
      Миновав исполинские готические арки моста Verrazano, он съехал на трассу Белт Парк Вэй, ведшую из мрачноватого, кирпичнобагрового Бруклина к тихим двухэтажным домикам Лонг Айленда, в одном из которых проживал отец.
      Он приехал днем, застав старика в сборах на глубоководную рыбалку, и с радостью согласился присоединиться к нему, сменив костюм на непромокаемый громоздкий комбинезон.
      У отца была небольшая яхта, с которой тот управлялся, несмотря на преклонный возраст, весьма решительно и умело, как заправский моряк.
      Вскоре полоска берега исчезла вдали, а с нею как бы сгинули все служебные и семейные неурядицы; нос судна рассекал легкую черноватую волну, вились чайки над мачтой, и Ричард отдохновенно и восторженно ощущал подлинность пусть временной, но прекрасной свободы в своем единении с завораживающим чудом океанского простора, дышавшего ему в лицо соленой, вольной свежестью бриза.
      С рыбалки они вернулись уже поздним вечером, пришвартовав яхту у пирса, в спокойной воде узкого заливчика, извилиной вдававшегося в побережье.
      Возиться с уловом трески и камбалы не хотелось; они закидали рыбу мелким крошевом льда из хранящегося в морозильнике пластикового мешка и, стянув с себя рыбацкие, грубой и толстой вязки свитера, устроились возле камина, попивая горячий глинтвейн, терпкий от корицы и бутонов гвоздичного дерева.
      Ослепительно золотая, нежная, как летящая в солнечном луче паутинка, кончилась в тот день теплая осень, и уже ночью с Атлантики нагнало тяжелые тучи, засвистал ветер, кидая в штормовые черные валы, катящие на пустынные пляжи, кипы листвы из прибрежных лесов, и за покрытыми холодной моросью окнами будто шелестели шаги приближающейся скорой зимы.
      Непогода словно бы приурочилась к Хэллуину - отчего-то популярнейшему в Америке празднику нечисти, прошедшему, впрочем, без обычных бурных молодежных увеселений, когда на улицу вываливались толпы в масках ведьм, мертвецов и чертей; промозглое ненастье принудило даже самых активных энтузиастов встретить сомнительное торжество у домашнего очага.
      Итак, они сидели у камина, наслаждаясь глинтвейном и уютом теплой комнаты; желтые листья липли к мокрым стеклам окон, изредка пошипывали избытком пара клапаны батарей, разноцветным пятном светил в углу телевизор - по тринадцатой программе шел голливудский боевичок на тему второй мировой войны...
      И тут отец неожиданно произнес:
      - Удивительная все же хреновина - этот американский кинематограф! Порою смотришь - не оторваться. А в финале понимаешь: очередное дерьмо! Если и есть исключения, то разве - десяток картин...
      Он с неприязнью выделил прилагательное "американский", чему Ричард привычно не удивился: отец, проживший в Штатах десятилетия, откровенно не любил эту страну, а ко всем проявлениям патриотизма янки относился с брезгливым скепсисом.
      Однажды они сидели в ресторане, где после шоу, знаменуя окончание вечера, грянул государственный гимн и публика, в большинстве своем изрядно подвыпившая, прижав руки к сердцам, грянула полупьяным хором осанну в честь простершейся "от берега до берега" территории под сенью "звездного флага полосатого"...
      Ричард, хотя и не стал упражняться в вокале, однако поднялся со стула, а отец же остался сидеть, не меняя небрежной позы, причем, в глазах его стояло даже не презрение, а какая-то холодная гадливость...
      Впрочем, окружавшие их тогда тупые, сытые физиономии, и разевающиеся пасти, выдыхающие вперемешку с пивным и водочным перегарами слова национального гимна, положительных эмоций, право, могли и не вызвать. Да и сам он, Ричард, подумал тогда о некоем "демократическом фашизме", пронизавшем американскую жизнь и во многом соответствовавшим коммунистическим постулатам, также заставлявшим русских горланить "Интернационал" на своих партийных сходках, что по сути мало отличало и тех и других от германских нацистов, голосивших за здравие Рейха и фюрера в своих пивнушках в порыве верноподданического энтузиазма...
      Он вообще находил официальное осуждение нацизма, как некий блеф, ведь разноликая Америка, где смешалась кровь всех рас, имела четкий, невзирая на цвет кожи, критерий американского гражданина, слепо обязанного следовать всем канонам определенного образа жизни, что создавало расу определенного мировоззрения, отступление от которого означало невозможность занять какие-либо ответственные позиции в обществе. А что уж говорить об иммиграционных анкетах, предписывающих указать как расовую принадлежность, так и обязывающих новых поселенцев не принимать никакого участия в публичных выступлениях, затрагивающих социальные основы государства или же злободневные аспекты его политики...
      В той или иной мере, аналогичные условия преобладали и в остальных странах, причем, не тоталитарных, а просвещенных европейских, а такие же как Германия, Франция и Англия, вообще являли собой образцы несомненного и всестороннего приоритета национального большинства перед какими-нибудь проживающими там неграми, китайцами или даже белокожими иностранцами...
      Выходило так, что осуждался не столько фашизм, сколько его откровенная декларация и заимствованные символы времен существования гитлеровской Германии типа свастики.
      - ... И ты посмотри только на этот мешок с дерьмом, донесся до Ричарда голос отца. - Он пытается изобразить группенфюрера СС! Да от этого актеришки аж через экран несет хот-догами, кока-колой и поп-корном! Его форма - шорты до колен, рубашка цвета "какаду" и кепка с козырьком на затылке... И кроссовки, конечно. Группенфюрер!
      - А чем... несло от группенфюрера? - лениво спросил Ричард, усмехнувшись.
      - Смертью, - кратко откликнулся отец.
      - Папа... - Ричард выдержал паузу. - Твоя любовь к Америке мне превосходно известна. Это... отрицательная величина. Однако - почему? У тебя же сложилась здесь достаточно благополучная судьба, ты не бедствовал...
      - Да. Благодаря деньгам, которые увез из Германии и удачно вложил.
      - Ты не ответил на вопрос.
      - Долгий разговор, - отмахнулся отец.
      - Ты куда-то спешишь? У тебя важная встреча? В конце концов, мы не так часто видимся. Можно и поговорить, нет?
      - Хорошо. Только выключи телевизор. Ненавижу еврейский кинематограф.
      - Еврейский?
      - А что в этой стране нееврейское? Здесь всюду власть детей Сиона, милый мальчик. И уж тебе-то это должно быть известно.
      - Да, но кино-то причем?
      - Еще Скотт Фицджеральд сказал, что Голливуд - сплошной праздник для евреев и трагедия для всех остальных. Кстати, он и был создан евреями, Голливуд. Что ты на меня так пристально смотришь? Тебе нужны доказательства? Пожалуйста. Называй ведущие компании. Поименно.
      - "Парамаунт Пикчерс"! - провозгласил Ричард не без иронии.
      - Отлично. Основатель - еврей из Венгрии Адольф Цукор, - откликнулся отец.
      - "Фокс Филм Корпорейшн"...
      - Вильям Фокс. Национальность та же. И тоже, кстати, из Венгрии.
      - "Юниверсал Пикчерс", - продолжил Ричард осторожным тоном.
      - Лемле, еврей из Германии.
      - Относительно "Метро-Голдвин-Мейер" , полагаю, у тебя наверняка имеется козырь?
      - Ну, тут уже все ясно из самого названия... А могу и уточнить: Луис Мейер, выходец из России.
      - А как насчет "Уорнер Бразерс"? - прищурился Ричард испытующе.
      - Братья Уорнеры; папа - польский еврейчик, работал сапожником в Балтиморе. Что, сдаешься? - Он усмехнулся. Вот они и понаехали в Голливуд из своих местечек и гетто... Они были никем, изгоями, американская аристократия их попросту не воспринимала, а всем им хотелось вверх, к власти...
      - Не понимаю, - перебил Ричард. - Ребята добились успеха. Стали богаты. Евреи они, или японцы... Мне кажется, тут есть элемент какой-то ущербной зависти...
      - О, нет! Дело не в успехе и даже не в путях, каким успех был достигнут. А уж о зависти вообще не идет речи!
      - А в чем же тогда суть... претензий?
      - В том, что, понимая невозможность достижения ими какой-либо власти, они захотели создать свой мир, в котором чувствовали бы себя всемогущими владыками; мир с определенной системой ценностей, взращенных из их убогой сущности... Ты что-то сказал об ущербной зависти?.. Да, ими руководила именно она, присущая их нации безраздельно. И они создали такой мир - ирреальный мир бредовой "американской мечты", основой которого стал хищный материалиьный расчет, мой дорогой Рихард.
      Отец часто любил произносить его имя в германской, что называется, версии, хотя покойная мать, чей род происходил из Англии, отчего-то зачастую противилась такой интерпретации. С легким, но безнадежным укором она также осуждала его непримеримый антисемитизм.
      - Их виллы, - продолжил он, - тонули буквально в римской роскоши, об оргиях этих подонков ходили легенды, но да и черт с ними, не в том дело! Не в том, что достигли они своих самых смелейших вожделений!
      - Такие вожделения бытуют не только среди евреев, заметил Ричард безучастно.
      - Но среди большинства их - повсеместно.
      - А как с меньшинством?..
      - Как раз к данной теме я подступил, - отозвался отец. - Когда говорил, что дело не в тех позициях материальных, которые евреи завоевали. Капитал - почва политики. Как и пресса, и еще в большей мере - кинематограф, воздействующий уже не только на сознание, но и на подсознание... Тебе не надо, к примеру, пояснять эффект "двадцать пятого" кадра?..
      - Не надо.
      Ричард прекрасно знал, что,вставленный в киноленту фрагмент, неспособный быть зримо различимым зрителем, оказывает на него, тем не менее, сильнейшее неосознанное впечатление, бесспорной информационной формулой визуально запечатляющейся в мозгу.
      - Так вот. Факт достигнутого благополучия их уже не интересовал.
      Отец отхлебнул из высокого бокала темно-вишневый глинтвейн. Отблеск пламени от камина розовой тенью скользнул по седине его волос и чисто выбритой, здоровой коже щек. То ли от алкоголя, то ли от волнения, с которым он говорил, внезапно проявился его, казалось бы, преодоленный долгими годами жизни здесь, немецкий жесткий акцент.
      - Они, создавшие свою империю, где ковались выпестованные киношные архетипы и даже традиции, обратились к упомянутому тобой меньшинству, кто владел их религиозными постулатами и властвовал над их духовным, вернее же, бездуховным началом. А содержание главного постулата составляла идея, согласно которой все "гои" по рангу своему ниже скотины, ну, а скот, как известно, надо сгонять в послушное стадо... Их кино и стало своеобразным кнутом. И подчинились ему не только американцы, но и европейские арийцы, каждодневно и привычно впитывающие отраву...
      - В России американские фильмы почти не демонстрировались, - заметил Ричард.
      - Правильно, - кивнул отец. - Я не испытываю симпатий к коммунистам, но в определенный момент они отказались от еврейской верховной роли в своей стране, ибо поняли - иметь в руководстве дегенеративную нацию - значит, обречь себя на полнейшее вымирание. Что там наши концлагеря?.. Эта мразь уничтожила почти всю нордическую элиту славянства, выморив ее эмиграцией, голодом, пьянством и тюрьмами...
      Он запнулся. Звенел телефон.
      Присев в кресло, стоявшее в дальнем углу гостиной, отец повел разговор с неизвестным собеседником, - вероятно, с соседом, - о пустяках стариковского бытия, а Ричард же погрузился в невольное раздумье над всем им сказанным...
      ...Примечательно, что на последних заседаниях Государственной Думы ни один русский не выступал против правительства, только евреи. Таким путем большевики пришли к власти, и теперь никакая сила не сдерживала евреев. Они скинули свои маски и установили чисто еврейское "русское" правительство. Приведем имена.
      Комиссар по военным и иностранным делам - Бронштейн (Троцкий), вдохновитель красного террора; комиссар по культуре Луначарский; комиссар образования - Коллонтай; комиссар торговли - Бронский; комиссар юстиции - Штейнберг; глава ЧеКа - Моисей Урицкий. В его следственной тюрьме по известному адресу Гороховская,2 без суда убиты тысячи невинных. Абрахам (Крыленко) - о нем говорилось выше - стал главнокомандующим всех армий. После того, как обнаружилось его участие в весьма скандальной истории, он был заменен евреем Посерном. Председателем Петербургского совета рабочих и солдатских депутатов является Апфельбаум (Зиновьев); аналогичного Московского совета - Смидович. Делегатами на мирных переговорах в Брест-Литовске были Бронштейн (Троцкий), Йоффе и Карахан - все евреи. Первым дипломатическим курьером в Лондоне (он, вероятно, привез своим братьям по крови хорошие новости!), был еврей Хольцман.
      Почти все представители советского правительствыа за рубежом - евреи. В Берне - "русский" посол Шкловский; в Христиании Бейтлер; в Стокгольме - Воровский; Розенблюм (Каменев) отправлен в Вену, а небезывестный Йоффе - в Берлин.
      На переговорах, где уточнялись детали Брест-Литовского соглашения, "русская сторона" была представлена уже упомянутым Воровским, к которому прибавилось около двенадцати евреев и евреек.
      В дополнение назовем имена ведущих пропагандистов, пишущих для большевистских газет: Нахамкес (Стеклов), Лурье (Ларин) и Собельсон (Радек).
      В свое время во имя гуманности они требовали свободы слова и отмены смертной казни. Но как только они пришли к власти, была установлена такая цензура, которой не знали даже в самые мрачные времена царизма.
      Смертная казнь применялась практически повсеместно, а затем ее ввели и в "легальном" плане. Им удалось привлечь наивные массы под знамена братства и мира; незамедлительно они начали разжигать яростную ненависть ко всему "буржуазному", и вскоре началась систематическая резня и гражданская война, если можно только назвать таким термином одностороннее убийство.
      Вся русская интеллигенция, десятилетиями самоотверженно боровшаяся за права народа, подверглась безжалостному уничтожению. На этих страницах не представляется возможным входить в детали, но можно смело сказать, что все лучшее и честное, имевшееся в русском народе, было беспощадно уничтожено.
      Однако ненависть к евреям в России постоянно растет. Даже самые мягкосердечные и терпеливые русские преисполнены этой ненавистью. Если нынешнее правительство падет, в России не останется в живых ни одного еврея. Можно с уверенностью сказать, что тех, кого не убьют, вынудят уехать. Куда? Поляки уже дали понять, что не желают их принимать. Вот поэтому-то они и направятся в старушку-Германию, где мы так любим евреев, что сохраняем для них самые теплые места!
      АЛЬФРЕД РОЗЕНБЕРГ
      Личность должна быть безупречна в расовом отношении. Пускай человек будет немцем, индейцем или негром и т.д. и т.п. Я одинаково уважаю всех. Мы можем работать и полагаться на каждого из них. У каждой нации есть вполне определенные черты. Соответственно можно сказать, что какую-то работу один человек выполнит лучше, чем другой. В данном отношении люди не отличаются от собак или лошадей. Способности и черты каждой расы четко установлены, и всегда можно заранее знать, на что можно рассчитывать в том или ином случае.
      Но если имеет место расовое смешение, неважно - какое, никогда нельзя знать, какие расовые черты будут действовать в ответственный момент, в особенности тогда, когда предстоит принятие важных решений. На работе, выполненной монгрелом, всегда лежит отпечаток обеих рас, чья кровь течет в его жилах. Если вы предоставите ему ответственный и влиятельный пост, то обнаружите бессознательную борьбу, происходящую в его смешанной крови и отражающуюся на его делах, поступках, решениях.
      Ленин являет собой самый превосходный пример. Вся большевистская революция представляется отражением борьбы, происходившей у него в крови: борьба между азиатской жаждой разрушения и европейской тягой к культуре.
      Вот поэтому-то никогда всерьез не следует полагаться на полукровок.
      Стремление расы оставаться расово чистой является доказательством ее жизненности и здоровья. Гордость за расу - и это не подразумевает презрения к другим расам - также является нормальным и здоровым чувством.
      Я никогда не считал китайцев или японцев неполноценными по сравнению с нами. Они принадлежат к древним цивилизациям, и я охотно признаю, что их прошлое значительнее нашего собственного. У них есть право гордиться своим прошлым, равно как и мы имеем право гордиться цивилизацией, к которой принадлежим. В самом деле, я считаю, что чем более непоколебимыми в гордости за свою расу останутся китайцы и японцы, тем легче окажется для меня общение с ними.
      Расовая гордость - то качество, которым немцы в основном не обладают. Дело в том, что последние три столетия наша страна была раздираема внутренними распрями и религиозными войнами, а также испытывала иностранные влияния и, кроме того, находилась под воздействием фальшивого христианства, как оно преподносится новообращенными проповедниками в сегодняшних церквях. Когда расовая гордость просыпается в немце, как иногда случается, она проявляется в наиболее агрессивной форме. Это своего рода компенсация за комплекс неполноценности, испытываемый многими из них. Вряд ли нужно говорить, что это не относится к пруссакам. Со времен Фридриха Великого они обладают чувством достоинства, являющимся отличительным признаком уверенных в себе людей. Благодаря этому пруссаки сумели создать единую Германию.
      Национал-социализм пытался дать всем немцам ту гордость, которую до сих пор знали только пруссаки. У австрийцев в крови есть схожее чувство, порожденное тем, что в течение веков никакая другая раса не господствовала над ними,а, напротив, они сами долгое время отдавали приказы и встречали подчинение. Они обладают накопленным опытом господства и власти, и за счет этого можно отнести их изящество речи, которое никто не может отрицать.
      В тигле национал-социализма расплавятся и смешаются все эти качества, характерные для германской души; и возникнет современный германец - трудолюбивый, сознательный, уверенный в себе и одновременно простой, гордый не самим собой или тем, что он есть, но своей принадлежностью к великому сущему. Это чувство общего превосходства ни в коем случае не подразумевает какое-либо желание подавить и сокрушить других. Я знаю, были моменты, когда мы слишком увлеклись культом данного чувства...
      Наша расовая гордость не агрессивна, пока она не касается еврейской расы. Мы употребляем термин "еврейская раса" для удобства, хотя в действительности и с генетической точки зрения такого явления, как еврейская раса, просто нет. Тем не менее есть группа, к которой таковой термин может быть применим и существование которой допускают сами евреи. И именно эту группу человеческих существ мы называем еврейской расой. Отметим, что это не религиозное сообщество, хотя еврейская религия используется этой группой как наклейкой.
      Еврейская раса - прежде всего абстрактная раса ума. Она объединяет как наиболее рьяных атеистов, так и самых убежденных, искренне верующих. Объединяет их и факт многовекового преследования, хотя евреи забывают, что они сами провоцируют эти преследования.
      Следует заметить, что евреи не обладают теми антропологическими характеристиками, которые определили бы их принадлежность к однородной расе. Однако нельзя отрицать, что у любого еврея в мире наличествуют несколько капель чисто еврейской крови. Если бы это было не так, не имелось бы никакой возможности объяснить присутствие определенных физических черт, присущих всем евреям от варшавского гетто до марокканского базара: безобразный, хищный нос, жестокие грязные ноздри и т.д.
      Раса ума являет собой нечто более цельное и более прочное, чем обычная раса. Перевезите немца в Соединенные Штаты - и вы превратите его в американца. Но еврей остается евреем, куда бы он ни перемещался; остается существом, которое ни одна окружающая среда не может ассимилировать. Характерная особенность умственного устройства его расы позволяет ему оставаться невосприимчивым к процессам ассимиляции. И именно тут, в двух словах, находится доказательство превосходства ума над телом...
      Поразительное влияние, которого они достигли в девятнадцатом веке, дало евреям чувство их собственной власти и вынудило сбросить их маску. Мы благодарны им за порыв откровенности с их стороны, - откровенности со стороны нашего смертельного врага.
      Я всегда был абсолютно справедлив в моих делах с евреями. Накануне войны я сделал им последнее предупреждение. Я сказал им, что если они вызовут еще одну войну, щадить их никто не будет и что я вымету паразита из всей Европы - раз и навсегда. На это предупреждение они ответили объявлением войны и дали ясно понять, что где бы в мире ни находился еврей, там будет неумолимый враг националсоциалистической Германии.
      Мы вскрыли еврейский нарыв, и мир будущего будет вечно нам благодарен.
      АДОЛЬФ ГИТЛЕР
      Когда отец, закончив разговор, положил трубку, Ричард сказал:
      - Ты говоришь о стаде. И о кнуте. Да, это применимо к сталинской России, к гитлеровской Германии, но относительно Америки - вопрос довольно-таки спорный.
      - Германия и Россия? Нет, там все обстояло сложнее. Там была диктатура, предлагавшая жить под эгидой идеи и во имя ее.
      - Не столько предлагавшая, сколько принуждавшая, поправил Ричард.
      - Пусть - так, - кивнул отец. - Но в Штатах была избрана попросту куда более гибкая система того же принуждения. Если ты не соблюдаешь каких-либо правил, система автоматически отторгает тебя, и в итоге ночлег ты проводишь под мостом, в картонной коробке, а доходы получаешь лишь в качестве милостыни. В конце концов, и достаточно быстро, такой индивидуум естественно погибает, попадает в накопитель морга и, впоследствии, совместно с ему подобными отправляется в общую безымянную могилу, а, вернее, в строительную яму, заливаемую бетоном. А вот послушных биороботов система лелеет. Оглянись вокруг, и ты найдешь их повсюду. Порою они производят впечатление интеллектуалов, но образование их и искушенность касаются, как правило, сферы финансов и бизнеса, где важен не столько талант и самостоятельное мышление, а овладение комплексом навыков...
      Обхватив колено ладонями, Ричард потянулся всем телом и, рассмеявшись, спросил:
      - Ко мне это тоже относится?
      - Нет. Во-первых, ты - страж системы, а потому тебе даны специальные знания. Во-вторых, работа твоя требует присутствия в твоем сознании творческого начала, умения анализировать, прогнозировать и адаптироваться в той или иной среде. За это, кстати, система предоставляет тебе пожизненные льготы, чтобы ты также пожизненно был верен ей, - нравится она или нет. А в третьих, в тебе - хорошие германские крови.
      - Да был я в этой твоей любимой Германии, - отмахнулся Ричард. - Между прочим - возрожденной усилиями и деньгами Америки! Ты, конечно, скажешь - еврейскими деньгами в расчете на дальнейшее Германией манипулирование...
      - А что, не так?
      - Так.
      - И в чем же тогда...
      - А в том, что более роботизированной нации я вообще нигде не встречал! Вся жизнь - согласно графику. В девять часов вечера все замирает. Не успеешь купить что-либо в магазине в пятницу - жди до понедельника. В транспорте проверяются документы, в подземке ходят контролеры билетов с собаками...
      - Зато соблюдается порядок и дисциплина. К тому же, это не нью-йоркский сабвей, где жизнь висит на волоске буквально каждую минуту, особенно по ночам... А два обязательных выходных продиктованы заботой о здоровье нации. Ты цепляешься к мелочам, Рихард.
      - А что ты скажешь о порно, что демонстрируют по официальному телевидению?
      - А то его здесь не смотрят! Да, в программе штата и голой задницы не мелькнет, вырежут - как же, безнравственно! Но порнокабель работает двадцать четыре часа в сутки. Страна лицемеров, Рихард. Там узаконены публичные дома, а здесь они в подполье, однако проституции не меньше, и управляется она мафией. Но никакая итальянская, китайская или же японская мафия не сравнится по возможностям и деньгам с мафией мафий - еврейской!
      - Я чувствую, - сказал Ричард, - ты бы нашел себе абсолютно адекватную компанию среди ветеранов СС. Кстати. Я заметил, что ты избегаешь общения со здешними немцами. Причем - явно умышленно. Не так?
      Отец, тяжело вздохнув, задумался.
      - Хорошо, - произнес вдруг тихим, будничным тоном. Вероятно, мне стоит кое-что тебе рассказать. Начну с того, что Валленберг - фамилия вымышленная. И зовут тебя Рихард Гюнтер. Вернее, так бы тебя следовало называть.
      - Сюрприз, - откликнулся Ричард отчужденно. - Ты... серьезно?
      - Вполне. И история такова...
      Он выслушал отца с интересом, хотя никаких особенных эмоций от рассказа его не испытал: спасающий свою жизнь человек, поневоле попавший в переплет, действовал согласно закономерной в тех обстоятельствах логике, сначала скрываясь в заброшенном доме, на который, как ни парадоксально, Ричард теперь имел права наследника, а после уйдя на Запад.
      - Но ты хотя бы пытался отыскать родителей? - спросил он отца. - Ты говорил, они погибли...
      - Скорее всего, - кивнул тот. - Пока я скрывался, их увезли в гестапо. Но я выяснил и другое: меня искали с таким усердием, с каким ищут только важнейших государственных преступников.
      - Причина - в портфеле?
      - Именно. И я подумал: вдруг Краузе остался жив? Или же его сподвижники выстроили логическую схему и, зная о документах, начали охоту? Рано или поздно они бы нашли меня - Германия не столь велика, как Штаты...
      - И ты решил "переплыть лужу"?
      - Да. И сидеть здесь тихо, с эмигрантами из бывшего Рейха не общаясь. Понимаешь... даже, если бы я вернул им портфель, они вряд ли бы оставили меня в живых, - я слишком много узнал, находясь на уровне, несоответствующем таковым знаниям.
      - А почему бы им было не принять тебя в свою компанию?
      - Это весьма дискуссионный вопрос, Рихард. Принципы такого членства мне до конца неизвестны, но, возможно, я им просто не удовлетворял.
      - Ладно! - Ричард легонько стукнул ребром ладони по краю обеденного стола. - Мне непонятно самое главное: практическое применение всего этого оккультного бреда. Точнее, вероятно ли его какое-либо использование в реальных целях? И если нет, тогда из-за чего сыр-бор?
      - О-о, - присвистнул отец. - Чувствую, мало что ты уяснил из моего рассказа, дружок. Хотя, конечно... как может современный американец понять то время и то государство... А те, кто таким государством руководили, прекрасно отдавали себе отчет, что оккультизм и реальная власть - понятия далеко не параллельные. Кстати, ты знаешь, кого Гитлер начал уничтожать в первую очередь? Думаешь, коммунистов и евреев? Нет. Мистиков, колдунов, астрологов и гадалок. Спешно и планомерно.Почему? Да потому что ему, кто сам являлся магом, не нужна была конкуренция и бардак на самой ключевой позиции внутреннего устройства государства. Это вполне сравнимо с тем, если бы частным компаниям в Америке позволили бы заняться проблемами оружия массового поражения. Да-да, не улыбайся. Вот и был создан институт Маятника, где вся просвященная в эзотерических науках публика работала на благо Рейха, под жестким контролем, без возможностей самодеятельности, организованная в четкую структуру. Причем, сами магические кадры по отдельности, таинство своей миссии не осознавали. Таинством же была высшая идея - создание единого магического социализма. Это только казалось, что Германия исповедует научный материализм, и вся ее тоталитарность на том и держится. Гитлер знал, что в основе любой философии есть один из трех подходов: материалистический, когда человек думает только о своем брюхе и мнит себя властелином мира; духовно-мистический, что относится к безраздельному служению Творцу; и, наконец, мистически-материалистический, то бишь - оккультный, когда речь идет о связях с демоническими мирами.