Врачебная тайна (Книга 1)

      - Чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок! И даже если бы я решился искупить свою вину, и сел в тюрьму, для меня это было бы равносильно смертному приговору!
      На внутренней стороне двери ординаторской висел образец черного врачебного юмора, отпечатанный на компьютере:
      - Тяжело в лечении, легко в гробу!
      Саша быстро давал распоряжения. Его здесь уважали, слушались с полуслова!
      - Буду тебе ассистировать! - Безапелляционно заявил он. - А то ты потом всю жизнь мучиться станешь, если больной умрет! Будешь думать, что сам смог бы его спасти! - Пока Саша распоряжался подготовкой, я решил немного успокоить нервы за компьютером, вместо пасьянса угадывая пароль для входа в больничную сеть. Но изощрять ум не потребовалось. Пароль был написан зеленым фломастером вверху клавиатуры. Для тупых! Ох, как интересно! В диагностическом отделении нашлась знакомая фамилия: Думкин А.С. Очень интересно! Я нашел в ящике стола какую-то дискету, безжалостно отформатировал ее, и скачал данные Думкина А.С.. Может наш, а может, однофамилец! Потом разберемся. Я спрятал дискету в карман, и включил программу дефрагментации. Тут и Марков пришел. Позвал мыться на операцию. Очень хорошо, но сначала в туалет.
      Удивительно, как похожи все совковые больницы одна на другую. Хоть в столице, хоть в провинции. Тот же запах, та же грязь, те же алчные и бездушные взгляды персонала. Нет, есть, конечно, много врачей, и медсестер, которые работают не ради денег, а вкладывают в больных душу. Но тяжелая жизнь сказывается и на них. В Питере, конечно больницы живут богаче. Весь холл, перевязочные, туалеты в приемном покое и в Санином отделении выложены испанским кафелем. Но он смотрится грязно и блёкло. А в туалетах, на благородном кафеле стен, в лучших советских традициях, имеются несмываемые барельефы из говна больных, не нашедших туалетной бумаги.
      Глава восьмая.
      Иных уж нет, других - долечим!
      Резниченко Егор Дмитриевич, двадцати шести лет, лежал обнаженным на операционном столе, с трахеостомической трубкой в горле. Под наркозом. Череп его был гладко выбрит. Опытная санитарка производит процедуру бритья даже самой мохнатой головы за пять минут, зажав "безопасную" бритву в пальцах. Без всякого станка. Вид Егора Дмитриевича внушал уважение. Один метр девяносто восемь сантиметров. Сложен атлетически. Накачанные мышцы. Выдающиеся сильно вперед передние зубы. Огромные кисти рук, с расплющенными пястно-фаланговыми суставами. Голубые глаза, (запомнил, когда смотрел зрачки). Зажившие благородные шрамы на подбородке, лбу, и затылке. Видно, доставалось ему и раньше от жизни, и в основном по голове.
      Делаем разрез кожи, производим гемостаз. Кровь у Егора густая, темная явно "дурная"! Аккуратно поднимаем и удаляем вдавленные отломки черепа. Кровотечение из губчатой кости остановить очень трудно. Для этого используется воск. Его втирают в край кости. Помню, когда раньше бывали перебои с воском в больнице, мы говорили родственникам больных:
      - Принесите свечку из церкви! - Те пугались:
      - Что, больной так плох? - Но мы свечным воском делали гемостаз кости. И у этих больных, чаще всего, операция проходила успешно. Видно, Бог им помогал!
      Вскрыв твердую мозговую оболочку, я увидел обширную гематому, и разрушенные участки мозга в лобной и височной области. Существует отличный клинический способ, как отличить здоровую мозговую ткань от той, что уже не восстановится. Включаете электроотсос, и как пылесосом, начинаете "чистить" мозг. То вещество, которое легко вычищается, считается мертвым. И тут лучше перебдеть, чем недобдеть! То есть, лучше убрать часть здорового мозга, чем оставить мертвые участки. Осложнений тогда не оберешься! Поэтому пришлось удалить довольно приличный участок лобной доли, и височной. Лобные доли, конечно, отвечают за интеллект, но ведь человек использует только десять процентов возможностей мозга. Так что, будем надеяться, хватит ума нашему Егору. Сразу после того, как мы устранили сдавление мозга, анестезиологи повеселели. У больного нормализовались все показатели. Мы с Сашкой тоже немного успокоились. Он даже напевал нейрохирургическую песенку собственного сочинения:
      - Лужу, паяю, мозги вправляю! - Теперь нашего Егора, пока он не сделает пластику черепа, сможет убить даже трехлетний ребенок, легонько хлопнув ладошкой по левому виску. Там мозг теперь защищен только мягкими тканями. Оставив в ране дренаж, мы закончили операцию. Лихие анестезиологи уже будили больного. Он открыл ясные голубые глаза, и весело улыбался. Попытался, что-то сказать, да не получилось. До операции, предполагая более тяжелые последствия, анестезиологи сделали ему трахеостомию. Теперь он мог говорить, только закрыв пальцем отверстие в трубочке. Ладно, потом удалим ее. Пусть пока помолчит. Мы проводили больного в реанимационную палату, помогли перекинуть на кровать, и вернулись в ординаторскую. К тому времени Санины коллеги уже закончили обход, день был без плановых операций, и они исчезли. Подались на подработки. На одну врачебную зарплату не проживешь! А дежурный нейрохирург где-то гулял по отделениям.
      Марков включил кофеварку, и сел за компьютер. Писать протокол операции. Естественно, по бумагам - оперировал он. И брал на себя всю ответственность за больного. А иначе нельзя. Так любой захочет приходить с улицы, и людей резать. А отвечать, кто будет?
      Глава девятая.
      Я люблю тебя, жизнь! Ну, а ты меня, снова, и снова.....
      Мы мирно попивали кофе в Сашкиной ординаторской. В углу крутой музыкальный центр наигрывал Эннио Мариконэ. Дорогую аппаратуру подарил отделению какой-то спонсор, которому здешние доктора случайно удалили в мозгу центр жадности. Все приличные вещи, например компьютер, кофеварка, радиотелефон, телевизор, попадают в больницу только так. Бюджета хватает, только чтобы больные с голоду не поумирали. Правда Минздрав иногда подкидывает дурные деньги в конце года. Тогда и происходит спешное покрытие больничных туалетов импортным кафелем, или что-то подобное.
      Я не стал разводить китайских церемоний, и прямо спросил:
      - Что там за история произошла у тебя с Думкиным и Веденеевым? Что за наркотики?
      - А Коля тебе что рассказал?
      - Я в лицах изобразил Колин рассказ про суицид, даже его мастера кремастера вставлял.
      - Да ты, прямо, рядом стоял! Только Коля забыл одну фразу. После слов "Ты, кстати, вчера чего приперся?" - я добавил: "Совесть замучила?".
      - Так это он тебе флакончик подкинул? Я по его блудливым глазам так и понял!
      - Теперь это уже не тайна. Можно рассказать. Коля ведь анестезиолог. У них производство вредное. Целыми днями наркозом дышит. Вот и привык к наркоте. Тем более, есть возможность себе уколы делать. Начал он, чтобы веселее дежурить было. Потом стрессы снимал, так и втянулся. И флакон этот злополучный он мне под кайфом подсунул. Совесть свою сначала наркотиком успокоил. У него тогда проблема была. Молодая женщина ему сына родила, и увезла его к матери в деревню. И сама там осталась. А он хотел семью иметь. И понимал, что скоро с наркотиками этими попадется. Вот и решил на меня всё свалить. Я одинокий, без жены, без детей. Смогу, если что, снова жизнь начать. Это Коля так подумал.
      - Здорово я тогда на него разозлился! Не знал даже, как отомстить! А я тогда очень увлекался восточной философией. И вот спьяну мне пришла в голову идея отличной мести! Умереть на пороге дома своего врага! Это самая страшная самурайская месть. Это я уже потом все проанализировал! Когда отрывочные воспоминания о том вечере стали проявляться. Долго я вообще ничего не помнил. А Коля боялся рассказать. Потом мы с ним в райцентре встретились. Он уговорил меня на охоту с ним съездить. Я согласился.
      - Чтобы добраться до избушки, нужно было пройти километров сорок по болотистой местности. Мы сбились с курса, и провалились в болото. Я выбрался, а Колю к тому времени затянуло по шею. Я срубил ёлку, и, держась за нее, кое-как вытащил Веденеева. Правда, пришлось его рюкзак бросить, лямки отрезать. Иначе не вытянул бы. Коля нахлебался болотной жижи и заболел. Добрались мы до избушки, растопили печку, просушились. А он как лег пластом, так и лежит. Кашляет, колотит его, температура под сорок. Я глухаря добыл, бульоном его отпаиваю, а ему день ото дня все хуже. И тут до меня дошло, что это ломка у него. Рюкзачок-то утонул. А в нем был запас морфия! Целый месяц я с ним в лесу нянчился. Думал, помрет. Хорошо, я и травы знаю, и акупунктуру, и психотерапию, и еще много чего. Тогда-то он мне всё и рассказал. Пришлось в интересах лечения простить засранца. Накопал я золотого корня, настоял его на спирту, еще трав добавил. Эту микстуру, да чагу еще, заставлял пить постоянно. Печка в избушке была хорошая, так мы там три раза в неделю баню устраивали. Яды выпаривали. Потом в озеро голышом. Я настрогал из сосны щепок, и ими акупунктуру ему делал. А в конце сеанса поджигал эти иголки. Как он орал у меня! Пару раз настоящий психоз был. Пришлось отдубасить, как следует. Смотрю, после синяков этих ему легче стало. Я ему банки стал ставить. Потом додумался кровь пускать! В общем, издевался, как мог. И мануальную терапию ему делал, когда позвоночник ломало, и массаж. И параллельно душеспасительные беседы вел. Когда мы из леса выбрались, он уже немного на человека был похож. С Думкиным договорился об его отпуске, и забрал с собой в Питер.
      - Саша! Что ж ты мне всё раньше не рассказал? Может, снова к нам в больницу вернешься? - Это уже Семеныч мне. Извинялся за поспешное решение. Но нельзя дважды войти в одну реку! Да и не держу я зла на него. Мне сейчас моя жизнь нравится!
      - После этого Коля женился. Сына растит. А наркозы теперь старается только внутривенные давать. Чтоб самому не дышать. И раз в два месяца ко мне приезжает на выходные, подлечиться. Только присказки какие-то к нему цепляются постоянно. То "мастер - кремастер", то "ну это самое, ну это, как его", то еще что-то. А так уже почти не тянет его уколоться.
      - Знаю, - говорит, - что есть где-то прекрасный мир забвения и покоя, но сам туда больше не сунусь. Больно обратный билет дорогой! - Он сына в мою честь Сашкой назвал! Прикинь, его Катя в деревню уехала, и там больше года своего ребенка просто "мальчик" звала. Её бабки чуть со свету не сжили,
      - Не по-людски это! - Говорят. А она им:
      - Вот Коля приедет, он сына и назовет! - Ждала, значит!
      Глава десятая.
      Идет качок, бычается!
      Вечером я пошел помочь анестезиологам перекинуть нашего оперированного с каталки на кровать в отделении. Уж больно он был тяжелый, килограммов сто двадцать весил. Состояние Егора было стабильным, и его не оставили в реанимации даже до утра. Только что произошла автоавария: КамАЗ врезался в рейсовый автобус, и мест в реанимации не хватало. Мы немного помогли дежурной смене раскидать раненых, и поехали домой спать. К дому подходили осторожно, но никто нас не караулил. До утра никаких приключений не случилось.
      - Александр Викторович! Ваш больной послеоперационный всю ночь буянил! Доложила утром дежурная медсестра. - Трубку вырвал, от уколов отказывается. Говорит, что уже здоров.
      - Сейчас мы с ним разберемся. Сходи, Сережа, посмотри.
      Егор лежал на кровати, и беседовал со своим вчерашним двойником. Ноги его торчали из под короткого одеяла. Свешивались с кровати. На шее - повязка. Хорошая вещь - ретроградная амнезия. Оба бандюгана, получив черепно-мозговые травмы, меня не узнавали! Но Егорка заорал:
      - Док! Я вас помню! Вы мне бо'шку штопали! Мощно штопали!
      - Чего ты лечиться не хочешь?
      - Да я здоров уже, я такой мощный стал, мощнее прежнего! - Громко орал Егор. Левое ухо у него не слышало.
      - Слышь, братан! - Это ко мне второй боец обращается, руку жмет. - Меня Жоркой кличут. Скоро корефан мой в строй встанет? Нам работать надо!
      - Две недели, это самый минимум! Иначе сразу помрет, или эпилептиком будет. Или шишка стоять не будет! - У врачей тоже есть стандартные темы, как закошмарить пациента, если нужно его в больнице оставить. Хотя, при чем тут шишка? Чем хуже у больного будет с головой, тем лучше с этой самой шишкой. Вот, и клиент это, кажется, понимает!
      - Да у меня шняга мощная! Я ночью чуть проституток не вызвал! Да мобилку потерял!
      - Да хватит тебе орать, как потерпевшему! - Сердится Жорка.
      - Видишь ли, док, Егорка классный рукопашник! Вчера у нас был приказ ехать по делам фирмы в Астрахань на пару дней! Да мы свою проблему решить хотели по быстрому. А пацаны те, что должны были нашим друзьям, покоцали нас, и слиняли! Я от них такого не ожидал! Лохи ведь должны были быть, по жизни! И теперь у нас проблема! Без Егорки мы ехать не можем! Давай лечи его скорей! Два дня даю! - Он полез в карман за деньгами.
      - Это нереально! - После слова Астрахань, шестеренки в моей голове завертелись со страшной силой! А что, если уговорить ребят взять меня с собой вместо Егорки. Я бы кучу времени и денег сэкономил! И от пациента моего этот гоблин отстал бы. Посмотрел бы быстренько Светкину маму, и назад, в Питер! Небось, на джипах поедут!
      Во время нашего разговора Егорка встал, помочился в раковину, и стал делать разминку. Я не препятствовал. После десятка приседаний и наклонов, пятно крови, на его марлевой повязке на голове, заметно увеличилось. Егор побледнел, и рухнул на бок. Что и требовалось доказать. Пусть отдохнет, это просто обморок.
      - Давай, Жорка, мощного этого на кровать перетащим. - Мы уложили Егорку, и я стал пробивать тему.
      - Жора! А я ведь тоже рукопашник! - Тот с сомнением посмотрел на меня. - У Илларионова пять лет занимался. Это был козырь!
      - Ты у самого Сан Петровича занимался!
      - Черный пояс! - Вдохновенно врал я. И стреляю отменно! Мне в Астрахани одну даму полечить надо. Я вам мешать не буду. - Дожал я его всё-таки. Жорка посмотрел на неподвижное тело своего товарища еще с минуту, и раздумчиво спросил:
      - И водительские права есть?
      - Ясный перец!
      - По рукам! У пацанов все равно прав нет, только у меня, да у Жорки. Да и доктора давно пора нам в дело брать! Я уже говорил шефу. Хоть перевязать сможешь! А ты, часом, не мент?
      - Я полумент полупереодетый. Шутка!
      - Сейчас я проконсультируюсь! - На ходу включая сотовый телефон, Жорка вышел в коридор. При ближайшем рассмотрении он здорово отличался от Егорки. Такой же высокий и накачанный, он смотрелся более изящно. Карие задумчивые глаза, длинные черные волосы, завязанные в пучок на затылке. Правильные черты лица, длинные нервные пальцы, придавали ему сходство с художником. И он был не так глуп, как хотел казаться!
      - Ладно, док. Шеф сказал, если завтра к вечеру Егорка не сможет ехать, поедешь ты. Может, будет толк.
      - Хорошо, пацаны, я вам мешать не буду! - Уж я обеспечу Жоркину неподвижность хоть на неделю, даже если придется специальные лекарства ему в еду подмешивать! Мне нужно быстро помочь Светкиной маме, и заниматься расследованием убийства. Скоро Сидор начнет требовать результаты.
      Глава одиннадцатая.
      Сулико.
      - Слышь, Серега. Раз уж у тебя судьба такая, с этими пацанами ехать, у меня для тебя подарок есть. - Сашка Марков достал с антресолей старый чемодан, и вытащил из него какой-то предмет, завернутый в тряпку. Подает мне. Я развернул, и присвистнул. Это был настоящий наган! Тысяча девятьсот тринадцатого года выпуска. Офицерский, самовзводный. Барабан его не откидывался, как у современных револьверов. Чтобы зарядить патроны, необходимо было открыть специальную скобку, и вставлять их по одному. Зато патронов было семь штук. Калибр 7,62. Они, правда, были со свинцовыми пулями. Но с другой стороны, это хорошо. Такая пуля при попадании в цель сильно деформируется, и потом трудно определить, с какого оружия она выпущена. И повреждения от неё более серьезные! Эти патроны предназначались для спортивного револьвера. Кто подумает на антикварный наган? С моей компанией такая игрушка будет совсем не лишней!
      - Да! Оружие у тебя теперь серьезное. Не то, что твой "Олимпус", мне Коля рассказывал. Где ты его достал?
      - Долгая история! Сашка вытащил две пачки спортивных патронов, пули которых были глубоко утоплены в гильзу, как охотничьи.
      - Так мне же только завтра к вечеру выезжать! Расскажи!
      - Ну, слушай. Если тебе мои охотничьи байки не надоели. Набрел я как-то ночью на рыбацкую избушку на берегу озера. Целый день шел, измучился весь. Голодный. В правом сапоге вода. А уже подмораживало к ночи. Внутри кто-то шевелится. Я постучал, и нагнулся посмотреть дырку в сапоге. Тут изнутри выстрел, прямо через дверь. И вопрос:
      - Кто там?
      - Свои! - Говорю. А сам за косяк спрятался. В двери, как раз на уровне моей головы - дыра от пули.
      - Грамотно! Заходи! Знакомиться будем.
      - Ты, Серега, небось, такому сразу по роже дал бы. А я дух свой тренировал. "Дух - как вода". Нужно представить себе спокойную гладь озера, и буря в душе уляжется. У меня тогда получилось. Захожу, представляюсь: Марков Александр.
      - Кравчук Петр! - жмет мне руку старый сморщенный дед. Однако выбрит гладко. Усики ефрейторские на нем. И руку так мне пожал, что я сразу его страшную силу почуял. Вроде, на лицо старик, а тело крепкое, жира ни капли. Но взгляд серых глаз пустой какой-то.
      - Молодец, хлопчик, грамотно спрятался. Не дал мне лишний грех на душу взять. И так ей, душе, уже хватает. Ты, когда ночью в чужой дом стучишься, всегда за косяк прячься. Дольше проживешь. В армии служил?
      - Довелось.
      - В каких войсках?
      - Войска КГБ.
      - Да ты брат мне! Вот, оказывается как! Послал мне Бог перед смертью брата! Исповедоваться! Это я раньше атеистом был, а теперь о Боге часто думаю. То-то ты грамотно спрятался! Я сразу загадал! Не убью, так все расскажу про жизнь свою. Хотя, лучше бы ты меня в горячке убил!
      - Я не стал разубеждать старика в своей грамотности. И тут только понял, что он смертельно пьян. И хочет поговорить. Речь его была неспешной, с характерным западно-украинским акцентом. Он налил мне стакан самогона, пододвинул хлеб, чеснок и вареное лосиное мясо. В избе было тепло, я переодел мокрую одежду, выпил. Стал ужинать, слушать дедову речь.
      - Ты, хлопец, можешь подумать, что я бандеровец? - Я действительно разглядел на груди старика, (был он в распахнутой фуфайке на голое тело), напротив сердца, пороховую татуировку - бандеровский трезубец, и три буквы ОУН. Организация Украинских Националистов.
      - Все, браток, в своё время так думали! А Петр Кравчук был всегда солдатом революции. Служил в ЧК, ГПУ и НКВД. Это тоже, что ты в КГБ! Я выполнял особо секретные задания партии, и лично товарища Дзержинского и товарища Сталина. Я с группой из шести наших бойцов одно время должен был изображать отряд бандеровцев. И вызвать у моих земляков ненависть к Организации Украинских Националистов. Сами-то бандеровцы не очень зверствовали с мирным населением. Убивали, в основном, только предателей. И тех, кто сотрудничал с чекистами. Да между собой разборки устраивали. Старики, во главе с Коновальцем и Мельником, и молодежь, во главе с Бандерой. Даже евреев, и тех, не могли нормально уничтожать. Вешали их за ноги! Прямо смех! Их свои через час снимали. Но уж мы знали, как люди должны умирать! После наших "бандеровских" рейдов целые области были залиты кровью. Но и то сказать, бандеровцам нужна была поддержка населения, а нам нужно было задание выполнять совсем обратное. Чтобы люди их возненавидели! С чем мы успешно справлялись. Конечно, не один наш отряд такой действовал, а десятки. Не очень мне это сперва нравилось, но приказ есть приказ. Мне Советская власть всё дала, семья наша из бедняков. Вот и приходилось долг отрабатывать! А потом втянулся. Нравиться стало людей мучить и убивать. Это очень сладкое чувство, когда ты можешь человека убивать безнаказанно! Иногда для достоверности приходилось и своих грохнуть! Председателя колхоза там, или милиционера. Или комсомольцев, каких. Но мне всегда сверху сообщали, кого убрать можно. Никакой самодеятельности! Вот тогда-то я и приобрел эту долбаную наколку, и прозвище "Сулико". - Дед тяпнул еще граммов сто самогону, и призадумался.
      - Я, может, хотел бы Иосифа Виссарионовича возле сердца иметь. Да нельзя было. Конспирация! Сколько я со своими бойцами на ридной Украйне покуролесил! Сколько мы народу повешали, постреляли! Девок молодых сперва насиловали хором, это обязательно! А виселицы что-то слабо на людей действовали. Стали мы селян пыткам подвергать. Вот тогда я и придумал "Сулико"! Если нам нужно было что-то от человечка узнать, мы привязывали его на дровяные козлы. И начинали из горячих чайников медленно в обе ноздри лить воду. Во рту кляп, естественно. Тут он и начинал петь "Сулико". А когда затычку изо рта вытаскивали, всё рассказывал. Встречались, правда, иногда крепкие ребята. Так мы им яйца гвоздями прибивали. Или живот вспарывали. И туда кипяток заливали. Из тех же чайничков! Тоже "Сулико", только для особо упертых. А потом, в зависимости от настроения, или пополам, как бревно, пилой двуручной распиливали. Или обливали керосином, и поджигали! Конец был у всех один. Свидетелей нам было приказано не оставлять! - Меня затошнило от стариковских откровений, а он впал в ступор. И сидел, уставясь пустым взглядом на керосинку. Вспоминал, наверное. Иногда по его губам пробегала гримаса-улыбка.
      Я обратил внимание на то, что у деда не было охотничьего ружья. И дырка в двери была меньше даже тридцать второго калибра. Спросил. Старик достал из сапога вот этот наган.
      - Верно, брат! Связь времен! Знаешь, как им пользоваться?
      - Из ТОЗ-36 стрелял. Он с нагана содран. А вроде в НКВД наганы укороченные выдавали, и с откидывающимся барабаном.
      - Так я ж был "бандеровцем". На такой мелочи погореть мог! Ты сынок, не думай, что мы в то время дураки были! Владей! - Он подал оружие мне. - А я тут у рыбаков сетки увел вчера! Съезжу сейчас, проведаю! Может, еще украду! Дед хитро прищурился, и весело стал собираться.
      - Ты не рыбак, что ли? - По жестоким местным рыбацким обычаям, человека, укравшего сети, если ловили, заворачивали в такую же сеть, и бросали на дно. Всегда можно было потом сказать, что он сам запутался, и утонул! Повторный выезд к сетям был равносилен самоубийству!
      - Почему не рыбак! Мне Советская власть рано пенсию дала. И богатую! Лодку купил, сети, и двадцать лет здесь рыбачу! - Дед подмигнул мне, и ушел. Больше я о нем ничего не слышал. Даже тела его не нашли! Наверное, сразу черти в ад утащили!
      - Вот так игрушку ты мне даешь! На ней же столько крови!
      - Пусть теперь этот наган доброму делу послужит!
      Глава двенадцатая.
      О чем у нас говорится, все в дело годится!
      Мы сидели у Сашки на кухне, пили чай.
      - Хорошо бы тебе к этому нагану еще документ какой-то, чтобы менты по дороге не загребли. Путь ведь неблизкий.
      - Слушай, а что, если я форму ментовскую куплю? Меня Жорка спрашивал, не милиционер ли я.
      - Точно! Поехали! - Сашка, будто что-то вспомнив, стал быстро собираться.
      - Ты куда?
      - В больницу, куда же еще! Только она у нас всегда источник и печалей, и радостей, и гадостей! - Не совсем врубаясь, я последовал за Марковым. Мы доехали на метро до вещевого рынка.
      - Подожди меня здесь. Сходи пока, сфотографируйся на паспорт. - Сказал Саша. Минут через двадцать он вернулся, неся большой полиэтиленовый пакет. Я отдал ему готовые полароидные фотографии.
      - Тут новая ментовская форма! Приедешь, вернешь! Смотри, не порви! Погоны, между прочим, майорские! Теперь в больницу.
      - К нам вчера один мужик интересный поступил. Из службы собственной безопасности МВД. Кто-то ему крепко по голове настучал, свои, наверно. Без сознания привезли. Я, как чувствовал, его удостоверение оставил в сейфе, в ординаторской. - Марков взял милицейское удостоверение, и куда-то заторопился.
      - Я в кабинет главврача. Надеюсь, его нет на месте. А секретаршу, Лидочку, я знаю. Вся крутая оргтехника в ее руках.
      - Лидуська! - Саня обнял и поцеловал девушку в шейку. Не решилась еще за меня замуж?
      - Нет, Александр Викторович! Вам жена нужна - мусульманка. А у меня свои карьерные планы есть. Домашний очаг не для меня. По крайней мере, пока.
      - Давай, карьеристка, заводи быстренько сканеры - принтеры, пока главного нет. Надо одно доброе дело сделать.
      - Погорите Вы, Александр Викторович, со своими добрыми делами.
      - Не для себя стараюсь. Может, обойдется!
      Лидочка быстро отсканировала удостоверение, запустила программу, и через некоторое время с документа Клещикова Станислава Игоревича, майора милиции, была удалена фотография, печать, и все записи от руки. Только удалены виртуально. Вы меня понимаете. Принтер выдал бланк удостоверения. Саня самоуверенно заполнил его Лидочкиной перьевой ручкой, вклеил фотографию.
      - Ну, теперь с Богом! Интересно, проскочит через принтер моя бумажка второй раз, или нет? Очень надеюсь.
      - Конечно, не проскочит! Все бы Вам, доктор, на авось! - Лидочка заменила в ксероксе черный картридж на синий. Затем вывела на принтер одну печать, и через минуту заверила удостоверение. Ксерокс выдал бумажку с жирной синей печатью, не отличимой от настоящей.
      - Подделка документов карается! Не помню, сейчас, чем.
      - Зато я помню! Так, Лидуська! Когда ты меня сможешь покарать?
      - Вот это другое дело! А то, замуж! Надо торопиться, пока Вас не посадили, тьфу-тьфу! Поэтому завтра, ближе к ночи, ждите меня в гости! И подготовьтесь, как следует! Не надейтесь на авось!
      - До встречи!
      Друзья отправились домой опять на метро, где в подземном переходе между станциями купили в киоске удостоверение Дважды Еврея Советского Союза. Но корочки у документа были фирменные, ментовские. С надписью золотым тиснением: МВД РОССИИ. И размер стандартный. Дома оставалось только поменять внутреннее содержание, на изготовленное Лидочкой. Это оказалось не сложно. Сложнее было приспособить полицайскую кепи на мою нестандартную голову! Но два хирурга и не такие штучки сшивали! Справились!
      Глава тринадцатая.
      Ямщик, не гони лошадей! Ты гонишь, ямщик!
      Джип Гранд Чероки и какой-то неизвестный лимузин стояли с работающими двигателями. Сквозь тонированные стекла ничего не было видно. Я подошел сзади и посмотрел марку машины: Тойота Марк два. Никогда раньше не видел. Вдруг правая передняя дверца открылась, из нее вывалился худой длинный парень, стриженый под бандита:
      - Командир, я что-то нарушил? - Он протянул мне руку, и я ощутил шуршание бумаги. Сто долларов. Неплохое начало трудового дня.
      - Всем выйти из машины, руки на капот! - Хлопнула дверца джипа, и ко мне подошел Жорка.
      - Командир, тебе же заплатили! К чему формальности! - Он меня не узнавал!
      - А познакомиться! - Я снял кепи и улыбнулся.
      - Ну, ты, док, урод! Зачем так пугать? Или ты мент?
      - Какой я мент! Ты идею подсказал. Я и подумал:
      - Ехать далеко, рожи у вас кирпича просят, на каждом посту тормозить будут. А так я за рулем впереди в форме. Пролетим, как птички!
      - Ты голова! Уважаю! Не зря у тебя башка здоровая! Ты такой машиной управлял когда-нибудь?
      - Как-то освоюсь, сначала потихоньку поедем. А чего на ночь глядя?
      - Шеф приказал побыстрее! Но ты прав. Ночью тормозят чаще. Проверки, то, сё. Ты до Пушкина осваивайся, а там переночуем. Утром надежнее. Пока двигай за мной, а если меня остановят, встань спереди. Кстати, Егорка куда-то с больницы сбежал. Ты не в курсе?
      - Нет.
      Я заглянул в машину. Передние сиденья были отделены от задних непрозрачной перегородкой. Мягкая белая кожа. Компьютер, телефон, музыкальный центр, телевизор. Вдруг зашуршал электропривод, и перегородка опустилась. Сзади сидели два ничем не примечательных двадцатилетних парня, в одинаковых спортивных костюмах. Федя и Иван. Там был оборудован бар, холодильник, второй музыкальный центр, и второй телевизор. Еще пульт управления всей аппаратурой. Шторы на окнах тоже открывались и закрывались с пульта.
      - Пацаны, а где руль у машины? Куда садиться?
      - Садись, док, справа! Это японская тачка. В другие страны не поставляется. Вот ключи, замок перед тобой. Вставляй, поворачивай! - Я послушался совета, повернул ключ, и из-под панели выполз руль. Его можно было установить в любом удобном для водителя положении. Так. С коробкой-автоматом я уже дело имел. Поехали. Парень, давший мне сотню бакинских, сел рядом.
      - Меня Лёня кличут. Ты деньги возвращать не собираешься?
      - Нет.
      - А, ну ладно.
      Путешествие начиналось. Стало темнеть, и машина сама зажгла фары.
      Глава четырнадцатая.
      Ферромоны.
      - Что-то от моего агента Петрова долго никаких известий. Меня же начальство живьем сожрет! А мне что-то ничего делать не хочется. Только о Вале и думаю! И вроде девчонка ничем особым не выделяется, а приворожила меня! Так размышлял Андрей Петров, сидя в своём кабинете.
      - И почему это, в какой город ни попаду, меня неодолимо в зоопарк тянет? перескочила на другой уровень Андрюхина мысль. Он вспомнил, как в прошлом году был на семинаре по обмену опытом в Ростове. Коллеги сразу в кабак забурились, опытом обмениваться. А Сидор пошел бродить по сентябрьским улочкам, загребая ногой опадающие листья. И, незаметно, вышел к зоопарку. Наверное, шел на запах. Вблизи запах действительно валил с ног. Запертые в клетки звери пахли тюрьмой, страхом и ненавистью.
      Как раз сейчас экскурсию для иностранцев вел разбитной, приблатненный парень в клетчатой кепке. Пользуясь тем, что переводчик отсеивал его словесную шелуху, переводя по-своему, он не стеснялся в выражениях. Работал для души. Андрюха незаметно присоединился.
      - А вот, парни, вы видите: в клетке знаменитый ростовский кабан-серун! Пуд хлеба съедает, два пуда высерает! - Кабана не было видно, он, наверное, прятался в покосившемся сарайчике. Загон его был завален пустыми бутылками, отслужившими свой срок автопокрышками, мазутной ветошью и кучами испражнений. За стенкой загона виднелись гаражи.