Древнерусская Игра - Украшения строптивых

      К сожалению, князь Старомир не знает, что этот шлем был украден у моего глупого катафрактика Кирюши Мегалоса. Теперь разгневанный дедушка намерен отомстить подлому иноземцу, провокатору Лисею. Я так понимаю: небольшая, но крепкая дружина глыбозерских ветеранов уже движется на мою прежнюю столицу городок Вышград.
      Подвожу итоги. Старомир копирует мои ошибки: он поддается на провокацию и оголяет свой главный град Глыбозеро. Просто удивительно, насколько однообразны приемы чурильского жреца Плескуна! Меня он "купил" возможностью легко разгромить разбойников. А Старомира насадил на крючок мщения. Разумеется, это горбун выкрал греческий шлем и подкинул его на пепелище...
      Я вздохнул, принял у сенной девушки бересту и тщательно нацарапал (кое-как научился писать славянскими крюками):
      ЛИСЕЙ ВЕЩИЙ
      СТАРОМИРУ ГЛЫБОЗЕРСКОМУ СЛОВО
      (С пословным человеком, коему плачено вполдороги две куны)
      Любезный сосед!
      Сообщаю тебе, что по моим землям недавно прошло могучее вражеское войско число м за триста тяжкобронных всадников. Воевода их есть Кумбал-хан, а стяги суть Чурилы сына Пленкова внука Свароженина. Остановить поганых я не успел. Вражье войско ушло далее на Упадок, к межам твоего княжества. Предлагаю тебе мир против поганых, а что я терем твой пожег, то есть ложный злоумысел коварного Плескуна, в чем имею доказания.
      Подпись: Лисей.
      Перечитал грамотку и улыбнулся. Потом взял еще одну чистую берестушку и написал другое послание, на этот раз по-гречески:
      АЛЕКСИОС ГЕУРОН - ДЕСЯТНИКУ НЕРО
      (Секретно, с вооруженным катафрактом)
      Вражеское войско прошло мимо Жиробрега, не осадив его. По краю Бобрового леса неприятель ушел по направлению на Стожарову Хату и далее на Глыбозеро. Приказываю: выходите на след чуждом армии и двигайтесь позади нее на безопасном расстоянии. Ни в коем случае не приближаться, тем более запрещаю вступать в бой! Ждите нас. Я беру катапульты и тоже выступаю по нenpиятeльcкoмy следу. Место встречи - село Стожаровa Хата, К вашему приходу оно, скорее всего, уже будет сожжено противником. Постарайтесь оказать помощь выжившим жителям и ждите нас.
      Царь Леванид, слегка нетрезвый после нашего удачного избавления от потенциальной осады, подошел и легко ударил по плечу:
      - Ах, дорогой князь! Почему не пьешь моего вина?!
      Расхохотался, приобнял свободной рукой и заглянул через плечо в бересту.
      - Послушай князь... - пробормотал он через минуту и убрал руку. - Что ты делаешь опять? Я ничего не понимаю: ты хочешь брать катапульты и пойти на Стожарову Хату?
      - Именно так, ваше величество.
      - Но... Стожарова Хата находится во владениях нашего соседа Старомира! Разве ты хочешь вторгнуться в пределы Глыбозерского княжества?
      - Боюсь, что Глыбозерского княжества более не существует, - с грустной улыбкой сказал я. - Поднимайте своих алыберов, ваше величество. Мы выступаем в погоню за Чурилиной армией.
      Леванид не умел возразить: на этот раз мы действительно выступали не против братьев славян, а против Чурилы. Поэтому царь отдал своим алыберам приказ готовить жуткие метательные механизмы к марш-броску. Помимо катапульт я решил взять с собой всех, кто умеет держать оружие - не только резервный десяток катафрактов, не только алыберских арбалетчиков, но и... славянских лапотников, пеших ратников жиробрегского гарнизона. Когда они выстроились передо мною в ряд, я заскучал: раздраженно прошелся вдоль рыгающего, урчащего ряда выпяченных кольчужных животов... покосился на истрепанные лапти, разномастные бороды и тяжеленные топоры... Как я ненавижу эти топоры! Как я ненавижу эти лапти! Они так медленно двигаются, они будут тормозить все наше маленькое войско. Даже катапульты передвигаются быстрее, чем пешие ушкуйники, увязающие лаптями в грязи...
      И тут я принял важное концептуальное решение - почти гениальное, как выяснилось позже. Я... посадил всех пешцов на конь. Где я нашел пятьдесят боевых лошадей? Могу поделиться ноу-хау: вы приходите в дом богатого купца и забираете всех коней из его конюшни. При этом - принципиально важно! - вы обещаете за каждую лошадь вернуть таких же две (!) сразу после победы над погаными. Своего рода лотерея; точнее - казино со ставками на княжескую армию. Надо сказать, купцы - люди неглупые. Они быстро смекнули, что, предоставляя лошадей в аренду Вещему князю, при небольшом риске получают 100% лихвы. Через полчаса каждый ушкуйник уже довольно громоздился в седло. Мужички были счастливы: у самих вовек не хватит денег на боевого коня, а тут казенного предоставили!
      Разумеется, эти бородачи не смогут сражаться в седле. По крайней мере не будут тормозить передвижение отряда на марш-броске...
      Жители Жиробрега весьма перепугались, осознав, что я оставляю город без защитников. Снова на рыночной площади столпились недовольные - правда, шумели потише, чем давеча, а свистеть и вовсе не дерзали. Я выступил и объяснил: бояться нечего. Вражеская армия прошла мимо, а новой волны нашествия не предвидится. "Отчего князь уверен... Откуда ведомо?" - снова застонала толпа. Как им объяснишь, что я попросту знаю былину про Чурилу и помню, что армий у него имелось ровно три, а четвертой - не бывать... Пришлось солгать, что "Влага-матушка поведала". Услышав сие, мгновенно успокоились и разошлись, уважительно поглядывая: "Князь у нас вещий... с реками беседует..."
      Пряча улыбку, я отдал команду выступать из города. Отряд выступил около трех часов пополудни.
      Мы шли по следу Чурилиной армии, и сбиться с этого следа было невозможно. Изнасилованная земля в испарине холодного пота, жухлая трава под слоем рыхлой желтой пыли... какие-то кротовьи бугры, кочки и неглубокие корявые траншеи повсюду, горы лошадиного помета и - вонь, которая, кажется, липкими мутными полотнищами пузырится в воздухе. Так и шли мы по дымящейся траве около четырех часов - до встречи с катафрактами Дормиодонта Неро, которые поджидали нас на околице Стожаровой Хаты.
      Точнее, на околице того, что раньше было Стожаровой Хатой.
      Унгунны побывали здесь час назад. Все еще дымилось, трупы не успели остыть. Бледно-желтая стрела, казалось, еще подрагивала в кольчужной груди маленького старичка, лежавшего у промятого забора с палицей в закинутой мертвой руке. Мы разогнали воронов и похоронили тех, кто умер не в огне. Уже выходя из села, на западной околице увидели единственную выжившую бабу страшная, обожженная, она сидела на дымящемся печном остове. Невдалеке от молчаливой и безумной старухи чернел труп огромного кобеля. Мне сказали, что это местная знахарка Клуха. Несмотря на мой собственный приказ арестовывать всех колдунов, я оставил Клуху в покое. Кажется, она уже никому не опасна.
      Еще через час мы прошли сквозь руины Олешья. Я слышал, что раньше посад был окружен земляной насыпью и тройной бревенчатой стеной. Осталась лишь почерневшая насыпь, усеянная жалкими трупиками затоптанных ушкуйников из местного гарнизона. Опять я заметил желтую разрыв-стрелу, точнее обломок. Шальная стрела вонзилась в горячую кузнечную наковальню, торчавшую посреди разваленной сельской кузни - волшебный наконечник жадно впился в железо, вошел на добрых три дюйма. Я обратил внимание, что разрыв-стрелу безуспешно пытались выдернуть, а потом попросту обломили. Любопытно... унгунны не любят оставлять свои волшебные стрелы на поле боя. Только теперь я осознал: после боя они объезжают бранище, вынимая стрелы из трупов. До сих пор нам попалась лишь одна бледно-желтая гнида (в Стожаровой Хате), а ведь насквозь простреленных мертвецов - десятки...
      Этих мы не стали хоронить - слишком долго. Не останавливаясь, прошли развалины Олешья и двинулись дальше на упадок. Примерно через час дорога станет шире... в просветах редеющего сосняка мы увидим голубое озерное зеркало и посмотрим, отражаются ли в нем по-прежнему гордые бастионы древнего Глыбозер-града...
      ПОДКОЛЕННОМУ КНЯЗЮ ЛИСЕЮ ГРЕКУ ВЫШГРАДСКОМУ ОТ ВЛАСТОВСКОГО ПОСАЖЕННОГО НАМЕСТНИКА БОЛЯРИНА КАТОМЫ ДУБОВОЙ ШАПКИ - ПОСАДНИКОВО ТВЕРДОЕ СЛОВО
      (Передано в Вышград голубиной вестью, оттуда в Жиробрег голубиной же вестью, оттуда нарочным пословным человеком в войсковой стан)
      Сведомо мне князь про злоумысел твой суседние земли себе подчинять. Донесли yжo мне про захваты твои давешния Опорья-гopoga и Жиробрега. А нынче говорят ты в старомирову вотчину влез и на Глыбозер-град жадно глядишь, целя пороки свои камнеметные на крамольные злодеяния. Дабы лютость твою пресечь ныне повелеваю тебе властию данной мне от Престольского нашего Великого князя Ярополка: немедля со армией своей вернись в дарованный тебе Вышград. Захваченные грады Опорье со Жиробрегом и селения все немедля законному властителю Рогволоду Брячитурчичу возверни. А сверх того велю тебе отдать Рогволоду деревню твою Ярицу за обиду. Иди в Вышград и затворись тамо и жди суда моего посадникова честного и скорого. Еще ведай, что для верности послал я воеводу моего Гнетича с дружиною достичь тебя и к послушанию принудить.
      Писано во Властов-граде на Подолье, на посадниковом дворе писцом Присядкою Косым. На сем подпись собственноручно наложил:
      Катома
      ПОДКОЛЕННОГО КНЯЗЯ ЛИСЕЯ ГРЕКА ВЫШГРАДСКОГО - ВЛАСТОВСКОМУ ПОСАДНИКУ БОЛЯРИНУ КАТОМЕ ДУБОВОЙ ШАПКЕ СЛОВО
      Любезный посадник!
      Ты винишь меня в умысле захватить Глыбозеро. Да будет сведомо тебе, что града такового уж не существует более. Ибо пришли с Иcтoкa поганые ратные люди числом за три ста, воевода их есть Кумбал-хан и стяги их суть Чурилы сына Пленкова внука Свароженина. Идyт они войною и домы жгут, добрых людей бьют всех до единого. И Глыбозер-град сломали и селения многия выжгли. Посему прошу тебя: не усердствуй напрасно и не стращай меня гневом своим. Однако лучше обрати своЙ праведный гнев на пришлецов поганых ибо хотят дойти до самого Властова где ты сидишь и правишь нами.
      А то, что я в земли Старомировы вступил, то ведай: не захватов себе ищу, но битву намерен учинить погани степной. Посему помощи прошу и дружинников прислать дабы скупно противу Кумбал-хана идти. Впрочем же здравствуй и правь нами добрый наш посадник, честной столбовой болярин Дубовая Шапка.
      Подпись: Лисей.
      АЛЕКСЕЙ СТАРЦЕВ - МСТИСЛАВУ БИСЕРОВУ СЛОВО
      (Совершенно секретно, срочно, с меченосцем Фокою Скороногим)
      Мстислав!
      Срочно выручай. Моя дружина зажата в окресностях Глыбозера. С одной стороны - превосходящие силы Чурилы, с другой наступает армия Катомы, властовского посадника. Кретин Катома на меня зол за аннексию Опорьевского княжества и предъявляет глупые ультиматумы. Теперь вот послал одну из своих дружин с воеводой Гнетичем, чтобы меня усмирить. Дружище, на тебя вся надежда. Это не розыгрыш, я попал в тиски. Дошли слухи, что ты ловко устроился при властовском дворе и якобы имеешь на Катому влияние. Скажи старику, чтобы оставил меня в покое. Разве он не видит, что я иду против Чурилы? Извини за краткость. Привет всем,
      Алекс.
      P.S. Если не сможешь выручить, расценивай это письмо как приглашение на мои поминки.
      В потемневшей воде отражались руины. Людный глыбозерский посад выжжен полностью, а в крепости как-то целиком, с пугающей аккуратностью разрушена восточная каменная стена: через ее обломки унгунны вошли в город, не утруждая себя штурмом главных ворот. Каким образом погани удалось обрушить стену - сие оставалось загадкой: кажется, не было у них осадных орудий. Разве что... магия? Искусственное мини-землетрясение? Впрочем... от восточных умельцев с амулетами, от Чурилиных работников жезла и кристалла можно ожидать любую гадость. А у войска Кумбал-хана, безусловно, мощная группа психомагической поддержки...
      Враг, очевидно, совсем недавно вышел из растерзанного города - под обломками еще гаснут стоны умирающих, а вязкий трубный вой и буханье тамтамов кажутся совсем близкими. Доносятся с юга. Там, всего-то в паре километров отсюда - на дальней оконечности неширокого полуострова, выдающегося далеко в озеро, - опять что-то горело, рушилось и визжало под копытами унгуннов. Видимо, Кумбал-хан с энтузиазмом воспринял Сварожий приказ выжигать все дотла: не поленился отойти чуть в сторону от маршрута на Властов, дабы предать факелам и скрамасаксам симпатичную прибрежную деревеньку Медову, знаменитую своей бойкой пристанью на все купеческое Залесье.
      Вот и Медова исчезает с русской карты... Иногда казалось, что сквозь серую завесу пыли - то здесь, то там - прорывается корявое и тяжкое скакание черных броненосных глыб, грузно прыгающих через разметанные плетни, через трупы в белых сорочках... Триста всадников на одну деревню! Господи, как они помещаются там, на тесном полуострове шириной всего-то в полкилометра? Должно быть, толкают друг друга бронированными крупами, сталкиваются железными коленями...
      Я представил себе: лязг. Кишение лап и панцирей среди дыма и грохота рушимых кровель. Триста черных скорпионов в узкой стеклянной пробирке...
      - Удивительно удачный момент для атаки, - прогудел из-под бронзовой личины голос царя Леванида. Алыберский самодержец поманил металлическим пальцем, приподнял забрало: - Обычно они опасаются тесноты. У меня на родине... мы могли побеждать этих только в ущельях. А сейчас они, видимо, расслабились жгут и грабят самозабвенно.
      Его величество покосился на ближайший камнемет, с недобрым скрежетом ползущий по лесной дороге чуть позади:
      - Если ударить валунами в самую гущу... Одним залпом можно накрыть до полусотни негодяев. Знаю, что говорю.
      Я и сам понимал это. Тяжеловооруженные конные лучники сильны в чистом поле: они разворачиваются широким подвижным фронтом, охватывая неприятеля со всех сторон, осыпая тучей бронебойных стрел. При этом сами почти неуязвимы для стрел неприятельских и недосягаемы для неприятельской медлительной пехоты.
      А сейчас унгунны уязвимы как никогда. Столь удобный момент для внезапной атаки - драгоценная редкость. Ударить по ним теперь - все равно что накрыть спящие вражеские стелсы на взлетном поле итальянского аэродрома.
      - Мы дадим один залп, максимум два. Потом унгунны заметят нас и пойдут в атаку...
      - Не волнуйся, дорогой! - Алыберский царь расхохотался. - Сделаем два залпа и убежим! Катапульты могут бить издалека... Пока они разберутся, откуда летят камни, мы успеем уйти за рощу, в овраги! Ха-ха, слушай: это и есть наша любимая горская тактика. Удар - и спрятались. На следующий день еще удар снова спрятались! - Леванид протянул рукавицу и задорно похлопал меня по кольчужному колену. - Здесь нет трусости, ведь противник весьма превосходит нас в числе. Здесь только военная хитрость. Ах, дорогой! просто не Терпится ударить по этим... как встарь!
      Внезапно я понял: Леванид прав. Это мой шанс. Альтернативы нет: встреча с унгуннами в чистом поле закончится очень быстро и очень плачевно для моей армии. Тридцать катафрактов и двадцать славянских дружинников - слишком мало для честного боя. Греческая пластинчатая броня и русская кольчуга в равной мере бессильны против разрыв-стрелы.
      Что ж... повеселимся. Время кидать камни. Я тряхнул головой и поднял правую руку. Длинная колонна всадников послушно остановилась, одна за другой повернулись стальные личины дружинников, заморгали внимательные глазки ратников под мятыми шлемами. Поспешно подскакали десятники.
      - Всем спешиться и взять коней под уздцы. Катапульты прикрыть ветвями. Двигаться очень тихо. Выходим из леса, без остановки пересекаем выжженный посад и занимаем оборону в разрушенном кремле. Основной рубеж - развалины восточной стены. Арбалетчики выбирают позиции на развалинах башен. Ушкуйники собирают камни для катапульт.
      ...Все-таки у моей армии довольно высокий уровень боевого духа. Может быть, благодаря чудовищному имиджу алыберских камнеметов? Или (странно сказать) они доверяют своему лидеру? Честно говоря, я опасался, что парни начнут роптать: что, если поганые заметят и настигнут прежде, чем мы убежим обратно в лес?
      Но парни не роптали. Они бросились выполнять приказ с таким рвением и смешным кровожадием, что даже мне подумалось: а может быть... и правда, еще возможен хеппи-энд?
      Узкий распаханный полуостров длиной около двух километров выдавался далеко в Глыбокое озеро. По форме он чем-то напоминал Крым, только в миниатюре: у нижней оконечности (как бы в районе Севастополя) - разрушаемая деревня Медова. Бесчинствующая толпа унгуннов по всему южному берегу. А на севере, на узком перешейке (что-то вроде Перекопа) высятся развалины крепости с засевшими в них дружинниками Лисея Вещего.
      Вот такие дела, джентльмены. Мы сидели тихо, приготовив камнеметы для чудовищного залпа. Двадцать зарядов (по 10 пудов камней в каждом) уложены в железные ковши; двадцать разгибистых скорпионьих хвостов гудят и стонут, насильно притянутые к земле, - машины жадно и раздраженно ждут, пока царь Леванид, главный баллист, отдаст приказ сорвать стальные рычаги. Но медлит Леванид: по его словам, катапульты не смогут добить до дальнего конца полуострова, где гремит и поблескивает сквозь дым основная масса черных скорпионов Кумбал-хана. Надо подождать, пока унгунны построятся в бунчуки (отдельные отряды по полета всадников) и начнут отходить от Медовы, двигаясь на север. Поближе к нам... Когда глаз различит мутные ало-фиолетовые разводы на конских бронях, можно бить...
      Я ненавидел ждать так долго. Признаюсь честно: нервничал. Ведь это первая моя битва. Позавчера я наблюдал за налетом ватаги княжича Посвиста на алыберские лодьи - созерцал схватку со стороны. А теперь... кто знает. Возможно, мы не успеем отступить незамеченными - и мой маленький меч впервые отведает экзотической крови восточных чудовищ.
      Чудовища, кстати, были разноликие. Только теперь, наблюдая за огромным войском Кумбал-хана долго и пристально, я осознал: твари делятся на три касты. Внешне выглядят похоже: никаких знаков различия, даже броня одинакова. Однако... вот эти - которые помельче ростом и посуетливее - так называемые песиголовцы. Леванид клялся, что у тварей действительно звериные головы грязно-рыжие и кудлатые, как у шакалов. По сравнению с коренастым человечьим туловищем песьи головки в тесных черных шлемах с золотыми навершьями казались непропорционально мелкими. Совсем иначе сложены горные дивы. Дивьи головы широкие и массивные, как пивной котел. Да и сами твари (Бисер называет их кинг-конгами) покрупнее - доспехи на гориллах на несколько размеров побольше. Я заметил, что движутся эти гиганты лениво, будто нехотя... "Дивы - самые крепкие на рану, однако из лука бьют хуже прочих унгуннов и сражаются неповоротливо, - жарким шепотом пояснял царь Леванид. - Песиголовцы весьма вертки - зато удар держат гораздо хуже". - "А третьи кто?" - поинтересовался я, приглядываясь к унгуннам, которые более всего напоминали гуманоидов. Леванид поскучнел: "Это, собственно, и есть сорочинские рыцари-угадаи. Не звери, а почти люди - только слишком жестоки и привычны к человекоядию". Правда ли? - я удивленно поморщился. Леванид кивнул и добавил со вздохом: "Сварог приучил угадаев пировать победу прямо на поле отгремевшей брани".
      - Ну Фамусов! Умел гостей назвать! Какие-то уроды с того света! неожиданно и горько расхохотался ваш покорный слуга (и с чего вдруг пробрал меня нервный грибоедовский хохот? неужели истерика?). - Строжайше б запретил я этим господам на выстрел подъезжать к столицам!
      Фамусовский смешок прозвучал диковато в декорациях полуразрушенного средневекового замка. Кто-то из славянских дружинников удивленно обернулся... Плевать. Я уловил странную прелесть в черном юморе Грибоедова. Может быть, именно с эдакой улыбкой автор "Горя от ума" стоял на горячем пороге своего посольского дома в Тегеране, ожидая, когда на двор ворвется толпа мусульманских фанатиков?
      Любопытный феномен: старый алыберский царь воспринял мой юмор совершенно адекватно.
      - Это верно замечено, - серьезно сказал Леванид. - К столицам этих допускать нельзя, иначе гибель. Однако... отчего же не подпустить на выстрел? Напротив, даже нужно.
      Сказав сие, его величество в очередной раз пошел проверять боеготовность страшноватых механизмов для камнеметания.
      Наконец твари стронулись. Грянули тамтамы, высокая пыль потемнела и колыхнулась вперед - от берега до берега загрохотало и завизжало сталью. Кишащий паучий коктейль закипел на дне узкой пробирки, поганые насекомые полезли вверх, на выход. Из бесящейся мути вонючего дыма вывалил первый бунчук - полсотни песиголовцев: грязь стекает по стальным лошадиным бокам, кровь подсыхает на шипованных нагрудниках железных жеребцов. Красивый доспех разработал Сварог для Чурилиных гусар.
      - Ах, Чацкий! Я вам очень рада, - пробормотал я, вглядываясь из-под руки в тысячеглазое лицо наезжающей смерти... Да, гордый взгляд и резкий тон... Опять реплика Софьи Фамусовой! Да зачем привязался ко мне этот глумящийся Грибоед! Почти три часа я нервно расхаживал меж катапульт и моих затаившихся дружинников. Теперь ругаюсь и смеюсь. Правда, похоже на истерику? Простите: мой первый бой.
      Черные адские чацкие в глухих шлемах шли широко и вольготно. Ага, вот вослед за песиголовцами развернулся бунчук горных дивов: шипастые загривки, красивые рогатые налобники... Что ж, идите сюда, мерзавцы. Ближе. Ближе. Полюбоваться дайте-ка на вас... Ах, мальчики мои! Какой фасон прекрасный! Какие складочки! Обшито бахромой!
      Курчавые! Горбом лопатки!
      Сердитые! Кошачьи все ухватки!
      Да как черны... да как страшны!
      Ведь создал же Господь такое племя!
      ...Ничего-ничего. А потом Господь создал камнеметы. Для экологического равновесия. Разрыв-стрела впивается в наковальню на три дюйма. Толщина самого тяжелого греческого панциря - полдюйма. Азиаты напирают, ломают ворота - посол русской империи Александр Грибоедов выходит на горячий, нагретый персидским солнцем каменный порог своей резиденции, смотрит, как через стену лезут твари с кинжалами. Они хотят нас убить, они хотят нас убить, говорит русский дворянин Грибоедов. И добавляет: Ничего. Жанфудр70.
      Жанфудр.
      Зрелищно, как монстры из первого сна Софьи Павловны, пошел третий бунчук рыцари-угадаи. Черны как смерть и дыбом волоса! Тут с громом распахнули двери какие-то не люди и не звери... Нас провожают стон... рев... хохот... свист чудовищ!
      Да-да, стон и свист. Это снова заныли трубы, чаще-чаще-гуще застучали поганые сердца шаманских барабанабатов. Обгоняя тяжелых унгуннов, вперед вынеслась лихая ватага бойцов психологической поддержки: тридцать волшебников и злобных музыкантов с бичами, перьями, трещотками, жезлами... Наводят порчу, заклинают ветер, творят землетрясения и гром... Вот они, политруки Кумбал-хана. Визжат, танцуют в седлах, роняют по ветру вязкую слюну... Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой.
      Эти-то парни и лягут первыми.
      Я так хочу. Пусть первый залп накроет их, а не унгуннов. Страшны унгунны, но волхвы лютее. Ах, злые языки страшнее пистолета! Вот верное наблюдение, золотое правило родного фамусовского общества, на защите которого я сегодня немного постою.
      Я и мои камнеметы.
      - Вот этих затейников. Всех сразу, - зачарованно прошептал я царю Леваниду. - Очень прошу. Чтобы ни одного... ни души... и чтоб на семена не осталось...
      - Сделаем, дорогой! - улыбнулся голос Леванида из-под сурового забрала.
      Загорелые руки алыберов легли на рычаги...
      И я понял: нет звука слаще, чем рев разгневанного железного скорпиона. Жахнуло, как сказал бы Бисер, и жахнуло преславно. Белыми искрами брызнуло в стены, от грохота тонко заорали лошади - одну кобылу волной ужаса сбило с ног. Долгожданная свобода бьющего скорпионьего хвоста, красивая сила древних агрегатов горской самообороны злогремуче вынесла в небо тридцать два центнера горячих воющих камней - легко перекинула через стену полуразрушенного замка, проводила на километр южнее и уронила аккурат посреди полуострова. На чьи-то горячие головы.
      Я понял: мы не промахнулись. И знаете почему? Стало тихо.
      Воющий, свербящий звук, липкий и гнилой, как одуряющие газы, смолк внезапно и уже навсегда. Затихли грозные тамтамы, трещотки больше не звучат... Я вскарабкался на остов южной стены и посмотрел в бойницу. Котлован. То есть как обычно. Не осталось ни лошадей, ни перьев.
      - Что за тузы в Москве живут... и умирают, - весело прозвенело в голове. Готовьте второй залп. Еще разочек кинем, и пора уходить.
      Славянские бородачи метнулись к болтающимся цепям и веревкам - нелегко снова принудить к послушанию однажды высвобожденные пружины-рычаги, выкованные древними мастерами Алыберии из загадочного иверьянского булата... К счастью, хоть камни давно заготовлены. Надеюсь, минуты через три на Лисея Вещего снова возложат приятную обязанность: выбрать цель.
      Кажется, тупые твари Кумбал-хана не поняли, что произошло... еще оседает взрытая земля, еще движутся по кровавому месиву камни, оскальзывая по склонам котлована, а железная лавина продолжает катиться... по инерции. Теперь отчетливо слышны - отдаленный хруст стальных сочленений, да конский храп, да визганье кнутов... Дивы медленно соображают, улыбнулся я. Они не поняли, куда вдруг подевался (целиком) крикливый да шумный отряд офицеров магического воздействия... Отлично. Унгунны по-прежнему приближаются.
      За многие десятилетия ущельных войн алыберы научились удивительно метко разбрасывать свои камни. Вторая порция обломков известняковым градом обрушилась на передовой тумен песиголовцев... Ха-ха! Мильон терзаний - грудям от дружеских тисков, ногам от шарканья, ушам от восклицаний, а пуще головам от тяжких валунов! Оказывается, иногда приятно слышать хруст костей и лязганье сплющиваемых панцирей, подумал я - но не стал карабкаться на стену и наслаждаться кровавым зрелищем сквозь узкую бойницу. Надобно спешить. Я верю: мы не промахнулись. Теперь важно вовремя исчезнуть. По-индейски испариться, по-скифски ускользнуть, по-горски удрать.
      - Полная тишина! Катапульты снова укрыть ветками! Сначала уходят катафракты, потом гриди, потом камнеметы. Отступаем туда, откуда пришли. Потом сворачиваем севернее, за Щебетну Рощу. Спускаемся в овраг и сидим тихо.
      - Они не станут нас искать, - спокойно заметил царь Леванид, карабкаясь в седло. - Они спешат, им некогда. Им пора выдвигаться дальше на Властов...
      Я кивнул, подбежал к лошади, просунул носок сапога в стремя.
      Проклятие!
      Что это?! Голос боевого рога?! Совсем рядом, громогласно! Ах, болваны! Я же сказал: уходим в полной тишине!
      - Молчать! Прекратить! - зашипел десятник Неро, выпрыгивая с плетью в руке. - Кто трубил?
      И тут я понял: трубили снаружи. Просто звук отразился от стен и прозвучал отчетливо-ясно. Я медленно поднял лицо и - чувствуя, как по-птичьи замирает сердце - вопросительно посмотрел на дозорного алыберского арбалетчика на башне. Тот отчаянно размахивал рукавицей, указывая на север.
      - Он видит неприятельское войско на северных подступах, - негнущимся голосом сказал царь Леванид. Вздохнул и добавил: - Большое войско. Это они трубят.
      Серебряный голос боевого рожка прозвучал снова - задорно и весело. Я вздохнул, выдернул носок сапога из тесного стемени...
      - Приказ отменяется, - сказал я десятнику Неро. - Скажите дружине... пусть снова занимают оборону. Заряжайте камнеметы. Если не ошибаюсь, к нам пожаловали властовские полицейские. Во главе с этим идиотом боярином Гнетичем.
      Удрать не удалось, подумал я, быстрым шагом пересекая двор крепости в направлении северных ворот. Я попробую, конечно, повлиять на полковника Гнетича... Все-таки он - известный человек, солидный. Отличья знаков много нахватал; умен не по летам, и чин завидный; не нынче-завтра генерал.
      ...Скотина он, а не генерал. Смешал все карты, шериф проклятый.
      - Опустите мостик, - приказал я. Ушкуйники поспешно растворили северные ворота и кинули узенький дощатый мост через ров, почти сплошь засыпанный обломками стены. - Не надо охраны, - сказал я телохранителям. Теперь вся надежда на психологический эффект моего выхода. Грохоча каблуками по доскам, недобро и почти насмешливо поглядывая из-под нахмуренных бровей, вышградский князь Лисей Вещий вышел из раненой глыбозерской крепости навстречу блистательному войску боярина Гнетича.
      Надеюсь, успею очаровать Гнетича прежде, чем унгунны доберутся до наших боевых порядков... У меня в запасе не более трех минут.
      Сияющий кольчужный всадник уже скакал навстречу, мелко перетряхиваясь в дорогом седле. Боярин Гнетич был молод, серьезен и великолепен. Не меньше двух метров росту, окладистая свежая бородка, ясный взгляд прапорщика... От плеча до плеча на могучей груди - целое море звенящих блях, висюлек, побрякушек. И все же я заметил: Гнетич волнуется. Несмотря на стройные ряды копейщиков за спиной, он побаивается легендарного иноземца Лисея...
      - Боярин Гнетич, торопитесь! - быстро и сухо заговорил я, шагая навстречу. - Поганые наступают! Быстрее! Мы заперли их на полуострове, бьем этих тварей из камнеметов! Вы прибыли очень вовремя - теперь живо! Выдвигайтесь на правый фланг! Занимайте оборону рядом с моими катафрактами...
      Двухметровый воевода смутился, потом насупился.
      - Я послан усмирить тебя, князь Лисей! - вдруг выпалил он.
      - Что? Молчать... - захрипел я, подскакивая. - Как смеешь говорить с князем? А ну... вон из седла!
      Молодой боярин покраснел и, сопя, спешился. Он был хорошо воспитан и любил казаться строгим, но вовсе не хотел прослыть нечестивым невежей.
      - Посадник Катома приказал мне разоружить твое войско, князь Лисей! упрямо повторил Гнетич, спустившись на землю. - Ты хитрый иноземец! Ты заодно с Чурилой! Ты захватил Глыбозеро и теперь засел в чужой крепости! Ты помогаешь поганым! Ты...
      - А ну молчать, - прошипел я, злобно щурясь и по-княжески раздувая ноздри. - Кто распространяет эту ложь?
      - Так говорит посадник Катома. - Гнетич приосанился и даже впервые посмотрел сверху вниз. - Почему поганые не сломали твой город Жиробрег? Потому что вы заодно.
      - Они не сломали Жиробрег потому, что я умею защищать мой народ! взвизгнул я. - Они испугались меня, ясно? Потому что я - Вещий Лисей, умею воевать! В отличие от вас, глупых славянских медведей! Только и знаете, что драться друг с другом... Теперь ты пришел совать копья в колеса моих камнеметов? Никто, кроме меня, уже не сможет защитить Залесье! Тебе понятно, боярин? Никто! Князь Глыбозерский - стар и бессилен. Князь Опорьевский - молод и глуп. Посадник Тягота молит меня о помощи! Осажденная Зорянь умоляет о дружбе!